Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

Несмотря на появившийся смысл жизни и занятия теоретической артефакторикой, субботу Северус, хотя и не хотел себе в этом признаваться, ждал с нетерпением. Правда, когда Лавгуд все-таки появилась на пороге его дома, он привычно скривился и буркнул:

— Заходите.

Впрочем, кого он обманывал? Девушка весело сообщила:

— Здравствуйте, профессор, я тоже рада вас видеть!

Не спрашивая разрешения, она прошла на кухню и начала колдовать над чаем. Северус, все еще с недовольным выражением лица достал из шкафа печенье.

— Как Хогвартс? — спросил он безразличным тоном.

— Стоит, — ответила Лавгуд, и почему-то погрустнела. Северус отпил глоток чая и пристально посмотрел на ученицу. Хотя он и не мог, как она, читать эмоции, его жизненного и шпионского опыта хватало, чтобы легко угадывать ее мысли и сомнения. Сейчас она выглядела расстроенной и даже напуганной.

— И что у вас там случилось, Лавгуд?

Луна поставила локоть на стол и оперлась подбородком о кулак.

— Давайте, не тяните жилы из дракона.

— Понимаете, профессор, в школе большинство людей не умеют держать своих мозгошмыгов при себе. А у некоторых еще и нарглы агрессивные… — ответила она с отстраненно-мечтательным видом. Северус сделал еще глоток чая, подавив желание закатить глаза.

— Лавгуд, а можете сообщить мне ту же информацию не иносказательно? В субботу утром я не слишком люблю решать ребусы.

В этом была основная проблема с Лавгуд — она была чаще всего кристально честной, но понять это было непросто. Как ни боролся с ней Северус, за полтора месяца он так и не смог отучить ее от чудовищной привычки говорить загадками.

— Простите, сэр, — повторила она, — я имела в виду, что некоторые люди очень тяжело пережили свое поражение. А другим непросто далась победа. И теперь они мучаются сами и мучают других.

Это называется «Откровенность в стиле Луны Лавгуд».

— Ключевое слово — «мучают», верно?

Студентка кивнула. У Северуса сразу же появилось несколько нехороших подозрений, и он уже хотел было резко отмести их, но наткнулся на пронизывающий и очень печальный взгляд обычно искренней и радостной девушки.

— Мне не нравится мое предположение, Лавгуд, но я его выскажу. Кто-то использовал Непростительные?

Лавгуд медленно опустила голову и подняла. Это было даже не очень похоже на кивок. Северус почувствовал, как по спине пробежали неприятные мурашки. Он встал и принес из комнаты Омут Памяти, поставил его на стол. Студентка удивленно вытаращила глаза:

— Сэр, это ведь Омут Памяти, да?

Северус подтвердил, что это так.

— Но… простите, сэр, откуда он у вас? Это же очень редкая вещь.

— Вас это наверняка позабавит, мисс Лавгуд, но я стащил его у самого себя, — Северус скривился, вспоминая, как тайком пробирался в собственный старый дом.

Хоть он и вступил в права наследства, и юридически Омут по-прежнему принадлежал ему, он предпочитал бы оставаться мертвым в глазах всего магического сообщества, а потому не рисковал запросто войти к себе домой.

— Я хотел бы посмотреть ваше воспоминание, — сказал он все еще изумленно разглядывающей артефакт Лавгуд.

Она кивнула, достала палочку и опустила в Омут длинную серебристую нить. Северус опустил лицо в Омут и оказался в до боли знакомом коридоре недалеко от кабинета Защиты. Сначала Лавгуд шла в компании своих однокурсников, потом заметила развязавшийся шнурок, опустилась на корточки, чтобы завязать его и вскоре осталась одна. Убедившись, что рядом никого нет, она немного покружилась, улыбнулась и танцующей походкой пошла дальше. Сзади, и Северусу это было отлично видно, появились его студенты. Увы, этот выпуск был совершенно потерян для общества, год почти полной вседозволенности лишил их малейших представлений о нормах и рамках. Северус, чуть ли не закусив губу, наблюдал всю сцену — короткий обмен диалогами, фанатичный блеск в глазах Нотта, восхищение действиями старших товарищей у Причарда, и усталое безразличие на лице Забини. Потом прозвучал «Круциатус», Лавгуд упала на пол, Нотт засмеялся нездоровым смехом, Причард округлил глаза, Забини уставился в потолок. Северус хотел бы оказаться в этот момент в школе, он сумел бы, пусть и не до конца, привести этих щенков в порядок, встряхнуть, напугать и заставить почувствовать рамки дозволенного. Будь он в тот момент в школе, уже через полминуты оказались бы раскиданы по коридору, потом направились бы с ним в подземелья и горько пожалели бы о своем поступке. Северус никогда не снимал баллы со своего факультета, но провинившихся наказывал очень жестко и даже жестоко. Слизнорт — старая сентиментальная дамочка по своей сути — никогда не сможет напугать зарвавшихся молокососов. А слизеринцы, увы, понимают только язык силы и власти. Северус покачал головой. Единственное, что его порадовало, так это то, что в этой компании не было младшего Малфоя. Крестника он хоть и по-своему, но любил. Он помнил, как этот мальчишка появился на свет, как учился ходить, говорить, летать на метле. Увидеть его среди тех, кто наслал пыточное проклятье на одинокую девушку, было бы невыносимо больно. Неожиданно ситуация переменилась. Лавгуд резко открыла глаза, потрясла головой и поднялась на ноги. Причард вскрикнул, похоже, от страха, и ломанулся прочь. Нотт и Забини попятились. Забини улыбнулся и бросился вслед за Причардом, а Нотт попал под парализующее заклинание Лавгуд.

Воспоминание закончилось.

— Как вы смогли сбросить заклятье? — спросил он, вернувшись на кухню. Лавгуд пожала плечами:

— Я не знаю, профессор Снейп, просто сначала было очень больно, а потом я вдруг поняла, что внутри меня есть место, в котором совсем нет боли. Я словно бы потянулась к нему, и вдруг боль прошла.

— Вы знаете, что это практически невозможно? Пыточное проклятье — одно из самых опасных. Империо можно сбросить, от Авады — увернуться, а против Круцио бороться невозможно. Хотя, подозреваю, что это одна из особенностей именно вашей психики.

— Сэр, — позвала его Лавгуд, — когда я парализовала этого парня, я просмотрела его эмоции и, знаете, мне стало как-то не по себе. Понимаете, я думала, он какой-то злой внутри, нехороший. А на самом деле он просто несчастный и испуганный.

Девушка опустила глаза, а Северус вспомнил, как Альбус раздавал указания из своего кабинета, но почти никогда не принимал участия в схватках. И все его речи про «второй шанс» вспомнил. Его это всегда и раздражало, и восхищало: он не понимал, как можно настолько верить в людей. И вот, теперь Лавгуд говорит практически те же слова, что и Альбус. Старого волшебника убедить было нельзя, а вот эту девочку — еще можно попробовать. Он медленно сказал:

— Видите ли, мисс Лавгуд, он действительно, наверное, несчастный и одинокий. Но очень глубоко внутри. Вы можете это увидеть и осознать, а он сам — нет. И если вы начнете его жалеть, если решите опустить палочку, когда он попытается атаковать вас, он просто вас убьет. И не будет мучиться угрызениями совести. Я очень хотел бы, чтобы вы это запомнили. А теперь, приступим к занятиям.

Они вернулись в гостиную, и начали разбирать те записи, которые сделала Лавгуд в своем дневнике, хотя и оба понимали, что пора двигаться дальше. Наконец, Северус закрыл тетрадку и сказал:

— Давайте попробуем не выжечь мне мозг, мисс Лавгуд.

Она побледнела и замотала головой:

— А вдруг..?

— Никаких вдруг. Попробуйте расслабиться и пустить меня к себе в голову. Обещаю не просматривать ваши секреты — они мне без надобности.

Северус сел строго напротив ученицы и скомандовал:

— Просто успокойтесь и смотрите мне в глаза.

Ему самому тоже было страшно — прошлые попытки принесли только адскую головную боль. Но попытаться было необходимо — если верить Олливандеру и тем расчетам, которые Северус провел самостоятельно, времени у Лавгуд было не слишком много.

Разумеется, палочку он не использовал и резко в ее мозг не вторгался. Легким ментальным прикосновением спросил разрешения и почувствовал, как огненный щит опускается, открывая ему путь. Тут же он едва не потерялся в калейдоскопе ощущений и картинок. Лавгуд видела этот мир в сотнях феерических цветов, большинство из которых не имели названий, во всяком случае, в английском языке. По его субъективному восприятью, прошло около часа, прежде чем он сумел чуть-чуть приглушить яркость красок и начать ориентироваться в них. Память Лавгуд услужливо подкинула ему сцену на одном из уроков. Незнакомый преподаватель, окруженный синими мерцающими жужжащими точками, расхаживал вдоль доски и что-то говорил, но из-за жужжания и какого-то стрекота разобрать было невозможно ни слова. Старший курс Когтеврана и Пуффендуя сидел за парами, и каждого ученика окружали свои собственные точки и сгустки красок, они-то и издавали стрекотание. Северус почувствовал, как его собственная голова начинает раскалываться, и вернулся в свое сознание.

Когда он снова осознал себя в своем теле, то чувствовал себя так, словно носил бревна безо всякой магии. Все мышцы болели, руки тряслись, да еще и голова раскалывалась. Он взглянул на обеспокоенную ученицу с невольным уважением. Если она всегда видит мир именно так, то она, похоже, гений. Сам бы Северус в таком шуме и мелькании цветов не смог бы ни на чем сосредоточиться, а она была одной из лучших студенток курса.

— Сэр, вы в порядке? — спросила она участливо.

Он кивнул, но с трудом, а потом все-таки выдавил из себя:

— Я думаю, мы продолжим завтра. Мне явно нужен отдых.

— Сэр, вам чем-нибудь помочь?

— Нет, благодарю. Идите.

Лавгуд послушно поднялась и даже, кажется, попрощалась, но Северус уже этого не слышал, провалившись в сон.

Когда он проснулся, уже смеркалось. Чуть пошатываясь, он сумел встать из кресла и выйти на кухню. К своему огромному удивлению, на столе он увидел тарелку с омлетом, над которой явственно ощущались сохраняющие чары. Лавгуд решила все-таки чем-нибудь ему помочь. Северус чуть улыбнулся и принялся за горячую еду. Забота ученицы неожиданно оказалась очень приятной.