Тонкие миры — прочные связи (джен)

Они сидели на склоне, покрытом цветами.

То была тихая горная долина; величественные пики серо-голубыми призраками нависали над нею, но ближайшие пологие холмы казались зелеными и теплыми. В высокой траве пестрели красные и белые цветы. Если присмотреться, становилось ясно, что это белые маки и алые ромашки. Ничего особенного, такое случается в других мирах.

— Форд, — произнесла Венди нерешительно. — Я должна тебе кое-что сказать.

— Да?

Он обернулся к ней. Сердце у него замерло и забилось быстрее — как в юности. Собственно, он и был юн. Сейчас, рядом с нею, он сам себе казался молодым, необстрелянным глупцом. Да и был таким.

— Знаешь, похоже… помнишь, там были разные версии в предыдущем мире?

— Д-да?

— И ты говорил, что та, другая Венди, не может выбраться, потому что есть только я? Только мы с тобой?

— Да?

Он не понимал, куда она клонит…

— Знаешь, в одном из вариантов этого параллельного мира… мы… ну, короче, нам крышу немножко снесло, когда мы увидели будущее. И в ту ночь, накануне отлета, я пришла к тебе…

— Я этого не помню… — предательски забормотали его губы, хотя он на самом деле начал припоминать: ее глаза поразительно близко, и хрупкие плечи под его пальцами, и то, как он гладил ее волосы, прижимая к тебе…

— Я пришла к тебе, и… блин, Форд! Походу, этот портал прошла та версия меня, у которой будет от тебя ребенок!

Рука Венди была прижата к животу.

Форд проснулся от ужасного чувства: смеси ужаса с великой радостью.

Он полежал, глядя в потолок и переведя дыхание. Дыхание… рядом кто-то дышал. Живой человек. Дышал ровно и размеренно, как некто усталый, кого не разбудишь такими пустяками, как трепыхание партнера по постели…

Слегка испуганно, Форд повернул голову.

И увидел знакомый вихрастый затылок на подушке рядом. Диппер. Ну конечно, они смогли снять в этом мотеле всего два номера, оба с с одноместными кроватями. Диппер как-то слишком решительно заявил, что они с Фордом без проблем займут один — словно думал, что Форд попытается возражать.

Форд выдохнул. Он сам не знал, чего чувствует больше — облегчения или разочарования. Он и не подозревал, что это не литературное клише, а настоящая, легитимная сместь чувств.

(Было ли что-то между ними в ночь перед отправлением?.. Нет, не было, ни в одной из реальностей не было, ни одна версия Форда не могла бы так забыться… Это просто сон, сон внутри сна. Или он очень на это надеялся.)

Одно было ясно: так просто заснуть теперь не получится.

Стараясь не разбудить своего соседа, он осторожно поднялся. К счастью, оттягивать одеяло не пришлось: оба спали одетыми — на всякий случай. После недавнего столкновения с культом Самосожжения рисковать не хотелось. Как сказал им пожилой консьержка, давая ключи от номеров: «В рубашке родились, надо же. Обычно если уж эти вцепятся, так и не отпускают...»

Консьержка также обещал, что на общей кухне мотеля есть чай и кофе. Можно налить себе чашку и заняться приведением в порядок записей… Накануне вечером Форд прослушал диктофонные записи Диппера, но времени дополнить свой дневник у него не было.

Выйдя из комнаты, Форд посмотрел, не светится ли полоска под соседней дверью. Темным-темно, конечно же. А он что, думал стучаться среди ночи к двум девуш… девочкам, Форд, они просто девочки! Особенно Пасифика, но и Венди недалеко от нее ушла. Сколько у них разницы — два, три года? А между тобой и ею — больше сорока, и не забывай об этом ни на секунду! Даже Диппер сейчас староват для Венди, а ты старше его еще на двадцать с лишним лет...

Кухня мотеля находилась внизу лестницы, в начале коридора (их номера располагались на втором этаже).

Еще с лестницы Форд увидел там свет и приготовил свою самую располагающе-вежливо-незаметную улыбку. Перекинуться парой слов с полуночниками, которые там сидят, пока варится кофе или заваривается чай, а потом быстро назад…

Но с порога кухни он заметил знакомые рыжие волосы — сейчас заплетенные в косу.

Форд замер. Он хотел развернуться и уйти, но Венди его опередила. Не поворачивая лицо ко входу, она произнесла:

— Я тебя слышу, Улыбака.

Форд прочистил горло, не зная, что сказать.

— Я чайник заварила. Кофе тут мерзкий. Сейчас налью тебе.

Перед Венди на кухонном столе в самом деле стояла дымящаяся кружка, но она не сделала движения, чтобы налить Форду.

— Я сам, спасибо, — сказал он неловко и направился к открытому буфету, где этих кружек стояло штук двадцать, и все предельно разные.

Даже удивительно, насколько этот мотель в другом мире напоминал какие-нибудь молодежные хостелы его юности. И вообще весь этот мир — если бы не культ самосожжения, — ну прямо старая добрая Америка. Или как раз культ намекал на сходство?..

Снимая кружку, он спросил как бы между прочим:

— Все хотел спросить… почему ты называешь меня Улыбакой?

— А ты не помнишь?

Форд подумал (не в первый уже раз) что у Венди очень красивый голос. Хуже того, он знал, что с возрастом этот голос станет звучать еще лучше: пропадут зажеванные концы слов, тон станет чуть ниже, исчезнут эти ленивые подростковые модуляции…

— У нас же был уже разговор, — неловко сказал, он оборачиваясь и облокачиваясь на стойку: он не рисковал подходить и садиться с нею за один стол. — Наши наборы воспоминаний далеко не всегда пересекаются. Во-первых, существует очень много альтернативных будущих. Во-вторых, разум далеко не всегда запоминает одни и те же значимые куски даже из одинаковых или похожих линий…

— Да-да, — перебила Венди. — Я называю тебя Улыбакой, потому что когда у меня началась депрессия, ты так пытался меня из нее вывести. Ходил все время с неестественной улыбкой, приклеенной к лицу. Это было ужасно. Ты все-таки совершенно не умеешь обращаться с людьми.

— М-м, — пробормотал Форд. — Хорошо, что я этого не помню.

— Ты правда не помнишь, что я тебе рассказывала о своей матери? — спросила Венди очень резко, как будто струна лопнула.

Форд подумал, что она очень долго решалась на этот вопрос.

— Помню, что ты плакала у меня на плече, — сказал он честно. — Помню, что это как-то было связано… — он поколебался. — С наркотиками. Хотя почти уверен, что ты сама их не принимала. Это все.

— Да… — Венди тряхнула головой. — Ладно, слушай.

— Тебе не обязательно…

— Обязательно, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Я думала, что нет, но… Правда, извини за сегодняшнее. Я знаю, тебе это так же сложно, как и мне… ну, то что мы пережили. И я вот сегодня в тысячу раз все усложнила.

Форд поразился такому точному и рациональному анализу из уст человека возраста и пола Венди. И почувствовал, что он, кажется, только что влюбился в нее еще немножко сильнее. Что, конечно, делало его положение только хуже.

— Тебе не нужно оправдываться, — выдавил из себя он.

(В то же самое время, когда та его часть, которая сидела ночами над книгами и задергнула шторы перед лицом Стэнли, вопила: «Конечно! Конечно, она должна оправдаться! Она меня погубила! Стоило столько лет избегать женщин, чтобы попасться какой-то малолетке!»).

— Я не… я не оправдываюсь, — Венди покачала головой. — Просто, понимаешь… я ее послала! Я ей сунула деньги — все, сколько у меня было, я же прошлым летом подрабатывала у Бада Глифула на подержанных тачках, все, чтобы она с братьями не увиделась…

— Прошу прощения? — Форд почувствовал, что он теряет нить рассказа.

— Ну, мама ушла шесть лет назад, — вздохнула Венди. — Она… папа особо про это не говорил. И она сама не объяснила никак. Просто однажды проводила нас в школу… Грег, это мой самый младший брат, как раз начал первый класс. Потом прихожу домой, а дома пусто, и посуда не помыта. И маминых вещей нет. И еще моя кукла пропала. У меня была хорошая такая кукла, бабушка подарила. Я в нее и не играла никогда, но она была фарфоровая, красивая. Она у меня сидела на шкафу вместе с мягкими игрушками. Я об этом и не думала тогда, не заметила куклы. Заметила только потом. Ну, погуглила… — Венди пожала плечами. — Это довольно дорогие куклы, немецкие. Я никогда об этом не думала. Бабушка часто дарила кому-то из нас дорогие игрушки… Хорошо, что она не взяла приставку, парни без нее бы правда страдали, а мне кукла была не нужна…

— Твоя мать взяла твою куклу? — Форд почувствовал, что кулаки у него как-то против воли сжимаются на кружке. — Она… уже употребляла, я так понимаю?

— Папа потом рассказал мне, что она начала за несколько месяцев до этого, — Венди говорила, глядя себе в колени. — Точнее, снова начала. Она курила травку, когда они познакомились. Ездила везде с байкерами. Встретила папу в клубе лесорубов, решила, что это ужасно романтично, и осталась с ним. Потом у нее началась депрессия. Я помню, она по выходным запиралась у себя в комнате, и нам не разрешалось шуметь, чтобы ее не потревожить. Даже па ходил на цыпочках, а ты видел моего па.

Форд кивнул: его воображение отказывалось представить «Мужика» Дэна на цыпочках.

— Ну вот, потом па поймал ее пару раз. Уже не с травкой, с чем потяжелее. Таблетки и типа того. Она обещала прекратить ради детей, в смысле, ради нас. Говорила, что это последний раз. А потом просто взяла и уехала, — Венди передернула плечами. — Па тогда разнес машину одного чувака, который торговал этой дрянью. Блаббс вроде даже его посадил на пару суток. Как он говорил потом, просто чтобы дать ему остыть. Обвинений не предъявляли.

— Ты сказала, что сама дала ей денег…

— О, это было потом. В прошлом году, — Венди вздохнула. — Ну, на самом деле ничего такого ужасного не было. Мама просто выловила меня на выходе из школы. Сказала, что приехала, что планирует завязать, что ей нужны деньги. Что она скучает по мне с братьями.

— И ты…

— И я сказала, что если она посмеет показаться вблизи нашего дома, то я приложу ее обухом топора, — сказала Венди. — Я этим не горжусь. Но… она так выглядела… Я подумала, что не хочу, чтобы братья ее видели. Может, я ничего не понимаю. Но по ней не похоже было, что она пытается завязать

— И?

— Она сказала, что уедет, если я дам ей денег. Не так прямо. Она сказала, что ей нужно сколько-то, чтобы попытаться начать новую жизнь. Я сказала, что отдам ей все, что у меня есть, только пусть не приближается к мальчикам. Ну и достала заначку, — Венди пожала плечами. — Обошлась без спортивного байка в том году. А на следующий год пошла к Стэну подрабатывать. Он на словах-то платил меньше, чем Бад, а на деле выходило больше, потому что не срезал штрафы за опоздания и всякие там пылинки на кассе.

У Венди был голос человека, слезы которого давным-давно превратились в стеклянистую массу.

Что же так зацепило ее сегодня… что так растревожило, что она кинулась целовать Форда? Он был уверен, что они оба решили забыть все, что произошло между ними в предыдущем мире. Во всяком случае, решили постараться забыть, и вдруг...

И тут Форда осенило.

— Эта женщина, которая нас гипнотизировала… она напомнила тебе мать?

Венди быстро кивнула два раза и отвернулась, будто стеснялась чего-то, хотя и так не смотрела на Стэнфорда, а смотрела на свои колени.

— Венди… Ничего, если я тебя обниму?

Она сама кинулась ему в объятия.

Он крепко-крепко прижал ее к себе и поцеловал в волосы, пока она рыдала.

Это был дружеский или отцовский поцелуй. По крайней мере, Форд постарался сделать его таким.

В этот момент он понял, что не может, просто не может допустить, чтобы с этой девушкой еще хоть что-нибудь случилось. Конечно, он никогда не будет ни ее любовником, ни мужем и отцом ее детей — для первого он слишком уважает себя, а второго уж точно не захочет она сама, даже если из-за подросткового гормонального баланса и питает к Форду некоторое… назовем это сексуальным любопытством. Нет, никогда между ними не будет ничего, кроме дружбы. Но ведь дружбы достаточно, чтобы поддержать человека или помочь ему. Должно быть достаточно.

Он упустил Стэнли. Он упустил Диппера. Возможно, он упустил Мейбл. Будь он проклят, если хотя бы еще один человек, которого он любит, пострадает из-за него!

* * *

Когда Венди вернулась в комнату, Пасифика не спала. Наследница Нордвестов сидела у окна, поджав колени к подбородку, и с интересом смотрела на то, как Венди нечаянно пнула тумбочку в темноте и выругалась.

— Ты не можешь запинаться в темноте, — сказала она. — Ты — крутой выживальщик в Апокалипсесе.

— Хочу и запинаюсь, — огрызнулась Венди, стараясь не дать понять, что глаза у нее на мокром месте.

— Спорим, он поцеловал тебя в лоб, — сказала Пасифика почти сочувственно. — Я читала, что они всегда это делают.

Венди прикинула, не притвориться ли ей, что она не понимает, о чем Пасифика говорит. Потом решила, что овчинка не стоит выделки.

— Где читала? — спросила Венди устало, садясь на свою половину кровати. — В любовных романах?

— В учебниках по психологии, — фыркнула Пасифика. — Не отчаивайся, он тоже тебя хочет. Просто решил вести себя благородно. Главное, не пытаться сломить его сопротивление в лоб. Со Стэнли Пайнсом и правда бы хватило глаз на мокром месте и дрожания подбородком, но этот слишком замкнут на себе. Тут потребуются меры посерьезнее.

— О чем ты? — спросила Венди с некоторым ужасом. — Я не собираюсь…

— Ну да, ну да, — Пасифика ухмыльнулась (чеширская улыбка была видна даже в темноте) и зевнула. — Если понадобится совет, спроси. Я бы предложила соревнование, кто быстрее, но увы, у тебя преимущество в два года. Я думаю, ни одного из них не разведешь ни на что серьезное, пока нам не исполнится хотя бы восемнадцать. Хотя, конечно, наверняка есть миры и страны, где возраст согласия пониже, и при некоторой ловкости...

— Одного из них? Ты… — мозги совершили кульбит. — О боже, — застонала Венди, накрываясь одеялом с головой. — Ты положила глаз на Дипа!

— Он добрал того, чего ему не хватало мальчишкой, — сообщила Пасифика. — Уверенности в себе. И опыта. Только не говори, что не заметила!

— Да, но… это отвратительно! — Венди постаралась собрать крошащееся вдребезги представление о мире. — Это же… это же Дип! И ему больше тридцати!

— Тогда представь, как он смотрел на то, как ты целовалась с его дедом, — немилосердно посоветовала Пасифика. — Ладно, я спать.

Венди лежала с открытыми глазами. Черт, ну и ситуевина! И ведь хуже всего было даже не то, что она влюбилась в человека в три раза старше. Хуже всего было то, что она не могла сказать себе: «мы не подходим друг другу, ничего не выйдет». Она точно знала, что они подходят. У нее было где-то тридцать лет воспоминаний, чтобы подтвердить это.

Он упрям — а она еще упрямее. Он зацикленный на мире в своей голове эгоист (никто не знал этого лучше Венди, Пасифика могла ей об этом и не напоминать), но и она — достаточно пофигистка и эгоцентристка, чтобы не обращать на это внимание. И главное, когда он выбирался из этого своего мира, он так и пылал новыми идеями, словно фейерверк… На него даже просто смотреть было приятно. И каким добрым он мог быть, когда вдруг вспоминал про окружающих… И как он смотрел на нее…

И, конечно, секс, напомнил ей предательский внутренний голос. Секс тоже был очень крутой.

Но фишка в том, Венди знала: когда Форду будет девяносто два года (приблизительно) с ним случится сердечный приступ. Инфаркт там или инсульт, она не разбиралась. Но это происходило во всех вариантах будущего, где он не погибал раньше от какого-нибудь несчастного случая. Девяносто два года, а потом еще, если везло, несколько месяцев отвратительного существования — и они с сыновьями хоронили его в реке. Или сжигали. Или закапывали в землю, пока Странники стояли вокруг с приличествующе скорбными, но слегка любопытствующими лицами.

Может быть, эти самые девяносто два года заложены в хромосомах Форда. Она слышала, что у людей есть запрограммированный возраст смерти. Ей, Венди, тогда будет пятьдесят. И она будет чувствовать себя так, будто умерла тоже. И никогда по-настоящему не оправится. О, она знает, что она будет улыбаться, и шутить, и даже вести себя как всегда, и даже забывать о своей потере понемногу.

Через несколько лет память о Форде станет сном… но иногда, в ужасные, ужасные минуты все будет становиться с ног на голову, и ей будет казаться, что сон — это жизнь без него, что все вокруг неправда, и тогда, вместе с ним умерла она сама. Она перестанет бояться собственной смерти. А смерть придет еще нескоро — по естественным причинам только через тридцать, сорок, а в одном памятном случае даже, похоже, через пятьдесят лет (эту линию Венди помнила очень смутно: там мозги уже совсем отказали).

Кто-нибудь романтически настроенный сказал бы: зато у вас было больше времен вместе, чем у большинства супружеских пар…

Но это слишком простой способ смотреть на вещи. То были тридцать лет в вакууме, а теперь они среди людей. Например, роди они ребенка и отправься вместе на прогулку, Форда без вариантов будут принимать за отца Венди и деда малыша…

Хотя это она сильно забегает вперед. Нужно же еще вернуться в свой мир (или хотя бы найти какой-нибудь нормальный) и уцелеть при этом. Да и вообще вся эта романтика не по ней, надо кончать перекатывать в голове такую фигню...

Интересно, а Форд сейчас тоже ворочается с боку на бок?..

Венди прислушалась. В мотеле царила тишина: даже половицы не скрипели. Может, если встать и опять пойти на кухню, он снова будет сидеть там, невидяще глядя в свою кружку с чаем?..

Тут она уловила мощный храп из-за стены напротив. Храп был похож на стэновский, ну, может, чуть потише. Она хорошо его знала. Она слышала его рядом с собой в шатре на протяжении многих ночей…

Венди против воли улыбнулась (мужчины!) — и зевнула. Под знакомые звуки засыпалось… ну, как-то само собой. Автоматически.