Антарес Блэк и ящик Пандоры (джен)

Когда Антарес добрался до гостиной, был уже вечер. Не входя внутрь, он целенаправленно свернул в сторону общих туалетных комнат. Сэллоу шагал рядом, почти не выказывая признаков тяжелого опьянения. Почти.

— Катишься по наклонной? — чей-то окрик заставил Блэка мысленно выругаться. Он медленно обернулся, стараясь держаться ровно. — Даже не удивлен. Бедная черная овца в нашей семье…

Антарес на секунду остановился. Тяжело оперся ладонью о стену и обернулся на голос.

Орион. Снова совершенно не вовремя. Опять в самый неподходящий момент. Так было, так есть и так будет. В мире всегда должно быть что-то неизменное.

«Завтра, у входа в слизеринскую гостиную…»

Сутки выдались слишком насыщенными. Немудрено было запамятовать о заблаговременно назначенной встрече с братцем.

— Делаешь все, чтобы я передумал, а? Так держать, Орион, — ядовито буркнул он в ответ и, не глядя на собеседника, заставил себя продолжить путь.

Себастиан, наблюдавший сцену теплого семейного взаимодействия из партера, даже не повернул головы, устремившись следом. Ему было все равно — скорее всего, его волновало лишь собственное самочувствие.

— Ты забыл, да? — насмешливо бросил Орион вдогонку.

— Нет, — проворчал Антарес. — Я просто расставляю приоритеты. И твоя персона где-то примерно последняя с конца.

Тот лишь скептически хмыкнул в ответ.

— Жди здесь. Вернусь минут через… — Блэк-старший бросил взгляд на Сэллоу, — минут через десять.

В туалете, к счастью, было пусто. Спустя энное количество времени, наполненного не самыми приятными ощущениями, Себастиан привалился к деревянной панели, разделяющей кабинки. И, наконец вдохнув полной грудью, изрек очевидную истину:

— Благослови Мерлин того, кто придумал вытрезвляющие заклинания…

Блэк пробормотал что-то, долженствующее обозначить искреннюю солидарность с высказыванием, и с силой растер лицо ледяной водой. Впрочем, посчитав эффект недостаточным, секунду спустя сунул голову под кран целиком.

— Ты бы хоть мантию снял, — фыркнул Сэллоу.

Антарес разогнулся, взъерошил влажные волосы. Приятно-бодрящие холодные струйки пробирались за шиворот, стекали вниз, по спине. Рубашка промокла насквозь.

— Все под контролем, — серьезно заявил он, — Так и задумывалось.

Тошнота почти ушла, и он больше не прилагал усилий, чтобы стоять ровно. На краткие мгновения жизнь засияла удивительно яркими красками.

Еще через пять минут из туалетной комнаты вышел новый Антарес Блэк, оставив старую и неприглядную версию себя где-то в мусорной корзине, словно сброшенную кожу. Прическа его вновь была безупречна, мантия отглажена, а натянутое на лицо выражение из обширной коллекции «гардероба презрительных мин» демонстрировало достаточную степень насмешки по отношению к окружающему миру. Только красный, уже чуть подживший после целительского заклятия след на левой брови, да ноющая нога напоминали о веселом вечере.

Сэллоу, утомленный приключениями, без всяких сомнений свернул в гостиную. Блэк же, остановившись, окинул все еще никуда не девшегося Ориона тяжелым взглядом. По правде сказать, он надеялся, что тот ушел, не пожелав ждать у моря погоды. Надежды, разумеется, оказались тщетны.

— Идем, — бросил Антарес, щелкнул пальцами и развернулся, направляясь прочь от слизеринской обители. Он знал, что братец так или иначе последует за ним.

Где именно в Хогвартсе найти место для занятий тем, чем заниматься категорически запрещено? Можно было бы пойти в крипту, но… Один любопытный когтевранец и так знает о ней непозволительно много. К тому же она — общая тайна. Вновь выяснять отношения по поводу того, кто еще достоин там находиться, не было никакого желания.

Поэтому Блэк направился вниз, в сторону пыльных заброшенных подземелий. Вести братца в Зал картографии — идея еще хуже. Но кто сказал, что сейчас обязательно проходить весь путь до конца?

— Ммм, никогда здесь не был, — Орион вертел головой, осматривая окрестности. — Мы в запретной части Хогвартса? Или еще нет?

Антарес ощутил отчетливое дежавю.

Интересно, можно ли скормить Лабиринту отражений еще одного мальчишку? Тем более, что этому юному представителю факультета воронов там явно самое место…

— Прекрати пялиться по сторонам, — раздраженно проворчал он. — Иначе я просто оглушу тебя и оставлю здесь. Будешь выбираться обратно самостоятельно. Глаза в пол, мысли и фантазии поглубже в… то, чем ты там думаешь.

— В отличии от тебя, я пользуюсь…

— Просто замолчи.

Спустя некоторое количество времени, не поддающегося подсчету, они остановились. Антарес потянул на себя латунную ручку массивной рассохшейся двери, одной из многих таких же, что они миновали ранее. Но эта, в отличие от остальных, подходила. Скорее всего.

— Здесь… странно. И неуютно, — заключил Орион, шагнув внутрь следом за ним.

Высокий потолок пустого зала, почти теряющийся в темноте, непонятным образом давил на плечи, заставляя вспомнить все вариации страха замкнутых пространств. Острые лучи огромных красных семиконечных звезд на полу и стенах будто резали сознание по живому, оставляя ощущение чего-то неестественного и угрожающего.

— Так и должно быть, — спокойно ответил Блэк-старший и обернулся, — Империо.

Больше слов не понадобилось. Орион замер с блаженной улыбкой на губах. Во взгляде его не осталось ничего, кроме бездумного обожания.

Антарес медленно обошел застывшую фигуру по кругу.

— Вот теперь я могу спросить тебя, откуда ты знаешь о тайном месте за часовым механизмом. Заставить тебя забыть обо всех своих глупых потугах на шантаж. А после пойти и шагнуть вниз с Астрономической башни. Просто потому, что ты меня раздражаешь.

Незамутненное выражение счастья на лице брата померкло, сменившись чем-то более… сложным.

— Тебе грустно? — издевательски проговорил Антарес, — Ты бы сделал все, что угодно, чтобы я был тобой доволен?

— Да, — выдохнул тот, вкладывая в единственное слово столь многое, что оно едва смогло поместиться в звуках грубой человеческой речи. — Пожалуйста…

— Пожалуйста — что? Скажи это. Попроси меня.

— Пожалуйста… — взгляд исподлобья стал по-настоящему жаждущим, — пожалуйста, заставь меня. Заставь! Прикажи… Я хочу! Хочу… чтобы ты улыбался!

— Разве я могу отказать, когда любимый брат просит меня о чем-то, — рассмеялся Блэк. — Сними мантию. И рубашку. Не хотелось бы превращать их в лохмотья. Думаю, школьная форма от мадам Ренар стоит больше, чем твоя никчемная жизнь.

Мальчишка без всяких сомнений расстегнул пуговицы, сбросил ткань с плеч.

Заклинание головного пузыря — забавная штука. Очень удобная, совершенно универсальная. Но если сделать сферу непроницаемой и убрать кислород изнутри…

Орион захрипел, жадно хватая ртом остатки воздуха, как маленькая смешная рыбка. Рухнул на пол.

— Диффиндо.

Слово хлестнуло, точно плетью. Удивительные чары. Ими можно филигранно резать бумагу, как ножницами. Можно нанести легкие раны. А можно разрубить человека напополам. И формула всегда будет одной и той же… Разумеется, подобное требовало отточенного контроля. Но это заклятие для Антареса все еще оставалось одним из самых любимых. Раньше в моменты скуки он, бывало, развлекался, отрезая головы пойманным муравьям так, чтобы не повредить стол. И сейчас, в целом, не было разницы в технике, потому что между насекомыми и людьми не такие уж фундаментальные различия, когда знаешь, что делаешь.

Он дернул палочкой, ненамного ослабляя действие удушения, и добавил еще одно слабое режущее. И еще…

Орион, наконец сделав вдох, тут же взвыл. Крик смешался с удовольствием, что несла с собой жуткая магия Империо. Абсолютно противоположные чувства разрывали его разум на части. Блэк замер и на долю секунды прикрыл глаза, с трудом заставляя себя остановиться на краю пропасти, в которую невыносимо хотелось рухнуть прямо сейчас.

Нечто, созданное древней магией, вновь зашевелилось в сознании, проснулось, защекотало плечи, шею, скользя по коже длинными нарисованными телами. Им определенно было по душе происходящее.

Антарес сжал зубы.

Это не то.Не то, что мы желали бы на самом деле. Все не по-настоящему. Иллюзия, просто невозможно приятная иллюзия…

Он отменил Империо.

Брат свернулся на полу, тяжело дыша. Теперь взгляд его был полон боли, ненависти, разочарования и страха. Естественных и неподдельных.

— Еще? — бросил Антарес.

— Н-нет. Не надо! — Орион зашелся истеричным кашлем.

Блэк-старший спокойно дождался окончания приступа. Повертел палочку в пальцах.

— А как же твое решительное рвение к изучению темной магии? — он выгнул бровь, пристально уставившись на всхлипывающее тело. — Ты же так хотел обучиться чему-нибудь… особенному?

Орион сдавленно фыркнул, с трудом глотая слезы, заталкивая их так глубоко, как только мог:

— Если это — обучение… То я — Венгерская Хвосторога, урод.

Антарес хмыкнул:

— Язвишь? Мне нравится. Я ведь даже не отобрал у тебя палочку, а? Так отчего ты даже не думаешь ей воспользоваться? Почему ты ноешь вместо того, чтобы оглушить меня? Поджечь, разрезать, переломать кости, проклясть? Почему валяешься на полу и просишь о пощаде всего лишь после маленькой наглядной демонстрации? Смотри, я помогу тебе: Кру-ци-о.

Он произнес вербальный компонент по слогам, начертив полную формулу, но не отпуская магию на волю — жуткие чары остались лишь сухими строками, никак иначе не проявившись в реальности. Кончик волшебного инструмента выписал огненные росчерки, зависшие в пространстве и даже не думавшие тускнеть. Выждал достаточно времени для восприятия демонстрируемого учебного материала. Но Орион, занятый собственными неприятными ощущениями, лишь таращился на него исподлобья, боясь выпустить из виду. Правой рукой он вслепую, панически шарил по полу, пытаясь нащупать собственное оброненное оружие.

— Зачем ты пялишься на меня, идиот? Хочешь прожечь во мне дырку взглядом? Даже в мире магии для этого нужны инструменты. Я только что дал тебе лучший — а ты, вместо того, чтобы использовать его, только и делаешь, что сопишь, пыхтишь и мечтаешь о пощаде? — Антарес скривил губы и принудительно, одним взмахом палочки, заставил Ориона развернуть голову в нужную сторону. — Читай. Усваивай. Или ты думаешь, мне просто нравится рисовать горящие закорючки? Если ты не желаешь учиться, как человек, я буду дрессировать тебя, как собаку.

Он, не делая паузы вовсе, вновь произнес запретное слово подчиняющего проклятия. А сразу следом — чары, используемые для упаковки одежды, лишь немного модифицированные. Магия скрутила чужое тело. Сложила в максимально компактном виде, выворачивая и растягивая конечности.

Орион задергался, взвыв. В оглушительном визге звенели боль и сладкое осознание собственного унижения и беспомощности.

— Это все, что ты можешь? — глумливо процедил Антарес, наблюдая, как его сила уродует чужие тело и разум. — Визжать, как поросенок? Как маленькое глупое животное?

Теперь он продержал братца под чарами чуть меньше. Но и этого хватило с лихвой. Тот, задыхаясь от рыданий, с трудом перевернулся на спину. Движения его были панически-дерганы.

Блэк-старший медленно подошел ближе. Орион засучил ногами в глупой попытке отползти подальше, невразумительно бормоча ругательства пополам с мольбами. Антарес не особо вслушивался. Слова «умоляю, только не надо…» давно не трогали его сердце. Он лучше остальных понимал, насколько они бесполезны.

Потому он просто взмахом палочки подтащил тело обратно.

Осознав тщетность бегства, мальчишка замер, дрожа и жадно хватая ртом воздух. Лицо его раскраснелось, пошло уродливыми багровыми пятнами. Антарес тихо хмыкнул. Вскинул руку, прочерчивая длинный разрез через левую щеку. Братец дрогнул, дернулся, но больше не попытался уклониться от неизбежного.

Ярость, страх и бессилие. Их густой, тяжелый аромат витал в воздухе, проникал в самые дальние уголки сознания.

— Что, больше не скажешь мне чего-нибудь язвительного? Неужто? Ты смирился? — насмешливо фыркнул Блэк. — Боишься? Или, может, думаешь, если выдержишь все, в конце концов тебе откроются желанные тайны запретного искусства? Это не банальное испытание на выносливость, недоумок… И не игра «угоди Антаресу, почеши его самолюбие собственной беспомощной покорностью и жалким нытьем».

Орион наконец заставил себя подняться. Его шатало. Конечности слушались плохо, он напоминал осьминога, выброшенного на берег и запутавшегося в собственных щупальцах.

Антарес покачал головой. Махнул палочкой, творя обезболивающие чары и останавливая кровь. Не то, чтобы они могли вернуть все, как было… Скорее просто стабилизировали состояние.

— Да ла-адно! — выдохнул мальчишка, едва удерживаясь на дрожащих ногах. Голос его был хриплым, прерывистым. — Твои... игры... — Он сделал болезненный вдох, опершись рукой о ближайшую колонну. — Я-то знаю! Злишься?.. Завидуешь?.. — Еще один вдох, глубже. — Я же сам пришел... просил... — Взгляд, полный ненависти, уперся в Антареса. — А ты — ты... наслаждаешься!.. — Голос сорвался. — Знаешь... что я не сдам аврорам, декану... — Он сглотнул, пытаясь собрать силы для последнего выпада. — А отец и Финеас... не накажут, сильнее, чем уже это делали... — Короткая пауза, еще одна попытка вдохнуть полной грудью. — И это — обучение?!

Он выпалил последнее слово и тут же замолк, машинально вжав голову в плечи. Согнулся, упираясь ладонями в колени, тяжело и хрипло дыша. Судя по всему, даже такая речь далась его телу невероятно тяжело.

Похвальная смелость. Но все же… Твой рот работает быстрее мозга. Язык, что помело. Произнеся именно то, что думаешь, ты тут же безумно испугался пожалеть о каждом своем слове. Неправильно. «Тролль» тебе.

Антарес подошел вплотную. Издевательски-медленно провел ладонью по окровавленной шее.

— Ну и дурак же ты... — он усмехнулся и внезапно щелкнул братца по носу. Тот дернулся от неожиданности. Антарес походя слизнул солоноватые капли на кончиках собственных пальцев.

Приятно. У младшенького богатый вкус. Это забавно. Казалось бы, мелкая надоедливая дрянь должна отдавать пресной посредственностью…

— Думаешь, что умный? Все понимаешь, а суть прозевал. Плевать, чего хочу я, что мне нравится, и чем я наслаждаюсь. Темную магию не вымаливают, как милостыню. Она — не служанка. Заткнись, наконец. Когда я снова наложу Империо, чтоб я больше не слышал твоего «Антарес-люблю-тебя-сделай-больно-нет-пожалуйста-стой!» Настоящее чернокнижие не для ничтожеств. Оно сожрет тебя живьем. Забудь «правильно». Забудь «хорошо». Просто делай. Поставь меня на колени. Заставь весь мир выть о пощаде. Ну?! Так и будешь стоять, скотина безвольная? Шагни. Вперед, в пропасть, в бездну. Или сдохни!

Орион дернулся, как от пощечины. Потянулся к оружию. Слишком медленно. Слишком неуверенно. Скорее обреченно. Антарес шевельнул палочкой, вздергивая его над полом и переворачивая вверх тормашками. Братец смешно затрепыхался, сбитый с толку.

— Империо, Орион. Диффиндо. Я повторю это столько, сколько нужно.

Крик резал тишину, дробя на части, и собирая, будто из кусочков мозаики, нечто новое. Нечто удивительно-красивое.

Блэк швырнул тело на пол, отпуская магию. На секунду почудилось, будто острые грани совершенно плоских нарисованных на полу звезд впиваются в чужой живот, разрывая не плоть, но суть. Добавляют происходящему необходимый штрих, как последние мазки краски — живости картине.

— Или я продолжу учить тебя, как считаю нужным… Или можешь попробовать слезно упросить меня оставить тебя в покое, — продолжил Блэк. — И больше мы никогда не вернемся к теме темных искусств. Хочешь этого?

— Перестань! Я так не могу! Не могу… — пробормотал — нет, скорее пробулькал — Орион, захлебываясь словами.

— Что? Это не ответ на вопрос. Да или нет? Мерлин, это же так просто, верно?

— Да! Н-нет! — сбивчиво выпалил тот.

— Так да или нет? Твои куриные мозги не в состоянии выдать связную мысль?!

— Нет, — неожиданно еще громче повторил Орион, — нет, если ты и правда научишь меня! Если перестанешь унижать просто потому, что ненавидишь, ты, скви…

Он замолчал, с трудом прикусив язык.

О, ты хотел бы сказать это мне в лицо, как всегда, но боишься. Правильно делаешь. Но из твоих уст это звучало столь часто, что оскорбление давно потеряло остроту.

Антарес сощурился:

— Тогда заставь меня остановиться. Ну?! Сломай меня, сломай реальность, сломай себя и собери заново! Только так и никак иначе. Не можешь? Какая жалость… И не думай, что я буду сдерживаться. Если ты издохнешь в процессе, я выкину твое тело подальше от Хогвартса, найду козла отпущения и забуду о твоем существовании. Империо.

Стеклянно-влюбленный взгляд без тени сомнений.

— Проси, — приказал Блэк, — умоляй меня. Докажи, что принадлежишь мне.

И Орион просил. Плакал, извиваясь в ногах, забыв обо всем.

Ужасно, просто ужасно, никуда не годится.

Страх. Обожание. Концентрированный сладкий кошмар, пьяняще растекающийся по небу.

Антарес зажег маленький горячий огонек Инсендио. Вдавил кончик палочки между обнаженных лопаток. Провел первую линию.

Яркие росчерки формулы Круциатуса, все еще застывшие в воздухе, в полутьме зала мерещились чем-то особенно мистично-жутким. Будто напоминая: вот это, в том числе, однажды открыло охоту на ведьм, пробудило извечные человеческие страхи. А вовсе не способность заговаривать раны или превращать яблоки в чашки.

Спустя две минуты Блэк с сожалением опустил палочку. Яд — это лекарство, нужно лишь подобрать правильную дозировку…

Брат замолк, не в силах больше исторгнуть из себя ни звука. На покрытой уродливыми волдырями спине его красовались аккуратные буквы. Блэк-старший всегда был хорош в каллиграфии. Визги боли сменились апатией, лишь только все закончилось.

Стоит встряхнуть тебя, братец…

— ToujоursPur, — медленно произнес он и отменил чары подчинения. — Довольно иронично. Девиз семьи — то, на что стоило бы смотреть с гордостью. Сейчас же он превратился в символ унижения. Ну что, ты доволен? Это же то, о чем ты только что умолял? Нравится, когда тебя клеймят, как животное?

Орион пробормотал что-то невразумительное. Возможно, он хотел завопить, выругаться или забиться в истерике. Но его просто вырвало. Физическая боль смешалась с душевной, исторгнувшись из тела самым естественным и неприглядным образом. Еще несколько минут он просто лежал, содрогаясь в луже собственной блевотины. Антарес, заложив руки за спину, терпеливо ждал. Это было так странно и волнующе-болезненно. Словно он сам прямо сейчас захлебывался едкой желчью, как пару лет назад на ковре посреди гостиной дома Блэков.

Что ты сделаешь дальше, Орион? Давай, не разочаруй меня. Мое разочарование обойдется тебе дорого.

Братец, едва справившись с бунтующим желудком, наконец обхватил рукоять палочки дрожащей рукой. Измазанный вонючей слизью, преодолевая страх и слабость, неверным движением он вывел в воздухе нужные пассы. На позеленевшем лице его отчетливо читался ужас — и решимость пополам с праведной ненавистью. Новое надругательство над честью и достоинством стало последней каплей.

— Круц-цио!!!

Антарес пошатнулся, но устоял. Внутренности словно сплющило. Посредственно. Энтони в моменты вдохновения мог заставить его пожалеть о том, что он жив, заставить желать лишь одного — милосердной смерти…

— Нет, тупица, — отрезал он, и жестко впечатал носок ботинка в чужие ребра. — Неправильно. Твое пыточное похоже на щекотку. Сейчас ты считаешь, что было бы справедливо наказать меня за унижение. Что я, а не ты, достоин боли и страданий.

Антарес не спеша обошел скорчившееся тело и продолжил:

— Ложь. Применишь запретное — станешь мной. Чудовищем. Для этого надо захотеть. Искренне. Насладиться моим визгом на полу. Плюнуть на детские сказки о добре. Создать мир, где есть лишь ты и твоя воля. Понял, сопляк? Или ждешь наглядной демонстрации?

— Н-нет. Понял… П-почти, — отрывисто всхлипнул Орион, как только смог наконец сделать вдох. Сплюнул кровь. В момент болезненного безумия он едва не откусил язык.

— Не понял, — констатировал Антарес, — Империо, Круцио, Авада Кедавра. Знаешь, почему их объединяют в единую категорию?

— Не знаю! Не… Наверное… Из-за того, что они од-днозначно калечащие и н-несущие вред? Потому, что от них не существует защиты? — неуверенно произнес Орион, наслаждаясь кратким моментом передышки. Он с трудом сел.

— В том числе. Но в первую очередь потому, что это азбука настоящего черного колдовства. Техническая часть проста, разобраться в ней сможет даже ребенок, если узнает полную формулу. И на их примере легче всего понять… очень многое. Можно освежевать кого-нибудь заклинанием для чистки картошки, добавив всего пару штрихов к конструкции, и это все еще не будет темной магией.

Орион вздрогнул. Очевидно, он в красках представил результат и не испытывал сомнений в том, что безбашенный старший брат обязательно попробует реализовать столь жуткие фантазии.

— Однако, применив одно из непростительных правильно, — продолжил тот, — человек, наделенный достаточной решимостью и острым разумом, легко увидит путь. Ступит на него и зайдет дальше, чем законопослушное общество обывателей готово принять.

Антарес замолчал и склонил голову, вглядываясь в чужое лицо. Так похожее и непохожее на его собственное одновременно.

— Это все? Хочешь полежать-отдохнуть? — язвительно подначил он.

Мальчишка замешкался. Конечно, он хотел бы.

— Бесхребетный слизняк. Твой потолок — зачаровать танцующую вилку, а ты замахнулся на магию, способную выжать человека, как половую тряпку, завязать узлом тело и сознание, перевернуть мир и заставить его играть по твоим правилам, — констатировал Антарес.

— Нет, — пробормотал Орион, вновь глотая слезы. Его щеки были перемазаны красным и соленым, его мутило, он хотел бы больше никогда не вставать. Но все же он перекатился на спину. Уперся локтями в пол и с трудом вновь поднялся на ноги. — Неправда… Я не трус и не жалок. Как бы тебе… ни хотелось так думать.

Антарес с трудом скрыл удовлетворенную улыбку. Он сам не знал, что именно на самом деле ему хотелось бы думать.

— Вулнера Саентур, — он взмахнул палочкой, четко проговаривая слова не самого простого исцеляющего заклятия. Порезы на теле брата закрылись, покрывшись запекшейся коркой. Часть пролитой крови буквально вернулась обратно.

В конце концов, урок и впрямь не имеет смысла, если ученик и вовсе не в состоянии воспринимать информацию, верно?

Чары требовали достаточного мастерства и опыта, но эффект стоил долгих месяцев практики. Давным-давно Антарес, только узнав о них, в тот же момент загорелся идеей изучить столь полезную магию. Белые шрамы на предплечьях до сих пор хранили историю неудачных попыток, которые и вовсе пришлось на время прекратить в момент, когда он в очередной раз ошибся в сотворении заклинания, видимо, перепутав полярность в формуле. Тогда вместо того, чтобы остановиться, кровь хлынула из ран неудержимым потоком. И, если бы не Тикки, успевший отозваться на невнятный зов, наложить жгуты и транспортировать тело в Мунго, скорее всего, Антарес Блэк никогда не пошел бы в Хогвартс. Потому что, очевидно, был бы мертв. А лишь только целители, споро подлатав, вернули его в отчий дом, ему вновь пришлось пройти почти через то же самое. Разозленный Энтони наглядно продемонстрировал глубину собственного недовольства и искусность владения этим самым заклятием. Четыре раза подряд.

Орион не сказал ничего, но в его взгляде отчетливо читалось неимоверное облегчение. Даже несмотря на то, что боль осталась, это уже была другая боль.

— А как же «спасибо»? — хмыкнул Антарес. — Разве не вежливо было бы поблагодарить меня за заботу?

Брат лишь поджал губы, злобно буравя его взглядом.

— Ладно. Давай внесем немного разнообразия, — проговорил Блэк-старший, не спеша выводя в воздухе две новые огненные формулы. — У тебя будет целых три способа остановить меня. Подчинить, пытать или убить. Что тебе больше нравится? Чего бы ты хотел на самом деле? Смотреть, как я пресмыкаюсь, страдаю… или переступить через мое мертвое тело, что больше никогда не причинит тебе вреда?

На лице Ориона проступило отчетливое замешательство. Он не мог сосредоточиться. Это все еще можно было простить — в таком-то состоянии. Но, хуже того, он не мог решиться. Не мог выбрать.

— Ты сомневаешься? Придурок…

Отвратительно.

— Империо. Диффиндо, — холодно прошипел Антарес, ощущая, как раздражение подкатывает к горлу, течет сквозь пальцы, выплескивается магией и словом. — Я разрежу тебя на кусочки, соберу заново, а ты будешь валяться у меня в ногах, ныть и прикидывать, что допустимо сделать со мной, а что нет? Это так не работает! Я буду пытать тебя, пока ты не выживешь из ума, пока не выпущу из тебя всю кровь, пока ты не превратишься в безвольную кучу дерьма, пускающую слюнявые пузыри. Да, потому что могу и хочу!

А еще потому, что иного пути нет. Полумеры — для слабовольных тупиц, что, трясясь от страха, на любой чих придумывают новый запрещающий закон. Пусть катятся к Мордреду, каждый из них, пусть Орион отправляется туда же, потому что «слишком юн», «еще не готов» и «ждал чего-то другого».

Пара минут блаженной боли и не менее блаженное облегчение после. Сколько раз еще потребуется? Безумно интересно.

— Ава...да!.. Кед..вр! — хриплый, сдавленный крик прозвучал в мрачной тишине. На полное заклинание у Ориона не хватило воздуха в легких. Палочка дрогнула в слабой руке.

Антарес машинально дернулся, в ту же секунду отскакивая в сторону. Но жалкие зеленые искры не несли опасности. Он осклабился, внимательно наблюдая за братом.

— Хороший выбор. И плохой одновременно. Гораздо легче было бы оглушить меня или поджарить Инсендио, правда? Ты просто создаешь огонь… А дальше он делает все за тебя. Но ты не можешь просто так взять и заставить человека умереть.

Орион промолчал, оставив бесплодные попытки. Он тяжело, устало дышал — казалось, только это уже отнимает у него все силы. Губы его сжались в тонкую побелевшую нить, брюки пропитало кровью, руки дрожали.

— Поднимись. Стой прямо, — приказал Антарес, — посмеешь упасть снова — и я приложу тебя еще чем-нибудь крайне болезненным.

Он привычно повертел палочку в пальцах, с интересом наблюдая за потугами братца держаться на ногах и давить страх и мольбы о пощаде в зародыше. Это и правда выглядело забавно.

— Три проклятия — как сестры-близнецы. Суть одна. Твои слова — закон. Мир долженувероватьв это. Империо — вкусишь власть. Круцио — осознаешь ее цену. Авада Кедавра... абсолют. Перережешь глотку Диффиндо? Разорвешь Бомбардой? Это — тупое мясницкое дело. Топором, ножом... разницы ноль. Авада же... Она заставит реальность содрогнуться. Поверить, что моя смерть — естественна. Что я — ошибка. Что меня нет. Что наша кровь, детство, моя воля жить — прах. Скажи это. Скажи: «Антарес Блэк должен умереть. Сейчас».

— Лучше бы… почему не на крысах… Белках… Почему не пауки, например… — Орион попытался усмехнуться, но получился лишь болезненный оскал. Голос, только что звучавший почти уверенно, сорвался. — С ними было бы про…

— Пауки?! Чем ты слушаешь, курица? — жестко перебил его Антарес. — Убьешь тысячу тварей — ни на дюйм не приблизишься. Темная магия — прамать всего колдовства. Древнее палочек и дурацких «Люмосов»! Алтари кельтов, римлян... Шумеры лили кровь реками. Даже первые целители отнимали жизнь — чтобы дать другому. Потом волшебство... изнежилось. Стало бытовым и гуманным. Мы решили, что чудо — дар, а не добыча. Глупость. Основа неизменна.Воля. Власть. Ты это усвоил? Может быть, мне повторить еще раз?!

Антарес резко вскинул палочку и швырнул в Ориона Депульсо, сбивая с ног и впечатывая его тело в ближайшую колонну. Что-то хрустнуло, послышался сдавленный стон.

— Ой, похоже, ты все-таки не удержался на ногах? — издевательски проговорил он. — Кажется, я что-то говорил о наказании за то, что ты вновь позволяешь вытирать собой пол.

— Ур..род... — с трудом проговорил тот. — Твою мать… Ты… у тебя на лбу… вырежу «сквибский урод-д»!

Ты хотел сказать: «однажды, когда я усвою всю твою науку, я сам буду клеймить тебя так, как мне захочется?» Угрозы вместо жалкого нытья. Уже лучше. Растешь на глазах, братец.

Антарес расхохотался:

— Что ты там сказал? Я не расслышал. По-моему, что-то про сквибовских ублюдков и мою мать? Тебе бы стоило вспомнить, что она и твоя мать тоже. А теперь подбери сопли и убей меня, придурок! Это совсем несложно. Выучить сотню нудных билетов для Биннса и то труднее. Никто не найдет мое тело здесь. Любой из Блэков будет только рад избавиться от занозы в заднице, Хогвартс вздохнет с облегчением, а ты просто пожмешь плечами, когда тебя спросят, куда подевался твой любимый старший братишка…

Орион и правда смог. Спустя еще пол часа издевательств, чередуемых с моментами заботливого врачевания, его палочка наконец выдала настоящий смертельно-опасный зеленый луч. Он прошел всего в паре десятков дюймов от щеки предполагаемой жертвы. Антарес почувствовал, как внутри все перевернулось, как кишки сжались в тугой клубок, как сердце екнуло и подкатило к горлу, когда он отпрыгнул в сторону в попытке избежать окончательной и бесповоротной гибели. Как кровь стала жарче пламени.

Несчастная нога отозвалась болью, все еще ноющая от розог спина выразила не меньшее недовольство. И все же он улыбнулся — неожиданно даже для себя самого искренне, без всякой насмешки:

— Видишь, как все просто? Тебе потребовался всего один вечер на то, для чего некоторым нужны долгие тренировки на пауках. И только попробуй сказать, что я плохо учу.

Орион опустил оружие и злобно уставился на него исподлобья. Его разгоряченное сознание требовало попробовать еще раз.

— Да ладно! — огрызнулся он, тяжело дыша. — Талантливый, сука, учитель! Ты просто совмещаешь… приятное с полезным.

— Но результат говорит сам за себя, а? — Антарес оглядел напряженное, готовое к бою, боли и смерти тело. Взмахнул палочкой:

— Эпискеи. Ферула. Вуела Саентур. Экскуро.

Снова. В какой уже раз?

Раны покрылись застывшей коркой, грязь, пот и кровь исчезли с кожи. Выжженные буквы на чужой спине побледнели.

— Ты же не против? Или мне оставить все, как есть? — едко поинтересовался он.

Орион скривился, передернув плечами: лопатки невыносимо зачесались. Пошатнулся, едва не упал на пол. Но все же справился с тем, чтобы неуклюже подобрать с пола мантию.

— Мне… плевать. Это девиз семьи, а не надпись «Орион подстилка Антареса». Несмотря на все… знаешь… я до сих пор питаю к этим дурацким словам некоторые… чувства. И, поверь, к-когда отец вновь заставит скулить тебя, как помойную шлюху, я буд-ду стоять рядом и наблюдать с искренним удовольствием.

— О, Мерлин, ты Блэк, или маггловский портовый грузчик?

Орион молча сплюнул кровь. У него не было сил спорить.

Антарес мысленно усмехнулся. Внутри свербело странное, неожиданное желание сказать что-нибудь… ободряющее.

— Ты правильно все понял, братец, кроме одного, — он окинул его долгим, изучающим взглядом. — Не можешь предотвратить — возглавь. С гордостью неси все самое отвратительное, ужасное и унизительное. Обрати тяжкий груз в оружие. Но худшее, что ты можешь сделать — отдать право собственной мести кому-то другому. Надеяться, что папочка поможет. В таком случае ты будешь куда большим ничтожеством, чем я, даже если я в этот момент буду визжать на весь Блэк-холл.

— Уб-людок… — только и смог пробормотать тот.

— Ты можешь ненавидеть меня, сколь душе угодно, — заверил Антарес, — я не против. Мне нравится твоя ненависть. Но однажды ты придешь и скажешь: «Спасибо». А я скажу: «Пожалуйста. Я сделал все, что мог».

Он мягко коснулся разума брата легиллименцией. Сейчас было самое время обратить внимание на детали. Убрать боль, усилить сознательные реакции. Иначе урок и впрямь пройдет впустую.

Орион, не заметивший вмешательства и все еще едва стоящий на ногах, закусил губу. Сощурился, не отводя глаз:

— А если бы я сдался? Если б не смог? Ты бы и правда довел дело до конца?

Ну ради Мерлина! Ты даже с Круциатусом познакомился не на своем собственном примере, а лишь в качестве формулы. Твоя шкурка изрезана, словно портрет бывшего ухажера ревнивой девицы, да только по большей части это все царапины. Больно, унизительно, много крови. А все же волшебник от такого не помрет, это не разодранные кишки и не дополнительные отверстия в жизненно-важных артериях. Не более, чем забавы, хоть и с огоньком.

Антарес фыркнул:

— Я бы оглушил, стер память и выкинул бы тебя где-нибудь в подземельях еще в самом начале, если бы понял, что ты действительно ни на что не способен. Изощренно втаптывать в грязь сопливых слабаков ниже моего достоинства. Они уже там и так изначально барахтаются. Только запачкаюсь.

— Подожди-ка… это что, комплимент? — ядовито бросил Орион, с трудом застегивая пуговицы. Пальцы не слушались, на каждую требовалось как минимум полминуты. Его шатало, как пьяного. — Или у меня до сих пор в ушах звенит? Нет... Мне скорее интересно… ты же не думаешь, что никто не заметит… последствий твоего «обучения»?

— Неа. Не думаю. Но знаю, что ты сам сделаешь все, чтобы этого не произошло. Ты Блэк. Этим все сказано.

— С-сукин сын, — зло рассмеялся тот.

— А ты ожидал чего-то другого? От меня? Не заставляй вновь разочаровываться в твоих умственных способностях, — отозвался Антарес. Пошарил в кармане, достал фиал с зельем, подкинул на ладони и сунул во все еще дрожащие руки. — От сердца отрываю. Оно стоит, как твоя метла. Два раза, утром и вечером.

— Щедро, — скривил губы Орион. — Мое самочувствие тебе важнее денег? Никогда бы… не подумал. Твое сердце состоит из чего-то, кроме камня?

— Хватит ерничать, — Блэк-старший дернул щекой, — Иначе снова убедишься в том, что у меня нет ни сердца, ни души, ни жалости, ни сомнений.

Едва придя в чувство, Орион вновь стал собой. Маленькой язвой, что никогда не следит за языком. Антарес не мог сказать, нравится ему это, или, наоборот, раздражает. После всего… скорее первое. Неожиданно.

— Да-да, — фыркнул тот, сглатывая тошноту вместе с очередным ругательством, — конечно, я верю…

Антарес сощурился. Было что-то неизмеримо-порочное в том, чтобы довести собственного надоедливого брата до предела, а после, как ни в чем не бывало, лечить его раны. Заставить его полагать, что все происходящее и есть естественное положение вещей. Заставить задуматься о том, что это правильно. С другой стороны, на самом деле правильногоне существует, верно?

Да, Орион… с тобой все сложнее, чем кажется. Ты выглядишь баловнем судьбы и маменькиным сынком. Мальчишкой, которому все сходит с рук. Но ты совершенно незаметно повзрослел. Обрел новые страхи, мечты и желания. У тебя есть все, а ты хочешь гораздо большего. Тебе недостаточно того, что имеешь. Тебе хочется быть, а не казаться. Ты жаждешь стать лучшей версией себя… и собственного брата. Ты желаешь быть любим, идеален, умен, силен. Но в то же время видишь меня. Гонимого отщепенца, который, несмотря ни на что, знает и умеет больше, чем ты сам. Ты годами наблюдал, как меня ломали, видел, как я сам молил о пощаде много лет назад из раза в раз. Ты был счастлив, что это происходит не с тобой, что ты — нормальный, правильный… И в то же время ты боялся. Боялся, потому что думал, что, окажись ты на моем месте, у тебя самого не нашлось бы ни сил, ни воли на каждодневное противостояние на протяжении всей жизни. Мы ненавидим друг дуга, и при этом я завидую тебе, Орион. А ты завидуешь мне. Это безумно иронично.

* * *

Воскресенье выдалось холодным и сонно-дождливым. Студенты, с трудом вылезшие из теплых уютных постелей, передвигались по школе, будто сомнамбулы, хотя уже подошло время обеда. И все же Блэк странным образом ощущал в воздухе неприятный, едва уловимый отзвук напряжения. Будто что-то не так. Будто случилось нечто, что еще просто не докатилось до большинства настоящейволной тревоги.

Серая хмарь под потолком Большого зала, меж тем, предвещала привычные уныние и скуку… до тех пор, пока не прибыла почта.

За обедом? Это что-то новенькое.

Меньше, чем за минуту помещение наполнилось экспрессивными возгласами, суматохой и общим беспокойством на грани паники.

Антарес с любопытством обернулся и заглянул в свежий, внеочередной номер «Ежедневного Пророка» в руках Сэллоу. Огромный заголовок на передовице весьма эмоционально вопрошал: «Бесчеловечная бойня. Равенство и справедливость на крови. Доколе мы будем терпеть?»

Страницы все еще пахли краской и пачкали пальцы. При необходимости волшебные типографии могли отпечатать тираж очень быстро.

Гонт, с самого утра необычайно хмурый и молчаливый, даже не развернув свой экземпляр, отложил его на край стола. Разорвал обнаружившийся под ним конверт. Провел пальцами по пергаменту. Сунул к газете, между тарелкой и кувшином с соком, и вернулся к собственному завтраку. Однако Антарес заметил, как еще сильнее закаменело его лицо. В сочетании с обычно пустым взглядом это выглядело… довольно пугающе.

— Оминис, я… — Себастиан запнулся, — честно говоря, я не знаю, что мне сказать. Но имей в виду, что я… в любом случае…

— Поддержишь меня? Я знаю. И не сомневаюсь. Никогда не сомневался, — спокойно проговорил тот, подцепляя вилкой новый кусок яичницы. — Ничего не говори. Нет смысла сотрясать воздух.

По лицу Себастина было видно, что он и впрямь вновь пытается подобрать верные слова — и не может.

Блэк, заинтересованно наблюдающий за происходящим, сощурился. Гонт и Сэллоу не разговаривали с той самой приснопамятной ссоры в подземельях. Все их общение сводилось к «Оминис, передай, пожалуйста, соль», «Себастиан, не мог бы ты вернуть мне мой конспект? Премного благодарен». Три дня холодной вежливости и тяжелого молчания, что красноречивей любых слов. И теперь…

Ох, сладкая парочка, ну-ка, что именно в этой чертовой бумажке заставило вас сделать первый шаг к примирению? Безумно любопытно.

Он, отложив приборы, требовательно протянул руку:

— Себ, ты уже дочитал? Дай-ка сюда, я жажду кровавых подробностей.

Тот сложил газету и сунул ему в руки чуть помятые тонкие листы:

— Наслаждайся. Тут такого в достатке.

Антарес уставился в текст, скользя взглядом по мелким строкам. В стиле письма было нечто… неуловимое. Кажется, характерное для Прытко Пишущих Перьев. Незаметное на первый взгляд, но, коль знаешь, куда смотреть, можно вычленить некоторые нюансы. Характерные обороты. Логично. Если «Пророк» был отпечатан так скоро после произошедшего, ни один волшебник не успел бы написать статью с нуля.

А если вернуться к сути — точно то, что ожидалось. Почти такой же жуткий инцидент, как с месяц назад, кроме… «Благотворительная акция… Множество достопочтенных семей предоставили средства… Гонты, Гринграссы, Лонгботтомы, Поттеры, Лестранжи, Блэки… (о, Сириус все-таки раскошелился?) …торжественное открытие отделения Мунго в Касл-Кимберли… В честь погибших… На мемориальной монументе у входа высечены имена всех жертв трагедии… Новое жестокое нападение прямо во время мероприятия… Осквернение памяти… Ранрок… Гоблины… (ну разумеется, они, кто еще)». И после — погромы. Грабежи. На третьей странице — еще одна статья о разгуле преступности. Выглядит бледнее на фоне бунтов, но это, очевидно, искажение восприятия. Связь очевидна. Волшебники не самых честных правил просто естественным образом оседлали волну. Часть прикрывается националистическими лозунгами, умело оправдывая собственные действия защитой нации. Ведь так легко сказать: «я сжег эту лавку не потому, что хотел вынести оттуда гору галлеонов и разложить женушку хозяина, а потому, что владелец спутался с гоблинами, падла». А остальные… Остальным не нужен повод. Достаточно понимания, что у аврората нет ресурсов прижать их к ногтю. А может быть, и желания. В столь неспокойные времена никому не помешает немного золота на счету. И даже делать ничего не надо. Наоборот, не надо ничего делать.

Ах да. И еще. Вишенка на торте:

«Диана Гонт и еще несколько членов самой известной фамилии доставлены в больницу с серьезными травмами… За их жизнь борются лучшие колдмедики… Мы надеемся. Бла-бла-бла…»

Антарес мысленно хмыкнул.

А у тебя железные нервы, Оминис, а? И суть ведь не в том, что тебе нет дела. О нет, несмотря ни на что, тебе вовсе не плевать. Ты можешь сколько угодно ненавидеть свою родню, но сейчас тебе хочется кричать. Однако ты положишь в рот последний кусок завтрака, аккуратно промокнешь губы салфеткой и скажешь: «всем хорошего дня, увидимся на уроках».

Гонт, расправившись с трапезой, и правда поднялся, проговорил что-то вроде «прошу прощения, мне нужно забрать учебные материалы из спальни», обошел скамью и направился прочь.

Сэллоу почти успел вскочить, намереваясь догнать друга, но Антарес сжал его плечо, останавливая порыв:

— Оставь его. Если ты будешь бегать за ним хвостиком, ему не станет легче. Оминис и так заранее знает все, что ты хотел бы сказать, и дал это понять весьма недвусмысленно. Ты сам осознаешь, что он не из тех, кому нужно порыдать тебе в жилетку. Так что успокойся и просто дай ему возможность побыть наедине с собой.

Себастиан на секунду замер, размышляя, а после все же приземлился обратно на лавку.

— Кто бы сомневался… — он раздраженно скривил губы, — что все вновь придет к этому. К трупам и крови, потому что мы до сих пор наматываем сопли на кулак и не можем справиться с кучкой агрессивных уродцев.

Антарес аккуратно отложил газету, найдя для роковой бумажки пристанище между блюдом с томатами и тарелкой с сыром.

— Хочешь сказать что-то вроде: «с волками жить, по волчьи выть», Себ? Хочешь сказать: «пусть Министерство, наконец, примет жесткие меры. Пусть гоблины живут по нашим законам, законам комфортного и уютного мирка, или катятся на задворки цивилизации к кентаврам, русалкам, оборотням и вейлам»?

— Ага, что-то вроде того, — зло фыркнул Себастиан.

— Правда в том, что все не так просто, — ответил Блэк.

— Неужто?

— Ага.

— И что же тут такого сложного? По-моему, все очевидно.

Антарес развернулся, замолчал на мгновение, окинул его внимательным взглядом.

— Желаешь развернутый ответ? Ладно. Коротышки рождаются с клинком в руках. Культура такая. Веками складывавшаяся. Это не хорошо, не плохо — это факт.И они ужетут. Повсюду. Среди нас. Гораздо легче встретить на улице гоблина, чем иную нечисть. И вот уже кто-то из нас воет: «Они же разумны! Равны! Им положены палочки и права, пустите в Визенгамот!» А остальные, у кого мозгов в черепушке побольше, резонно возражают: «Дай им волю — через полвека они будут ставить условия нам. По своим варварским понятиям, безусловно правильным с их точки зрения. И мир станет адом».

Антарес столь язвительно спародировал интонации, что Себстиан не удержался от смешка. Блэк, проигнорировав реакцию, продолжил:

— Их — как кроликов. Рождаются пачками, мрут — не успеваешь глазом моргнуть. Грипхук? Грохулк? Для нас каждый на одно лицо. Мы этого не замечаем: они живут на отшибе, потому что думают: «Волшебники — дерьмо», а еще потому, что ограничения, сотни лет назад наложенные, сдерживают экспансию. А нас? Нас мало. И плодимся мы только если звезды сошлись, жена не строит квиддичную карьеру, и дом с садом есть. Лет в пятьдесят. Разве что. Итог очевиден. А эти «просвещенные дураки»? — Антарес скривился. — Рыдают над трупами, но винят нас всех, включая себя: «Это мы виноваты! Они угнетены! У них нет выбора! Они вообще поначалу мирно протестовали — а мы, дряни такие, спускали на них аврорат!» Идиотизм.

Сэллоу скептично поджал губы:

— Так зачем эта кровавая бойня? Зачем прибегать к насилию, если это только оттолкнет всех, кто раньше выступал за идеи равенства? Почему бы гоблинам не сделать ставку на тех волшебников, что и так поддерживают выгодные им взгляды?

— Почему не ставят на лояльных? Ещё как ставят, — пожал плечами Блэк. — Но тех все еще недостаточно. А ждать поколения? Пока этих дурачков станет больше? Рискованно. За это время общество передумает раз десять. Да и гоблины — не монолит. Одни просто надеются на лучшее будущее. Другие играют в долгую. А третьи устали ждать. Им нужен результат. Сейчас. Не потомкам — им самим! Какой прок от гипотетического рая для внуков? А нынче... нынче ведь такой удобный момент.

— И чем он отличается от других остальных моментов? — влез Берк, сидящий напротив, и экспрессивно ткнул вилкой воздух, направив зубья в сторону оратора.

Кроме всего прочего, например тем, что некто Ранрок нашел ключ к древней силе.

Антарес фыркнул:

— Представь: предположим, даже если мы заткнем несогласных — с нашей стороны. Каким-то образом. Что дальше?

— Знамо что. МакКиннон уже разложил по полочкам, что нужно…

— И где он теперь? Ох, подожди… Кажется, он мертв! — ядовито бросил Антарес. -Бунтовщики не остановятся. А Министерство? Министерство бессильно. Полномочий — ноль. Система — трухлявая. Заточенная на то, чтобы задницы — все мы знаем чьи — вылизывать, а не разбираться с проблемами. Ресурсов — нет. Три четверти бюджета — в чьих-то карманах. И главное: коротышки держат наши деньги. Мой счет. Твой счет. Счет Оминиса Гонта. И даже нашего незабвенного и справедливого министра Фрэнсиса Спэвина. И они легко могут устроить бардак, даже несмотря на обеты и ограничения. Это не станет полной безоговорочной катастрофой... но может больно ударить по нам всем. Достаточно больно, чтобы обыватели взвыли: «Дайте ублюдкам что хотят! Верните нормальные цены на драконье дерьмо и синий многоплодный картофель, а то семью кормить нечем!»

Антарес выдохнул, переводя дух. Честно говоря, он не планировал лезть на баррикады с лекцией, доносящей его политическую позицию. Он сам не понял, как очередная статья о гоблинских бунтах заставила его развернуть транспарант с надписью «Мое Очень Важное, Но Никому Не Сдавшееся Мнение». Тем не менее,он мельком заметил, что разговоры поблизости затихли.

— И в результате Министерство, а также все, кто также имеет отношение к принятию решений и, соответственно, некоторую власть, пытаются усидеть на двух стульях, — продолжил он. Распаленное сознание навязчиво требовало закончить мысль. — С одной стороны недовольный народ и Британское волшебное сообщество на грани краха, с другой — недовольные коротышки и кровавый террор. Вот и получается, что мы грозим гоблинам пальцем, говорим: «Ай-ай-ай, так нельзя, перестаньте, а то а-та-та!», а они говорят: «Конечно нельзя! Полностью согласны! Это другие гоблины, а не мы! Неправильные! Отщепенцы! Мы бы никогда! Мы-то не нарушаем договор». А втихую поддерживают восставших, и финансируют их, используя средства, полученные от оборота наших жеденег. А некоторые не слишком честные волшебники, почуяв слабину, подливают масла в огонь, обстряпывают грязные делишки и вовсе не скрываясь. И все это образует гремучий коктейль нестабильности.

— Ну ты и горазд трындеть, Блэк, — фыркнул Берк и подцепил ножом почти остывший бекон. — Тебя послушать — так гоблины исчадия ада — что в целом недалеко от истины, ладно — а нам впору опустить руки и вывесить белый флаг.

— Ты чем слушаешь? — закатил глаза Антарес. — Мне плевать, кто хорош, а кто плох. Мы — такие же «исчадия ада», как и коротышки, как и распоясавшиеся отбросы магического мира. Возможно, даже хуже, потому что прикрываемся лоском «цивилизованности». Дело не в том, кто «прав», а в том, кому выгодно. Любую риторику можно повернуть в нужную сторону. Главное, чтобы она отвечала определенным целям. Целям власть предержащих или целям нации. А когда они совпадают… О, тогда еще проще!

Блэк, фыркнув, замолк и влил в себя остатки тыквенного сока.

— И кому выгодно то, что происходит сейчас? — процедил Сэллоу.

— Открою тебе Америку: гоблинам, вестимо, — ответил Блэк, — а кому еще… Лишь Мордред знает. А может быть, и никому вовсе, да только поделать с этим непотребством никто ничего не может. Нам с тобой не докопаться до истины.

Он попытался наколоть на вилку маленький одинокий томат, сиротливо лежащий на общей тарелке. Тот, раздавленный острыми зубьями, брызнул кислым соком, растекся бесформенной кровавой лужей на идеально-белом фарфоре блюда. Спонтанный натюрморт, на вкус Антареса, идеально копировал жутковатую фотохронику, почти без прикрас демонстрирующую неприглядные последствия очередного громкого заявления борцов за равенство и свободу.