Любовь двух святых узников (Альтернативная версия) (гет)

Каждый прожитый день, ведший Консуэло и её будущего ребёнка сквозь ад в новую преисподнюю, менял внешний облик нашей героини стремительно и очень заметно.

Если бы рядом с Консуэло был бы тогда человек, преисполненный состраданием и добрым отношением к ней и имевший возможность лицезреть нашу героиню всякий вечер — он бы смог без особого труда увидеть эти настораживающие, и даже более того — в некоторой мере пугающие и одновременно прекрасные, чудесные метаморфозы во внешнем облике Консуэло, вызванные, с одной стороны, неимоверным душевным утомлением и самыми разнообразными, но очень тяжёлыми и сильными переживаниями, с другой же — новым, незнакомым, неизведанным ею доселе положением, дарившим нашей героине великое утешение и радость в тех тяжелейших и порой попросту непереносимых условиях, в коих волею судьбы оказалась Консуэло.

Вся наружность её теперь ещё явственнее выражала нравственное достоинство, к которому присоединялось благородное мученичество: черты нашей героини заострились, бледность кожи, к которой Консуэло и без того была склонна на протяжении всей своей пока ещё не столь долгой жизни — сейчас почти сливалась с цветом белой рубашки, длинные чёрные волосы, доходившие до плеч, ещё более подчёркивали в последние сутки приобретшее и вовсе смертельный оттенок и потерявшее свою былую едва заметную округлость лицо.

Да, на щеках Консуэло изредка появлялся румянец, но покрывал он лишь малую их часть и был скорее лихорадочным и порождаемым немыслимым нервным напряжением, нежели свидетельствующим о здоровье и физическом благополучии организма. Но присутствовало в этом ярко-розовом оттенке и нечто, говорившее о наполненности и физической самодостаточности и какой-то безмятежности, причиной коих выступала новая жизнь, что пока ещё малой, несмелой искрой теплилась внутри её тела — состояние, что обыкновенно невольно сопровождает всех беременных женщин, чья жизнь не омрачена слишком сильными недомоганиями, болезнями, бедами, нуждой и иными несчастьями.

Глаза нашей героини в течение этих дней почти всегда были заплаканными, болезненно красными, а верхние и нижние веки — припухшими — за исключением тех редких вечеров, когда Консуэло удавалось заснуть, не проливая слёз — тогда её взгляд был таким, как у обычных людей — лишённым блеска, но в нём не было и никакой горечи, однако для такой души, коей обладала наша героиня, это означало то, что господь дал нашей героине отдых от моральных испытаний, на короткое время отняв у Консуэло способность чувствовать, как бы отгородив от неё ту страшную, неотвратимую действительность. Но всякий раз наша героиня не боялась этого и не была удивлена. Консуэло не понимала, что это такое и почему это происходит с ней, но была благодарна богу за это преходящее успокоение.

Однако случались и периоды, когда глаза нашей героини блестели. И свет этот был порождаем тремя причинами.

Первой были горячие слёзы, то и дело выступавшие на глазах Консуэло и едва не обжигавших её глаза — кои, как уже знает наш уважаемый читатель, вначале нашей героине удавалось подавлять, и кои через время всё-таки стали проливаться — вначале тихо, но с течением времени всё чаще переходя в рыдания, кои, как уже знает читатель — Консуэло становилось сдерживать всё труднее и труднее. Вначале эти прозрачные потоки облегчали её сердце, и оттого взгляд нашей героини становился яснее и чище — словно был промыт прохладной и свежей проточной водой — после них Консуэло ощущала, что всё плохое, сказанное о ней в её адрес, уходило из души нашей героини вместе с этими тонкими ручьями, не оставляя следа.

Но уже на третий день эти непрестанно льющиеся чистые ручьи, напротив, стали изматывать Консуэло, отнимая у неё ещё больше сил, и она очень хотела перестать плакать, тщетно пытаясь вновь сдерживать их, но у нашей героини ничего не получалось, и это утомляло Консуэло ещё больше, заставляя досадовать на саму себя. И в те первые минуты, среди одного из дней — когда очередной свидетель бессердечно, жестоко и безжалостно оговаривал её — во взгляде нашей героини — в сочетании с тем, что в зале судебных заседаний было очень душно — загорелся какой-то горячечный, болезненный свет, сделавший чёрные глаза Консуэло ещё темнее — однако они не потеряли своей кристальной прозрачности, бездонности, а прозрачные потоки оставались такими же жаркими, что только добавляло мучений. В такие периоды наша героиня ощущала какое-то болезненное возбуждение, и это могло быть следствием того, что у Консуэло по причине нестерпимых переживаний, её положения и нечеловеческого нервного напряжения поднималась температура — так как — как опять же, помнит наш уважаемый читатель — часто эти приступы перемежались у неё с ознобом.

Третьей причиной, породившей этот блеск, было то божественное чудо, что пока ещё робким, несмелым огоньком тихо жило теперь в нашей героине, и, согревая сердце Консуэло, дарило ей отдохновение, когда отчаяние было особенно нестерпимым и, казалось готово было забрать нашу героиню прямо на небеса. Тогда Консуэло, незаметно для себя проникаясь этими чувствами, забывала обо всём на свете, и глаза её вновь становились влажными — но это были слёзы счастья радости, любви к жизни, наслаждения ею. В такие периоды наша героиня, не забывая, впрочем, о том, что находится на скамье подсудимых — среди судей, свидетелей и многочисленных надзирателей — мысленно улыбалась.

Консуэло имела от природы тонкую линию губ, но теперь они стали ещё менее заметными для тех, кто мог видеть её издалека. Некогда неизменно имевшие сдержанный бордовый цвет, в продолжение этого периода в минуты особенно сильных мучений — в особенности тех, когда нашей героине ещё удавалось подавлять плач — они становились всё бледнее и чаще имели едва заметный розоватый оттенок. Однако в моменты пробуждения светлых переживаний, лихорадочных приступов и изнеможения по причине духоты губы Консуэло вновь становились темнее.

Под глазами её с самого начала процесса проступили синие круги, с каждым днём становящиеся всё заметнее, и эта подробность облика нашей героини, конечно же, придавала внешнему виду Консуэло ещё больше измождённости.

Её всегда стройная фигурка похудела ещё сильнее, изящные формы сделались хрупче и меньше, отчего наша героиня стала походить на фарфоровую статуэтку балерины. И потому сочетании с частой смертельной бледностью внимательному беспристрастному наблюдателю беспрестанно могло казаться, что наша героиня вот-вот потеряет сознание — что часто ощущала и сама Консуэло — по причине нередко пониженного на фоне ожидания ребёнка и переживаемых волнений давления.

Да и в общем — частое физическое напряжение, борьба подступавшими слезами, приступами тошноты, душное помещение зала суда — всё это не могло не наложить отпечаток на черты Консуэло. Около её губ и на лбу пролегли тонкие морщины, сделав лицо нашей героини старше как минимум на десять лет, и потому вместо своих двадцати пяти Консуэло выглядела по меньшей мере на тридцать пять.

И весь этот облик делал её внутренние страдания ещё заметнее — но заметнее лишь для тех, кто не был заинтересован в самом худшем для осуждённой исходе судебного процесса.

Однако, невзирая на то, что наша героиня сейчас выглядела намного старше своих истинных лет —своей внешностью Консуэло была подобна Марии-Магдалине, изображённой на средневековых полотнах великих мастеров — ученице Иисуса Христа, следовавшей за ним на протяжении всех его дорог из города в город и присутствовавшей при Его распятии, горше которой оплакивала смерть Спасителя мира только Его Святая Мать.