Сказки Шута и Короля. Игра первая (Заколдованная Страна) (джен)

— Как всегда! — возмутился Миша и посмотрел на Лешего, ожидая поддержки. — Вот постоянно этот мелкий урюк сваливает, когда он мне нужен!

— Не тревожься, сынок, я-то здесь, я подсоблю, — попытался успокоить его старик, — мне-то не впервой…

Но Миха его уже не слушал. Он внимательно читал коротенькую записку от Алисы:

«Я в деревню схожу и, пока отец на работе, соберу нужные мне вещи, а после в избушку вернусь. Ты приходи. Я тебя всегда буду ждать».

— Взяли моду… Письмами общаться… — проворчал Миха, аккуратно складывая послание и убирая его в сумку вместе ещё с одним листком бумаги — запиской Шута, что тот оставил на тумбе накануне.

— Ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Леший, внимательно всматриваясь в лицо Михаила.

Парень обжёг его тёмным подозрительным взглядом:

— Да нормально. Только жарковато немного… А что?

— Значит, скоро начнётся… — пробубнил дед и уже громче добавил, строго нахмурив белёсые брови: — Отвар-то пей! Чего сидишь, таращишься?

Миха тяжело вздохнул и, сняв плащ, положил его на бревно. По виску парня скатилась капля пота. Он потёр влажный лоб тыльной стороной ладони и с тоской посмотрел на бутыль с остатками зелья.

— А что тут вообще за… эти… Ингредиенты? — спросил он и, стараясь не вдохнуть смрад, исходящий от склянки, сделал большой глоток. — Спирт, наверное, один из основных… Согревает, — пробубнил он, прикрыв лицо рукой и отчаянно морщась.

Только Леший открыл рот, собираясь перечислить все составляющие отвара, но, вспомнив о том, что люди не любят, когда в их напитки добавляют сушёные мышиные ушки, тёртые барсучьи когти, волчью шерсть и другие, вполне привычные для лесной нежити и колдунов ингредиенты, передумал — бедного парнишку и без того скоро наизнанку вывернет:

— Тебе лучше и не ведать...

Миху вдруг затрясло от озноба.

«Блять, теперь холодно! — рассердился он, вновь закутываясь в кожаный плащ. — Чем они меня напоили?!»

— Ты давай допивай, — занервничал Леший, обеспокоенно глядя на истекающего пóтом, трясущегося парня, — малéнько осталось.

Но самостоятельно допить эликсир Михаил не смог. Он уронил бутыль на траву — благо там немного осталось и содержимое не расплескалось, оставшись внутри — обхватил живот руками и, согнувшись пополам от приступа сильнейшей боли, повалился вслед за бутылкой.

— Блять, что со мной?.. — сдавленно простонал он, подняв на деда безумные влажные глаза, — как будто режут…

Старик слишком резво для своего тщедушного внешнего вида вскочил и, подхватив склянку, наклонился.

— Допивай! — строго сказал он и поднёс к губам парня горлышко бутылки, но тело того тряслось всё сильнее, подёргиваясь какими-то резкими, ломаными движениями, а челюсти сжимались до скрипа зубов.

— Ломка… — сквозь зубы рычал Миша, ощущая адскую боль в костях и суставах, — это как грёбаная ломка…

«Это я не спутаю… — думал он, — ни с чем… Лучше бы я это забыл… А не всё то… Что важно…»

Леший обхватил его голову, разжал челюсти и насильно влил в горло остаток отвара. Зубы парня отстукивали по стеклу громким перезвоном, пока старик не отбросил бутыль в сторону.

— Ничего, — тихо говорил дед, с лёгкостью удерживая бьющегося в судорогах Мишу, — скоро пройдёт… Потерпи…

Старик ловко перевернул его на живот, перекинув через колено, и тот зажал свой рот руками, чтобы удержать зелье в себе. Заметив, что Михаил изо всех сил подавляет рвотные позывы, Леший охнул и чуть не перекрестился.

— Тьфу, послали балбеса на мою голову! — рассердился он. — Не сдерживайся, глупый мальчишка, пусть пóрча из тебя выйдет!

— Я чё, зря эту хуйню пил?! — простонал парень, тут-то его и стошнило.

Миша ошарашенно смотрел на чёрную, густую, похожую на смолу субстанцию, толчками выплескивающуюся из него на землю.

Наконец он соскользнул с колена Лешего и откатился в сторону.

— Вот и славно, — забубнил старик, присыпая чёрную жуть листвой, травой и землёй, — вот и ладно…

— Что это было? — тихо спросил Михаил, пытаясь отдышаться. — Как же на ломку похоже…

— А ты что думал? — повернулся к нему Леший, начиная притопывать на получившейся насыпи. — Думал, всё просто будет?

— Херасе «просто»… — прошептал парень, — каким-то поганым эликсиром напоили, и «просто»…

— А что, — дед присел рядом с Михой на траву и прищурился, — думаешь, оборотнем стать легко? Это тоже больно. Ты просто не помнишь своё первое обращение.

— И слава богу… — пробормотал Миша, проваливаясь в сон.

Леший вздохнул, подхватил парня под мышки и потащил к себе в землянку:

— Там тебе, поди, удобней будет и теплее…

* * *

Михаил проснулся в странной избушке, наполовину уходящей в землю. Он потёр глаза и приподнялся: лежал он на куче сухой травы, рядом находился очаг, сложенный из камней, а чуть поодаль — земляные ступеньки, которые вели к выходу, прикрытому самодельной дверью из связанных между собой веток. Тут-то дверка и приоткрылась.

— Очухался? — улыбнулся Леший. — Голодный поди?

Миха уселся на траве и принял из рук Лешего лист лопуха, на котором лежали запечённые на костре грибы.

— Слушай, дед, — проговорил парень с набитым ртом — столько времени без еды, какие уж тут манеры! — Ты не знаешь, как мне в деревню выйти? Только какую-нибудь дальнюю, в той, что тут неподалёку, я уже был и больше появляться там мне не стоит… — Миша вспомнил, как в скоморошьем костюме носился по столам на свадьбе, и коротко хохотнул: — Люди там, походу, меня по сей день ищут, нельзя мне туда.

— А зачем тебе деревня? — спокойно спросил старик, закуривая свою трубку, — оставайся тут, в лесу. В той избе, откуда ты ушёл, вполне можно жить. Там обычно оборотни обретаются, но теперь она пустовать будет, можешь мне поверить.

— Ой, дед, — поморщился Михаил, — ты б знал, как мне лес этот надоел!

Леший от таких речей аж дымом подавился, а парень всё не унимался:

— Мыться в реке, спать на траве, комаров кормить, грибы и ягоды жрать! — он тоскливо взглянул на лопух с грибами, затем вновь поднял несчастный взгляд на старика и провёл указательным пальцем по горлу: — Вот где это всё у меня, понимаешь, да?! Одни деревья да кусты кругом, ещё и дожди эти грёбаные постоянно, задолбался грязь месить! А люди?! Почти всегда одни ублюдки и ненормальные попадаются! Ведьма старая красивой тёткой прикидывается, старуха своему мëртвому деду скормить пытается… а тот урюк, что тебя чуть не утопил?! А лесник? Остохуело всё, понимаешь, да?

— Нет… — проговорил старик, и Миха удивлённо уставился на него: такого ответа на свою привычную фразу-паразит он, кажется, никогда не слышал, она ведь и ответа не требует — все всегда всё понимают! А тут — нá тебе. «Нет».

— Ты хоть думай, кому всё это говоришь, — проворчал Леший. — Я тут всё люблю! И птичек, и зверей, и дожди! И ягоды с грибами!

«Точно, он же хозяин леса», — опомнился Миша и ему стало совестно: считай, пришёл в чужой дом, пожил в нём, поел, поспал, остался недоволен да ещё и обругал на чём свет стоит.

— Не, я тоже природу люблю, — стушевался он, — но ты пойми, не моё это всё! Я хоть и панк — панкам-то обычно на такие мелочи похер — но лично мне цивилизация ближе…

— Что ж, — вздохнул старик, — не хочешь — как хочешь. Есть тут городишко. Если прямо от моей землянки пойти, на него к вечеру и выйдешь. Но знай, там народ не такой простой, как тут, странные все, куда более дикие, чем тут! Да и улицы плохие… Всё в камнях, даже дома по большей части каменные!

— О! — воскликнул Миха. — Туда я и попру!!! — и, поблагодарив хозяина леса за заботу, засобирался в путь.

* * *

К вечеру Михаил и правда вышел к небольшому городку. Он дождался появления на небе луны, убедился, что обращение в оборотня ему больше не грозит, и вошёл в ворота городка.

Теперь он шагал по булыжной мостовой и рассматривал обстановку: каменные одноэтажные и двухэтажные симпатичные домики — среди них попадались даже многоквартирные! — кованые керосиновые фонари вдоль дороги, по которой громыхали пролётки, телеги и брички.

«Прямо посёлок городского типа! — обрадовался Миша и, приметив приближающуюся к нему карету, дождался, когда она поравняется с ним, запрыгнул на запятки. — Ну а что? Когда я ещё смогу на настоящей карете проехаться?»

Прохожие с любопытством смотрели на странного улыбающегося парня в длинном кожаном плаще, что стоял на запятках шикарной кареты — явления и без того довольно редкого в этих местах.

Карета промчалась через весь городок, впереди замаячил край леса и Миха поспешно спрыгнул на мостовую.

«Ну нахер! — думал он, отряхивая одежду от дорожной пыли. — Не хватало только опять вернуться туда, откуда свалил! Так… Куда б "вписаться"?»

Ночь стремительно наползала на улицы городка и настало время задуматься о месте для сна.

«А ещё неплохо было бы пожрать», — парень огляделся в поисках постоялых дворов или хотя бы какой-нибудь таверны, где можно было бы заночевать, но, как назло, его окружали одни лишь частные домики, в которых постепенно зажигался свет.

«Ну а что ещё ожидать на окраине-то? — мрачно подумал Михаил и решил: — Ладно. Поступлю как обычно».

Памятуя о словах Лешего про диких и странных обитателей городка, он уверенно направился к крайнему дому, уже на автомате выхватив из-за пояса нож, и резко, не задерживаясь и не тратя время на изучение внутренней обстановки через окна, толкнул дверь.

«Дикие — не дикие, но отказать они побоятся», — подумал он, вошёл и обвел дом тяжёлым взглядом.

Первое, что бросилось в глаза… Вернее, первым, кто бросился в глаза, был светловолосый парень, сидящий на лавке у стола. Он обернулся на скрип двери.

— Шура? — выдохнул Миха, обронив нож. — Шурик! Ты опять здесь? Охренеть, Шурик!

Балунов радостно улыбнулся, выскочив из-за стола, и крепко обнял старого друга.

— Вот уж не надеялся тебя в этом месте опять встретить! — радовался Михаил.

— Да я перед сном думал… — начал Балу, но тут он заметил нож, что так и остался лежать на полу, — а это зачем? Ты кого мочить собрался, Гаврила?

Миша подобрал свой нож и сунул за пояс:

— Да мне Леший сказал, что тут все дикие и какие-то ёбнутые, вот я…

— Кто сказал? — Шурик рассмеялся. — Леший?

— Ну да, — кивнул Горшок, улыбаясь. Он положил на лавку гитару, сумку и плащ, и взял с блюда, что стояло на столе, один из кусков пирога, — из песни… О, с мясом… — он посмотрел на начинку, — это хорошо…

— «Леший Обиделся» или «Парень и Леший»? — решил уточнить Александр, вновь устраиваясь на лавке.

— А хер знает, — вздохнул Миха, и добавил, присаживаясь рядом с другом: — Там, где пацан в капкан попал.

— Так ты в капкан попал?! — воскликнул Шура. — Бежал до дома вместе с капканом?

Балу удивлённо таращился на ноги Михаила и тот рассмеялся:

— Смотри, — он подкатал штанину и показал затянувшийся розовый шрам, огибающий голень. — Леший говном каким-то помазал — зажило, как на собаке! А финалы песен тут обычно не сбываются — выкручиваюсь как-то, а то бы меня давно тут не было… Наверное.

— Кстати, вот о песнях я перед сном и думал! — воскликнул Балу. Он вскочил с лавки и добавил: — Наверняка потому я сюда и попал…

— И что надумал? — заинтересовался Горшок и стал, сосредоточенно хмуря брови, наливать себе чай из самовара. — Кстати, а откуда вот это всё? — указал он на блюда с едой, стоящие на столе. Тут были и пироги, и расстегаи, и крендельки, и бублики, и мёд с вареньем.

— А хрен знает, — отмахнулся Балу и взял в руки гитару Михаила. — Когда я тут оказался, всё уже так и было. Я ничего не понял, посмотрел комнаты, никого не встретил и, решив: «А и конь с ним!», сел на лавку пить чай и ждать, что будет дальше…

— Ты зачем мою гитару взял? — перебил его Миша, выбирая себе расстегай покрупнее.

— Я придумал, как тебе помочь, — радостно улыбнулся Шурик, — это так просто! И почему мы раньше об этом не подумали? Хотя думать об этом тогда некогда было: то этот монарх недоделанный припёрся, то день рождения твой отмечали, потом этот урод облезлый за нами гнался, баба эта ещё голая… — блондин поёжился, вспомнив покойницу, что лежала на берегу реки.

— Да что ты придумал-то? — не выдержал Миха.

— Я помогу тебе вспомнить песни, и тогда тебе будет легче жить здесь! — ответил друг и пробежался пальцами по струнам.

* * *

Михаил лежал на лавке и смотрел в потолок, лениво ковыряясь в зубах палёной спичкой. Ему было совершенно плевать, в чей дом они забрались, главное, что тут было чисто, уютно и светло, к тому же чувствовал он себя теперь просто замечательно: наелся пирогов, напился чаю, выкурил сигарету, и теперь, позволив себе растянуться на лавке у стола, внимательно слушал песни, что пел Шурик.

— А эта была? — каждый раз уточнял друг и сразу начинал петь, аккомпанируя себе на гитаре: — Замученный дорогой, я выбился из сил, и в доме лесника я ночлега попросил…

— Была! — радостно закричал Миха. — Ну и урод же этот лесник!

— Ну, раз ты здесь, ты его точно уделал, — проговорил Александр и принялся за следующую. — А эта?..

Он начал играть какую-то довольно тяжёлую композицию о разбойниках и предателях.

«Нормальная тема! — думал Горшок, продолжая глядеть в потолок, — и текст ничего такой…»

— …Он хорош был в бою, — пел блондин, — а после изнасиловал свинью…

То, что дальше там ржали все, как один и именно за это им отомстил Гарри-кретин, Миха уже не слышал, потому что ржал так же, как те самые «все».

— Свинью, блять, ну почему свинью! — хохотал он, норовя вот-вот свалится с лавки.

— А кого ещё ему насиловать? — пожал плечами Шурик и улыбнулся.

— И мы реально вот так и пели?! Блин...

Миха всё пытался понять, хотелось ли бы ему оказаться в такой смешной, странной песне или нет, но Балу уже закончил «Месть Гарри» и перешёл к другой:

— Дождливой ночью парень, выбравшись из леса, вдруг одинокую избушку увидал: «Надеюсь, там мне до утра найдётся место, я страшно голоден и очень уж устал…»

«Ну, это у меня, считай, почти каждый день бывает, — подумал Горшок. — Интересно, что там дальше…»

— Только парень глаза сомкнул, как из подвала раздался стон… — продолжал Шурик, но Миша его перебил.

— …И раздался крик предсмертный и зачавкал страшный дед? — уточнил он и, получив в ответ лёгкий кивок, добавил: — И это было… Жаль старика, конечно…

Балу ошарашенно посмотрел на друга и хотел было расспросить его об этой истории, — ну надо же! Злого духа пожалел! — но передумал: времени и так немного, надо попытаться побольше песен вспомнить.

— А вот ещё… Пьяный дровосек тащился по лесу, встали у него вдруг дыбом волосы: увидел он мертвеца в траве некошеной, в новых сапогах, почти неношеных…

— Этого ещё не было… — заинтересовался Горшок и, поднявшись, присел на лавке.

Так он делал почти всякий раз, когда попадалась песня, в которой он ещё не бывал. Таких песен пока что прозвучало немного, штук пять, но всё же Миха переживал, что не сможет их хорошо запомнить и быстро сообразить, в какую из них он попал, когда это случится; потому слушал он очень внимательно и жалел, что нечем тексты записать на всякий случай.

«С другой стороны, буду я, что ли, в таких ситуациях в бумажках рыться и нужный текст искать? Бред», — решил он и весь обратился в слух.

Не успел Шурик допеть «Сапоги Мертвеца», как в дверь кто-то постучал. Он оборвал песню на полуслове и обернулся на звук.

— Кого хер принёс на ночь глядя? — проворчал Горшок, поднялся с лавки и, привычно положив руку на рукоятку ножа, крикнул: — Открыто!

— Ты тут совсем нервный стал, — хохотнул Балу и направился к двери, — чуть что, сразу за нож хватаешься…

Но Миха не дал ему сделать больше трёх шагов, заслонив собой путь:

— Я тут не первый день живу и уже усвоил: надо быть готовым к любой неприятной неожиданности! — строго проговорил он. — Тут такая хуйня постоянно творится, что я скоро нож вообще убирать перестану!

В дверь продолжали мерно стучать. Звук был глухой и раздавался откуда-то снизу.

— Ногами, что ли, фигачат? — прошептал Шурик.

— Вот сейчас и проверим, — тоже шёпотом ответил Михаил и повернулся к двери.

Он осторожно подкрался к выходу и, резко открыв дверь, шагнул за порог, готовый столкнуться хоть с самим чёртом. Но в ту же секунду повалился на спину, споткнувшись обо что-то, что валялось под ногами на пороге. Что-то округлое, небольшое и жутко странное; оно прокатилось мимо него, проникнув в дом.

— Твою мать! — одновременно закричали Балу и Горшок, увидев, что именно вкатилось в комнату.

На полу валялась отрубленная мужская голова! Да не простая голова, а ещё живая! Она каталась по полу, моргая и разевая зубастый рот. Чёрта Михаил, может, и ожидал увидеть, но уж точно не живую голову!

— Вот те на… — пробормотал Миша, отползая назад до тех пор, пока спина не коснулась стены.

Он бросил взгляд в сторону друга и с грустью подумал, что эта странная, немного сумасшедшая улыбка теперь не исчезнет с его лица никогда: Балу удивлённо смотрел на голову, улыбался и бормотал что-то вроде: «Серьёзно?.. Внезапная голова?.. Да ладно! Во прикол!»

Горшок был согласен с ним в одном: эта голова была действительно внезапной.

«Живая башка… Значит, отрубили её прямо на пороге дома…» — думал он, с ужасом глядя на голову, что, подскакивая, катилась прямо к нему.

Михаил почему-то вспомнил о том, что некий учёный, приговорённый к смерти через отсечение головы, провёл свой последний эксперимент, попросив помощника посчитать, сколько раз его отрубленная голова сможет моргнуть, пока окончательно не погибнет.

И вот какой-то чёртов экспериментатор, по всей видимости, решил провести тот же опыт около дома, в котором по какому-то нелепому стечению обстоятельств оказались Шура и Миша. Только считать, сколько раз моргнёт эта жуткая башка, Миха не собирался, для начала он попытался подняться на ноги. А голова оказалась резвая. Пока парень поднимался с пола, ещё не решив, как поступить дальше, голова подкатилась к нему и вцепилась зубами в ногу.

— Ах ты ж блин, ё-моё! — проорал совсем не ожидавший подобного нападения Горшок.

Он приподнял ногу и голова повисла, цепляясь зубами за штанину, и, кажется, даже глухо рыча. Миха потряс ногой в воздухе, желая сбросить ужасный груз — не помогло, да ещё и опять упал, не удержавшись на одной ноге! А Шурик, наблюдая за происходящим, уже неудержимо хохотал.

— Прочь, сгинь, колобок, отцепись от ног! — прокричал Балу, продолжая смеяться.

«И это я ещё нервный стал? — с обидой подумал Михаил. — Сам вон как ржёт на нервяках, совсем свихнулся!»

— Ты ещё и ржёшь вместо того чтобы помочь! — крикнул он ему. — Лови тогда подачу!

И он резко дернул ногой вперёд. Жуткая голова отлетела к противоположной стене, ударилась о неё с каким-то глухим чмокающим звуком, отскочила и подкатилась к Балу. Не переставая хохотать, парень пнул башку в сторону Михи и заиграл на гитаре быструю мелодию в стиле ска.

— …Но всё сильней кусала злая голова, мужика до слёз она довела! — пропел он отрывок и, не удержавшись, снова рассмеялся.

— Не дождёшься, — пробубнил Горшок, пытаясь скрыть улыбку.

При всём, казалось бы, ужасе происходящего, ситуация и правда выглядела комичной: кусачая злая башка катается по полу и норовит впиться зубами в ноги двух пинающих её по всей комнате смеющихся парней.

«Ну, мы бы и не пинали, если бы она не кусалась, — подумал Горшок, вновь толкая бешеную голову в сторону Балу, — а раз так, хоть повеселимся!»

— Чё за песня? — решил уточнить Миха, смекнув, что складные строчки, произнесённые Шуриком — не накатившее вдруг вдохновение.

— Так и называется: «Внезапная Голова», — ответил Балунов, отталкивая голову обратно в сторону Михи. — Старая тема.

— А что дальше будет? — снова спросил Горшок и подпрыгнул: башка чуть было вновь не вцепилась в ногу. — Она нас сожрала в конце, да?

— Нет, там дальше весело будет, я даже спойлерить не хочу, — рассмеялся блондин.

— Куда уж веселее, — проговорил Миша и вновь пнул голову, та пролетела мимо Балунова и врезалась в стену. — Гол.

В свете фонарей за окном мелькнула тень. Миха насторожился и сделал несколько шагов по направлению к двери. Балу тем временем, витиевато матерясь, тщетно пытался оторвать от штанины злобную голову, что вцепилась в неё, отскочив от стены.

Дверь распахнулась, и на пороге показался тёмный силуэт. Некто очень высокий и мощный сделал тяжёлый, порывистый шаг в дом и… И растянулся на полу, столкнувшись с Горшком.

Михаил изумлённо поглядел на то, как безголовое тело шарит руками по полу и поднял взгляд на Шурика.

— Да отцепись ты, заразы клок, вон твой хозяин пришёл, — ворчал Балу, дёргая башку за уши, желая всё-таки оторвать её от своих штанов.

— То есть всё так и должно быть? — удивился Миша, но Балунов ему не ответил.

— Эй, ты! — обратился он к безголовому типу. — Вот твоё добро, забирай и проваливай!

Тело вскочило на ноги, сделало пару шагов, вновь повалилось на пол, споткнувшись о лавку, и снова беспомощно зашарило руками по полу.

Так это было забавно и нелепо, что Михаил, не удержавшись, громко рассмеялся: тело ищет свою разгуливающую по деревне голову, Шурик, матерясь и прыгая на одной ноге, приближается к растеряше и размахивает беглой башкой, что висит на штанине.

— Вот придурок! — ухохатывался Миха.

Наконец странный гость обнаружил свою голову, подхватил, легко отцепив её от балуновской штанины, посадил её на плечи и, крикнув:

— Извини, мужик! — рассмеялся, видимо, обрадовавшись обнаруженной пропаже, и, придерживая её, чтобы не упала, выбежал из дома прочь.

— Да конь с тобой, — запоздало ответил ему Шурик, присев на лавку, и повернулся к всё ещё хохочущему другу. — Чё, ржёшь, Гаврила? — улыбнулся он. — Я ж говорил, что смешно будет!