Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

В «Хогвартс» свежеизбранный глава попечительского совета собирался как на бой. Во всяком случае амулетов нацепил едва ли меньше, чем во времена оны, готовясь к пожирательскому рейду. Поверх тончайшей гибкой кольчуги он зашнуровал кожаный колет[70], и даже волосы собрал в хвост, точно и впрямь намеревался прямо с порога драться. Кто-то назвал бы подобное поведение трусостью, кто-то — попыткой самоуспокоения; и правы был бы оба, в чём Люциус прекрасно отдавал себе отчёт. Дракон сам по себе не повод для шуток, как и тролль, но в школе его ждал кое-кто пострашнее.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Старый Цапень Дамблдор не верил в раскаяние «бывших» и в их оправдания об империусе — ни на кнат; более того, Малфой ничуть не сомневался, что именно прежний (впрочем, теперь правильнее было бы говорить — уже вновь действующий) глава Ордена Феникса повинен в тех нескончаемых варварских набегах, которые сам Люциус и многие из его друзей претерпевали от аврората.

Поводы изобретались самые вздорные — какие-то невнятные жалобы анонимных пострадавших, некие не подлежащие раскрытию оперативные данные и «вновь открывшиеся обстоятельства» по старинным делам, усердно расследуемым год за годом, но так и не дошедшим до суда. Итог всегда оставался один: унизительные обыски, после которых, чуть зевни, можно было недосчитаться весьма ценных артефактов и книг.

Предметы со следами «тёмной магии» конфисковывались, и только редкое везение могло помочь заполучить их потом обратно — оседали ли изъятые вещицы в цепких лапах невыразимцев, или просто уничтожались, Малфой не знал. Кое-какие пропажи нельзя было счесть ничем иным, кроме как сведéнием личных счётов и актом чистого саботажа — например, раритетное, но абсолютно неволшебное издание «Кентерберийских рассказов» как прилипло однажды к чьим-то рукам, так более никогда и не вернулось.

Но и помимо вредительства чужими силами господин Верховный чародей находил способы отравить Люциусу жизнь. На заседаниях Визенгамота тлела тихая, изматывающая позиционная война. Где Малфой голосовал «за» — глава законодателей был «против», и наоборот. Его речи о равенстве и прогрессе вызывали уже не оскомину, а натуральное разлитие желчи — всё оттого, что прогресс облечённый немалой властью магглолюб понимал как «что угодно новое в разы лучше чего угодно старого», а равенство — как «все равны, но грязнокровки более равны, чем другие».

К прискорбию, хозяин Бузинной палочки был чудовищно магически силён. Именно по этой единственной причине сиятельнейший лорд Малфой — и многие, многие его собратья по духу, ибо маски и плащи пожирателей смерти могли быть попрятаны по запертым сундукам, но уничтожить их в действительности ни у кого не поднялась рука — да, только потому, что объективно оценивал: не сдюжит, Люциус ещё не вызвал мерзавца на смертельную дуэль. А вовсе не из-за того, что драться с простолюдином — непростительный моветон.

А кроме того, старательно пестующий образ безобидного чудаковатого старца колдун превосходно владел легиллименцией, и из-за одного этого его стоило опасаться вдвойне. Короче говоря, любой адекватный человек предпочёл бы дракона и тролля. Увы, выбирать не приходилось.

Со вчерашнего праздничного бала у Гринграссов Малфои возвратились поздно — или, скорее, рано — настолько, что принявшегося расталкивать хозяина домовика с запиской Люциус спросонья поприветствовал невербальным «флипендо», и лишь затем открыл глаза. Добби, с писком кувыркнувшийся было на пол, вскарабкался обратно на кровать и всё-таки вручил послание, бормоча вперемешку самоуничижительные эпитеты и заверения в срочности. Писал Снейп, и содержание его эпистолы согнало сон лучше любого бодрящего зелья.

Во-первых, в «Хогвартсе» попустительством директора обнаружился тролль — даже скорее не обнаружился, а длительное время содержался, хотя по окольным выражениям, использованным Северусом, можно было понять, что не всё там так просто. Во-вторых этот тролль, гулявший невозбранно в праздничную ночь по школьным коридорам, благополучно умерщвлён неизвестным благодетелем — от него осталось в буквальном смысле мокрое место.

Личность троллеборца не была до конца ясна; Снейп предполагал вмешательство младшего Поттера. Учитывая, что герой Магической Британии успел всего за каких-то два месяца засветиться сразу в нескольких тихих скандалах — поступил в дом Слизерин, объявил себя наследником его основателя и выказал знание парселтанга — удивляться не следовало. Особенно в свете того, что ещё ранее Поттер фактически признался в связи с возродившимся Тёмным Лордом, чей артефакт сейчас хранился у него — или, по крайней мере, мальчишка знал, где тот находится.

В принципе, складывавшийся по слухам — как собранным Нарциссой, так и пересказанным Драко — образ Поттера настолько не вписывался в плакатный, распропагандированный портрет святого младенца, что возникали подозрения: а тот ли вообще это мальчик? Но мальчик был самый тот — внешность, удавшаяся в отца, сие подтверждала. Впрочем, оборотное зелье не следовало до конца списывать со счетов, хотя никто и не замечал за Поттером привычки постоянно прикладываться к какой-нибудь неприметной фляжечке, а уж следили за ним во все глаза, что недруги, что потенциальные союзники. Ребёнок был сыном Джеймса — но вот к его воспитанию и мировоззрению возникали вопросы; ни то, ни другое явно не было продуктом общения с группировкой противников Тёмного Лорда — скорее, как раз, наоборот. И в этот же котёл — окклюменция, редчайший, невозможный для его возраста дар — или всё же навык?

Короче говоря, Северус ребёнку поверил — Люциус же не до конца, однако личная встреча должна была прояснить всё так или иначе. Они с Нарциссой ждали каникул — Драко обещался любыми путями залучить своего друга в гости, но представившийся сейчас удобный случай Люциус не намеревался упускать.

Даже если отставить в сторону тролля и его предполагаемого укротителя, немедленный визит в «Хогвартс» требовался всё равно. Ночью сгорела хижина школьного лесничего, печально знаменитого полувеликана. Сам Хагрид тоже пострадал — с обширными ожогами он находился на излечении в госпитале святого Мунго, в сознание покуда не приходил, и показаний о случившемся не дал.

Собрание преподавателей пришло к выводу, что страстный любитель фауны классом опасности не ниже, чем пять-икс, взялся за старое — где акромантул, там и прочие твари в том же духе; на этот раз — якобы — Хагрид притащил к себе дракона. Характер пожара, по описанию, действительно выглядел неестественным, а косвенной уликой послужили соответствующие книги, которые не слишком прежде охочий до чтения гигант повадился таскать из библиотеки, но всё же самогó огнедышащего ящера никто так и не видел. Северус считал, что и здесь без Слизеринова наследничка не обошлось, уж больно всё это совпадало по времени с его ночной отлучкой. И вот ещё в чём дело — ведь драконы понимали парселтанг…

Пока Малфой читал и перечитывал эти великолепные известия, прибыла вторая записка — на сей раз от возлюбленного отпрыска.

Тот, в лучших традициях семейства своей маменьки, залил полстраницы пафосом и тайной. Сквозь «не могу открыть тебе всего», «истинное могущество древней крови» и «невероятную мощь» просвечивало «какой я молодец». Что-то у ребёнка случилось за ночь такое, что он пришёл в новое восхищение от своего ненаглядного Поттера — и от себя самого заодно. И если принять хотя бы половину намёков за правду — Магическая Британия и впрямь даже не подозревала, кого именно умудрилась определить себе в герои. Избавиться при помощи такого Поттера от возродившегося Тёмного Лорда будет не проще, чем от саламандры при помощи огня, или от гигантского кальмара — используя «агуаменти». И это он ещё маленький…

Вдоволь насладившись своей корреспонденцией, Люциус затребовал пергамент и письменный прибор, и прямо в кровати написал несколько собственных посланий. И лишь после того принялся за утренние сборы, растолкав самозабвенно спавшую лицом в подушку Нарциссу.

Люциус хмуро проверил последний артефакт, серьгу, служившую щитом от ментальных воздействий (слабенький, но он возьмёт на себя хоть что-то, а сильных нынче делать всё равно не умели, ни за какие деньги), придирчиво осмотрел перстни (тоже зачарованные, разумеется, один на определение ядов, а другой — веритасерума), поморщился — он их не любил, мешали — но со вздохом оставил всё как есть. Накидывая мантию поверх остального облачения, он состроил себе в зеркале зверскую гримасу. Получилось что надо — хоть прямо сейчас на листовку «разыскивается». Зеркало испуганно залопотало по-французски какой-то льстивый бред, но Малфой, давно отвыкший вслушиваться в речения колдовской стекляшки, привычно пропустил его мимо ушей. Что он хорош собой в любом наряде, Люциус отлично знал и так, и это не изменили даже два месяца нарастающего нервного напряжения и хлопот, связанных с новым постом. Немного заострились скулы, да и только.

Если быть честным с собою до конца, вовсе не заботы о «Хогвартсе» изматывали сиятельнейшего лорда. Его мучила другая загадка. Налившаяся чернотой метка на руке не давала усомниться: слухи не лгут, Тёмный Лорд нашёл способ вернуться к жизни. Но миновал месяц, другой — и вот уже пятый был на середине, а вызова к повелителю так до сих пор и не поступило. Почему?

Он более им не доверял? Люциус мог это понять. Все пожиратели смерти поделились на два лагеря: одни решили биться до конца, каков бы он ни был, другие стратегически отступили. Можно было выразиться и иначе: одни, упиваясь собственной несгибаемостью, гнили в Азкабане, другие пребывали на свободе, сохранив, по преимуществу, влияние, капиталы и прочие ресурсы. Или так: одни предали, другие остались верны. Вопрос формулировки являлся ключевым — мало существовало на свете вещей, которые Тёмный Лорд ненавидел бы больше, чем предательство.

Малфой сотню раз спрашивал себя — правильный ли сделал выбор? Быть может, Белла, Антонин и Барти поступили лучше? Всего и требовалось, что верить, ждать и не сломаться в окружении высасывающих любую радость упырей — а чем это отличалось от его собственной тихой каждодневной битвы? И гордость, многажды растоптанная аврорским сапогом за десять лет, осталась бы цела, и смело можно было бы взглянуть сейчас в глаза вернувшемуся повелителю. Но…

Всегда это проклятое «но». Верные, гордые, лучшие прямо сейчас были бесполезны. Что они могли бы предпринять, сидя в своих одиночных клетках на далёком выстывшем куске скалы? Да ничего. Они исполнили бы любой приказ, трижды самоубийственный — но приказывать им не имело смысла. Второй вещью, после предательства, которую Тёмный Лорд не терпел ни при каких обстоятельствах — и наградой за неё часто служила смерть — была никчёмность.

И вот настало то самое время, коего Люциус так боялся и так ждал, веря и не веря в его приход — и он, такой благоразумный, был среди бодрствующих со светильником в ночи, готовый, во всеоружии — но призыва всё не звучало. Значит — не угадал?.. Решил неверно? И всё зря?

Именно эти мысли, а вовсе не стипендии неимущим, соревнования по квиддичу или расходы на больничное крыло кружили в голове дни напролёт и не пускали ко сну вечерами. Люциус не обольщался: в душе он был тот ещё осторожный трус, и прекрасно об этом знал. Сейчас ему было страшно.

Неслышно подошедшая Нарцисса с нежной и лукавой усмешкой огладила ткань его рукава, распределяя складки согласно одному ей ведомому представлению о гармонии. Потом опёрлась на предплечье супруга, быстро поднялась на цыпочки и, аккуратно прицелившись, чмокнула Люциуса в уголок рта.

— Павлин, — сказала она, отступая прочь после этой мимолётной ласки. — Белый. Какая прелесть!

Люциус закатил глаза.

— Не нервничай так, милый, — рассудительным тоном посоветовала Нарцисса, проходя к трельяжу и усаживаясь на низенькую табуретку. — Фомальгаут очень милый мальчик, а Север, как обычно, просто себя накручивает. Ну, и нас заодно. Уверена, вы прекрасно поладите.

Всё ещё неглиже, в сорочке и незавязанном пеньюаре, чьи полы раскинулись сейчас по ковру вокруг неё иссиня-зелёным русалочьим хвостом, простоволосая, с обнажившимися до локтя руками, она сама напоминала если и не павлина, то какую-нибудь иную экзотическую птицу, деловито охорашивающую оперение с приходом утра.

— Vous ȇtes la femme la plus séduisante du Monde[71], — подобострастно проворковало зеркало, но Нарцисса заносчивым тоном прикрикнула:

— Tais-toi, crasse![72] — нашарила в ящике трельяжа изукрашенную перламутром щётку и принялась приводить в порядок спутанные со сна белокурые пряди. Малфой невольно залюбовался — зеркало, хоть и сыпавшее пошлыми банальностями, в сути своих высказываний было право.

— Из-за того, что он на четверть Блэк, ты слишком к нему пристрастна, — посетовал Люциус, взяв в руки трость и машинально проверяя крепление волшебной палочки. — Думаешь, раз он охотно ест твой шоколад, то и вообще будет есть у тебя с рук?

Нарцисса поймала в отражении его взгляд и самодовольно улыбнулась.

— А вот и увидим! В любом случае, наш сын уже блестяще использовал свой шанс. Ты, кстати, не забудь с ним повидаться. Он мне на тебя жаловался, что папенька мало пишет и совсем не хвалит. Купи бедному ребёнку — что он хочет? Метлу?

Она скрутила волосы в пучок и небрежным пассом отправила в полёт рой шпилек; те закружились вокруг её головы. Их увенчанные крошечными жемчужинами головки поблёскивали в свете зачарованных свечей, воткнутых в парные серебряные канделябры. Старинные, тяжеловесные и грубоватые, они мало подходили к общей утончённой обстановке спальни — а кроме того, Люциусу вообще не очень нравилось сочетание скелетов и щупалец. Но Нарцисса в своё время прихватила светильники из дому как часть приданого, и нежно любила эту пакость.

— Место ловца в факультетской сборной следующего года, — хмыкнул Люциус, расправляя манжеты. Губа у любимого сыночка была не дура. — Это семь мётел.

Нарцисса, побросав в шкатулку лишние шпильки, царственно вскинула брови.

— И? Ты видишь тут проблему?

Люциус усмехнулся, разглядывая лицо жены через зеркало. Ох уж эти Блэки!

— Никакой. Проблему мотивации, разве что, — склонившись через окутанное пеной кружева плечо, он быстро поцеловал жену в щёку, сжимая её хрупкую ладонь — а вслед за тем припал на мгновение губами к беззащитно выпирающим из-под бледной кожи костяшкам тонких пальцев. — Я ушёл.

Всесторонне экипированный, Люциус направился, однако, не прямиком в «Хогвартс».

Вначале он заглянул в Министерство Магии, и уже оттуда, в сопровождении предупреждённого утренней запиской Макнейра, перешёл камином в личные покои слизеринского декана. Во-первых, потому что намеревался перекинуться с Северусом парой слов — заполучить, так сказать, свежайшие разведданные в преддверии решительной атаки, и во-вторых — потому что вторгаться непосредственно в директорский кабинет было не самой удачной идеей. Тот мог ещё и не пустить.

У Северуса обнаружился спешно прибывший Тиберий Огден — тому, как выяснилось, и собственные дочки успели черкнуть пару строк; они у него учились в Хаффлпаффе, второй и третий курс, звёзд с неба не хватали, но баснословное приданое гарантировало им в будущем превосходных женихов. Пожилой уже винопромышленник, богатый как Крёз, души не чаял в поздних цветах своего третьего брака. Малфой его понимал — у него сын был вообще один, других не будет и, стрясись что… но он гнал от себя эти мысли. Нет, ничего с Драко не случится. Он, Люциус, проследит. А кроме того, наследник Малфоев и сам умница, каких мало, пускай характером, увлекающимся и авантюрным, вышел совсем в Блэков.

Старина Уолден, в прошлом — пожиратель смерти, а ныне — ликвидатор опасных магических существ при соответствующей министерской комиссии, ещё один из когорты выбравших суть верности, а не её форму, обменялся с Огденом рукопожатием, а с Северусом — приветственным кивком.

Все трое меченых имели удовольствие видеться относительно недавно. В последнее время взаимные визиты среди «бывших» приобрели характер беспокойного роения — Люциус как наяву видел взбудораженных шершней, повылазивших из гнезда, с гудением ползающих кругами, натыкаясь друг на друга и ощупывая всех встречных усиками. Каждый желал удостовериться, что вызовом обошли не его одного. Каждый раз за разом оставался не до конца убеждённым в искренности каждого. Никто не спешил сознаться, что принимал участие в Поттере — до или во время его летнего исчезновения из-под надзора светлейшего из магов. Убийством старухи-сквиба — таким образцовым, с меткой в небе напоказ — тоже не решался похвастаться никто. И все потихоньку сходили с ума — оптом и в розницу.

Как выяснилось, в дракона в школе уверовали всерьёз — или решили перестраховаться. Студенты, кто постарше, а также бóльшая часть профессуры — за исключением Снейпа, который ждал именно их, безобразно пьяной Трелони, которая до сих пор не проспалась, и директора, которому оправдания не усматривалось — обшаривали в эту минуту Запретный лес. Преимущественно с воздуха, но в особо подозрительных местах с буреломами (коих, разумеется, было очень много) высаживались пешие поисковые партии.

За несколько часов спецоперации — а началась она в половине восьмого утра, аккурат одновременно с жиденьким и серым ноябрьским рассветом — успели обнаружить и уничтожить гигантскую и очень опасную колонию акромантулов, спугнули стадо единорогов, ускакавшее вглубь леса, нашли целую поляну ядовитой тентакулы, встретились и поругались с кентаврами — к счастью, без жертв с обеих сторон — и разломали в щепки одну из мётел (не справившийся с управлением летун отделался ушибами и вывихом). Дракона не было и следа.

Огден враз приободрился — непосредственная опасность для его дочурок отсутствовала, а Макнейр, наоборот, поскучнел — эпатажному топору (Уолден упорно называл свою неразлучную железяку «секирой») явно грозило остаться не у дел, по крайней мере — сегодня. Решительно прекратив дальнейшие обсуждения, успевшие превратиться из обмена информацией в обмен сплетнями, Люциус повёл свой отряд драконоборцев к директорскому кабинету, благо дорогу туда, после стольких-то вызовов за годы учёбы, у него без помощи опытного обливиатора вряд ли получилось бы забыть.

Не утаила память и особенностей гостевого кресла. Когда директор принял их и пригласил рассаживаться — от избытка любезности, впрочем, глава школы не страдал, и потому гостям пришлось самим наколдовывать себе сиденья — Люциус первым делом постучал тростью по его ножке, трансфигурируя пакостное творение душевнобольного краснодеревщика в нормальный стул.

— Чаю, господа? — изогнул бороду в фальшивой улыбке директор. — Превосходный «Дарджилинг», смею рекомендовать! Чем обязан вашему визиту?

По нему не было заметно, чтобы он хоть сколько-то нервничал — а между тем, Люциус надеялся, что будет. Состав своей делегации он подобрал хоть и второпях, но вовсе не случайно.

Тиберий Огден, наряду с самим Малфоем и Маркусом Милламантом, фактическим монополистом на рынке волшебных палаток и шатров, являлся одним из всего лишь трёх крупных меценатов, спонсировавших жизнедеятельность школы. Коль скоро они трое завяжут свои кошельки — придётся серьёзным образом пересмотреть бюджет, особенно в части стипендий для всяких побирушек вроде Уизли.

Макнейр же, носивший за глаза неприглядную кличку «палач», олицетворял угрозу более опосредованную, но и более прямолинейную. Свою роль в спектакле он понял прекрасно — топор пристроил на виду, между широко расставленных колен, сложил ладони на основании рукояти и состроил мрачное лицо. Физиономия его, и в добром-то расположении духа навевавшая мысли о мерзком донельзя характере, сделалась совсем уж гадкой.

— Как глава попечительского совета школы, — чопорно изрёк Люциус, отставляя в сторону вооружённую тростью руку и принимая как можно более надменную позу, — я прибыл расследовать имевший место сегодня ночью инцидент. Я говорю о тролле, господин директор. И о пожаре. Извольте объясниться.

— Самое защищённое место в Магической Британии! — Огден негодующе поджал губы, отчего его вислые бульдожьи щёки затряслись. — Так мне говорили. Припоминаете ещё свои слова? Следовало послушать мою дорогую Клариссу — отдать Эдиту и Беату на обучение в Шармбатон! Впрочем, перевестись ещё не поздно…

— Где монстра? — подхватил Макнейр, кривя рот в гримасе, которая у кого другого вышла бы дружелюбной. Зубы у матёрого головореза были плохие, но неизъяснимое очарование его улыбки заключалось не в этом — точнее, не только в этом. — Заявочка тута на вас была. Вы, значиться, монстру предъявите, а мы-то с моей малышкой: «ж-жих!», и готово.

— Боюсь, имело место недоразумение, — постно потупился директор. — Никакого тролля. Видите ли, в честь Хэллоуина кто-то из наших студентов пошутил — заколдовал большую лужу воды так, что это стало похоже на кровь. А наш преподаватель защиты… думаю, ни для кого не секрет, что эта должность проклята сами-знаете-кем… в общем, он немного нервный молодой человек. И совершенно не переносит вида крови. Напугался, упал в обморок. Я повторюсь — недоразумение, и только.

От столь явной, беспардонной, неприкрытой лжи захватывало дух. Люциусу стоило большого труда удержать лицо. Чего-чего, но такого он не ожидал.

— А эвакуацию вы провели чтобы шутка стала ещё смешнее? — поморщился Огден.

Старый лицедей снова улыбнулся, собирая морщинки в уголках глаз — ни дать ни взять добрый дедушка, решивший порадовать сказочкой любимых внуков.

— Безопасность детей — наш приоритет, — елейно сообщил он.

Отложив в сторону неуместные сейчас эмоции — среди которых преобладало желание вцепиться в благообразную седую бороду, разодрать директорскую пасть и вырезать из неё язык — Малфой зашёл с другой стороны.

— Изумительно. Но допустим. Каковы же будут ваши объяснения насчёт пожара?

Блеснули в свете камина очки, тихо прозвенели бубенчики; директор склонил голову.

— К сожалению, небольшое возгорание, я бы не назвал это пожаром, действительно имело место, — вымолвил он. — Но не в здании школы. Пострадал домик лесничего. Скорее всего, Рубеус задремал, а уголёк тем временем выпал из камина и провалился в щель между досками пола… бедный малый лишён волшебной палочки по приговору суда. Вы, естественно, в курсе, — прозвучало это с упрёком, будто палочку любителю смертоносных тварей переломил лично Люциус, да ещё и потоптался по обломкам. — Он растерялся, не сумел вовремя потушить пламя — в результате обжёгся и надышался дымом. Очень неприятный и грустный инцидент, я согласен, но детям решительно ничего не угрожало. Мы уже занимаемся устранением последствий.

Малфой медленно и глубоко вдохнул через нос. Северус, обманщик, утверждал, что это помогает «управлять гневом». Не помогало ничуть, и Люциус обратился к другому способу, своему любимому и проверенному: стал высчитывать в уме, на сколько именно круциатусов подряд хватит мощности директорских лёгких прежде, чем тот сорвёт голос.

— Дракон детям тоже не угрожал? — осведомился он.

Директор недовольно вздохнул.

— Мистер Малфой…

— Лорд Малфой, мистер Дамблдор, — машинально огрызнулся Люциус. — Имейте хоть немного уважения.

— …какой дракон? — продолжил тот, не удостоив ответом его ремарку. — Откуда у нас здесь дракон? Право слово, я не понимаю.

— Стало быть, это не его сейчас ловят по всему Запретному лесу дети, безопасность которых — ваш приоритет? — внутренне кипя от бешенства, уточнил Малфой.

— О, вы успели заметить? — как ни в чём не бывало просиял директор. — Это массовая тренировка по защите от тёмных искусств. Не беспокойтесь — с ними сейчас преподаватели, всё под контролем. Кстати говоря, раз уж вы здесь, не могли бы мы обсудить парочку финансовых вопросов? Уверен, совету попечителей будет небезынтересно, что…

Люциус понял, что бой он проиграл. Директор пошёл в глухую несознанку, как выражались в подобных случаях Авроры. И если в распоряжении авроров имелись методы ломать таких субъектов — а главное, полномочия эти методы применять — то ни у кого из них троих последнего не было, даже у Макнейра. Разве что объявить опасной магической тварью без меры обнаглевшего бородатого проходимца, и на этом основании обезглавить его — но что-то подсказывало Люциусу, что данный план нежизнеспособен.

— Я этого так не оставлю, — холодно пообещал он. — Можете быть уверены, я дойду до международной комиссии по образованию, если потребуется.

— Прекрасная мысль! — всплеснул руками довольный собой директор. — Мы будем только рады видеть их у себя. Обмен передовым опытом — что может быть лучше! Так вот, возвращаясь к стоимости ремонта…

* * *

Призраки никогда не внушали Гарри особого пиетета. Однако если и не поклон в пояс, то устную благодарность Кровавый Барон в его глазах действительно заслужил. Что бы он ни сказал префектам — но атмосфера, которую Гарри застал в гостиной, оказалась куда менее напряжённой, чем он опасался.

Префекты пили чай. Один из больших квадратных столов был сплошь уставлен чашками, салфетницами, блюдами с выпечкой, чайником, молочником и прочей посудой — в итоге картина смахивала больше на семейные посиделки, чем на зал суда. Но долго созерцать непривычное зрелище не пришлось — во-первых, его заметили, а во-вторых Драко, шедший сзади, решительно подпихнул Гарри в спину, и тот не слишком грациозно ввалился в общую комнату Слизерина.

— Вот и наследник, — усмехнулся Блишвик, на пару с Роули восседавший во главе стола. — Ползи сюда, мы уж тебя заждались.

«Ложились бы спать тогда», — без восторга подумал Гарри, а сам нацепил вежливую улыбку и пошёл, куда велено — к пустому стулу справа от префекта факультета. Почётное место говорило яснее любых слов — ругать если и будут, то не сильно.

— А ты — марш спать, — нахмурилась Блетчли на Драко, но Гарри возразил:

— Не выгоняйте Малфоя, он — со мной.

Тот важно задрал нос, хотя и явно робел перед префектами. Блишвик снисходительно махнул рукой — и Малфой, подтащив стул от соседнего стола, уселся с краю, тут же ухватив с ближайшей тарелки булочку «Челси»[73].

— Значит, дракон, — улыбнулась Юфимия, поигрывая чайной ложечкой. — Скажи хоть, что за порода? Чёрный гебридский? Или экзотика какая-нибудь? Надо же нам знать, кого с утреца будем ловить. Хотя, бьюсь об заклад, в Запретном лесу его не найдут, верно? Ну ещё бы. — Она мечтательно подпёрла щёку рукой.

Гарри аккуратно приземлился на стул, принял моментально подъехавшую по столешнице чашку с чаем, и поинтересовался осторожно:

— Дракон? — потому что, Мерлин свидетель, он покуда не понимал, о чём она толкует. Роули хмыкнула, а Блишвик лениво погрозил пальцем.

— Перед директором будешь такое лицо строить, парень. Здесь все свои. Одна семья, усёк? Ну так что там с драконом? Большой он? И, ради Салазара — скажи, что ты его контролируешь! Я всё понимаю про парселтанг, но характер у этих тварей паскудный донельзя…

— Вообще удивительно, как никто раньше не догадался, — с энтузиазмом вмешался Селвин, сидевший рядом с Гарри, и весело подмигнул, откусывая от тоста с джемом. — Девиз школы[74] не на пустом месте появился, а? Оружие Салазара — дракон, это же было очевидно. А сколько домыслов нагородили…

Гарри спрятал изумлённую гримасу, припав к чашке. Дракон. Какой ещё, к Мордреду, дракон? Тут он вспомнил давешние речи Тома. Никто, кроме них четверых, не знал, что василиск — это именно василиск.

— Да дайте ему ответить, олухи, — поморщилась Роули. Гарри сделал ещё глоток — чай показался ему совершенно безвкусным, точно вода — и приготовился к любимому развлечению слизеринцев, а именно к выуживанию из собеседника информации, уже, по убеждению оного собеседника, тебе известной.

— Прошу прощения, — молвил он, скромно потупившись. — И в мыслях не было оскорбить кого-либо из вас недоверием. Но, как вы понимаете, я не имею права ни подтвердить ваши слова, ни опровергнуть их. На мне лежит клятва строго хранить тайну.

Тут он вскинул голову и оббежал глазами сидевших за столом — Драко поймал его взгляд и ухмыльнулся, дёрнув бровями; они смотрели с интересом, с предвкушением, и ни одно лицо, даже кислое лицо Блетчли, не выражало скепсиса, ни капли. Они не сомневались — больше не сомневались — в нём.

Первой жертвой наследника — технически не того самого наследника, на которого все подумали, но это не столь важно — стал «кое-кто совершенно бесполезный». Но польза всё же была — именно жертвоприношение оплатило произошедшую перемену.

И если бы и шевельнулись в Гарри раскаяние и сомнения — они исчезли бы без следа сейчас. Его слушали. Смолкали, стоило лишь ему открыть рот. Как будто он сам был префектом, или капитаном квиддичной команды — как будто он был Томом. От этого осознания приятно закружилась голова.

— Зато я могу задать вам вопрос, — продолжил он, поправив очки. — Отчего все решили, что Салазар завещал наследнику одно-единственное оружие?

Это породило взрыв изумлённых восклицаний, рассыпавшийся шепотками и переглядываниями. Блишвик пристукнул кулаком по столу с быстрой усмешкой, в которой проскользнуло явное одобрение. Роули улыбнулась с почти материнской нежностью. Фарли хохотнула, Эджкомб задумчиво почесал нос, а Селвин наградил Гарри тычком в бок.

— Хватит зубы заговаривать, — фыркнула Блетчли. — Дракона могут поймать?

— Нет, — отвечал Гарри, истово надеясь, что сказал правду. Где Том умудрился взять дракона, вот что интересно было бы узнать. Нет, ерунда — даже при всей гениальности брата это не мог быть настоящий дракон. Просто невозможно. Какой-то фокус, скорее всего.

— Почему именно Хагрид? — спросил тем временем Эджкомб, огладив то, что он по недоразумению считал усами. Блетчли закатила глаза.

— Ты что, не… — начала она, но сосед перебил её:

— Гонория, я хочу услышать, что скажет наследник. Твоё мнение мне уже известно.

Префекты шестого курса не слишком-то ладили между собой. Гарри заподозрил бы извращённую форму романтической привязанности (в художественной литературе подобное встречалось сплошь и рядом), но оба были помолвлены — хотя это могло ничего и не значить. Он прочистил горло. Хагрид. Да, Том пошёл по проторенной дорожке. Если раньше Гарри крепко сомневался, что в первый раз Хагрида следствию подсунул именно Том, то сейчас он понял — нет, именно так всё и было. Из чего напрашивался вывод, что…

— Мне казалось — это очевидно, — произнёс он, пряча свои мысли поглубже и придавая себе хладнокровный вид. — Для нас, разумеется. Для остальных это будет выглядеть так, будто рецидивист взялся за старое.

— Сначала акромантул, а теперь дракон! — радостно подхватил Селвин, снова пихая Гарри локтем. Он с аппетитом уминал выпечку, с не меньшей жадностью прислушивался к разговору, да и в целом вёл себя точно на долгожданном празднике. — Логично!

Гарри степенно кивнул.

— Мы все здесь понимаем, что для наследника узурпация его титула немного оскорбительна, — продолжил он свою мысль, осторожно нащупывая путь через полную подводных камней беседу.

— Но переростку не вменяли этого, — нахмурилась Фарли. — Его судили как убийцу.

— Формально, — пожал плечами Гарри.

— С точки зрения закона наследие Слизерина не содержит в себе состава преступления, — согласился Блишвик.

— Хотя многим хотелось бы, чтоб было иначе! — скривилась Блетчли.

— Их проблемы, — качнула головой Роули.

— Никто из посвящённых, конечно, не купился, — Гарри улыбнулся с заговорщицким видом. — Но среди прочих наверняка нашлись те, кто уверовал, будто именно полувеликан открыл Тайную Комнату. Или, по крайней мере — те, кто не осознавал, что это сделал точно не он.

— Ну, теперь это более чем очевидно, — кивнул Эджкомб. — Итак, для самых тупых — великаний смесок доигрался с огнём, для чуть менее тупых — попался под руку наследнику, для тех же, кто в курсе дел…

— …настоящий наследник поставил его на место, — закончил Селвин, улыбаясь до ямочек на щеках. Гарри отсалютовал ему чашкой.

— Именно.

Беседа продолжилась, но свернула на малозначительные вещи. По завершении чаепития — остатки трапезы и посуду испарили несколькими небрежными «эванеско», заставив Гарри гадать, была ли последняя наколдована, или школьное имущество не слишком-то берегли — он подхватил Малфоя под руку и сбежал в спальню с чувством огромного облегчения. Но одновременно ему страстно хотелось немедленно повидаться с Томом. Переговорить, так сказать, как наследник с наследником. Не то чтобы он всерьёз намеревался закатить своему лучшему другу скандал, но парочку вопросов прояснить хотелось бы, и безотлагательно. Увы, откладывать именно что приходилось — как минимум на несколько часов.

Не без опаски покинув спальню субботним утром, Гарри обнаружил, что гостиная набита битком. Походило на то, что факультет полным составом решил прогулять завтрак. Старшие студенты, тепло одетые — или находившиеся в процессе такового одевания — толпились по всему помещению, группами и поодиночке. Воздух гудел от оживлённых разговоров.

— Пойдём дракона твоего искать, — мимоходом заметила оказавшаяся рядом Фарли, поправляя толстый серо-зелёный шарф. — Мобилизовали всех от пятого курса и старше. Наверное, до сумерек в лесу проторчим — одна радость знать, что ничегошеньки не найдём. Тентакулу какую-нибудь, разве что.

— А кентавры? А акромантулы? — ответили ей из группы пятикурсников. Джемма шутливо замахнулась перчатками.

— На тебя, Дикон, и лукотруса хватит! Во-от такусенького!

С руганью поделив мётлы — не у всех старших имелись свои, и потому право собственности младших оказалось беззаконно попрано — и лениво перешучиваясь, самые взрослые студенты ушли. Оставленные в замке младшекурсники разбрелись, мало-помалу возвращаясь к обычному субботнему распорядку. Кто собирался в библиотеку, с учебными сумками наперевес, кто принялся за игру в плюй-камни. Гарри со стыдом вспомнил, что так и позабыл Нага в заброшенном туалете. Идти его искать согласился Драко — не в последнюю очередь потому, что ему хотелось лишний раз посетить место боевой славы, а заодно и показать его Винсу с Грегом; пускай истинная тайна туалета Миртл была и не про них, но уж море кровищи-то они должны были оценить. Если только её не успели убрать.

У самого Гарри имелась миссия поважнее. Он направлялся в секретный Штаб — к Тому. Но не успел он сделать и шага за порог гостиной, как его перехватил декан. Тот пребывал в обычном для себя отвратительном расположении духа — но Гарри почему-то показалось, что с ночи у преподавателя зельеварения появился некий новый повод ненавидеть всех и вся.

— Я вам устроил встречу с прежним хранителем вещи, — сообщил он как о большом одолжении. — В полдень в моём кабинете. Извольте не опаздывать.

Гарри поблагодарил — ничего другого ситуация не предполагала, хотя его признательность далеко не была искренней — и направился к изначальной цели почти бегом. Следующему, кто попробует его задержать, он придумает очень жестокое наказание — мысленно пообещал себе Гарри.

Комната-где-всё-спрятано встретила его сонной умиротворяющей тишиной. Тома не пришлось ни вызывать, ни ждать — он уже был здесь, сидел, погрузившись в глубокую задумчивость, в своём излюбленном кресле, сложив пальцы домиком напротив лица и не сводя глаз с очень невзрачной, тусклой и помятой бальной тиары, лежавшей на столике перед ним, поверх очередной кипы книг по тёмным искусствам. В иных обстоятельствах Гарри живо заинтересовался бы его находкой — вряд ли тиара имела материальную ценность, скорее это мог быть некий артефакт — но сейчас ему не было дела ни до настроения Тома, ни до предмета его размышлений. Он затворил дверь, нарочито тихо, без хлопка.

— Кое-кто совершенно бесполезный, сказал ты, — процитировал Гарри, не тратя времени на приветствия, даже в виде привычного «Том!»; он был слишком зол для восторгов. — Я думал — ты о Филче. Я мог бы поклясться, что мы говорим о Филче!

Том, грубо вырванный из своих мыслей, смерил его неприятно удивлённым взглядом — точно гробовщик, на глазок прикидывающий мерки для будущего изделия и заранее недовольный лишним расходом материала.

— Впредь научись не строить предположений, — поучительно изрёк он, опуская кисти рук на подлокотники и закидывая ногу на ногу. Гарри прошёл ближе, но распирающая нервная энергия не давала ему сесть. Он принялся расхаживать взад-вперёд вдоль дивана, машинально прокручивая в пальцах волшебную палочку. Хотелось наколдовать что-нибудь… эдакое. Недружелюбное.

— Он — в списке, со звездой, его все ненавидят от мала до велика, да к тому же он — сквиб. Что, во имя Салазара, тебя не устроило?! — снова пустился в нападки он. Насчёт предположений отругнуться было нечем — сам виноват, что прямо не спросил, упрёк был справедлив, но — Хагрид? Что у Тома к нему такое, что он не может просто предоставить злополучного гибрида его собственной судьбе?

— Какое дело мне до списка? — холодно осведомился Том. Гарри схватился за голову — и фигурально, и буквально.

— Мне зато есть дело! Я сам спросил у префектов, кого они хотели бы устранить — и они ожидали от меня именно этого, даже заранее подготовились! — выпалил он, яростно потирая лоб. Это же были очевидные вещи, азы политики. Как там оно называлось… лоббирование, точно. — Разве не ты мне говорил, что следует завоевать их протекцию, а?

— Протекция была нужна прежде, теперь твоя цель — их уважение, — просветил Том, показывая зубы в своей бесподобной версии улыбки — хищник, делающий вид, что не собирается укусить. — Действуя по их указке, ты получишь не его, а репутацию послушной марионетки.

Гарри стиснул челюсти. Очередная порция оскорбительной правдивости, но это же Том.

— Мне всё ещё требуется протекция! Я — маленький! Я первокурсник! — он остановился на секунду, обрисовав разочарованным и раздражённым жестом всю свою низенькую фигуру от ботинок до вихрастой головы. — Я постоянно себя чувствую в их обществе как… малолетний король при сильных герцогах — ты понимаешь? Будто я — Ричард Второй[75], или вроде того.

Сравнение с десятилетним монархом показалось Гарри удачным, но Том отреагировал неожиданно — запрокинув голову, он вдруг засмеялся; и не в каком-то надменном злодейском ключе, а с искренним непосредственным весельем, точно над очень удачной шуткой.

— И кто же тогда в этой картине я? — спросил он, пока Гарри решал, стоит ли обидеться всерьёз. — Джон Гонт?[76]

Гарри плюхнулся наконец на диван, скрестив руки на груди, и пожал плечами.

— Похож, нет?

— Возможно, я не настолько благороден, как был Джон, — предположил Том с мягкой, игривой усмешкой.

— Возможно, я, в отличие от Ричарда, умею держать слово, — парировал Гарри, закатывая глаза. — Он всё равно был ужасным королём, — но эта внезапная пикировка сделала своё дело: Гарри расхотелось злиться. Он тяжело вздохнул.

— Мы ушли от темы. Почему опять Хагрид? Мне, знаешь ли, пришлось додумывать твои мотивы — якобы свои мотивы — и я хочу увериться, что в этот раз не строил необоснованных предположений. Итак?

Том помрачнел.

— Стоило бы напомнить тебе, с чего всё началось. Хагрида судили как убийцу девчонки — и он и вправду имел все шансы стать убийцей, причём массовым, кабы не вмешался я, — выговорил он, поводя волшебной палочкой.

В воздухе соткалась иллюзия — удивительно реалистичная, особенно с учётом того, что всего пару месяцев назад Том искусством их создания не владел. Огромный… паук? Скорпион? Гарри не мог сходу классифицировать это создание, соединявшее в себе самые отвратительные черты обоих.

— Это, — сухо прокомментировал Том, — взрослая особь акромантула. Класс опасности пять-икс, они ещё и ядовитые. Частично разумные, но только частично — понимают обращённую речь и могут говорить, но толку в том чуть, они не умнее низлов, зато куда агрессивнее. Наш любезный Рубеус вообразил себя способным приручить сию тварь. Стоит заметить, что случаев успешного одомашнивания насекомых в истории человечества всего два — пчёлы и тутовый шелкопряд, паукообразных в этом списке не числится. Как думаешь, нас ждало новое слово в животноводстве?

Прежде, чем Гарри мог ответить, последовал новый взмах палочки.

— А это — то, что я нашел в его сундуке. Запертом на простой «коллопортус», прошу заметить. Детёныш акромантула. При устойчивых плюсовых температурах, как например в жилом помещении, их вид не впадает в зимнюю спячку и достигает зрелости быстрее. Так что этому было месяцев семь-восемь, я полагаю. Готов к размножению через полтора года после вылупления из яйца при нормальных условиях, при ускоренном развитии — кто знает. Теперь скажи мне, что данное существо абсолютно безопасно, а студент, содержавший его в школе, полной детей-волшебников, адекватен и не заслуживал позорного исключения.

Гарри промолчал. Иллюзии акромантулов деловито заплетали сетями противоположные углы потолка. Было хорошо видно, особенно у большого, как шевелится то сраное адское дерьмо, которое служило им вместо рта.

— Я, может быть, и подставил Хагрида, — добил Том, так и не дождавшись возражений, — но то был лишь бонус, удобная возможность. Не случись прискорбного недоразумения с Миртл, я бы устроил его исключение всё равно. Ему изначально не следовало учиться в «Хогвартсе», это вылилось в безумное напряжение для его умственных способностей и постоянную угрозу для всех остальных. Даже чисто физическую — думаешь, он всегда контролирует свою силу? И это уже не говоря о его… наклонностях естествоиспытателя.

Гарри покачал головой:

— Ты практически обозвал его идиотом и фриком, знаешь?

— Нет, если бы я хотел обозвать его — я бы сказал, что он плод больной неконтролируемой похоти, и что никому неизвестно, насколько он пострадал ещё при зачатии от проблем биологической несовместимости. И даже это была бы чистая правда. А ты, прежде чем снова играть в адвоката дьявола, лучше вспомни-ка, кто оставил тебя, раненого в голову, дивно тёплой и приветливой октябрьской ночью на крылечке у добрых, заботливых магглов. Даже меня умственно неполноценная потаскуха родила хотя бы в помещении. И передала с рук на руки, а не подбросила на ступеньки.

Гарри снял очки и потёр ладонями лицо.

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Насчёт его прошлых прегрешений я всё понял. Теперь-то что тебе не так? Его исключили, он отсидел — кажется, достаточно? Не помню, как там это было на латыни — но ты, наверняка, помнишь — «нельзя наказывать дважды за одно».

Том вскинул брови и склонил голову набок.

— Non bis in idem, — конечно же он знал, ну разумеется. — Не беспокойся, этот принцип не нарушен. Теперешняя санкция — за дракона.

У Гарри отвалилась челюсть.

— Что?!

​————————-

[70] Мужская короткая приталенная куртка без рукавов и с высоким воротом, обычно из светлой кожи.

[71] «Вы — самая соблазнительная женщина в мире» (фр.)

[72] «Умолкни, грязь!» (фр.)

[73] «Chelsea bun» — вид сладкой булочки с изюмом или коринкой, известной с XVIII века.

[74] «Draco dormiens nunquam titillandus!» если кто вдруг забыл; «Никогда не щекочи спящего дракона!» (лат.)

[75] Ричард II Плантагенет (1367-1400) взошёл на престол 22 июня 1377 года в возрасте 10 лет. Для понимания исторического контекста: это сын Эдуарда Чёрного Принца и Девы Кента, и это при нём было восстание Уота Тайлера. Известен в народе как «король, не сдержавший слова» — поскольку вначале помиловал бунтовавших крестьян и пообещал удовлетворить всех их требования, но потом передумал. Слабый, но жестокий правитель — достаточно сказать, что он второй из английских королей, которого попробовали законодательно низложить (первый был Эдуард II).

[76] На всякий случай напоминаю, что фамилия Тома по маме именно Гонт. А Джон Гонт (1340-1399) — это дядя Ричарда II, герцог Ланкастер. Ввиду отсутствия жёсткого порядка престолонаследования в тот период имел равные с Ричардом права на престол-как сын Эдуарда III, но за корону Англии никогда не боролся, и вообще первые лет несколько управлял страной за Ричарда по его малолетству. В дальнейшем либо его поддерживал, либо оставался нейтрален.