Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

— Корбан? — окликнул мужчина. — Корбан!

Старик, сидевший за столом, встрепенулся и заморгал, оглядываясь по сторонам.

— А? Милорд? Звали?

Напротив него сдержанно рассмеялся Гиббон.

— Посмотрю я на тебя в моём возрасте! — сердито буркнул Корбан и надулся, словно обиженный ребёнок.

— Прекратите… — устало произнёс Тёмный Лорд, махнув рукой. — Так, вы говорите, у нас подходящая ситуация? Какая?

Гиббон сразу стал серьёзен, его тон приобрёл деловитую жёсткость.

— Гарри вчера вытащил застрявших в каминной сети Краучей. Теперь у него плюс два новых поклонника.

— Кого-кого вытащил? — нахмурился маг, вопросительно взглянув на собеседника.

— Честера Уизли и Барти Крауча-младшего, дважды младшего… — Пожиратель слегка запнулся. — Братцы планировали побег.

— Уизли? Это… смущает, — медленно произнёс Тёмный Лорд и вздохнул. — Ладно. А как они туда попали? Брешь?

— Что вы, милорд! — вставил Яксли с ироничной улыбкой. — Это Гарри сам им путь и открыл. Он там на полставки мной подрабатывает…

В комнате раздались сдержанные смешки. Каждый из присутствующих вспомнил свои истории о Гарри и его нестандартных методах, но смех быстро стих, уступая место серьёзности.

— Можно выбрать одного и пропустить, — предложил Яксли. — Самого яркого.

— Через каминную сеть? — уточнил Гиббон.

— Да, но только ты и Гарри, больше никто.

— Рискованно, — заметил милорд. — Если пропускать, то только заранее обработанного.

— Понял, — кивнул старик. — А труп потом в Париж выслать можно?

— Нужно… — ответил Тёмный Лорд, задумчиво глядя в окно. — Какие у них потери за месяц? В целом?

— Человек сто, не больше, — ответил Яксли, глядя в потолок, словно считывая там информацию. — Вы приказали сохранять их активность, а так бы мы постарались лучше…

— Один пробрался в тренировочный лагерь в Канаде, — с недовольством добавил Гиббон. — Даже показал себя неплохо… пока не отправился на корм медведям.

Тёмный Лорд медленно кивнул, разделяя их беспокойство.

— Понимаю, но надо ещё немного терпения. Нам повезло, что у нас вообще есть с кем сражаться. Если не научимся… все погибнем.

— Сколько ждать, милорд? — осторожно спросил Корбан, склонив голову. — Они постоянно наглеют…

Тёмный маг откинулся на спинку кресла и с лёгкой улыбкой посмотрел на соратников.

— Друзья мои… ваши души и тела всё такие же храбрые, но я вижу, как вы устали, — произнёс он мягко, но твёрдо. — Главный удар нанесёт не наше поколение. Его нанесут те, кто родился в мирное время. Только борьба за жизнь объединяет людей ради будущего, а не совместные ужины.

Он сделал паузу, а его взгляд стал тяжёлым, словно маг смотрел на них из глубокого прошлого.

— Надеюсь, за всю свою неспокойную жизнь вы это поняли. Иначе...

Распахнувшиеся двери прервали эффектный финал его мысли, и в кабинет ворвалось взбешенное рыжее облако. Он мысленно усмехнулся — перед ним стояла готовая дышать огнем Мерида, и причина её гнева была ему очевидна.

— Милорд, она сказала, что не хватает футболок, — забормотал встревоженный Гиббон. — Обманщица!

— Извините! — неискренне буркнула девчонка, гневно сверля взглядом исключительно Темного Лорда.

За ней с палочкой наперевес влетела Аллекто.

— Милорд, она меня заперла!

— Что, обучение у Люпина не проходит даром? — усмехнулся он. — Умница!

Стало ясно, что он не собирается ни на кого злиться, в отличии от девчонки, и взрослые поспешили ретироваться. Амадей на прощание шутливо погрозил рыжей кулаком, но она лишь ухмыльнулась в ответ.

Когда дверь закрылась, маг положил ноги на стол и сцепил руки под головой, чтобы лицезреть происходящее было удобнее.

— Ну? — с усмешкой спросил он. — Давай, изливай наболевшее.

Поначалу Мериде не хватало слов, и она сделала пару молчаливых перебежек по кабинету. Глаза её блестели от слёз, которые придавали взгляду ещё более глубокий зелёный оттенок, а резкие жесты тонкими руками лишь подчёркивали её хрупкость.

Наконец она приблизилась к мистеру Риддлу и потрясла прямо перед его носом палочкой, которую держала двумя пальцами, словно липкую гадость.

— Что это?! — громко спросила она.

— Палочка, — невозмутимо ответил он, чуть прикусив губу, чтобы не рассмеяться. — Волшебная.

— Нет, — возразила она, мотнув головой. — Это — ЧЕПУХА!

После этого Мерида выплеснула на мага всё — обиду, злость, унижение, которые принесла ей эта никчёмная волшебная палочка. Она жаловалась, что и без того не может привыкнуть к магии, а теперь ещё и терпит насмешки от тех, кто с детства с ней знаком!

— А вы хоть представляете, каково это?! — гневно воскликнула она.

На самом деле маг знал эту боль очень хорошо, и на первом курсе в Хогвартсе часто рыдал ночами в подушку, опозоренный своим незнанием всего на свете. Он тогда не понимал ничего — ни откуда берется еда, ни почему разговаривают портреты и даже не догадывался, благодаря какому заклинанию свечи парят под потолком. Его дразнили маггловским лягушонком без рода и племени… но всего пару месяцев. Он быстро понял: сильных не оскорбляют. И с тех пор не просто выкарабкался из этой трясины — он утопил в ней своих обидчиков. Многих буквально.

— Иди сюда, — позвал он, смягчив голос.

Она подошла. Он провёл пальцем по её щеке, ловя прозрачную слезинку.

— Никогда больше не плачь из-за насмешек, — тихо, но твёрдо сказал он.

Мерида нахмурилась, ожидая скучное нравоучение, но он продолжил:

— Сразу бей! — голос мага стал жёстче. — Любым заклинанием, какое вспомнишь. А когда станешь взрослой — придумаешь что-то поинтереснее. Но не оставляй обиду безнаказанной. Никогда. Это приказ. Поняла?

Она смотрела на него не только с удивлением, но и с восхищением. Именно этого он и добивался.

— Это все твои обиды, Мерида?

— Ещё… — пробормотала она, опустив глаза. — Отца называют безумным убийцей…

— Врут, — холодно возразил он.

Девочка облегчённо выдохнула, но он добавил:

— Не безумный. Просто убийца. Причём очень хороший, даже талантливый. Он — сильный маг. Благодаря ему я не только возродился, но и укрепил свою власть. Ты — часть нашего мира, Мерида. Живого, сильного мира. И когда кто-то снова назовёт твоего отца убийцей, просто скажи, что ты гордишься им. Так же, как и все, кто понимает, что он сделал.

Она вздохнула, кивнула и, судя по её серьёзному выражению лица, поверила ему.

— Однажды ты узнаешь… подробности работы отца, — сказал он тише. — Когда это случится, вспомни наш разговор. Мир всегда нуждается в том, кто будет решительным и беспощадным. Твоему отцу выпала эта честь.

Мерида снова кивнула, а затем внимательно посмотрела на его руку.

— Вы такой холодный… Это потому, что возродились из мёртвых?

Тёмный маг усмехнулся, уголки его губ чуть приподнялись.

— Как тебя там просвещают… — протянул он с лёгкой насмешкой. — Да, это потому, что я вернулся из мёртвых.

— Но когда я держала вас за руку…

— О да, в твоих руках я согреваюсь, — перебил он с мягкой улыбкой. — Это всё?

Мерида тут же подскочила, сложила руки на груди и нахмурилась.

— Перестаньте хитрить! — возмущённо воскликнула она. — Конечно, не всё! Я не уйду, пока вы не объясните, что с моей новой палочкой?!

Тёмный Лорд закатил глаза и рассмеялся, словно устал от бесконечных вопросов, но всё равно не испытывал раздражения.

— А я уж было подумал, что сработает… — сказал он, качая головой. — Может, сын Беллы защищён? Амулетом?

— Нет, я проверяла! — твёрдо ответила она.

Риддл слегка прищурился, его взгляд стал внимательным.

— И как же ты проверяла? — спросил он с неподдельным интересом.

— Руками по груди похлопала! — заявила Мерида без тени смущения. — Никакого амулета там нет!

Тёмный маг на миг замер, будто пытаясь осознать услышанное, а затем разразился неудержимым смехом, закрыв лицо руками. В уголках его глаз блестели слёзы, а тело содрогалось от каждого взрыва веселья.

— Бедный Гарри… — всхлипывал он, задыхаясь. — По груди… похлопала… Салазар, за что ему это…

— Ну… — ребенок слегка покраснел. — Он не сильно обиделся. Просто сказал, чтобы я в следующий раз похлопала кого-то другого.

Попытка утихомирить его лишь подлила масла в огонь. Тёмный Лорд согнулся пополам, обхватил голову руками и пару раз громко икнул от непрекращающегося смеха. Это было настолько неожиданно, что даже сама Мерида не смогла удержаться от лёгкой улыбки, словно маг перед ней ожил, во второй раз, и стал интереснее.

Когда смех, наконец, стих — а случилось это не скоро — маг жестом указал девочке на кресло.

— Садись, красавица, — предложил он. — Мы ведь с тобой заговорили о моём возрождении не просто так.

— И о палочке! — дерзко напомнила Мерида.

— Разумеется, именно о ней, — подтвердил он с лёгкой улыбкой. — Знаешь, у нас с твоим отцом было немало общих секретов. А ты умеешь их хранить, Мерида?

— Уверена, что умею, — серьёзно ответила девочка. — Какие именно?

— Важные. И не только для меня, — маг пристально посмотрел на неё. — Но если вдруг почувствуешь, что не справишься, что не сможешь сохранить тайну… скажи мне сразу. Я аккуратно сотру тебе память, и ты спокойно пойдёшь наверх за своими футболками.

— Я справлюсь, — решительно заявила Мерида, выпрямившись. — Говорите!

Он не хотел рассказывать ей об отце еще полчаса назад, но в какой-то момент понял, что обычно надежное молчание в этот раз может их подвести. Достаточно и того, что девчонка жить не может без младшего Долохова. А потому просто понадеялся на её крепость — ведь она хранила тайну волшебного мира всю свою жизнь, и даже ни разу не похвасталась магией в магловской школе для девочек. Взрослые не всегда обладали подобной стойкостью, что уж говорить о ребенке.

Маг начал рассказ с холодного темного дома, где её отец вынужден был расти, оказавшись совсем не тем ребенком, которого ждали в мире покойного волшебника Дамблдора.

— Изменила? — не выдержала Мерида. — А что с ней случилось? Отец же жил без неё?

— Она умерла, — коротко ответил Риддл. — Думаю, обстоятельства её гибели тебе расскажет кое-кто другой. Продолжать? Или ты планируешь постоянно перебивать?

Далее рассказ шагнул в школьные годы её отца, где ему приходилось несладко, ведь в Хогвартсе у него было мало настоящих друзей, но зато было много обязанностей. Он рассказал ей о вынужденной учебе Гарри в Гриффиндоре, стычках с однокурсниками, холодности его отца, полагающего, что у него сын без души.

— Он скрывался всё детство, — сказал маг. — Мы познакомились с ним на восьмом этаже школы, когда я был бестелесным призраком в зазеркалье, он и туда пробирался украдкой. Но главное, что его тогда волновало — почему он не может никого пожалеть, никому посочувствовать…

— И почему же? — снова перебила Мерида.

— Потому что для него все чужие — это враги, — спокойно ответил он. — Он никогда не был добрым человеком. Понимаешь, в мире есть свет и тень. И чтобы этот мир просто существовал, кто-то должен быть… очень тёмным. Злым, если хочешь. Ты же понимаешь, что всё плохое, что говорят о Гарольде — это не обязательно ложь? И тебе просто нужно это принять.

На моменте убийства Гарри, где ему пронзили сердце, словно Салазару из легенд, девчонка схватилась за край стола, у неё даже костяшки пальцев побелели.

— Кто? — прошептала она. — Кто его убил?

— Кто-то, кто был ему дорог, — спокойно ответил мужчина. — И он сам помог этому человеку замести все следы.

Мерида смотрела на него, потрясённая, а он продолжил:

— Вот и решай сама, был ли твой отец добрым… или всё-таки нет.

Смятение на нежном лице ребенка было невероятным — но она держалась и впитывала каждое слово. Маг даже разволновался под её пристальным взглядом, к тому же сам представить не мог, что будет говорить с обычным ребенком так терпеливо. Обычно он просто приказывал — и все всё понимали. А сейчас ему приходилось выковыривать из себя собственную латаную и перелатанную душу, чтобы объяснить сложности жизни, закончившейся до неё. Он расстегнул камзол и откинулся в кресло, и теперь они делили волнение на двоих.

Когда рассказ был окончен, и Мерида узнала, что мистер Риддл это не просто мужчина, навещавший её всё детство, а маг способный возродить не только себя, но и других — в тишине кабинета слышался один только стук детского сердца. Ребенок то открывал, то закрывал глаза, глубоко дышал и бледнел всё сильнее с каждой прошедшей секундой.

— А… моя мать? — наконец выдохнула она. — Она мертва… по-настоящему?

Целлеры, как тараканы, населяли почти всю Англию, Шотландию и даже Ирландию. Многие из них хорошо знали, чьё дитя их родственница носила под сердцем. Истребить всю фамилию, а такая мысль появлялась у него в голове, не представлялось возможным. А поступи он так — сокрытие тайны быстрее сделает её явной, чем сохранит. Поэтому Амадей доходчиво объяснил старшим семейства — почему им не стоит быть уж слишком громкими и болтливыми, и даже показал наглядно, применив Круциатус, но на этом взаимодействие с ними окончилось.

— Она была преступницей и умерла, рожая тебя в Азкабане, — медленно произнёс маг, осторожно подбирая не совсем правдивые слова. — Семья от неё отвернулась. Один раз они пришли в тюрьму, но быстро сбежали. Гарольд пытался спасти твою мать, по-своему любил её… но было уже поздно. Лихорадка.

— А как её звали? — почти шёпотом спросила Мерида, глядя себе под ноги.

— Роза Целлер, — ответил он и демонстративно положил палочку на стол. — Ну что? Чистить тебе память? Или справишься? Хорошенько подумай. От того, сумеешь ли ты сохранить тайну, зависит многое…

— Если отец всё это… пережил, — задумчиво сказала она, — то просто держать это в голове я точно смогу.

Однако, поднявшись, она вдруг пошатнулась и вместо того, чтобы направиться к двери, прошла к дивану. Опустилась на него, нервно одёрнув платье, словно пытаясь спрятаться в ткани.

— Ну а палочка? — внезапно вспомнила она и снова посмотрела на мага.

— В её сердцевине — волос твоего отца, взятый с другого тела, — спокойно объяснил он. — Ты не сможешь причинить ему вред этой палочкой. Но главное — в ней твоя защита. С ней твоя магия будет сильнее. Не теряй её. Никогда.

Он помедлил, затем подошёл ближе. Осторожно взял её за подбородок, мягко развернув её лицо к себе.

— Точно справишься? В запале не прокричишь на весь дом, например?

Мерида смотрела на него снизу-вверх ясными глазами, словно не в лицо, а в душу, и молчала. Впрочем, молчание и нахмуренный лоб были красноречивее слов. Она ему пообещала и, как надеялся маг, обещание сдержит. Тем более хранить секрет Гарри Лестрейнджа осталось недолго, а слишком важным он, на самом деле, и не был. Разве только для самого ребенка. Просто ему очень захотелось раскрыть ей тайны, чтобы она не успела узнать их… от чужих.

* * *

Постоянная усталость сковывала не хуже, чем кандалы. Детский мир оказался чуждым и отторгался разумом, вызывая неконтролируемую зевоту. В какой-то момент Гарри слишком хорошо понял, почему Том хотел запереть его в детстве подольше. Не сойти с ума — было сложной задачей. К тому же вскоре тело стало ныть и болеть, словно его ломала невидимая сила. Уже не отказавшийся бы забыть себя взрослого, он понимал — поздно и очень опасно, а потому приходилось терпеть.

С тех пор, как состоялась ночная встреча в доме Снейпов, прошло пару недель. За это время Кайл стал, пожалуй, единственным, кто не раздражал Гарри. Мальчишка больше молчал, чем говорил, и часто просто бесцельно бродил по дому, напоминая местного призрака. По внезапному воплю ужаса кого-то из припозднившихся, а затем по не всегда детским ругательствам легко можно было понять, в какой части дома он сейчас находится.

Он наотрез отказался воспринимать его как Гарри Снейпа — своего единокровного брата, которым так восхищался. Просто поднёс палец к губам, недвусмысленно давая понять, что не хочет ни слышать, ни говорить об этом. Заверил, что и без лишних разговоров всё понял.

Правда, на осознание ушло у него не меньше двух дней, которые он провёл в кровати, уставившись в потолок. Каллум даже водой его брызгал, но так и не добился реакции.

Реагировал мальчишка только на мать — криком. А потому Гестия была непочтительно выпихнута из спальни сына ирландцем, испугавшимся такого визга, и на время решила оставить сына в покое, о чем ему и объявила обиженным тоном. Видимо она еще не совсем поняла, что в её случае время вполне способно стать вечностью.

Гарри иногда сам задавался вопросом — может быть она не понимает, как больно Кайлу проживать каждый свой день, потому что сама слишком красива? Она бы попробовала с его ногами по лестнице пару раз спуститься и не скатиться с неё кубарем. Не хочет? Других причин такого яростного отрицания права сына не желать её видеть он просто не находил.

Впрочем, физические недостатки брат компенсировал силой магии. Он спускался в подвал, где с помощью магии обустроили настоящую поляну в лесу со всевозможными мишенями, самым последним. Зато его первое Редукто отбросило картонку в мантии в такую «лесную даль», что она проломала стену, перепугав белок.

Гарри присвистнул, осознавая, что Кайл даже не напрягался — просто накопил в себе столько злости, что чудом не разрушил ещё и забор.

Сами занятия проходили весело, и будь ему одиннадцать лет — он бы оценил количество практики и почти полное отсутствие писанины. Люпин словно юнец с горящими глазами скакал между детьми, исправляя их боевые стойки до состояния идеальных. Рассказывал, как пригибаться, когда стоит закручивать заклятия, а когда не стоит и есть риск попасть в себя, а также бесчисленное количество других нюансов, помогающих быть меткими не только в бою, но и в жизни. А первый месяц был почти полностью посвящён её величеству меткости.

За их занятиями внимательно наблюдал Гиббон — он будто отметки в голове делал, присваивая детям какие-то свои баллы. Не отставал и Тодеус, который, похоже, окончательно позабыл о развлечениях. Да и когда о них думать, если на тебе два десятка детей? Главное — не забыть умыться после ночного дежурства, и уже хорошо, весело.

Нехорошо дела обстояли только в связке Тодеус и Алиса, а правильно поставить детям руки для удара работа не из быстрых и Люпин часто не успевал подойти первым к девчонке. Она каменела только от одного вида сына оборотня, а уж когда он до неё дотрагивался — эта картина пугала даже ко всему привыкшего Гарри.

В доме царила удивительно взрослая атмосфера, как для возраста его обитателей. Это впечатление лишь усиливали молодые и крепкие стражи, проживавшие в левом крыле нижнего зала. В строгих формах с нашивками за достижения, улыбчивые и, казалось, специально отобранные для того, чтобы покорять детские сердца, они приковывали к себе взгляды. Ребятня старалась поразить их своими умениями.

Красавчик Ганс стал любимцем девочек, а к Эдварду тянулись мальчишки, особенно после того, как заметили: если попросить (а Серафим и Кеннет не постеснялись сделать именно так), он мог показать приёмы и заклинания, которых не было и не будет в обычной школьной программе.

После чего Люпину пришлось оправдываться, если Эйвери не было поблизости во время уроков.

Именно эта беготня, торжественно называемая обучением боевой магии, сблизила всех детей в доме, вне зависимости от чистоты крови или идеологических лагерей. От детей никто не требовал чему-то соответствовать — и они словно взбесились, вырвавшись на свободу.

Флинт забегал в зал прыжками и чуть не обнимался с Фредом, отвешивая остальным воздушные поцелуи. Патриция почему-то обожала запрыгивать на спину Барти и они могли так минут пять бегать по залу, изображая лошадей. Кэс страшно понравилась Розье, и он таскался за ней с Гилбертом, чтобы никто ничего не подумал.

Как именно Вилфред и Гилберт смогли не только помириться, но и сблизиться — Гарри пропустил мимо внимания и не понял, а скорее всего уже и не сможет понять. Его детство давно прошло, и его странные законы, так не похожие на законы мира взрослых, оказались забытыми.

Но если всмотреться внимательно, между прямолинейным Гилбертом и утончённым Вилфредом можно было найти схожие черты: жестокость, вспыльчивость, отрешённость.

— Друг мой, — однажды произнёс Вилфред, критически осматривая бывшего обидчика, который явно не блистал грацией. — Ты сейчас пытаешься изобразить раненую панду или просто забыл, как работают суставы? Выпученные глаза я оценил, но логика позы мне всё ещё не ясна…

В это мгновение все замерли, а Люпин затаил дыхание и медленно потянулся к палочке.

Гилберт только махнул рукой и сказал:

— А ну тебя, Вилфред. Отбивай!

И присутствующие поняли — перед ними дружба навеки, возникшая буквально из воздуха.

Но Дайанна и Фрейя? Можно было посвятить день поиску точек соприкосновения между ними — и это был бы зря потраченный день. А девчонки даже ходить стали в ногу, словно близняшки.

Друзей в лице Честера Уизли и Эйдена Бута нашел даже Скорпиус, о чем их отцам лучше не знать. А шутки и перешептывания Зарины Руквуд и Роззи Уизли стоит вообще скрыть от посторонних. Младшая Уизли даже банты стала носить, как у старшей подруги, и блондинка вплетала их в её волосы самостоятельно, вламываясь в комнату к девчонке с рассветом.

Шикарной одеждой и украшениями Зарина делилась также и с Меридой, а затем целый день любовалась созданным образом. Дочь матери с весьма свободными нравами, а Клео была именно такой и Гарри это знал особенно хорошо — старалась ни с кем не сближаться, а просто нравиться всем, и это у неё хорошо получалось.

Однако её попытка украсить белыми розами тугие каштановые косы Алисы потерпела фиаско — девчонка выдрала цветки из волос и убежала. Казалось, что ребенок Перси или сходит с ума, или изначально прибыл в дом диким. Люпин принял решение подождать неделю другую, вызвать родных и вернуть Алису домой.

Разумеется, никто не догадывался, как их склеит или разъединит судьба с годами, но сейчас все дети смешались в одно бурлящее зелье, и Гарри быстро понял, что в этом и заключается смысл, пусть он ему и не нравился. Их никогда, ни единого раза не поделили на большие команды. Они сражались только против мишеней, устрашающих теней, призрачных драконов, чьих-то боггартов и прочей чепухи — но не друг против друга. Одним из главных заданий в июне стало выбивание палочки из рук врага, направленной против друга.

Дуэли немного выбивались из этой политики, но ненамного. Хотя, конечно, именно они больше всего портили жизнь его дочери… Вернее, с этим успешно справлялся он сам. Магический луч из палочки Мериды будто боялся к нему приближаться и тормозил задолго до достижения цели. Над девчонкой стали подшучивать, а для того, кто прибыл из мира маглов даже безобидная усмешка — уже почти горе.

Правда, пару дней назад Мерида догадалась взять палочку у Серафима, а не искать у него на груди какие-то амулеты, и попыталась отомстить за все унижения. Гарри даже пришлось побегать от разъярённой дочери, прячась за деревьями. Она с наслаждением выкрикивала все выученные заклинания, а когда они закончились, просто села на землю, счастливо улыбаясь.

Серафим еле отобрал у подруги своё магическое орудие и посоветовал отремонтировать ей собственное, на что она в ответ только вздохнула.

Вся эта суета не заканчивалась залом для тренировки или тремя этажами — раз в несколько дней, поздним вечером, они встречались своим тайным кругом в кладовке под домом и что-то горячо обсуждали. Загвоздка была в том, что сам Гарри не всегда помнил, что именно. Это были горячие детские разговоры о детстве. Где кто-то уверял, что видел призрака, спорил о чем-то и выплескивал обиды на тех, кого с ними не было.

Поначалу было интересно слушать, как Мерида рассказывает о том, что начинает чувствовать палочку, словно продолжение руки, или мечтает иметь такое же платье, как у Зарины, только серебряное, или взахлеб описывает, как много этажей в замке Салазара. А Кэс гадает, каким темным заклятиям их будут учить в июле, а этот месяц должен был стать месяцем именно таких, не банальных заклятий.

Но пелена скуки всё равно застилала глаза. Там же он почувствовал, что действительно живет чужую жизнь сына Беллы, ведь будь он в своей, то сейчас бы крался куда-то во тьме, чтобы быть незамеченным Невиллом. Или же пытался выглядеть героем в глазах Симуса, в своё время трогательно верившего в то, что именно Гарри одолел Волдеморта. На худой конец — водил бы Люпина коридорами Хогвартса, как послушную собачонку, а не повторял бы за ним простейшие заклинания на весьма странных уроках. А еще придумывал, как умертвить Грюма побыстрее или будил ленивого Василиска. Возможно, всё еще будет? Ну а если не случится — он сбежит. Ничего, потерпят и малолетнего соратника в своих рядах, на стул он легко заберется!

— Ты сын Пожирателей или кто?! — возмущённо выпалил Кеннет, запуская в Гарри булочку.

Гарри лениво остановил её, отлеветировав обратно на тарелку перед собеседником.

— Не пойму — с твоей стороны это… претензия? Или надежда? — с искренним интересом спросил он, ведь на самом деле не понял.

— Надежда! — рявкнул мальчишка.

— А-а-а, — протянул Гарри. — Ну да, это я. — Он театрально поднял руку в уточняющем жесте. — Прости, а мы вообще о чём говорили?

Молчавшая несколько последних встреч Мерида промычала что-то похожее на стон отчаяния.

— Гарри, за тобой ходит призрак! — наконец объяснила Кэс, глядя на него с беспокойством.

— А почему я его не вижу? — спросил Гарри, нахмурив брови.

Серафим, сидевший рядом, вздохнул с явным усилием сдержаться. Его взгляд метнулся к потолку, будто тот мог дать ответы на все вопросы.

— Гарри, в последние дни ты как будто здесь, но на самом деле не здесь. Может, тебе нужна наша помощь? — спросил он более спокойно.

На самом деле Гарри не собирался оправдываться, но у него была вполне правдоподобная причина, чтобы объяснить своё разбитое состояние.

— Каллум по ночам зубами скрипит, да ещё и по спальне ходит, — буркнул он, потирая лицо ладонью. — Я просто не высыпаюсь.

— Болит что-то? — встревоженно уточнила Кэс, чьё участие начинало напоминать характер её матери.

Вздохнув, Гарри решился выдать чужую тайну.

— У его отца двойня родилась. Теперь у Каллума есть брат и сестра.

Серафим нахмурился, уже собираясь что-то спросить, но Гарри его опередил:

— Две недели назад. А ему сообщили только два дня назад. Он так обиделся, что даже на письмо не ответил!

Девчонки переглянулись, а Кэс прикрыла рот рукой в ужасе. Даже Серафим, у которого семейная история сама просилась на страницы какой-нибудь драмы для взрослых, осуждающе покачал головой.

Кеннет, хорошо знавший отца Каллума, лишь пожал плечами:

— Да ладно, он привык. Мой папа как-то поздравил Каллума с днём рождения, а его собственный отец — нет. Мистер Финниган не плохой, он просто… невнимательный.

Четверо уставились на него с удивлением и укором, а Кэс так выразительно шмыгнула носом, что Кеннет тут же растерялся.

— Ну да, ужасно, конечно… — пробормотал он, усиленно кивая. — И Гарри не спит ещё из-за этого.

Все дружно вздохнули и посмотрели на Гарри. Он понял, что пора брать разговор под контроль.

— Ладно, — сказал Гарри, скрестив руки на груди. — Вернёмся к призраку. Почему я должен быть сыном Пожирателей? Для чего?

— Ну, ты единственный, кто мог колдовать без ограничений, — пожал плечами Кеннет. — А у нас с магией всё было… скромнее. Мне вообще запрещали палочку в руки брать!

Гарри немного растерялся, не сразу вспомнив причину.

— Почему? — спросил он, недоумевая.

— Её отец запретил, — Кеннет кивнул на Мериду. — Чтобы дети участников Сопротивления не стали в чём-то лучше их собственных! Ты разве не знал?

— Это… чтобы родители не втягивали детей в борьбу хотя бы до законного возраста, — медленно и почти шёпотом ответил Гарри.

Теперь все смотрели на него, но поднимать тему о том, что закон первых пяти лет давно устарел, он явно не собирался.

— Так, — встряхнувшись, Гарри заговорил бодрее. — Вы говорите, что за мной ходит призрак. Я вам верю, конечно.

Последние слова развеяли напряжение, словно солнце утренний туман. Все наперебой начали рассказывать, как трижды видели за спиной Гарри призрак мужчины. Стоило ему повернуться, как тот исчезал.

— И как он выглядит? — нахмурился Гарри. — Лет тридцати пяти, темноволосый, красивый?

Мерида бросила на него озадаченный взгляд, но быстро возразила:

— Нет, лет семидесяти и уродливый…

— С керосиновой лампой! — вставил Серафим. — Я видел только её, а вот Мерида рассмотрела его самого. Когда ты шёл через двор вечером, он за тобой гнался, точно тебе говорю!

Ну, его возвращение вряд ли останется тайной, но и новостью на весь мир станет не скоро. Ладно Хельга, заглядывающая в глаза, словно видит чудо, а не Гарри Лестрейнджа. Пусть даже Кайл — не похож он на болтливую душу компании. Но вот сторож по имени Фрэнк, которого он когда-то убил в этом доме и чьё имя теперь приносит доход таверне внизу? Это слишком.

Поколебавшись, Гарри чуть наклонился вперёд, показывая всем своим видом, что собирается посвятить детей в страшную тайну.

— Неупокоенная душа — а это опасно, — прошептал он.

Все тут же придвинулись ближе.

— Знаю одно очень тёмное заклинание упокоения. Но без вашего разрешения применить его не смогу.

— Почему? — так же шёпотом спросил Кеннет. — Применяй!

— А почему мы шепчем? — внезапно прошептал Серафим.

— Там — куда отправится призрак, ему будет не очень уютно. Зато он не сможет никому навредить… — объяснил Гарри всматриваясь в лица детей.

— А почему мы должны переживать за незнакомого призрака?! — вновь удивлённо шепнул Долохов. — Туда его!

— Серафим! — осуждающе воскликнула Кэс.

— А как вредят неупокоенные души? — спросила Мерида с подозрением.

Гарри мысленно вздохнул. Что ей ответить? Они могут выть в туалете, подглядывать за живыми или, в самый неподходящий момент, закричать: «Ой, а меня убил вон тот парень! Правда, тогда он был в другом теле!»

— Они приближаются, пока ты спишь, протягивают руки и забирают всю радость, чтобы почувствовать себя живыми, — мрачно прошипел Гарри, едва не переходя на парселтанг.

— Как дементоры? — радостно уточнил Маклагген.

— Да, Кеннет, как дементоры, — устало подтвердил он, раздражённый, что не успел придумать что-то более уникальное.

— А кто такие... — начала было Мерида, но Гарри быстро сделал вид, что обиделся.

— Ну, как хотите! — громко сказал он, скрестив руки на груди.

— Да я только за, чего он шастает, — пожал плечами Серафим. — А вы?

— Жалко, конечно, но если надо... — вздохнула Кэс.

— Если сможешь — и ладно, — равнодушно ответил Кеннет. — Вдруг правда навредит?

— Хорошо... — пробормотала Мерида, словно не решаясь с ним спорить.

Получив от детей разрешение на приличное такое зло, Гарри едва сдерживал довольную улыбку. Теперь ответственность лежала не только на нём, как бывало… всегда, но и на тех, кто сидел перед ним. Пусть учатся принимать решения — вскоре им всем придётся делать это не раз, но так легко уже точно не будет.

— Давайте завтра? — попросил он присутствующих. — Очень устал, глаза слипаются.

Все с пониманием и сочувствием согласились, а Кеннет зачем-то предложил свою булочку. Гарри вежливо отказался, и вскоре все разошлись.

Стараясь не смотреть за спину, он быстро добрался до спальни и рухнул на кровать. Кайл лежал с открытыми глазами, сцепив руки на груди, словно покойник. Каллум с потухшим взглядом уставился в пустоту и выглядел пока еще просто умирающим, хоть и лежал на боку. Гарри знал, что тому не давала покоя невнимательность отца, которая в его глазах граничила с наплевательством.

Всё в этой комнате нервировало: тягучая тишина, тяжёлый воздух, почти осязаемое чувство безысходности от глупых детских трагедий. Заснуть казалось лучшим решением, но невидимый обруч стянул грудь, и вместо сна Гарри выбрал побег.

Он пробрался через чердак на крышу, на ту его часть перед чердачным окном, что была не слишком покатой, лег и принялся считать звезды. Ярко светила полная луна, а потому Гарри надеялся, что если слишком внимательного к его персоне Люпина в доме нет, то хватятся пропажу не скоро.

В голову стучались странные мысли — его нет также, как скорей всего уже давно нет этих звезд, или он всё-таки есть? А еще он вдруг понял, что ему не по душе единение в этом доме — он убил бы половину отцов и матерей учеников только за одну угрозу чистой крови и магии. И тут же ощутил, что одинок и зол на весь мир, не позволивший ему уснуть в вечности. Он словно запертое орудие в ножнах, у которого есть хозяин и это вовсе не Том, а нечто другое — бесплотное, всепоглощающее, словно сама тьма.

И какого черта ему вдруг хочется плакать? Что это, если не издевательство судьбы? Неужели он снова проходит тот мерзкий период взросления?

Закрыв глаза, он попытался прогнать хаотичные мысли сумасшедшего, высвеченные холодным светом в его утомившемся разуме. Если уж не утешиться, то хотя бы набраться сил у могучей Вселенной. Передать ей на хранение всю свою злость и боль — ведь больше пожаловаться на тяжёлую долю ужасного зла было некому.

Ветер был пронизывающим, и кто-то другой на его месте замерз бы, но с недавних пор Гарри с удивлением обнаружил, что теряет аппетит, с трудом замерзает в стужу и почти не чувствует жары. В связи с этим у него появилось к старшему другу много вопросов, но ему было лень их задавать. Зачем суетиться — если он просто орудие в ножнах?

* * *

— Гарри? — прохрипела она и откашлялась.

Мерида уже пару минут стояла у круглого окна, собираясь с духом и почти не дыша, а когда решилась окликнуть его, вместо слов из неё вырвалось какое-то бульканье.

Гарри приподнялся на локте, всматриваясь в темноту оконного проёма неприятным, пристальным взглядом — словно решал, кто перед ним: свой или чужой.

— Мерида? Ты же спать шла?

— Кайл тебя ищет…

— Он лежит и смотрит в потолок, — возразил Гарри, нахмурившись. — Ищет где? В закоулках сознания?

На самом деле это Мерида не выдержала и захотела позвать его вниз, чтобы поговорить, хотя еще даже приблизительно не придумала, о чем именно. А потому зашла в комнату мальчишек, где Кайл действительно смотрел в потолок и не отрываясь от него ответил, что Гарри, вероятно, успокаивает нервы на крыше. Он сказал это таким будничным тоном, словно все дети успокаивали свои расшатавшиеся нервы именно таким образом.

— Ладно, — быстро сдалась она. — Кайл только сказал, что ты здесь.

Гарри раздосадованно вздохнул.

— И всё-то Кайл знает… — пробурчал он. — А что я здесь делаю, он тебе не сказал?

— Сказал… — усмехнулась Мерида.

Ещё один вздох, на этот раз печальный, намекал, что повторять слова Кайла не стоит.

— Можно… поговорить с тобой? — выпалила она, едва не зажмурившись от собственной смелости.

Гарри молчал дольше, чем следовало, словно отчаянно искал причину для отказа.

— Ты замёрзнешь, — озвучил он её вскоре. — Ветер холодный.

Его голос был куда холоднее ветра, но Мерида не привыкла к отказам. В её жизни ни тёте, ни дяде и в голову не приходило сказать племяннице «нет». Они воспитывали её по специальным пособиям с глянцевыми обложками и умными лицами на них, при этом балуя изо всех сил.

Дядя любил повторять за ужином, что его самого растили так же, и у него было прекрасное детство.

Когда Мерида немного подросла, то заподозрила, что взрослым просто нужно было куда-то направить свою родительскую активность, которую они не могли применить к родной дочери. Так у неё появилось всё: от лучших хореографических студий и частной школы до баснословно дорогих гаджетов, купленных не к празднику, а в день их релиза.

Не так давно дядя признался, что всем, что они имеют, их обеспечил его кузен, открывший ему счёт на сумму, которую в виде наличных пришлось бы перевозить самолётом.

Но только после разговора с мистером Риддлом Мерида поняла, насколько тонкой была грань, отделявшая её судьбу от судеб Гилберта и Серафима. То, что она считала само собой разумеющимся, как наличие виллы на Лазурном берегу, где полотенца у бассейна подогревала прислуга — было лишь хрупким желанием её отца дать ей хорошую жизнь.

Учитывая, что тете он передал в руки сверток с новорожденной, степень хрупкости желания и самого момента — можно было легко понять даже в её возрасте. Иногда, правда уже очень давно, она чувствовала обиду — ведь отец от неё отказался и просто не знал, что будет убит всего через день.

Впрочем, даже бабушка говорила, что её сыну повезло, и не будь у внучки благодарного характера — они бы вырастили не ребенка, а монстра.

Тетя в этот момент многозначительно вздыхала и смотрела то на мужа, то на ногти, но Мерида действительно имела хороший, пусть и буйный, характер. Даже будучи ребенком она испытывала самую настоящую благодарность к тете и дяде, ночами посменно дежуривших у её кровати, когда она болела. К сестре за любовь в её глазах и протянутую к ней руку каждый раз, когда она заходила утром, чтобы поздороваться. К бабушке Петунье за её вечное щебетанье и вкусные пироги. К мальчишке, который сейчас лежит на крыше и смотрит на неё чужими, совсем не зелеными глазами — за саму возможность жить и быть благодарной.

Судьба Гарольда Северуса Снейпа ужасала её до дрожи, стоило только о ней что-то услышать. Она просто не понимала, как мистер Риддл может говорить о своём друге так спокойно. У неё волосы на голове шевелились от каждого этапа жизни отца!

Сейчас же она кожей чувствовала, как ему плохо, — и понятия не имела, чем может помочь. Но, несмотря на его возмущённый взгляд, прошла к месту, где он лежал, и села рядом, вытянув ноги.

Осознав, что драться и выгонять её с крыши — не вариант, Гарри вновь лёг на спину и сцепил руки за головой. Он смотрел на звёзды, почти не мигая, и Мерида поняла, что прервала какие-то его размышления.

— Почему он ходит только за тобой? — спросила она.

— Призрак? — переспросил Гарри. — Ты о нём хочешь поговорить? Ну, наверное, у него есть причина. Они тоже живут, в каком-то смысле. Могут посещать живых, если им есть что сказать.

Мерида кивнула, подняла голову к звёздам и уже тише спросила:

— Но почему именно за тобой? И зачем ты хочешь его… как там? Упокоить?

В ту же секунду она пожалела о вопросе — поняла по закрытым глазам мальчишки и лёгкому вздоху, что просто загнала его в угол, заставляя лгать, и не оставила других вариантов.

— Ладно, расслабься, — сказала она с улыбкой и легла рядом. — Вижу, что выдумывать собрался.

Гарри проглотил уже готовые родиться слова и повернул голову, встретившись с глазами Мериды. Рассмотреть мальчишку лучше мешали волосы, которыми противный ветер норовил ей закрыть всё лицо. Отплёвываясь от прядей и недовольно бурча, она невольно разрушила таинственную атмосферу момента, заставив его рассмеяться.

— Мерида, тебе правда так интересен этот призрак? — усмехнулся он, но без насмешки.

— Да плевать я на него хотела… — честно ответила она, отбрасывая последний волос с лица, но тут же осеклась, осознав, что выдала себя с головой. — Просто интересно, почему мы должны его жалеть?

Он смотрел на неё слишком пристально, так, что она невольно поежилась и потерла лоб ладонью, словно пытаясь избавиться от чужого взгляда. Черные глаза будто пронзали её насквозь, выискивая что-то скрытое.

— Заклятие упокоения не общеизвестно. Это ручная работа, — медленно, почти задумчиво произнёс он. — После него призрак навсегда перемещается в пустоту, в ничто. Там он будет страдать вечно. Побежишь всем рассказывать?

Она хотела возмутиться такому обращению с призраками, как хорошо воспитанный ребенок, но почему-то не смогла. Слова застряли где-то между страхом и пониманием.

— Да нет, не побегу, — только и ответила Мерида, пожав плечами.

— Вот как… — протянул он, задумавшись, и прикрыл глаза, словно взвешивал её слова. — А если я скажу, что его зовут Фрэнк, и убил его… я?

Рассказать такое она уже просто не могла, имея обязательства перед окружением мистера Риддла, ним самим и его миром, что с удивлением поняла в момент вопроса. Теперь настала очередь Мериды ощущать, что выбора нет, но это её совсем не расстроило.

— Ммм… — промычала она, словно уже не чувствовала себя вправе судить.

— Не расскажешь?

— Нет!

Его пальцы потянулись к палочке, и девчонка напряглась. В ночной тиши это движение показалось ей грозным, а его зловещий голос лишь усилил напряжение:

— А если я уточню, что тогда был всего на пару месяцев старше тебя?

Его улыбка была довольно жуткой, слишком взрослой для юного лица.

В голове у неё крутилась лишь одна мысль: «Спалилась». А ещё всплывали картины из кабинета мистера Риддла, где она слезно умоляет его не сердиться и уверяет, что это не она идиотка, а отец слишком умный. Может, сработает?

И вдруг он резко закричал, разрывая ночную тишину:

— Тома-а-ас!!! Заче-е-ем?!

Голос его был пропитан такой яростью и болью, что вибрация разошлась по крыше и всему дому. Черепица задрожала, будто от землетрясения, а воздух вдруг сгустился, став тяжёлым, наполненным невидимой силой.

Она могла бы обидеться, испугаться, могла бы убежать, но тогда бы это был кто-то другой. Вместо страха её охватила странная, болезненная заинтересованность.

— А он слышит тебя, что ли? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Так далеко?

Вибрация резко стихла, и он вновь повернул голову в её сторону, всё еще продолжая лежать. Мальчишка смотрел на неё пугающе спокойно, а его взгляд был совсем не таким, как в коморке под домом. Сейчас он был страшный, тяжелый и изучающий. Черные глаза скользили по её лицу, рукам и телу, словно ему захотелось Мериду как-то понять.

— Ты мне не безразлична, но это слишком большое испытание — и для меня, и для тебя, — произнёс он ровным, но твёрдым голосом.

Возразить она не могла — от вида мальчишки, в котором жила и процветала настоящая личность её отца, мысли путались, как и сознание.

— Тебя здесь вообще не должно было быть, — продолжил он. — Мне хотелось бы, чтобы тебе связали магию, и ты спокойно жила среди маглов.

— Почему? — выдохнула она.

— Потому что в этом мире волшебство есть только в сказках, — отрезал он.

— Как и в магловском, — парировала Мерида, глядя на звёзды. — Там тоже не сахар.

Наконец, отвернувшись, он тоже уставился на светила.

— Повтори это, когда на тебя начнут охотиться отряды моих врагов.

— Каких? — удивилась она. — Столько лет прошло!

— Ничего, я вырасту — и появятся новые, — его усмешка стала шире, но от неё веяло обреченностью. — Думаешь, я вернулся, чтобы цветы на клумбах сажать? У меня есть задачи, но когда я их выполню, уйду снова.

— Ты сейчас заплачешь, — тихо заметила она.

— Разбилась мечта, — усмехнулся он совсем невесело.

— Какая?

Гарри глубоко вздохнул и на пару секунд закрыл лицо руками.

— Когда держал тебя маленькой на руках и накладывал защиту, пожелал тебе никогда меня не узнать — это была моя мечта.

Она фыркнула.

— Вот уж повод для слёз… А я мечтала, чтобы ты был рядом. Тоже не сбылось, но я же не плачу.

Он с горечью хмыкнул.

— Теперь у меня новая мечта — через пару лет, когда узнаешь меня лучше, постарайся ненавидеть в благоразумных пределах, хорошо? Просто держись рядом и не доверяй моим врагам, а они обязательно попытаются пролезть тебе в душу. А самое главное, запомни — не зли меня. В злости я могу творить… всякое. Не натвори глупостей, Мерида, просто выживи. Этот дом — не настоящая жизнь, к сожалению…

— Хорошо, — согласилась она без лишних вопросов. — Но мне здесь нравится, здесь все дружные…

Рассмеявшись, Гарри даже рот рукой прикрыл, чтоб смех не казался уж слишком обидным.

— Ищи друзей среди тех, кто в будущем не захочет тебя убить, — посоветовал он. — В дружбе магов — это самое главное.

Они замолчали ненадолго, но Гарри вскоре прервал молчание.

— Дай мне руку, — попросил он. — Хочу ощутить, что от меня осталось что-то на свете.

Она протянула руку, и мальчишка осторожно сжал её пальцы. Его рука была теплой, и пусть это не была рука её давно погребенного отца, ей всё равно стало легче. Словно сбылось старое желание, и боль отпустила…