Разоблачение государственной измены (джен)

Когда Диего наконец смог вернуться домой, он крадучись провел Бернардо в свою комнату, стараясь не попасться на глаза отцу. Бернардо чувствовал исходящее от хозяина нетерпение.

— Бернардо, сегодня вечером мы сами выследим этого самозванца, — без обиняков заявил Диего.

Бернардо лишь вопросительно вскинул брови, немой вопрос застыл в его глазах.

Диего поспешил объяснить:

— Несколько индейцев видели Зорро неподалеку от миссии. Патрули сержанта Гарсии ничего не обнаружили. Если этот самозванец вернулся в Лос-Анджелес, я должен найти его прежде, чем он успеет причинить кому-либо вред.

На свистящий росчерк буквы "Z" в воздухе Диего покачал головой. Бернардо был озадачен.

— Нет, Бернардо. Я не появлюсь в образе Зорро. Это лишь подбросит дров в костер. Поползут новые слухи о его появлениях, окончательно собьют с толку магистрадо, которому нужна четкая информация, чтобы изловить этого мерзавца. Нет, я поеду как Диего, а ты будешь меня сопровождать. Ночная прогулка покажется людям странной, но не вызовет такой тревоги, как появление Зорро. В этом случае они бы немедленно сообщили магистрадо.

Бернардо понимающе кивнул.

— Хорошо. Тогда принеси мой замшевый костюм для верховой езды и оседлай своего коня. Я спущусь через несколько минут. Нам понадобится все время до наступления темноты, чтобы напасть на след.

Снова избежав встречи с отцом, Диего спустился в конюшню, где его уже поджидал Бернардо. Они вскочили в седла, покинули двор и направились к миссии. Дорога была дальней, и они нещадно подгоняли своих скакунов. Диего знал, что ищет, и, прибыв к миссии, они принялись описывать широкие круги вокруг нее. На втором круге он, наконец, заметил то, что искал. Остановив коня, он спешился и опустился на одно колено, внимательно изучая землю. Бернардо последовал его примеру.

— Смотри, Бернардо. Вот оно. То, что я искал. Видишь след? Подкова с выщербленной луной? Она принадлежит самозванцу. Я видел ее в его лагере в Санта-Барбаре.

Бернардо кивнул и указал в направлении, куда вели следы.

— Да, нужно следовать за ними. Посмотрим, куда они нас приведут, — решительно произнес Диего.

Оба вскочили в седла и двинулись по следу. Солнце стремительно клонилось к горизонту, и вскоре мрак поглотил землю. Диего придержал коня.

— Мы продолжим двигаться в этом направлении, — сказал он. — Если он придерживался этого пути, то должен оказаться в холмах к северу отсюда. Там множество укромных мест, где можно спрятаться. Вперед!

Диего погнал свою лошадь вперед, и Бернардо последовал за ним.

Бернардо было не по себе от мысли о ночной скачке по незнакомой местности, но он не мог допустить, чтобы Диего отправился в путь в одиночку. Пока Диего де ла Вега оставался пацифистом, его хозяин был безоружен. Но Бернардо, на всякий случай, предусмотрительно положил в седельные сумки заряженный пистолет. Когда дело касалось безопасности хозяина, он забывал о пацифизме. Помимо оружия, в сумках имелся и провиант, который он тут же извлек. Бернардо знал, что Диего ничего не ел уже несколько часов. Наградой ему стала радостная улыбка Диего, едва различимая в темноте, когда он протянул еду своему молодому господину.

— Бернардо, ты просто принц среди слуг, — с чувством произнес Диего, проглотив первый кусок.

Бернардо улыбнулся в ответ. Затем он и сам принялся за еду. Они поочередно прикладывались к фляжке.

Наконец, взошла луна, заливая землю мертвенно-бледным светом. Диего остановил Бернардо, а сам принялся рыскать вперед и назад, описывая широкие дуги, пытаясь отыскать следы. Тщетно. В досаде Диего вернулся к Бернардо.

— Мы потеряли след. Не знаю, поехал ли он дальше или свернул в сторону, — Диего обернулся назад, туда, откуда они приехали. — Как думаешь, стоит ли нам вернуться и попытаться снова найти след сейчас, когда луна светит ярче, или лучше продолжить путь в холмы в надежде что-нибудь найти?

Бернардо пожал плечами, показывая, что не знает, что ответить.

— Мы проделали такой долгий путь, — наконец произнес Диего. — Пожалуй, стоит продолжить путь в холмы и поискать там. У нас есть еще несколько часов ночи, и мы можем проехать много миль, прежде чем нам придется возвращаться на гасиенду.

Бернардо кивнул, и они пришпорили лошадей.

-Z-Z-Z-

В пуэбло, когда наступил вечер, Грасилия неподвижно лежала на кровати и молча смотрела в окно. Казалось, время потеряло над ней власть, дни и ночи сплелись в единый клубок, и она больше времени бодрствовала в темноте, чем при свете дня. Она отпустила Пиппу в церковь на вечернюю службу, заверив, что справится сама. Рядом был маленький колокольчик, готовый позвать служанку на помощь, если понадобится. Лунные лучи, словно призрачные пальцы, проникали сквозь листву деревьев за окном, завораживая ее своей неземной красотой. Ей чудилось, что стоит лишь протянуть руку, и она ощутит их невесомое касание, легкое, как перышко. Они танцевали свой медленный, нежный танец, меняя положение по мере того, как луна восходила на небосклоне. Ночь обострила ее слух, и она отчетливо слышала стрекотание сверчков и призывные крики ночных птиц, доносившиеся из далеких зарослей, звуки, такие знакомые и успокаивающие с детства.

Она пыталась вытолкнуть из памяти обрывки фраз, подслушанных несколько дней назад, голоса незнакомцев, вторгшихся в ее дом. Эти слова были тяжелым бременем, от которого она отчаянно хотела избавиться, позволить им раствориться в ночи. Ничто из этого больше не имело значения. Она жила только настоящим. И сейчас единственным ее желанием было наблюдать, как лунные лучи выписывают свои причудливые узоры в ночном небе.

Снаружи, в темноте, Лосано терпеливо ждал возвращения магистрадо. Он прибыл в Лос-Анджелес лишь после захода солнца, скрываясь в тени дома, вне поля зрения посторонних. От слуги Сантьяго, с которым он случайно встретился на площади, он узнал, что того пригласили на ужин в гасиенду одного из донов, от которого нельзя было отказаться, но он должен был вскоре вернуться. Лосано знал, что Сантьяго передаст ему дальнейшие инструкции относительно Санта-Барбары и Диего де ла Веги. У него с собой были отчеты Хидальго, а также его собственные, которые он должен был передать магистрадо. Он машинально потер живот, сожалея, что не успел перекусить, но это могло подождать. Сейчас главное — быть там, где его ждал Сантьяго. Прислонившись к стене дома, он тоже наблюдал за лунными лучами.

Примерно через четверть часа он услышал топот копыт, приближающийся по дороге, ведущей на площадь. Как он и предполагал, это был магистрадо. Он выждал, пока Сантьяго подъехал к конюшням за домом и привязал лошадь. Не окликая его, Лосано лишь сделал шаг от стены, позволяя Сантьяго заметить его присутствие. Сантьяго приблизился, привычно положив левую руку на эфес шпаги.

— Доброй ночи, магистрадо, — произнес Лосано, склонив голову.

— Лосано, — отозвался Сантьяго в знак приветствия.

Внутри дома Грасилия вздрогнула от голосов, доносившихся так близко от окна ее спальни. «Нет, — подумала она в отчаянии. — Нет, я не хочу ничего слышать. Пожалуйста, уходите». Она узнала голос одного из мужчин, которые приходили к ней домой раньше. Она больше не хотела иметь с ними ничего общего. Но она была прикована к своей постели и не могла сбежать.

— Кто-нибудь вас видел? — тихо спросил Сантьяго.

— Нет, Ваше Превосходительство, — ответил Лосано. — Никто.

— Хорошо, — произнес Сантьяго, понизив голос. — У вас есть отчеты Хидальго?

— Да, магистрадо, и мой тоже, — ответил Лосано, передавая бумаги Сантьяго. Грасилия слышала тихий шелест страниц.

— Я прочту их позже, но расскажите мне основные детали сейчас, — сказал Сантьяго. — И мне не нужно знать, как разрешился конфликт между вами и корабельным казначеем. Я уже получил полный отчет по этому делу.

— Всё прошло, как по нотам, магистрадо, — доложил он. — Томасо отыграл свою роль безупречно. Хидальго стал свидетелем его встречи с де ла Вегой. На следующий день Хидальго выследил де ла Вегу в горах, где появился Зорро, за которым тут же началась погоня. Капитан также обратился к де ла Веге при свидетелях в гостинице с вопросом, почему он оказался в том же месте, что и Зорро. Я лично слышал ответы де ла Веги, — Лосано сделал паузу. — Магистрадо, должен признаться, я беспокоюсь за Томасо. Он чересчур нервничает. Боюсь, младший де ла Вега заподозрит неладное, если они снова встретятся, как вы того требуете.

Слух Грасилии обострился до предела при звуках имени Диего. Вопреки желанию остаться в стороне, она не могла не подслушивать. Сердце, словно птица в клетке, металось в груди.

— Я рассчитываю на тебя, Лосано, — отрезал Сантьяго, вкладывая в слова неприкрытую угрозу. — Проследи, чтобы Томасо сыграл свою партию до конца. Поговори с ним ещё раз. Пусть постарается на славу.

— Да, магистрадо, — поспешно ответил Лосано, уловив подразумеваемый смысл в словах магистрадо. Сменив тему, он добавил: — После отъезда де ла Веги я выполнил ваш приказ. Повсюду в Санта-Барбаре я распространил слухи о встрече де ла Веги с Зорро, заставляя их гадать о возможной связи между ним и преступником. Теперь только об этом и говорят.

— Отлично, — удовлетворенно произнес Сантьяго. — Похоже, все мои указания выполнены. Это радует. Теперь слушайте внимательно. Диего де ла Вега возвращается в Санта-Барбару через три дня. Капитан Хидальго готов к этому времени арестовать Томасо и бросить его в тюрьму?

Когда Лосано утвердительно кивнул, Сантьяго продолжил:

— Прекрасно. Это послужит предлогом для отправки Диего в Санта-Барбару. Ему будет поручено допросить заключенного. Тем временем, за день-два до этого, должны поступить сообщения о том, что Зорро видели в Лос-Анджелесе и его окрестностях. Все должно выглядеть именно так.

— Да, — подтвердил Лосано. — Урести — хороший Зорро. Он не отличается особым умом, но знает, что от него требуется. Кажется, ему начинает нравиться роль разбойника в маске.

Сантьяго предостерегающе сказал:

— Следите за тем, чтобы он не переигрывал, Лосано. Он должен делать ровно то, что я ему приказываю, и ни шагу в сторону, иначе он разрушит мои тщательно выстроенные планы. Ему следует похитить ребенка у одного из донов здесь, в Лос-Анджелесе, перед своим возвращением в Санта-Барбару, но я не хочу, чтобы народ обратился за помощью к губернатору. Я должен оставаться их единственным защитником. Они должны смотреть на меня, а не на губернатора. Я должен полностью контролировать ситуацию. После похищения ребенка Урести вернется в Санта-Барбару, где и будет расставлена ловушка для де ла Веги.

— Могу ли я узнать, чьего ребенка планируется похитить, магистрадо? — спросил Лосано.

— Одного из детей дона Альфредо, — ответил Сантьяго. Лосано кивнул. Сантьяго продолжил: — Этот трусливый дон готов будет заплатить любой выкуп и выполнить любое требование Урести, как Зорро, лишь бы вернуть своего ребенка. Если Томасо сделает то, что должен, а Урести и Хидальго сыграют свои роли безукоризненно, арест Диего де ла Веги — дело решенное. У каждого из них свой сценарий, которому они должны неукоснительно следовать. Вот они, — вновь послышался шелест бумаг. — чтобы каждый из них внимательно прочитал свои инструкции и понял, что от него требуется. Затем вы сожжете их.

— Да, магистрадо, — быстро ответил Лосано.

— Когда все закончится, у нас будут капитан Хидальго и дон Альфредо в качестве безупречных свидетелей того, что Диего де ла Вега — предатель. Свидетели, необходимые мне для суда.

«Суд? — пронеслось в голове Грасилии, прислушивающейся в своей комнате. — Какой суд? Диего — предатель? Нет, это невозможно».

Сантьяго продолжал:

— Мы так искусно запутаем молодого де ла Вегу в паутине заговора, что ему не выпутаться. Суд будет скорым и справедливым, — сказал Сантьяго. — Его повесят.

Лосано осмелился задать вопрос, который не давал ему покоя.

— Но как же Алехандро де ла Вега, Ваше Превосходительство? Он влиятельный человек. Поверит ли он в то, что его сын причастен к измене? Он пользуется расположением губернатора, и если он решит оспорить обвинения, то вполне может добиться их снятия.

— Лосано, было время, когда вы не задавали мне вопросов, — сказал Сантьяго. Лосано с трудом сглотнул, кровь словно застыла в его жилах. — Но вы затронули ключевой вопрос, который необходимо задать. Что убедит даже Алехандро де ла Вегу в виновности его сына?

Сантьяго выдержал паузу, давая Лосано возможность подумать. Когда тот промолчал, зная, что не сможет найти ответа, Сантьяго тихо рассмеялся.

— Ну что вы, мой дорогой Лосано, это произойдет, когда достопочтенный магистрадо Лос-Анджелеса, человек с безупречной репутацией, выдвинет обвинения против младшего де ла Веги. Если я поверю обвинениям, выдвинутым против человека из моего собственного офиса, кто посмеет усомниться во мне? И, кроме того, когда сам сын докажет свою причастность к предателю Зорро, своим молчанием в ответ на эти обвинения.

— Я не понимаю, — признался Лосано.

— Не стоит об этом беспокоиться, — отмахнулся Сантьяго. — Просто выполните следующую часть моего плана, как мы и договаривались. Со временем вам все станет ясно. Прежде чем в Сьеррах выпадет первый снег, мы увидим, как Диего де ла Вега законно умрет, и я начну приобретать земли Калифорнии, начиная с гасиенды Алехандро де ла Веги. А теперь вам пора идти. Завтра возвращайтесь в Санта-Барбару и убедитесь, что все готово. Перепроверьте все дважды.

— Да, магистрадо, — ответил Лосано.

— И еще, Лосано?

— Да, магистрадо?

— Не подведи меня.

— Да, магистрадо.

Лежа в постели, Грасилия слышала, как кто-то уходит из дома. Затем она услышала, как кто-то входит в дом с задней стороны. Она была уверена, что это Хорхе. За мгновение до того, как муж приблизился к ее комнате, она сомкнула веки, притворяясь спящей, хотя ее сердце бешено колотилось. Она возблагодарила темноту, царившую в комнате. Хорхе не задержался, его шаги затихли, растворившись в направлении его покоев. Грасилия открыла глаза, устремив взгляд в сторону двери. В ту ночь она услышала нечто, не оставляющее места для сомнений. Ее муж плел интригу, чтобы обвинить Диего де ла Вегу в государственной измене и отправить его на виселицу. Но ради чего? Ради клочка земли? В этом не было логики. Хорхе не был нищим. Если он хотел купить землю, средства у него имелись. Но как двусмысленно прозвучали его слова: «... я начну приобретать земли Калифорнии». Это звучало так, будто Хорхе хотел не какую-то землю для себя, он хотел много земли для себя. Он хотел земли де ла Веги и многие другие. И каким-то образом, осуждение Диего за измену поспособствовало этому. Воспоминания об Урести и Лосано в ее доме, несмотря на все ее попытки забыть, нахлынули на нее с новой силой. Диего в опасности, его необходимо предупредить! Но как? Она не могла навестить его, да и он, конечно, не мог прийти к ней домой.

Ей нужно написать записку и попросить Пиппу передать ее. В лунном полумраке, у окна, стоял столик, уставленный бумагой, пером и чернилами. Этого света должно хватить. Превозмогая невыносимую боль, Грасилия приняла решение ползти к столику. Она бы никогда не сделала ничего подобного ради себя, ее жизнь была предрешена, но она не могла допустить, чтобы невиновного человека казнили. И она не позволит похитить ребенка мужчине с грубым голосом, которого она слышала в своем доме. Урести. Таково его имя. Ни за что на свете. Она ничего не должна Хорхе. Если он пал так низко, что спланировал хладнокровное убийство невинного ради личной выгоды, он не заслуживает верности, даже той, что скреплена священными узами брака. У нее не было иного оружия против мужа, кроме пера на столе. Нужно действовать немедленно.

Грасилия медленно села на кровати. Сердце бешено колотилось, грозясь вырваться из груди — от страха перед мужем, от волнения. Неотступная боль пронзила ее, и она едва не рухнула обратно на подушки. Она закусила губу, чтобы не издать ни звука. Взгляд ее упал на пузырек с лауданумом, приютившийся на прикроватной тумбочке. Глоток этого снадобья усмирит боль, но также может погрузить ее в глубокий сон. Но без него ей не добраться до стола. Колебание длилось лишь мгновение, прежде чем дрожащие пальцы потянулись к пузырьку. Она выпьет лишь половину дозы, прописанной врачом. Возможно, этого будет достаточно, чтобы притупить боль и исполнить свой долг..

Вытащив стеклянную пробку, она прильнула к горлышку и сделала небольшой глоток отвратительной жидкости. Легкий кашель вырвался из ее груди, когда лекарство обожгло горло. Пробка звякнула о стекло, когда она вернула ее на место. Звук показался ей оглушительным, и страх пронзил ее, что Хорхе мог услышать. Но в доме царила тишина. Осторожно поставив пузырек на стол, Грасилия выждала несколько секунд, прежде чем попытаться встать. Ей пришлось ухватиться за спинку кровати, чтобы не упасть, пока она не убедилась, что ноги ее держат. Тихо постанывая от боли, пронзавшей ее с каждым шагом, она медленно побрела к столу, отпустив спинку кровати лишь для того, чтобы ухватиться за спинку стула. Она опустилась на стул, ноги ее подкосились, и она склонилась вперед, положив голову на скрещенные на столе руки. Дыхание ее было прерывистым, слезы катились по щекам от боли.

Грасилия не знала, сколько времени пролежала так, но понимала, что должна сделать то, ради чего пришла, иначе упустит свой шанс. Она выпрямилась и попыталась сосредоточиться на столе перед собой. Нащупала бумагу и перо. Несколько мгновений ей не удавалось открыть чернильницу, но потом она справилась. Теперь нужно было решить, что написать. Что сказать человеку, которого твой муж приговорил к смерти через повешение?

Диего, — написала она дрожащей рукой. Скрежет пера о бумагу отдавался болью в зубах.

Ты в опасности. Мой муж намерен обвинить тебя в государственной измене. Не приезжай в Санта-Барбару. Держись подальше от Зорро. Лосано в сговоре с Хорхе. Остерегайся его. Предупреди дона Альфредо. Защити его ребенка от Урести-Зорро. Я слышала их разговор. Они хотят твоей смерти. Хорхе уничтожит душу твоего отца. Хорхе хочет всю землю. Землю твоего отца. Всю землю Калифорнии. Будь осторожен, Диего, будь осторожен. Ты в опасности…

Перо Грасилии прочертило на бумаге длинную полосу, словно ее рука двигалась сама по себе, не совсем под ее контролем. Она попыталась сосредоточиться на написанном. Покачав головой, чтобы прояснить разум, она решила, что этого достаточно. Она могла лишь надеяться, что написала достаточно, чтобы предупредить Диего об опасности, нависшей над ним. У нее не было сил, чтобы подуть на бумагу или вытереть ее, поэтому она просто посидела так какое-то время. Наконец, она решилась подписать свое имя, и сделала это медленно и с болью. Почерк был дрожащим и неровным, и она поймала себя на том, что пристально смотрит на свою подпись. «Когда-то у меня был такой красивый почерк», — подумала она. Что, если Диего не узнает ее подпись? Поверит ли он в то, что она написала? Охваченная паникой, Грасилия не знала, что делать. И тут ей пришла в голову мысль, и под своим именем она нацарапала: «исповедь ослика». Диего должен понять, что записка от нее. История об ослике была их общим секретом.

Она медленно сложила листок, приглаживая дрожащими пальцами острые складки. В глазах зарябило, пришлось несколько раз моргнуть, чтобы вернуть ясность и снова увидеть буквы. Забвение, сотканное лекарством, уже окутывало ее. Собравшись с последними силами, она вновь взяла перо и вывела имя Диего на внешней стороне сложенного листа — во всяком случае, ей так показалось. Уверенности почти не осталось. Лишь одно жгло сознание: нужно вернуться в постель. Зажав записку в руке, она с трудом поднялась, и тут же мир поплыл перед глазами. Покачнувшись, она ухватилась за спинку стула, словно за спасительный якорь. Кровать казалась невыносимо далекой. Шаг — и она рухнула вперед, чудом успев схватиться за резной столбик кровати. Теперь слезы катились градом. Слезы боли, отчаяния и невыносимой несправедливости — болезни, отнимающей жизнь, которая должна была принадлежать только ей. Превозмогая слабость, она сделала еще несколько шагов. И тут, словно удар грома, — голоса из задней части дома. Она замерла. Пиппа… и Хорхе. Они разговаривали. Хорхе не должен найти записку. Не должен. Она слышала, как они приближаются, направляясь к ее комнате.

Собрав последние крохи воли, она вцепилась в край кровати, силясь дотянуться до подушек. Записка скользнула под них как раз в тот миг, когда в дверях показалась Пиппа. Грасилия, обессилев, осела на пол рядом с кроватью. Она сделала все, что могла. Не осталось сил даже на молитву, на безмолвную просьбу о том, чтобы Хорхе не нашел записку. Она могла лишь надеяться, что небеса поймут ее без слов.

— Сеньор Сантьяго! — воскликнула Пиппа, подбегая к госпоже. — Пожалуйста, помогите!

Сантьяго мгновенно оказался рядом и поднял Грасилию с пола, бережно укладывая ее в постель. Подложил подушки под голову, пока Пиппа укрывала ее одеялом. Грасилия застонала, словно в бреду.

— Что она делала не в постели? — вопросил Сантьяго, бросив взгляд на служанку.

— Я... я не знаю, сеньор Сантьяго. Я только что вернулась из церкви, как вы знаете, — пролепетала Пиппа, испуганно опустив глаза.

— Иди и приведи этого бесполезного врача, — приказал Сантьяго. — Пусть он позаботится о ней. И никогда больше не оставляй ее без присмотра. А теперь — живо!

Пиппа вихрем вылетела из комнаты.

Сантьяго смотрел сверху вниз на свою жену. Ее лицо исказилось, глаза были затуманены. Она стонала, вздрагивала и, казалось, пыталась что-то сказать, но ее слова рассыпались в бессвязный шепот. Темные глаза Сантьяго оставались непроницаемыми, черты лица — словно высечены из холодного камня.

— Умри, слышишь? — произнес он смертельно тихим голосом, в котором сквозило лишь одно желание. — Пожалуйста ... умри.

Но Грасилия его не слышала.

Сантьяго покачал головой, глядя на нее. Вздохнув, он обвел взглядом комнату. Какое унылое место. Его дом — такой унылый дом. Он жаждал жизни в этих стенах. Живой, энергичной жены. Здоровых, крепких детей, которые продолжили бы его род. Влиятельных и богатых гостей, ищущих его совета и покровительства. Но вместо этого — лишь эта никчемная оболочка женщины, обременяющая его существование. Как же он хотел избавиться от нее...

Его мрачные размышления прервал вошедший с Пиппой доктор. Авила явился, даже не сняв дорожное пальто. Сантьяго отошел в сторону, наблюдая, как доктор склоняется над хрупкой фигурой его жены, и в душе надеялся, что она отпустит свою слабую хватку за жизнь. Разочарование вновь захлестнуло его. Очередная доза лауданума успокоила дрожь Грасилии и заглушила ее стоны боли. Она погрузилась в сон, лишенный сновидений. Стиснув зубы, Сантьяго оставил их втроем в комнате и вышел. Покинул свой дом и окунулся в прохладный ночной воздух, бесцельно бродя по площади, раз за разом пересекая ее, лишь бы не оставаться в этих стенах. Он вернулся далеко за полночь, когда доктор Авила уже уехал.