Воронье царство (джен)

— Вестника? Из-за одной семьи? — выпалил Раунхильд, не успели они войти в шатер. — И молчишь. Боги, Корвус, а я ведь хотел тебя уговаривать, чтобы ты ради Высограда так не расточался.

— Зачем так громко, Раун? — протянул Корвус, и каждое слово отозвалось резкой болью в его висках, но спрятанное за негодованием беспокойство Раунхильда настолько позабавило, что не вышло не съязвить: — Пощади.

Жрец бросил возмущенный взгляд, но тут же перевел его на глиняную чашу в своих руках, в которой заваривался спасительный отвар.

— Ты бы еще подольше скрывал, что паршиво, — не унимался Раун, но тон все же понизил.

Вошедший следом Хальвард нерешительно замер на входе с неизменным растерянно-хмурым выражением лица.

— Не обращай внимания. — Корвус усмехнулся, сел за стол и жестом подозвал брата, — милые бранятся — только тешатся.

Наградив своего царя еще одним взглядом исподлобья, жрец стукнул чашкой по крышке стола перед ним.

— До дна.

— Гадости намешал?

— Для тебя все самое лучшее, — с невозмутимым видом ответил Раунхильд и направился к выходу. — Не поможет — заварю покрепче.

— И как он тебя терпит? — вполголоса спросил Хальвард, едва жрец оставил их.

— Сам поражаюсь, — хохотнул Корвус и тут же поморщился от укола в темени.

Отчасти Раун был прав: именно что расточительство. Это не Вострица, куда забился таламийский царь с его ручными заклинателями, туда вестник сам собой напрашивался и усилия стоили того. Найти и наказать наместника Белотана можно было по-другому, показательнее да для более широкой публики. Но Корвуса вполне устраивал результат, пусть он был и иного плана. Вот он, сидел напротив, терпеливо ожидая, пока ему скажут, зачем позвали, не задавал лишних вопросов, молчал о том, о чем раньше бы не смог. Нет, Корвус не хотел нацело ломать его, лишать воли, не для того он взял брата с собой, но эту святую простоту выбить из него следовало — самому же потом легче станет жить. Хмыкнув, Корвус неторопливо влил в себя горький обжигающий напиток и наконец-то перешел к делу:

— Итак, у меня к тебе предложение. Я готов освободить тебя от сражения в Пограничье, но при одном условии.

— Это при каком же? — Хальвард недоверчиво сощурил глаза.

— Ты присоединишься к отряду, который отправится к темницам в Котлах. Тебе знакома местность, и это может сыграть на руку. Выехать надо будет заранее, еще до начала боя. Нельзя терять время, сам понимаешь, как только Зарина проиграет, у жрецов, томящихся там, сразу полетят головы, так, на всякий случай. А мне они нужны живыми.

Хальвард задумался. Искал подвох, не иначе. Звучало, бесспорно, заманчиво, в первую очередь потому что ему не придется поднимать оружие против своих. Людей к тому же спасет, работенка как раз ему по нраву. Но то, что Корвус вот так отпускает Хальварда на родную, еще не завоеванную землю, не могло не насторожить брата. Как будто он и правда осмелился бы уйти.

— И как отряд пересечет границу еще до сражения?

— На этот счет не переживай, разведчики нашли уже немало брешей. После же я обеспечу вам отступление, как и планировал, — возьму два полка и отправлюсь навстречу. Я так понимаю, ты согласен?

— А у меня есть выбор?

Корвус пожал плечами, но ответить не успел. В шатер вернулся встревоженный Раунхильд.

— Ты должен это увидеть.

— А нельзя просто сказать, что случилось? — с раздражением спросил Корвус, но Раун уже скрылся за пологом.

Сердито вздохнув, Корвус поднялся и вышел за своим жрецом, но от представшей снаружи картины недовольство как рукой сняло. Покуда хватало взора в затухающем небе над лагерем, громко возвещая о своем присутствии, кружила стая воронов. А неподалеку, шагах в тридцати, в центре этой черной бури стояла одинокая фигура. Оторопевшие солдаты обступили чужака, боязливо держась на расстоянии, он же их словно и не замечал. Откинув капюшон, незваный гость с вызовом посмотрел прямо на Корвуса, вынудив того расплыться в улыбке. Света лагерных костров хватило, чтобы узнать его. И судя по отборной брани за спиной, не только Корвусу.

— А я говорил, — произнес рядом Раунхильд.

Корвус лишь шире улыбнулся и направился к гостю. Воспаленный разум требовал подтверждения, но сердце не слушалось и, ликуя, бешено колотило в груди. Какие могли быть сомнения, раз даже смерть оказалась бессильна перед начертанным. Подумать только, столько лет искать и так сглупить.

Жестом царь велел солдатам отступить еще дальше и подошел почти вплотную к жрецу. Настороженный взгляд из-под сурово сведенных бровей, напряженно сжатые губы — все в нем говорило, что он пришел не по доброй воле, что ему не хотелось находиться здесь. А впрочем, когда было легко?

— Ну здравствуй, жрец, — как можно мягче проговорил Корвус. — Поведай мне, зачем ты вернулся.

— Он велел передать, что пора поворачивать на юг, — отозвался жрец дрогнувшим голосом, словно сам не верил в то, что говорил это вслух. — Время вышло.

От первой мысли ох как неприятно повеяло паникой: «Не успел!». Но Корвус вмиг взял себя в руки. Послание бога-отца означало только одно: они готовы встретить неприятеля. Все необходимое для этого у Корвуса было. Теперь-то уж точно.

Повернувшись к ближайшему солдату, Корвус скомандовал:

— На рассвете жду у себя всех военачальников.

Боец послушно, кажется, даже чересчур резво умчался передавать приказание кому следует.

— Поговорим? — вновь обратился Корвус к жрецу.

— Мне больше нечего тебе сказать, — отрезал тот.

— Ошибаешься.

Жрец заметно напрягся, заволновался. Корвус мысленно отругал себя. Это и правда будет сложно.

— Риван, правильно? Поверь, я не причиню тебе вреда и не буду держать насильно, ты сможешь уйти, когда сочтешь нужным. Но для начала выслушай меня.

— Я слушаю.

— Наедине. — Корвус указал рукой на свой шатер, возле которого, хвала Рауну, уже никого не было. — Идем. Неужели тебе не интересно, зачем ты здесь?

Риван поколебался лишь с мгновение, прежде чем принять приглашение. А едва они оказались внутри, их догнал Раунхильд. Получив молчаливое согласие от Корвуса, тот протянул собрату черный тканный сверток и так же наскоро ушел.

Корвус всегда знал, как трепетно относятся к своим атрибутам врановые жрецы, но, боги, он никогда не видел, чтобы настолько. Риван с трудом справился трясущимися руками с плотной тканью, разворачивая свою маску. Прижав ее к груди, словно мать младенца, разглаживая и перебирая пальцами перья, он поднял на Корвуса блестящие глаза.

— Позволь мне поговорить с ним через тебя.

— У тебя мало жрецов? — недоверчиво поинтересовался Риван.

«Мало жрецов, мало солдат… Они, смотрю, нашли друг друга», — подумал Корвус, коротко усмехнувшись.

— Таких, как ты, у меня нет. — Сказано глупо, но что правда, то правда.

— И что это значит?

— Я объясню. Но только после разговора с ним.

Нахмурился, огляделся, опустил взгляд на маску.

— Хорошо, — кивнул он и уселся на устланный шкурами пол. — Но после я уйду.

— Если что-то нужно из…

— Только чашу.

Корвус взял со стола глиняную посудину из-под отвара и протянул жрецу. Тот выудил из поясной сумки пучок трав, перо и небольшую иглу. Снова перебрал пальцами оперение в маске, выбрал с края самые маленькие перышки и аккуратно выдернул, чтобы вплести их в косу и закрепить на браслетах. Готовился не спеша, видно, обдумывая свое положение, но Корвус и не думал торопить, наоборот, с интересом наблюдал за процессом, при котором уже и не помнил, когда в последний раз присутствовал.

Кровь жреца окропила перо, чиркнуло огниво, и шатер наполнился терпким ароматом трав. Риван глубоко вдохнул, закрыл глаза и надел маску. В предвкушении сердце Корвуса снова принялось отбивать сумасшедший ритм. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дыхание жреца выровнялось, а через единственную глазницу на Корвуса воззрилось черное око.

И впервые за тридцать зим Бог-Ворон заговорил со своим сыном...