Сказки Шута и Короля. Игра первая (Заколдованная Страна) (джен)

После того, как безголовый тип убежал, парни ещё долго смеялись, обсуждая приключившееся, а затем вновь уселись у стола и продолжили вспоминать песни. Вернее будет сказать: Балу вспоминал и играл песни, а Горшок только слушал и старательно запоминал слова.

Сложно ему было абстрагироваться от музыки и больше внимания уделять тексту — очень уж нравились ему мотивы и он часто спрашивал:

— А на эту музыку кто придумал? Я? Серьёзно? Как охуенно я придумал!

— А ты представь это на электрухе, с басом, «кухней»! Аранжировочку! — сказал ему Шура после очередного такого восклицания Михи.

Миша радостно, как-то по-детски, заулыбался. Слушая каждую композицию, он сразу же представлял, какие в ней должны быть барабаны и бас, и всякий раз точно знал, какую именно аранжировку он бы сделал.

Некоторые песни Шура петь ленился. Он наливал себе чай и просто пересказывал сюжет:

— …Ну и, выходит, он скормил жену мужикам.

— Так она изменяла или нет? — озадачился Горшок, и выдал свою версию: — Вот по-любому трахалась с ними!

— Андрей говорит, что нет, — пожал плечами приятель, — вроде как этот конюх ревнивый просто очень… А вообще какая разница?! — вдруг воскликнул он. — Ты, главное, запомни: с конюхами не бухай и мясо подозрительное не ешь, вот и всё.

И он снова брал гитару. Миха, бывало, даже вспоминал кое-что — то, что сочинял сам. Обрывками всплывали в голове воспоминания самого процесса. Да и слова песен он без внимания не оставлял: многие строки он узнавал, даже пытался подпевать, а иногда удивлялся финалу какой-либо песни, возмущался поведению персонажей, но почти всякий раз оставался довольным, осознавая, что песни эти создавал с друзьями он сам.

В какой-то момент Михаила посетила необычная мысль касательно творчества его группы и он решил поделиться ею с другом:

— У нас песни похожи на сказания старинные, на басни, ты заметил? Я как будто книгу слушаю!

Шурик рассмеялся:

— А ты раньше так и говорил. Говорил, что воспринимать наше творчество надо как книгу. Книгу «Король и Шут».

Что-то Миху в этой фразе зацепило. Он и рад был поразмышлять над этим, но блондин начал новую песню, и потому пришлось переключиться и вновь вникать в текст.

А через некоторое время Балу резко исчез прямо на середине песни, не допев и припева. Ну, не совсем резко, он успел крикнуть:

— Блять, будильник! — и с этими словами пропал, только гитара грохнулась на лавку.

— Эй, куда?! — закричал Горшок, сделав выпад вперёд, желая схватить и удержать товарища, но того уже и след простыл. — Эти, блять, грёбаные будильники!

Будильники он помнил очень хорошо и очень их не любил. Парень вздохнул, вновь опустился на лавку и посмотрел в окно.

«Уже рассвет, — подумал он, приметив, как посветлело небо. — Надо вздремнуть немного, хоть пару часов».

С того времени, как Миха выспался в землянке Лешего, спать ему не хотелось — чувствовал он себя бодрым и свежим, но всё-таки отдохнуть было надо.

В этом месте надо не только «жрать впрок» — что Миша, собственно, и сделал, обожравшись пирогов с расстегаями и надувшись чаю — но и спать тоже. Мало ли что может случиться, и для отдыха возможности не представится. Потому парень поднялся и пошёл в соседнее помещение, желая найти кровать.

Первая же комната, в которую он вошёл, и оказалась спальней: кровать, рядом тумба, напротив зеркало, в одном углу стоял шкаф, а в другом, за шторкой — металлический чан, наполненный чистой водой комнатной температуры. Светлая спальня, впрочем, как и горница. В доме вообще было очень уютно, чисто и тепло.

«Интересно, кто тут живёт? — подумал Михаил, улёгшись поверх покрывала. — Вот неудобно будет, если хозяин вернётся, а тут я на его месте… Твою мать, а если это сказка?! — он резко сел в кровати. — Вдруг я в сказке? Припрутся щас медведи и сожрут меня нахер! Как её, эту сказку… Маша… Златовласка…»

Миха увидел своё отражение в зеркале: довольно высокий парень сидел на небольшой кровати, он там даже полностью не помещался — ноги поджимать пришлось; тёмные волосы взлохмачены, щетина небрита. Этот верзила меньше всего был похож на Златовласку.

«Ну и херня в голову лезет», — усмехнулся он, снова улёгся в кровать и вскоре задремал.

* * *

Михаил действительно проснулся через пару часов, как и планировал. Яркое летнее солнце вовсю сияло в небе, играя лучами на подушке, которые то и дело пробегались по лицу парня. Миша приподнялся, зевнул и открыл глаза. Взгляд его упал на огромный чан, что служил ванной хозяину дома.

«Думаю, никто сильно не обидится, если я этим воспользуюсь», — решил он, быстро сбрасывая с себя одежду.

Миха тщательно вымылся, побрился опасной бритвой, которую прихватил из лесного домика Оборотня, и расчесал свои спутанные длинные волосы гребнем, лежащим на тумбе.

«Так-то лучше, хоть на человека теперь похож, — подумал он, рассматривая себя в зеркале, — мне бы ещё какую-нибудь резинку для волос раздобыть и вообще зашибись будет».

Он надел тёмные джинсовые шорты и футболку, что стащил у Оборотня и всё это время носил в сумке — «…которую тоже спиздил у Оборотня, долбанный жулик!» — и, думая, как это замечательно, что одежда в том и этом мире почти одинаковая, зашнуровал ботинки.

Михаил не собирался покидать этот симпатичный домик насовсем, хотя бы пока не явится хозяин.

«Если явится», — ухмыльнулся Миха, в душе надеясь на то, что хозяин покинул дом по каким-то своим важным причинам, и теперь здесь сможет жить он сам. По крайней мере до тех пор, пока ему это не надоест.

Парень вышел на крыльцо, обвёл довольным взглядом шумную улицу и глубоко вдохнул приятный тёплый воздух, полный запахов цветов и выпечки. Туда, на запах, он и пошёл, ожидая увидеть лавки с товарами или рынок.

«И чего это Леший их ёбнутыми считает? — думал Миха, шагая по булыжной улице и с удовольствием рассматривая симпатичных улыбчивых прохожих. — О, опять карета! Надо же! Та самая!» — и он, как и вчера, запрыгнул на запятки проезжающей мимо кареты, что двигалась теперь обратно, к центру городка; желая таким образом добраться до рынка.

Но долго ехать ему не дали, кнут рассёк воздух у самого уха — это кучер решил прогнать наглеца, желавшего проехаться «зайцем», и щёлкнул кнутом, направив его назад, за кабину кареты.

— Я тебе, блять, щас как щёлкну, урюк бородатый! — проорал Миха, не удержавшись на запятках. — На, скотина! — и кинул в кучера камушком, что валялся под ногами.

Камешек угодил точно в цель: сбил с кучера шляпу. Миша решил, что мужик наверняка захочет поквитаться и спрыгнет с козел, так что приготовился драться, но кучер только погрозил кулаком и стеганул лошадей, погоняя их вперёд.

Даже эта неприятная ситуация не омрачила Михиного замечательного настроения, к тому же и рынок оказался совсем рядом: в конце квартала слышался гул голосов и вопли торговцев. Туда парень и отправился.

«Что я хочу? — озадачился он, но тут же решил: — Мяса! Кусок сочного жареного мяса!»

Михаил уверенно прошёл мимо цветочных лавок, проигнорировал и ряды с овощами и фруктами и наконец вышел к торговцам мясом. Вонь в этих рядах была просто невыносимой, и Миха хотел было зажать нос и повернуть обратно, но торговцы не позволяли: хватали его за руки, тащили к своим прилавкам, трясли перед лицом подгнившей требухой, нахваливая каждый кусочек, и наконец парень не выдержал:

— Да это же нельзя есть, люди, вы что, совсем с ума посходили?! — воскликнул он. — Мясо это давно пропало!

— Ты что, парень?! — удивилась молодая рыжеволосая женщина с измождённым лицом в засаленном фартуке поверх платья. — Моего кабанчика только вчера закололи!

Михаил внимательно поглядел на тухлый товар, лежащий на прилавке, а затем и на симпатичную женщину, стоящую за ним. Кого-то она ему напомнила…

«Моя тухлятинка

Была телятинкой,

Щипала травку,

Пока не сдохла

И не попала в лавку… — промелькнуло в голове, очень уж в тему стишок пришёлся, а тут и строка какой-то песни сгодилась в этой ситуации: — …Хоть невкусное мясо, но стоит гроши, и всегда тараканы отменно свежи…»

— Нет уж, мадам, такое людям есть нельзя, — ответил женщине Миша. — Да и животным нежелательно.

— Ну, знаете, барин, — проворчала торговка, — с такими запросами вам не в наших рядах себе обед искать надо, а вон там, — она указала в ту сторону, откуда Миха пришёл, — в лавке мясника, где слуги мясо для господ выбирают, а наш товар для людей попроще.

— Спасибо, — прогундосил Михаил, стараясь не дышать носом, и поспешил к лавке мясника, тихо напевая: «Смотрите, какой джентльмен благородный, не желаете есть — так ходите голодный…»

Там он выбрал себе свежий кусочек свинины, расплатился монетой, которую мясник немедленно попробовал на зуб — очень уж подозрительно выглядел парнишка в простецких шортах и тёмной футболке — и отправился назад к дому. Думал при этом, как здорово пообедает сегодня, и даже начавшийся холодный дождь не портил его настроения. Оно у Михи испортилось, когда он подошёл к дому.

«Размечтался, блять, — мрачно подумал он, заглянув в окно и приметив старика, шаркающего тапками от стола к печке, и вздохнул: — Ладно. Зайти-то всё равно надо, хоть вещи забрать…»

Ступил бродяга на крыльцо и постучался в дверь.

— Гостям я рад, — сказал старик, — но, парень, мне не верь.

Ты будешь сыт и отдохнёшь

У деда на печи.

— Должно быть, дед, ты это врёшь!

— Ну, милый, не взыщи…

«Пиздит, по-любому», — подумал Михаил, усевшись на стул у двери, чтобы незаметно перепрятать нож: сунул его за пояс сзади, прикрыл сверху футболкой и внимательно поглядел на хозяина дома, что продолжал суетиться у печки: белоснежная, аккуратно подстриженная борода, такие же волосы, совсем не редкие, несмотря на почтенный возраст их обладателя, опрятная простая одежда и симпатичные лучики морщинок по краям весёлых, всё ещё не выцветших глаз.

«Вот это и подозрительно, — продолжил рассуждать Миша. — Ещё один маньяк хорошеньким прикидывается. Ещё это его «верь-не верь», что за чушь? Валить отсюда надо…»

— А что это у тебя за свёрток? — старик потянул носом и подошёл поближе. — Мясо?

— Мясо, — подтвердил Миха, выискивая взглядом свои вещи. — Ты уж извиняй, папаша, что я тут переночевал, совсем идти некуда было. Я вещи сейчас заберу и пойду…

— Ну уж нет! — запротестовал старик. — Ты, парень, мой гость! Оставайся, сейчас мы с тобой такой обед устроим, настоящий праздник! — он выхватил из рук Михаила свёрток с мясом и обнюхал его: — Ух ты, неужто в лавке у Семёна брал? Какое мясо замечательное!

«Сейчас накормит, а потом сам же меня и сожрёт, — мрачно подумал Миша. — Бля, чё за песня? Вроде Шура мне ничего такого не пел…»

Перебрав в голове спетые Балу песни и не вспомнив нужной, он решил предупредить хозяина дома:

— Ты, дед, со мною не шути...

Вдруг на колени Михаила запрыгнул большой чёрный кот и громко замурлыкал, ластясь и потягиваясь.

— Не смею гостю отказать, — проговорил старик, гремя какими-то горшками и сковородками, — что хочешь, то проси…

«Свали из этого дома и оставь его мне», — мысленно предложил Миха, поглаживая кота по пушистой шёрстке.

— А лучше в погреб полезай, картошки принеси, — добавил дед и откинул дверку погреба.

«Кто бы сомневался, — бросил на него тяжёлый взгляд Миша. — То подвалы, то погреба. Хер тебе, дедуля, не на того напал».

— Не, отец, ты уж извини, но не полезу я, — отказался парень, и старик изумлённо на него посмотрел. — У меня это… Фобия. Фобии…

— Чего? — не понял хозяин, продолжая удивлённо глядеть на странного гостя.

— Ну фобии, страхи, понимаешь, да? — нервно почесал нос Миша. — Замкнутого пространства боюсь, темноты, высоты… Ой, чего я только ни боюсь, дед! Давай я лучше тебе мясо это оставлю, а сам пойду…

Михаил спустил кота на пол и направился к лавке — гитару взять.

— Да ты сам погляди, как там у меня светло и просторно! — стал спорить хозяин дома, — совсем не страшно, да и я стар ходить, мне тяжело…

Что там дед пробубнил дальше, Миха не услышал, потому как совершенно внезапно обо что-то споткнулся и полетел в погреб, прокатившись кубарем по каменной лестнице.

А старик, подставивший своему гостю подножку, наблюдая это страшное падение, всё громче хохотал.

«Ну пиздец тебе, дедуля», — успел подумать Михаил, прежде чем ударился о гранитный пол головой и потерял сознание.

* * *

Миха протяжно застонал, приподнял тяжёлую голову и открыл глаза.

Да, дед не соврал: в погребе у него было светло и просторно. Ну а как же? Надо же внимательно смотреть, как тела разделываешь, а это, знаете ли, при плохом освещении да со слабым зрением не совсем удобно.

Эти ироничные мысли посетили Михаила в момент, когда он увидел радостно улыбающегося старика, что стоял у стола напротив и старательно точил нож о точильный камень.

— Я смотрю, тебе резко стало легко ходить? Да и старость ощущать ты вдруг перестал? — прохрипел парень.

— Очнулся, сынок? — ещё шире улыбнулся маньяк.

— Так это ненадолго, — перебил его Миша, продолжая свою мысль, — вот я освобожусь и…

Старик расхохотался, чем ещё сильнее выбесил парня. А освободиться оказалось и правда непросто: Миха был крепко-накрепко привязан верёвками к столбу, торчащему из гранитного пола. Он едва заметно заёрзал.

— Ты не умрёшь, — сказал старик, продолжая натачивать нож.

«И парень опустил глаза — он понял, это ложь, — возникла строка в Мишиной голове. — Теперь понятно, чё за песня… Ну ладно! И не такое бывало, — подумал он. — Главное — время потянуть…»

— В комнате тепло, уютно, всюду чистота,

Хочет дед себе устроить праздник, — напевал старик, не отвлекаясь от своего прежнего занятия.

— Из-под стула достаёт он чёрного кота:

«Как дела, усатый мой проказник?» — подхватил Миша, и старик вскинул на него удивлённый взгляд.

— Откуда слова знаешь? — спросил он.

— А я много песен знаю, — ответил парень.

— Кочевой трубадур, что ли? — заинтересовался дед. — Там наверху я гитару приметил, и поёшь хорошо, голос сильный…

— Ага, — кивнул Миха, слизывая кровь, что струйкой дотекла с головы до губ, — и громкий. Хочешь, спою? Неси гитару и освобождай мне руки.

Старик рассмеялся ещё громче, чем прежде.

— Ну, попытаться-то стоило, — обезоруживающе улыбнулся артист.

— Ты давай так пой, мне работать веселее будет, — улыбнулся ему в ответ безумец и продолжил точить нож, — давай, давай, потешь старика.

От такого пренебрежительного тона у Михаила чуть вена на лбу не лопнула, так он разозлился. Такое отношение к певцам и было одной из причин, по которой в своём мире Михаил отказывался от заказных концертов. В этом мире его мнение не изменилось.

«Щас я тебя так потешу, не рад будешь, что вообще со мной встретился!» — нахмурился парень.

— Акапеллочку тебе? — переспросил он, растягивая губы в кровавой улыбке. — Не вопрос!

«Ну щас я тебе как спою, — подумал он. — Спасибо Шурику, что напомнил её…»

Он набрал в грудь побольше воздуха и заорал на весь погреб своим самым жутким медвежьим рёвом:

— Завёл я девушку в сарай!

И был там очень тусклый свет!

Я ей хотел, хотел показать!

Свой дорогой, свой инструмент!

Ещё на первой строчке дед попятился к стене и схватился за сердце, да так и остался там стоять, а Миха ëрзал у столба, топтался на месте, насколько это было возможно, и орал дальше:

— Вот это чем я

Дорожу! Чем я

Дорожу!

Ааааа! — прорычал он, —

— Я ей сейчас

Покажу! Щас

Покажу!

Е-эхе-хей!

Продолжая ошарашенно смотреть на Мишу, старик медленно опустился на стул, а парень и рад стараться:

— Интерес её был велик!

Инструмент она начала смотреть!

Нежно рукой!

Гладить его!

Очень хотеть его тоже иметь!

— Да тише ты! — воскликнул наконец старик, подбегая к Михаилу и зажимая ему рот ладошкой. — Шо ж ты так орёшь?!

— М-м-м! — промычал Миха, явно желая что-то сказать, и дед убрал руку. — Там ещё один куплет, тебе понравится, обещаю! Прямо в твоём стиле!

— Ну давай, — согласился старик, отходя назад. — Только не ори так громко.

— Она так поётся, не обессудь, — попытался пожать плечами парень и заорал, и заëрзал пуще прежнего:

— Пила вонзилась ей в ребро!

По милой башне звонко молоток поддал!

В спину — топор!

В руку — сверло!

В пах впился нож…

Вдруг верёвки упали на пол, он отскочил от столба и схватил старика, в прыжке заканчивая песню:

— …которым режут металл!

Отобрать у деда нож, а затем скрутить это тщедушное тело, примотав его к столбу валявшимися на полу верёвками, было проще простого.

— Ну чё, понравился тебе менестрель? Хороша песенка? Обойдёшься без припева, — говорил Миша, покрепче привязывая к столбу перепуганного старика и вдруг вскинулся: — Это я, получается, из-за тебя, урода, на «заказняк» подписался! — рявкнул он, свирепо глядя деду в глаза.

— Чего? — не понял тот.

— Ничего! — гаркнул Михаил, обматывая хозяина дома ещё одной верёвкой, и забубнил: — Обоссать бы тебя, ублюдка…

Дед втянул голову в плечи.

— …Да жаль, ссать не хочется, — парень сплюнул на пол, а дед обрадовался завершению фразы.

— Одни психи кругом, — ворчал Миша, поднимаясь по лестнице, — чем старше, тем безумнее… В психушку тебя надо!

— Куда? — пискнул сумасшедший.

— В этот… В скорбный дом, или как там его называли… — стал было объяснять парень, но махнул рукой и скрылся наверху, опустив за собой дверь, а старик так и не понял, что Миха ëрзал у столба не в безумном порыве желания сплясать «пого» напоследок, а просто тёр таким образом верёвку, сковывающую руки, о лезвие ножа, что торчал за поясом сзади.