Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

— Её скелет будет пребывать в Тайной Комнате вечно, — вслух прочла Гермиона и нахмурилась, не в силах скрыть изумления. Она, посвящённая теперь в Тайну этой самой Комнаты, могла точно сказать, что никакого скелета там не было. Снаружи — сколько угодно, бесспорно, но внутри — ни косточки. — Её — это чей?

— Её — это твой, — насмешливо подсказал подошедший сзади Рон, дёргая Гермиону за прядь волос на затылке. Почему-то практически все однокурсники считали подобный жест выражением приязни, тогда как в действительности это было попросту больно. И глупо.

— Но рановато обрадовались, да? От тебя нелегко избавиться, — и шутка тоже была так себе, с двойным подтекстом. Гермиона строго посмотрела на веснушчатого мальчишку.

Наверняка именно его старшие братья, записные остроумцы, наколдовали надпись. Характерный почерк угадывался сразу — граффити, вид на которое открывался, стоило ступить за дверь, замаскированную снаружи портретом Полной Леди, переливалось радугой и вспыхивало искорками крошечных фейерверков.

С неё не сняли баллы. На самом деле профессор МакГонагалл даже не узнала, что Гермионы не было полночи. Единственным, кто отреагировал на её пропажу, оказался Перси, но он ограничился длинной разгромной нотацией, потому что Гермионе хватило смекалки сразу упомянуть об уже наложенном на неё наказании. Видимо, отработка у профессора Снейпа не только ей одной представлялась высшей мерой дисциплинарного воздействия. Гермиона решительно заперла мысль о ней в маленькую шкатулку внутри своего сознания. Она не могла изменить свершившийся факт, поэтому и без конца обсасывать его не имело никакого смысла.

Итак, Перси не выдал. Гермиона начинала понимать, почему все вокруг с таким отвращением относились к её разумной привычке привлекать взрослых к разрешению проблемных ситуаций. Стоило один раз оказаться по ту сторону закона, и всё предстало в новом свете. Но и это тоже лучше было обдумать позже. А вот что никак не удавалось выкинуть из головы, так это размышления о том, как скоро начали бы искать её тело.

Миртл любила горько порыдать именно над этой формулировкой. «Моё тело — и то не искали…» — говорила она надрывно, и вслед за тем неизменно исторгала из глаз целый водопад слёз. Гермиону это прежде раздражало, но теперь она прониклась.

Когда она на цыпочках прокралась в дортуар, подсвечивая себе путь самым слабым люмосом, какой только была способна наколдовать, не погасив огонёк вовсе — Лаванда, Фэй, Парвати и Келла спокойно спали. «Ладно, — решила Гермиона, — это нормально». Но и утром никто не накинулся на неё с расспросами. А следовало бы. Хотя бы ради того, чтоб уличить её в отсутствии после отбоя. «Никто не заметил, — сделала неприятный вывод Гермиона. — Они до такой степени меня игнорируют, что даже не осознают, есть я поблизости или нет?»

Но и это умозаключение оказалось плодом положительной предвзятости. Надпись ясно показывала: нет, как минимум младшие Уизли — заметили. И им — или, скорее, конкретно Рону — не было всё равно. Они сочли это поводом пошутить.

И именно глядя на весёленькие разномастные буквы — Рон нетерпеливо отпихнул её плечом, и Гермиона отступила в сторону, пропуская его, но сама так и осталась стоять у затворившейся двери в гостиную — именно в этот момент удушающей ясности она осознала, что Гарри был прав. Он совершенно бесцеремонно ткнул пальцем в то, что она прежде отказывалась видеть и признавать (примитивный механизм психологической защиты, по статьям из любимых маминых журналов она имела о нём некоторое представление), но теперь, вытащенное на свет, оно бросалось в глаза. У неё действительно не было друзей.

Хотя нет, не так.

Поправка: у неё не было друзей в Гриффиндоре.

И плевать они все хотели на баллы, которые она зарабатывала для факультета. Гермиона решила, что отныне она станет получать баллы для себя. Ей, по крайней мере, академические успехи Гермионы Грейнджер были интересны и нужны. Кубок школы мог катиться… к Мордреду, вот — вспомнила она местное ругательство.

Факультет не был семьёй. В семье себя так не ведут. Профессора не были настоящими Взрослыми — вчера они это с большим успехом доказали. У Взрослых не ходят бесконтрольно по детским учреждениям магические существа класса опасности четыре-икс — да, она изучала бестиарий, знала, что представляет собой тролль и отлично отдавала себе отчёт в том, какой именно смерти едва избежала. Декан МакГонагалл… тоже не была Взрослой. Гермиона безоговорочно, хоть и с подобающей торжественной печалью, лишила её этого титула. Взрослые ловят драконов — откуда успел взяться ещё и дракон? никто толком ничего не объяснил! — сами, без помощи студентов. Вообще говоря, они вызывают специалистов. А такие существовали, Гермиона читала об этом: в Министерстве магии имелись ликвидаторы опасных магических существ, и даже драконоборцы — как раз именно для подобных случаев.

Ужасный, хаотичный и безответственный мир отныне окружал Гермиону — и она была его частью, и именно в этом мире ей следовало приспособиться существовать. Адаптация — ключ к выживанию. «Бусы и копьё», — вспомнилось ей, и Гермиона вздохнула.

Рассчитывать стоило лишь на себя. И немножко — на тёмного мага с отвратительным характером, её нового друга. С этого дня ей нужно учиться намного усерднее и быстрей — кто знает, что ещё может произойти, если никто ничего не контролирует. Всё, что угодно — и хуже, чем это.

Какой кошмар.

Она предполагала увидеть Гарри за завтраком — и, возможно, поговорить с ним, поскольку важной частью дружеских взаимодействий являлись разговоры; но к завтраку он не явился, и Гермиона, наряду с лёгким разочарованием, ощутила тревогу. Вчера профессор Снейп не выглядел слишком сердитым — как для него, так он и вовсе был милостив — но многое могло успеть случиться за утро. Кроме дракона. Кстати, если бы от последнего кто-то пострадал — об этом бы объявили, верно же? Ведь верно?

Как бы ей хотелось уверенно ответить: «да»!

Единственным местом в мире, где она всегда обретала душевный мир и покой, являлась библиотека, и именно туда Гермиона и направилась, памятуя собственное недавно принятое решение. Для начала она намеревалась прочитать всё, что только можно, о драконах. А также о василисках. И о троллях. Мало ли, что она упустила прежде. Следует быть готовой.

А ещё тёмный маг, надо отдать ему должное, был довольно прилежным студентом — не настолько, как она, конечно же, но всё-таки — и поэтому было вполне логично ожидать его появления в библиотечных стенах в какой-то момент времени. И так оно и случилось, пускай значительно позже, чем рассчитывала Гермиона, уже перед самым обедом. Она только-только закончила складывать книги в аккуратную стопку и собиралась попросить библиотекаршу покуда не убирать их по местам, когда Гарри вошёл — походкой, слишком энергичной для храма знаний. Весь он был какой-то встрёпанный, но, по крайней мере, без подпалин от драконьего пламени и без иных видимых повреждений. Воровато зыркнув по сторонам, он цапнул её за мантию, утянул за ближайший ряд стеллажей и зашептал на ухо:

— Так. Совсем забыл предупредить — моя вина. Слушай внимательно, и делай точно как я скажу. Первое. Ко мне не подходишь. В Большом зале, на занятиях — нигде. Если ваши увидят, что ты со мною спелась, они тебя с говном сожрут. Мои меня пока тоже, но с ними я улажу, дай лишь срок. Это ясно?

Гермиона молча кивнула. К горлу подкатили слёзы, но Гарри был беспощадно прав. Дружба со «слизнями» — не то, что прощают друг другу гриффиндорцы. А она и так изгой на собственном факультете, в свете утренних самооткровений это следовало честно признать.

— Второе, — зашипел Гарри ещё тише, и ей невольно вспомнился змеиный язык — невероятно любопытный феномен, только и ждущий, чтобы его изучили, — пока будем видеться на отработках или здесь. Здесь тоже за один стол не садимся. Лепись рядом, спина к спине, чтобы записки кидать удобнее. Я уже придумал кое-что, чтоб мы могли общаться по секрету, но тоже требуется время. До конца каникул — крайний срок. Поняла?

— Да, — одними губами шепнула она.

— Хорошо. И третье, самое важное. У меня для тебя задание.

— Задание?! — невольно возмутилась и восхитилась Гермиона. Вот это самомнение! — Ты что, профессор?

— Тихо! — Гарри ущипнул её за бок, и Гермиона чуть не взвизгнула в голос. Гадкий мальчишка! — Не ори ты, ей-Мерлин, прокляну! Задание как для друга. Без тебя не справиться, а очень надо. Всё расскажу подробно, но давай сходим пожрём сперва. Не то я сдохну — ещё и без завтрака сегодня.

С этими словами он отпустил её локоть, в который успел вцепиться между делом, сверкнул глазами за стёклами очков, прижал на секунду указательный палец к губам — то ли снова «тихо!», то ли «не разболтай!», то ли всё вместе — развернулся на каблуках и сбежал, только мантия взметнулась. Гермиона сердито фыркнула ему вслед. Да уж, вот так друг — с такими, как говорится, и врагов не надо.

С другой стороны, именно этот отвратительный тип ворвался в туалет Миртл — как в кино, в самую распоследнюю секунду — и вызвал василиска, и спас ей жизнь, и показал самый секретный секрет «Хогвартса». А премерзкий нрав, увы, судя по прочитанным книгам, являлся неотъемлемым качеством тёмного мага. Возможно, до какой-то степени на него следовало закрывать глаза.

Но щипаться она его точно отучит!

Гермиона одёрнула мантию, решительно вскинула голову и отправилась в Большой зал.

* * *

Том, с его абсолютно неисправимой склонностью к драматизму, просто не мог преподнести новость как-то помягче. Гарри вполне это сознавал, но у него всё равно чуть сердце не остановилось. Разумеется, брат истово следовал заповеди «не попадайся», и вряд ли оставил бы уличающие следы. Тем не менее, не спросить Гарри не мог:

— Его же не найдут, правда? О, скажи, что правда! Мерлин, ты ведь в курсе, что сейчас половина школы утюжит на мётлах Запретный лес?

— Не найдут, — снисходительно улыбнулся Том, не меняя своей надменной и вальяжной позы в кресле. — Если не начнут копать грядки — я имею в виду, буквально.

Как выяснилось, испарить живой объект такой сложности, как дракон, не слишком-то легко — хотя Том больше упирал на ценность ингредиентов, которые можно добыть из его трупа. Огород он объяснил следующим образом: это единственное место в окрестностях, где свежевскопанная земля не привлекала к себе внимания. Логика в его рассуждениях была, хотя Гарри не оставляло ощущение, что Тому попросту не хватило времени или сил, иначе тельце дракона очутилось бы именно там, куда попадали все прочие предметы, испытавшие на себе воздействие «эванеско».

Загадкой оставалось, где полувеликан сумел раздобыть такого опасного питомца. Вернее, яйцо. Должно быть, приобрёл на чёрном рынке — диких драконьих популяций поблизости не имелось, а летом Хагрид никуда не уезжал с территории «Хогвартса». Дракончик к моменту, когда Том его обнаружил, был ещё мал — вылупился совсем недавно. Хагриду, верно, стоило немалого труда его вывести и выходить — в нормальных условиях чешуйчатые мамаши согревали кладку собственным пламенем.

Именно непрерывно идущий из каминной трубы дым привлёк внимание Тома с самого начала, но визит к старому знакомому он сперва откладывал — хватало других дел. Несколько недель спустя Хагрид зачастил в курятник — и это могло помешать плану с василиском, а потому за лесничим стали следить уже всерьёз — и призраки, в здании школы, и сам Том, вне её, насколько доставало «радиуса действия». Когда выяснилось, что из курятника гигант таскает к себе в хижину цыплячью кровь — стало лишь делом времени узнать, кому он её там скармливает, пусть Хагрид и держал все окна наглухо закрытыми, а дверь отворял только-только чтоб протиснуться, будто чуял, что его намереваются раскрыть.

Первым побуждением Тома, как он сам признался, было уничтожить опасную тварь на месте, но по здравом размышлении он решил пару дней повременить. Именно этим, как запоздало осознал Гарри, объяснялись все «занят, позже» в день Хэллоуина и накануне. Том лично контролировал драконий вопрос — одновременно с координацией слежки за профессорами при помощи призраков. И Гарри ещё думал, что это ему пришлось минувшей ночью понервничать и побегать!

Когда основной план свернул куда-то не туда, и сделалось ясно, что василиск досрочно вернулся в Тайную Комнату — а с ним и Гарри, и ещё двое чужаков, что вообще не предусматривалось — Том заставил дракона поджечь хижину, усыпил его смертельным проклятием и закопал. Тупица-полувеликан в это время дрых без задних ног. Ему не пришлось даже подливать зелий, он сам себя вывел из игры огромным количеством бренди, которое спаивал в тот вечер с одинаковым усердием и себе, пополам с чаем, и своей огнедышащей игрушке, пополам с куриной кровью.

Гарри проглотил вопрос о том, не собирался ли Том спалить Хагрида заодно с его хижиной. Он понимал, какой последует ответ: «culpa lata». Безразлично, то есть. А кроме того — лесничий, что, не догадывался, чем кончится содержание дракона в деревянном доме? С тем же успехом летучий ящер мог подпалить его и без участия Тома — просто в другой день. Подобный итог являлся абсолютно закономерным, если как следует поразмыслить, и жалеть придурка было совершенно не за что. Пусть спасибо скажет, что остался жив — подрасти дракон ещё чуть, и помер бы беспечный идиот уже гарантированно. Да, Хагрид совершенно точно не дружил с головой — он сам был опаснее любого дракона, теперь Гарри склонен был согласиться в этом с Томом.

Когда самые сложные вопросы исчерпали себя, Гарри вспомнил о том, что бросилось ему в глаза первым делом. Он кивнул на тусклую, помятую тиару:

— Нашёл интересный артефакт?

Том как-то непонятно хмыкнул.

— Возьми её в руки, — скомандовал он. — И скажи мне, что почувствуешь.

Несколько озадаченный, Гарри повиновался. При ближайшем рассмотрении вещица показалась ему старше, чем он подумал сначала. Нет, то была не бальная или свадебная тиара, скорее экспонат из археологического музея. В крошечные щербинки на поверхности потемневшего металла — серебра, должно быть, из него часто изготавливали волшебные предметы — набилась высохшая земля. По внутренней стороне ободка шла надпись: «INGENII ACVMEN THESAVRVS EST». Овальной формы самоцветы — опалы или лунные камни, или что-то похожее, Гарри не взялся бы определить — бледные, мутные и покрытые паутиной трещинок, но обрамлённые филигранью, были вставлены вдоль всего обруча, самый крупный — по центру. Два стилизованных, но вполне узнаваемых ворона над ним склоняли клювастые головы навстречу друг другу, венчая украшение.

— Так что? — поторопил Том. Гарри задумчиво потёр шрам.

— Старинная штуковина, да? Средневековая даже, — он взвесил артефакт в руке. — Тяжёлая какая!

— Я спросил не что ты думаешь, а что чувствуешь, — Том наклонился вперёд в своём кресле, сомкнув кончики пальцев. Странное, напряжённое внимание отражалось на его лице. Гарри пожал плечами.

— Ничего?

— Надень её, — продолжал командовать Том. Гарри усмехнулся.

— Экспериментируешь на мне? — не удержался он от ехидной реплики. Том дёрнул бровью.

— Мог бы проверить на себе — так бы и сделал, — ответил он, и Гарри враз присмирел. Лишнее напоминание о бестелесном состоянии Тома было… лишним. Он нацепил увесистый обруч. Теперь упорно хотелось назвать его «короной», и снова всплыли недавние ассоциации с малолетними монархами — корона оказалась явственно велика.

— По-прежнему ничего, — отчитался он. Том сощурился, пристально разглядывая его.

— Как я и предполагал, — подвёл он итог своим загадочным размышлениям. — Между прочим, у тебя на голове сейчас находится реликвия, считавшаяся утерянной на протяжении девяти веков. Цени момент.

Гарри тут же снял тиару — куда почтительнее, чем надевал.

— Ого! — выпалил он, крутя её в руках с новым любопытством. — А что она такое?

— Совсем нет догадок? — поддразнил Том в своей обычной манере любителя демонстрировать интеллектуальное превосходство. Гарри насупился.

— Подсказка? — взмолился он. Том качнул головой, но всё-таки сжалился:

— Обрати внимание на надпись.

Гарри изо всех сил напряг извилины. «Ingenii»… Архаичное начертание букв очень мешало. Слово походило на «гений», или что-то вроде того. Последнее — «est», как «быть», «являться». Гений является чем-то. Что же такое посередине? Тезаурус — это ведь «словарь»? Нет, выходила ерунда какая-то, наверное, слово изменило значение. И тут он вспомнил — он же читал об этом в «Британнике»! Конечно же, изменило, ну разумеется, потому что словарь — это «сокровищница слов», а старое значение…

— Острота ума — это сокровище, — не веря себе, выговорил он. — Да ладно! Ты серьёзно, что ли?

Том ухмыльнулся — и Гарри понял, что действительно угадал.

В его руках была Потерянная Диадема, также известная как Диадема Рейвенкло. Одна из четырёх легендарных реликвий «Хогвартса», ни больше ни меньше.

— Она не работает, — сказал он первым делом, когда достаточно отошёл от шока и восхищения. — Я точно не стал умнее. Очень жаль.

«И латынь сама собой не выучилась», — подумал он при этом про себя с большой печалью. Не вслух — потому что Том назвал бы это «прискорбной леностью ума», или ещё как-нибудь похлеще.

— Подозреваю, — хмуро изрёк Том, — что магия реликвии разрушилась после стороннего вмешательства. На диадему были наложены иные чары, поверх сплетённых Ровеной. Сохранялась ли их сила в тот момент, мы уже никогда не узнаем. Могла, учитывая, что Шляпа Годрика исправно функционирует по сей день, — в его быстрой брезгливой гримасе читалось возмущение от подобного варварства. Гарри это чувство разделял сполна — взять и сломать реликвию «Хогвартса», какой гнусный поступок! Интересно, кто мог сделать такое — и для чего?

— Что хоть за чары, — озвучил он свои мысли, — ради которых стоило уничтожить магию Ровены?

— А, — Том ещё сильнее помрачнел, — это как раз самое интересное. Пока я не берусь сказать точно — но, будь уверен, я узнаю.

«И если уродец ещё жив — ему не поздоровится, я думаю», — решил Гарри, наблюдая за тенью, набежавшей на лицо Тома. Но он не сочувствовал колдуну-вандалу — он хотел себе место в первом ряду.

— Мы… вернём её школе, да? Ну, когда ты закончишь изучать — что ты там изучаешь, — полуутвердительно произнёс он, бережно кладя диадему на её прежнее место поверх кипы книг. Том вскинул брови.

— Вернём? — недоверчиво переспросил он. — Ты, верно, шутишь.

Гарри всплеснул руками. Иногда приютское воспитание давало себя знать. Нет, Гарри и сам был не без греха по этой части, но следовало же смотреть дальше собственного носа!

— Нет, это ты, верно, шутишь! — горячо возразил он. — Она всё равно сломана, какой в ней прок! А политические дивиденды? Представь — камеры, репортёры, все дружно целуют тебя в зад…

— Язык, — поморщился Том, и Гарри, не прерывая своей речи, быстро поправился:

— …все в полном восторге и благодарят тебя на коленях.

— Дешёвые лавры, — но Том заколебался, Гарри это видел.

— Бесплатные лавры, — надавил он. — Нам может здорово пригодиться способ быстро и легко создать тебе добрую репутацию у общественности, разве нет?

Том бросил на него взгляд, полный отвращения, и Гарри возликовал. Победа! Не в диадеме дело — кажется, это первый, то есть вообще первый раз, когда он в чём-то переспорил Тома.

— Допустим, — процедил тот. — Ладно. В подходящий момент мы её вернём.

— Это наиболее разумно, — деловито согласился Гарри, изо всех сил пряча ухмылку. Тут его взгляд случайно упал на стоявшие на бамбуковой этажерке часы. Стрелки на циферблате, сжатом тесными объятиями бронзовых амуров, приближались к самой высокой точке.

— Мордред и Моргана! — выдохнул он. Чуть ведь не забыл! — Том, Том, послушай — Снейп сегодня притащит бывшего хранителя твоего дневника! Ты же пойдёшь со мной? И давай обсудим заранее, что мне говорить.

— Разумеется, — Том нацепил холодное, строгое выражение лица. — Тебя никак нельзя отпускать одного.

«И только попробуй в этот раз ослушаться приказа», — добавили его глаза. Гарри поёжился и преданно закивал.

* * *

Вживую Гарри Джеймс Поттер производил двойственное впечатление.

Совсем невысокий мальчик — гораздо ниже Драко — узкоплечий и весь какой-то тоненький до прозрачности. Большие умные глаза невероятного зелёного оттенка, круглые смешные очки — очень похожие носил в своё время Джеймс. Торчащие во все стороны чёрные волосы, каждая прядь которых, казалось, росла в своём собственном направлении — фамильная беда Поттеров, недаром зелье для укрощения непослушной шевелюры изобрел именно дед парнишки. Безупречно отглаженная форма, начищенные до зеркального блеска «оксфорды». Образцовый студент, как с картинки.

А взгляд — угрюмый, тяжёлый, ускользающий. И само по себе лицо слишком уж серьёзное для первачка. Вошедши в кабинет декана, он отвесил чёткий, выверенный кивок.

— Лорд Малфой. Счастлив познакомиться с отцом моего дорогого друга. Господин декан, — ещё один сдержанный полупоклон.

— Мистер Поттер, — сухо приветствовал Снейп. Люциус поднялся из кресла и протянул руку.

— Мистер Поттер. Мне тоже приятно наконец увидеть вас своими глазами. Драко много о вас рассказывал.

Правила светской беседы предполагали ответить шуткой, что-то вроде: «надеюсь, только хорошее», или перевести стрелки на собеседника — «я тоже о вас от него наслышан». Но то ли Поттер не был им обучен, то ли считал чушью, как и сам Люциус. После рукопожатия он выдал следующее:

— Так это вы — бывший хранитель? Мне следовало догадаться.

Они расселись у камина. Снейп заранее наколдовал третье кресло, и даже чай заказал у домовиков, хотя Люциус подозревал, что вряд ли их гость рискнёт сделать в покоях зельевара хоть один глоток. Камин жарко потрескивал, но всё равно в помещении ощущалась прохлада — вечная, неистребимая промозглость подземелья, не менявшаяся ни летом, ни зимой. За оконным стеклом кружилась чёрно-зелёная муть. Малфой понял, что, оказывается, скучал в какой-то степени по здешней атмосфере.

— Мистер Поттер, — начал Люциус, разглядывая долгожданного собеседника, — не буду ходить вокруг да около. Вещь у вас?

— Да.

— Можете продемонстрировать?

Поттер качнул головой:

— Могу описать. Ежедневник за сорок третий год. Простой, линованный. Чёрная клеёнчатая обложка. На заднем форзаце — штамп книжной лавки «Уинстэнли». На переднем — инициалы и фамилия «Риддл». Если попытаться писать в нём… — тут, видно, Люциус не удержал лицо, потому что мальчишка дёрнул бровью и чуть усмехнулся краешком рта. — О. Вы не знали. Если писать в нём, то чернила исчезнут. И он вам ответит.

Пол ушёл из-под ног — как же повезло, что Люциус встретил это заявление сидя. В висках застучал пульс — а вместе с пульсом слово «ответит».

Салазар-заступник!

— Значит, вам известно предназначение артефакта? — спросил он со спокойствием, которого отнюдь не чувствовал. Поттер степенно кивнул.

— Разумеется. И артефакт его успешно выполнил, не так ли? В этой связи у меня не может не возникнуть встречного вопроса. Лорд Малфой, скажите, почему это произошло лишь сейчас? У вас была масса времени, как по мне.

«Произошло что? В чём это клятое предназначение? Ты-то знаешь, коли не блефуешь, но я — нет», — подумал Люциус сердито. Что через тетрадь можно было каким-то образом переписываться с Тёмным Лордом — уже явилось для него сюрпризом, и пренеприятным. Что же это получается, повелитель вообще не умирал? А метки? Почему потускнели и деактивировались? Почему ожили лишь теперь? Тогда, десять лет назад, именно состояние меток послужило главным и решающим доказательством — как для тех, кто истово желал верить в гибель Тёмного Лорда, так и для тех, кто столь же отчаянно верить в неё не хотел.

Снейп закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук поверх колена. Ему Поттеровы откровения, как видно, тоже глубоко запали в душу — в его лице, и так вечно бледном, сейчас вообще ни осталось ни кровинки, и в целом он вдруг показался значительно старше своих тридцати лет.

— О чём вы, Поттер? — поинтересовался он, и Малфой не мог не порадоваться его весьма своевременному вмешательству в разговор — от самого Люциуса такой вопрос был бы неуместен; задай он его, и тут же выдал бы, что ни драккла на самом деле не знает.

— Тёмный Лорд вернулся, господин декан.

Машинально Люциус отметил, как мальчишка назвал повелителя — не «сами-знаете-кто», или подобной трусливой кличкой, даже не «лорд Волдеморт». Именно «Тёмный Лорд», точно пожиратель смерти. Какая-то его часть возмутилась — Поттер не имел на это обращение никакого права. Ей возразила другая, продолжавшая так и сяк крутить невообразимое «ответит»: как раз Поттер и имел полное право, а вот сам Люциус, возможно, уже нет.

— Мы все уже давно об этом в курсе, — тут Люциус ни капли не приврал, но в этой фразе Поттер мог и должен был услышать нечто, весьма отличающееся от истины; а истина заключалась в том, что ничего, кроме простого факта, им известно как раз не было.

Поттер небрежно взмахнул ладонью, словно отметая его реплику, и расплылся в новой усмешке.

— Вы, кажется, не вполне меня поняли, — сказал он, и Люциус с раздражением узнал знакомые интонации — мальчишка явно обезьянничал за любимым деканом, в точности как Драко, усвоивший ехидство своего крёстного одновременно с тем, как вообще начал говорить. — Позвольте, я перефразирую ответ. Дневник был нужен, чтобы Тёмный Лорд смог одолеть смерть. Что, в итоге, он и сделал.

Если до этого мгновения Люциус полагал, что дело оборачивается скверно, то теперь его настигло истинное понимание ситуации. Слово «скверно» было далеко от неё, как земля от звёзд. «Какой же Драко у меня умница», — не совсем кстати (или, быть может, очень даже кстати) мелькнуло в голове Малфоя. У Поттера за пазухой сын точно выживет. И Нарциссу вытащит, скорее всего. Ах, как славно!

— Что вы не знали, господин декан, я ещё поверю, — продолжал тем временем никем не останавливаемый Поттер. — Но что не знал хранитель… либо Тёмный Лорд совсем не доверял вам, лорд Малфой, либо вы пренебрегли своими обязанностями — и второе гораздо более вероятно.

Это обвинение Люциус не мог снести спокойно. Он пристукнул по полу тростью и возмущённо фыркнул:

— Чушь!

— Отнюдь, — на Поттера его вспышка не произвела видимого впечатления. — Вы до того трепетно берегли тетрадь, что вовсе её потеряли.

Отчасти упрёк был справедлив — но только отчасти. Малфой ощутил злость — а с нею и обиду. Десять лет, множество обысков — он столько раз перепрятывал артефакт, проявляя недюжинную находчивость, и всего единожды совершил крошечную ошибку. Из-за спешки, из-за секундного затмения — и вот теперь маленький наглец смеет попрекать его небрежностью! Люциус раздул ноздри. Раньше ему никогда не хотелось бросить пыточное в ребёнка — должны же быть какие-то принципы и у него, хотя среди меченых дежурными сделались в своё время шутки о том, что за мораль исповедует их «скользкий друг». Что ж, всё когда-то приходит впервые.

— Вы понятия не имеете, на что мне пришлось пойти, чтобы её сохранить! Понятия не имеете, о чём говорите! — невольно повысил голос он. Атмосфера стремительно накалялась. Не так Люциус планировал эту беседу; и менее всего он ожидал обвинений, тем более — подобных прозвучавшим.

— Это вы не знаете, о чём говорите! — по контрасту с ним Поттер едва ли не шипел, сузив глаза и подавшись вперёд; его пальцы, напрягшиеся до побелевших костяшек, впились в подлокотники кресла. — Если бы Тёмный Лорд доверил мне такую вещь, я бы её не потерял. Я бы хранил её у сердца, не расставался с ней никогда, и приложил бы все усилия, чтобы он смог воспользоваться своим артефактом как должно. И знаете что? Именно это я и сделал! И вот почему тетрадь у меня, и останется у меня, — страстно закончил он и торжествующе вскинул голову.

— Вы что же, претендуете на то, что это вы провели ритуал? — недоверчиво спросил Снейп, которого их с Поттером короткая перепалка оставила было на обочине разговора.

— Я претендую на то, что прямо сейчас у Тёмного Лорда нет никого ближе меня, — задрал нос мальчишка. Люциус почти восхитился подобным самомнением.

— Нонсенс! — зло хохотнул он.

— Могу доказать, — сладко улыбнулся Поттер. — Ну же, какое заклинание может вызвать только пожиратель смерти? Припоминаете ещё?

И с этими словами он извлёк из рукава волшебную палочку.

— Смотрите внимательно. Морсмордре!

Молчание упало на комнату, будто топор палача на шею казнимого. Лишь слышно было, как потрескивают угли в камине. Казалось, даже дыхание истаяло и замерло навсегда — по крайней мере, собственное дыхание Малфоя.

Дымный призрак реял под потолком. Змея, обвивающая череп, игриво шевелила кольцами. Гротескный в слишком маленькой для него комнате, фантом нависал низко над головами сидящих, и пустые глазницы словно заглядывали в самую душу. Не угадал, всё-таки не угадал. Как жаль!

— Он даровал вам метку? — тихо спросил Снейп, и голос его прозвучал глухо, будто Северусу тоже трудно было справиться с нахлынувшими чувствами.

— Пока нет, но я её уже заслужил. Он сам сказал, — Поттер явно наслаждался — собою, их реакцией, ситуацией в целом. Люциус так легко мог это понять — он сам не единожды побывал на его месте. В иные, лучшие времена. Как странно было думать об этом теперь — словно жизнь уже кончилась. В каком-то смысле так оно и было.

— Скажите, верно ли я понял, что, находясь здесь, вы, тем не менее, поддерживаете с ним регулярную связь? — спросил он, чувствуя какое-то странное, извращённое любопытство.

Мальчишка кивнул и поправил очки.

— Да. Во избежание недоразумений должен упомянуть, что я под его защитой. Пожалуйста, передайте… остальным. Не надо думать, что, убив меня, или вообще причинив мне вред, вы его порадуете. Как раз наоборот.

Настала очередь Люциуса кивать. Он чопорно склонил голову.

— Понимаю. Что ж, вынужден признать, что я ошибался в вас, мистер Поттер. Или мне следует называть вас «наследник Слизерин»? — Малфой вымучил улыбку.

Поттер вдруг ухмыльнулся совсем иначе — почти как нормальный ребёнок его возраста, задорно и открыто.

— Предпочитаю просто «Гарри», если вы не против. О, и, пользуясь случаем — передавайте низкий поклон леди Малфой. Огромное ей от меня спасибо — я просто обожаю шоколад!

Люциус моргнул — уж больно резкий выходил контраст с предшествовавшей напряжённой конфронтацией. И самое невероятное — ведь умница Нарцисса оказалась права! Похоже, следовало вписать новую главу в летопись древнего и славного рода — много кому и как давали взятки Малфои, чтобы добиться своего, но, кажется, даже им ещё не приходилось покупать себе жизнь за конфеты.

* * *

Вживую отец Драко немножечко пугал. Ладно, просто пугал, безо всяких «немножечко». Его колдографию следовало бы использовать для иллюстрирования слова «лорд» в толковом словаре. Высокий, длинноволосый, холёный блондин, с глазами, цвет которых навевал мысли об отполированной стали. Ещё и трость — Гарри бы не удивился, если бы выяснилось, что внутри прячется клинок. Два перстня с явно драгоценными камнями посверкивали на левой руке, ухо оттягивала серьга с крупной жемчужиной грушевидной формы. «Я очень-очень богатый», — казалось, было написано на каждом квадратном дюйме фигуры старшего Малфоя. «И очень-очень злой», — крупными буквами значилось на его лице.

Испуг придал Гарри сил — если вначале он не знал, как у него хватит духу с порога начать кусаться, то пару фраз спустя всё получилось будто бы само собой. А наблюдать за пожирателями, когда они с отвисшими челюстями пялились на запущенную Томом тёмную метку, было даже весело.

— Умница, — скупо похвалил Том, и Гарри расцвёл. На этот раз он выполнил инструкции в точности, хотя и серьёзно сомневался в их разумности — и поглядите-ка, результат вышел прекрасный. Том, осознал Гарри, действительно знал лучше. Едва покинув кабинет декана, он так и сказал. Том покровительственно улыбнулся:

— Рад, что ты это понял.

На этом им пришлось расстаться — Гарри, которого впервые со вчерашнего вечера отпустило нервное напряжение, страшно захотел есть; а кроме того, он вспомнил, что не предупредил Гермиону — не стоит им пока демонстрировать свою дружбу всем подряд. С неё, прямолинейной до идиотизма, пожалуй, сталось бы усесться рядом на занятиях или начать милую беседу прямо посреди коридора.

Как в воду глядел. Гермиона выслушала правила без восторга, но, кажется, разумность их поняла — до самого вечера терпела в ожидании обещанных объяснений, и подходить или заговаривать не пыталась, хотя после обеда они оба вернулись в библиотеку — Гарри за всеми приключениями чуть не забыл про эссе по истории магии. Краем глаза он поглядывал на зубрилку, но та обложилась кучей книг и добросоветсно вникала в очередной бестиарий. Никак про дракона решила почитать, в свете последних новостей. Гарри это вполне устраивало. Объяснения, приготовленные им, не предполагали суеты, и он озвучил их только когда они, наконец, остались наедине — а точнее, в компании одного лишь младшего Малфоя.

— Оборотное зелье?! — даже не вскрикнула, а как-то пискнула Гермиона. От переизбытка чувств она поднялась на цыпочки, тряхнув своими кудрями. — С ума сошёл? Что ты затеял? Гарри, ради твоего же блага я надеюсь, что это не что-то незаконное!

— Грейнджер, осади, — лениво посоветовал Малфой.

Отработки у Снейпа не были каторгой, даже близко. По сравнению с Дурслями, где Гарри впахивал, будто домашний эльф, это вообще был курорт. Во-первых, декан никогда не стоял над душой. Он запускал их в зельеварню, показывал фронт работ — кучу грязных котлов — и уходил, заперев дверь. Возвращался через два часа, секунда в секунду, и выпускал. Всё! Даже палочки не отбирал, хотя формально им следовало чистить котлы исключительно вручную.

Они б и чистили — когда бы Гарри не успел мало-мальски овладеть под руководством Тома простейшими бытовыми чарами. «Экскуро» поначалу давалось ему не очень хорошо, но уже к концу предыдущей отработки — за прокол с МакЛином — он освоил его на «превосходно». Теперь они на пару с Грейнджер махали палочками — только клочья мыльной пены по сторонам летели. Гордый наследник древнего рода, сиречь Малфой, краснел, пыхтел и сопел — разучивал в срочном порядке новые для себя чары. Намывать вручную — вот ещё! Магглы они, что ли. Снейп это понимал, как казалось Гарри: одно дело перевоспитывать трудом, и совсем другое — унижать.

Честно говоря, учитывая количество требующих помывки котлов, заклинать их одному — означало упариться насмерть. Гарри в первую свою отработку еле ноги потом волочил. Вдвоём — ещё туда-сюда. Втроём будет совсем нормально, даже лишнее время останется.

Только оно совсем не было лишним. Наоборот. У Гарри имелся план. Он собирался использовать Гермиону по прямому назначению.

— Всё абсолютно законно, я тебя уверяю, — хмыкнул он. — Ты дослушай сначала. Понимаешь, я провожу независимое расследование. Вот ты никогда не задумывалась, что о смерти моих родителей известно одновременно очень много, и очень мало? Известно, вроде как, кто из них умер первым. И даже последние слова моей матери, и то известны. А откуда, если там кроме них двоих, Тёмного Лорда и меня никого не было? Колдокамера в углу стояла? Кто-то под мантией-невидимкой слушал и смотрел, но не вмешался до конца? Странно, да?

Гермиона поджала губы. Драко поглядывал с интересом — с ним Гарри своими умозаключениями тоже делился впервые; до сих пор он обсуждал эту тему лишь с Томом.

— Смахивает на художественный свист. Я сначала так и подумал. Но, однако ж, напечатали как документалистику, будто никаких сомнений и нет. Источник достоверный — так выходит. И что же это за источник? Но интереснее другое…

Гарри придирчиво осмотрел вымытый котёл, провёл пальцем по стенке изнутри. До скрипа, ну вот и отлично. Он подтянул к себе следующий, заляпанный особо гадко — товарищ Лонгботтома по духу постарался, не иначе, а то и он сам. Гарри развёл мыльную пену погуще, и продолжал прервавшуюся на время сотворения заклятья речь:

— …при этом ни слова о том, почему всё случилось. Ну, вот представь, ты — Тёмный Лорд… Ладно-ладно, шучу, не принимай близко к сердцу. Я — Тёмный Лорд. И прихожу я, допустим, к тебе домой. Раз авада, два, три — все мертвы. И тут вопрос — а, вообще говоря, зачем? Что ты мне сделала, чтобы я лично к тебе в гости нагрянул? У меня приспешников тьма, оборотни, злые колдуны, кого только нет. Чего я им-то не поручу тебя устранить?

— Личные мотивы? — свела брови Грейнджер. Малфой промолчал — зато слушал, хорёк любопытный, во все уши. Гарри закивал.

— Ага, других объяснений не вижу. А что за мотивы? Где, как и когда они закуситься успели? В Ордене Феникса куча волшебников состояла, не одни мои родители. И народу полегло тоже немало, отрицать не стану. А такой случай — один. Что-то отличалось в этот раз, и непонятно — что. И я думаю…

Он звякнул ручкой вычищенного котла. У Драко наконец начало получаться что-то приличное — пена, правда, почему-то шла из палочки розовая. И пахла странно. Никак ароматизированную пытался наколдовать, позёр.

— …думаю, что разобраться бы не худо. И ещё. Я не верю в отскочившую аваду. Это полная чушь. Нет на свете от неё защиты, и не было никогда, и не будет. Если бы от смерти могла спасать материнская любовь — неужто я бы за все века нашёлся такой один? Остальных мамы не любили, что ли?

Они помолчали. Грейнджер вздохнула.

— Ты прав, — решительно сказала она. — Если один факт не вписывается в общую закономерность, это ещё не значит, что закономерность обязательно неверна. Она может быть неправильно описана. Или сам факт искажён. Опыт провели некорректно, и… — тут она сообразила, что слово «опыт» использовала зря, и смутилась. — Прости. Я не…

Гарри отмахнулся.

— Да понял я, понял. Не грузись. Поэтому сама видишь, что сомнений тут хватает. И я хочу — нет, мне непременно нужно — понять, как всё было на самом деле.

— А он? — подал голос Малфой. — Не возражает против… расследования?

Гарри ухмыльнулся и качнул головой.

— Он полностью «за». Ему эта тема тоже интересна. Дело в том… — Гарри прикинул границы допустимых откровений. Пожалуй, вреда не будет, ведь Драко под клятвой, и Гермиона тоже, — …что он не помнит тех событий. Вообще. Он… несколько лет памяти потерял. Много лет. Вот так.

Драко широко распахнул глаза. Ещё бы, неожиданные новости.

— О, Мерлин! — выдохнул он. — Мой отец…

— Знает, — перебил Гарри, испытывая нечто вроде дежавю; в поезде у них уже был похожий разговор. — Знает всё, что ему нужно знать. Драко, успокойся. Необходимый и достаточный уровень информированности — слышал о таком?

Грейнджер фыркнула себе под нос — она-то явно слышала, или, вернее сказать, читала. Но знания эти так и остались для неё лишь строчками на бумаге — Гермиона не была бы собой, если бы не сунула тотчас острый нос куда не просят:

— А это вы сейчас о ком?

— Не твоего ума дело, — огрызнулся Малфой.

— Драко, — предостерегающим тоном проронил Гарри, а Гермионе ответил:

— Этот секрет пока не для тебя. Потом… посмотрим. Вот сваришь зелье — и подумаю, стоит ли вас познакомить.

Малфой аж задохнулся от возмущения. Ещё бы — ему-то знакомства не посулили. Гермиона послушно клюнула на крючок.

— Я всё ещё не могу понять, зачем нужно оборотное, — сказала она, но уже без прежнего возмущения от самой идеи.

— Хочу в редакцию «Ежедневного Пророка» наведаться, — пояснил Гарри. — Первокурснику там делать нечего, даже такому… разрекламированному, как я. В архив уж точно не пустят. А самое интересное как раз в нём и есть. Ну, а не повезёт в «Пророке» — пойду по другим архивам других газет. И не вылезу, пока не докопаюсь до истины.

Гермиона сдула упавшую на глаза вьющуюся прядь. Прядь не послушалась — тут же вернулась снова, и тогда она отвела её запястьем. Груда чистых котлов неуклонно росла. Малфой махал палочкой уже совсем уверенно; и пена у него всё-таки завоняла не горелой тиной, а чем-то сладеньким, под стать розовому цвету.

— Так что… помоги мне, Гермиона, ты моя единственная надежда, — подмигнул Гарри. Девчонка вспыхнула и потупилась. — Ты из нас троих в зельеварении лучшая, — Драко на этих словах явственно перекосило, — и если кто и сумеет сварить оборотное, так только ты. Времени уже мало осталось до каникул — если не запороть, хватает в обрез. Но ты не запорешь, я знаю.

— Но Гарри… — да, она и не поняла, что уже согласилась, — …у нас даже нет рецепта! Книга по сильнодействующим зельям — в запретной секции библиотеки!

Гарри снисходительно усмехнулся.

— У нас есть рецепт. И подробные указания к нему, — тут он достал из кармана мантии исписанный каллиграфическим почерком Тома листок. Вцепившись в пергамент, Гермиона беззвучно зашевелила губами.

— О. Кажется… я думаю, я действительно смогу, — сказала она с какой-то недоверчивой радостью. — На самом деле очень интересное зелье, кто бы мог подумать! Хм-м, — она почесала нос, не замечая, что оставляет на нём мазок мыльной пены. — Гарри, здесь проблема. Нужен рог двурога и шкура бумсланга, а их нет ни среди учебных ингредиентов первого курса, ни в свободном доступе в шкафах. Они очень дорогие, профессор Снейп хранит их наособицу, — тут она задумчиво покосилась на запертую дверь преподавательской кладовки. — Думаешь, мы сумеем её взломать?

Гарри расхохотался так, что чуть очки в котёл не уронил.

— Мерлиновы кальсоны, — выдавил он сквозь смех, — так я и знал, что это всё напускное! Читаешь другим морали, но стоит подвернуться интересной задаче, и ты уже готова потрошить учительские запасы?

Гермиона закусила губу и покраснела до ушей.

— А ты что предлагаешь? — с вызовом спросила она.

— Умерь свои криминальные наклонности, Грейнджер, — пропел Драко, поигрывая бровями. — Мы купим ингредиенты.

Девчонка хлопнула глазами:

— Но как?

— Совиной почтой, как ещё, — окончательно развеселился Малфой. — В каком медвежьем углу ты выросла, что… ах, ну да, прости, — он сладко улыбнулся. В искренность его оговорки не поверил бы и тупой. Грейнджер зло прищурилась.

— Почему бы вам тогда не купить готовое зелье?

Гарри развёл руками:

— Не продадут. По почте — уж точно. Да и вообще не продадут, не первокурсникам. А в Лютном брать… неизвестно, на какое качество нарвёшься.

Гермиона задрала нос.

— Пусть его отец купит! Сам Малфой, как же — ему-то, небось, отказа нет!

Гарри вздохнул. Драко, язва такая, влез под руку не к месту.

— Нет, Гермиона. Взрослых мы сюда вмешивать не будем. Это моё расследование. И знать о нём посторонним не нужно. Даже — не обижайся, Драко — даже твоему отцу. Вообще никому. Поэтому мы купим рог двурога, шкуру бумсланга, и прочее, что требуется — а для надёжности подели-ка ты, Гермиона, этот список на три части, и сделаем отдельные заказы все трое. Деньги не проблема, их я дам. Основу под зелье поставишь в надёжном месте, я как раз знаю одно. Договорились?

Грейнджер тряхнула головой и с грохотом водрузила последний чистый котёл к подножию пирамиды из его собратьев.

— А если я откажусь? — заартачилась она, из чистого упрямства, как показалось Гарри. Теперь уже и он начинал злиться. Что это ещё за бунт?

— Тогда мы узнаем, хорошо ли я выучил пыточное проклятье, — холодно сказал он. — Но ты не откажешься — тебе интересно, и зельеварение ты любишь. И я — твой друг, разве ты можешь так меня подвести?

— Хорош друг, — вознегодовала она; кудри вокруг её головы снова зашевелились будто сами собой — нет, это точно делала её магия, никаких сомнений, — то щиплешься, то жалящим кидаешься, то запытать обещаешь! Малфою ты почему-то этим не грозишь!

— Да, непорядок, — серьёзно согласился Гарри. — Малфой, будешь хамить Грейнджер — запытаю и тебя с ней за компанию, учти. Вы теперь оба мои друзья, поэтому советую любить друг друга крепче, чем брат с сестрой. Поняли меня?

Малфой отчётливо скрипнул зубами.

— Да, мой лорд, — уныло протянул он. — Мисс Грейнджер, примите мои искренние извинения. Был несдержан. Обещаю привыкнуть и исправиться. Мир? — тут он состроил такое умильное лицо, что Гарри ему практически поверил. На Гермиону тоже подействовало — она занервничала и отвела глаза.

— Ну? — поторопил её Гарри. — А ты? Не хочешь ничего сказать?

— Мне тоже нужно? — изумилась она. — Мне-то за что извиняться?.. А, поняла. Так и быть — мир. Обещаю… привыкнуть к вашим особенностям, мистер Малфой.

В соревновании по плевкам ядом среди львов и змей львица явно не собиралась проигрывать. Гарри поправил очки.

— Кажется, ты кое-что забыла, — тихо произнёс он. Дошло до неё не сразу, но всё-таки дошло.

— Ты… ты серьёзно? — спросила она так же негромко, будто в комнате, а то и в целом мире, сейчас находились только они одни. Гарри улыбнулся — и на этот раз не улыбкой Хорошего Мальчика, а той самой, настоящей — весёлой и голодной.

— Сама настаивала на равенстве. Драко так делает, значит и ты должна. Ну же, Миона, это не больно. Простая формальность.

Она несколько раз беззвучно шевельнула губами, прежде чем у неё получилось, совсем шёпотом:

— Да. Мой лорд.

И тут же, без перехода — ведь это, в конце концов, была несносная Грейнджер — она сварливо добавила:

— Дарт Поттер.

— Герр Тиоптар, — буркнул себе под нос Гарри. Ну, хоть как-то. Дальше ей будет легче — повторить всегда проще, чем произнести впервые.

Гермиона захихикала:

— Что? Что ты сказал?

— Неважно, — смутился Гарри, снова поправляя очки. — Но на всякий случай советую запомнить момент. Придёт время, и газетчики озолотят тебя за интервью о том, как ты услышала это в самый первый раз.