Между двух миров (гет)

Родители приехали за ней на машине, чтобы забрать домой из больницы. Гермиона решила не расстраивать их и пока не возвращаться в Пенни Райз. В глазах мамы было столько заботы и сочувствия, что Гермиона еле сдерживала слёзы, но её больше беспокоил отец: казалось, что он морально надломлен, хоть и старается держаться. Она села на заднее сиденье, но заметила, как у него дрожали руки, когда он включал зажигание.

За окном мелькал многолюдный Лондон, вечно полный туристов — ближе к лету их становилось чуть ли не больше, чем местных жителей. Гермиона с завистью смотрела на счастливые лица прохожих, делающих бесконечные фотографии, и почти не слушала маму, которая рассказывала последние новости: дела в их стоматологии идут хорошо, папе обещают повышение; в саду расцветают тюльпаны и черёмуха; старая соседка продала дом, и у них скоро будут новые соседи.

С тех пор, как Гермиона очнулась в больнице и увидела белый потолок, её сердце словно окаменело.

Её малыш. Почему с ней случилось такое? Бог наказывает её за грехи или это был такой суровый знак, что им с Роном не суждено быть вместе? Она думала, что война закончилась и все они будут счастливы, а на самом деле она никогда раньше не чувствовала такой боли, как сейчас — будто её душу вывернули наизнанку, разрезали тупым ножом и зашили грубыми стежками. По сравнению с потерей ребенка, все её тревоги о будущей жизни, работе и даже тюрьме теперь казались нелепыми.

Уже несколько ночей Гермиона видела один и тот же сон: маленький рыжий мальчик смотрел на неё пронзительными голубыми глазами, что-то радостно лепеча и протягивая к ней ручки, и она тянулась к нему, но не могла дотронуться, потому что он постепенно удалялся от неё, скрываясь в тумане. Она просыпалась в холодном поту, задыхаясь от слёз, повторяя имя единственного человека, который мог утешить её — но, придя в себя, понимала, что Рона рядом нет. Она сама окончательно и бесповоротно оттолкнула его, обвинив во всех смертных грехах, и от этого её потеря казалась ещё более горькой. Вместе они смогли бы поделить пополам эту боль, залечить рану, и со временем она стала бы маленьким рубцом на их душах. Несмотря на солнечный день, её окружал только холод. Гермиона поёжилась.

— Дорогой, прикрой окно, нам дует, — сказала мама.

Гермиона улыбнулась, и мама тут же просияла. Бедная мама! Она так ждала этой улыбки и сразу заговорила более воодушевленно.

— Доченька, мы с папой собираемся взять отпуск и свозить тебя на море во Францию. Тебе понравится южное побережье — там так красиво!

— Конечно, мама. Это будет замечательно!

Гермиона подумала о том, как мама обрадуется, что она решила отказаться от волшебного мира — но не стала раньше времени посвящать родителей в свои планы. И не потому, что боялась передумать. Просто ей было тяжело говорить.

* * *

Отъезд во Францию был не за горами. Гермиона была рада, что за две недели сумела решить все вопросы в министерстве, доказав свою невиновность и дав нужные показания по делу о серых магах. Все обвинения с неё были сняты, и никто не собирался её увольнять. Она подозревала, что Гарри замолвил за неё слово Стайку, а тот приказал Смоллетту привлекать её к работе в обычном режиме. Гарри хлопотал совершенно зря! Гермиона не собиралась оставаться в министерстве, решив уволиться сразу после отпуска.

После больницы она несколько дней пожила у родителей, но очень скоро вернулась в Пенни Райз. Ей было проще выносить неугомонную Джинни, чем видеть убитые горем глаза отца. Он принял беду дочери настолько близко к сердцу, что мама даже предложила им вместе сходить к психологу, чтобы справиться со стрессом. Гермиона наотрез отказалась и не пожалела, потому что Джинни была лучше любого психолога.

Сначала Гермионе казалось, что пристальное внимание ей скоро надоест и Джинни начнёт раздражать её своей опекой. Но вот уже много дней они встречались почти каждый вечер, гуляли по Косому переулку и лондонским паркам, обсуждали свои личные проблемы, изливая друг другу душу, и Гермионе становилось всё легче и легче. Джинни делилась рассказами о любовных приключениях своих братьев (естественно, кроме Рона), смешными историями из детства, планами о покупке их с Гарри настоящего общего дома, идеями об открытии её собственного магазина модной одежды и миллионом других новостей и событий, которые наполняли её жизнь. Гермиона немного завидовала Джинни, потому что у той были МЕЧТЫ, а у неё самой лишь ВОСПОМИНАНИЯ. Но, несмотря на душевные муки, она не перестала смеяться и радоваться жизни.

Джинни и Рон были очень похожи... Гермиона, конечно, замечала это и раньше, но сейчас, когда Рона не было рядом, это особенно бросалось в глаза. С Джинни тоже было весело, но её юмор был намного деликатней. У неё так же, как у брата, блестели глаза и ярче проступали веснушки, если она радовалась или сердилась; она так же поправляла волосы, когда волновалась; легко и быстро затевала спор, но, в отличие от Рона, никогда не лезла за словом в карман. Джинни тоже умела внимательно слушать и искренне сочувствовать, и её забота и тепло шли от самого сердца.

А что Рон? Они с Гермионой здоровались, когда встречались в министерстве, честно пытаясь изображать дружбу, натянуто улыбались друг другу, не спорили и не ругались — возможно, потому, что ни разу не остались наедине. Рон и Гарри были, как никогда, погружены в работу, а Гермиона, наоборот, охладела к контрзаклинаниям и антидотам и стала уходить домой вместе с остальными сотрудниками лаборатории.

Посмотрев на свою жизнь со стороны, Гермиона сказала бы, что её главные испытания и неприятности уже позади, что всё стало налаживаться: она не одинока, у неё есть любящие родители и верная подруга, решились проблемы на работе, и она по-прежнему одна из самых способных молодых волшебниц Англии. Однако взгляд со стороны улавливал лишь вершину айсберга. А под мутной водой был холод одиночества, были страдания родителей, пытавшихся ей во всём угодить, переживания Джинни и её тайная надежда помирить лучшую подругу с братом. Работа больше не приносила Гермионе удовлетворения. Она просыпалась каждое утро, зная, что наступил новый день, в котором не будет ничего необычного, и убеждала себя, что это замечательно. Она устала от сюрпризов! Но на самом деле всё вокруг казалось пресным и неинтересным. Жизнь пролетала мимо, и Гермиона испытывала новое, незнакомое чувство, словно она плывёт по течению, не будучи хозяйкой своей судьбы.

А ещё она почти убедила себя, что Орландо был прав: любовь проходит, только нужно немного времени.

* * *

Один раз после вечерней прогулки по магазинам они с Джинни забежали в паб перекусить и увидели Рона за столиком в углу с незнакомой девушкой. Он сразу заметил их и, ничуть не смутившись, радостно помахал рукой.

У Гермионы внутри всё оборвалось. Внезапное осознание того, что они расстались по-настоящему и были свободны для новых встреч, подкосило ей ноги, и она даже не смогла поприветствовать его в ответ. Её охватила такая жгучая ревность, которой она не испытывала, даже узнав о его измене. Несмотря на их разрыв, Рон принадлежал только ей, и мог любить только её, Гермиону! Его открытая улыбка и незаметное касание руки под столом предназначались только для неё! Его неловкие комплименты, нелепые шутки на грани издёвки, «солнышко» и «дорогая», и вообще, каждая веснушка на его носу — всё это её неприкосновенная собственность, покушение на которую должно сурово караться!

Гермиона потянулась за палочкой. Она хотела тут же привести приговор в исполнение и, если бы не Джинни, могла бы низко пасть, устроив прилюдную сцену ревности своему "бывшему". Слава богу, на свете есть друзья, которые оказываются рядом в нужную минуту! Джинни так крепко схватила Гермиону за руку, что та вздрогнула от боли и тут же пришла в себя. Никто, кроме Джинни, не заметил её бешеных глаз и перекошенного лица, и уже через минуту они сидели за столом и изображали непринуждённую беседу. На самом деле разговор был довольно натянутым.

— Гермиона, успокойся, — Джинни искренне сочувствовала подруге, но не смогла скрыть улыбку. — Ты неделями твердишь о том, что Рон тебе безразличен, но готова снести ему голову за невинную встречу в кафе? Мне дорога жизнь брата!

— ЕМУ я ничего сносить не собиралась, — сердито прошептала Гермиона, поворачивая голову к столику в углу. Парочка оживленно беседовала, попивая сливочное пиво. — Ладно, если бы он был пьян. А то трезвый ведь...

Джинни не видела в её словах логики, а Гермиона без логики внушала подозрение.

— Ты будешь рада, если Рон сопьётся?

— Конечно, нет. Но как он мог пойти на свидание на трезвую голову?

Джинни стало всё ясно. В здравом уме и твёрдой памяти Рональд Уизли не мог встречаться ни с кем, кроме Гермионы, которая его бросила и прогнала. В этом была жестокая женская логика. Джинни подытожила:

— Во-первых, сразу видно, что Рону плевать на эту девицу, иначе бы он стушевался и под стол залез, увидев нас! Во-вторых, вон официант несёт ему виски. А в-третьих, он сохнет по тебе, но чувствует себя виноватым, поэтому никогда не сделает шаг к примирению.

В этом была железная логика Джинни Уизли, с которой Гермиона не могла спорить.

* * *

— Джинни, я никуда не пойду, — Гермиона возмущенно отодвинула в сторону платье, которое протягивала ей подруга. — Я ненавижу большие вечеринки, кроме того, никто мне там не будет рад. Да и что за повод — годовщина сражения за Хогвартс! Мне одних воспоминаний о той войне хватает.

— Не ной, Гермиона, я и слушать не желаю! Какой же это будет праздник без тебя? Это всё равно что имениннику не прийти на собственный день рожденья. И потом, там будет пресса, ты официально приглашена. Теперь, когда с тебя сняты все обвинения, ты просто обязана пойти!

— Джинни, я не хочу видеть эти лица, — простонала Гермиона.

— Ты всё равно видишь их каждый день на работе, потерпи один вечер, ну ради меня, пожалуйста, — Джинни смотрела умоляюще. — Пойди им всем назло! Иначе они подумают, что ты их боишься.

— Я боюсь? — Гермиона усмехнулась, — да плевала я на них!

— Тем более что мы тебя так нарядим — закачаешься! — Джинни держала в каждой руке по платью, которые тут же стала прикладывать к Гермионе.

Трудно выдержать натиск Джинни Поттер.

* * *

На празднование годовщины битвы за Хогвартс в большом загородном клубе собрались почётные гости, министерское начальство, а также отдельно приглашенные сотрудники. Джинни была, естественно, вместе с Гарри, и он весь вечер не выпускал её руку из своей.

Джинни притягивала завистливые взгляды вовсе не потому, что была женой прославленного Гарри Поттера, а потому, что была потрясающе красива. Она никогда не стеснялась в выборе нарядов и не отличалась консервативностью, поэтому белое кружевное платье, которое облегало везде, где полагается, не скрывало достоинств её фигуры. Чёрт побери, Джинни умела ходить на высоких каблуках! Когда она шла, покачивая бёдрами, её завитые локоны плясали в такт шагам, рассыпаясь золотом по оголённым плечам.

Часом ранее, увидев её в таком виде на пороге гостиной, Гарри онемел.

— Джин, ты собираешься пойти на люди в ЭТОМ? — он закрыл рукой глаза. — Это всё равно, что пойти голой!

— Нет, это гораздо интересней, чем пойти голой. Я оставила пространство для воображения, — ответила она. — Кроме того, если я начну переодеваться, мы опоздаем, а это вдвойне неприлично.

— Джинни, — взмолился Гарри, — ты считаешь, что я смогу выдержать целый вечер рядом с тобой, когда ты в таком платье? Издеваешься?

— В том зале есть туалеты для персонала, — она подошла к нему вплотную и подмигнула. — Мы ими уже когда-то уже пользовались.

— Я помню, — сказал Гарри и облизнулся. — Теперь перспектива лицезреть наряд Джинни не казалась ему такой ужасной.

Вот почему он не выпускал её руку на протяжении всей торжественной части праздника.

Начало церемонии ознаменовалось прибытием министра и, естественно, большого числа журналистов. В регламент приёма входило позирование героической троицы для прессы, и Гарри пошутил, что перегрелся в лучах славы и его скоро хватит тепловой удар. Репортёры подлили масла в огонь — и как им удаётся так быстро обо всём пронюхать? Они атаковали Рона ещё на входе, и всё было бы не так страшно, если бы Гермиона не слышала их дурацких вопросов:

— Мистер Уизли, как вы можете прокомментировать информацию, о том, что ваша помолвка с мисс Грейнджер была официально расторгнута после её задержания?

— Правда, что вы сами арестовали свою невесту?

— Как вы относитесь к титулу самого завидного чистокровного жениха, которым вас наградил «Пророк»?

Рон отбивался от газетчиков, борясь с желанием запустить в каждого из них по Круцио. У Гермионы было такое лицо, будто она проглотила лягушку.

Вопросы, обращенные к ней, были ненамного лучше:

— Мисс Грейнджер, как вы чувствовали себя в камере, когда вас допрашивал бывший жених?

— Правда ли, что вы планируете отпуск за границей и кто вас будет сопровождать?

— Собираетесь ли вы и дальше работать в министерстве?

Она не была готова к такой атаке и тут же пожалела, что поддалась на уговоры Джинни пойти на приём. Однако сохранение приличий — часть публичного имиджа, а Гермиона не хотела портить его ни себе, ни своим друзьям. Взяв себя в руки, она холодно, но вежливо ответила на все вопросы, стараясь быть немногословной: да, нет, не знаю. Улыбнувшись для колдографий, она мысленно поблагодарила Джинни, которая взяла её под локоть и увела от надоедливых писак. Один из них прокричал вслед:

— А правда, мисс Грейнджер, что вы нашли себе жениха среди магглов?

Гермиона заметила, что Рон метнул на неё взгляд и тут же отвернулся, продолжая беседовать с кем-то из коллег. Журналист достал прыткое перо и приготовился записывать.

— Иди ты к чёрту! — не дав ей открыть рот, выпалила Джинни. Она уже получила свою дозу славы, и её терпение тоже было на пределе. Слава Мерлину, скоро журналисты переместились к трибунам для выступающих.

Рон и Гермиона уселись за одним столом, разместив между собой Гарри и Джинни в качестве барьера безопасности. Если бы не шутки Джинни и передразнивания Рона, во время торжественной части можно было бы умереть со скуки. Все эти официальные речи людей, которые не участвовали в событиях двухлетней давности, звучали, по меньшей мере, фальшиво. Ничего не значащие слова, неискренние поздравления от чинуш, спасавших свои задницы, в то время как трое подростков не побоялись взять ответственность за исход войны на себя.

Как и его друзья, Гарри с нетерпением ждал окончания официальной церемонии. Ему даже пришлось сказать речь, которая была неожиданно короткой: Гарри поблагодарил друзей за то, что они верили в него и были рядом, и пожелал всем только одного — радоваться мирной жизни как можно дольше. Он с облегчением вздохнул, когда вернулся за свой столик.

Впрочем, кроме ненавистного официоза, было ещё одно обстоятельство, которое портило Гарри Поттеру настроение: в их надёжной и непобедимой троице был разлад. Его лучшие друзья не просто поссорились — проблемы в личных отношениях могли положить конец их многолетней дружбе... За вечер Рон и Гермиона не перекинулись и парой слов, при этом старательно делая вид, что всё в порядке. Гарри чувствовал себя единственным звеном, которое могло бы соединить их вновь, но сам не знал, как это сделать.

Гермиона удивилась, что смогла так легко встретиться с Роном и не выдать своих чувств. Она и Рон почти не смотрели друг на друга, как малознакомые люди, которым приходится общаться исключительно из вежливости.

Наряд, который Джинни выбрала для Гермионы, нельзя было назвать скромным. Синее шелковое платье на тонких бретельках волнами опускалось до середины голени, играя в свете свечей стразами и пайетками. Длинное платье было вынужденной мерой, так как одно колено у Гермионы ещё не совсем зажило после падения, а показывать «боевые раны» на людях она не хотела. Вот что значит не залечить себя вовремя заклинанием!

Рон был впечатлен этим нарядом, но старался не подавать виду. Гермиона сколола волосы шпильками, но один локон выбился из причёски и касался её плеча, и Рон не мог оторвать от него взгляд. Ему хотелось дотронуться до её тонкой шеи и голой спины, не скрытой платьем. Чёрт возьми, он не думал, что после всего, что было, она придет на праздник, и не был готов противостоять её привлекательности. Надев маску безразличия, Рон собирался доказать что принял условия Гермионы — порознь, так порознь! Они не связаны обязательствами и могут развлекаться, как хотят. Он цепким взглядом окинул зал в поисках жертвы. Почему бы не вспомнить прошлое и не закадрить какую-нибудь девчонку? Однако при одной мысли, что кто-то пригласит Гермиону на танец и коснется её голой спины, внутри неприятно кольнуло.

Как только закончилась официальная часть, начальство перешло в другой зал, журналисты удалились, а в праздничном холле осталась, в основном, молодежь, которая собиралась веселиться до утра.

Танцевальная часть не привлекала и даже немного пугала Гермиону. Ей не хотелось прикидываться весёлой, когда на душе было так грустно. Она пришла сюда ради Джинни, но не обещала оставаться до конца вечера и уже подыскивала предлог, чтобы сбежать домой. Было вдвойне тоскливо оттого, что они с Роном за весь вечер перебросились всего парой вежливых слов, а теперь вообще оказались в разных частях зала. Рон, как всегда, не был обделён женским вниманием и явно наслаждался своей популярностью. Кэрол была всё время неподалёку от него, и Гермиона нахмурилась. Какого чёрта? Неужели Кэрол мало видеться с Роном каждый день на работе? Не может себе найти другую компанию? Однако вскоре Рон отдал предпочтение миловидной блондинке из отдела международных отношений, и его глаза сияли каждый раз, когда та, смеясь его шуткам, отклонялась назад, оголяя часть внушительной груди. Рон станцевал с ней два танца, прижимаясь так, что полностью измял свою шикарную голубую рубашку. Ему всегда шёл голубой цвет... Гермионе показалось, что он вспотел, когда в обнимку с Изабеллой (так звали стройную блондинку) возвращался к своему месту возле барной стойки. Кэрол удручённо смотрела на сладкую парочку. Так тебе и надо, подумала Гермиона. Решила, что он твой? На, получи!

Она проклинала себя за то, что не спускала глаз с Рона, но ничего не могла с собой поделать. Он выглядел ослепительно: сильный, высокий и стройный, с длинными рыжими прядями волос, которые были по случаю аккуратно уложены. Гермиона знала, что его волосы были очень мягкими и пахли хмелем. Когда они падали Рону на глаза, он откидывал назад голову и поправлял их, задерживая руку на затылке. Она отвернулась, чтобы не думать о том, какие сильные у него руки, не вспоминать, как его волосы щекотали её тело, когда он целовал её, и довела себя до безумия, просто думая обо всём этом. Было горько видеть его таким счастливым, когда она сама готова была расплакаться.

К счастью, в это время вернулись пропавшие Джинни и Гарри — довольные, растрёпанные и помятые. Джинни тут же схватила Гермиону за руку и, не замечая её настроения, потащила на середину зала. Заиграла быстрая музыка, и Гермионе пришлось немного потанцевать за компанию. Каблуки очень мешали, поэтому она больше стояла на месте, двигая телом в такт музыке и удивляясь веселью Джинни: её рыжие кудри смешно прыгали вверх-вниз. Вдруг Гермиона ощутила приятную волну, будто в спину подул тёплый ветер. Она почувствовала, что Рон смотрит на неё, и улыбнулась.

Не оборачиваясь, Гермиона стала двигаться уверенней, и заметила, как парни одобрительно поглядывают на неё, а один из них (кажется, Фабиан, из отдела расследований, который недавно допрашивал её как свидетельницу и уже тогда немного флиртовал) пробрался сквозь толпу и попытался составить ей компанию. Он двигался очень умело, подстраиваясь под её движения, а затем подал ей руку. Кружась с Фабианом, она краем глаз с удовольствием заметила, что Рон уставился на неё, забыв о своей привлекательной спутнице. И Гермиона окончательно развеселилась.

Заиграл быстрый рок-н-ролл, и Фабиан, схватив Гермиону за руку, потащил её в сторону небольшого подиума. Она упиралась, как могла, но Фабиан уверенно обнял её и стал выписывать пируэты.

Он был внимательным кавалером! Заметив, что Гермионе мешают каблуки, он закружил её на руках и сказал на ухо, перекрикивая музыку: «Снимай сейчас же»! Заметив её нерешительность, он потряс её ногу, и один туфель слетел и описал дугу в воздухе. Этот трюк не остался незамеченным Роном, потому что кто-то громко присвистнул. Уверенно скинув и второй туфель, Гермиона почувствовала свободу. Ей было плевать на то, что подумают коллеги, плевать на растрепанную прическу... Фабиан заразительно улыбался, и они стали танцевать, выплёскивая всю энергию на танцпол в эти три минуты безумия и адреналина.

Тяжело дыша после босоногой пляски, Гермиона хотела было отправиться на поиски потерянной туфельки, но Фабиан опередил её и, усадив на стул, заботливо присел перед ней на корточки, чтобы надеть туфли ей на ножки. Рон не спускал с них глаз.

Заиграла медленная музыка, и Фабиан дружелюбно протянул руку:

— Мисс Грейнджер, я должен загладить свою вину за то, что мне пришлось допрашивать вас, — церемонно сказал он.

Она приняла приглашение на танец, посмеиваясь над его официальным тоном.

— Кажется, тебя зовут Фабиан? — спросила она, прижимаясь к его разгоряченному телу.

— Точно! — ответил он, резко наклоняясь вперёд и заставляя её прогнуться. Гермиона вскрикнула от неожиданности, думая, что падает, но крепкие руки надежно удержали её. Быстро подняв её в вертикальное положение, Фабиан невозмутимо продолжил беседу.

— Ты легкая, как пушинка. И очень красивая! Это платье тебе идёт больше, чем чёрная мантия!

Он был рад, что смутил её и что она, и так разгоряченная от танца, покраснела ещё больше. Фабиан любил танцевать и знал, как сделать девушку королевой танцпола. Заиграла очередная медленная мелодия, но Фабиан не выпустил Гермиону из объятий. Теперь они танцевали спокойно, без сюрпризов. Фабиан наслаждался музыкой и приятной партнершей, а Гермиона без зазрения совести прижималась к нему с надеждой, что Рон не пропустит эту сцену.

Когда музыка стихла, Фабиан с сожалением оставил Гермиону в компании Джинни, которая стала непринужденно обсуждать присутствующих. Однако Гермиона слушала невнимательно слушала, пытаясь отыскать в зале знакомую фигуру в голубой рубашке. Возле барной стойки Изабелла оживленно беседовала с какой-то девушкой, а Рона на месте не было. Ну и чёрт с ним! Надо хоть ненадолго забыть о нём и насладиться праздником! В последнее время у неё было слишком мало поводов для веселья.

— Ты ищешь Рона? — спросила Джинни, и Гермиона покраснела.

— Да ну его...

Джинни только пожала плечами, и повисло неловкое молчание.

Неужели это так заметно, или просто Джинни хорошо её понимает?

Гермиона выглянула в окно. Весенний вечер был наверняка очень теплым, и она, накинув мантию, выскользнула за порог душного зала. Возле входа о чем-то шептались парочки, хохотали девушки. Она прошла в сторону заросшего парка, вдыхая свежесть прошедшего дождя, желая уйти подальше от шумной компании и от посторонних глаз, и несколько минут блуждала по пустынным аллеям.

Гермиона совершенно не смотрела по сторонам и потому не заметила, что за ней на небольшом расстоянии следует одинокая фигура в мантии. Переходя от дерева к дереву и стараясь оставаться всё время в тени, кто-то крался по мокрой траве, чтобы гравий дорожки не выдал осторожных шагов.