Между двух миров (гет)

— Опять этот рыжий! Это просто невыносимо! — возмущенно прошептал мистер Грейнджер. — После Австралии, после того, что она с нами сделала, я надеялся, что мы вернемся к нормальной жизни! Что она набалуется со своим волшебством и после этой жуткой школы поступит в нормальный колледж.

Миссис Грейнджер попыталась улыбнуться и успокоить мужа, хотя у самой душа была не на месте.

— Во-первых, наша дочь не виновата, что она необыкновенная. Во-вторых, она уже год как учится в университете.

— Да, и изучает способы калечить людей с помощью палки и заклинаний!

— Она никого не калечит, а спасает.

— Дорогая, неужели этого мы хотели для Гермионы?

— Конечно, нет. Но этого хочет она. А ты знаешь, какая она упрямая. Если мы не примем всё, как есть, она всё равно сделает по-своему, только мы её опять не скоро увидим, а я этого не переживу.

Почувствовав опасность слёз, мистер Грейнджер поспешил обнять жену.

— Да, но как у него хватило наглости прийти сюда и сообщить нам, что они будут жить вместе! Спасибо, что поставил в известность! Мы на два года забыли, что у нас есть дочь, потому что она изменила нам память, еще год она училась в каком-то странном заведении во Франции, а теперь она будет жить неизвестно с кем и навещать нас по выходным. Я не могу этого допустить! Мы — её родители, это её дом, а жить она должна только с мужем, — голос звучал по-отцовски сурово.

— Дорогой, ей всего девятнадцать. Ты что, хочешь, чтобы она выскочила замуж? А так они всего лишь немного поживут вместе, свадьба пока не намечена, и есть надежда, что всё обойдется! Мы что-нибудь придумаем. И вообще, говори потише. Я не хочу, чтобы дети нас услышали.

Родители Гермионы были на террасе и не знали, что их дочь уже давно стоит у приоткрытого окна второго этажа. Она начала спускаться по лестнице из своей старой комнаты, где они с Роном рассматривали её детские фотографии, и услышала возмущенный голос отца. Конечно, подслушивать нехорошо, но она же не нарочно! А теперь она просто не могла уйти. Ей нужно было знать мнение родителей, но, услышав слова отца, она уже не надеялась, что они её поддержат. Как обидно! Они не смогли простить ей изменение памяти, то, что она вычеркнула их из своей жизни на долгие месяцы, не поняли, как опасна была война, которая, наконец, закончилась. А еще они не любят Рона. Для них он — злой колдун из другого мира, который пришел украсть их единственную дочь. Ну как они не понимают, что она сама уже давно живет в том, другом мире, что мир магглов для нее стал пресным с того дня, как она попала в Хогвартс.

Приезжая на каникулы из Хогвартса, Гермиона не могла использовать волшебство, и родители так до конца и не поняли, что значит для неё магическая сила, которой она обладала. А сейчас магия для них была злом, которое меняло память людей, убивало и разрушало. Гермиона понимала, что разбила все планы и мечты своих родителей — они никогда не будут ею гордиться, несмотря на то, что её приняли в престижный магический университет и предложили работу в Министерстве Магии. Все это для них не просто пустой звук, а несчастье, которого они пытались избежать.

Ей уже пришлось один раз выбирать между своими родителями и миром магии, но тогда на кону была их безопасность и, возможно, жизнь. Сейчас оправдание было найти сложнее. Она была счастлива только там — в её волшебном мире, который давно стал родным, без которого Гермиона не представляла себя полноценной. Все её друзья были в мире, который полностью отвергали её родители. Но, самое главное, в нём был Рон.

Гермиона поняла — больше никаких споров и оправданий. Самый главный и весомый аргумент, который родители тоже никогда не примут — это рыжий волшебник, ставший главным человеком в её жизни. Самой долгожданной и трудной победой, самым ценным завоеванием. Такой знакомый и непредсказуемый, стеснительный и импульсивный, смешной и упрямый, а самое главное, безмерно любимый. Все те чувства, которые они с Роном сдерживали долгие месяцы, боясь открыться друг другу, нахлынули с невероятной силой. Любовь, страсть, открытие собственных ощущений, желание насытиться телами друг друга, надежда быть и строить что-то вместе — разве этого не достаточно, чтобы сделать свой выбор?

Гермиона тряхнула головой, отбрасывая последние сомнения, и поспешила вниз по лестнице. Возможно, родителям понадобится время, чтобы понять ее, но разрушить свою жизнь она не позволит. Готовая к бою, она уверенно вышла не террасу.

— Солнышко моё! — воскликнула мама, — я всё не могу на тебя наглядеться.

Да, бой будет непростым.

— Как же ты похудела! — мама протянула руки, приглашая сесть к ней на коленки, как в детстве. — Надо бы тебя откормить немного.

Гермиона без особого желания уселась к маме на колени и усмехнулась:

— Я и так слышу это каждый день от миссис Уизли. Мне скоро придется поменять гардероб.

— Как жаль, что тебя каждый день кормит чужая мама, — вздохнула миссис Грейнджер. Гермионе стало не по себе, потому что Молли была для неё самой что ни на есть родной.

— Ну, теперь я буду кормить себя сама, — парировала Гермиона. — Неужели вы думаете, что я не в состоянии приготовить обед и умру от голода?

— Доченька, если ты готовишь так же, как раньше, то я ни за что не ручаюсь! — воскликнул отец, пытаясь улыбнуться.

— Ну, уж нет! Этого я никак не допущу, поверьте, — раздался уверенный голос Рона. Он уже спустился по лестнице и стоял на пороге террасы. За последние два года Рон стал выше своих старших братьев и шутил, что теперь они ответят за все свои издевательства над ним. Его крепкая фигура, увенчанная рыжей копной, закрывала дверной проём.

Настроение старших Грейнджеров сразу изменилось. Повисла тишина, которую Гермиона прервала притворно-радостным тоном:

— Накормят меня в этом доме или нет?

— Конечно, все к столу, всё готово, — засуетилась мама, и они отправились в столовую, где провели мучительные полчаса, пытаясь поддержать беседу. Гермиона рассказывала о том, что изучала целый год во Франции — магические заклинания, новые способы защиты от тёмных сил, колдовство на расстоянии — но это только удручало её отца. Он всегда мечтал, что она пойдет по его стопам и станет врачом.

— Кстати, Гермиона, — заметил отец, — на днях к нам заходил… кто бы ты думала? Роберт!

Это было совсем некстати.

— Он спрашивал о тебе и хотел записать твой телефон, — не унимался мистер Грейнджер, — кажется, он не поверил, что у тебя нет телефона! Обещал зайти завтра, но тебя, видимо, опять не будет.

Гермиона украдкой взглянула на Рона. Его скулы напряглись, а взгляд уперся в тарелку с пирогом.

— Папа, мы, наверно, купим в квартиру телефон! Среди волшебников они не популярны, но мы сможем часто созваниваться.

Попытка перевести разговор в безопасное русло оказалась неудачной. Отец не унимался.

— Роберт поступил на медицинский, а ты знаешь, как трудно туда поступить. У парня есть мозги, безусловно! Он здорово изменился за последние годы, стал просто красавцем. Выше меня на полголовы — кто бы мог подумать! Когда вы играли в детстве, он всегда казался мне хилым.

— Папа, ему тогда было лет десять, — жуя салат, ответила Гермиона, пытаясь сохранять невозмутимость. — Я удивляюсь, что ты вообще его узнал.

— Не десять, а пятнадцать, — подлила масла в огонь миссис Грейнджер. — И он на всех каникулах спрашивал о тебе. У него прекрасная семья, а папа работает в министерстве.

— Мой папа тоже работает в министерстве, вот потеха, — наконец проговорил Рон, криво усмехаясь. — Но вас это вряд ли потрясёт!

Гермиона поняла, что надо спасать ситуацию:

— Мистер Уизли работает в Министерстве Магии, Рон там проходит военную подготовку, а меня взяли стажером в лабораторию. Это очень, очень интересно! — выпалила она. — Я буду работать над заклинаниями, которые спасают жизни. Это всё равно, что придумывать новые лекарства от болезней. Пап, это почти то же, что и быть врачом.

— Разве вы не навоевались, зачем быть военным? — озадаченно спросила миссис Грейнджер.

Рон мрачно пояснил, что это нужно для защиты от тёмных сил, которые всегда остаются, даже если закончилась война.

— Зачем выбирать профессию, в которой столько риска для себя и своих близких?

Гермиона не выдержала:

— Мама, это не опасней, чем быть полицейским, пожарным или пилотом. Кто-то же должен делать эту работу? Я уверена, Рон станет прекрасным аврором.

— Кем-кем? А впрочем, я всё равно не понимаю ваших словечек, — отмахнулась мама. — Сварю-ка я вам кофе!

— Не надо, мы уже пойдём, — нерешительно сказала Гермиона и с благодарностью посмотрела на Рона. Она была рада, что он сдержался и промолчал. Всё, что она хотела сказать родителям, нужно отложить на другой раз. Она придет к ним одна и поговорит по душам. А сейчас она не просит у них ни понимания, ни согласия.

Они обнялись и попрощались, а Рон лишь холодно сказал:

— До свидания, мистер и миссис Грейнджер. Спасибо за вечер, — в его голосе была ирония, а на лице — обида, замаскированная под улыбку.

Выйдя за крыльцо, Рон и Гермиона взялись за руки и прошли до густых зарослей сада. Гермиона чувствовала себя виноватой. Не так представляла она сегодняшний вечер! Хорошо, что Рон не услышал всей беседы её родителей! Она знала, как важно было для Рона получить их понимание, и холодный приём расстроил его. Он выпустил её руку и несколько шагов они прошли молча.

Вдруг Гермиона почувствовала резкое кружение — земля ушла из-под ног. Она с усилием вдохнула, ощутив знакомое щекотание в животе, которое бывает при трансгрессии. За несколько секунд полета перед глазами пронеслись лица в чёрных капюшонах, холодные незнакомые глаза; чьи-то руки крепко обхватили её. Не зная, куда придется приземлиться, Гермиона в страхе взмахнула руками и, кажется, задела кого-то в кружащейся пустоте.

* * *

Приземлившись в знакомой комнате у Рона на руках, увидев его довольное лицо, Гермиона пришла в ярость.

— Рон, я сто раз просила тебя не трансгрессировать без предупреждения! У меня душа ушла в пятки! Ну как ты можешь! Поставь меня немедленно!

— Для самой крутой волшебницы Хогвартса ты слишком пуглива, — Рон рассмеялся и, закончив кружить её, плюхнулся вместе с ней на диван.

— Хватит награждать меня дурацкими титулами! Я думала, ты будешь расстроен из-за моих родителей, а тебе, видно, всё равно

— Милая, я знаю, что твои предки меня терпеть не могут, так что же мне теперь — головой о стенку биться? Не-е-ет! Меня расстроило совсем другое, — улыбка сползла с его лица. — Не догадываешься?

— Отпусти меня! — Гермиона тщетно сражалась с его хваткой, пытаясь вырваться на свободу.

— Не догадалась? Ключевое слово — Роберт.

— Рон, пожалуйста, не начинай! — Гермиона сдалась и перестала вырываться, но на её лице появилось упрямое выражение.

— Я так надеялась, что они хоть немного порадуются за меня! — сказала она.

— Как можно радоваться, что дочь помолвлена с каким-то рыжим идиотом!

— Ты что, подслушивал?

— О-о! Неужели они так и сказали? — Рон нервно рассмеялся. — Прекрасно! Не надо было подслушивать, я и сам догадался.

Гермиона молча отругала себя за глупость.

— Нет, конечно, они ничего такого не говорили!

— Гермиона, пойми, я сам не понимаю, что ты во мне нашла, а твои родители тем более. Особенно когда по соседству проживают такие блестящие варианты. Так кто такой Роберт? — синий взгляд пронизывал её насквозь, а руки по-прежнему держали цепкой хваткой.

— Ты всегда себя недооценивал, — приободрила его Гермиона, — но тебя умеют ценить другие, наше мнение что-нибудь значит для тебя?

— Отвечай на вопрос, — Рон упрямо смотрел в упор, глаза злобно сверкнули всего в нескольких сантиметрах от её лица.

— Роберт тут ни при чём. Просто родители всегда хотели, чтобы я жила в мире магглов, стала врачом и перестала их пугать летающими совами.

— Да, и завела семью с умным красавцем Робертом, папа которого служит в министерстве! — Рон всегда нервно смеялся, когда злился. По лицу расползались красные пятна, появлялась глупая улыбка, которую он сам ненавидел. Почему, приходя в бешенство, его организм изображал беспечное веселье?

— Рон, ты сломаешь мне ребра, пусти! — вскрикнула Гермиона, и он опустил руки.

— Так уж и сломаю... — Рон резко вскочил с дивана и направился к буфету. — Где мой огневиски?

Налив полстакана, он повернулся всё с той же дурацкой усмешкой на лице.

— Ты не ответила на вопрос, — голос был угрожающе тихим.

— Да пойми, мои родители не принимают тебя, потому что они не принимают магию, дело не в тебе.

— Хоть я и идиот, но всё прекрасно понимаю, — он залпом опустошил стакан. — Они мне показали, какую жизнь хотят для тебя. С кем-то достойным, стоящим, никак не аврором, который по глупости рискует твоей бесценной и своей никчемной жизнью! А самое ужасное, что они правы. Твой отец так и сказал мне — оставь её в покое! Дай ей возможность найти своё счастье!

— Он так сказал? — Гермиона была в замешательстве. Внутри что-то перевернулось. Как отец мог так поступить с её любимым человеком? Унизить его за её спиной, а потом весь вечер делать вид, что ничего не случилось?

Рон отвернулся к буфету, чтобы налить ещё огневиски. Она подошла и тихо обняла его сзади. Ощутив тепло его тела, она уже не могла сердиться.

— Пожалуйста, не пей! Это всегда плохо заканчивается.

— Вот новость! У меня всегда всё плохо заканчивается! — Рон налил полстакана и, сделав большой глоток, грубо отвёл её руки в сторону.

После его неприятного жеста злость вернулась к Гермионе с новой силой.

— Мне жаль, что родители не восхитились тобой, но я в этом не виновата. Не надо вымещать на мне свою неуверенность в том, что ты чего-то стоишь! — выпалила она, топнув ногой. — Если ты хочешь напиться и поныть на тему «жизнь — дерьмо», то лучше без меня. Сходи к Гарри или Биллу, или к Джинни!

— Лучше без тебя. Отлично! Вот ключевая фраза вечера! Может, действительно, лучше без тебя? — стакан ударил по столу так, что задрожала посуда. — Я уйду, но ты сначала ответишь на вопрос. Кто такой Роберт?

— Не собираюсь! Это что, допрос? Аврор проклятый! Ты не в камере, а я не заключенная, — её волосы растрепались, а в глазах сверкнули молнии.

— Прекрасно! И так все ясно. Маменькин сынок, которого все эти годы пророчили тебе в женихи, который увивался за тобой, а может, посещал твои юные фантазии? — Рон подошел к Гермионе вплотную и соединил её руки за спиной. — Почему я слышал сто раз про Джона, Мартина и Анджело, про банду с вашей улицы, а про Роберта — ни слова? Это была большая тайна?

— Да, в детском саду мы сидели рядом на горшках и бегали в трусах в песочнице. Извини, что забыла упомянуть эти важные подробности моей жизни в мире магглов, — Гермиона смотрела вызывающе. Она совсем не боялась, зная, что Рон не причинит ей вреда. Но допустить, чтобы он унижал её допросами, она тоже не могла. — Хочешь напиться — иди к чёрту! Я ненавижу, когда ты пьёшь, ты же знаешь.

— Ненавидишь. Почему-то именно это я и ожидал услышать. А ещё — чтоб к чёрту послали! — виски стал понемногу действовать, ревность и обида притупились. — А чёрт — это Гарри, да? Так ему и передам!

Рон подошел к камину, хотел взять порох, но передумал и с хлопком трансгрессировал.

Гермиона устало села за стол и положила голову на руки. Как глупо! Вместо того, чтобы развеселить друг друга после неприятного вечера, они решили поругаться. Злость на отца не проходила. В какой-то момент Гермиона даже решила вернуться домой и высказать ему всё, что думает.

Посидев за столом несколько минут, она поняла, что не в силах больше выяснять отношения. Куда проще выпустить пару заклинаний в пожирателей смерти, чем ругаться с самыми близкими людьми. Она пошла в спальню и, не раздеваясь, плашмя упала на кровать. Слёз не было, только усталость и досада.

* * *

А день так хорошо начинался! Уткнувшись носом в подушку, она вспоминала, как утром Рон разбудил её отчаянной щекоткой, а она визжала, брыкалась и заехала ему пяткой в нос. Пришлось долго утешать его и целовать нос, а потом они занимались любовью, в перерывах между ласками щекоча друг друга. Улыбка расплылась на её спрятанном в подушку лице. С Роном было ужасно весело, но иногда он бесил её до невозможности, потому что хотел делать всё по-своему, принимать решения, оставляя за собой последнее слово. Только в любви у них было полное согласие. Нет, в постели противостояние не прекращалось, но заканчивалось невероятным восторгом. По крайней мере, для неё. Гермиона признавала, что его поцелуи и объятья давали ей всё, чего она могла пожелать.

Дремота охватила её, и она незаметно уснула тихим и спокойным сном, как будто и не было никаких переживаний.

На следующее утро Гермиону разбудил знакомый храп, а плечо затекло оттого, что на нём лежала тяжёлая рука. Рон всегда храпел, когда напивался. Она убрала его руку и медленно повернулась. Он тоже заснул, не раздеваясь, во вчерашних джинсах и синей футболке, уткнувшись носом в её подушку. Гермиона поморщилась от запаха виски.

— Фу, Рональд Уизли, противно просыпаться от такого запаха на подушке!

Рон приоткрыл один глаз, но ответил не сразу.

— Мне тоже противно. И голова раскалывается... Сделай что-нибудь, а то она разломится, как орех, и из нее вытекут мои последние мозги.

— Очень смешно, — Гермиона произнесла заклинание отрезвления. Рон издал вздох облегчения.

— А теперь ещё заклинание от похмелья, умоляю, — простонал он.

Через минуту он сел на кровати и виновато посмотрел на неё.

— Пойду-ка я в душ!

Гермиона продолжала смотреть неодобрительно.

— Надеюсь, Гарри вернулся домой в лучшем состоянии, а то Джинни мне не даст покоя. Не хочу попасть ей под горячую руку.

Рон с виноватым видом побрёл в ванную, а в глазах уже блестел огонёк. Голова совсем не болела.

— Может, потрёшь мне спинку, а? — спросил он и еле успел увернуться от подушки.

Рон не был дома целых три дня из-за стандартной «полевой тренировки», как её называли в Аврорате. Три дня восемь авроров и тренер воссоздавали опасные ситуации и происшествия, чтобы выработать стратегию поведения и скоординировать усилия. Он понял, как соскучился по дому, едва появился в камине Ириса, и прокричал:

— Дорогая, я дома!

В гостиной их небольшой квартирки под названием Ирис царил полный порядок, а на столике перед диваном стоял букет синих ирисов в прозрачной вазе.

Рон повесил у двери свою мантию, в ту же секунду его любимая появилась на пороге кухни и просияла. Увидев её, Рон не смог сдержать смеха. На Гермионе были надеты длинные голубые носки, его любимая оранжевая футболка, которая доходила ей почти до колен и была велика на три размера, а поверх всего этого — ярко-розовый кухонный фартук, завязанный вокруг талии. Растрепанные волосы сбились в сторону в смешном хвостике, а ладони и нос были перепачканы мукой.

Пару секунд они стояли и молча смотрели друг на друга, а потом Рон, сдерживая смех, проговорил:

— Ну, привет, дорогая!

Вместо ответа Гермиона быстро пронеслась через гостиную и с разбегу прыгнула на него, крепко обхватывая ногами его талию, а руками шею, как маленькая обезьянка. Она осталась бы висеть, даже если бы Рон не подхватил её снизу за самое интересное место. Он поцеловал её чумазый нос и спросил:

— Скучала?

Она только кивнула.

Рон, не чувствуя ноши, уверенно подошел к дивану и лег на спину, так что Гермиона оказалась на нем верхом, и притянул её лицо к своему, собираясь поцеловать. Она, слегка отстранившись, приподнялась на локтях и с подозрением спросила:

— И что вы делали целых три дня на этих полевых тренировках?

— Тренировались в поле.

Гермиона прыснула, а потом сморщила нос:

— Вас там совсем не мыли?

— Дорогая, ты меня атаковала на пути в душ, так что не обижайся! — Рон знал, что его форма пропахла пылью и потом. — Но учти, что руки и губы у меня совершенно чистые!

Он бесцеремонно притянул её к себе и горячо поцеловал. Неохотно сопротивляясь, она оттолкнула его и строго сказала:

— Веди себя прилично, Рональд. Я очень занята на кухне.

— Я заметил, — он насмешливо оглядел её лицо, сохранившее остатки муки, — ты себя в зеркале видела?

Она изобразила гнев и попыталась вырваться из его объятий, но у неё не получалось, а Рон только смеялся, крепко держа её руками и прижимая к дивану её ноги, которые всё ещё обхватывали его. Наконец, он опустил руки, и она, быстро вскочив, подошла к большому зеркалу.

— Это ужасно, я просто пугало! — Гермиона попыталась отряхнуть муку с носа, но, так как ладони были тоже запачканы, вышло ещё хуже. Она попыталась пригладить волосы. — А на голове — кошмар, какое-то птичье гнездо!

— Ничего, я уже привык, — сказал он, отвечая смехом на её гневный взгляд. — Ты самое милое пугало на свете.

— Это не смешно, Рон, — сердито фыркнув, она отправилась на кухню продолжать начатое.

Рон быстро снял свою форму цвета хаки и отправился в душ. Он появился на кухне в своих любимых синих джинсах и тесной белой майке на шлейках, которая подчеркивала мышцы его красивого тела. Гермиона даже не обернулась, сосредоточенно продолжая месить тесто, которое липло к её рукам и никак не хотело формоваться в лепешки. Она тяжело вздохнула.

— Солнышко, если ты окунешь руки в муку, вот так, — он показал, став сзади неё и прижимаясь к её спине, — то тесто не будет прилипать, и тебе будет гораздо удобней.

Рон взял кусок теста и быстро сделал из него аккуратную лепешку, а потом посмотрел на Гермиону сверху вниз, касаясь губами её волос. Она с недоверием посмотрела на него снизу вверх, всё ещё помня про пугало.

— Откуда ты всё это знаешь, Рон?

— Просто я в детстве иногда заходил на кухню, — он развернул её к себе и шутливо поцеловал в нос. — Три дня без тебя — это пытка.

Они стояли, разведя в сторону грязные руки, касаясь друг друга телами от груди до колен. Рон наклонился вперед, сильнее прижимая её к кухонному столу, и Гермиона на секунду закрыла глаза, вдыхая запах Рона.

— Если ты не заметил, я готовлю, и у меня нет времени на глупости, — она не без труда выбралась из плена, доставив ему своими попытками явное удовольствие, и подошла к холодильнику. — Лучше помоги мне добавить начинку.

С недоверием заглядывая в кастрюлю, Рон спросил:

— Ты уверена, что это съедобно?

Она стукнула его ладошкой по спине:

— Рон, перестань! Я, конечно, не ас в кулинарии, но и не так уж безнадежна! Если я могу сварить отличное зелье, то вполне в состоянии смешать продукты, строго следуя рецепту.

— Моя мама говорит, что никогда нельзя делать всё по рецепту.

Он тут же осознал свою ошибку и прикусил язык. Гермиона знала, как Рон любит стряпню матери и подозревала, что он нередко уговаривал её навестить родителей, только чтобы хорошо поесть. На фоне Молли Гермиона чувствовала себя неполноценной хозяйкой. Её настроение окончательно испортилось.

— Я хотела сделать тебе сюрприз: пироги с картошкой и капустой, — растерянно сказала она, снимая передник, но теперь мне хочется всё это выкинуть на помойку.

— Зачем торопиться? Сначала попробуем приготовить, а потом выкинем, — не унимался Рон. Он видел, что она расстроена, но ему нравилось дразнить её.

Гермиона швырнула в него фартук, раздумывая, не отправить ли следом кусок теста.

— Вот рецепт! Помогай, если ты такой умный, — она протянула ему лист пергамента, мелко исписанный знакомой рукой.

— Я никогда не говорил, что я умный! Просто я умею готовить.

Прочитав рецепт, Рон поднял брови, насмешливо глядя на невесту.

— Тебя не смущает, что в тесто надо было положить стакан соли и щепотку сахара?

Гермиона уставилась на лист пергамента.

— Я не такая идиотка! Конечно, это ошибка! Я положила всё наоборот.

— Ну, хорошо. Только я не доверяю рецептам с такими ошибками. Тебе его дала Джинни?

Гермиона кивнула.

— Чем я ей насолил? Она хочет, чтобы мы разошлись, — усмехнулся Рон, — ладно, давай сюда начинку.

Рон раскатал тесто, завернул в него непонятную смесь, и слепил один конверт. Гермиона стала помогать, делая вид, что всё еще дуется. Ей нравилось смотреть на его сильные руки, и она только сейчас обратила внимание, какая тесная на нем майка. Захотелось потрогать веснушки на его плечах, но она продолжала с усердием лепить пироги, повторяя за ним технику лепки.

— Мама в детстве часто привлекала нас к приготовлению еды, особенно в наказание — за плохое поведение за столом. Поэтому я научился готовить лучше всех братьев, — Рон усмехнулся. — А ты в детстве не готовила?

— Сначала мама считала, что я ещё маленькая, потом я была в Хогвартсе, а летом всё свободное время читала. Мама покупала мне много книжек.

— И ни одной по кулинарии?

Гермиона смерила его сердитым взглядом.

Они долепили последний пирог и поставили тесто в духовку. Рон быстро привык к маггловской плите, телевизору, электричеству и другим удобствам, которыми Гермиона захотела снабдить их небольшую квартирку. Они вымыли руки и уселись за кухонным столом, пристально глядя друг на друга.

— Прости, родная, я веду себя, как последняя свинья, — извиняясь, сказал Рон, взяв её руки в свои.

Она хитро улыбнулась.

— Признайся, что хочешь довести меня до белого каления, только чтобы потом заняться сексом.

Рон рассмеялся и крепко сжал её ладони.

— Признаюсь!

— А что, без этого никак нельзя?

— Без секса? — он с сомнением взглянул на неё, — да ты и недели не протянешь.

Она знала, что это правда, но возмущенно вырвала руки.

— Ты знаешь, о чем я! Необязательно меня злить, чтобы затащить в постель, можно просто сказать.

— Хорошо, я просто говорю: хочу тебя, Гермиона, с ума схожу! — он поставил локти на стол и уперся щекой о ладонь, улыбаясь до ушей.

— Рон, ты издеваешься? Когда-нибудь слышал, что такое романтика, комплимент?

— Это когда женщине долго врут, какая она красивая и всё такое? — спросил он.

— Нет, это когда говорят правду о том, как её любят. Не очень-то возбуждает осознание, что ты — пугало огородное и готовишь отраву.

— По-моему, ты всегда презирала романтическую чушь! Кроме того, у меня эмоциональные переживания, как у чайной ложки — кто это сказал?

— Это было давно и сказано за дело! Хотя иногда мне кажется, что ничего не изменилось.

— Конечно, не изменилось! Я, как и тогда, люблю тебя больше всего на свете, но не умею об этом говорить.

— Умеешь, когда хочешь.

— Ну, хорошо, — примирительно сказал Рон, — давай проведем романтический день. Скажи, что мне делать?

— Романтика — это сюрпризы, как я могу сказать тебе, что делать, если всё должно быть неожиданным?

Рон обдумал ситуацию.

— А вдруг мои сюрпризы тебе не понравятся?

— Я готова рискнуть, — она по-деловому скрестила руки на груди.

Рон встал, подошел к ней сзади, и зарылся носом в копну непослушных волос.

— А может, сначала займемся сексом, а то я просто погибаю, — жалобно пробормотал он куда-то в макушку.

— Рон! — она вскочила, — ты не погибнешь!

— Ну, хорошо, романтика, так романтика! Но я должен был попытаться, — он включил свет в духовке, проверяя пироги. — Ого! Они поднялись! Есть шанс, что мы сегодня пообедаем и останемся живы.

— Очень романтично! — Гермиона закатила глаза.

— Подожди, я еще не начинал. Но прежде, чем начну, скажу тебе, что ты ужасная зануда, и упрямей тебя никого нет на свете.

— Рональд, ты ответишь за это, — она мстительно сощурилась.— Сколько, ты сказал, я не протяну? Неделю? Так вот, целая неделя романтики и никакого секса!

— За что? — Рон рассмеялся, разводя руками, — что я такого сказал? Беру все слова обратно. Хотя… нет, не протянешь, — усмехаясь, сказал он, доставая пирожки из духовки.

— Спорим!

* * *

Спустя час Рон и Гермиона, держась за руки, вошли в магазинчик женской одежды в Косом переулке.

— Я думаю, что для Джинни нужно выбрать что-нибудь нескромное, — сказал Рон, оглядывая прилавок. — Ты мне доверяешь?

— Ты часто покупал ко дню рожденья женское белье? — с сомнением спросила она, глядя исподлобья.

— Ни разу, но могу сказать, что нравится мужчинам. Вот, например, этот кошмар не стоит надевать, — сказал он, указывая на черные ниточки, по форме напоминающие трусики. — Женщина — это не рыба в сетях. А вот это вполне мило, — он ткнул пальцем в белый кружевной боди, надетый на манекен. — На тебе бы классно смотрелось. Я сказал комплимент?

Гермиона покраснела, про себя отметив, что в её гардеробе нет ничего подобного.

— Не знаю, наверное.

— Я стараюсь, — лукаво добавил он и тут же нахмурился, — хоть мне и неприятно думать, что что-то из этого наденет моя сестра, а Гарри будет пялиться на неё.

— Рон, перестань! Муж должен любоваться своей женой.

— Будущий муж и будущей женой!

— Ты знаешь, что они скоро поженятся. Кроме того он будет любоваться ею, даже если мы ничего не купим.

После споров в таком духе они остановились на шелковой ночной сорочке, которую одобрила и молодая симпатичная продавщица. Когда Рон расплачивался, она не удержалась от комментария:

— Вашей спутнице очень пойдет, это такая романтичная вещь, — девушка состроила ему глазки и добавила: — Я вас знаю, вы — Рон Уизли.

Рон замер. Гермиона ушла в другой конец магазина, увлекшись беседой со старой знакомой из Хогвартса.

— А можно мне ещё вот это… как его… ну, кружевное, — он указал на белый боди, и быстро добавил, — может, что-нибудь еще посоветуете, пока она не видит?

Миловидная волшебница подмигнула.

— Вам нужно что-нибудь нескромное или совсем неприличное?

— Давайте и то, и другое.

Она рассмеялась и положила перед Роном голубую, полностью прозрачную ночнушку, а к ней трусики из такой же ткани.

— А нескромное? — Рон засомневался, что Гермиона согласится надеть такое.

— Это и есть нескромное. А вот неприличное.

Она развернула перед ним черный пеньюар с вырезами в самых неожиданных местах.

— Нет, мне, пожалуй, достаточно нескромного, — стушевался он, пытаясь представить Гермиону в таком наряде.

Пока его невеста увлеченно болтала с брюнеткой из Пуффендуя, Рон оплатил покупки и, подойдя к Гермионе, положил руку ей на плечо. Они вышли из магазина, и Гермиона заметила:

— Не очень романтично кокетничать с продавщицей, если твоя девушка на минутку отвлеклась.

— Это она кокетничала, а не я, — оправдался Рон, но Гермиона только фыркнула.

— Может, мороженого? — примирительно предложил он.

Они долго ходили по магазинчикам и кафе, купили продукты на воскресенье, но Гермиона не хотела возвращаться домой. Стоял теплый сентябрь, и листва только-только начала желтеть.

— Может, в парк сходим? — предложила Гермиона, глядя на чистое вечернее небо.

— Домой всё равно спешить незачем! — Рон пожал плечами, намекая на их пари.

Гермиона аппарировала их в чудесный старый парк, где в детстве любила гулять с родителями. Пытаясь аппарировать незаметно, она перенесла их в кусты в самом дальнем уголке парка, чтобы никто из магглов не заметил их неожиданного появления, но её план не удался. Прямо рядом с ними вскрикнула перепуганная парочка, пристроившаяся в траве подальше от посторонних глаз. Рон с Гермионой, смеясь, выбежали из кустов, оставив бедолаг гадать, что свалилось им на голову.

Отбежав подальше, они снова взялись за руки, и Рон сказал:

— Надеюсь, у парня не пропала потенция!

— Рон, ну к чему такой цинизм? — она поморщилась. — Я надеюсь, что они продолжат заниматься тем, чем занимались.

Они сидели на скамейке, кормили уток и почти не разговаривали.

— Рон, — неожиданно серьезно сказал она, — скажи, ты со мной, ну… из-за секса?

Рон удивился, что она вернулась к этому разговору, и уже стал придумывать, как отшутиться, но она закрыла ему рот ладонью.

— Не отвечай, я знаю, что это так, но… я не очень сексуальная, я… скованная, стеснительная, и, наверно, скоро тебе надоем, потому что… вокруг столько красивых девушек, готовых в постели на всё, а я…

Он хотел возразить, отодвигая её руку, но она взмолилась:

— Не перебивай, пожалуйста, у меня больше никогда не хватит духу сказать всё это. Я хочу стать самой сексуальной для тебя, но иногда я боюсь выглядеть распущенной, а иногда понимаю, что ничего не умею — я просто тупица в сексе.

Она отняла руку и опустила голову.

Рон сверлил её глазами, взволнованно кусая губы.

— Прости, если я когда-нибудь дал тебе повод так думать, Гермиона! — он не знал, какими словами выразить свои чувства, и запинался от волнения. — Ты… ты самая красивая и сексуальная на свете. Самая нежная и горячая, и искренняя. Да, ты иногда стесняешься, но это ужасно мило, и я обожаю, когда ты краснеешь.

Такие разговоры всегда выбивали его из колеи, и Рон заёрзал на скамейке.

— Знаю, что я — неромантичный болван и не умею сказать тебе, какая ты необыкновенная, — добавил он.

Она с сомнением посмотрела на него.

— Ты понимаешь, что это не просто секс? — продолжил Рон, обнимая её, — я очень, очень люблю тебя, и ты мой самый лучший друг. Мне всегда нужен твой совет, и пусть я часто спорю и не соглашаюсь с тобой, мне во всём важно твоё мнение.

Она положила голову ему на плечо.

— Это самое романтичное, что я когда-либо слышала, — тихо сказала она.

— Это самое романтичное, что я когда-либо говорил. Потому что я не умею говорить! Но это не значит, что я не люблю тебя, — Рон нежно посмотрел на неё, вспоминая о своих тайных покупках. — Знай, что на сегодня романтика ещё не закончилась.

— У нас пари — неделя, — напомнила она, улыбаясь.

— Пойдем домой, — тихо сказала он, сплетая её пальцы со своими.

Когда Гермиона аппарировала Рона, она просто брала его за руку и сосредоточенно представляла место, в которое нужно переместиться. Она ответственно относилась к трансгрессии, и не хотела расщепить ни себя, ни того, кто с ней. Когда же Рон аппарировал Гермиону, он взял за привычку целовать её и смеялся, когда, прибывая на место, она лупила его по спине своими маленькими кулачками.

Вот и сейчас Гермиона, ожидая чего-то подобного, хотела отвернуться от него, прежде чем отправиться в Ирис, но не успела. Он аппарировал без предупреждения, бесцеремонно схватив её в охапку. Щекотание в животе от перемещения соединялось с чувством тепла от его горячих губ, и полёт не хотелось заканчивать. Приземлившись в Ирисе, они чуть не упали, но Рон поддержал её, не прекращая поцелуй.

Гермиона отстранилась и, как всегда, возмущенно сказала:

— Рон, как ты можешь аппарировать, если не сосредоточен?

— Я очень сосредоточен, поверь! Но на другом.

— Вот именно, — она фыркнула, — это не шутки! Я как вспомню, что ты расщепил себя тогда, в лесу… — её лицо сразу стало печальным. Она до сих пор просыпалась по ночам от кошмаров, преследовавших её после охоты за крестражами.

— Эй, ну что ты! — Рон ущипнул её за щёку, — когда я возвращаюсь в Ирис, можешь не волноваться. Я не стану рисковать твоим здоровьем.

— Я уже не говорю о том, что ты и пьяный трансгрессируешь!

— Я не пьянею от кружки пива.

Неодобрительно фыркнув, Гермиона пошла в спальню, чтобы переодеться, и Рон последовал за ней. Она открыла платяной шкаф и осмотрела полки, где ровными рядами были аккуратно сложены её вещи.

— Рон, как тебе можно доверить семью, детей, если ты такой легкомысленный?

— Значит, ты до сих пор не сказала мне «да» потому, что считаешь меня легкомысленным? Я тебя разочарую — я никогда не изменюсь, — он посмотрел на свои полки с одеждой, где всё лежало вперемешку. — Тебе не надоело планировать, обдумывать, всё раскладывать по полочкам? — Рон вытащил с нижней полки свои домашние шорты, скомкав пару свитеров.

— Я поняла! Я предсказуемая зануда. Но кто-то же должен смотреть вперёд и видеть дальше сегодняшнего дня? — она достала любимые синие брюки и серый джемпер, аккуратно свернутые на полке.

Рон быстро скинул с себя одежду, в которой они гуляли, натянул шорты и майку и уселся на кровать. Ход разговора ему не нравился.

— Солнышко, мы такие разные, и поэтому так хорошо друг другу подходим! Мы друг друга дополняем. Но не волнуйся, я на всех плохо влияю. Скоро ты станешь пить, ругаться и ставить туфли, как попало, а не в ровную линию, — он покосился на её полку с обувью, где все туфли были расставлены, как в строю.

Гермиона рассмеялась. Рон умел развеселить её, когда хотел! Держа в руках одежду, она открыла дверь в ванную.

— Ты собираешься мыться? — спросил он.

— Нет, вообще-то, — она замялась, — я хотела переодеться.

— Опять? — Рон удивленно поднял брови, и она смутилась. — Гермиона, ты собиралась пойти в ванную, чтобы переодеться? Кто я тебе? Посторонний парень?

— Я чисто автоматически.

Она уселась на кровать, по-прежнему прижимая к себе одежду. На её лице застыло упрямое выражение.

— Гермиона, ты у себя дома, в своей спальне, со своим женихом и любовником. Ты до сих пор стесняешься меня? Чёрт, сколько раз я видел тебя голой?

— Это не одно и тоже, — она искала объяснение, — может, я не хочу мелькать голой у тебя перед глазами, чтобы не надоесть?

— Люди покупают картины, вешают на стены и годами любуются ими. Красота не надоедает!

— Не помню, чтоб ты был поклонником живописи.

— Ладно, ладно, я пошел в зал, переодевайся спокойно, подглядывать не буду. Только убери эти вещи.

Рон открыл пакет с покупкой для Джинни и достал оттуда маленький сверток.

— Я сказал, что романтика на сегодня не закончилась — у меня сюрприз! — он хитро подмигнул. — Надень то, что я купил для тебя.

— Ты купил для меня? — Гермиона привстала и с любопытством посмотрела на пакет.

— Почему я не могу сделать тебе подарок?

— Ты делаешь большие успехи, Рональд! — одобрительно сказала она.

— Ты еще не посмотрела, что там, — он направился в гостиную. — Открыть бутылку вина?

— Нет, лучше завари чай.

— Ну, и кто после этого не романтичный? — сказал Рон, закрывая за собой дверь.

Гермиона разделась и долго сидела на кровати, уставившись на наряды из свертка. Через голубую рубашку можно было спокойно читать газету, а трусики легко поместились бы в её маленьком кулачке. Поэтому она отложила их пока в сторону. После небольших колебаний она приложила к себе кружевной боди и подошла к зеркалу. Белый цвет красиво оттенял её загорелую кожу, но выходить в таком наряде в гостиную она не собиралась. Поэтому, надев боди, она натянула наверх синие штаны и серый джемпер и, довольная собой, вышла в гостиную.

Рон сидел на диване и смотрел телевизор, но вскочил, как только невеста появилась в дверях зала.

— Я так и знал, трусиха, — насмешливо сказал он.

— А что ты думал, я тебе — бесплатное эротическое шоу? — она невозмутимо села на диван и стала щелкать пультом.

— Ну, да, в этом и идея помолвки. Я хочу смотреть на тебя каждый день, а не на девиц в баре. Если хочешь, могу заплатить.

Она фыркнула.

— Разоришься!

Взяв чашку чая, Гермиона подтянула к себе колени и собралась смотреть старую мелодраму.

— Эй, я вообще-то смотрел маггловский футбол, — он быстро отобрал у неё пульт и стал искать спортивный канал.

От такой наглости она подскочила и попыталась достать пульт, который Рон поднял высоко над головой. Её джемпер задрался, и под ним показалась белая кружевная ткань. Рон спрятал пульт за спину и сделал большие глаза:

— Эротическое шоу будет платным или бесплатным?

— У нас пари — забыл? Неделя, — она спрятала за ухо выбившиеся пряди волос и покраснела.

— Да, но мы спорили о том, что ты не выдержишь неделю без секса. Про меня речь не шла.

— Что, чёрт возьми, это должно значить?

— О, я же говорил, что плохо повлияю на тебя, — засмеялся Рон. — Ты уже ругаешься!

— Я хочу смотреть фильм! Дай сюда пульт!

— А вежливое слово?

Она натянула джемпер на бедра, схватила чашку с чаем и отправилась на кухню. Рон крикнул ей вслед:

— Какая романтика, солнышко, когда в тебе куча комплексов?

Чашка пролетела в сантиметре от его головы и, приземлившись за диваном, с грохотом разбилась. Рон опешил, оглядывая осколки и разлитый чай, потом достал палочку и склеил чашку.

— Это твоя любимая чашка, — громко сказал Рон, чтобы было слышно в кухне, — и твоя любимая голова. Зачем бить и то, и другое? — он выключил телевизор и немного посидел в тишине, обдумывая ситуацию. Если честно, его немного напугала такая резкая смена её настроения. Только что она смеялась и флиртовала с ним, а секунду спустя из-за какого-то кино чуть не снесла ему голову чашкой.

— Черт, какой же я лопух, — пробормотал он, потирая лоб, затем быстро вскочил с дивана и побежал на кухню.

Гермиона стояла у окна, глядя на кленовое дерево, на котором ветер шевелил красные листья. Рон подошел сзади, нежно обнял её за плечи и сказал:

— Всё, я больше не буду! Извини, я со своими тренировками совсем не смотрел на календарь. У тебя этот... пмц?

— Что?

— Ну, нервы и всё такое...

Она громко выдохнула.

— Пмс — это синдром.

— М-м-м... Синдром. Звучит страшно, выглядит тоже.

Гермиона метнула на него сердитый взгляд поверх плеча.

— Ну, эта чашка, — сказал Рон, — со свистом пролетевшая мимо моей головы...

Она усмехнулась.

— Извини, что я становлюсь мегерой. Не знаю, как ты меня терпишь...

— Я и сам не знаю.

Она слегка толкнула его локтем в живот и снова отвернулась к окну.

— У меня есть неожиданное предложение. Давай, наше пари начнет действовать с завтрашнего дня? — сказал Рон.

Она увидела в отражении окна его белозубую улыбку, развернулась и молча кивнула.

Рон тут же стянул с Гермионы джемпер и восхищенно уставился на её грудь и плечи. Они долго целовались у окна, отрываясь, чтобы перевести дыхание, а потом Рон подхватил Гермиону на руки и понес в гостиную.

— Я должен увидеть эротическое шоу, — прошептал он, — нетерпеливо стаскивая с неё штаны.

Гермиона лежала на диване, а он стоял рядом на коленях, бесцеремонно осматривая её с головы до ног, приводя в смущение. Рон медленно провел рукой по кружеву.

— Чёрт, чёрт, — он наклонился и снова стал целовать её, но через минуту приподнялся и взмолился:

— Гермиона, как эта красота снимается?

— Застежка внизу, — переводя дух, сказала она.

Рон опустил взгляд и восторженно проговорил:

— Модельер был мужчина!

Они любили свой новый диван, потому что он был твердый и легко откидывался, превращаясь в широкую постель без всякой магии. В тот вечер, как и многие последующие, они уснули на нём, прикрывшись широким пледом. Они спали лицом друг к другу, не касаясь ничем, кроме сплетённых пальцев рук, белый кружевной наряд валялся, ненужный, в углу, и Гермионе приснилось, что она долго-долго аппарирует в поцелуе.

Гарри и Рон сидели в столовой Аврората и мирно уплетали ланч за обе щеки. Несмотря на постоянные тренировки и работу бок о бок, им редко приходилось обедать вместе. В лучшем случае они ели втроем с Гермионой, если Рону удавалось вытянуть её перекусить посреди рабочего дня. Как правило, для неё не существовало обеденного перерыва — работа прежде всего!

— Ну как, дружище? Вы продержались уже три месяца, — Гарри вопросительно поднял одну бровь, — как семейная жизнь?

— Классно, — коротко ответил Рон, откусывая бутерброд.

— Я почему-то так и думал, — Гарри подмигнул, — как тебе Гермиона в новой роли?

— Она просто офигенная, — откровенно ответил Рон, закатив глаза, не собираясь углубляться в детали.

— Как она тебя терпит, с таким-то лексиконом, — Гарри усмехнулся, не переставая жевать курицу.

— Я знаю и другие слова, но они не для твоих ушей! — Рон хитро улыбнулся. Его распирало от радости с тех пор, как они с Гермионой стали вместе жить в их съёмной квартирке с романтическим названием «Ирис». — Она обалденная, Гарри, и темпераментная — ты не представляешь!

— Я не представляю? — Гарри чуть не поперхнулся, — да по сравнению с твоей сестрой торнадо и ураган — легкий ветерок.

Рон рассмеялся.

— Это точно! Как ты её терпишь?

Гарри пожал плечами.

Как раз в этом месте их беседы Гермиона с полным подносом еды остановилась у них за спиной. Она обрадовалась, увидев свою любимую компанию, и уже собиралась их громко окликнуть, но услышала обрывок беседы и остановилась.

— Джинни — это то, что я искал. А вы с Гермионой, как я заметил, стали совсем мало ссориться, — Гарри продолжал активно жевать. — Вы перестали бесить друг друга или научились ладить?

— Ты же знаешь Гермиону, — фыркнул Рон, — чтобы не ругаться, приходится терпеть её нытьё и умные советы. Каждый день я выслушиваю, как надо правильно поступить, как я должен поступить, как на моём месте поступила бы она, потом я делаю всё не так и выслушиваю упреки и советы, что надо сделать в следующий раз.

— За последние восемь лет ничего не изменилось! — ухмыльнулся Гарри.

Гермиона замерла, как вкопанная, посреди прохода, но её задел подносом с едой спешащий коллега. Рон и Гарри оглянулись, девушка изобразила радостную улыбку и подошла к их столику. Друзья слишком хорошо знали Гермиону, чтобы поверить её невозмутимому виду. Она наверняка слышала их беседу! Рон вскочил, чтобы пододвинуть невесте стул — такого раньше за ним не водилось — и чмокнул в щёку.

— Солнышко, ты же сказала, что будешь ужасно занята в обед, — сказал он.

— Планы изменились. Вы не рады?

— Не говори ерунды, — Рон сел на место и принялся гипнотизировать тарелку. За столом повисла тишина, во время которой Рон и Гарри несколько раз переглянулись. Гермиона резкими движениями перемешала салат, заглянула в поднос Рона и сказала:

— Рон, нельзя есть вместе гамбургер и картошку — ты должен брать больше зелени и фруктов! И я бы на твоем месте не брала и пудинг, и пирожное — кому нужны толстые авроры? — закончив тираду, она сердито прищурилась, и отправила в рот кусок огурца.

Рон скривился, но ничего не ответил. Гарри поспешил на помощь другу.

— Гермиона, ты услышала не ту часть нашей беседы.

— А была еще та часть?

— Да, та, где Рон сказал, что ты классная и офигенная.

— Я сказал обалденная, — поправил друга Рон, поднимая на Гермиону глаза.

— Нет, ты сказал — офигенная!

— Ну, да, такие комплименты в его стиле, — она положила вилку и встретила взгляд жениха. — Рон, тебя никто не заставляет ничего терпеть, у тебя всегда есть свобода выбора.

— Я знаю, Гермиона, прости, — виновато пробормотал он, но Гермиона продолжила атаку на Гарри.

— Неужели все восемь лет я была брюзгой и занудой? Странно слышать это от такого подкаблучника, как ты, Гарри! — она отодвинула поднос.

— Нехорошо подслушивать чужие беседы, — неуверенно возмутился Рон, — мало ли что мы можем ляпнуть друг другу в чисто мужском разговоре?

— Могу себе представить, что было в «офигенной и обалденной» части. Может, во всех деталях то, что ты вчера сделал со мной на кухонном столе? — её глаза метали молнии.

Рон быстро покрылся красными пятнами, а Гарри поперхнулся и еле выдавил:

— Не надо подробностей!

Гермиона быстро справилась с салатом, допила чай, встала из-за стола, не доев булочку, и со словами «до вечера, дорогой!» выпорхнула из столовой, оставив друзей сидеть с кривыми лицами.

— Какие у тебя планы на вечер, Гарри? — с видом мученика спросил Рон. Ему не хотелось думать про возвращение домой и беседу с Гермионой с глазу на глаз.

— Другие, — отрезал Поттер, словно прочёл мысли друга, и добавил: — Ты тоже считаешь, что я подкаблучник?

— Конечно, нет, — убедительно соврал Рон.

— Чёрт, иногда мне кажется, что у Гермионы не язык, а жало.

— Да, ей не надо много говорить, чтобы ударить в больное место! — сказал Рон, поднимаясь и левитируя поднос с посудой на кухню.

— Приятного вечера и хороших выходных, дружище, — мрачно сказал Гарри, прежде чем они с Роном разошлись по своим рабочим кабинетам.

Рон до позднего вечера наводил порядок в комнате для авроров, разбирал накопившиеся бумаги и жёг свечу, даже когда из отдела ушёл последний аврор. Он ненавидел бумажную работу, но давно подзапустил отчеты, и теперь пытался разложить их по дням. Обычно Рон торопился домой, вылетая пулей из кабинета, запихивая бумажки в стол — особенно в пятницу, но сегодня почему-то у него не было настроения отправляться в Ирис. Ему не хотелось ругаться с Гермионой, ещё больше не хотелось оправдываться — особенно, когда он полагал, что сказал Гарри истинную правду.

Он был счастлив с Гермионой, но она была не совершенство. Рон давно смирился с её недостатками, потому что они для него не имели большого значения, и знал, что ей приходится терпеть его грубые шутки, разбросанные вещи, приступы лени и ревности и много всего другого, из чего состоял Рон Уизли. Возможно, он никогда не высказал бы ей это в лицо, но её педантичность, аккуратность, вежливые манеры на людях и дома иногда его злили. Он давно не чувствовал себя глупым неуверенным школьником, которого надо воспитывать и отчитывать за оставленные грязные тарелки, помятую одежду и нецензурную брань. Он такой, какой есть, и она хорошо знала его, когда согласилась жить вместе с ним; Рона никак не устраивало то, что им пытаются помыкать. Конечно, он тоже любил порядок в квартире и старался поддерживать его гораздо больше, чем когда-то в Норе. Его усилия казались Рону достаточными, но Гермиона так не считала. Она не замечала, что он стал складывать вещи вечером в шкаф, а не бросать кучей на пол, что он убирал и мыл за собой посуду и раз в неделю покорно делал уборку с помощью магических заклинаний. Она привыкла к порядку и чистоте, и его старания оставались незамеченными.

И всё-таки Рону было стыдно, что он обидел свою любимую. На душе скребли кошки из-за одного вылетевшего слова — «терпеть». Рон был так безоговорочно счастлив с ней, что это описание никак не подходило для их совместного проживания. Он был согласен сносить её мелкие недостатки, потому что она дарила ему столько тепла и радости!

Быстро свалив в кучу оставшиеся отчеты, Рон помчался в сторону лифтов. Ему на мгновенье показалось, что он придет домой и не застанет там ни её самой, ни её вещей, и понял, что готов извиняться до бесконечности, только бы она не вздумала уйти. А она может! Рон ускорил шаг. Гермиона не любила никому навязываться — тем более, своему парню. При этой мысли засосало под ложечкой.

* * *

Выскочив из камина, Рон напрягся, услышав полную тишину, но потом вздохнул с облегчением: Гермиона стояла возле плиты, помахивая палочкой над каким-то блюдом. Он аккуратно стряхнул летучий порох с одежды и каминную сажу с ботинок, прежде чем ступить на чистый ковёр. Гермиона не обернулась, но Рон не отчаивался: раз она не сбежала в порыве гнева, то теперь, немного остыв, уже не будет так уж сердиться. Может, покричит немного, или, наоборот, не будет разговаривать пару часов. Они еще ни разу не легли в постель, не помирившись, и Рон не собирался нарушать эту традицию.

Он повесил мантию на нужный крючок и молча подошел к ней, медленно обхватывая сзади. Она продолжала колдовать над кастрюлей, в которой варился фасолевый суп с томатом. Рон принюхался — он очень любил этот суп, который входил в короткий перечень того, что Гермиона умела хорошо готовить. Суп выглядел аппетитно, и Рон сказал, поцеловав её в макушку:

— Пахнет вкусно!

Это относилось не только к супу, но и к ней самой, потому что запах её пушистых волос сводил его с ума.

— Почти готово, — тихо сказала она, — садись за стол.

Рон не разомкнул объятий. Её голос был совсем не сердитый, а какой-то грустный, и он наклонился, чтобы поцеловать её в шею. Гермиона вздрогнула и проворчала:

— Я сейчас уроню кастрюлю, и мы останемся без ужина.

Пожалуйста, сядь за стол.

Рон послушно уселся, глядя на её напряженную спину. Что-то не так, подумал он, готовый к потоку упреков или сердитому молчанию. Чего он не ожидал, так это того, что её плечи затрясутся, и она начнет поспешно вытирать лицо, пытаясь скрыть слезы. Рон тут же подскочил, отставил кастрюлю с супом в сторону и быстро развернул Гермиону к себе, вглядываясь в её несчастное лицо. Гермиона хотела что-то сказать, но не решалась, и они какое-то время так и стояли: она — с обреченно опущенными руками, он — нервно сжимая её плечи. Наконец, Гермиона смело подняла глаза и спросила:

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

Сказать, что он удивился — ничего не сказать! Рон просто задохнулся от возмущения.

— Ты что, с ума сошла? Я … боюсь этого больше всего на свете!

— Правда?

— Как тебе только такое пришло в голову? После того, что было вчера на этом самом столе…

Она попыталась сдержать улыбку.

— Я знаю, что тебе нравится заниматься со мной любовью, но этого мало для счастливой семейной жизни.

— Нравится? — он усмехнулся, — мне нравится бекон, квиддич и лето, и платье твоё красное на бретельках. А заниматься с тобой любовью — это … у меня нет слов.

— Офигительно и обалденно? — робко предложила она.

— И даже больше! — Рон просиял, видя, что её настроение изменилось.

— Я знаю, что у меня ужасный характер, — проворчала она, утыкаясь носом ему в плечо, — мне всё нужно сделать правильно и вовремя, всё разложить по полочкам — я такая, что поделаешь. Но я постараюсь измениться.

— Начнешь опаздывать и делать глупости?

Она кивнула ему в плечо.

— Не надо, прошу тебя! А что тогда буду делать я? Оставь что-нибудь для меня, Гермиона! — взмолился он, посмеиваясь. — В мире не могут царить только глупость и хаос — кто-то должен вносить в него порядок.

— Ты не вносишь хаос, Рон, и ты не глупый. Ты очень умный и хороший. Самый лучший, я знаю!

Он легонько дернул её за лохматый хвостик, чувствуя, что она сейчас снова расплачется.

— Я умею быть хорошим, когда меня накормят, — недовольно пробубнил Рон и отстранил её немного, чтобы вытереть ей глаза. — Я есть хочу.

— Ой! Я ему душу изливаю, а он… — её голос потеплел, — ладно, быстро за стол!

— Не могу, потому что, скажу я тебе, за стол нельзя садиться, не помыв руки — это знает каждая порядочная волшебница!

Гермиона прыснула.

Они с удовольствием поужинали, забыв о размолвке, подробно обсуждая рабочие дела. Только поздно вечером, засыпая в объятиях Рона, она сказала:

— Перед Гарри неудобно — он, наверно, обиделся из-за «подкаблучника», — Гермиона вздохнула.

Рон усмехнулся, думая, что Джинни действительно крутит своим женихом, как хочет.

— Нельзя обижаться на правду! — тихо сказал он.

Рон готовил горячие бутерброды и слушал "Роллинг Стоунз", когда в камине раздался шум и знакомый голос прокричал: «Я дома!». Он до сих пор не переставал удивляться самому себе: как всего лишь звук её голоса заставлял его лицо расплываться в глупой улыбке. Последние две недели, пока Гермиона работала над новым проектом и готовила презентацию, они мало времени проводили вместе, и её приход домой в семь вечера был приятным сюрпризом. Рон не роптал. Он сам мог по нескольку дней пропадать на миссиях, зная, что она ужасно скучает и что работа отвлекает её от грустных мыслей. Просто сегодня он не ожидал увидеть Гермиону так рано, потому что завтра она должна была, наконец, сделать перед комиссией министерства очень важную презентацию о новых разработках секретной лаборатории Аврората. Большая часть этих разработок — её заслуга, а несколько важных антидотов и контрзаклинаний она создала сама. Думая, что Гермиона придет не раньше десяти и тут же усядется готовиться к важному мероприятию дома — может, и до утра — Рон не рассчитывал на веселый вечер. Наверно, поэтому её ранний приход заставил его улыбнуться.

Через несколько минут Гермиона вошла в кухню, и устало села на стул. Она уже переоделась в домашний халат и распустила волосы, и ему приятно было видеть её такой простой и домашней. По её лицу Рон понял, что она расстроена, но пытается это скрыть за натянутой улыбкой. Он взмахнул палочкой, и огурцы стали быстро нарезаться на ровные дольки и падать в миску.

— Я ничего не придумал, кроме салата и бутербродов! — сказал он, подходя к ней и целуя в лоб.

— Я не голодная, — вздохнула она.

Рон поднял её подбородок и настойчиво спросил:

— Что случилось? — Гермиона вздохнула, но он не отставал: — Ну, колись, что тебя расстроило?

— Виктор.

Рон замер на месте, его глаза забегали.

— Крам в Лондоне?

Она возмущенно фыркнула, встала со стула и принялась ходить туда-сюда по их крошечной кухне.

— При чём тут Крам? Я про нашего Виктора, из лаборатории.

Рон облегченно вздохнул и вернулся к бутербродам.

— Что этот гад натворил?

— Рон, это ужасно! — в её голосе слышалось отчаяние, — он…короче, завтра он будет показывать презентацию вместо меня.

— Почему?

Рон расстроился, так как знал, что это мероприятие было важным для Гермионы — и не потому, что она хотела выставить себя в лучшем свете перед начальством. Если разработки признают удачными, их начнут активно применять для помощи магам, пострадавшим от редких и опасных заклинаний, которые раньше считались необратимыми. Гермиона, как всегда, радела за общее дело и возмущалась, так как волшебники страдали и даже погибали только оттого, что найденный в их лаборатории антидот не был одобрен «сверху» и не прошёл вовремя регистрацию.

— Я не знаю, — она всплеснула руками, — сегодня мы вместе обсуждали текст, Виктор и Смоллетт не согласились с кое-какими формулировками, что-то там переделали и, в итоге, Смоллетт назначил Виктора ответственным за завтрашнюю презентацию. Но Виктор — некомпетентный болван! — Гермиона задохнулась от возмущения. — Он не сможет ответить ни на один вопрос, потому что почти не участвовал в создании самих антидотов!

— Смоллетт знает об этом?

— Нет, не стану же я бегать по лаборатории и кричать, что я одна там компетентна!

Рон неодобрительно посмотрел на неё.

— Бегать и кричать не надо, но и тянуть на себе чужую работу нельзя.

— Мы же работаем в команде, и если мне в голову приходит идея, Тарани, Виктор, Андре — мы все её дорабатываем. Но что меня убило, Рон, они все согласились с решением Смоллетта! — у Гермионы задрожала нижняя губа, и она всхлипнула, как ребёнок, которому отказали в походе в зоопарк. — Почему они меня не любят?

Рон бросил бутерброды, подошёл к ней, крепко обнял и погладил по голове. При всей взрослости и независимости она иногда была слабой и беззащитной. В такие минуты он готов был головы снести её обидчикам.

— Потому что ты самая умная, самая ответственная и самая трудолюбивая.

— Рон, ты тоже умный, ответственный и трудолюбивый, но у тебя в Аврорате много друзей. Я знаю, что молодые авроры хотят попасть к тебе в команду. Тебя все любят!

— Ты что, ревнуешь? — спросил Рон и тут же пожалел о своих словах. Она перешла от жалости к себе к самобичеванию.

— Что со мной не так? Почему я всегда — изгой, и даже Андре, который всегда поддерживал меня, не встал на мою сторону?

— Ты упустила одно важное слово — самая. Умных и ответственных в Аврорате много, а ты — уникальная. Тебе просто завидуют.

— Но я не чувствую себя уникальной! Я самая обыкновенная, Рон. И я до смерти хочу им понравиться, стараюсь быть доброжелательной, отдаю им результаты моей работы, лишь бы польза делу была, но завтра — важный день для лаборатории. Если Виктор проколется, все наши разработки пойдут насмарку, и нас вообще могут закрыть!

Рон знал, что она права, потому что в министерстве долго не видели необходимости в открытии лаборатории, считая, что контрзаклинаниями может заниматься и давно существующий Отдел по защите от тёмных сил.

— Не переживай! Он не проколется. Такие пролезут в игольное ушко, только бы хорошо выглядеть перед начальством. Вас не закроют, я уверен!

Гермиона вздохнула, глядя на аппетитно нарезанные овощи, заправленные лимоном.

— Пожалуй, я съем салат.

— Так-то лучше, — Рон улыбнулся.

Они медленно ели, и Рон искоса поглядывал на Гермиону, пытаясь определить её настроение. Вот она поправляет волосы, вот устало проводит пальцами вдоль линии бровей, потом скидывает домашние туфли и поджимает под себя ноги. Она успокоилась.

— Зато у нас есть целый свободный вечер, — он заговорщицки подмигнул, левитируя посуду и быстро убирая крошки со стола.

— Рон, спасибо тебе, мне так стыдно, что ты всё приготовил и сам всё убрал, но я очень устала, — она посмотрела виновато, потом опустила глаза. — Спать хочу — умираю.

— Хочешь, я тебя искупаю перед сном?

Гермиона рассмеялась. Он был счастлив слышать её смех.

— И колыбельную споёшь?

— Боюсь, что от моих песен ты не уснёшь.

Она смотрела, как он управляется с посудой и, положив голову на стол, сказала:

— Я говорила тебе когда-нибудь, Рон Уизли, как я тебя люблю?

— Много раз, но не очень подробно.

Закончив с посудой, Рон подошел в ней и, наклонившись, обнял сзади своими большими руками. В его обхват легко поместились бы две Гермионы.

— Пойдем, я тебя уложу, — прошептал он, чувствуя, как накатывает волна возбуждения от её запаха. Он не даст ей уснуть. Нет, только не сейчас. Она нужна ему.

Гермиона подняла голову и заглянула ему в глаза, читая в них всё, что он чувствовал.

— Я устала, Рон, ужасно устала.

Он отстранился.

— Я просто предлагал отнести тебя в постель. Но если ты хочешь спать на кухне — пожалуйста!

Он прошёл в гостиную и плюхнулся на диван. Рон ненавидел такие моменты, когда Гермиона отказывала ему, а он готов был умолять её заняться любовью. Он всё понимал и не обижался, но внутри крутился маленький торнадо, создавая холодную пустоту. Надо было отвлечься от неприятных мыслей. Рон включил телевизор и стал переключать каналы, мысленно благодаря магглов за то, что они были достаточно ленивыми, чтобы создать пульт от телевизора.

Гермиона долго не выходила из кухни, и он уже начал волноваться, но, видимо, решив, что спать на столе не слишком удобно, она появилась на пороге гостиной и уставилась на Рона, прислонившись к стене.

— Ты до сих пор ревнуешь меня к Краму? — насмешливо спросила она.

Рон не ожидал такого поворота беседы. Он допустил прокол, когда вспомнил Крама.

— Я знаю, что вы переписываетесь, — он хмуро смотрел на экран.

— Рональд, ты что, рылся в моих бумагах?

— Нет, если бы рылся, то знал бы о чём.

Она медленно подошла и села рядом. Рон делал вид, что смотрит передачу про путешествия, и никакой Крам ему не интересен, но она прекрасно знала, что его мысли были далеко.

— Он пишет мне о работе, о квиддиче, иногда передаёт тебе привет.

— Почему я его ни разу не получал? — хмуро спросил Рон.

— Я не хотела тебя расстраивать.

— Ты думаешь, сейчас подходящее время?

Она вытащила пульт из его руки и выключила телевизор.

— Ты расстроен не из-за этого.

— Гермиона, я переживу, — он забрал у неё пульт и снова включил канал. Молодой парень с экрана радостно рассказывал, как нужно садиться верхом на верблюда, — ты не мечтаешь покататься на верблюде?

— Рон, не заставляй меня чувствовать себя виноватой.

Он усмехнулся, не отрываясь от экрана.

— Для человека, который умирал — хотел спать, ты слишком много болтаешь.

— Я передумала. Выключи телевизор и поцелуй меня!

Рон нажал кнопку и повернулся к ней.

— Иди спать! Не надо трахаться со мной из жалости, превозмогая себя, — выпалил он, тут же прикусив губу.

Если бы Рон мог, то сам бы дал себе по губам, так перекосилось её лицо. Он знал, как она не любила грубость, но не смог сдержаться: проклятый торнадо раскрутился до настоящего урагана, и фамилия «Крам» поспособствовала этому. Рон всегда безошибочно узнавал сову бывшего поклонника Гермионы, с которым у неё был первый поцелуй. Его бесило, что она никогда не рассказывала ему о письмах Крама и прятала их в своих бумагах. Рон был уверен, что она отвечает ему, но ни разу не видел, где и когда. Значит, она делала это тайком. Значит, ей было стыдно и было что скрывать.

— Ты полный придурок, — прошипела Гермиона, качая головой, но Рон схватил её прежде, чем она успела вскочить.

— Пусти меня, — она колотила его по спине своими маленькими кулачками.

— Я старший аврор, а ты оказываешь сопротивление! За это полагается наказание, — смеялся он, уворачиваясь от её атаки.

— Ты просто грубое, неотесанное животное! Я могу отбросить тебя.

— Это еще более тяжкое преступление — применение невербальной магии против сотрудника Аврората.

— Это тебя надо наказать, и поучить хорошим манерам!

— Поучи меня. И накажи меня, — он чувствовал сильнейшее возбуждение, держа её разгоряченное тело, несмотря на кулаки, стучащие по его спине.

— Как мне наказать тебя? — она тяжело дышала, устав от сопротивления.

— Если я скажу, то снова буду неотёсанным придурком. Я лучше покажу.

Рон уложил Гермиону на диван, наклонился к ней, всё ещё не отпуская её талию, и провёл языком по её губам, пока она не приоткрыла их, разрешая прикоснуться к кончику своего языка. Они исполнили мучительный танец языков, глядя друг на друга, и Гермиона почувствовала, что читает его мысли. Через несколько секунд она закрыла глаза, потому что это было нечестно: видеть его открытым, как книгу, которую она много раз читала, но так и не смогла понять до конца. Это были даже не мысли, а поток сознания, в котором лились обрывки слов любви, обожания и желания, стыда от своей слабости перед ней, счастья от возможности обладать ею. У неё внутри быстро затикал маятник, и она изо всех сил обхватила Рона руками и ногами, прижимая к себе, может быть, даже причиняя боль.

Рон не чувствовал боли, а только желание поскорее снять с неё одежду, чтобы увидеть её нежное тело, которое ему никогда не надоедало, сколько ни любуйся. Прервав поцелуй, он слегка распахнул её халат и, засунув под него свои шершавые ладони, стал медленно водить ими по её животу, чувствуя её дрожь от желания. Он знал, что, чем медленнее будет двигаться, тем больше будет сводить её с ума, и нарочно сделал несколько кругов ладонями вокруг груди, не прикасаясь к ней, а только обводя контур. Гермиона нетерпеливо двигалась, создавая трение в самых горячих местах, но Рон терпел и продолжал эту сладкую муку, пока она не выгнулась и не взмолилась:

— Ну, Рон! Чего ты ждёшь?

Он немного отстранился от неё и улыбнулся, глядя на её полузакрытые глаза и пылающие щёки. Нет лучше зрелища, чем Гермиона, умоляющая его о ласках.

— Ты издеваешься? — прошептала она, и в её глазах мелькнул опасный огонёк.

Рон не стал больше ждать. Он быстро распахнул халат и стал нежно ласкать её грудь: руками, губами, языком, слушая её стоны, чувствуя, как она извивается всем телом, выгибаясь ему навстречу, перебирая пальчиками пряди его волос. В такие минуты мира не существовало: только он и она, и их горячие молодые тела, и их любящие сердца. Рон почувствовал, что её руки толкают его голову вниз, и улыбнулся, послушно опускаясь губами к её животу и скользя ниже, к холмику волос, который просвечивал сквозь прозрачные трусики. Они много, много раз занимались любовью, но Рон каждый раз испытывал невероятное возбуждение от одного вида этой части её тела, даже через одежду. Ему всегда казалось, что там скрывается какая-то непостижимая женская тайна, которую ни один мужчина не в силах разгадать. Она пыталась снять с него майку, а он стягивал с неё трусики, поэтому на несколько секунд их руки и ноги переплелись, пока, наконец, каждый не снял с себя лишнюю одежду.

Рон любил её возбуждение и в глубине души недоумевал, как он может так влиять на неё. Что такого в его нелепом теле, покрытом веснушками, что заставляет её тянуться к нему и шептать слова восторга? Совсем другое — её тело. Оно нежное и гладкое, иногда холодное, и она дрожит, если он прикасается к ней, и сворачивается калачиком от холодного воздуха. Тогда он ложится сзади и полностью обхватывает её и чувствует, что она целиком спрятана в нём и согревается его теплом. Но чаще всего её тело тёплое, шелковистое и мягкое, несмотря на её худую комплекцию; с маленькими родинками на груди и на левом плече. Рон знал, что Гермиона боится щекотки, и гладил её бока, только если хотел разозлить, и тогда она смешно морщила нос и дрыгала ногами, громко ругая его.

Но сейчас ей нужно было не это. Она нетерпеливо раздвинула ноги, умоляя ласкать её, и Рон охотно склонился к ней, целуя её мокрые от возбуждения губы. Чёрт, он почувствовал такое напряжение, что на секунду потемнело в глазах, а её стон был лучшим звуком на струнах его души. Рон знал, как доставить удовольствие своей любимой. Он чередовал движения пальцев и поцелуи, пока она не стала отчаянно вертеть головой, в исступлении повторяя «ещё, ещё!» Он и не думал останавливаться, слушая её тело, как сладкую музыку, выпивая её сок, наслаждаясь своей властью над самой лучшей в мире волшебницей. Она вскрикнула и задрожала, дыша часто-часто, как будто ей не хватало воздуха, и Рон целовал её до самого последнего стона, пока она не опустила в изнеможении руки и ноги, полностью расслабляясь и затихая.

Он соединил её ножки, и стал прокладывать дорожку поцелуями к её лицу, чтобы встретить её благодарный взгляд, чтобы она обхватила ладошками его лицо и поцеловала, чувствуя свой солоноватый вкус на его губах. Она благодарила его за нежность, но Рон знал, что это еще не всё, что она готова к большему, что она будет ласкать его, только надо дать ей минуту прийти в себя.

Они тяжело дышали, глядя друг на друга, и Рон улыбнулся, видя, что она счастлива. Он готов был остановиться и забыть о своих желаниях, отправив её спать, понимая, что она очень уставала в последние дни, но Гермиона развеяла все его сомнения. Обхватив ладонями его лицо, она прошептала:

— Давай сзади.

Рон щёлкнул от удивления языком. Это не было похоже на Гермиону, потому что она стеснялась его откровенных слов и сама не любила говорить о близости.

— Ты уверена? — он всё ещё улыбался, слегка двигаясь вдоль её тела и чувствуя, что сейчас с ума сойдет от напряжения.

Она отстранила его, ловко перевернулась на живот и встала на коленки, оставив лицо лежать на диване. Этого Рон не мог вынести. Её нетерпеливый взгляд, откинутые вверх волосы, но особенно вид её поднятой попки заставили его буквально подпрыгнуть на месте. Он пристроился сзади, обхватил её стройные бёдра, и медленно вошёл в неё, отмечая её прерывистый вдох. Наслаждение пронзило его от кончиков пальцев ног до макушки, и он стал быстро двигаться, понимая, что долго не протянет. Опустив руки вниз, он сжал её грудь, ощущая вес ладонями, благодаря бога за то, что у него есть Гермиона. Его ласки уже не были нежными и медленными, он двигался, стараясь попасть в её самую чувствительную точку, заставляя её вскрикивать и двигаться ему навстречу. Он опустил руки ещё ниже, лаская её там, где смыкались их тела, зная, что она еще возбуждена от первого раза, и надеясь доставить ей новое удовольствие. Рон чувствовал приближение момента, когда её энергия прочными нитями начнет перетекать к нему, натягивая невидимые струны, сияя невидимым светом. Каждый раз, отдавая ей своё семя, он чувствовал, что получает от неё магическую силу, которая растекалась живым огнём по всему телу, наполняя его, как сосуд. Чувствуя приближение блаженства, Рон сдерживался изо всех сил, ожидая её реакции, желая ощутить её вибрацию вокруг себя. Его лицо касалось её затылка, её волосы щекотали его глаза, но он не замечал ничего, кроме предвкушения ощущений.

— Родная моя, — прошептал он, и она вздрогнула и задрожала всем телом, пульсируя вокруг него, и он тоже вскрикнул, чувствуя, как блаженство пронзает его тело. Удар, ещё удар, и ещё — он не мог остановиться, выкрикивая глупые слова.

Я, наверно, оглушил её, подумал Рон, медленно приходя в себя и освобождая её от своего немалого веса. Он лег рядом и стал гладить её по спине, перебирать волосы, целовать плечи. Она лежала в изнеможении, уткнувшись носом в диван, не в силах пошевелиться.

— Почему я так устала, хотя ничего не делала? — усмехаясь, сказала Гермиона, поворачивая к нему довольное лицо.

Рон не чувствовал усталости, и немного нахмурился, вспоминая об энергии, которая наполнила его. Я магический вампир, с ужасом подумал он, тут же отгоняя эту неприятную мысль подальше. От братьев он знал, что у сильных волшебников такое бывает — один перетягивает энергию другого, оставляя партнера без сил.

Он вскочил, нашел свою палочку и, прикоснувшись к ней, сделал заклинание контрацепции.

— Я совсем забыла, — Гермиона с ужасом посмотрела на него, — Рон, я с тобой теряю голову и забываю об осторожности. Она перевернулась, подобрала с пола свой халат и прикрылась.

— Только не говори, что тебе холодно, — с угрозой сказал он.

Она смутилась. Гермиона не любила выставлять напоказ своё тело, и он прекрасно знал об этом. Ничуть не стесняясь и не надевая одежды, Рон взял её на руки и отнёс в спальню.

— Чаю хочешь? — он склонился над ней, трогая её горячие щёки.

— Ты — чудо, Рональд Уизли.

— Никогда не забывай об этом!

Когда он вернулся в спальню с чашкой чая, она крепко спала, подтянув коленки к подбородку. Рон поставил чашку на столик, пустив на чай согревающее заклинание, накрыл невесту одеялом и присел на край кровати. Коварная усмешка скривила его лицо. Пусть поберегутся те, кто захотят обидеть его девочку! Он обдумывал план, который Гермиона никогда бы не одобрила, поэтому Рон не стал посвящать её в детали. Он немного посидел, глядя на её спокойный сон, и, довольный своими мыслями, вышел в гостиную, предвкушая, как тщеславный Виктор опозорится завтра перед министрами.

* * *

Рон нетерпеливо посматривал на настенные часы. Он давно заметил, как медленно тянется время, когда чего-то ужасно ждёшь, и не верил, что с последней проверки прошло всего пять минут. По его подсчетам встреча с министрами должна была закончиться в двенадцать. Было уже полпервого, а Гермиона до сих пор не прибежала к нему в кабинет. Они договорились, что сегодня она зайдет сама, чтобы потом вместе пообедать. Рон собирался написать планы двух операций и разобрать несколько отчетов, но работа не клеилась, потому что его мысли были далеко. Он не был мастером отсроченных заклинаний и сомневался, всё ли прошло гладко с нехорошей шуткой, которую он утром сыграл с Виктором.

Проводив Гермиону на рабочее место, прямо до кабинета (чему она удивилась), Рон заглянул в комнату к Виктору и Тарани (чему они несказанно удивились) и, уловив момент, пустил Виктору в спину отсроченное заклинание тошноты. По его подсчетам, оно должно было начать действовать около десяти, как раз перед началом презентации, так что Виктор в тот день никак не смог бы выступить перед министрами. Что, если заклинание стало действовать позже, прямо во время презентации, и Рон всё испортил?

Прошла всего минута, и он услышал в коридоре стук знакомых каблучков. Гермиона влетела в его кабинет, как вихрь, заполняя собой сразу всё пространство. Она плюхнулась на стул, поправила выбившиеся из хвоста пряди и улыбнулась. Ей очень шёл милый синий костюмчик, состоящий из аккуратного пиджака и короткой юбки, которая задралась выше всяких пределов, открывая Рону отличный вид на её стройные ноги.

— Ну, как всё прошло? — кисло спросил Рон, изображая сочувствие.

— Рон, ты не представляешь, что случилось, — она расхохоталась, — это надо было видеть!

За этот смех Рон готов был отдать тысячу галлеонов!

— Ну, не томи, рассказывай! — сказал он, изображая невинный интерес.

Рон уселся на стол, надеясь, что в его кабинете она не будет делать ему замечаний. Гермиона даже не заметила.

— Угадай, кому пришлось выступать? — спросила она, коварно улыбаясь.

— Неужели, не Виктору?

— Нет, он просто слабак! — она забавно закатила глаза. — Ему стало плохо прямо перед выступлением — только он вышел к экрану, как его скрутило, и он убежал в туалет.

— Как тебе не стыдно радоваться чужому горю! — сказал Рон, еле сдерживая смех.

— Чёрт, я сама перепугалась, когда он не появился через десять минут, Смоллетт представил меня, и мне пришлось показывать презентацию прямо на ходу, без подготовки!

— Что значит без подготовки? Разве не ты писала её всю неделю?

— Писала, но не проговорила вслух, а это очень важно для устной презентации, когда надо соблюдать лимит времени и правильно расставлять акценты.

— Короче, — Рон не собирался выслушивать лекцию о правильном построении презентаций, особенно сейчас, когда его распирало от гордости и смеха.

— Всё прошло отлично! — она вскочила и бросилась к нему на шею. Он быстро подхватил её и закружил. — Нас похвалили за успехи, наши новые антидоты и контрзаклинания теперь внесут в реестр, и в будущем будут регистрировать намного быстрее!

— Ты готова поесть? — спросил Рон, опуская её на пол и любуясь её счастливой улыбкой.

— Ну, да! На сегодня мой рабочий день окончен. Я взяла отгул!

— Отгул, это когда ты целый день не ходишь на работу и предупреждаешь меня заранее, чтобы я тоже не шел на работу, — проворчал он. — Но у меня может заболеть живот. Да, мы с Виктором подхватили какой-то вирус, и должны отлежаться денёк дома.

— Надеюсь, не вместе? — она снова расхохоталась, смешно сморщив нос.

Парочка отправилась в столовую, потому что дома всё равно не было готовой еды, а кулинарить не хотелось. Сев за столик в углу, они стали молча уплетать свои блюда, весело поглядывая друг на друга.

— Его до сих пор выворачивает, я не знаю, что с ним делать, — послышалось у Гермионы за спиной, и она увидела Тарани с подругой из министерства, которые ставили подносы на соседний столик.

— Приятного аппетита, — сказала Гермиона, и Тарани вяло улыбнулась.

— Привет, Рон!

Он изобразил вежливую улыбку людоеда.

— Мы его и заклинанием, мы и зельем, и укропной водой — ничего не помогает! — продолжила Тарани более тихим голосом, и Рон прыснул.

Гермиона подозрительно сощурилась, что-то припоминая.

— Рональд Уизли, надеюсь, ты не имеешь к этому никакого отношения, а то я сгорю со стыда!

— Конечно, нет! Меня там вообще не было! — возмутился Рон, активно жуя гамбургер. Он не собирался отягощать её совесть.

Гермиона поверила его невозмутимому виду.

— Слава богу! А то я уж было подумала… — она вздохнула с облегчением.

— Покажешь мне дома презентацию? — шепотом спросил он.

— Без контрзаклинаний и антидотов?

— Без. И абсолютно без одежды, — добавил он.

— Ты, кажется, серьезно болен?

— Вот именно. Я нуждаюсь в лечении и уходе. Подождешь, пока я отпрошусь у Стайка?

— Нет, я отправлюсь домой пораньше и подготовлюсь.

— Не надо. У нас не будет никакого лимита времени.

— Будет. Мы должны успеть до утра.

Рон заулыбался, как идиот. Чёрт, как же он любил её!

Все задания, связанные с пожирателями смерти, в Аврорате назывались миссиями.

Операция — это намного проще. Когда маг напьется и по глупости начнёт из палочки палить в магглов, или когда волшебники устроят драку из-за девчонки и начнут применять заклинания, где не положено — такие операции Рону были привычны. Они случались каждую неделю и заканчивались одинаково — предупреждением, арестом или изменением памяти магглам.

Предсказать же исход миссии было невозможно, поэтому туда посылалась только проверенная и слаженная команда, обязательно с подстраховкой и запасным порталом. Если применялась тёмная магия и смертельно опасные заклятия, то речь шла, как правило, о пожирателях смерти. Встречи с ними давали Рону выброс адреналина. В последний месяц его почти не посылали на операции, а только на редкие миссии, и иногда он часами скучал в министерстве, проводя время между тренировками в зале и в поле, болтая с Гарри, Стефаном и Кэрол о Хогвартсе и квиддиче. Они вместе обедали, шутили, но, как только их пояса загорались красным светом, Рон испытывал восторг. Ради этого и стоило делать его работу! Они мчались в кабинет к главному Аврору — Альдонару Стайку — принимали задание и быстро просчитывали варианты действий, согласовывая пути отступления.

После года тренировок у Рона была своя команда: Стефан, Джон и Кэрол. Иногда они объединялись с командой Гарри, и тогда их было восемь человек — противостоять такой группе авроров было сложно. Рон чувствовал себя непобедимым!

Каждый в их команде имел свои сильные стороны, но трудней всего было смириться с тем, что пришлось взять Кэрол. Девчонка — аврор? Такой, как Тонкс, больше не будет, а все остальные, при всём уважении к Гермионе, не могли сравниться с мужчинами. Ведь кроме реакции, скорости и ловкости, нужны сила и выносливость. Однако Кэрол со временем доказала, что о ней не надо беспокоиться — её фишкой были внешняя хрупкость и кажущаяся слабость. Она владела умением концентрировать энергию и наносить неожиданные удары огромной силы. После того, как Рон испробовал их на себе, сомнений не осталось — Кэрол стала в их команде «своим парнем» и была во всём на равных.

Её называли своим парнем, конечно же, в шутку. Кэрол была красива! Её ладная и довольно хрупкая на первый взгляд фигура притягивала взгляд. Девушка собирала роскошные золотистые волосы в высокий хвост, который выплясывал невероятный танец во время тренировок, описывая круги вокруг её головы. Живые карие глаза выдавали её силу и хитрость — взгляд так и буравил противника.

Стефан Миллс был молодым аврором, а его отец, Флетчер Миллс, проработал в Аврорате уже много лет. Многие завистники полагали, что Стефан прошёл отбор в авроры только благодаря родственным связям, но Рону было плевать на болтовню. Стефан обладал отличной реакцией и ценным сочетанием смелости и осторожности, что не раз выручало их на миссиях, а также мастерски владел палочкой — он мог отбить любое заклинание в долю секунды и тут же обездвижить противника.

Джон был не таким однозначным типом. Стайк настоял на том, чтобы Джон попал в команду Рона, но все его недолюбливали за сарказм и острый язык. Невысокий, темноволосый, с обманчиво-наивными голубыми глазами, Джон мог отпустить такую шуточку, что даже у Рона, любившего иронизировать, не хватало терпения. После того, как он назвал Гермиону «цыпой, которая должна лежать на столе, но не в жареном виде», их разногласия стали непримиримыми. Однако Рон знал, что Стайк не выберет в авроры слабака. Джон был самым выносливым, отчаянным и смелым в их команде. В его жизни была какая-то драма, известная только Стайку — оттуда и ядовитый сарказм.

За год тренировок, операций и миссий у Рона и Гарри случалось всякое.

Первое время им приходилось задерживать пожирателей смерти, которые не сдались, не были вовремя арестованы и желали отомстить тем, кто был причастен к аресту или гибели их близких. Их разрозненные группы приносили немало неприятностей, но подготовленным аврорам поймать их было не так уж сложно.

Однако в последнее время тёмная магия приобрела другие очертания. Теперь преступников мало интересовали глупости вроде чистокровности; это уже не были пожиратели смерти, преданные Волдеморту. За тёмными магами стояла новая направляющая сила — обширная международная организация, желающая получить большие деньги и власть. Вопреки законам, члены этой организации использовали технику и оружие магглов. Это были террористы — беспринципные и жестокие маги, которые могли развязать войну среди магглов, чтобы управлять континентом или просто получить ценный магический артефакт.

К преступникам уже давно подбирались Альдонар Стайк, глава Аврората при Министерстве Магии, и его коллега, старый друг и опытный маг — Флетчер Миллс, возглавлявший недавно созданный закрытый лазарет. Если целители Св. Мунго были бессильны помочь пострадавшим аврорам или простым магам, за дело брались искусные хилеры Миллса. Им помогали сотрудники новой лаборатории, работавшие над контрзаклинаниями для редких заклятий, защита от которых была утеряна или забыта.

Именно в такой лаборатории и работала Гермиона.

* * *

Сегодня всё должно измениться! Она нащупала решение, оно где-то рядом! Она нашла контрзаклинание, нужно только испытать его! Гермиона бежала по этажу спецбольницы для авроров, где собиралась поговорить с Миллсом, который курировал их срочный и секретный проект. Она поможет Рону и всё будет, как прежде! Ей неловко было признаться даже самой себе, что она бросилась на поиск антидота так решительно, потому что мотивы были очень личными. Если с ним и его командой всё будет хорошо, Гермиона сможет сказать себе, что не зря пришла на работу в лабораторию. Если её решение верно, последствия заклинания, над антидотом от которого они так долго бились, не просто ослабнут — они вовсе исчезнут!

Ехать в лифте было мучением. В голове проносилось всё, что они с Роном пережили за последние недели.

После неудачной миссии, о которой Рон не мог ничего рассказать, так как она была совершенно секретной, они уже три недели почти не разговаривали. Гермиона знала, как Рон гордился успехами своей непобедимой четвёрки, и сначала подумала, что неудача ранила его самолюбие. Однако скоро она поняла — произошло что-то серьёзное, пострадала его команда, и Рон винил себя за это. Он пропадал целыми днями на работе, почти не разговаривал и не улыбался.

За несколько счастливых месяцев проживания в их съёмной квартирке ещё не было трёх дней, чтобы они не занимались любовью. Но вот уже пошла третья неделя, а Рон всё не мог поднять на неё глаза, не мог к ней прикоснуться. Сначала у неё щемило сердце от тоски в его глазах, и она просила:

— Поговори со мной!

Но он только качал головой. Отправляясь на секретные миссии, все авроры давали клятву тайны, нарушение которой могло привести к потере магии.

Незнание просто убивало её!

Что случилось во время проклятой миссии? Гермиона мучительно гадала, зная точно, что никто из команды Рона не погиб. Ужасные картины вставали перед её глазами. Вот пожиратели смерти пытают Рона, а он корчится на полу. Или ещё хуже — на его глазах пытают других. Тут точно умом тронешься! Гарри не участвовал в той миссии, и не мог ответить на вопросы Гермионы. Он знал так же мало, как и все в Аврорате — кроме начальников, самой пострадавшей команды и нескольких врачей.

Правду Гермиона узнала совершенно случайно. В их лабораторию по разработке контрзаклинаний поступило новое срочное задание — найти антидот к редкому заклятию, о существовании которого знали единицы: «Альтроменте». Его свойства и последствия были мало изучены, и Гермиона, Андре, Тарани и Виктор потратили целых три дня только на то, чтобы найти упоминание о нём! И лишь спустя неделю Гермиона случайно узнала, что заклятие применили к одной команде авроров, которая сильно пострадала.

Говорить с Роном о его работе она не могла, но тратила все силы на то, чтобы найти контрзаклинание. А уж если Гермиона бралась за дело, то оно сразу двигалась с мертвой точки. Это стало личным делом, особенно когда день за днем Рон приходил домой полумертвый, отдалённый, совсем чужой и с постоянным выражением вины на лице.

— Прости меня, Гермиона, не знаю, сможешь ли ты простить меня, — не поднимая глаз, бормотал он.

Жестокость заклинания была в том, что оно действовало постепенно, изменяя и разрушая сознание. В лаборатории они прозвали это заклинание «дементором», потому что мозг начинал отрицать все положительные эмоции и ввергал человека в депрессию, концом которой со временем могло стать изменение личности и даже самоубийство. Несчастный мог ходить во сне, непрерывно плакать и винить себя во всех грехах. К счастью, у Рона симптомы были не такими серьезными, поэтому Гермиона была уверена — напрямую к нему это заклинание не применяли. Вероятно, оно лишь слегка затронуло его, и эффект оказался не столь сильным. Но у Рона были приступы депрессии. Гермиона видела, как он опускал голову на руки и словно погружался в сон. В такие минуты ей казалось, что её любимый далеко — настолько отрешенным он выглядел.

Выскочив из лифта, она понеслась к больничным палатам для авроров, где надеялась увидеть Миллса. Она впервые была в лазарете и не сразу нашла его кабинет. Конечно, влетать без стука невежливо, но тут уж не до приличий! К её большому разочарованию, кабинет начальника был пуст, а на столе красовалась куча неразобранных бумаг. Гермиона тихо возмутилась: нельзя оставлять бумаги на столе в открытом кабинете! Она подумала, не напомнить ли Миллсу об этом, но решила, что не стоит нарушать субординацию.

Гермиона села на стул и расправила на коленях принесённый пергамент, исписанный мелкими буквами. Можно было перевести дух и собраться с мыслями. Погрузившись в записи, она не сразу заметила, что за стеной кабинета раздавались странные звуки, но потом в страхе потянулась за палочкой — ей послышался шёпот и всхлипы. Нет, опасности не может быть — в центре министерства, в лазарете для авроров были, вероятно, пострадавшие маги. И тут кровь ударила ей в голову — ритмичные стоны за стеной совершенно точно напоминали звуки … нет, не страдания, а сексуального возбуждения. Послушав еще минуту, Гермиона не сомневалась — за небольшой боковой дверью, почти не заметной из-за шкафа, двое занимались любовью. И получали от этого, по-видимому, большое удовольствие. Гермиона покраснела и встала, чтобы уйти — ей стало неловко быть свидетельницей чего-то личного, не предназначенного для её ушей, пусть даже и происходящего за стеной. Неужели мистер Миллс мог позволить себе такое? Вряд ли его жена пришла к нему в кабинет в рабочий день, чтобы разнообразить свою сексуальную жизнь. И Гермионе стало очень стыдно за него и жалко его жену, милую, совсем ещё не старую женщину.

— Это не моё дело, в конце концов! — тихо прошептала она себе. Однако разочарование было сильным — теперь придется уйти, нельзя и думать представить Миллсу контрзаклинание, ожидая его в кабинете. Стоны раздавались всё ритмичней и громче, и Гермиона уже держала дверную ручку, чтобы уйти, когда женщина за дверью прокричала: "Рон! Рон!" — и ее стоны утонули в ровном стуке и шепоте, и скоро все затихло.

Земля зашаталась, как при землетрясении, а руки у Гермионы затряслись, как будто сам Волдеморт заглянул в неё своими красными глазами и вывернул душу наизнанку. Надо уйти, надо уйти — стучало в голове, а ноги медленно несли к двери, за которой только что воцарилась тишина. Шаг, ещё шаг. Она не хотела видеть, что там, за дверью, но шла к ней. Последний шаг.

Гермиона нажала на дверную ручку и потянула дверь на себя… Заперто. Еще раз, посильней… Заперто. Она потянулась за палочкой. "Аллохомора!" — прошептали губы. Ничего. Дверь не открылась. Может, оно и к лучшему? Теперь вон отсюда!

Глубоко вздохнув, она вышла из кабинета довольно твёрдым шагом.

В коридоре было неожиданно шумно и людно. Оказывается, кроме неё есть ещё много людей, которые ходят, дышат, разговаривают, и никакого землетрясения нет. Помутнение разума окончательно прошло, и она с улыбкой поприветствовала нескольких сотрудников. Мысли лихорадочно забегали в голове. Может, это ошибка? Она ничего не слышала, или это было совсем другое имя. А ещё — и тут сердце немного встрепенулось, и мелькнул луч надежды — в министерстве не так уж мало Рональдов. Правда, она знала лишь одного, которого обычно звали Роном, но это дело вкуса. Она тут же вспомнила, что в Отделе по защите магических существ есть Рональд Крисман, а к тому же три Джорджа и два Оливера. Правда, это к делу не относилось, но успокаивало.

Гермионе оставалось только одно — ждать. Если из кабинета нет других выходов, то рано или поздно любовники должны оттуда выйти. Ощущать себя в роли шпионки было неловко, однако ей нужно было встретиться с мистером Миллсом, а значит, ждать его — её прямая задача. Затерявшись среди спешащих на обед сотрудников, Гермиона заняла позицию в конце коридора. Сердце стучало так, что пришлось приложить к груди руку. Ждать пришлось недолго.

Ручка двери в кабинет, соседний с кабинетом Миллса, медленно наклонилась, и дверь приоткрылась. Рон вышел в коридор решительной походкой, пригладил рукой взлохмаченные волосы и, не оглядываясь, быстрым шагом пошёл в сторону лифтов.

Сердце больше не стучало. Внутри всё словно онемело, а на губах появилась глупая улыбка.

Я хотела спасти его, подумала Гермиона.

Непонимание, обида, стыд — все вместе захлестнуло её, но глаза были сухими. Рон, её РОН! Самый любимый и дорогой человек на свете, самый лучший друг, с которым они столько лет вместе смеялись и плакали, и делились тем, что нельзя сказать никому другому. Этого не может быть! Она не могла не заметить, что он разлюбил её! Она бы знала.

Гермиона всегда чувствовала, когда нравилась или не нравилась мужчинам. Это не раз выручало её, помогало избежать опасных ситуаций. Интуиция безошибочно подсказывала: стоп! Не общайся с ним! Он думает только об одном! Не могла интуиция подвести её в главном — Рон не мог изменить ей с другой.

Она знала — простая интрижка не для Рона. Они столько раз обсуждали его ненасытных дружков, которые, имея подруг, встречались с другими девушками. У Рона это вызывало только досаду — как они могут? Неужели они целуют всех одинаково, и шепчут дежурные слова, и переплетают пальцы — и всё с разными женщинами? Не так он был воспитан — спасибо Молли! Рон не был похож на своих братьев, которые обрели уверенность в себе и получили первый любовный опыт в более юном возрасте, чем он. Билл, Джордж, Чарли — все они нашли свою настоящую любовь позже, испытав первое наслаждение и неудачи ещё до встречи со своими теперешними жёнами.

У них с Роном всё было по-другому. Он полюбил её давным-давно, с ней он стал мужчиной, и больше ему никто не был нужен.

Но всё изменилось. Почему? И кто там, в палате? Вот эта новая мысль теперь не давала Гермионе покоя.

Она подошла к стойке в конце коридора и, сама себе удивляясь, небрежно спросила дежурного:

— Можно навестить пациентку в лазарете?

Тот с недоверием осмотрел её с головы до ног, и Гермиона поёжилась под колючим взглядом.

— Ваш пропуск!

— Я, вероятно, смогу ей помочь, это очень срочно!

— Вход в палаты лазарета запрещен. Ждите мистера Миллса. При всём желании, мисс, пароль знает только он. А вот и он сам! — неприветливый охранник указал на начальника, спешащего по коридору.

Гермиона бросилась за Миллсом. Как она могла забыть про свою главную цель — контрзаклинание, которого ждут пострадавшие маги? Возможно, их больше, чем она знает, неизвестно, сколько раз применялось чёрное заклинание, а она думает только об одном — кто залез в штаны к её любовнику! Ведь Рон ей не муж, и никаких обязательств у него перед ней нет. Они два свободных человека, которые договорились пожить вместе, и какое-то время им это удавалось. Вот и всё. Чувство долга вернуло её к реальности.

Гермиона решительно направилась к кабинету Миллса и постучала. Она просто молодец! Она просто гений. А если кто-то этого не ценит — к чёрту!

* * *

— Мистер Миллс! Мне срочно нужно с вами поговорить! — воскликнула Гермиона, влетая следом за Флетчером Миллсом в кабинет.

— Что случилось? На вас лица нет, — взволнованно ответил Флетчер. — Садитесь, я вас слушаю.

Гермиона опустилась на стул, на котором сидела всего несколько минут назад, и перевела дух.

— Меня зовут Гермиона Грейнджер, — начала она, полагая, что начальник мог не запомнить её, но Миллс её перебил.

— Я знаю всех сотрудников лаборатории. Что случилось?

— Я нашла его, — спокойно сказала она и протянула Миллсу листок, густо покрытый каракулями.

— Не может быть, мисс Грейнджер! — тот уставился на листок, а затем в недоумении посмотрел на Гермиону. Пододвинув свой стул поближе к ней, он только и смог сказать:

— Рассказывайте!

— Понимаете, мистера Смоллетта сегодня нет на месте, он на важной встрече с министром, поэтому я пришла сразу к вам.

— Правильно сделали! — Миллс сгорал от нетерпения, и девушка продолжила:

— Я подумала, что заклинание, которое действует долго, нельзя нейтрализовать быстро. Поэтому у меня здесь не просто контрзаклинание, а антидот, который подействует за … неделю. Чем раньше мы его применим к пострадавшим, тем лучше. В книге о чёрной магии, которую я привезла из Франции, есть кое-что об Альтроменте. Это Ретрасьон — заклинание восстановления памяти и эмоций. Но оно будет действовать, только если человек в момент применения будет испытывать сильные положительные эмоции. Ну, будет, например, смеяться, наблюдать за любимой собакой или лететь на метле, понимаете, — она объясняла всё чётко и обстоятельно, как учительница на уроке. Её глаза блестели, волосы растрепались.

— Можно просто приготовить эйфорийное зелье, — предложил Миллс, быстро улавливая суть.

— Нет, никак нельзя, не подействует. В том-то и дело, что эмоции должны быть подлинными — так описывается применение Ретрасьон в моей французской книге. Вот рецепт зелья, которое надо давать сразу после «приступа счастья». Я переписала его из «Зельеварения в средние века». И ещё. Я думаю, что чёрный маг — француз, — уверенно добавила Гермиона.

— Почему? — удивился Миллс.

— Альтроменте часто использовалось магами в средневековой Франции, особенно в борьбе за власть, для устранения неугодных наследников, и не только среди магов. Есть описания того, как маги помогали магглам решать их проблемы — на уровне герцогов и королей. И произносилось оно как "Отременталь", что значит…

Миллс не дал ей закончить.

— Я знаю французский! «Другое сознание».

— Да, но это ещё не всё. Отременталь применяется магом сразу к нескольким людям, которые касаются друг друга. Поэтому в средние века его нередко применяли к любовникам. Несчастные потом вместе сходили с ума или лишали себя жизни. Есть примеры из истории…

— Об этом позже! Как же похоже на верное решение! Мисс Грейнджер, вы просто умница! — Миллс вскочил со стула и стал нервно ходить по кабинету. — Я поговорю с целителями, и мы решим, к кому лучше применить антидот. Пострадавших уже шестеро. Вы хотите участвовать?

— Конечно, мистер Миллс! — с надеждой воскликнула она. Быть членом команды хилеров секретного отдела? Об этом можно только мечтать! Но её радость сменилась тревогой. — Неужели уже шестеро?

— Да, этот гад применил его несколько раз, а ведь мы ещё не знаем всех случаев. Если ваши догадки помогут найти его, вас ждёт большое, большое будущее! — Миллс схватил её за руки, заставив встать со стула и крепко обнял. — Мой сын — один из пострадавших. Я все эти дни не терял надежды помочь ему, но его состояние ужасно! Если он не поправится …

Гермионе было странно стоять в объятиях Флетчера Миллса и видеть слабость этого сильного волшебника. Неужели он всхлипнул — или показалось? Да, страх потерять близких сломает кого угодно! Прежде чем отстраниться и вернуться к столу, Миллс с благодарностью сжал её и поцеловал в макушку, но в этот момент дверь в кабинет приоткрылась. Они не успели заметить, кто заглянул в него и стал свидетелем неловкой сцены, но Гермионе было всё равно. Миллс поверил в её идеи, не назвал их бредом, решил испытать на пострадавших — это главное. Она дала ему надежду спасти Стефана и еще пятерых авроров. Ради этого Гермиона и пришла работать в лабораторию!

— Мистер Миллс, неуверенно спросила Гермиона, — а кто у вас в соседней палате? Ваш сын? — Гермиона прекрасно знала, что это был не его сын, но по-другому спросить было неловко. — Может, мы сразу и применим к нему антидот?

С замиранием сердца Гермиона ждала ответа. Сейчас она узнает правду. Ей хотелось, чтобы пауза длилась вечно, потому что правду знать будет больно.

— Нет, там одна пострадавшая, но она уже поправляется, — быстро сказал Миллс, и Гермиона поняла, что он не хочет распространяться. Неловкость повисла в воздухе. Значит, правду придется узнать от Рона. Думать об этом совсем не хотелось.

— Мисс Грейнджер, не только вы ищете антидоты. Для этой волшебницы был найден свой способ, но пока я не могу сказать вам о нём. К сожалению, он действует только на женщин. Моему сыну он помочь не может. Нужно применить что-то другое. Может быть, Ретрасьон? — Миллс с одобрением взглянул на неё из-за стола. Ему было неловко за минутную слабость, за проступившие слёзы.

Гермиона со стыдом вспомнила, как всего полчаса назад осуждала этого мужчину за измену жене. В глубине души она знала — он хороший человек. Не просто сильный маг, но и достойный уважения мужчина, который никогда бы не поступил так, как Рон с ней. Она представила, как тяжело было миссис Миллс знать, что её сын может вскоре угаснуть и погибнуть, а её муж, сильнейший маг и лекарь, не может ничего сделать. Миллс уже не был, как раньше, чужим — теперь их с Гермионой объединяла не только одна работа, но и одна тревога — за самых близких людей.

Она понимала, что Рон поступил подло и предал её, но чувства из сердца не улетают так быстро.

— Мистер Миллс, вы знаете, что Рональд Уизли — мой жених? — осторожно спросила она, и Миллс молча кивнул. — Вы, наверно, не связаны, как он, клятвой тайны, поэтому спрошу у вас напрямую: если Рон тоже пострадал от этого заклятия, почему он не в больнице? Поможет ли ему мой антидот?

Взгляд Миллса смягчился.

— Я понимаю, что вы старались не только ради него, но это было главным стимулом, верно? — Флетчер на секунду отвернулся, колеблясь, говорить ли дальше. — Рон пострадал меньше, потому что заклинание было направлено не на него, а в связке он был третьим. Но помощь ему нужна. Без антидота разрушение всё равно будет происходить, хоть и медленней. Поэтому мы не будем терять время.

Миллс нажал на кнопку связи с другим крылом этажа.

— Элинор, всю команду сюда, срочно! — и, обращаясь к Гермионе, добавил: — Зови меня Флетчер.

Спустя несколько часов после разговора с Флетчером Миллсом Гермиона быстрым, уверенным шагом возвращалась через длинные коридоры и этажи в лабораторию. Почти все маги закончили свой рабочий день, и министерство опустело. Надо что-то придумать, чтобы долго не блуждать по этим бесконечным коридорам, думала она, найти быстрый способ перемещения внутри министерства, доступный только сотрудникам. Камин и аппарация не подходят — здесь можно трансгрессировать только в определенных местах. Её рационализаторская мысль пыталась найти выход. Можно сделать мини-порталы из дальних точек, чтобы не ходить бесконечно туда-сюда — так сэкономится время.

Однако сейчас она была не прочь пройтись. После долгого умственного напряжения, работы в новой обстановке с настоящими секретными магами и хилерами, которые обсуждали и усовершенствовали её, Гермионы, идею, внутри всё кипело. Работа всегда помогала ей забыть о проблемах. Ещё в Хогвартсе книжки и усердные, долгие занятия помогали забыть об обидах и ссорах. И тогда, и сейчас главной её проблемой был Рон.

Не везет ей в любви — пусть повезет в работе! Гермиона была рада, что её рассудок способен на оптимизм в самых стрессовых условиях.

Шагая по пустому коридору, Гермиона со страхом думала, что вернётся домой и встретится с Роном. Что она ему скажет? «Как ты мог быть таким гадом и трахнуть другую?» Неплохо для начала. Или, нет: «Хорошо проявил себя в секретной палате у Миллса? Сколько раз она кончила, два или три?» И невозмутимо добавить: «Судя по её крикам, квалификацию не теряешь!»

Ничего она такого Рону не скажет. Потому что, как увидит его, задрожат колени, и она разревётся. И будет выглядеть полной дурой. Так что домой ей сегодня никак нельзя. Надо придумать важное дело, работу, поехать к родителям…

С такими мыслями Гермиона подошла к кабинету, в котором уже несколько месяцев работала над контрзаклинаниями вместе с группой магов. Она не ожидала увидеть никого внутри, потому что другие сотрудники не оставались, как она, после шести часов. Назвав в пропускное окно пароль, Гермиона открыла дверь, быстро зашла в кабинет и опешила.

Рон сидел на её столе в гордом одиночестве, поставив ноги на её стул, его лицо выражало крайнюю степень недовольства и нетерпения.

— Ну, как пообщалась с любовником? — с грозным видом спросил Рон. — Трёх часов хватило?

Сказать, что у нее отняло речь — не сказать ничего. Она никак не ожидала его увидеть и минуту назад боялась этого больше всего на свете, и от услышанной наглости просто пересохло в горле. Впервые в противостоянии с Роном она не знала, что сказать — не могла выдавить ни слова.

Зато у Рона уже была заготовлена речь, которую он прокручивал в голове последние полчаса, когда, попрощавшись с последним из её коллег, уселся ждать её в кабинете.

— А ничего, что Миллс твой начальник? Что у него жена, дети? Что он тебе в отцы годится? Куда улетучились все твои хвалёные принципы?

Гермиона молча ждала продолжения. Слишком уж нелепой была ситуация.

— Гермиона, всё чего я просил от тебя — это немного терпения! Я попал в ужасный переплёт на миссии, на работе всё кувырком, в моих мозгах сидит никому не известное заклинание, я, может, скоро от него подохну, а ты прыгаешь в объятия другого? — Рон в отчаянии провёл руками по волосам. Лицо покрылось красными пятнами, щёки горели. — Давно у тебя с ним?

Наверно, он немного выпил для храбрости, подумала Гермиона и продолжала молчать.

— Что, речь отняло? Шлюха, — в его голосе зазвучали слёзы.

— Слезь с моего стола, — тихо сказала она.

— Дома не жди, — закончил Рон, выругался и, громко швырнув её стул о стену, выскочил из комнаты.

Из кабинета Гермионы Рон помчался к ближайшему камину. Ему нужно было срочно напиться и увидеть Гарри. Но можно и в другом порядке. А еще лучше напиться вместе с Гарри. Хотя это чревато. Джинни в прошлый раз разозлилась на него за то, что Гарри напился вместе с ним, и наслала на Рона муравьиную чесотку. Врагу не пожелаешь! Хорошо, что Гермиона сжалилась и через три часа сняла заклинание. Всё тело чесалось так, как будто в одежду накидали кусачих муравьев, а Рон не знал контрзаклинания. Ну как можно поднять палочку на любимого брата? Но Джинни могла. Её темперамент мог выкинуть всё, что угодно. Как только Гарри это терпит? И почему Джинни не наслала муравьёв на Гарри?

Рон схватил порох, запрыгнул в камин и прорычал: «Синяя Ель».

Через пару секунд он уже стоял в гостиной новой квартиры Гарри и Джинни, которую они арендовали месяц назад, сразу после свадьбы. Не удосужившись отряхнуть одежду от пороха, Рон прошел в гостиную и прокричал:

— Гарри, ты здесь?

— Рон, привет! — радостно воскликнула Джинни, — Гарри наверху, он только что пришёл. Эй, что случилось? Только не говори мне про вашу дурацкую работу, а то я закричу.

Рон сел на диван, закрыл лицо руками и всхлипнул.

Такого поворота Джинни никак не ожидала. Последний раз она видела слёзы Рона на похоронах их брата, но тогда все были не в себе. Он не был склонен к лирике и не любил ныть без повода. Она сама такая — всегда надо смотреть на вещи с лучшей стороны!

— Кто-то умер? Рон, не пугай меня? — воскликнула она, — да скажешь ты или нет?

Джинни села рядом на диван и обняла брата.

— Гермиона, — только и смог сказать Рон.

— Что с ней? Она жива? Ранена? Рон, отвечай! — Джинни перешла на крик и стукнула брата по затылку.

— Ой, не волнуйся, она в полном порядке! Только пусть она идёт ко всем чертям собачьим! Если я ещё раз её увижу, то превращу в жабу!

Джинни с пониманием улыбнулась и облегченно вздохнула.

— Ты никогда не был силён в превращениях. Превратишь её в змею, и она тебе откусит голову! И правильно сделает. Ты напугал меня до смерти из-за очередного приступа ревности? Рон, сколько можно?

Из спальни на шум выглянул Гарри:

— Эй, что у вас тут происходит? Обсуждаете результаты последнего матча? Та-ак, в чём дело? — надевая на ходу туфли, Гарри спустился вниз.

— Если мой брат опять вздумает напоить тебя, потому что один из сотрудников Гермионы не так на неё посмотрел, я вас отвращу от виски — будет год выворачивать, — сказала Джинни, но всё же утешительно похлопала Рона по плечу.

Она очень любила брата. Из всего рыжего семейства с ним она легче всего находила общий язык, но это не значит, что она собирается мириться с его приступами ревности. Правда, в последнее время Рон с Гермионой мало ссорились. С тех пор, как он, наконец, открыл ей свои чувства, это было всего пару раз. А с начала их совместного проживания — всего один раз, когда некий Андре, молодой коллега Гермионы, пригласил её на ланч в министерскую столовую и осмелился положить руку ей на плечо. Рон стал случайным свидетелем этого, и парень получил взбучку. Гермиона заступилась за коллегу и отругала Рона. После этого они два дня не разговаривали, и Рон проводил время, доставая Джинни и Гарри своим нытьём, днём — на работе, ночью — в старой квартире Гарри. Потом Гермиона появилась из камина, молча взяла Рона за руку, и они, на радость Гарри, исчезли из его квартиры, не попрощавшись.

— Ужинать будешь или чаю сделать? — по-деловому спросила Джинни, давая понять, что не желает знать подробности.

Рон сидел на диване, не поднимая головы, уставившись на свои ботинки.

— Гарри, твоя очередь, — пожала плечами Джинни и удалилась на кухню.

— Джинни, умоляю, налей огневиски, — простонал Рон, — мне нужно, чтобы голова отключилась полностью, поверь!

— Тогда я тебе налью сонного зелья! Проснёшься завтра утром, и без похмелья, — Джинни упрямо посмотрела на брата.

— Джин, послушай, у Рона трудные времена, — вмешался Гарри. — Это из-за работы, ты же знаешь, он чудом избежал Св.Мунго. Отнесись с пониманием! Всё-таки он твой брат.

Джинни закатила глаза.

— И поэтому из любви к нему я должна его спаивать, и тебя вместе с ним? Знаете что, я буду пить вместе с вами, и вы об этом пожалеете!

Гарри сел рядом с Роном, проигнорировав злобный взгляд жены.

— Эй, дружище, — спокойно сказал он, — всё будет, как всегда, хорошо. Но сначала ты мне расскажешь, что случилось. Ты оставил в министерстве пару трупов или избил их только до полусмерти?

Рон криво усмехнулся.

— Она ничего не отрицала, Гарри. Я видел их вместе, они обнимались в его кабинете, и всё, что она мне удосужилась сказать — «слезь с моего стола»!

— На столе сидеть некрасиво! Ты знаешь ее манеры, — попытался отшутиться Гарри.

— Больше ни слова не сказала, только пялилась на меня. Я поймал их вместе, Гарри. Как она могла?

— Послушай Рон, тебе, как всегда, просто показалось! В последнее время ты склонен к драматизму. Я знаю, это из-за чёртова заклинания, но не вымещай свою досаду на Гермионе. Я знаю, как ей сейчас тяжело.

— Она что, встречалась с тобой и жаловалась на меня?

— Рон, не будь придурком! Она переживает за тебя и пытается помочь, — Гарри с горечью посмотрел на друга. — Вот где она сейчас?

— В последний раз мы виделись, когда я назвал её шлюхой, а она стояла в своём кабинете и потешалась надо мной. — Рон прикусил губу, думая стоит ли продолжать. Видно было, что он хочет сказать что-то важное, но не решается. — Послушай, Гарри, мне так гадко. Я не хочу, чтобы Джинни знала, но у Гермионы были причины изменить мне. Я был с другой женщиной. Наверно, Гермиона узнала и решила мне отомстить, — закончил он уже шепотом.

— Рон, зачем ты это сделал? — Гарри не мог поверить, что его друг способен на предательство.

— Не сделал, а делаю. И буду делать. А самое мерзкое, что не могу тебе сказать, почему. Когда я шел на это, Гарри, я не думал, что так увязну. Но у меня не было выбора, поверь! Когда на кону чья-то жизнь, делаешь всё возможное! Ты понимаешь меня?

— Рон, ты месяц сводишь Гермиону с ума, называешь шлюхой, при этом спишь с другой женщиной и хочешь, чтобы я тебя понимал? Она по-прежнему мой лучший друг! Что я теперь скажу ей, если она меня спросит? Я не буду врать, — взгляд Поттера выражал что угодно, только не сочувствие и понимание, которые так нужны были его другу. — Знаешь что, мне кажется, ты уже в порядке. А вот Гермионе может понадобиться моя помощь. Надеюсь, ты не ударил её?

— Что за вопросы, блин! За кого ты меня держишь? — возмутился Рон.

— Извини, но в последнее время ты мне не нравишься! — Гарри, конечно, не признался бы Рону в том, что даже проверял его на Империо...

— Я сам себе не нравлюсь! Но после того, что я видел, Гарри, я... просто в шоке! Она была в кабинете у Миллса и…

Гарри перебил друга:

— Рон, что ты придумываешь? Гермиона и Миллс? Да никогда! — уверенно сказал он, всё еще глядя с осуждением на Рона. — Я поищу её. Начну с министерства.

— Джинни, я по делам! — крикнул Гарри жене, — покорми брата, но не пои его. И не вздумай пить сама, а то обездвижу тебя и заставлю всю ночь слушать, как я пою частушки из Хогсмида!

Джинни засмеялась из кухни:

— Можешь на меня положиться. Такой пытки я не вынесу, — она вышла и ласково улыбнулась мужу, — и присмотри там за Гермионой. Похоже, ей ни за что ни про что досталось.

Джинни решительно повернулась к брату.

— У меня хорошие новости — на ужин бифштекс!

* * *

Гермиона села на пол у стены. Как глупо. Может, это был не Рон, а его клон, выходящий днём из кабинета Миллса? Это было бы хорошо. Но что-то ей подсказывало, что это не так. Проклятая интуиция. Нужно было столько работать над ней, развивать и применять, чтобы она теперь безошибочно повторяла — это был он, Рон, её Рон, и ничего не поделаешь! Всё кончено!

И позже это он заглянул в кабинет, когда Миллс дал волю чувствам. Вдвойне глупо, что она не смогла ничего ответить. Вот что значит оказаться в ненужном месте в ненужное время! Похоже, им с Роном сегодня это удалось вдвойне. «Дома не жди» — в голове звенел его крик. Зато теперь можно идти домой и ничего не придумывать.

Она продолжала сидеть на полу ещё какое-то время. Усталость, разочарование, обида от страшного открытия и радость от успешной работы дали о себе знать. Уснуть бы прямо тут, на полу, и не шевелиться. Она закрыла глаза.

В коридоре послышались шаги. Только бы это был не Рон, подумала Гермиона. Она не хотела, чтобы он видел её в таком разбитом состоянии. Она не готова к разговору, не готова бросить ему в глаза обвинения, но, самое главное — не готова услышать правду. Дверь в кабинет медленно открылась, но никто не входил.

Гермиона не шевелилась. Её положение было странным, и входящий не сразу смог бы заметить её. Может, Рон подумает, что кабинет пуст, а она ушла и в спешке не заперла дверь?

Высокая фигура в тёмной мантии и капюшоне медленно выросла в дверном проёме. Что-то в этом облике было жутким для Гермионы — то ли капюшон, спрятавший почти всё лицо, то ли медленное зловещее появление, то ли неестественная высота. Почувствовав угрозу, она медленно стала доставать свою палочку из кармана мантии. Однако вошедший, заметив движение, повернул к ней голову, и у Гермионы похолодело внутри. Лица его она не видела, а только глаза, полные силы и угрозы. Что-то знакомое мелькнуло в этом взгляде. Едва она успела достать палочку, как посетитель воскликнул:

— Акцио палочка! — и её палочка в ту же секунду оказалась у него в руке.

Гермиона подумала, что у вошедшего к ней какое-то личное дело. Она не зря работала в Аврорате! Нет, она не была Аврором, не участвовала в операциях и миссиях, но могла бы — при необходимости. Кроме того, Гермиона не зря провела целый год во Франции, закончив лучший в Европе курс на факультете магических искусств. Не все знали, какие умения она приобрела, и даже Рон был поражен тому, как выросла её магическая сила. Она могла неплохо применять Легилименцию, знала множество редких заклинаний, но её редкий дар, данный не каждому волшебнику — беспалочковые невербальные заклинания. Их применение требовало огромной собранности и концентрации, но у Гермионы было еще одно ценное свойство — приступ адреналина заставлял её мыслить чётко и быстро.

Поэтому она без труда и совершенно незаметно для странного гостя проговорила про себя: «Протего сфера». Сейчас же вокруг неё образовался невидимый щит, который защищал от любых заклятий. Она могла бы мысленно послать любое разрушительное заклинание на непрошеного гостя, но у неё ещё оставалась надежда — вдруг он не хочет навредить ей, вдруг он сам попал в беду и чего-то боится?

Надежда развеялась в ту же секунду, как незнакомец поднял её собственную палочку, направил на неё и чётко произнёс:

— Авада Кедавра! — зеленое пламя ослепило Гермиону, и она закрыла глаза.

Открыв их через секунду, она обнаружила, что гость испарился, а её палочка лежит на полу возле двери. Сердце стучало так, что пришлось применить к себе успокаивающее заклятие. Только после этого она медленно подползла к двери и взяла свою палочку. Очевидно, незнакомец решил, что сделал своё дело и удалился, и не надо было разрушать его иллюзий. Не решаясь выглянуть за дверь, которая оставалась открытой, Гермиона замерла возле неё, держа палочку наготове. А вдруг он вернется? Тогда она, не мешкая, покажет ему, как нападать из-за угла.

В это время в глубине коридора раздался испуганный крик, а затем глухой удар о пол. Не мешкая ни секунды, Гермиона выскочила из кабинета и помчалась по коридору. За поворотом мелькнула черная мантия, из-за двери соседнего кабинета виднелась нога в синей туфле. Подбежав поближе, Гермиона увидела Альбу Картер, их секретаршу, лежащую на полу в неестественной позе. Что она могла делать здесь так поздно? Ведь еще совсем недавно её кабинет был пуст. Не пришла ли она сюда со зловещим незнакомцем? Наклонившись над телом девушки, Гермиона еле сдержала крик ужаса — тело казалось безжизненным.

Тревожная кнопка! Бросившись назад по коридору, Гермиона хотела добраться до кнопки, которая давала сигнал охране Аврората, но за спиной послышались шаги. Не желая больше сюрпризов, она резко развернулась и вскинула руку с палочкой.

— Остолбеней! — и только после этого пригляделась к упавшему противнику.

Гарри Поттер не отлетел назад лишь потому, что расстояние было приличным и Гермиона не вложила в заклинание всю силу.

— О, Мерлин, Гарри, я не хотела, — прокричала она, бросившись к нему.

Он почти сразу зашевелился и поднял голову:

— Ты тренируешься на всех входящих или ожидала увидеть Рона?

— Поверь, он — последний, кого я ожидала здесь увидеть. Гарри, прости! Что ты здесь делаешь?

— Пришёл проверить, всё ли с тобой в порядке. Что здесь происходит? — Гарри увидел лежащую Альбу Картер и вскочил на ноги. — Гермиона, ты что хочешь, чтобы все остолбенели? Что она натворила?

— Гарри, здесь был неизвестный маг, он… он… — голос Гермионы задрожал, — я думаю, это Авада Кедавра. Я бежала к тревожной кнопке, но тут появился ты и я… я… Он был в моём кабинете и хотел убить меня, он забрал мою палочку, но я применила невербальную защиту, и …

Речь прервалась и Гермиона постыдно разрыдалась. Гарри тут же обнял её.

— Этот день, этот ужасный день, — всхлипывая ему в плечо, повторяла она, — он никогда не закончится! Я думала ещё днём, что умру, когда узнала, что Рон… не важно, а потом мы продумывали антидот, а потом этот в капюшоне. Гарри, — слезы текли по её лицу, — я устала и хочу домой.

— Тихо, тихо! Возьми себя в руки! — в Гарри говорил не только друг Гермионы, но и аврор. — Кто бы это ни был, боюсь, он уже далеко! Я подниму тревогу, но побудем здесь ещё немного. Ты нам нужна, как свидетель, Гермиона! Лучше делать всё по горячим следам. А потом мы пойдём домой.

Возможно, если бы он стал жалеть и утешать её, она разревелась бы ещё сильнее, но голос разума привёл её в чувство. Даже если этот день будет бесконечным, ей придется пережить его. Гарри прав. Без неё восстановить события будет невозможно.

— Хорошо, — утирая слёзы, тихо сказала она. — Я буду в порядке!

* * *

Поздно вечером, лёжа в их с Роном постели в Ирисе, Гермиона прислушалась к шагам Гарри в соседней комнате. Жаль, что пришлось оторвать его от дома, но он ни за что не хотел оставлять её одну. На Гермиону напал какой-то ступор, события дня кружились вихрем в голове. Черный незнакомец пялился на неё подозрительно знакомыми глазами, потом откинул капюшон — и ей открылось злобное лицо Рона, он выкрикивал: «шлюха, шлюха!», а затем на его лице было блаженство, и незнакомый женский голос стонал и кричал: «Рон, Рон!»… Потом всё затихло, подействовала зелье, которое ей дал Гарри, и Гермиона уснула.

Проснувшись утром, Гермиона оглядела пустую половину кровати. Рона рядом не было. И не могло быть. Как можно жалеть об этом после вчерашних событий? Она продолжала лежать, уставившись в потолок. Гарри, вероятно, спал в гостиной. Гермиона перевела взгляд на часы –только шесть утра. Можно принять душ, приготовить завтрак, или еще час лежать и пялиться в пустоту. Гермиона выбрала третье. Воспоминания нахлынули с неожиданной силой, картины их лучших минут с Роном мелькали на белом полотне потолка…

* * *

Она призналась ему первой и никогда не жалела. Никогда — до теперешнего момента. Рон не был сдержанным в проявлении радости, недовольства, обиды, удивления, но свою любовь к ней скрывал до последнего. Её интуиция уже тогда подсказывала, что они не смогут быть просто друзьями — его взгляды украдкой, их пылкие ссоры, любое их прикосновение — всё это заставляло обоих мучительно краснеть. До окончания войны казалось, что проявлять чувства было несправедливо по отношению к Гарри, страшно для них самих — неуверенность в завтрашнем дне сковывала и пугала.

Но после битвы за Хогвартс всё изменилось. Несмотря на боль и потери, они были живы, это казалось невероятным, хоть радость долго не могла прорваться сквозь усталость. Два дня после победы Гарри, Рон и Гермиона отсыпались, позировали перед камерами, давали интервью, принимали поздравления и ловили восторженные взгляды.

Тяжелей и безрадостней всех было Рону — смерть брата разрывала его сердце, ему мучительно было видеть страдания Джорджа и родителей. Они по-прежнему были вместе, Гарри и Гермиона рядом с ним, но потеря сковала его чувства — Рон не мог ни плакать, ни радоваться.

Гермиона хорошо помнила день, когда нужно было уезжать из Хогвартса. Множество учеников, оживленно беседуя, завтракали в полуразрушенном большом зале, где ещё недавно лежали тела погибших, когда Минерва МакГонагалл, директор Хогвартса, решительным шагом вышла на середину и громко объявила:

— Хогвартс Экспресс отходит сегодня в пять. Можете отправляться домой! Остаются только волонтёры, участвующие в восстановлении замка, — она окинула радостным взглядом всех собравшихся.

Одобрительный, возбужденный гул прокатился по залу, а МакГонагалл подошла к Гарри, Рону и Гермионе.

— Я надеюсь, вы сможете, наконец, отдохнуть после всего, что было. Вы это заслужили! Излишне повторять, как мы вами гордимся!

Гермиона неуверенно проговорила:

— Мэм, я хочу остаться восстанавливать замок! Можно мне остаться?

— Разумеется, нет, — удивленно ответила МакГонагалл. — Нам хватает людей! Все, кто не смогли принять участие в битве, готовы помочь! У нас сотни добровольцев, которые за несколько недель смогут привести замок в порядок. Конечно, былого не вернёшь, но он не рухнул!

— Пожалуйста, попросите, чтобы меня оставили, в виде исключения! — взмолилась Гермиона.

— Мисс Грейнджер, я и слушать не хочу об этом! Отправляйтесь домой! Отдохните, отоспитесь, поешьте, наконец! Подумайте о том, где будете дальше применять свои способности, — ответила директор и, не принимая возражений, уверенно удалилась.

Гермиона еле сдерживала слёзы. Гарри и Рон изумленно уставились на неё.

— Ты хочешь остаться? — спросил Гарри, — но почему?

Она нервно кусала нижнюю губу.

— Гермиона, тебе не надоела такая жизнь? Тебе не хочется домой? — Рон не мог понять, чего она добивается, — хватит геройствовать! Кому и что ты хочешь доказать?

Гермиона отчаянно боролась со слезами.

— Вы не понимаете? Мне некуда ехать! — с горечью сказала она. — Что мне делать одной в моём пустом доме?

— Ты можешь поехать со мной! — в недоумении сказал Гарри.

— Гарри, извини, но в Гриммолд Плейс я не поеду. Там слишком мрачно для меня, всё напоминает о войне.

— Но я не еду в Гриммолд Плейс, — воскликнул он, — Джинни и миссис Уизли пригласили меня пожить в Норе. Возможно, меня скоро возьмут стажером в министерство, и я сниму квартирку в Лондоне.

— Гермиона, разумеется, ты тоже поедешь в Нору! — возмущенно сказал Рон.

— Рон, я не хочу навязываться! У вашей семьи и так трудные времена.

— Навязываться? — Рон повысил голос, и сидящие за столами стали обращать на них внимание. — Ты почти часть семьи, Гермиона, ты нужна нам! Побудь в Норе хоть недолго!

Недолго. Это слово обожгло её. Неужели она ошиблась, думая, что Рон никогда не захочет расстаться с ней? Побыть недолго, посочувствовать по-дружески, а потом начать свою жизнь. Уж лучше всё разрубить сейчас.

— Рон, у нас у каждого есть своя семья! Я скучаю по родителям и хочу вернуть их из Австралии, но не знаю, как. А если они, вспомнив меня, не простят? Если не захотят возвращаться в Англию? Тогда я останусь с ними в Австралии. Наверно, мне нужно сразу ехать туда.

— В Австралию? — такая перспектива ужаснула Рона, — а как же мы с Гарри?

— Я думаю, вы с Гарри переживёте! — сердито прошипела она, — пойду собирать вещи!

Гермиона выскочила из-за стола и быстро направилась в сторону спальни, где они расположились после финальной битвы.

— Что с ней? — удивленно спросил Гарри.

Рон, не отвечая, бросился вслед за Гермионой, но настиг её только через несколько переходов. — Гермиона, постой!

Она, не останавливаясь, бежала в сторону спальни.

Догнав её, Рон схватил её за руку, развернул и, тяжело дыша, возмущенно сказал:

— Куда ты бежишь от меня? Я же тебя зову?

— Извини, что, как собачка, не спешу не твой зов!

— Гермиона, что случилось? — Рон был в недоумении, — чем я тебя обидел? Тем, что не успел сделать официальное приглашение в Нору? Так ты приглашена! Я думал, это само собой разумеется!

— Зачем мне туда ехать, Рон? Война закончилась, и у каждого из нас начинается своя жизнь, — грустно сказала она.

Он помолчал немного и еще крепче взял её за руку.

— Я не смогу без тебя! Пожалуйста, будь рядом! — Рон безуспешно пытался поймать её взгляд, а затем притянул её к себе и крепко обнял, положив щеку ей на голову. Она стояла, обескураженная, опустив руки.

— У каждого своя жизнь? Мерлин, как ты можешь такое говорить? Гермиона, я не представляю свою жизнь без тебя! Война тут ни при чём, Гарри тут ни при чём! — он говорил, шевеля губами по её растрепанным волосам. — Пожалуйста, скажи, что поедешь в Нору! Я попрошу отца, в министерстве помогут найти твоих родителей и вернуть их домой! Когда будет нужно, я поеду с тобой в Австралию. Если ты, конечно, захочешь, — неуверенно закончил он, отстранив её и, наконец, заглянув ей в глаза.

— Ты сделаешь это для меня? — спросила она, с надеждой глядя в его взволнованное лицо.

— Если ты вытрешь слёзы и пообещаешь, что не будешь от меня убегать! Я набегался за эту войну!

Гермиона вытерла слёзы и улыбнулась.

— Хорошо, обещаю! Пойдём?

Взявшись за руки, они вместе отправились собирать свои немногочисленные пожитки. Их было настолько мало, что они могли бы уместиться в небольшом чемодане без всякого волшебства.

* * *

В Хогвартс-экспрессе они сидели вместе в одном купе — Гарри и Джинни, Рон и Гермиона, и каждый думал о чём-то своём. Разговаривать не хотелось, потому что назавтра их ждали похороны Фреда, и нависшее горе угнетало всех четверых.

Вскоре Джинни уснула, опустив голову Гарри на колени, а Гермиона просто склонилась к плечу Рона, и он накрыл их двоих своей мантией. Его рука под мантией легко коснулась её спины, и она вздрогнула. Сквозь несколько слоёв одежды она почувствовала тепло его прикосновения, но не подала виду, только закрыла глаза. Его рука медленно скользила по её спине, вызывая мурашки. У неё словно порхали бабочки в животе! Это новое, незнакомое чувство удивило Гермиону. Рон улыбался краешком губ, даже не глядя на неё.

Гермионе хотелось поднять голову и поцеловать его, ощутить его волосы в своих руках, провести ладонью по его щеке. Но она тихо лежала с закрытыми глазами, подвергаясь этой невероятной пытке.

* * *

Тяжелее дня, чем день похорон Фреда, Гермиона не могла вспомнить. Видеть жизнерадостное рыжее семейство в молчании и горе было невероятно грустно. Многие друзья Уизли пришли поддержать их, но Гермиона всё время держала за руку Рона и думала о том, что он может сорваться в любую минуту. Как только его взгляд падал на убитую горем Молли и на безжизненного Джорджа, он сглатывал комок в горле и сжимал её пальцы. После погребения за холмом неподалеку от Норы, после речей, которые не могли ничего изменить, все медленно направились в дом, но Рон, словно в ступоре, стоял на месте.

— Извини, мне нужно уйти ненадолго, — неожиданно сказал он, — иди в дом!

Он решительно направился в сторону сада, подальше от дома, а потом побежал, как будто за ним кто-то гнался. Увидев это, Джинни сказала:

— Гермиона, пожалуйста, сходи за ним. Я не могу! — она повернула к Гарри заплаканное лицо и потянула его в сторону Норы.

Гермиона медленно брела вслед за Роном. Она знала, где его искать — за холмом в саду была поляна возле шиповника, куда они не раз приходили, оставаясь на лето в Норе. Это место не было видно из дома, и в детстве Рон иногда прятался там от своих братьев.

Подойдя к шиповнику, Гермиона услышала сдавленные рыдания. Рон лежал прямо на траве на животе, опустив лицо на руки, и тихо вздрагивал. Ей было неловко видеть его слабость, зная, что он хотел скрыться от посторонних глаз. В нерешительности она постояла минуту, но дольше не выдержала, подошла поближе, села на траву и положила руку ему на голову. Они просидели так несколько минут, слёзы бежали по её лицу, и она не могла ничего сказать, чтобы не разрыдаться и не расстроить его ещё больше. Как она могла помочь ему? В этот момент Гермиона с ясностью осознала, что любит его, что готова ради него на всё. Ей было невыносимо видеть его боль. Она вытянулась и легла на Рона сверху, закрывая своим маленьким телом лишь часть его распластанной фигуры. Пусть в землю уйдет вся его боль, а от меня придет сила, думала она, обхватив его плечи руками и уткнувшись носом в шею. Наверно, он почувствовал её слезы на себе, потому что тихо сказал:

— Гермиона, пожалуйста, не плачь. Всё будет хорошо.

И то, что он утешал её, было очень трогательно, поэтому она сказала то, что должна была сказать в ту минуту:

— Рон, я люблю тебя.

Он ничего не ответил, но она и не ждала ответа. Сердце громко стучало от волнения, оттого, что она избавилась от своей давней тайны, а дальше — будь, что будет! Он же сказал — всё будет хорошо.

Когда стал накрапывать дождь, они сели рядом на траву, не решаясь взглянуть друг другу в глаза. Рон заулыбался первым, ловя её взгляд, и, чтобы не намокнуть, они дружно вскочили и подошли к стволу большого клена, под кроной которого было совсем сухо. Гермиона запомнила навсегда его глаза, когда он своим телом прижал её к жесткому стволу и стал целовать, как будто завтра — конец света. Она соединила руки у него за спиной и отвечала ему, как умела — неловко и неуверенно, удивляясь его силе и настойчивости. Когда они наконец остановились, чтобы перевести дыхание, Рон улыбнулся и сказал:

— Я всегда знал, как найти к тебе подход — нужно давить на жалость! — его красное от слёз лицо уже не было грустным, как будто вся боль, как она и просила, ушла в землю.

— Нам нужно идти. Все будут волноваться, Рон, — улыбаясь, сказала она.

— Да, конечно, — ответил он, — и поцеловал её снова.

Гермиона почувствовала, что земля закачалась под ногами. Это был одновременно и трудный, и счастливый день в её жизни, и его молчаливое признание — это уже была победа. В их поцелуе было столько любви, что Гермиона не сомневалась — Рон скажет важные для неё слова, но потом, когда сам захочет.

* * *

На приятные воспоминания ушло несколько минут, и Гермиона вернулась в суровую реальность. Рона нет; вчера её чуть не убили прямо на рабочем месте.

Нужно встать, приготовить завтрак для Гарри и поскорей отправить его домой к Джинни, а потом идти на работу, не думая о личных проблемах.

Гарри уже встал, когда она вышла к нему в гостиную.

— Как ты? — обеспокоенно спросил он.

Она лишь улыбнулась и кивнула.

— Я чай приготовил! — повеселевшим голосом сказал Гарри. — Послушай, Гермиона, я хочу, чтоб ты знала, что Рон в Синей Ели. С ним всё в порядке, я думаю, он скоро вернётся домой.

Гермиона измерила друга холодным взглядом.

— Я понимаю, как тебе хочется от него избавиться, Гарри, и очень тебе сочувствую, но сюда он не вернется. Отправь его куда-нибудь в другое место. Может, он захочет пожить в Норе? Иначе мне придется сегодня же искать новую квартиру, я никак не могу возвращаться к родителям. Это будет их полным триумфом, а я к этому не готова. Скажи ему, что я найду квартиру за неделю, но до этого времени пусть перекантуется где-нибудь, ладно?

Всё это она выпалила, не давая вставить слово изумлённому Гарри.

— Да, если ему нужны вещи, пусть не стесняется, заходит днём, когда меня нет дома. Но если оставит беспорядок или посуду не помоет — я его одежду выкину из окна, — она довольно улыбнулась.

— Знаешь что, скажи ему это сама! Я не собираюсь участвовать в ваших разборках! — выпалил Гарри.

— Извини, но раз уж он ходит к тебе плакаться в жилетку и поливать меня грязью, может, окажешь и мне услугу? Больше я от тебя ничего не прошу! — Гермионе было неприятно вспоминать их разговор перед сном, когда Гарри прямым текстом спросил, что у неё с Миллсом. Во-первых, какое ему дело? Во-вторых, он вот так легко поверил домыслам Рона и тоже записал её в распущенные девицы? Неужели Гарри не изучил её за столько лет, чтобы предъявлять такие обвинения?

— Гермиона, ты сама знаешь, что всё это глупости, и вы завтра помиритесь. Ладно, я, пожалуй, пойду домой, а то Джинни не поймёт, — Гарри на ходу допил чай, запихнул в рот кусок пирога и, подойдя к камину, крикнул:

— Увидимся в Министерстве!

Гермионе стало стыдно, что она сорвала свою злость на Гарри. Конечно, он хотел, как лучше, и правильно сделал, что спросил обо всём напрямик. Вот только она не рассказала ему всей правды. Страдала она не от подозрений Рона и не от страха перед магом в чёрном капюшоне. Её мучило ужасное открытие, объяснение которому она так и не нашла: Рон изменил ей с другой. Она не смогла сказать об этом Гарри, потому что ей неловко было впутывать его в отношения двух лучших друзей. А ещё ей было ужасно стыдно за своего жениха. Гермиона понимала, что должна поговорить с Роном, но боялась узнать правду. Откладывая разговор, она сохраняла в себе последнюю надежду на то, что произошла ошибка, и Рон просто навещал пострадавшую девушку в лазарете Аврората.

Гермиона не понимала: как он осмелился заявиться вечером в лабораторию, обозвать её шлюхой и сломать её стул, если его совесть не чиста, и он сам изменил ей с другой?

В глубине души Гермиона знала, что не сможет простить измену, но всё равно искала Рону оправдание. Альтроменте. Неизвестно, как отразилось на нём это чёрное заклинание! Возможно, он болен гораздо серьёзней, чем она думала, и просто не хочет волновать её. Кроме того, Рон не имел права даже ей ничего рассказывать о миссии, потому что был связан клятвой тайны.

Чем больше Гермиона думала о вчерашнем дне, тем больше убеждала себя, что Рон ни в чём не виноват, и что сейчас важнее обратить своё внимание на вечерний инцидент: Чёрный капюшон… Преступник проник в их лабораторию, её саму чуть не убили Авадой, их секретарь погибла.

Размышления Гермионы были прерваны хлопками от трансгрессии. Кто-то аппарировал за входной дверью в Ирис! Она услышала тихие мужские голоса и насторожилась. Неужели сюрпризы ещё не закончились? Жаль, что Гарри нет рядом! С ним ей было бы намного спокойней! Вчера пришлось оставить свою палочку в Аврорате, так как она была важным вещественным доказательством, и теперь у Гермионы была надежда только на беспалочковую магию, которую она изучала во Франции.

Она смело распахнула дверь на настойчивый стук. На пороге стояли два знакомых ей аврора, Стенли и Оливер, и у неё отлегло от сердца. Она не знала их лично, но, со слов Рона и Гарри, это были хорошие опытные авроры из одной команды. Отвечая на её удивленный взгляд и немного смущаясь, Оливер сказал:

— Гермиона Грейнджер, вас приказано задержать в связи с тяжким преступлением — применением запрещенных заклинаний. Вы должны пройти с нами в Аврорат для дачи показаний.

Гермиона с недоумением посмотрела на гостей.

— Что за глупые шутки с утра пораньше, Оливер? Не лучший день для розыгрыша! Если вы к Рону, то его здесь нет. Если ко мне — проходите. Кофе или чай? — обратилась она к ним, улыбаясь.

Улыбка сразу исчезла с её лица, когда Стенли и Оливер отвели глаза.

— Это какое-то недоразумение, Гермиона! — воскликнул Стенли, — но пока со всем этим разберутся, тебе придется пройти с нами.

Это была не шутка. Что-то произошло за ночь, и она чувствовала, что её ждут неприятности.

— Ну, чего скисли? — невозмутимо сказала Гермиона. — Одеться можно или у вас есть приказ доставить меня в пижаме?

— Гермиона, послушай, мы тут ни при чём, — ответил Оливер, — мы выполняем приказ. Переодевайся, но, по инструкции, чтобы ты не убежала, я должен при этом присутствовать.

— Рона нет дома, так что не бойся, никто тебе кости не пересчитает, — отшутилась Гермиона и заметила, что Оливер с облегчением вздохнул. — Я не преступница и убегать не собираюсь.

Она переоделась без свидетелей.

* * *

В Аврорате её ждал новый сюрприз — авроры заперли её в камере для допросов и удалились, не отвечая ни на какие вопросы. Гермиона недоумевала: кто мог отдать приказ арестовать её без объяснений? Долгие два часа она просидела на скамье, упражняясь в умении вызывать радугу над умывальником. Потом она наколдовала множество пузырей из мыла, и погоняла их стайками по камере.

Никто явно не спешил допрашивать её, и Гермиона заскучала. Не привыкшая сидеть без дела, она почистила окно и пол — и всё это, используя беспалочковую магию. Интересно, Гарри тоже напрочь про неё забыл?

Когда Гермиона уже собиралась вызвать шум водопада, дверь, наконец, открылась, и в камере появилась высокая фигура начальника Аврората — Альдонара Стайка. Гермиона много слышала о нём от сотрудников министерства, которые его уважали и побаивались. Поговаривали, что он мог простить трусость, но никогда обман. Являясь её самым главным начальником, мистер Стайк принимал финальное решение о её приеме в лабораторию, но в реальной работе они никогда не встречались.

Рон обожал Стайка. Он не раз восхищался его выносливостью и силой, умением настроить авроров на боевой лад, хитростью при разработке операций и обострённым чувством справедливости. Хоть Стайк и внушал некоторый страх Гермионе, она обрадовалась его появлению: она ни в чём не виновата, и он, безусловно, во всем разберется!

— Здравствуйте, мисс Грейнджер, — холодно сказал Стайк, и сразу перешел к делу, — к вашей палочке был применен Приори Инткантатем. Последним заклинанием, выпущенным из неё, было запрещенное заклинание смерти. Этим заклинанием вчера была убита ваша коллега Альба Картер. Кроме вас, в комнатах лаборатории никого не было. Как вы это объясните?

— Но я всё уже объяснила вчера! — в недоумении сказала Гермиона, — в лаборатории был человек в чёрной мантии с капюшоном, он использовал мою палочку против меня.

Начальник резко прервал её.

— Я читал вчерашний отчет, мисс Грейнджер. Ваши объяснения выглядят неубедительно. Какое именно заклинание применил к вам ваш загадочный враг?

— Авада Кедавра,— прошептала она.

— И вы, не имея палочки, смогли защитить себя?

— Да! Не зря же вы взяли меня в Аврорат! Думаете, без палочки я ничего не стою? — возмущенно воскликнула Гермиона.

— Я не сомневаюсь в ваших способностях, мисс Грейнджер, однако ваш рассказ — вымысел от начала и до конца, и я хочу немедленно знать, что произошло на самом деле. Я не люблю, когда у меня под носом происходят непонятные вещи. Почему вы убили нашу сотрудницу? Она вам угрожала?

— Я уже сказала всю правду. Можете проверить — используйте Легилименцию.

— Я знаю, что вас учили противостоять Легилименции. Я читал ваше личное дело. Поэтому я и взял вас в Аврорат. Но сейчас понимаю, что это было ошибкой, — Стайк резко встал, и его крупная фигура нависла над Гермионой. — Вы понимаете, чем вам грозит молчание? Вас обвинят в совершении тяжкого преступления и отправят в Азкабан.

— Я знаю, что бывает за использование Авады. Мне жаль, мистер Стайк, что вы набираете сотрудников, которым совсем не верите. Это очень опасно при вашей работе! — выпалила Гермиона.

— Ты будешь учить меня, как делать мою работу? — грозно сказал Стайк, переходя на «ты». — К тебе применят сыворотку правды, и всё всплывет, но я хочу узнать правду сейчас. Я даю тебе шанс объяснить всё самой, иначе ты не только увязнешь сама, но и потянешь за собой своих друзей. Они тоже могут попасть под подозрение. Ваша троица всегда была вместе, и, если вы что-нибудь затеваете за моей спиной…

— Гарри и Рон здесь ни при чём! Мы ничего не затеваем! — воскликнула Гермиона и зашагала по камере. — Я поняла! Если вы не можете защитить собственных сотрудников в стенах Аврората, то предпочитаете избавляться от них. Ведь иначе вам придется отвечать на неудобные вопросы, например, откуда в закрытой лаборатории, защищенной паролями, взялся посторонний человек? Что ему было нужно, и как он безнаказанно совершил убийство и скрылся?

Её глаза метали молнии, она совершенно забыла о том, что сама находилась в роли обвиняемой.

— Ну, это уже слишком, — от её прямолинейности Стайк пришел в негодование, — я знаю, что не было никакого человека. Но, если хочешь упрямиться, тебе же хуже!

Он вышел, не оглянувшись, оставив перепуганную Гермиону стоять посреди камеры.

Её сердце бешено билось. Не перегнула ли она палку? Самый главный её начальник пришёл выяснить правду, а она бросила обвинения ему в лицо. Сейчас Гермиона понимала, как это неразумно. Ей меньше всего хотелось иметь Стайка в роли врага. Теперь он настроен против неё, и всё из-за её несдержанности. Что будет дальше? Почему он ей не поверил? А как же свидетельство Гарри?

И тут Гермиона поняла, что слова Гарри ничего не значат. Что он видел? Что она бежала по коридору со своей палочкой в руках и пустила в него заклинание? Что мертвая женщина лежала в своём кабинете? Кто поверит, что она смогла вызвать без палочки Протектум Сфера и избежать смертельного заклятия? Большинству и более опытных волшебников это не под силу! Из её палочки было выпущено смертельное заклинание. Очевидно, убийца воспользовался своей палочкой, убивая Альбу Картер. Всё это было очень странно и никак не сходилось в одну картину. Отсутствие системы пугало Гермиону. Теперь она не станет забавляться, сидя в этой проклятой дыре. Она будет думать.

Прошло еще несколько часов, но её больше никто не потревожил, кроме охранника, подавшего еду. Ей казалось, что вчерашний день был ужасным? Сегодняшний мог составить ему конкуренцию.

— Что значит, на неё напали? — спросил Рон у Гарри, — кто напал и когда?

Рон ходил по гостиной в Синей Ели и нервно сжимал ладони. Встревоженная Джинни сидела на ковре у камина и внимательно слушала разговор.

— Если бы я знал, то уже поймал бы мерзавца. Одно точно — он хотел её убить. Ему ничто не угрожало, но он применил Аваду! Кому Гермиона так не угодила?

Рон не находил себе места. Он не смог защитить её, бросил как раз в тот момент, когда она нуждалась в защите. Хотя… нет, она сама смогла постоять за себя. Умница девочка! Ну, кто не согласится, что его Гермиона — самая гениальная волшебница?

— Гарри, почему ты ничего не сказал мне вчера? — возмутился Рон.

— Она не хотела тебя видеть! Хотя, после того, что ты ей наговорил, я не удивляюсь! Рон, я не хотел расстраивать её ещё больше. Если хочешь выяснить отношения, приходи к ней в лабораторию. Только я не думаю, что она станет говорить с тобой.

— Ну, это уже моя забота.

— Гермиона просила тебя оставить ей квартиру на неделю, пока она не подыщет себе новую, — с сочувствием глядя на Рона, сказал Гарри.

Рон отвернулся от друга, прячась от его взгляда. Значит, она знает. Она не простит ему, если он как можно быстрее не объяснит всё. А объяснение не возможно, пока Рон связан клятвой тайны. Проклятая работа!

— Чёрт, чёрт, — проговорил Рон, проводя рукой по волосам. И вдруг опешил. — Гарри, ты что, сказал ей?

— Что именно? Что ты полный идиот? Нет, не успел. Она сама догадалась.

— Неужели Миллс ей всё рассказал? Только он и Стайк знают о том, что происходит в лазарете. Хотя, судя по отношениям Миллса с Гермионой, всё возможно, — Рон побледнел.

— Каким отношениям? — воскликнул Гарри, — нет никаких отношений. Он её начальник. Она обсуждала с ним новый антидот! Весь вчерашний вечер они работали с командой целителей. — Гарри скривился от неожиданной догадки. — Ты занимался сексом в лазарете?

Рон сделал вид, что не заметил вопроса.

— До того, как там появилась команда, они были вместе, они… обнимались, Гарри, я не слепой! Если бы я не видел своими глазами, никогда бы не поверил. Я думал, они едва знакомы! Миллс ей в отцы годится, но он совсем ещё не старый, а она …

Тут Джинни не выдержала:

— Рон, моё мнение тебя хоть немного интересует? — не дожидаясь ответа, она бросилась на защиту Гермионы. — Я знаю свою лучшую подругу! Гермиона мне всё рассказывает. Конечно, подробностями постельных отношений мы не делимся, хотя…

— Джинни! — возмутился Гарри, — что ты хочешь сказать?

— Только то, что я никогда не видела её более счастливой, чем в последние полгода, — Джинни повернулась к брату. — Да, мне иногда приходилось выслушивать её жалобы, но мы-то знаем, Рон, что ты не подарок. Она готова ради тебя на всё!

— Джин, последние три недели всё изменили. Я стал другим, — ответил Рон, — и она стала другой.

— Гермиона никогда не изменится! Она с детства такая, какая есть. Её не изменила война, а ты несешь чушь про миссию, заклинание и депрессию! — Джинни говорила убедительно, хотя и сама хотела бы знать, что происходит. Ей позарез нужно было увидеть Гермиону.

На самом деле после свадьбы она мало встречалась с подругой, поглощенная своей новой жизнью. А вдруг за собственным счастьем она упустила что-то важное, или Гермиона просто не хотела рассказывать плохое, боясь расстроить Джинни?

Гарри был меньше других подвержен эмоциям, поэтому обратился к Рону:

— Давай лучше подумаем о Чёрном капюшоне и отложим твои сердечные дела на потом.

Гарри Поттер и Рон Уизли шагнули в камин Синей Ели и через несколько мгновений были в Министерстве.

* * *

Гермионы не было на месте. Начальник закрытой лаборатории Аврората, молодой и перспективный Питер Смоллетт, сказал Рону, что не уполномочен говорить о её местонахождении.

— У нас произошло ЧП, мистер Уизли, мы с ним разбираемся. Если вас уполномочит начальство, можете приходить и задавать свои вопросы! — с довольной физиономией Смоллетт указал Рону на дверь.

Питер недолюбливал Рона и не понимал, что Гермиона нашла в этом выскочке. Его папаша занимает положение в Министерстве, значит, Рону всё можно? Всё рыжее семейство Уизли внушало Смоллетту подозрение. Вот и сейчас этот аврор ходит и везде суёт свой нос, а потом разболтает на всё министерство, что в лаборатории убивают сотрудников.

В свои тридцать два Питер уже добился многого, и ЧП вроде вчерашнего ему были не нужны. Смоллетт с осторожностью и даже недоверием относился к талантам Гермионы: её беспалочковая магия, невербальные заклинания, а также уверенность в своей правоте расшатывали его давнее убеждение в том, что женщинам не свойственно мыслить рационально и превосходить в чём-то мужчин. Излишнее усердие Гермионы только усиливало его предвзятое отношение. Пару раз она сказала Смоллетту, что он не прав и указала на ошибки в организации работы лаборатории — если так дело пойдёт, то эта выскочка Грейнджер подсидит его, а у Питера были большие карьерные планы.

Смоллетт был рад выставить назойливого жениха Гермионы, однако и сам хотел бы знать, где она. Всё, что ему с утра сообщил глава Аврората — пару дней мисс Грейнджер не будет на рабочем месте в связи с произошедшим преступлением.

Питер нахмурился. Гибель сотрудницы министерства в зоне Аврората, куда был ограничен доступ, требовала особого расследования. Неужели в его секретной зоне побывал неизвестный убийца? Кроме того, Альба Картер была милой и исполнительной секретаршей. Смоллетт вздохнул, вспомнив, сколько приятных часов они провели наедине с Альбой. Если это вскроется, то и он, чего доброго, попадёт под подозрение. Однако Питер не мог поверить, что Гермиона совершила убийство. Он хорошо знал её принципы: не вредить даже самому злому врагу, если его можно просто обездвижить. Она не убила бы даже пожирателя смерти, а тем более коллегу!

Лаборатория по созданию контрзаклинаний существовала всего год, но Смоллетт не был новым человеком в министерстве — до своего назначения он проработал пять лет в секторе борьбы с неправомерным использованием магии. Однако Смоллетт бы немало удивился, узнав, что в Аврорате есть секреты, не доступные даже начальникам, вроде него.

Уже несколько лет в Аврорате существовала своя система слежения и безопасности, обмануть которую было невозможно. Кроме министра магии Кингсли Бруствера, главы Аврората Стайка и начальника лазарета Миллса о ней не знал никто — ни другие начальники министерства, ни, тем более, авроры. Кому понравится, что за ним на рабочем месте, дома и вообще повсюду следят трейсеры? Не подозревая об этом, все сотрудники Аврората при приёме на работу получали свой код — не видный глазу трейсер, который ставился на запястье и помогал идентифицировать любого аврора в пределах Англии. Кингсли убедился в эффективности такой системы слежения после того, как она помогла обнаружить нескольких нелояльных авроров и спасти жизнь двум другим, попавшим в ловушку пожирателей смерти. Как знать, может, трейсеры в дальнейшем внедрят и для других отделов министерства? Это позволит держать всех работников под контролем.

* * *

Узнав о дерзком нападении в стенах Аврората, возмущенный Стайк первым делом проверил данные трейсеров, используя специальную карту в скрытой комнате своего личного кабинета. Развернув в воздухе мерцающую картинку трейсерного слежения, он провел рукой по знаку «архив» и выбрал нужное время. Грейнджер приближалась к убитой Картер! Он проследил передвижения Гермионы, Альбы, Поттера, вызванной охраны. В момент нападения в зоне лаборатории не было посторонних! Никакого «Черного капюшона». Трейсеры ещё ни разу не подводили его — устройство безошибочно показывало, если в зоне был чужой. Стайк нахмурился. Версия Грейнджер разлеталась в пух и прах. Она должна сказать правду, иначе последствия будут тяжёлыми, подумал Стайк.

* * *

Рон сидел в кабинете Стайка и пытался понять, что происходит. Гермиона совершила преступление? Применила Аваду? Совершенно нереально.

— Мистер Стайк, я уверен, что Гермиона никогда не использует запрещенное заклинание, — убедительно сказал Рон, — поверьте, у неё обостренное чувство справедливости!

— У меня тоже, Рональд! У меня тоже! Все заступаются за Гермиону, как будто моё единственное желание — незаслуженно обвинить её. Ты хорошо её знаешь, — здесь Стайк многозначительно посмотрел на Рона, — лучше, чем любой из нас. Но факты! Из её палочки было выпущено заклинание. Посторонних в лаборатории не было, аппарировать отсюда нельзя. Она обездвижила Гарри, когда тот пытался её остановить. Гермиона могла совершить преступление не по своей воле, а под воздействием заклинания.

Рон в волнении провел руками по волосам.

— Мистер Стайк, я должен увидеть её и поговорить — дайте разрешение снять с меня заклятие тайны. Ясно, что нападение связано с её работой. Только что я узнал, что Гермиона работает над антидотом для моей команды. Это невероятно, что я и моя невеста решаем одну и ту же проблему и не можем поговорить, потому что я связан клятвой тайны!

— Она не работает над антидотом — она уже нашла его, а Миллс и хилеры пытаются его применить. Ты в списке испытуемых.

Рон замер, пытаясь переварить информацию. Всё то время, пока он вынужден был встречаться с Кэрол для их странной терапии, Гермиона искала антидот — и нашла! Это открытие потрясло Рона. Если бы она только знала, какое лечение для Кэрол применяли целители Миллса… А вдруг Миллс рассказал ей, и Гермиона знает?

Стайк внимательно наблюдал за реакцией Рона.

Использовать личные отношения сотрудников для пользы дела? Возможно, это не совсем этично, но зато крайне эффективно. Например, сейчас Рон будет землю рыть, чтобы докопаться до правды. Только бы не переусердствовал, подумал Стайк.

— Рон, я даю разрешение снять клятву тайны. Пройдёшь процедуру, встретишься с Гермионой и всё ей расскажешь о миссии. Убеди её сказать тебе правду о происшествии!

Объясни, какими будут последствия, если она откажется.

Стайк умолчал о том, что сможет услышать всё, что будет говориться в камере благодаря возможности прослушивания. Может, с женихом она будет более откровенной?

Стайк знал, что не все его методы работы были безобидны, но лишь результат имел значение.

— Спасибо, мистер Стайк.

Это всё, что сейчас нужно было Рону. Он сможет увидеть её и всё объяснить. Сможет рассказать, что произошло на миссии, что было после неё: неизвестное заклятье, выпущенное в их команду, попало в Кэрол и Стефана, а его лишь слегка задело. В доме, где они должны были спасти двух пострадавших магов, неожиданно погас свет, Стефан и Кэрол прижались к стене в узком коридоре, и прежде чем Рон достал палочку и сказал «Люмос», из темноты прозвучало:

— Альтроменте!

Коридор был настолько узким, что, стоя возле стены, Стефан и Кэрол касались друг друга, а Рон — лишь стены рядом с ними. В тот момент ничего страшного не произошло, и заклинание не показалось опасным. Выпустивший его быстро аппарировал, но без хлопка — это удивило Рона. В слабом освещении от палочки он видел длинную тёмную фигуру у окна — и в то же мгновение она исчезла. Беззвучная трансгрессия — это редкое умение. Никто из их Авроров не мог аппарировать без звука. Это был не просто преступник, а хорошо подготовленный воин.

Силу выпущенного заклинания они поняли очень скоро — последствия для Стефана и Кэрол были ужасными. Изменение сознания вызывало приступы отчаяния и желание покончить с собой. С каждым днём они усиливались, и Рон не мог слышать жуткие крики, которые раздавались из их палат в лазарете. Миллс накладывал на них Силенцио, но видеть их муки было так же тяжело, как и слышать.

Рон понимал, что Миллс был в отчаянии, видя, как страдает его сын, а миссис Миллс вовсе не знала, что произошло, считая, что Стефан уехал в командировку. У Кэрол не было родных — все они погибли в последней войне. Может, даже к лучшему, что они не могли видеть её в таком состоянии, думал Рон. Сердце его разрывалось. Он был главным в команде, и ответственность за миссию ложилась на него. Они уже не раз бывали в переделках, но всегда лекари Св.Мунго быстро ставили их на ноги. Это была первая миссия, когда Рон понял, что может потерять двух авроров из своей команды — и не просто авроров, а своих друзей.

Хорошо, что Кэрол поправляется, подумал Рон. Лечение, которое предложили хилеры Миллса, помогло, и она теперь почти здорова. Жаль, что оно действовало только на женщин, но Рон знал, что поступил правильно, согласившись на крайне необычный метод.

Его собственное здоровье было под угрозой. Заклинание задело его совсем немного, и Рон пострадал меньше всех — но и его приступы депрессии были неприятными.

Последние недели дома были ужасными. Гермиона жалела его, но, не зная, что произошло на миссии, не понимала его отчаяния, вызванного муками совести. Первую неделю Рон справлялся с приступами депрессии, стараясь меньше бывать дома, чтобы не расстраивать невесту. Но потом, когда он и Кэрол стали проходить терапию, предложенную целителями Миллса… Рон не мог смотреть Гермионе в глаза, не мог рассказать ей правду, не мог прикоснуться к ней. Они отдалялись друг от друга за стеной недоверия и непонимания.

* * *

Элинор Майлз была прекрасным целителем. Работая в секретном лазарете Аврората, ей не раз приходилось спасать волшебников от последствий заклинаний, которые не поддавались врачам Св.Мунго. Её почтенный возраст означал бесценный опыт, который она получила в разных частях света. За два года её работы в Лондоне ни один аврор, попавший к ней в лазарет, не погиб — Элинор этим ужасно гордилась. Вот и сейчас, узнав о свойствах Альтроменте, она смогла найти решение. Все заклинания, вызывающие состояние грусти, имели похожее лечение — счастьем. Однако с Альтроменте ей пришлось повозиться. Узнав, что оно действует только на группу людей, которые касаются друг друга, Элинор предположила, что лечение может быть простым. Эти люди должны вместе испытывать счастье! Порывшись в старинных книгах для лекарей, она нашла подтверждение своей догадке.

Времени на колебания не было — Элинор была очень практичным человеком и моральные барьеры ее мало беспокоили. Пострадавшие от одного и того же заклинания должны испытывать сильнейшее ощущение счастья — о таком лечении депрессивных заклятий она нашла упоминание в старом фолианте. Сексотерапия. Однако там говорилось, что без антидота или контрзаклинания лечение будет действовать только на женщин.

Спасти Кэрол было делом чести для Элинор, но как воплотить идею в реальность? От Альтроменте пострадали трое авроров, но использовать Стефана было, к сожалению, нельзя — за неделю вред от заклинания был слишком большим. Оставался Рон. Уизли идеально подходил для её эксперимента — он пострадал от Альтроменте, выпущенного тем же магом, но не так сильно. Изменение его сознания шло медленно, приступы депрессии случались редко — значит, он мог помочь Кэрол. Однако тут возникала щепетильность момента — без его согласия столь необычное лечение было невозможно провести.

После того, как Миллс одобрил проведение эксперимента, Элинор хорошо подготовилась к беседе с Роном. Имея доступ к закрытой информации, она тщательно изучила его файл. У неё были козыри. Элинор перечитала содержимое файла Уизли в разделе «Личность»:

«Обострённое чувство вины» — именно Рон отвечал за ту миссию.

«Преданность» — он не оставит друга умирать.

«Уважение к женщине» — ему, безусловно, жаль Кэрол.

Элинор была уверена, что сможет убедить аврора, и оказалась права. Так Рон приступил к необычной терапии, чтобы спасти Кэрол.

* * *

Спеша в тюремные камеры на встречу с Гермионой, Рон почувствовал тошноту.

Приступ накатывал постепенно. Конечно, он был не таким ужасным, как у Стефана или у Кэрол, когда их привязывали волшебными путами к кровати, чтобы они не причинили себе вреда.

Сначала накатил приступ удушья.

Потом горя.

Рон научился управлять ими.

Вот волна отчаянья — чёрного, чёрного, конец всему — не нужно дальше жить…

И тоска.

Тоска и безразличие.

Как не вовремя!

Рону пришлось полчаса просидеть в кабинете авроров, прежде чем прошел приступ, затем он медленно встал и перевёл дух. Хорошо, что это случилось сейчас, а не в присутствии Гермионы.

Сначала — снять клятву тайны, потом — в камеры. Гермиона, наверно, с ума сходит. Представив её одну, в холодной клетке тюрьмы Аврората, Рон вздрогнул. Ему виделись картины, одна страшнее другой: вот она в слезах мечется по камере, не понимая, в чем её обвиняют; вот она сидит на холодном полу, в отчаянии ожидая Рона, а он всё не идёт; вот он заходит в камеру, она бросается к нему на шею и теряет сознание.

Рон встряхнул головой. Это всё еще последствия приступа. Неприятные картины часто появлялись после него. И вообще в последнее время он с трудом справлялся с эмоциями.

Он уверенно направился в офис клятв, чтобы быстро пройти процедуру снятия клятвы тайны о миссии. Проклятая секретность! Скоро он сможет рассказать Гермионе всё о событиях последних недель. Тяжелый предстоит разговор — но ей пора знать правду, а потом пусть делает, что хочет. По крайней мере, она в камере и не сможет убежать от него, подумал Рон, горько усмехнувшись.

Он недооценил свою невесту.

* * *

Гермиона полагала, что, наконец, составила правильную картину. Когда она выбралась из непроходимого лабиринта событий, пазл сложился в единое целое, и произошедшее стало более понятным. Теперь у неё были предположения, что за незнакомец приходил к ней, и даже мотивы его поступка стали более ясными.

Но, похоже, её догадки никого не интересовали. Никто не собирался навестить её в камере. От злости Гермиона вызвала рычание льва, а потом вой полицейской сирены. Охрана и ухом не повела. Шумно выдохнув, Гермиона повалилась на кровать. Остается только ждать, когда Гарри, наконец, захочет сказать ей привет, придёт в лабораторию, узнает, что её нет и тогда… и тогда ничего. Возможно, никто ему не скажет, что она здесь, и он пойдёт спокойно домой ужинать с Роном и Джинни.

Пусть придёт Стайк и даст ей сыворотку правды. Тогда она будет чиста, и её выпустят из этой дыры.

Послышались шаги или показалось? Дверь распахнулась, и в камеру вошел тот, кого она меньше всего хотела увидеть.

— Привет, — нерешительно сказал Рон, закрывая за собой дверь. Он медленно прошел вглубь камеры, глядя на Гермиону, оценивая её настроение.

— Пытать будешь или в Азкабан отвезешь? — с вызовом спросила она.

Гермиона легко могла взбесить его одной фразой. Думая увидеть её в отчаянии и в слезах, Рон не ожидал такой встречи. Одна бровь поползла вверх.

— А что, ты заслужила?

— Конечно, я же шлюха. А шлюх раньше вообще закидывали камнями.

— Послушай, Гермиона, — в нём закипала досада, — я пришёл всё объяснить.

— Я требую другого инквизитора! Приведите мне адвоката! — она скрестила руки на груди.

— Послушай, это очень важно! — прошипел Рон. Он пришёл вывернуть перед ней душу, а ей наплевать. Наплевать на него, на себя, на них! — У нас не скоро будет возможность поговорить.

— Вот и хорошо, Рон! Честно говоря, я не вижу смысла донимать друг друга, — она перестала издеваться и говорила серьезно.

Один бог знал, чего ей это стоило. Смотреть прямо, не выдавать волнения.

«Фильтрато», — прошептала Гермиона, и камера была запечатана от проникновения звуков наружу. Всё, что они скажут, услышат только они. Она собиралась узнать кое-что личное, а за надёжность этой камеры нельзя было поручиться.

— Скажи, у тебя есть другая женщина? — вдруг спросила она.

Рон как раз собирался поговорить об этом, но всё же вопрос прозвучал неожиданно. Он покачал головой:

— Всё не так просто, Гермиона. Это долгая история!

— Пожалуйста, просто скажи мне, да или нет! Ты спал с Кэрол?

Скажи «нет» умоляю тебя, это не может быть правдой, пронеслось у Гермионы в голове. Это всего лишь её глупая догадка. Почему он молчит? Он кивает.

Сердце оборвалось. Исчезла последняя надежда на то, что тогда, в лазарете, ей показалось, что она обозналась и это было досадное совпадение.

— Как давно? — она немного побледнела.

— После миссии, — обречённо сказал он, опустив глаза.

— Как же так, Рон? Почему ты сразу мне не сказал?

— Я не мог, Гермиона. Послушай, я тебе всё объясню!

— Звучит пошло. Не надо ничего объяснять, мне всё равно.

Рон открыл рот, чтобы оправдаться, хотя ни в чём не был виноват. «Силенцио», — проговорила Гермиона, и он больше не смог сказать ни слова, лишь беззвучно открывал рот. Его волшебную палочку отобрали на входе, а снять заклинание, как она, без палочки, он не мог. Проклятая ведьма! Не хочет его слушать, использует магию против него!

Рон в отчаянии подбежал к Гермионе и стал беззвучно трясти её за плечи. Желая сказать, что любит её и не хочет её потерять, Рон не мог достучаться до неё.

«Иммобилус», — прошептала ему в лицо Гермиона, и обездвиживающее заклинание заставило его замереть на месте.

Для Рона это было последней каплей. Она просто издевается! Чем он заслужил такое унижение? Тем, что согласился спасти жизнь Кэрол и участвовать в эксперименте целителей? Разве у него был выбор?

— Рон, послушай, я сниму с тебя заклинания, но ты сейчас же уйдешь, договорились? — она тяжело вздохнула. — Я больше не верю тебе, всё кончено. Я не могу, понимаешь. Ты знал, что я не прощу и пошел на это. Ты сделал свой выбор. Не заставляй меня применять магию против тебя! — её глаза были холодными, чужими.

Гермиона что-то беззвучно прошептала, заклинания были сняты, и Рон отпрянул от неё. Он ощущал обиду и отчаяние. Это было больней, чем приступ. Это было по-настоящему. Приступы он научился преодолевать, а боль, вдруг сдавившую сердце, он преодолеть не в силах.

Рон хотел, чтобы за ним осталось последнее слово.

— Гермиона, несмотря ни на что, я люблю тебя! — он повернулся и, не чувствуя ног, вышел из камеры. Дверь закрылась, щелкнул замок, закрылся невидимый щит.

Гермиона без сил упала на кровать. Всё кончено! Последняя надежда рухнула. Он пришёл, чтобы сказать ей правду — она это заслужила. «Это долгая история»… слова эхом звенели в голове. Значит, это началось давно? Кэрол уже год в его в команде, и Рон часто восхищался ею: «Она хороший боец, внезапная, сильная, непредсказуемая». Неужели именно такая девушка была ему нужна? Гермиона понимала, что была предсказуемой занудой с сомнительной внешностью. Не такой, как Кэрол.

Рон, как и Кэрол, пострадал от заклинания, они вместе должны были преодолеть последствия, и это сблизило их.

Гермиона ругала себя за то, что не выслушала Рона, из упрямства закрыла ему рот, унизила и выгнала. Может, еще не поздно вернуть его?

Гермиона знала, что могла бы открыть дверь — она умела не только отпирать замки, но и мысленно снимать запирающие заклинания. Стайк наверняка знает, что она может, при желании, выйти отсюда. Много ли там охраны? Или это делается нарочно, чтобы она убежала и тем самым признала свою вину?

И тут она поняла, что делать. Гермиона сняла Фильтрато — теперь всё, что происходит в камере, может быть слышно тому, кто хочет её прослушать.

— Мистер Стайк, нам нужно поговорить, — чётко сказала она.

* * *

После разговора с Гермионой, Стайк остался доволен. Он гений! Он берёт на работу только самых лучших. Это была отличная идея — посадить Грейнджер в камеру. В экстремальных ситуациях, как известно, мозг работает в усиленном режиме, вот и Гермиона нашла правдоподобное объяснение событиям в лаборатории, и даже назвала имя предполагаемого преступника, известного ей благодаря обучению в Парижском университете. Если это действительно был Жорж Жано, то Стайк понял, почему трейсеры не засекли постороннего в лаборатории — имя этого мага было известно далеко за пределами Франции. Жано мог беззвучно аппарировать, преодолевать любые стены, использовать самую изощренную магию, скрывая свои следы. Стайку было интересно, что этот маг делал в Англии и с каких пор принялся за убийства? И уж, конечно, поймать Жано было бы верхом карьеры Стайка — это успех, слава, заслуженные лавры…

Но тщеславные мысли быстро уступили место профессиональным. Стайк подумал, не потянется ли к Жано ниточка от недавних преступлений, которые в Аврорате назвали «серым террором»? Он возбужденно барабанил пальцами по столу. Способности и знания Грейнджер надо использовать. А пока она не должна отправляться домой. Если «Черный капюшон» узнает, что она жива, может попытаться убить её снова. Стайк задумался об укрытии для молодой и способной сотрудницы. Небольшая квартирка на окраине Лондона среди домов магглов, с камином — это лучший вариант. И знать о ней должен только Стайк и… нет, пока только он.

Гермионе понравилась её новая квартира. Как неожиданно удачно решилась проблема с жильем — теперь Рон мог спокойно жить в Ирисе. Правда, пока в квартире она была, как под арестом — выходить можно было только на работу, но это её не пугало. Выходить никуда не хотелось. Гермиона скучала по Джинни, но решила, что пока пошлёт к ней сову, а там видно будет.

А ещё она скучала по Рону. Ей так не хватало его! Его слова перед уходом полоснули ножом по сердцу. А проклятая интуиция шептала: он сказал правду. Рон всё ещё любит её — а как же Кэрол? Измена всё меняет. Гермиона знала, что никогда не сможет разделить любимого с другой, не сможет простить.

Ничто в новой квартире не напоминало о нём, а воспоминания всё равно накрыли, как лавина. Сможет ли она пережить с кем-нибудь другим то, что было с Роном? Сможет ли она когда-нибудь доверить другому мужчине всю себя, свои мысли, свои страхи, своё тело? Сможет ли, занимаясь любовью с другим, шутить и смеяться, как с Роном? Испытывать столько же нежности к другому человеку? Полюбить другого?

Гермиона знала ответ на этот вопрос. Она обижалась на Рона, но не презирала его. Она не могла понять его, но продолжала желать. Не могла простить то, что считала подлостью — но и разлюбить не могла.

Ни с кем не повторится то, что было у них. Их первый раз. Их неловкие объятья в Норе на рождество, когда она приехала на каникулы из Франции. Это было почти год назад.

* * *

После Хогвартса Гермиона отправила заявку на обучение во французский университет высшей магии потому, что он считался лучшим — и, к её удивлению, была принята!

После её отъезда во Францию четыре долгих месяца они с Роном обменивались письмами, в которых боялись выразить свои чувства. Рон с Гарри проходили подготовку в Аврорате — их участие в битве за Хогвартс и вынужденный опыт войны в столь юном возрасте заставили их повзрослеть раньше времени. Если другие Авроры проходили тренировки годами, то Гарри и Рон уже через несколько месяцев участвовали в операциях. Рон писал ей об изнурительных тренировках, великолепном тренере — Стайке, о новых друзьях.

Гермиона писала о своих друзьях, как интересно ей было учиться, о своих достижениях. И ни слова о любви. Они были лучшими друзьями, и лишь в одном письме Рон написал: «Мне плохо без тебя, приезжай скорей!»

Именно после этого письма она и решила большую часть зимних каникул провести в Норе.

Встреча после разлуки всё расставила по своим местам. Каждую минуту, когда они оставались наедине, Рон целовал её — ей было неловко, что их застанут, и тогда все каникулы жди насмешек от братьев Уизли.

Но скоро неловкость прошла. Новое приключение — укради поцелуй — стало тайной игрой.

Поцелуй в кухне, когда вся семья ужинает за стеной.

Поцелуй на лестнице по пути в комнату.

Поцелуй и объятия на крыльце, когда Молли в любой момент могла выглянуть из окна.

Касание руки под столом, переплетение пальцев.

Для правильной и серьезной Гермионы это было неожиданно весело. Вообще с Роном не соскучишься!

А еще они ссорились — её упрямство и его горячность сталкивались каждый день. Злая после ссоры, она убегала от него в комнату, которую делила с Джинни, но он настигал её на пути, с силой прижимал к стене и целовал, держа над головой её руки своими. Они знали, что хотят большего, и Рон уже давным-давно и много раз сказал ей три желанных слова.

Однако их споры были не так однозначны. Иногда ей хотелось ударить его, применить заклинание, уйти и больше не встречаться. Для Рона это была игра. В гневе Гермиона была прекрасна — так он говорил, и это пугало её. Она всерьёз спорила и что-то доказывала, борясь за свои убеждения, а он просто дразнил её и ждал, когда она выйдет из себя.

Семейство Уизли не раз становилось свидетелем их споров, и Молли стала волноваться. Почему дети всё время ссорятся? Однажды, став свидетельницей их громкого спора о том, как правильней кормить сов, Молли попросила Гермиону задержаться на кухне и помочь ей с ужином.

— Миссис Уизли, я с удовольствием помогу, если вы не поручите мне ничего готовить. Боюсь, как бы все не остались голодными!

— Ничего, детка. Я думаю, ты в состоянии расставить тарелки на столе, не испортив рагу. И в который раз говорю, зови меня Молли!

Они остались вдвоем на кухне, и Гермиона, взмахивая палочкой, стала посылать посуду на стол.

— Скажи, вы с Роном не ладите? — вдруг спросила Молли, старательно перемешивая соус.

Гермиона не ожидала вопроса и густо покраснела.

— Нет, что вы! Вовсе нет! Просто у нас бывают… разногласия, и мы их… м-м-м… обсуждаем.

— Детка, меня это очень расстраивает. Извини, что я спрашиваю, но… возможно, Рон чем-то обидел тебя? — голос Молли был взволнованным.

Гермионе стало неловко. Неужели так их споры выглядели со стороны?

Не зная, что ответить, она решила промолчать.

— Если это так, прости его, я думаю, он хочет найти с тобой общий язык и быть лучшим другом, как и раньше.

— Он и так мой лучший друг, миссис Уизли!… Молли. И даже больше, чем друг.

Гермиона была рада, что сказала это! Пусть Молли знает правду.

— О, Мерлин! Я рада это слышать! — с облегчением воскликнула миссис Уизли, и её губы задрожали. — Из всех сыновей я больше всего волнуюсь за Ронни. Пока тебя не было, он стал другим.

Не желая дольше смущать Гермиону, она скомандовала:

— Приборы на стол, и можно звать всех на ужин.

Гермиона с облегчением вышла из кухни. За ужином она видела, как Молли наблюдает за ней и Роном и незаметно улыбается. Настроение девушки улучшилось. Молли поддержала её! Никакой материнской ревности, никаких претензий. У Гермионы стало легко на душе. Это было почти благословение.

Каникулы пролетели незаметно, встреча Рождества и обмен подарками — просто прекрасно, а Гермиона собиралась ещё погостить у родителей. За два дня до её отъезда они с Роном отправились к Гарри в его новую квартиру.

Было здорово видеть лучшего друга таким счастливым! Они сидели у камина вчетвером, и Гермиона не могла сдержать улыбку, глядя на Гарри и Джинни. Она знала их тайну — они оба радовались новой квартире, потому что теперь у них было их место для встреч, где никто не мог помешать им любить друг друга.

Сердце Гермионы сжалось. Она так хотела большего. Она давно была готова шагнуть с Роном дальше, его тело и руки зажигали её и говорили о том, что и он не может больше ждать. Но одно дело ловить украдкой поцелуи, и совсем другое — настоящие отношения. Здесь Гермиона не хотела случайных свидетелей. Вот если бы можно было попросить у Гарри остаться переночевать в его квартире! Но это неудобно. Наверно, у них с Джинни свои романтические планы.

— Послушай, Гермиона, — не унимался Гарри, — вы, правда, на ланч в университете едите лягушек?

— Да, но не только! — смеясь, ответила она.

— Расскажи, как вы там одеваетесь, и что у вас за форма, — подмигивая подруге, сказала Джинни.

— О, это очень интересно. Я ничего об этом не слышал, — удивился Рон.

— Они носят мини-юбки! И никаких мантий! — добавила Джинни, посмеиваясь.

— Гермиона в мини-юбке? — переспросил Гарри, — я сейчас же хочу на это посмотреть. Он поудобней устроился на диване.

— Эй, дружище, — откликнулся Рон, поднимая одну бровь, — достаточно того, что на это каждый день смотрят её однокурсники. — Покажи, какой длины твоё мини? Досюда? — он провёл рукой по середине бедра на джинсах Гермионы.

— Нет, Рон, — не унималась Джинни, — повыше дюймов на пять!

Гермиона всё это время невозмутимо жевала яблоко.

— Мне слово дадут сказать? — спросила она. Подойдя к столу, она взяла небольшую салфетку, вышла на середину комнаты и приложила её к талии. Лоскут едва прикрывал бедра.

— Вот как-то так! — улыбнулась она.

Джинни захихикала и посмотрела на Рона.

— Признайся, братик, если бы ты знал, что у них будет такая форма, то ни за что бы не отпустил её во Францию!

Рон криво усмехнулся.

— Я вообще не понимаю, как парни умудряются смотреть в книги, когда девчонки шастают в таком виде! — возмущенно сказал он. — Кроме того, вам, наверно, ужасно холодно!

— Вовсе нет! — Гермиона продолжала шоу, — ведь мы носим сапоги вот досюда, — и она опустила палец на два сантиметра ниже салфетки.

Рон и Гарри открыли рты.

— А у нас в Аврорате все заворачиваются в мантии до пят! — воскликнул Гарри.

— Да, но у тебя есть Джинни, — съязвил Рон, — и ты можешь смотреть на неё, сколько угодно. Я же довольствуюсь совиной почтой, зная, что Гермиона разгуливает там в таком виде.

Настроение у него испортилось. Через два дня она уедет к родителям, потом во Францию, и он опять будет сходить с ума. Зачем только она выбрала этот дурацкий курс, когда в Лондоне её готовы были взять на любой магический факультет? Иногда Рону казалось, что Гермиона сбежала от него. Да еще эта её счастливая улыбка — будто она рада отъезду. Внутри Рона закипела досада.

— Послушай, Гарри, — неожиданно сказала Джинни, — а давай мы вдвоём отметим твою новую квартиру в пабе! А Рон и Гермиона пока постерегут её. Что скажешь?

Она кинула хитрый взгляд на Гермиону. Гарри не понял намёка.

— Ты не любишь, когда я напиваюсь, а в пабе я обязательно закажу что-нибудь крепкое, — возразил он.

— Знаешь что, сегодня я согласна напиться вместе с тобой. Только ты не пей много, а то мне придется тебя нести! — рассмеялась Джинни и что-то шепнула ему на ухо.

— Это кто кого будет нести, — пробурчал Гарри, и вопрос казался решённым. — Рон, Гермиона — вы не против? Не обидитесь, если мы на пару часов вас покинем?

Гермиона опешила от поведения Джинни. Неужели подруга прочла её мысли? Или они написаны у неё на лице? Джинни похлопала Рона по плечу.

— Будем поздно. Ложитесь без нас в гостевой спальне! — воскликнула она, и потянула Гарри за руку. Они решили прогуляться по городу, а не идти через камин, и через минуту парочка с довольным видом удалилась.

В гостиной повисла тишина.

Гермиона села в кресло напротив Рона и улыбнулась. Она была благодарна Джинни. Будь, что будет, но такой шанс нельзя упускать. Волнение немного сковало её, но она и не подозревала, что творилось в душе у Рона. Картины её студенческой жизни, мини-юбки, приближение расставания — всё это ужасно злило его. Как уговорить её остаться? Теперь они должны быть вместе! Может, сделать ей предложение, мелькнуло у него в голове. Глупо. Она ни за что не согласится. Это была не просто нерешительность, а уверенность в собственном провале.

— Рон, о чем ты думаешь? — тихо спросила Гермиона, заметив его волнение.

— О коротких юбках и длинных сапогах.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — игриво заметила она.

— А еще о французах, которые будут на всё это смотреть!

— Рон, послушай! — она сложила ноги по-турецки и виновато посмотрела на него. — Я чуть-чуть преувеличила! На самом деле юбки у нас до колен, а сапоги я ношу только на улице. А в классах — свои старые туфли.

— Гермиона, это не помешает французам ещё полгода пялиться на тебя.

— Мерлин, было бы на что пялиться!

Рон молча посмотрел на вырез её блузки.

— К тому же, у нас учатся не только французы. Есть даже японцы! Они очень своеобразные!

— Значит, парни со всего света полгода будут пялиться на тебя.

— Да что ты заладил, Рон! — Гермиона засмеялась. Ей не хотелось ссориться. Она встала с кресла и села рядом с ним на диван. Близко-близко. Теперь его очередь действовать. Ей хотелось поцеловать каждую веснушку на его смешном носу.

— Пожалуйста, не уезжай! — прошептал Рон, обнимая её, — читать письма еще полгода и не видеть тебя — это выше моих сил, — ему неловко было признаться в собственной слабости.

Гермиона отстранила его.

— Я думала, что мы не будем больше возвращаться к этому разговору! Пойми, это не просто школа. Меня там научили такому, в чём я даже тебе признаться боюсь! Иногда мне кажется, что в Хогвартсе мы не делали ни-че-го! Понимаешь! Это не просто магия, это совсем другой уровень волшебства. Это знания, собранные волшебниками со всего мира! И не все студенты прошли первый этап! Думаешь, мне было легко? Думаешь, у меня было время думать о глупостях?

— Теперь я понял, кто я! Самая большая твоя глупость, Гермиона! Извини, что мешаю постигать тебе тайны великой магии! Стою на твоём пути! — глаза Рона метали молнии.

— Я имела в виду совсем другое! У меня не было времени ни на что, кроме учёбы! И писем тебе. Я буду писать тебе, Рон, — меньше всего ей хотелось спорить с ним. — Зачем портить хороший вечер? Джинни с Гарри ушли, мы остались вдвоём…

Это был уже не просто намёк, откровенное предложение. Её глаза горели.

— Поцелуй меня, Рон! — попросила она.

Он опустил голову на руки и задумался. Гермиона ожидала от него совсем другой реакции. Она чуть ли не бросается ему на шею, а он думает о чем-то своём!

Она отстранилась от него ещё больше.

— Вы что, с Джинни сговорились? — неожиданно спросил Рон. — Составили план действий, как предоставить нам свободную квартиру для одноразового удовольствия?

— Знаешь что, ты себе льстишь, если думаешь, что я только и мечтаю о том, как запрыгнуть к тебе в постель! — возмутилась Гермиона. Она, конечно, мечтала об этом, но план Джинни был всего лишь планом Джинни. Да и какая ему разница! Разве он не хотел все эти дни побыть с ней по-настоящему наедине? Внезапно её осенило. Он не хочет делать последний шаг. Одноразовое удовольствие.

От осознания внутри всё похолодело. Всё ясно. Он не хочет развивать отношения, потому что не знает, что будет после разлуки. Зачем брать на себя ответственность ради одной ночи, если за полгода он может встретить другую девушку? Все их объятия, шутки, поцелуи — не более чем желание молодого тела найти отклик в другом теле. Рождественская игра.

Рон решил, что подруги всё подстроили? Гермиона была благодарна Джинни, которая хотела устроить её счастье, но всё складывалось не так, как надо. Зачем он говорил, что любит? Неужели это пустые слова?

Рон сидел, отведя глаза в сторону.

Надо использовать последний шанс. Может, это просто его низкая самооценка и нерешительность? Может, он боится её?

Гермиона села позади него, наклонилась вперёд и нежно обняла за плечи. Она почувствовала запах его кожи. Наверно, так запоминают запахи собаки, подумала она. Запах его шампуня, волос, запах Рона. Для неё это был момент невероятной близости, как будто они уже были одним целым. Она уткнулась носом в его шею и почувствовала, как он вздрогнул.

Гермиона первой призналась в любви и не боялась сказать новые слова.

— Рон, я хочу тебя.

Его спина напряглась, но он сидел, не шевелясь.

Что с ним происходит? Чем я обидела его? Тем, что уезжаю? Мысли вихрем проносились в голове.

— Это у тебя не в первый раз? — резко спросил Рон.

Грубость его голоса, неожиданность такого вопроса заставили её отшатнуться. Всё это время, пока она набиралась смелости, чтобы сделать свой шаг, он думал только об одном — что у неё уже кто-то был?

Недоверие Рона, его глупая ревность, неуместность слов потрясли её. Она слезла с дивана и отошла к камину. Взяв свою мантию и сумку, Гермиона выдавила улыбку. Его глаза горели, лицо покрыли красные пятна. Она знала, что так бывает, когда он крайне взволнован.

— Катись в свою Францию, только поскорей! — выпалил Рон.

— Я, пожалуй, пока вернусь в Нору. А ты дождись Джинни и Гарри. Они просили посторожить квартиру.

Не дожидаясь ответа, она зашла в камин и исчезла.

* * *

Рон сидел неподвижно какое-то время, ругая себя самыми ужасными словами. Он знал, что поступил глупо, но не мог отделаться от мысли, что не получил ответ на свой вопрос. Чем еще объяснить смелость Гермионы? Перед разлукой в сентябре они не давали друг другу никаких обещаний. Несмотря на её признание после похорон брата, Рон не верил до конца в её любовь. Кто умел сочувствовать лучше, чем Гермиона? Конечно, она пожалела его и очень помогла, а потом они вместе ездили в Австралию и он помог ей — так и поступают настоящие друзья.

Учась всё это время в Аврорате, он купался в лучах славы Гарри — и немного своей собственной. От девушек не было отбоя. Они сами приглашали его на свидания, делали откровенные намёки, писали письма. Отказать им было трудно, особенно, когда Гермионы не было рядом. Рон ходил на вечеринки, попойки и свидания. Его неуверенность в себе быстро улетучилась. Лёгкие победы не приносили большого удовольствия, но сделали более циничным. Он понял, что обворожительной улыбки достаточно, чтобы очередная девчонка в пабе подсела к нему, пригласила потанцевать, выпить или пойти к ней в гости. Но ни одна красотка не затащила его в постель. Все они казались пустыми и бесцветными на фоне Гермионы. Рон хотел только её одну.

— Братишка, не поменял ли ты ориентацию? — с деланным испугом спросил Джордж после очередной субботней гулянки. — Кажется, к девчонкам ты равнодушен!

К девчонкам — да, а к Гермионе — нет. Её карие глаза, растрёпанные волосы и испачканные чернилами пальцы не шли из головы. Только о ней он думал, когда приходил домой и расслаблялся в душе. И тут уже перед глазами мелькали совсем другие картины… Рон никогда не сомневался, что она будет его первой, а если повезёт — и единственной.

Сейчас он с горечью осознал, что не может требовать того же от любимой. Вероятно, у неё кто-то был. И он уже не будет её первым. Рон открыл буфет Гарри и налил себе немного виски.

Теперь-то всё было понятно! Поведение Гермионы в Норе всё объясняло. Её смелость в поцелуях — куда девалась скромная и сдержанная отличница из Хогвартса? Её решительность сейчас, её признание. А самое главное — она не ответила на вопрос и сбежала.

На душе стало гадко, как будто он совершил подлость. Может, не надо было ничего спрашивать? Рон так давно мечтал ощутить её тепло, увидеть её тело без одежды, услышать, как она стонет в его объятьях. А теперь он сам отказался от всего этого. Но что поделаешь, если он такой старомодный? И он еще думал делать ей предложение! Она просто искала развлечение на одну ночь.

Рон выпил еще немного виски и прилег на диван.

* * *

Его сон прервали знакомые голоса. Один, ужасно противный, фальшиво распевал:

— Что ты в Хогсмид не пришёл? У меня протёк котёл!

— Гарри, перестань, что за пошлятина! Мы еще не познакомились с соседями, а ты их уже распугал!

Гарри и Джинни ввалились в гостиную, Рон окончательно проснулся и сел на диване.

— Эй, я вижу, вы неплохо провели время! — от выпитого виски его реакция немного притупилась. — Который час?

— Мы не смотрели на часы, дружище, — ответил Гарри и звонко шлепнул Джинни по попке.

Она тут же отвесила ему затрещину и подошла к Рону.

— Вы, надеюсь, тоже неплохо провели время? А где Гермиона? — спросила она, окинув комнату неуверенным взглядом. — Гарри, мы больше не будем пить. Где моя палочка? Диван качается, и пол тоже.

— У тебя в кармане. Но ты с ней ничего не делай, Джинни! Не бери её, а то превратишь меня в табурет или расщепишь себя, — шатаясь, ответил Гарри.

Рон достал свою палочку и произнес отрезвляющее заклинание.

Джинни села на диван и перевела дух.

— Спасибо, Рон! Я думала, что не добегу до туалета, а теперь полегчало, — в её голосе не было и тени неловкости. Правда жизни никогда не смущала его сестру.

— Гарри, тебе помочь? — спросила она, но Гарри уже примостился в кресле, голова его склонилась на мягкий подлокотник, глаза закрылись.

— Рон, поможешь отнести его в кровать? А то шея затечёт и будет весь день болеть, — сказала Джинни, с заботой глядя на жениха.

Они переложили Гарри на диван и уселись за кухонный стол.

Джинни не знала, с чего начать разговор. Она надеялась застать Рона и Гермиону спящими наверху, в спальне для гостей, и не знала, что случилось.

— Джинни, послушай. Вы это с Гермионой нарочно подстроили? — наконец спросил Рон.

— Что подстроили? У авроров есть такое дурацкое свойство — везде искать заговор! — Джинни усмехнулась. — Гарри тоже такой. А если ты о том, что мне показалось, будто ты уже сто лет без ума от Гермионы и не знаешь, как потерять свою девственность, то это не заговор, это моя добрая воля — реализовать твои планы! — смеясь, проговорила она. — Никогда не думала, что это случится с тобой позже, чем со мной.

Джинни с вызовом посмотрела ему в глаза. Она знала, что Рон не любил упоминаний об их с Гарри отношениях. Она всегда была для него младшей сестрёнкой, и знать, что его друг спит с ней до свадьбы, было ему более чем неприятно. Конечно, он сразу узнал об этом — Гарри рассказал ему, извиняясь и клянясь в лучших намерениях, но Рону все-таки сильно хотелось дать другу по морде. Он сдержался. Если кто-то и должен быть с Джинни — то это Гарри. Кто еще вынесет её ужасный характер? Кроме того, Рон не сомневался, что это Джинни соблазнила Гарри, а не наоборот.

— Гермиона ни о чём тебя не просила? — спросил он сестру.

— Разумеется, нет. Думаешь, у меня самой не хватило бы фантазии слинять, зная, что Гермиона скоро уедет, а в Норе вас ни на минуту не оставляют наедине? Рон, что с тобой? Где Гермиона?

— Она в Норе.

— А что она там делает?

— Наверно, спит.

— А я думаю, нет, — глаза Джинни загорелись, веснушки ярче проступили на бледном лице, — она лежит и плачет, проклиная тебя, на чём свет стоит. Рон! Что ты ей сказал?

Рон молчал. Он сам не знал, как объяснить случившееся.

— Неужели она отказала тебе? — Джинни расстроено посмотрела на него. — Извини, если я подтолкнула тебя, а она была не готова. Мне казалось, вы сможете договориться.

Джинни готова была заплакать.

— Рон, прости, если я всё испортила. Ну, хочешь, я завтра скажу ей, что … что соврала тебе, будто она хочет с тобой провести ночь? Или…

— Джинни, не надо ничего придумывать! Я думаю, ты плохо знаешь свою подругу. Для неё это не в первый раз.

Джинни опешила.

— Она так сказала или ты… проверил?

— Джинни! — Рон остолбенел от такой прямолинейности сестры.

— Может у меня остаться хоть что-то личное, что ты не будешь обсуждать вслух? Вроде нашей с Гермионой девственности!

— Не будь ханжой! Ты сам сказал: «не в первый раз». Только я хорошо знаю Гермиону. У неё никого не было, это точно! Она тебе соврала, потому что испугалась, или ты вёл себя, как дурак, или…

— Хватит, Джинни! — Рон выглядел растерянным, — я всегда веду себя, как дурак! Этот аргумент можешь даже не приводить. Это аксиома.

— Мерлин! Вас в Аврорате учат таким словам? — Джинни рассмеялась. — Может, еще не поздно всё исправить? Или ты уже обозвал её падшей женщиной?

Рон закатил глаза. Больше это выслушивать он не мог.

Джинни продолжала:

— Она писала мне из Франции! Конечно, не так часто, как тебе, но и совсем не то, что тебе! Я знаю, что за ней ухлёстывал один японец, а она ему дала от ворот поворот. И ещё пару французов. Да, у неё были свидания! Но всё это несерьезно.

— Мне она сказала, что у неё не было времени на глупости, — Рон заёрзал на стуле.

— Мерлин, девушка не виновата, что красива! И если бы ты ей чаще говорил об этом, она бы закопалась в книгах и никуда бы не ходила дальше библиотеки. Но женщинам нравится слышать, что их любят! «Глаза, как звёзды, рот — как месяц!»

— Да, а нос — как полумесяц! Если б Гарри тебе сказал такое, ты бы его высмеяла!

— Мне это говорили другие, — усмехнулась она, — Гарри не такой дурак. Рон, её там ждут влюбленные французы, а ты копаешься в себе и сам придумываешь проблемы! Ты должен быть с ней! — Джинни иногда напоминала ему мать, только он её не так боялся.

— Ты права. Я пойду домой, — он встал и пошёл к камину, а потом оглянулся на диван, откуда раздавался ровный храп. — Надеюсь, с Гарри проблем не будет?

— У меня — нет. А у него будут проблемы, когда проснется утром с похмельем. Пока, — она подошла к Рону и нежно потрепала его по щеке. — И почему ты такой невезучий?

Вернувшись в Нору, Гермиона была рада, что все разошлись по своим комнатам, и можно было избежать лишних объяснений. Она тихо проскользнула в комнату Джинни, упала на кровать и разревелась. Почему рядом с Роном она, разумная, практичная, серьёзная, превращалась в жалкую истеричку? Как жаль, что она не маленькая, и мама не может утешить её, дав конфетку или погладив по голове.

«Я хочу Рона!» — сказала Гермиона сама себе и заплакала с новой силой. Слёзы принесли облегчение и усталость. Девушка разделась, натянула на себя самую тёплую ночную рубашку, поджала колени к подбородку, чтобы согреться, и уснула.

* * *

Рон вернулся в Нору глубокой ночью. В доме было темно и тихо, когда он вышел из камина и в растерянности остановился посреди гостиной. За окном начиналась настоящая зимняя буря. Немого помешкав, он, как вор, ступая на цыпочках, направился в комнату Джинни. Он должен был увидеть Гермиону, чтобы сказать, какой он дурак, и извиниться.

Отворив дверь, он увидел пустую кровать Джинни и Гермиону, спящую на гостевой кровати напротив. Рон медленно подошёл и сел на край кровати. Его любимая спала, как ангел, свернувшись калачиком, волосы разметались по подушке, закрывая почти всё лицо. Ему хотелось убрать непослушные пряди, но он боялся разбудить её. Посидев минуту, Рон вздохнул и собрался уйти в свою комнату, но передумал, быстро разделся и лёг в кровать Джинни. Завтра утром он должен поговорить с Гермионой, пока она не улизнула куда-нибудь. Рон боялся, что уйдёт, а когда проснётся утром, больше не увидит её.

Сон не шёл. Подремав на диване у Гарри, он, очевидно, прогнал остатки сна.

За окном поднялся настоящий вой. Ветер стучал в окно, посыпая стекло белой крошкой. Рон молча наблюдал за тем, как снег проносится мимо окна, а потом налетает, словно пытаясь расколоть стекло.

Гермиона проснулась оттого, что кто-то стучал в окно. Наверно, это сова, подумала она, и села в кровати. А вдруг что-то важное? Она быстро встала и подошла к окну. Снежная буря шумела, казалось, что Нора немного раскачивается. На душе были хаос и смятение. Она села на подоконник и обхватила руками колени.

Наблюдая за непогодой, Гермиона подумала, как ей сейчас не хватает Джинни. Ей нужен собеседник! Джинни младше её, но во многих вопросах гораздо практичней. Кроме того, Джинни всегда была безудержной оптимисткой и смотрела проще на многие вещи. Гермиона знала, что всё тщательно анализировала и этим усложняла ситуацию. Джинни же часто поступала так, как велит сердце, а не разум.

Что ей мешает представить, что Джинни сейчас слушает её?

Гермиона немного помолчала, не зная с чего начать.

— Джинни, я должна уехать сегодня утром. Прости, если не увижу тебя. Ужасно будет не попрощаться с Молли, она меня так поддержала…

Гермиона поёжилась от очередного порыва ветра, который поддувал из окна.

— Джинни, что пошло не так? Почему Рон не доверяет мне? Почему всё время спорит и говорит гадости? Мы цапаемся, как кошка с собакой! Он не хочет меня! Не хочет связываться со мной, — Гермиона всхлипнула, и ей стало ужасно жалко себя. — Я люблю его и часто вижу во сне, как мы… Мерлин, как это глупо!

Слёзы побежали по её щекам, она вытерла их рукавом и немного помолчала.

— Иногда я думаю про Жака. Помнишь, я писала? Он такой славный парень, а я всё время обижаю его. Он подарил мне платье! А я не приняла. Может, мне нужно двигаться дальше и пробовать начать новую жизнь? Теперь, наверно, с Роном ничего не выйдет. А если я не смогу разлюбить? Почему я хочу только его?

Гермиона всхлипнула ещё сильней и вытерла нос рубашкой.

Вдруг из угла комнаты послышался кашель, как будто кто–то пытался прочистить горло перед важной речью.

Гермиона в испуге подскочила и уставилась в темноту. На кровати Джинни шевелилась какая–то фигура. Она с ужасом осознала, что палочка лежит возле кровати и стала медленно спускаться с подоконника.

— Дорогая, я знаю, что ты можешь и без палочки заколдовать, так что не бойся, это не пожиратель смерти, — раздался знакомый голос.

Гермиона стояла, будто к ней применили Ступефай. Несколько секунд она не знала, что сказать.

— Рон, что ты здесь делаешь? — наконец выдавила она.

— Прости, что пришлось выслушать твою исповедь.

Стыд сковал её. Как можно быть такой дурой? Говорить с собой в темноте, вывернуть душу? Неужели он всё слышал? Гермионе захотелось выпрыгнуть в окно и смешаться со снегом. Зарыться в сугроб, чтобы её никто не нашёл.

Рон быстро встал и подошел к ней. В темноте она пыталась разглядеть его лицо — он смеётся над ней? Страх прошёл, осталась ужасная неловкость. Его лицо было совсем рядом, он взял её руки и поднёс к губам.

— У тебя пальцы ледяные, — сказал он, целуя её ладони.

Его большая фигура излучала тепло. Только сейчас Гермиона заметила, что он был почти без одежды. Не решаясь обнять её, Рон сказал:

— В такую погоду нельзя сидеть у окна, замерзнешь.

Они постояли немного, в полушаге друг от друга, он грел дыханием её руки, она молчала.

— Я решил поспать тут, чтобы ты утром не улизнула, и правильно сделал.

— Рон, всё, что я тут наговорила — просто…

— Откровение!

— Нет, просто чушь! Это… это…

— Очень трогательно!

— Это глупо и всё неправда! — воскликнула она.

— Точно! Неправда, что я не хочу тебя! Я хочу тебя больше всего на свете, Гермиона! Просто я ревнивый и нерешительный дурак! — он притянул её к себе, положив подбородок на её макушку. Рядом с ним она казалась маленькой девочкой.

— Прости меня, любимая! — Рону меньше всего хотелось расплакаться, но в горле стоял ком.

Гермиона не знала, что сказать. Она чувствовала его волнение, его искренность, его желание, и, привстав на цыпочки, поцеловала.

Рону показалось, что его уносит буря за окном, небо и земля смешались, а реальны только её глаза. Он целовал её губы, нос, щёки, чувствуя солёный привкус слёз. Он чувствовал, как её руки перебирают пряди его волос, и мурашки пробежали по телу. Ни один их предыдущий поцелуй не мог сравниться с этим моментом. Он ощутил, что эта девушка предназначена для него, чтобы любить её всегда. И еще появилось странное чувство, будто он — отец и отвечает за судьбу своего ребёнка, такой хрупкой казалась она в его руках. Он знал, что её слабость — лишь иллюзия, что в ней столько силы и темперамента, что хватит на десятерых волшебников.

Чувствуя босыми ногами холод пола, Рон легко поднял Гермиону и поставил её замёрзшие ступни на свои. Они целовали друг друга, отрываясь, только чтобы перевести дыхание. А потом Рон поднял её на руки, отнёс на кровать и лёг рядом.

— Всё, назад пути не будет! — прошептал он. Она кивнула.

Рон взял её палочку, запер дверь и пустил заглушающее заклинание. А затем направил на неё кончик палочки.

— Нужно сказать заклинание контрацепции, — неуверенно сказал он.

— А ты умеешь?

— Теоретически… да.

— Тогда лучше я.

Она взяла палочку в руки, прошептала заклинание, и её тело на секунду озарилось зеленым светом. Гермиона была рада, что он подумал об этом.

Она всё ещё дрожала от холода, и они легли рядом, пытаясь согреться.

— Рон, ты знаешь, учёные установили… — начала Гермиона, и Рон напрягся, услышав такое вступление. Неужели сейчас пойдёт лекция на тему секса? — установили, что согревание двух тел наступает намного быстрее, если на них нет одежды.

Он рассмеялся и стал лихорадочно стаскивать с неё ночную рубашку. Одеяло мешало, цепляясь за ноги и руки, и скоро рубашка превратилась в спутанный клубок, внутри которого смеялась Гермиона. В конце концов, несмотря на холод, она откинула одеяло и, подняв руки, медленно стащила с головы непослушную ткань. Рубашка отлетела в сторону, волосы рассыпались по плечам. В полумраке комнаты она казалась нереальной — видением, которое может исчезнуть от прикосновения. Её красота так потрясла Рона, что несколько секунд он лежал, не шевелясь, и смотрел на её обнажённую грудь и плечи, осыпанные пушистыми прядями. Увидев, что она дрожит от холода, Рон почувствовал укол совести. Он не хотел заморозить её до смерти.

— Греть будешь? — словно читая его мысли, спросила Гермиона.

Они накрылись одеялом, и Рон повернул её к себе спиной, прижимая с головы до ног. Он целовал её шею, его тёплые руки блуждали по её телу, и ему стало так жарко, что, казалось, он обжигает её. Рон чувствовал, как она вздрагивала от его прикосновений, запрокидывала голову и тихо стонала, закрывая глаза. Скоро она совсем согрелась, повернулась к нему лицом и сняла с них остатки одежды.

Как описать ощущение первой близости, интимных прикосновений, неловких объятий, вида обнаженного тела любимой, о котором так долго мечтал? И страх оттого, что можешь причинить ей боль, потому что это в первый раз? И сомнение в её глазах, и поцелуи, и ласки всего её нежного тела, до дрожи, до сладкого крика? Он не умел, он ничего не умел — но это было не важно. Они так долго мечтали и ждали этого, что всё оказалось легко и хорошо. Как только они преодолели скованность и стеснение первых мгновений, страсть захлестнула их, и молодые тела сами подсказали друг другу, что нужно делать. Их блаженство длилось всего несколько минут, но эмоции были настолько сильными, что оба были в полном изнеможении. Какое–то время они лежали рядом, сжимая друг друга, словно боясь расцепиться.

Тревога и беспокойство стали одолевать Рона:

— Как ты? Не больно? — виновато спросил он, заглядывая ей в глаза. Она улыбнулась.

— Совсем чуть–чуть.

Он опустился и, обхватив её за талию, нежно поцеловал в живот.

— Хорошо, что мы согрелись, — сказала она.

— Ты не уедешь сегодня утром? — спросил Рон, и Гермиона почувствовала его улыбку на коже.

— Ты что, слушал всё с самого–самого начала? — возмущенно прошептала она.

Рон оторвался от её живота, поцелуями проложил дорожку к подбородку и внимательно посмотрел ей в лицо. Её щёки горели от смущения.

— Ну как ты мог так долго подслушивать? — с укором сказала она.

— Я бы слушал гораздо дольше, но не выношу, когда ты плачешь. Тем более из–за меня.

— Это бывает не так уж редко.

— Я знаю! — Рон нежно поцеловал её. — Я постараюсь, чтобы ты плакала из–за меня как можно реже. Не более одного раза в неделю!

Гермиона рассмеялась. Буря за окном закончилась, и стало светлеть. Ей было жаль, что в темноте она плохо видела его тело.

— И часть про Жака меня очень взволновала, — добавил Рон, — спасибо, что не приняла от него платье. Скоро мои тренировки закончатся, я буду неплохо зарабатывать и куплю тебе такое платье — закачаешься! Только не знаю, разрешу ли я тебе его надеть.

— Ты ничего мне не можешь разрешить или запретить, — сказала она насмешливо. — Скоро я уеду в Париж и буду каждый день носить мини–униформу!

— Ты сама призналась, что никакой мини–униформы нет! — возмущенно воскликнул Рон. Он знал, что она его дразнит. — Знаешь, чтобы выбрать тебе платье, мне нужно знать твой размер. Ты не могла бы встать и покружиться?

Гермиона натянула одеяло по самый нос.

— Если ты сможешь стащить с меня одеяло!

— Да запросто! — и он бросится щекотать её.

— Рон, мы разбудим весь дом! — сдерживая смех, выдавила она. — Кроме того, я опять замёрзну!

— Об этом я и мечтаю, — сказал он, — и я буду греть тебя до самого утра.

— Уже утро! Давай поспим, — она уткнулась носом ему в плечо.

* * *

Утром Гермиона проснулась от стука в дверь, которая до сих пор была заперта их ночным заклинанием.

Взлохмаченный Рон быстро вскочил и, перебежав в кровать Джинни, снял заклинание.

— Гермиона, открой дверь! — послышался взволнованный голос Джинни, и через секунду показалась её голова. Джинни влетела в комнату, не замечая Рона.

— Гермиона, у тебя всё в порядке? Боюсь, что я вчера наломала дров!

— Всё отлично.

— Вот и хорошо. Мама зовёт к завтраку, — Джинни вздохнула. — Ну, и влетело же мне от неё! Она узнала, что я ночевала у Гарри, и … пришлось во всём признаться. Лучше ему пока здесь не появляться!

Гермиона села на кровати и, глядя мимо Джинни, возмущенно сказала:

— Рон, подслушивать — это профессиональное?

Джинни в изумлении обернулась и увидела довольное лицо брата на своей подушке.

— Так–так–так! — угрожающе сказала она, — кажется, маме будет на что отвлечься от меня!

— Но ты же ей ничего не скажешь? — Рон лукаво улыбнулся. — Мы будем внизу через минуту!

— Только ради Гермионы! — отвечая на его улыбку и подмигивая Гермионе, Джинни вышла из комнаты, и её каблучки застучали по лестнице.

— Я, наверно, пойду к себе, — быстро одеваясь, сказал Рон.

— Мамы испугался? — Гермиона повыше натянула одеяло, прячась от него.

— Моя мама ужасно старомодна! Спускайся вниз, и ты услышишь, что она скажет о Гарри и Джинни! — Рон натянул джинсы, подбежал к её кровати, наклонился и нежно поцеловал. — Я еще не сказал тебе доброе утро, моя дорогая!

* * *

Это было всё, что она услышала от Рона за весь день!

За завтраком все молчали, потому что Молли была вне себя из–за Джинни. Затем братья долго расчищали дом от снега, но даже с помощью магии на это ушло больше часа. Потом мистер Уизли попросил сыновей помочь с ремонтом Норы, пострадавшей от бури.

Пока мужчины работали снаружи, Гермиона, Джинни и Молли долгое время беседовали в гостиной. Более тоскливого разговора Гермиона не могла припомнить. Она не знала, как смотреть Молли в глаза, когда та распекала дочь.

— Что и когда я упустила в твоём воспитании, Джинни? Это моя вина! Этот ужасный грех и на моей совести, — не унималась миссис Уизли. — Гермиона, ты должна повлиять на Джинни, убедить её, что подобное не должно повториться! По крайней мере, до официальной помолвки!

Гермиона покраснела до корней волос.

— Мама, сейчас совсем другие времена! Кроме того, в ближайшее время я замуж не собираюсь! Мне всего восемнадцать! — уверенно возразила Джинни.

— Значит, ты достаточно взрослая для этого… — тут Молли сделала паузу и тяжело вздохнула, — а для замужества нет? Где твоя ответственность? Неужели ты не понимаешь, что скоро будешь жалеть о своей распутности? Ни один порядочный волшебник не возьмёт тебя в жёны!

— Думаю, что Гарри будет возражать, если какой–нибудь другой волшебник захочет взять меня в жёны.

— А с Гарри я поговорю позже, — злобно прошипела Молли. — Что он себе думает? Он всегда казался мне порядочным!

— Мама, он и есть порядочный! И если ты его отчитаешь, я… я просто уйду из дома и буду жить у него! Я уже взрослая и никто меня не остановит! — с вызовом сказала Джинни.

На Молли было жалко смотреть.

— Значит, ты собираешься жить в грехе?

— Мама, ты отстала от жизни лет на сто!

— Я не такая уж и старая, моя дорогая! А нравы и мнения быстро не меняются. Что будет, когда узнает отец?

— Мы его не будем расстраивать, — Джинни смягчила тон, обнимая мать, — и Гарри ты ничего говорить не будешь, ни одного слова! И я пока буду жить дома, — дочь невинно улыбалась.

Молли вздохнула. Как Джинни умудрялась обводить всех вокруг пальца?

— Гермиона, надеюсь, ты сможешь повлиять на неё? — Миссис Уизли хваталась за соломинку. — Пусть женятся, Гарри для меня как сын.

— Я с ней поговорю, — Гермиона многозначительно посмотрела на Джинни и встала.

Это был повод закончить неприятный разговор и отправиться наверх.

— Спасибо, я больше не могла это слушать! — прошептала Джинни, поднимаясь по лестнице. — А теперь поговорим немного о тебе! Кажется, тебе есть что рассказать.

Они уселись на кровать, и Джинни стала весело раскачиваться. Её рыжие косички подпрыгивали в разные стороны.

— В словах Молли есть доля правды, — сказала Гермиона.

— Я думаю, последствия моей глупости могут быть очень неприятными.

Джинни поняла слова подруги по–своему.

— Вы что, забыли сделать заклинание контрацепции? — с сочувствием спросила она. — Это не проблема, я знаю одно заклинание, которое действует целые сутки. Мне рассказала знакомая, которая учится на целителя!

Гермиона поморщилась.

— Джинни, ты меня не так поняла. Прятаться, скрывать от всех — это не по мне. А сказать правду твоей маме после всего, что я услышала… Да она превратит Рона в столб!

— Гермиона, завтра ты уедешь, никто ничего не узнает, а там видно будет! — весело воскликнула Джинни и стала раскачивать кровать еще сильнее, так что Гермиона слегка подпрыгивала.

— Думаешь, мне легко теперь уехать? Я ужасно ревнивая, Джинни! Я умею скрывать свои чувства, но это не значит, что у меня их нет. Я буду думать, что Рон делает, с кем встречается, какая девица висит у него на шее… Это может помешать учёбе!

— Я за ним присмотрю, не беспокойся! Только, знаешь, если его до сих пор никто не окрутил, то теперь тем более не окрутит! Ты удивишься, но Рон не такой, как я или Джордж. Он гораздо больше похож на нашу маму! Когда Гарри сказал ему про нас, Рон был в бешенстве, они чуть не подрались и неделю не разговаривали!

— Это просто желание защитить младшую сестру. Вчера он мне не показался ни скромным, ни старомодным.

— Значит, он не подвёл меня? — со смехом спросила Джинни и, подлетев над кроватью, врезалась в Гермиону. — Или мы с Гарри зря вчера напились?

Гермиона рассмеялась. Что ни говори, а Джинни умела поднять настроение.

За всё утро после их первой ночи Рон ни разу не подошел к ней! Гермиона надеялась поговорить с ним после обеда и расстроилась, увидев, что Рон с Джорджем собираются уходить. Рон весело подмигнул ей:

— Мы по делам и за покупками! — и исчез в камине.

Если к обеду Гермиона была расстроена, то к ужину уже кляла себя, на чём свет стоит. Это была глупая, непростительная слабость! Чего она ожидала? Рон получил, что хотел, и больше она ему была не нужна! Судя по тому, как хорошо у них всё получилось, он не раз практиковался — теперь Гермиона не сомневалась в этом. Отсюда и его тот резкий вопрос в гостиной Гарри — в первый раз ли это у неё. Ему просто было неловко за свой опыт.

Гермиона знала, что Рон нравился девушкам. Первые недели после Хогвартса она не раз становилась свидетельницей сцен, от которых возмущенно закатывала глаза. Как можно так вешаться на шею незнакомому парню только потому, что он воевал против Волдеморта? И не стыдно этим грудастым блондинкам, почему-то похожим на Лаванду Браун? Конечно, при Гермионе Рон не позволял себе ничего такого, но иногда даже флирт в пабе, по её мнению, заходил слишком далеко. Её не было рядом целых четыре месяца, они друг другу ничего не обещали. Рон никогда не писал ей, что любит. Он живой, молодой, красивый и … самый лучший на свете.

Гермиона была готова разрыдаться.

Весь вечер она потратила на чтение «Древнейших заклинаний востока». Восточная магия в последнее время привлекала её. Японские студенты были самыми способными в их группе, особенно в невербальной магии и Легилименции. Что может быть интересней, чем читать чужие мысли, особенно без ведома их владельца? Гермиона никому не говорила, что она много практиковалась в этом, и не безуспешно. Но пока для чтения чужих мыслей ей нужен был тесный зрительный контакт и полная концентрация. Вот если бы вчера ночью было чуть больше света, она смогла бы прочитать мысли Рона, и теперь бы не мучилась сомнениями. Куда он сбежал, зная, что она скоро уедет? Не так она мечтала провести их последний перед разлукой день.

Внезапно Гермиона приняла решение уехать домой. Конечно, она дождётся Рона, и попрощается со всеми, но больше оставаться в Норе она не могла. Стены давили на неё, она чувствовала себя одинокой и брошенной. Гермиона быстро поднялась в комнату Джинни и стала собирать вещи. Что было, то было. Она раскисла, он её пожалел, пробежала искра… При свете дня всё оказалось другим. Рону неловко говорить с ней? Она поможет ему и избавит от своего присутствия.

За полчаса вещи были собраны. У Молли уже стыл ужин, а Рона и Джорджа всё не было. Проходя мимо комнаты Рона, Гермиона не удержалась и приоткрыла дверь. Ей ужасно захотелось перед отъездом снова посмотреть на его комнату, ведь это не преступление? Она и раньше много раз бывала в ней, но сейчас почему-то почувствовала себя воровкой.

Беспорядок там был ужасный! Молли редко прибиралась в комнатах детей, считая это их святой обязанностью. Но Рон плохо справлялся с задачей. Его стол был завален множеством вещей, книг среди них не наблюдалось. Зато Гермиона разглядела две грязные кружки, газеты со статьями про квиддич, совиную клетку и свою колдографию. Она была вырезана из старой газеты, в которой писали про последнюю битву, и, видимо, была сделана сразу же после неё. На фото Гермиона махала рукой и устало улыбалась. Она никогда не видела этой колдографии, и ей было приятно, что Рон хранил её.

Гермиона наклонилась и подняла его вчерашнюю майку, которая валялась на полу. На оранжевом фоне красовалась эмблема его любимых «Пушек». Кажется, они плохо играли в этом сезоне, и Рон грозился, что спалит эту майку в камине. Быстрым движением скомкав майку, она спрятала её под свой толстый свитер и вышла из комнаты.

Снизу доносились крики, шум, спор, Мистер Уизли грозился, что через министерство закроет магазин Джорджа, если тот не прекратит свои глупые шутки, а Рон со смехом доказывал, что поющие унитазы совершенно безобидны.

Ему смешно, подумала Гермиона и расстроилась еще больше.

Ужин прошел шумно, а после него мистер Уизли непременно хотел поговорить с Гермионой о её родителях, о Франции и всех тех новостях, которыми они не успели поделиться раньше. Рон с Джинни недолго поиграли в шахматы, а потом Рон, громко зевнув, сказал:

— Я — спать! Всем спокойной ночи!

— Я тоже, сказала Джинни, — и они удалились, со смехом обсуждая новинки в магазине Джорджа.

Это было последней каплей. Рон даже не посмотрел на неё!

Стыд за прошлую ночь обжигал Гермиону. Её глупые слёзы, исповедь — как она могла быть такой слабой? Дольше оставаться в Норе было нельзя. Кроме неё, в гостиной остались только мистер и миссис Уизли.

— Я решила уехать сегодня, — обращаясь к ним, сказала Гермиона, стараясь не расплакаться, — и уже собрала все вещи. Мама и папа скучают без меня, я и так заставила их долго ждать!

— Как, уже сегодня? Так поздно? Мы тоже будем скучать, — Миссис Уизли обняла Гермиону. — Ты попрощалась с Роном и Джинни?

— Нет, сейчас загляну к ним и отправлюсь домой.

— Хорошо, моя дорогая. Увидимся летом, и успешной тебе учёбы! — на глазах у Молли заблестели слёзы.

Гермиона не хотела расплакаться, поэтому быстро обняла Молли, кивнула Артуру и пошла наверх. Ноги были, как ватные. Конечно, она простится с Джинни, но не с Роном. Непонимание всегда пугало Гермиону, но требовать объяснений не хотелось. Что она спросит? «Почему все дни ты преследовал меня и целовал в каждом углу, а после вчерашней ночи не сказал ни слова?»

Надо бежать домой! Полгода покажут, что будет дальше.

Она немного задержалась, прежде чем зайти в комнату, где, вероятно, уже спала Джинни. Хорошо, что все вещи были собраны заранее! Можно быстро уйти, и подруга не успеет её отговорить от поспешного отъезда.

Гермиона распахнула дверь и обомлела.

Комната была освещена дюжиной свечей, а пол усыпан цветами. Рон сидел за столом и, услышав её шаги, быстро встал и подбежал к двери. Палочкой заперев дверь, он наложил на неё заглушающее заклинание, чтобы из комнаты не вылетело ни звука.

Сердце Гермионы оттаяло. Не веря своим глазам, она оглядела комнату, а потом посмотрела на Рона.

— Что происходит, Рон? Где Джинни?

— В моей комнате, — ответил он, медленно наступая на неё и прислоняя к стене. — Я еле пережил этот день! Прости, что заставил тебя ждать. Я вижу, ты собрала вещи и всё-таки решила улизнуть от меня? — Рон крепко прижал её к стене своим телом.

— Я решила, что ты не хочешь меня видеть, — неуверенно сказала Гермиона.

Она не знала, что и думать. Вдруг он стал медленно опускаться, обнимая её за плечи, потом за талию, пока не встал на колени. Достав из кармана какую-то коробочку, он поднял голову и тихо сказал:

— Выходи за меня?

Гермиона увидела золотое кольцо, блестящее в синем бархате.

— Обычно становятся на одно колено, а не на два, — опешив, сказала она.

Глядя снизу вверх, Рон неуверенно спросил:

— Да или нет?

Его глаза горели огнём, а Гермиона была в смятении.

Она не могла ответить ни да, ни нет. Сейчас, когда развеялись все её сомнения, она не знала, что сказать. Сбывалась её самая заветная мечта — быть с Роном. Она не верила своим глазам и в недоумении смотрела на него. Пауза была нелепой.

Рон медленно встал и обречённо опустил руки.

— Не хочешь примерить кольцо? Мы с Джорджем потратили полдня, выбирая его, — с горечью сказал он.

— Рон, прости, но это очень неожиданно! Я не хочу тебя обидеть, но я не знаю, что сказать! — она в смятении закрыла глаза рукой.

— Неужели это так неожиданно? Я думал, это естественно, после того, что было вчера ночью. Или для тебя это ничего не значит?

— Рон, я всегда хотела быть только с тобой, но пока о свадьбе говорить рано. То, что произошло, очень важно для меня, но это не отменит мой отъезд. Я не откажусь от университета. Это нарушило бы всю мою жизнь, мои принципы!

— Как я могу покуситься на твои принципы! — он сделал акцент на последнем слове. — Я не собираюсь отговаривать тебя от отъезда! Я хотел предложить поехать завтра к твоим родителям и сказать им о нас. Что мы вместе, что мы помолвлены. Я должен поговорить с твоим отцом. Разве это не правильно? — нотки досады звучали в его голосе.

— Рон, мой отец не будет рад. Он всегда хотел найти мне мужа среди магглов. После таких новостей остаток каникул будет ужасным, и потом еще полгода родители будут мучить меня в письмах советами и предупреждениями. Я не хочу посвящать их в свою личную жизнь. По крайней мере, сейчас!

Рон отошёл к окну и тихо проговорил:

— Значит, нет.

Гермиона молчала. Да, вчера она дала волю чувствам и, видит бог, это была счастливейшая ночь в её жизни, и она хотела бы повторить её еще много, много раз, но… она не была готова к серьёзным изменениям в жизни. Однако благородство Рона впечатлило её. Неожиданно решение пришло само собой.

— Рон, я люблю тебя больше всего на свете! — Гермиона подбежала и прижалась к его большой спине. — Мой ответ — да! Только пока мы не сможем назначить дату свадьбы!

Она почувствовала, как расслабились его плечи.

— А год свадьбы мы сможем назначить? Или хотя бы десятилетие? — он развернулся и с улыбкой посмотрел на неё.

Гермионе стало неловко, но она была рада его улыбке.

— Сейчас мне достаточно и этого, — добавил Рон. — Конечно, у тебя будет слишком много времени передумать, но это лучше, чем ничего.

— Я не передумаю, Рон. Я и раньше думала о нашей с тобой семье! И много раз представляла, каким ты будешь отцом. Какими будут наши дети.

Рон криво усмехнулся.

— Нет, серьёзно, — рассердилась она, — я влюблена в тебя сто лет! Думаешь, у меня не было времени всё это обдумать?

— Они будут рыжие и в веснушках? — спросил Рон.

— Да, а ещё лохматые.

— И очень умные. И упрямые.

— Ну, это у них будет в двойном размере, — Гермиона улыбалась во весь рот. — Мир?

Вместо ответа он поцеловал её в лоб.

— Война с тобой никак не входит в мои планы. Особенно учитывая твои магические способности!

Он мог быть таким милым. И почему ей так хорошо? Все тревоги дня улетучились.

— Вчера было очень темно, поэтому я почти не видел тебя.

Рон стал медленно стаскивать с неё свитер.

— А еще сегодня тебе будет очень-очень тепло, потому что я согрел комнату. Никаких одеял!

Только сейчас она заметила, что в комнате жарко, как у камина. Она послушно подняла руки вверх и дала ему снять с себя свитер. Стоя перед ним в простой черной майке и джинсах, Гермиона почувствовала себя ужасно неловко. Ей было стыдно за свою ревность и недоверие, за то, что она так недооценивала его. Оказывается, она его совсем не знала! Рон раскрылся для неё с новой стороны, и это её очень обрадовало. Кроме того, она его невеста!

Гермиона вспомнила про кольцо, которое вернулось в карман Рону.

— Я готова раздеться, но мне нужно кое-что надеть! — сказала она.

Рон удивленно поднял брови:

— Надеюсь, не паранджу?

— Нет, — и она протянула ему ладонь, пошевелив пальцами.

— Ах, ну да! А я уже думал, ты забыла, и я сдам его завтра в магазин! — усмехнулся Рон. — Надеюсь, тебе понравится.

Он достал из кармана синий футляр, вынул кольцо и осторожно надел ей на палец. Как и все магические кольца, оно сразу приняло нужный размер, и Гермиона заметила, что по кругу кольца бегают буквы: Р О Н Г Е Р М И О Н А.

— Это очень романтично, — удивленно сказала она, — а мне всегда казалось, что ты не склонен к сантиментам!

— Это очень практично! Я хотел, чтобы ты не забыла за долгие годы помолвки, кто твой жених. Колларе,— Рон прошептал приклеивающее заклинание, направив палочку на кольцо. — Теперь ты не сможешь снять кольцо без меня, и все твои кавалеры будут знать, как меня зовут.

— У меня нет кавалеров! Но как это хитро с твоей стороны! У тебя-то нет кольца! Как твои вертихвостки будут знать моё имя?

— У меня нет вертихвосток! Но мне приятно, что ты хоть немного ревнуешь! — Рон рассмеялся.

— Хоть немного! Рон, я видела, как за тобой увиваются девчонки, начитавшиеся «Пророка». Твои колдографии всегда такие милые!

— Хочешь, я сделаю татуировку с твоим именем… — он задумался, — на попе! Каждая, кто взглянет на мою попу, поймёт, что я ей не пара!

— Боюсь, что, если дело до этого дойдет, ей будет всё равно, — угрюмо ответила Гермиона.

— Да шучу я! Знаешь что, выбирай, где мне сделать тату! — он уверенно снял майку.

Гермиона замерла, увидев его обнажённое тело. Она не раз видела его без майки, но никогда желание дотронуться до его шеи, плеч, живота не было таким сильным. Она погладила его широкие плечи и сказала:

— Не нужно делать тату. Нельзя портить такие красивые веснушки!

Он нежно обнял её и, приложив руку к низу живота, с тревогой спросил:

— У тебя ничего не болит? Всё хорошо?

Гермиону тронула такая забота. Она легко заживляла и более серьёзные раны и уже успела забыть о боли их первой ночи.

Она кивнула.

После этого их было не остановить. Одежда полетела в разные стороны, их руки и губы встречались, расставались, не было стеснения, было только счастье. А потом они лежали на ковре, покрытом цветами, и Рон осыпал её грудь мелкими ромашками.

Он не мог насмотреться на свою Гермиону. В огне свечей её кожа блестела, над верхней губой выступили капельки пота, глаза были закрыты. Рон подумал: «Я абсолютно счастлив».

— Ты очень красивая, — он нарушил тишину, продолжая восторженно гладить её тело. Гермиона неохотно приоткрыла глаза, не желая возвращаться в реальный мир.

— М-м-м, — только и смогла выдавить она.

— А еще ты мурлычешь, как котёнок.

Она была готова согласиться с чем угодно, только бы лежать рядом с ним и чувствовать его нежные руки. Гермиона никогда не думала, что сможет так легко доверить кому-то своё тело, раскрыться и отбросить стеснение. С Роном это казалось таким естественным, как будто они уже давно были любовниками и встретились после разлуки. Она давно изучила своё тело, прочитала много книг об интимных отношениях и даже нашла одно старое заклинание, которое за несколько секунд вызывало сильнейшее блаженство и расслабление, но всё равно не ожидала ничего подобного. Не ожидала, что повиснет над пропастью и будет падать, падать, не желая, чтобы это кончалось.

Услышав, что Рон что-то шепчет, Гермиона открыла глаза.

— Ты невероятно красивая, — тихо проговорил он, накрывая ладонью её правую грудь, — и просто создана для моей руки. Ты мягкая и нежная, и хочется тебя бесконечно целовать, как твою хозяйку.

— Рон, что с тобой? — усмехаясь, спросила Гермиона.

— Не мешай, не видишь, я разговариваю.

Она рассмеялась.

— С кем?

— Не с кем, а с чем. Сказал, не мешай! — и продолжил: — Я долго тебя не увижу и, наверно, с ума сойду. А если тебя когда-нибудь коснётся другая рука, просто не переживу. Так и передай своей хозяйке.

Гермиона расхохоталась, так невероятна и забавна была эта сцена.

— Рон, у меня ещё есть вторая грудь, — сквозь смех сказала она.

— Я заметил.

— Может, и ей что-нибудь скажешь?

— Может быть, если ты не будешь подслушивать. — Рон передвинул ладонь влево и нежно погладил тёмный бугорок. — Ты не менее прекрасна, чем твоя подруга. И я опять хочу твою хозяйку. И перестань трястись от смеха!

— Отвечать, или ты это сказал не мне?

— Тебе, — он поднял голову к её лицу. — Как не стыдно смеяться над бедным волшебником?

Гермиона дрыгала ногами от смеха и не могла остановиться.

— Не зря я наложил заглушающее заклинание! — невозмутимо сказал Рон. — Я знал, что секс будет громким.

Гермиона не унималась. Через минуту приступ смеха прошёл, и она вытерла слёзы.

— Я должна тебе кое в чём признаться, — с виноватым видом сказала она.

— Мне уже страшно! Надеюсь, ты не замужем!

— Нет. Я украла твою майку.

— Что? — теперь настал его час смеяться, — зачем?

— Я возьму её с собой и буду в ней спать. Можно?

— Тогда я буду спать в твоей ночнушке, — потребовал он.

Представив себе эту картину, Гермиона опять прыснула от смеха.

— Отлично! Тогда ни одна вертихвостка не ляжет с тобой в постель! — язвительно добавила она.

— Расскажем всем о нашей помолвке? — не отвечая на иронию, спросил Рон.

— Да, давай всех разбудим и немедленно расскажем! — её смех угас, когда она увидела его серьёзные глаза. — Рон, спасибо за цветы! И вообще за всё. Ты самый лучший на свете!

Она заметила, что его синие глаза радостно засияли, и подумала — получится ли ещё раз испытать такое же счастье? И тут же бросилась целовать его, что было сил.

Воспоминания о счастливых днях расстроили Гермиону. Это было всего лишь год назад, а теперь казалось частью другой жизни. Как они с Роном могли разрушить ту связь, что была между ними? Почему впустили третьего лишнего в их отношения? Еще недавно они были самыми близкими людьми и полностью доверяли друг другу, а теперь Рон даже не знает, где она живёт!

Это было продиктовано рабочей необходимостью — так сказал Стайк. Он выслушал её версию произошедшего, снял все обвинения и даже планировал включить её в группу аналитиков, ведущих расследование дела о серых магах. Гермионе это очень польстило! Наконец её оценят по достоинству, а главное, её знания принесут реальную пользу волшебникам и магглам.

Её немного смущало, что Рон, как лидер команды авроров, тоже был частью рабочей группы — это могло создать проблемы. С одной стороны, она была рада, что будет повод часто видеть его, с другой — работать вместе после всего, что случилось, казалось ей непростым испытанием. Однако сначала Рону нужно поправиться. С Альтроменте не шутят! Гермиона надеялась, что её метод быстро избавит его от приступов депрессии.

Пытаясь отбросить мысли о Роне, она вспомнила о том, что сама еще недавно была на волосок от смерти, и сконцентрировалась на своих догадках, прогоняя в голове версии того, что случилось в лаборатории.

Гермиона сразу поняла, что напавший на неё маг — француз, потому что «Черный капюшон» произнёс смертельное заклинание с характерным горловым «р». Хоть капюшон и скрыл лицо преступника, блеск его глаз врезался ей в память. Только в камере она осознала, где встречала его раньше — в Париже, в университете! Она чётко помнила мага, который несколько раз приходил в университет, чтобы побеседовать с её учителем. Она даже вспомнила имя — Жано. Точно! Месье Жано!

Гермиона понятия не имела, какое отношение зловещий француз мог иметь к лаборатории Аврората, но одно было ясно — их работа представляла для него опасность. Неужели её хотели убить из-за найденного антидота, а Альба оказалась всего лишь случайным свидетелем? Стайк подтвердил, что некоторые серые террористы имели французское происхождение. Обучение во французском университете давало Гермионе свои козыри — возможно, её устранение было на руку серым магам.

Гермиона осознавала, что «Черный капюшон» был опытным магом, способным убивать без сожаления, действовать по обстановке, быстро реагировать и незаметно скрываться — он не оставил в Аврорате никаких следов! Возникло и еще одно неприятное обстоятельство — серые маги знают, что происходит в лаборатории. Значит, нужно искать сообщника или предателя.

Гермиона была в опасности, и Стайк предложил ей простой способ защиты — какое-то время пожить среди магглов. Она отчасти была рада этому. Как будут счастливы её родители, если она сможет проводить с ними больше времени, встречаться со старыми друзьями, вспомнить мир магглов, который не был ей чужим — ведь в нём она провела своё счастливое детство.

Она тут же вспомнила, что завтра — воскресенье, и мистер и миссис Грейнджер собирались отметить годовщину свадьбы в ресторане «Орион», куда Гермиона с Роном, естественно, были приглашены. Ей было стыдно, что она в последнее время так мало общалась с родителями. Как они обрадуются, что с ней не будет Рона! Их счастливые взгляды будут как ножом по сердцу. «Есть надежда, что всё обойдётся», — так когда-то сказала мама, намекая на скорое расставание любимой дочки с Роном. Прошло всего полгода, а желание миссис Грейнджер начало сбываться.

Гермиона разозлилась, когда поняла, что ей нечего надеть на праздник. Нельзя и думать идти в джинсах или серой юбке — такие наряды могли сойти только для работы! Мантия исключалась по понятным соображениям. Она представила лицо мамы, если та увидит её в мантии до пят и с палочкой в руках… Все нарядные платья остались в их с Роном квартире. Их квартире? У них осталось что-то общее? Их общий дом, в который она не могла зайти без предупреждения, чтобы забрать собственную одежду. А нужно всего лишь запрыгнуть в камин — и через секунду она увидит его! От одной этой мысли защемило сердце.

Ей ужасно хотелось узнать, как Рон провёл день, помогло ли ему лечение новым методом. Прошло уже три дня с момента неприятной встречи в камере, и Гермиона осознала, какой большой срок это был для неё. Три дня разлуки — и она готова простить его? Нет, пока только выслушать. Ей важно знать, что Рон в безопасности, что она не увидит его страданий от приступов Альтроменте, не посмотрит в его пустые, полные отчаяния глаза. Она работала, как сумасшедшая, чтобы найти антидот, придумала, как помочь любимому, а теперь даже не знает, как он! Можно было, конечно, спросить у Гарри, но Гермиона не хотела. Из гордости. Кроме того, Гарри не любил вмешиваться в их отношения — он был другом для них обоих, и принимать чью-то сторону значило разрушить дружбу.

Решено — надо, вопреки запрету, слетать один раз в Ирис. Она не сможет затеряться среди магглов, напяливая на себя мантии, а для предстоящего праздника ей было совершенно необходимо шикарное красное платье. Гермиона хотела, чтобы Рон увидел, какую одежду она забирает — пусть знает, что она не собирается сидеть дома и лить слёзы, а будет развлекаться!

Несмотря на поздний час, она ступила в камин и закружилась в привычном вихре.

* * *

Утром того же дня Рон собирался зайти в кабинет начальника лазарета впервые после того, как стал свидетелем неприятной сцены: Гермиона в объятиях Миллса. Подозрения до сих пор не оставляли Рона, но он всё меньше и меньше верил, что Гермиона и Миллс могли иметь какие-то отношения, кроме деловых. И всё же Рон помедлил секунду, прежде чем постучать в кабинет.

Увидев лицо аврора, Флетчер Миллс просиял.

— Рон, входи скорей! У меня потрясающие новости! Стефану лучше! Антидот помогает, и скоро мы поставим его на ноги!

— Я очень рад, мистер Миллс!

Рон знал, как нелегко было Миллсу испытывать новое лечение на собственном сыне — мучения Стефана были самыми ужасными, а теперь, наконец, появилась надежда на выздоровление. Скоро их команда снова будет в строю: благодаря сексотерапии, Кэрол понемногу поправлялась, а сам Рон не считал свои приступы такими уж опасными. Он отбросил мысли о Гермионе и спросил Миллса о главном:

— Стефан полностью поправится?

— Я уверен! Динамика положительная уже после двух сеансов. Рон, ты должен знать, какая умница Гермиона! Она спасла моего сына! Надеюсь, твоя личная жизнь не пострадала из-за ситуации с Кэрол? — спросил Миллс, и Рон напрягся. Не дождавшись ответа, целитель продолжил: — Теперь мы применим к вам с Кэрол антидот, и вы будете в порядке. Она вчера уже прошла первый сеанс и всё тебе сейчас расскажет.

Рон кивнул и нерешительно направился в палату лазарета, в которой провёл немало часов наедине с Кэрол. Он старался не думать о том, чем они там занимались.

Кэрол сидела на кровати и увлечённо читала книгу. Увидев Рона, она вскочила. Круги под её глазами почти совсем исчезли, чудесные золотистые волосы были уложены на затылке, а на лице сияла счастливая улыбка.

— Рон, привет! Конец нашему безумию! Нам придумали кое-что попроще, чем сеансы сексотерапии! — в её голосе не было и тени неловкости. — Спасибо, что тебя хватило так надолго. Но теперь лечение будет помогать не только мне, но и тебе, и я не буду чувствовать себя вампиршей!

Он только усмехнулся.

Вдруг настроение Кэрол переменилось, она нахмурилась и отвела глаза.

— Послушай, Рон, у меня есть одна проблема, — она колебалась, словно не решаясь продолжить, — я хочу с тобой посоветоваться.

— Давай, выкладывай!

— Понимаешь, я не знаю, как рассказать о нас с тобой Джейсону. Он думает, что я в рабочей командировке. А признаться придётся — я не смогу врать! Не каждый бойфренд такое поймёт...

Рон не чувствовал себя вправе давать советы — его личная жизнь была на грани краха, но Кэрол смотрела на него с надеждой.

— Не признавайся, — сказал он, — ни к чему хорошему это не приведёт.

Кэрол почувствовала в его голосе грустные нотки.

— Гермиона знает?

Он кивнул.

— Мне очень жаль, что так вышло, Рон. Я не хотела умирать...

— Конечно, нет. Мы ни в чём не виноваты, — сам он не был в этом уверен и решил сменить тему: — Так что за новая терапия?

— Значит, так. Полчаса мы должны пялиться вот в это поющее зеркало и смеяться, — она указала на стоящий в углу телевизор, который Рон не сразу заметил. — Потом нам дают ужасное зелье — фу, воняет помойкой — ну, и еще Элинор говорит контрзаклинание. Всё!

Рон засомневался.

— Вся суть лечения сводится к просмотру телевизора? — у них с Гермионой, в отличие от многих других магов, дома был телевизор.

— Не совсем. Зелье и заклинание применяется, когда тебе весело. В этом суть! Мне показывали вчера картинки, где мышь и кот ловили друг друга, вывалялись в муке и чуть не попали в торт. Что нам предложат сегодня? — радостно тараторила Кэрол. — А вот и Элинор.

Рон оглянулся на входящую пожилую даму, которая сломала его счастливую жизнь.

Конечно, он не должен был винить её — ведь оригинальная терапия была не её прихотью, а единственно возможным решением, чтобы спасти Кэрол. Когда Элинор рассказала Рону, в чём суть лечения, он просто опешил. Он что — секс-машина? Ежедневная сексотерапия? Что скажет сама Кэрол? Они, конечно, ладили, но дело не доходило даже до флирта. Кроме того, у него есть невеста, а у неё парень. Но приступы у Кэрол проявлялись всё сильней и чаще, медлить было нельзя, а применить лечение можно было только к двоим, пострадавшим от Альтроменте. Рон согласился.

Он знал, что никогда не забудет их первый раз. Единственное, о чём он мог тогда думать — он предаёт Гермиону. Усталое, скованное тело Кэрол почти не реагировало на него. Она умрёт, думал Рон. Ему вспомнились инструкции Элинор — закрой глаза и поменьше думай... Это помогло ему справиться с чувством вины. Лаская незнакомое тело, Рон не чувствовал возбуждения, осознавая, что Кэрол устала, ей плохо и меньше всего ей нужны его ласки. Поменьше думай… Их молодые тела сделали своё дело, и уже назавтра Кэрол стало лучше.

Повторяя странную терапию снова и снова, изо дня в день, в одно и то же время, Рон с горечью осознал, что секс, оказывается, можно отделить от любви — но только счастья он не приносит. Главное, что был результат — Кэрол поправлялась. Ему казалось, что она уже не стеснялась его, и даже ждала их встреч — а этого Рон как раз и хотел избежать. Почему сексотерапия (одно слово его коробило!) помогала только женщинам, а его приступы не проходили?

Однако сейчас, глядя на повеселевшую Кэрол, Рон понял, что не стоит мучиться угрызениями совести.

Элинор вернула его к действительности:

— Рон, я рада тебя видеть! Кажется, твоя невеста придумала лечение, которое поможет вам всем!

— Кажется, моя бывшая невеста.

— О, мне очень жаль, — Элинор с сочувствием посмотрела на Рона. — Хочешь, я поговорю с Гермионой? Я ей всё объясню.

— Не надо, — Рон поморщился, представив себе объяснение Элинор, которая была довольно циничной дамой: «Ваш жених должен был проходить сеансы одновременного оргазма с молодой, красивой коллегой, чтобы спасти её от смерти. Обычное дело! Не обижайтесь на него!»

— Лечите меня, миссис Майлз, пока приступ паники не загнал меня под кровать.

Элинор еще раз подробно объяснила суть метода, включила телевизор, и Рон с Кэрол послушно уставились на него. На экране смешно ходил маленький человек в шляпе с тросточкой, попадая в разные нелепые ситуации. Кэрол хохотала от души. Рон почти ничего не чувствовал. Было немного забавно смотреть на неё — как она смеётся, запрокидывая назад голову. Потом на экране маггловские клоуны рассказывали анекдоты, и Кэрол стала толкать его в бок, чтобы приободрить, и он пару раз улыбнулся.

Через полчаса Рон вышел из лазарета и направился в сторону кабинетов авроров. Он, конечно, послушно выпил противное зелье, но знал, что нужного эффекта оно не принесёт.

— Я сегодня отпускаю Кэрол домой, — Элинор гордо заулыбалась, — а вот вас, молодой человек, надо бы положить на её место!

— Ни в коем случае! — Рон ненавидел больницы. Ему приходилось бывать в Св.Мунго, и каждый раз он сбегал оттуда раньше времени. — Я дойду до последней степени психоза, и это будет на вашей совести, — отрезал он.

Хорошо, что Элинор видела его приступ только один раз, и то в самом начале. Если бы приступ случился сейчас, вряд ли бы она отпустила Рона. Элинор посмотрела на него с укором.

— Рональд, ты должен найти способ порадоваться хоть пять минут, тогда антидот начнёт действовать, и постепенно ты начнешь хохотать, куда ты денешься, — сказала ему недовольная целительница.

Он не мог! Дело было не в заклинании. Дело было в НЕЙ. Рон знал, что только одно может заставить его смеяться — он должен вернуть Гермиону. Его злость и обида не проходили, но три дня без неё казались вечностью. Он знал, что навсегда связан с ней с тех пор, как они стали близки — связан чем-то невидимым, но прочным, сильней любой магии. Рону было жаль, что Гермиона так старалась найти антидот, чтобы помочь ему, а он не смог развеселиться, и лечение не сработало.

Всё, что Рон знал о местонахождении Гермионы — что он ничего об этом не должен знать. Сначала это взбесило его, и он чуть не повздорил со Стайком, но сдержался, стараясь не показывать начальнику свою неуравновешенность. Достаточно было и приступов — его и так могли в любую минуту отстранить от работы. Рон рассудил так: пусть любимая будет пока далеко, но в безопасности, а со временем всё образуется.

Вернувшись вечером в Ирис, он долго сидел в тёмной гостиной, отходя от очередного приступа. Третий за день — что-то нужно было с этим делать... Сегодня его больной разум впервые прокричал: «Убей себя! Жизнь не имеет смысла!» Синяя воронка закручивала его, засасывая внутрь; было тяжело дышать.

Переводя дух, Рон понял, что управлять приступами становится всё сложнее. Есть не хотелось. Ничего не хотелось.

Стук в дверь удивил его. Друзья и родные обычно приходили без предупреждения через камин или трансгрессировали прямо в гостиную. Кто это может быть? И тут внутри что-то дрогнуло — это она! Гермиона всегда заботилась о приличиях — они теперь были как бы порознь, и нарушать его личное пространство обычным вторжением было для неё неэтично. Рон распахнул дверь, заранее зная, что скажет.

На пороге стояла заплаканная Кэрол. Рон опешил.

— Кэрол, что случилось? — он был так разочарован, что даже не пригласил её войти.

— Ты один?

— Да.

— Можно войти?

— Конечно! В чём дело?

Кэрол медленно вошла и уселась на диван, не снимая мокрого плаща. Она была одета не так, как в больнице, а весьма элегантно — в короткое синее платье и нарядные туфли на каблуках, с которых на ковёр стекала вода.

Рон в недоумении уставился на Кэрол, ожидая, что она всё расскажет сама. Несмотря на то, что было между ними, они не стали близкими друзьями, и её поздний визит удивил РОна. Меньше всего ему хотелось, чтобы их необычное лечение нашло романтическое продолжение. Кэрол была хорошим, надёжным и сильным аврором и, конечно, милой девушкой — но не для него.

— Я вернулась домой и встретилась с Джейсоном. Рон, почему, я тебя не послушалась? Не надо было ему ничего рассказывать! Но я не могу врать близким людям.

Выражение её лица было хуже, чем во время приступа.

Рон понимал, что должен как-то успокоить её.

— Если не перестанешь ныть, отправлю тебя назад в лазарет, — с усмешкой сказал он. — Ты хочешь, чтобы наши мучения прошли даром?

Она посмотрела на него глазами, полными слёз.

— Это не было мучением. По крайней мере, для меня. Неужели ты так уж страдал?

— Конечно, нет. Ты очень красивая, Кэрол, но…

— Я знаю, Рон. Я люблю Джейсона. Ты любишь Гермиону. Теперь, когда у нас всё плохо, может, объединим усилия? Придумаем что-нибудь, чтобы всё объяснить им?

— Ты хочешь, чтобы я убедил твоего парня, что занимался с тобой сексом, чтобы подлечить тебя? Думаешь, он придёт от этого в восторг? — Рон усмехнулся. — Кэрол, лучше всего забыть эту историю. Если он тебя любит, то со временем простит.

Увидев, что она совсем промокла, Рон спросил, что случилось.

— Я упала в лужу… Глупо, да? Я, тренированный аврор, села в лужу из-за ссоры с парнем... — она виновато посмотрела на Рона. — Я замочила твой ковёр.

Она всё ещё всхлипывала. Рон сел рядом и обнял её за плечи.

— Кэрол, не плачь. Ты можешь одним движением руки расколоть глупую ревнивую голову своего парня — без всякого волшебства.

Она не улыбнулась.

— И вообще, два разбитых сердца на один квадратный метр — это слишком много, — добавил он. — Сейчас я начну выть, и тогда узнаешь!

Кэрол уставилась в пол.

— Послушай, завтра выходной! Сходи с подружками по магазинам, развейся, выпей чего-нибудь покрепче в пабе, — посоветовал Рон, не зная, что наступает на больную мозоль.

Кэрол вытерла слёзы. Ей не хотелось признаваться в том, что она была совсем одинока. После смерти родителей у неё не осталось родственников, а работа и тренировки поглощали почти всё свободное время. Она всегда считала, что аврорам не стоит заводить друзей, чтобы не стать уязвимыми. Джейсон был её парнем и единственным близким другом — они всегда отлично ладили! При мысли, что он не простит, у неё защемило сердце.

— У меня нет ни близких подруг, ни друзей.

Рон встряхнул её.

— А я?

Кэрол отвернулась.

— Мы видели друг друга голыми, значит, можем считаться близкими друзьями! — Рон сам удивился, что мог шутить в такую минуту, хотя на душе было паршиво.

— Ты сам сказал, что нам надо забыть эту историю.

Почувствовав необходимость заботиться о ком-то другом, Рон взбодрился.

— Ты ужинала?

— Да, но ужин не удался.

— Тогда пусть у нас будет удачный кофе! — Рон оглядел Кэрол. — И снимай всю мокрую одежду. Просушишь у камина.

Кэрол сняла туфли, Рон помог ей снять плащ и увидел, что её платье и колготки тоже полностью промокли. Оба в смущении посмотрели друг на друга. Они, конечно, видели друг друга голыми, но раздеваться в присутствии Рона никак не входило в планы Кэрол. Увидев её стеснение, Рон принёс мантию Гермионы. Снимая мантию с крючка, Рон почувствовал, как сжалось сердце — казалось, ткань еще хранила её тепло и запах... В выходные Гермиона могла часами сидеть на диване, поджав ноги, укутавшись в эту тёплую мантию, попивая горячий чай, который Рон ей готовил. Иногда он сердился из-за её увлеченности чтением в короткие выходные, особенно, если Гермиона отстраняла его, когда Рон запускал свои руки под эту мантию. Но не всегда его попытки отвлечь её были безуспешными, и тогда книга летела на пол.

Укрывшись под мантией Гермионы, Кэрол сняла колготки, платье и, разложив их на стуле, достала палочку и пустила осушающее заклинание.

Рон отправился на кухню, чтобы приготовить кофе. Ещё полчаса назад он планировал лежать на диване и уныло смотреть в потолок, глотая слёзы. Ни за что! Пусть Кэрол совсем не та компания, на которую он рассчитывал, но проявлять слабость перед коллегами нельзя.

Он достал скудные запасы еды, которые не пополнял уже несколько дней, и вздохнул: угостить гостью было особо не чем! В вазочке на столе лежали несколько поломанных печенюшек, и Рон добавил к ним остатки вчерашнего вишневого пирога — этим их трапеза и должна была ограничиться. Он лихорадочно протер стол и отнёс в мойку собранную по углам грязную посуду.

Кэрол зашла на кухню, которая отделялась от гостиной небольшим возвышением. Увидев её, босую, в мантии, которая едва прикрывает колени, он не смог сдержать улыбки. Кэрол была намного выше Гермионы и выглядела довольно комично. Когда он обнимал Гермиону, его подбородок как раз ложился на её макушку, а чтобы поцеловать Рона, ей приходилось вставать на цыпочки.

Где Гермиона сейчас? Как она устроилась в новой маггловской квартире? Рон нахмурился, вспомнив своё унижение в камере — самоуверенная, дерзкая, она использовала магию против него, вопреки их давнему уговору. От воспоминаний стало тошно, и он зажмурился, пытаясь прогнать неприятный образ и вернуться к Кэрол.

Они мирно пили кофе на кухне, оживлённо беседуя о чем угодно, кроме работы. Кэрол обсохла и повеселела, её глаза заблестели, хотя лицо осталось заплаканным. Рон был рад, что она зашла. Он давно никому не рассказывал о себе, о своём детстве, о шутках близнецов и приключениях знаменитой троицы. Было уже поздно, но Рон не мог остановиться — пытаясь помочь Кэрол забыть её беды, он помогал сам себе. Оказывается, выговориться — это так приятно!

Наконец, Кэрол сказала:

— Пойду я.

— Наверно, Джейсон ждёт тебя дома — он раскаялся и локти кусает, — шутливо заметил Рон.

— Сомневаюсь!

— Но даже если и не так, не раскисай! Не хватало тебе нового приступа — лично я не намерен повторять свою терапию бесплатно.

Кэрол рассмеялась.

— Я раньше думала, ты страшный зануда.

— А я думал, ты железная.

— Значит, сегодня — вечер открытий.

Кэрол взяла свои мокрые вещи в охапку, надев на ноги мокрые туфли.

— Можно я верну тебе мантию завтра? — неуверенно спросила она, не желая натягивать мокрую одежду.

Рон кивнул.

— Спасибо за вечер, — её голос был тёплым.

Кэрол не знала, что её ждет дома. Рон отвлёк её на время от грустных мыслей, но теперь она снова вспомнила Джейсона, как он с разочарованием и даже отвращением смотрел на неё, не понимая, как она могла так поступить. Презрение в его взгляде расстроило Кэрол больше всего, как будто для него она была грязной, запятнанной чем-то отвратительным. «Лучше бы ты умерла», — сказал он. Как он мог?

Рон почувствовал перемену в её настроении: только что весёлая Кэрол исчезла — на её месте стояла растерянная, уставшая девушка. Он её понимал, как никто другой. Кэрол права — они оказались невольно в одной лодке и испытывали похожие чувства.

— До завтра, — она подала ему руку на прощанье, прежде чем направиться к камину, и Рон с сочувствием пожал её.

Неожиданно раздался шум, и в камине появилась невысокая фигура, завернутая в мантию. Рон и Кэрол удивленно уставились на Гермиону, которая отряхивала с себя остатки летучего пороха.

Гермиона отправилась в Ирис, внушая себе, что быстро спросит, помогла ли Рону терапия, заберёт нужные вещи и уйдёт. Однако в глубине души она понимала, что надеется на большее. Пусть Рон убедит её, что у него с Кэрол была случайная встреча на один раз, увлечение или затмение — Гермиона была готова выслушать его, дать ему шанс. Цепляясь за соломинку, она искала повод простить его — никогда в её жизни не было так пусто, как в последние дни, когда она осталась одна. Она скучала! Ужасно скучала по его голубым глазам, по широкой и искренней улыбке, которую он дарил только ей, по его забавным веснушкам и огненной шевелюре.

В гостиной Ириса царил полумрак, однако, выйдя из камина, Гермиона сразу заметила две фигуры, стоящие на кухне. Кэрол держала Рона за руку, но, увидев гостью, смутилась, опустила руку и неловко попятилась.

Повисла мучительная тишина. Гермиона уставилась на полураздетую Кэрол, не веря своим глазам: она разглядела на сопернице свою любимую мантию, под которой, очевидно, не было одежды — платье и колготы Кэрол попыталась спрятать за спину.

Несколько секунд все трое стояли в оцепенении, не зная, что сказать. Кэрол продолжала пятиться, но, осознав нелепость своих действий, махнула Рону на прощание и аппарировала.

У Гермионы перехватило дыхание. Кэрол была здесь, с ним? Так поздно? Это последнее, что она ожидала увидеть! Внезапно осознание ситуации пришло к ней — Кэрол была почти без одежды! Какое-то время они с Роном стояли, молча уставившись друг на друга.

— Я, кажется, помешала, — еле выдавила Гермиона. Почему она не может дышать? Внутри что-то сдавило грудь и через секунду разорвалось тысячей мелких горячих осколков. От боли потемнело в глазах. Что это? Кто-то метнул заклинание?

Рон стоял, не шевелясь, ожидая дальнейших действий Гермионы. Он полагал, что реакция может быть бурной, и, потянувшись за палочкой, приготовился к самообороне. Ещё обездвижит или подвесит вверх ногами, не дав слова сказать, подумал он. Но того, что случилось, он никак не ожидал: Гермиона сделала два неуверенных шага вперед и рухнула на ковёр.

Аврорская реакция не подвела — Рон бросился к ней, пока она ещё падала. За одну секунду он преодолел десять шагов, разделявших их, но всё же она успела удариться головой о пол. Рон склонился над ней в недоумении. Что случилось? Она больна? Ей плохо?

— Гермиона! — он слегка постучал по щекам.

Нет ответа. Рону показалось, что она не дышит, и он стал прощупывать пульс, холодея от страха. Несмотря на долгие тренировки и приличный опыт работы аврором, его руки тряслись, как у зелёного мальчишки. Он приложил ухо к её груди и облегчённо вздохнул — раздавался тихий, но ровный стук. Рон без усилий поднял её легкое тело и отнес на диван.

— Гермиона, очнись!

В голове лихорадочно проносились решения. В Мунго? Нет, лучше к Миллсу! Правда, лечение в спецлазарете Аврората предусматривалось только в исключительных случаях, но для Рона это и был исключительный случай! Однако уже через минуту он передумал. Её пульс стал сильнее, дыхание более ровным, ресницы задрожали. Рон убрал непослушные пряди с её лба. Гермиона выглядела бледной, но всё равно очень красивой, его любимый маленький ангел.

— Очнись, любимая моя, очнись!

Нет ответа. Минута паники прошла.

Рон снял с Гермионы туфли, накрыл одеялом и сел на пол, опустив голову на диван. Её дыхание было ровным, как в обычном сне, и Рону показалось, что она просто устала и прилегла отдохнуть. Он так хотел увидеть её сегодня — сегодня и каждый день — но не в таком состоянии!

Рон недоумевал: что произошло? Дома Гермиона теряла сознание только один раз — когда болела гриппом и не ела два дня, а потом решила встать и достать книгу с верхней полки. Ну и испугался же Рон, когда зашёл в спальню и увидел её на полу под ворохом упавших книг, и отругал за то, что она не позвала его и встала сама.

Может, Гермиона больна? Посидев ещё немного, Рон вздохнул и решительно достал палочку. Сейчас она придёт в себя, он ей всё расскажет, и больше никуда не отпустит. Раз она пришла так поздно, значит, хотела его видеть и готова поговорить. Однако сцена их встречи тревожила его. Что Гермиона подумала? Разумеется, только одно — вывод напрашивался сам собой! Он и Кэрол, поздний вечер, Кэрол не одета, да ещё в мантии Гермионы! Рон застонал от безысходности. Он просто чемпион по попаданию в нелепые ситуации! Какие слова он найдет теперь, чтобы всё объяснить?

Подняв палочку, Рон несколько секунд не решался привести Гермиону в чувство. Он знал, что если кто-то потерял сознание не от заклинания, то лучше подождать, пока сам не очнётся. Однако обморок затянулся — дольше ждать было нельзя.

— Энервейт!

Гермиона медленно открыла глаза. Она увидела лицо Рона и, не сразу понимая, где находится, спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— Я здесь живу, — криво усмехаясь, сказал он.

Она немного приподнялась и оглянулась, но, вспомнив, что случилось, посмотрела на палочку Рона и в страхе отпрянула от него, как от чумного, отодвинувшись подальше к спинке дивана.

— Зачем ты это сделал? — с недоумением спросила она.

Сначала Рон подумал, что Гермиона не совсем пришла в себя, но потом, проследив за её взглядом, понял: она решила, что это он обездвижил её.

— Ты думаешь, я поднял на тебя палочку? Отключил тебя? — возмущенно спросил он.

— А что ещё мне думать? — она опустила глаза, нервно потёрла ладони и тихо прошептала: — Я знаю, что виновата.

Неужели всё-таки Миллс? У них что-то было? Рон не был готов выслушать её признание в измене! Внутри словно рой пчёл закружился. Он был рад долгой паузе. Если она сейчас скажет, что изменила, чтобы отомстить, это просто добьёт меня, подумал он.

— Прости, что нарушила наш уговор, тогда, в камере, и использовала магию против тебя. Я была ужасно зла, Рон. Я не хотела!

Облегчение оттого, что в этом заключалась вся её вина, заставило его улыбнуться.

— Что здесь смешного? Это не значит, что ты можешь отключать меня, когда тебе вздумается!

Она не доверяет ему. Улыбка сошла с его лица. Рон всё еще сидел на полу, и эта поза показалась ему теперь нелепой и унизительной. Почувствовав досаду, он встал и в сердцах отбросил палочку в сторону.

— Как ты можешь так обо мне думать? Разве я хоть раз причинил тебе вред? Чёрт, кем я был для тебя, Гермиона, и кем стал? Теперь я враг, насылающий на тебя заклинания? — с горечью сказал он, вспоминая, как душа ушла в пятки из-за её падения.

— Ты изменился, Рон. Извини, я больше не могу тебе доверять, — её голос дрожал.

— Ты заткнула мне рот заклинанием, ушла, не оставив адреса — тебе настолько наплевать на меня? Неужели я не заслужил права быть услышанным?

Гермиона ощутила его волнение. Рон был прав — разозлившись тогда, в камере, она не дала ему возможности рассказать правду. Это нужно было исправить.

— Я тебя слушаю, — холодно сказала она.

— Давай сядем рядом и спокойно поговорим! — Рон сел посередине дивана. Он неожиданно вспомнил, как они вместе выбирали этот диван и поссорились из-за цвета обивки — он хотел оранжевую, а она — синюю. В итоге диван вышел коричневым. Это был самый лучший в мире диван, и впоследствии его цвет совсем не имел значения: сколько приятных минут они провели на нем, лёжа рядом, смотря телевизор, попивая кофе, занимаясь любовью.

Гермиона всё еще сидела в углу, подтянув к себе колени, как будто защищаясь от нападения, но Рон не верил, что она может всерьёз его опасаться. Он постучал ладонью по дивану, приглашая Гермиону сесть рядом. Она неохотно переместилась и уставилась на свои босые ноги, недоумевая, куда делись её туфли.

— Обещай, что выслушаешь, не будешь перебивать, кричать, колдовать и бить меня.

Гермиона посмотрела с возмущением, не оценив юмор. Она знала, что это была его защита от волнения — глупые шутки в самый важный момент.

— Я ни в чём не виноват и не собираюсь оправдываться. Я просто расскажу, как всё было, — неуверенно добавил он.

Повисла тишина.

— Я бы всё рассказал тебе сразу, если бы не был связан клятвой тайны. Сейчас я могу говорить.

— Ну, говори, — теряя терпение после очередной паузы, сказала она.

— Это не так просто, — Рон потёр руками колени, словно собираясь проделать в штанах дырку.

Гермиона встала и слегка покачнулась, чувствуя головокружение.

— Наверно, я пойду, а то уже поздно, — она направилась к камину.

— Сядь! — Рон вскочил и потащил её назад, ухватив за руку. — Ты даже не пытаешься облегчить мне задачу!

— А должна?

Теперь они стояли друг напротив друга; Рон крепко держал Гермиону за руки, боясь, что она аппарирует.

— Если ты не виноват, то почему боишься сказать правду?

— Я не хочу тебя ранить!

— Больней уже не будет, — она подняла на него глаза, полные горечи.

Глубоко вздохнув, Рон сказал:

— Кэрол умирала от Альтроменте, и Элинор нашла одно лечение. Оно упоминается в какой-то старой книге, но действует только на женщин, — Рон слегка запнулся. — Сексотерапия. И только между двумя магами, вместе пострадавшими от одного и того же заклинания. Элинор попросила меня помочь Кэрол — я не мог отказаться! Я отвечал за всех на той миссии, и должен был всё предусмотреть. Кэрол со Стефаном пострадали из-за меня.

Гермиона в смятении отвернулась, переваривая услышанное. Они с Элинор шли одним путём, пытаясь найти контрзаклинание, только Элинор нашла его раньше. Альтроменте излечивается радостью — так говорили и книги, прочитанные Гермионой. На минуту профессиональный интерес перевесил всё остальное, но Рон ждал ответа.

— Я понимаю, — сказала она, — ты поступил правильно. То, что началось против вашей воли, потом переросло в нечто большее. Ты влюблён в Кэрол?

— Конечно, нет! У неё есть бойфренд, который тоже не может простить.

— Но у вас полное взаимопонимание! — Гермиона быстро достала свои ладони из его рук, прошла на кухню и села за стол, бросив взгляд на две грязные чашки и остатки еды, а потом на скомканное одеяло на диване, которое Рон принёс пару минут назад, чтобы накрыть её.

— Хорошо попили кофе? Приятно провели время?

— Да, мы пили кофе. И разговаривали, — раздраженно сказал Рон. — Дорогая, не играй мою роль. В нашей паре ревнивцем всегда был я.

Он сел на соседний стул и попытался улыбнуться.

— А какая роль досталась мне? Очень жалкая, Рон, — она наклонилась и подняла из-под стола его палочку, отлетевшую во время их спора. — Зачем ты отключил меня? Боялся, что заколдую? Или тебе нужно было время, чтобы придумать алиби?

Ещё немного, и будет поздно, подумал Рон. Гермиона со своим аналитическим умом додумается до мирового заговора! Он вскочил и схватил её в охапку, чуть не уронив вместе со стулом.

— Хватит, Гермиона, хватит, — сказал Рон, целуя её макушку. — Признайся, что мы не можем друг без друга! Это был трудный момент, но он позади!

Рон крепко обнимал её, его сердце колотилось так, что стало горячо в горле. Она молчала. Картина, которую она увидела, выйдя из камина, не оставляла ей выбора.

— Я должна уйти, — проговорила она ему в плечо, вцепившись руками в стул, как будто боялась упасть.

— Я никуда тебя не отпущу! — Рон опустился возле стула на колени, — посмотри на меня!

Он взял её за подбородок и повернул к себе её лицо. Губы Гермионы задрожали. Она знала, что не должна сдаваться, потому что нельзя простить предательство и измену. Возможно, у Рона остались к ней чувства, его взгляд обжигал, его глаза говорили, что он в отчаянье. Но воспоминание о полураздетой Кэрол, завёрнутой в мантию, не давало Гермионе покоя. Её глаза наполнились слезами. Всё кончено, подумала она, я никогда не смогу делить его с другой — лучше страдать одной, чем поступиться гордостью. Это разрушало её самоуважение, главные жизненные принципы — быть честной и верной, и требовать того же от близких.

Гермиона держалась за стул, как за последнюю надежду. Теперь она ясно поняла, что никто её не оглушил — просто видеть Рона с другой было невыносимо, и её сознание отключилось. Она попыталась отвернуться, чтобы он не прочёл её эмоций, но Рон держал её подбородок одной рукой, обхватив второй её хрупкие плечи.

Гермиона так разволновалась, что не могла прочесть его мысли, но его глаза говорили только одно: прости меня, я люблю, люблю! Рон приблизил к ней своё лицо и поцеловал так сильно, будто хотел утопить в поцелуе всё своё отчаянье.

И она не смогла удержаться. Его губы, горячие, родные; его рука, вцепившаяся в неё, как в спасательный круг; его потемневший взгляд — всё это подняло волну безумия откуда-то изнутри, из глубины сознания. Безумие — она не знала, как иначе это назвать. Она ненавидела его — и отвечала на поцелуй со всей силой своей боли и обиды.

Рон на секунду отстранился, переводя дух, всё еще держа её лицо.

— Скажи что, любишь, Гермиона! Умоляю! — его глаза обжигали огнём.

— Я люблю тебя, — прошептала она, наконец, отпуская стул и обнимая его за шею.

Она сама не верила, что сказала это. Да что с ней такое? Где её гордость, достоинство, принципы? Как она может так унижаться, превращаться в тряпку от одного поцелуя? Её ум словно отключился, мысли остановились, а чувства пришли в движение. Она ощутила, как внутри поднимается знакомое тепло, порхают бабочки в животе. Плевать на всё, подумала она. Пусть это будет в последний раз, но я хочу его, сейчас хочу быть с ним, не могу отказаться от него! Будь, что будет!

Они стали стаскивать одежду друг с друга, а потом каждый с себя — потому что так было быстрее, и, взявшись за руки, побежали в спальню.

Голод последних недель, желание снова ощутить родное, любимое тело, страх навсегда потерять Гермиону заставили Рона буквально терзать её. В какой-то момент он испугался, что слишком груб с ней, что причиняет ей боль. Но она стонала точно не от боли. Её голова металась по подушке, и Рон вдруг подумал, что она спутает волосы, как бывало не раз, а потом будет ворчать на него. Что может быть лучше, чем заниматься любовью с любимой? Он знал, что она не простила его, но сейчас она была с ним и призналась, что любит! Удовольствие настолько захлестнуло его, что он в исступлении шептал и шептал её имя.

Они ещё долго лежали рядом, сцепив пальцы рук. Это сплетение пальцев было их любимым жестом. Где бы они ни были — в гостях, на работе, в кафе — стоило кому-то одному взять руку другого и сплести пальцы, как они начинали улыбаться. Это значило — люблю тебя, хочу тебя, хочу переплетать с тобой руки, ноги, душу. Рон очень любил этот жест. Ему казалось, что они соединяют всю силу их магии, передают мысли. Гермиона как-то сказала, что проводя своими пальцами по его подушечкам, вспоминает, как нежно он ласкает её. Стоило ей тронуть его пальцы и медленно провести своими — в нём тут же просыпалось желание.

Рон первый повернулся и пригладил её непослушные волосы. Гермиона прищурилась, ожидая, что он скажет какую-нибудь гадость, и не ошиблась.

— Ты раньше так не кричала, — заметил он, — соседи подумают, что у меня тут пыточная! Придется в следующий раз наложить на тебя Силенцио, а то я оглохну.

Она возмущенно стукнула его ладонью по животу.

— А ты, кажется, искусал меня, — Гермиона провела рукой по губе, — похоже, ты бешеный.

Он поднялся, приблизился к ней и нежно поцеловал в губы.

— Прости, я не знаю, что на меня нашло.

— Придётся тебя простить, — прошептала она, думая с сожалением, что это больше никогда не повторится. Чувства отступили, разум вернулся. Сейчас он уснёт, и она уйдёт.

Однако усталость дала о себе знать. Они обнялись и спокойно уснули, не зная, что трейсеры на их запястьях посылали невидимые сигналы тому, кто умел их считывать, определяя их местонахождение. Маленькие идентификационные знаки, впечатанные в тело каждого аврора, должны были помочь найти их в случае любого происшествия и даже смерти.

Следящий усмехнулся. Две зеленые фигурки на небольшой карте, светящейся в воздухе прямо перед ним, слились в одну. Так-так, Уизли и Грейнджер! Ну что ж, она покинула своё тайное укрытие? Пожалуй, теперь за ней можно не следить до утра. Маг перенес своё внимание на другую часть карты. Он ещё какое-то время наблюдал за подвижными и неподвижными точками, а потом, махнув палочкой, прошептал: «Скуро». Карта погасла, и всё вокруг него погрузилось в темноту.

* * *

Наутро Гермиона проснулась, с горечью осознавая, что должна была уйти еще ночью. Теперь это будет сделать сложнее! Она больше не чувствовала себя в Ирисе, как дома. Пару минут она лежала, не шевелясь, со стыдом вспоминая прошедшую ночь.

Гермиона почти всегда просыпалась раньше Рона и любила утренние часы. Она готовила завтрак, зато он часто по вечерам радовал её приготовленным ужином. Когда они начали жить вместе, Гермиона даже не предполагала, как комфортно ей будет делить с ним один дом. Конечно, до этого она провела много месяцев в одной палатке с Роном и Гарри — но тогда об уюте можно было и не мечтать.

Вспоминая комнату Рона в Норе, Гермиона полагала, что будет вечно убирать за ним разбросанные вещи, что ему будет наплевать на мебель и интерьер, потому что интереса и вкуса к таким вещам он никогда не проявлял. Она ожидала, что придётся много готовить, учитывая его аппетит и привычку вкусно поесть, что он будет таскать её по пабам, или валяться вечерами на диване, потягивая сливочное пиво или ещё того хуже — огневиски.

Рон удивил её своей серьёзностью. Внимательно оглядев их небольшую квартирку, он стал расхаживать по ней и рассказывать, что где будет расположено. Он настаивал на каждой мелочи, так что Гермионе в итоге пришлось сдаться, повторяя себе, что счастье не в цвете диванов и шкафов. Рон помогал ей готовить, пытаясь опробовать рецепты матери, и почти никогда не ругал за ужасную стряпню. А ругать было за что! Она не любила готовить, и даже самые простые блюда иногда давались ей с трудом. Разбросанные им вещи всё ещё были проблемой, но, учитывая свои собственные недостатки, Гермиона готова была закрыть на это глаза.

Она с нежностью посмотрела на спящего на животе Рона и улыбнулась. Его рыжие волосы растрепались, он спал, как маленький, открыв рот и подсунув ладонь под щёку. Почему-то ей подумалось в этот момент, что так бы спал её малыш — их сын. Он был бы таким же рыжим и смешным, с веснушками на носу, которые Рон так не любил.

Но это всё были мечты из прошлого — сейчас она должна решить, что между ними происходит. Что у него с Кэрол? Несмотря на страсть прошедшей ночи, она понимала, что одним порывом отношения не восстановишь. Они так и не поговорили о том, что у них на душе, о той сцене, которая открылась ей вчера после неожиданного появления в камине. Гермиона вспомнила о цели своего вчерашнего прихода, тихо встала и открыла свой шкаф. Она оделась, быстро отобрала нужные вещи, среди них пару нарядных туфель и красное платье, и, осторожно ступая, прошла в гостиную, прикрыв за собой дверь.

Нужно было уйти незаметно, потому что к разговору она была пока не готова.

Шум в камине слегка напугал её — так рано к ним мог заявиться только Гарри, но в камине стояла женская фигура.

Кэрол? Что ей опять нужно, чёрт возьми?

— Доброе утро, я пришла вернуть твою мантию, — Кэрол с невозмутимым видом прошла в гостиную и аккуратно положила мантию на диван.

— Привет, — мрачно ответила Гермиона, явно не радуясь встрече, — вернула?

Она проводила Кэрол недобрым взглядом, не боясь показаться негостеприимной, и с раздражением подумала, что они словно поменялись ролями: теперь Гермиона стояла, сжимая в руках свои вещи, собираясь улизнуть через камин. Кэрол окинула взглядом гостиную, еле сдерживая улыбку: да здесь словно ураган прошёлся! На полу в беспорядке валялась мужская и женская одежда, причём некоторые её детали были довольно интимными. Гермиона со злорадством проследила за взглядом Кэрол, пытаясь отыскать в нём следы ревности.

— Что-нибудь ещё? — она сверлила гостью недобрым взглядом.

— Вообще-то я пришла проверить, всё ли в порядке с Роном, — неуверенно сказала Кэрол.

— Пять минут назад сладко спал. Откуда такое беспокойство?

— У него не проходят приступы депрессии, а лечение пока не помогло.

Гермиона тут же почувствовала укол совести и упрекнула себя за эгоизм — она совсем забыла, что пришла домой не только за ворохом нарядов и даже не спросила, как Рон. Оказывается, её старания пошли насмарку, контрзаклинание не подействовало.

— Гермиона, спасибо тебе, я знаю, что ты придумала антидот, который нам так нужен. Но меня спас Рон! Поверь, ему это было очень нелегко, — Кэрол говорила, с достоинством подняв голову.

Гермиона пропустила её тираду мимо ушей, думая о своём. Она была человеком дела, и всё, что не было доведено до конца, угнетало её.

— Почему Рону не помогло лечение?

— Он сказал, что не может смеяться! Мы вместе смотрели телевизор, я хохотала, а он даже не улыбнулся. Его почему-то ничто не радует, а без смеха лекарство не действует!

— Я знаю, — по-деловому отметила Гермиона и в задумчивости села на диван, положив рядом туфли и ворох отобранной одежды. Она пыталась вспомнить, что заставляло Рона смеяться больше всего. Когда в квиддиче победили «Пушки Педдл», он ужасно обрадовался, громко прокричал «йе–хо!» и станцевал смесь танца живота с самбой. А ещё Гермиона припомнила, как они с Джинни показывали Рону и Гарри парад нарядов. Гермиона тогда надела туфли на ужасно высоких каблуках и с непривычки подвернула ногу. Когда она свалилась на пол и, потянув за собой Джинни, порвала той платье, Рон хохотал, как ненормальный, и клялся, что в жизни не забудет это шоу.

Гермиона понимала, что ни один из этих способов рассмешить Рона сейчас не годится. А вообще он так легко смеялся и радовался! Но только не в последний месяц.

— Вы смотрели телевизор? — переспросила она у Кэрол, и та кивнула.

Гермиона вспомнила, что Рон любил одну маггловскую комедию, которую она терпеть не могла, ругая его за дурной вкус. Кажется, «Полицейская академия». Она вскочила и, подбежав к книжному шкафу, стала что-то лихорадочно искать на полках.

Кэрол наблюдала за ней с подозрением: ведет себя, как ненормальная, подумала она. Что Рон в ней нашёл?

— Вот, — с победным видом Гермиона протянула Кэрол коробку с видеокассетой, — ему это всегда нравилось. Будет смеяться, как миленький!

Гермиона хотела уйти, но не решалась оставить соперницу в квартире наедине с Роном. Она понимала, что ничто не мешает Кэрол прийти в Ирис в любой другой момент, но при мысли, что Рон проснётся и увидит виновницу их разлуки, она заколебалась. Кэрол нарушила молчание:

— Тебе не стоит оставлять его одного.

Она что, мысли мои читает, удивилась Гермиона.

— Ты не знаешь, как опасны могут быть приступы, — спокойно продолжала Кэрол, будто разговаривала с малым ребёнком. — Они приближаются, как дементоры, ощущаешь холод, потом тоску и пустоту. Затем перед глазами встают самые ужасные моменты жизни — твои промахи, унижения, подлые поступки. Как ты обманул маму, сломал чужую вещь, как тебя высмеяли за глупость. А потом — как умирали твои родные. Ненавидишь себя и понимаешь, что жизнь напрасна, жить больше нельзя, — Кэрол закончила почти шёпотом, — меня постоянно привязывали к кровати, чтобы я не навредила себе.

Гермиона содрогнулась. Неужели Рон испытывает такое?

— Надо, чтобы кто-нибудь был рядом, — закончила нотацию Кэрол.

— Я не могу остаться, — твердо сказала Гермиона, понимая, что ведёт себя, как упрямый ребёнок. — Я уверена, что сегодня лечение поможет и Рон справится. Он умеет управлять приступами, — Гермиона знала, что во время приступа Рон просто сжимал голову ладонями на несколько минут.

— Тогда останусь я, — укоризненно ответила Кэрол.

Не желая продолжать разговор, Гермиона схватила свои вещи и аппарировала, не попрощавшись. Что ж, Кэрол хочет быть ему за няньку — это её право, подумала она, перемещаясь в свой новый неуютный дом.

Кэрол ненадолго задержалась в гостиной. Ей было жаль, что она не убедила Гермиону остаться — Рону бы этого очень хотелось. Это меньшее, что Кэрол могла бы сделать для него! Она усмехнулась, снова взглянув на разбросанную по полу одежду, взяла видеокассету, зашла в камин и скрылась в вихре летучего пороха, зная, что через час они с Роном увидятся в лазарете.

* * *

Рон проснулся от тихих голосов в гостиной и сел на кровати. Гермионы рядом не было, и он удивился: с кем она может говорить в такую рань? Заметив открытую дверь платяного шкафа, Рон застыл на месте — сразу было видно, что на её полке стало меньше вещей. Снедаемый дурным предчувствием, он быстро натянул брюки и вышел из спальни. В гостиной никого не было. Несмотря на беспорядок, он сразу увидел мантию Гермионы, сложенную на диване.

Она говорила с Кэрол. Чем дело закончилось? Девчонки не подрались? При всём своём уважении к Гермионе, в стычке с Кэрол у неё не было шансов. Нет, Кэрол не решилась бы обидеть его невесту!

Он собрал их одежду, разбросанную по полу гостиной, и отнёс в бак для стирки. Что на них вчера нашло? Как она могла уйти, не разбудив его? Вот так просто ушла, забрав свои вещи, даже не поговорив с ним. Он закусил губу, подумав о том, что Гермиона, вероятно, вчера приходила за одеждой. А он, дурак, подумал, что она соскучилась. Сцены прошлой ночи мелькали у него перед глазами. Почему-то ярче всего в памяти отпечаталось её падение. Рон так и не понял, почему она упала, и это беспокоило его. «А вдруг она беременна?» — пронеслось у него в голове. В последние месяцы они не всегда были осторожны. Конечно, Гермиона всегда внимательно считала дни, но Рон ни в чём не был уверен. От этой мысли сразу заскребло на душе. Он даже не знает, где она!

* * *

В воскресенье в Министерстве почти не наблюдалось движения. Рон обещал Элинор прийти на очередной сеанс терапии в лазарет, поэтому и спешил туда в выходной день. Ему осталось пройти совсем немного.

Ощущение холода настигло неожиданно, словно окатило ледяной водой.

Очередной приступ начался настолько внезапно, что Рон не был готов к нему. Он прислонился к стене и медленно сполз на пол. В глазах потемнело, а потом стали мелькать картины из прошлого — вот он сидит в подвале дома Малфоя, а сверху доносятся пронзительные крики Гермионы; вот Лестрейндж направляет на Гермиону палочку; вот он смотрит на крестраж и видит поцелуй Гермионы и Гарри; вот тело его брата опускают в могилу. Тёмная воронка стала засасывать в пустоту. Рон медленно двигался в холодном водяном потоке, словно опускаясь на дно мутного океана. Тоска, как пиявка, засосала в груди. Нельзя больше жить, нельзя!

Не осознавая, что делает, сидя на полу с закрытыми глазами, Рон достал из кармана палочку и направил её себе в горло. Нужно только шепнуть заклинание, и всё закончится, кожу разрежет острая полоса, и он успокоится. Не успел Рон открыть рот, как палочка вылетела из его руки. Значит, нужно аппарировать на высокий утёс и спрыгнуть с него! Рон попытался представить гряду утесов, возле которых он был, выполняя одну из миссий. Высокие белые склоны — а под ними спасительная бурная пучина. Что-то сдавило его руки, затем всё тело, мешая аппарировать. Он словно бился телом о преграду, которая не пускала его. В отчаянии он закричал, желая вырваться из этих пут, а потом всё окутала серая дымка.

Рон открыл глаза и понял, что лежит на кровати в лазарете, а над ним склонились взволнованные лица Элинор, Кэрол, Стефана и Миллса. Его тело было крепко связано волшебными путами, которые не давали пошевелиться.

— Ну, наконец-то! — раздался возмущенный голос Элинор. — Вздумал нас пугать, гад такой!

Она тихо выругалась, поправляя свои седые всклокоченные волосы.

— Элинор, я не думал, что вы знаете такие слова, — хрипло сказал Рон и попытался улыбнуться. У него сел голос — неужели от крика?

— Он ещё издевается! — её возмущению не было предела. — Что за позор бы был, если б тебя нашли без головы прямо возле моего лазарета! Моя репутация погибла бы навсегда!

Элинор отвернулась и резко села на стул, который заскрипел под тяжестью её веса.

Встревоженная Кэрол прошептала:

— Ты ужасно напугал нас! Я не думала, что твои приступы дойдут до такого!

— Снимите с меня путы, а то руки болят, — возмутился Рон. Его слегка мутило, но сознание было совершенно ясным. Он помнил всё, что только что мелькало в голове, но страха и отчаяния больше не было. Только досада на себя за то, что не смог справиться с приступом.

Элинор сжалилась и, махнув палочкой, сняла с него путы.

— Хорошо, что отсюда нельзя аппарировать, а то мы точно тебя никогда бы не нашли! — всё ещё ворчала она. — Только попробуй сказать, что отправишься домой, я опять путы наложу! — добавила Элинор с угрозой.

Рон сел на кровати, разминая руки.

— Лечите меня, как хотите, я сдаюсь! — пробубнил он, — мне ещё пожить охота!

Ещё час он просидел в лазарете, обсуждая со Стефаном его улучшение. Высокий, темноволосый, с карими глазами и широкой улыбкой отца, Стефан болтал, как будто его болезни и не бывало. Он поделился с Роном тем, что его мучило во время приступов: один раз во время операции он случайно попал заклинанием в мальчишку и рассек ему грудь, того еле спасли, и его испуганные глаза часто виделись Стефану. А еще он видел свою мать над могилой её брата, погибшего в последней войне.

Когда пришло время сеанса терапии, Кэрол прервала их беседу и загадочно улыбнулась Рону.

— Сегодня я попробую тебя рассмешить, тогда зелье и заклинание подействуют. Сюрприз! — она достала кассету, полученную от Гермионы. — Если тебя это не развеселит, будем со Стефаном щекотать в четыре руки, — пригрозила она.

Гермиона придирчиво разглядывала себя в зеркале: родители наверняка будут довольны. Рон так искренне восхищался её красотой, что она уже не стеснялась своей внешности и даже иногда любовалась собой. Вот как сейчас: элегантное красное платье подчёркивает её стройную фигуру; причёска смотрится мило — волосы просто закручены на голове, но зато не торчат в разные стороны; туфли на каблуках выглядят отлично — главное, не спотыкаться.

Она была рада встретиться с родителями и отметить годовщину их свадьбы. Гермиона гордилась ими, ведь они достигли многого в мире магглов: отец был успешным дантистом и писал статьи для нескольких медицинских журналов, а мама, кроме практики, обучала студентов стоматологии. Мистер и миссис Грейнджер не были в восторге от магии, но, как и все родители, любили свою дочь, беспокоились о ней и пытались устроить её счастье.

Праздник отмечали в пригороде, где волшебники почти не появлялись, и Гермионе пришлось аппарировать до знакомой окраины и поймать такси, чтобы доехать до ресторана. Его фасад украшали яркая вывеска «Орион» и имитация созвездия. Внутри заведение оказалось неожиданно шумным — место было явно популярным, и в выходной день здесь не было свободных мест. Вежливый швейцар проводил Гермиону к столику родителей, где уже собрались почти все гости — мама и папа радостно вскочили, чтобы поприветствовать её. Она никак не ожидала, что праздник будет таким многолюдным: за столами сидели добрых два десятка гостей, большинство из которых она до этого в глаза не видела. Гермиона не пожалела, что потратила время на макияж и выбор наряда — родители должны гордиться ею, ведь она часть их успешной жизни и воплощение надежд! То, что их мечты сильно отличались от её собственных, гостям знать не полагалось.

— Гермиона, солнышко, ты как раз вовремя! Мы начинаем!

Миссис Грейнджер представила дочь светилам стоматологии и усадила её напротив отца. Стул слева от Гермионы пустовал, и через две минуты она поняла почему — на пороге ресторана появилась знакомая коренастая фигура. Роберт Таллис, друг детства, собственной персоной.

Гермиона с осуждением посмотрела на маму, но та улыбалась, как ни в чём не бывало. Это был запрещённый приём — зная, что она будет без Рона, усадить её рядом с Робертом. Не то чтобы он ей был неприятен, совсем наоборот, из всех старых друзей Гермиона была рада видеть его больше других, но намёк родителей ей был понятен. Они не успокоятся, пока не найдут ей подходящего, по их мнению, маггла. Роберт и его родители представляли целую династию дантистов. Похоже, ресторан ставит рекорд по количеству врачей на квадратный метр, подумала Гермиона.

При виде Гермионы лицо Роберта озарила искренняя улыбка, и он охотно протянул ей руку:

— А ты изменилась и выглядишь потрясающе! — он окинул её взглядом, полным восхищения, — ты меня-то хоть помнишь?

— Конечно, Роберт, как я могу забыть, что ты меня спас от осиного роя, столкнув в реку, — смеясь, ответила она.

Роберт изобразил смущение.

— Это было очень глупо с моей стороны! Я помню, как ты ругалась! А ещё я отлетел тогда на пару метров, это точно — уж и не знаю отчего?

Он, не задумываясь, занял место рядом с ней, а его родителей пригласили присесть рядом с пожилыми докторами в другом конце стола. Гермиона перехватила довольный взгляд отца и нахмурилась. Это заговор. Но расстраивать родителей она не собиралась. Роберт — лучшая компания из возможных на этот вечер, так что нечего капризничать.

Через несколько минут стало ясно, что, кроме годовщины свадьбы, у родителей был ещё один повод для праздника — отцу присвоили степень доктора медицинских наук, а Гермиона знала, как много для него это значит. Коллеги отца говорили тост за тостом, радуясь его достижениям, а её с новой силой охватило чувство вины за то, что она так редко навещала самых родных и дорогих ей людей, и так и не купила телефон, чтобы почаще звонить им. Глаза мамы светились от гордости за мужа, и Гермиона почувствовала тепло и благодарность к родителям. Да, она не всегда могла найти с ними общий язык, но они, по крайней мере, старались понять её.

Роберт был галантным кавалером. Он исправно наполнял бокал Гермионы и подкладывал ей в тарелку всякие деликатесы.

— Вон ту рыбу здесь отлично готовят, — прошептал он, — держи, а то потом не останется! — с этими словами он пододвинул к ней поднос с красной рыбой.

— Спасибо, Роберт, но я уже больше не могу! — ей приятна была искренняя забота, — лучше расскажи, как твоя учёба — или ты работаешь?

— Тебе интересно слушать о стоматологии? — с усмешкой спросил он. — Учусь третий год, и конца не видно! Чтобы одолеть эту науку, нужно полжизни потратить.

— Я думала, тебе нравится твоя профессия, — неуверенно заметила Гермиона. Она была рада, что он не стал загружать её скучными деталями. — Ну, тогда расскажи, как ты проводишь свободное время.

Попробовав кусочек рыбы, Гермиона облизнулась: рыба оказалась невероятно вкусной, о чем она сообщила Роберту, восхищенно закатив глаза. Тот заговорщицки подмигнул:

— Вот-вот! Я иногда бываю в этом ресторане. Так что ты сегодня попробуешь все самые лучшие блюда!

Гермиона улыбнулась. Ей стало так легко и приятно, то ли от выпитого шампанского, то ли от вида счастливых родителей, то ли оттого, что удалось хоть на время выкинуть из головы Рональда Уизли. Она не жалела, что пришла, и вид друзей её семьи, которых она мало знала, отвлекал её от переживаний последних недель.

— Как я провожу свободное время? — откликнулся Роберт, — я лучше не расскажу, а покажу. В следующие выходные — идёт? — Роберт вопросительно посмотрел на неё.

Это было уже слишком. Одно дело — приятно провести время за столом, а другое — пойти на свидание.

— Ты знаешь, я так много учусь и работаю, что может не получиться, совсем нет свободного времени, — соврала она и слегка покраснела.

— Не волнуйся, я всё понял! — Роберт почти не расстроился. — Я не люблю, когда девушки соглашаются из вежливости, а потом не приходят. Скажи прямо, что свидание со мной пока не входит в твои планы.

Гермиона благодарно улыбнулась и кивнула. Она не любила прилипчивых парней, и всё время чувствовала себя виноватой, когда приходилось их отшивать.

— Но в парочке танцев ты мне не откажешь — или у тебя вывих с переломом?

Тут уже она не смогла сдержать смех и положила ладонь в его протянутую руку. Звучала незнакомая медленная мелодия; по центру ресторана на небольшом танцполе кружили несколько пар.

Только выйдя из-за стола, Гермиона удосужилась хорошенько рассмотреть Роберта. Он был хорошо сложен, и выглядел во фраке просто великолепно. Его короткие русые волосы были аккуратно зачёсаны назад, живые глаза излучали тепло. Она танцевала, качаясь в такт музыке, мысленно благодаря Роберта за то, что он держит её на расстоянии.

У Гермионы была своя теория романтических отношений. Она была убеждена, что для сближения люди должны пройти определенные стадии. После знакомства необходимо долгое общение, которое создаёт общие интересы; затем возникают симпатия и доверие; потом дружба и только потом, возможно, что-то большее. В любовь с первого взгляда она категорически не верила — по её мнению, ничем хорошим это не заканчивалось, только разочарованием.

Поэтому приятный дружеский танец с Робертом её вполне устраивал. Гермиона видела, что другие мужчины окидывают её восхищенными взглядами, и осознание собственной привлекательности прибавило ей уверенности. Роберт много болтал и рассказал несколько смешных студенческих историй. Посмеиваясь над его шутками, она краем глаза заметила пристальный взгляд отца, направленный на их пару. В нём было одобрение и искренняя радость, которую он тут же попытался скрыть, отвернувшись к маме. Гермионе было жаль давать родителям ложную надежду — она знала, что у неё с Робертом ничего не получится, но пока решила их не разочаровывать. Она готова была подарить им и себе один счастливый вечер и забыть о боли, которая точит сердце.

— Гермиона, ты замечательно танцуешь! — сказал Роберт и закружил её, прежде чем вернуться к столу.

Она засмеялась и, запыхавшись, прошептала ему на ухо:

— Я отойду на пару минут, — и направилась в сторону туалетов.

Освежившись, Гермиона решила выйти ненадолго на свежий воздух. Накинув плащ, она прошла мимо приветливого швейцара и направилась подальше от дороги в сторону деревьев, чтобы отдохнуть от танцев и окончательно протрезветь. Холодный воздух наполнил легкие; ароматы дождя, земли, сосен заставили улетучиться хмельное головокружение.

Дойдя до края парковки, Гермиона услышала подозрительные звуки: глухие удары и сдавленные крики. Присмотревшись, она увидела, как трое верзил бьют одного парня, прижав его к машине. Двое держали его за руки и за ноги, а третий, с бычьей шеей, наносил равномерные удары, приговаривая что-то угрожающее.

— Еще раз сунешься, Рон, — услышала она, — пожалеешь! А пока тебе будет наука!

Рон? Что за дурацкое совпадение! Гермиона не поверила ушам.

Трое на одного? Она не могла пройти мимо. Среди дерущихся не было магов — их способы драться были совсем другими, поэтому Гермиона не стала доставать палочку. Использовать волшебство при магглах запрещено, но она могла и без палочки помочь бедолаге, который корчился у машины.

Недолго думая, Гермиона подошла к верзилам:

— Эй, а один на один драться не пробовали? — презрительно спросила она.

Бьющий на секунду оторвался от дела, окинул её недобрым взглядом и прорычал:

— Иди, куда шла, пигалица!

— Трусы и подонки! Отпустите парня! — не унималась она.

Теперь все четверо удивленно уставились на неё. Её тонкая фигура на каблуках смотрелась нелепо, особенно когда Гермиона упёрла в бока свои маленькие кулачки.

Она внимательней пригляделась к пострадавшему: губа разбита и, кажется, в живот ему дали не один раз. Но в его глазах не было страха — только легкомысленная дерзость.

— Беги отсюда, дура! — неожиданно прокричал он и сплюнул кровью.

Гермиона и не собиралась уходить и удивила верзилу тем, что стала на него наступать. Он нагло улыбался.

— Что, не ясно тебе сказали? Иди своей дорогой, не суй нос, куда не надо! — видя, что она продолжает надвигаться, толстяк, ничуть не стесняясь её мелкой комплекции, замахнулся здоровым кулаком, прицеливаясь в лицо.

Ещё секунда — и от её носа осталась бы каша, но тут случилось неожиданное: толстяк отлетел на несколько метров и упал спиной на асфальт, сильно приложившись задницей. Два его дружка изумленно уставились на Гермиону. Один из них, который всё ещё держал парня за руки, наконец, отпустил его и решил с разгона хорошенько всыпать наглой девице.

Но Гермиона успела как следует разозлиться: второй верзила отлетел ещё дальше первого и не думал больше возвращаться. В это время побитый парень уверенным хуком справился с третьим, и тот, громко ругаясь, последовал за своими дружками, которые, оправившись от падения, поспешно удалились в тень кустов и скрылись из виду.

Гермиона тут же подбежала к несчастному, который согнулся пополам, скорчившись от боли.

— Что с тобой? Тебе плохо? — заботливо спросила она, присев рядом.

Парень поднял лицо, и она удивилась — в его глазах играла насмешка.

— Какой позор! — проговорил он, вытирая рукавом кровь с носа, — меня выручила девчонка! — усмехаясь, он в сомнении покачал головой. — Ты что — каратистка?

Его открытая улыбка на побитом лице обескураживала.

— Что-то вроде того, — неуверенно проговорила Гермиона, протягивая ему руку, — встать можешь?

Отмахнувшись от неё, он оперся о машину.

— Сам справлюсь!

Сделав два шага в сторону ресторана, парень скорчился от боли, припав на левую ногу. Гермиона подумала, что это перелом. Она могла бы помочь ему с помощью палочки, но доставать её было никак нельзя, а беспалочковые заживляющие заклинания ей плохо удавались. Поэтому ей оставалось только подставить ему плечо.

Опираясь на её хрупкое тело, парень снова усмехнулся:

— Ты не свалишься? Я тяжелый, а ты мелкая такая! — он повернулся и насмешливо глянул на незнакомку, возвышаясь над ней на целую голову. Гермиону поразили его ярко-голубые глаза; даже разбитый нос не портил его красивого лица.

Она дружелюбно улыбнулась, глядя на него снизу вверх.

— Позвать на помощь?

— Ой, только не это! Мне и так стыдно, что ввязал девчонку в драку — ещё не хватало, чтобы меня принесли на руках! Сейчас посижу пять минут, и все дела!

Они добрались до края парковки, и он опустился на скамейку. Не задумываясь, Гермиона плюхнулась рядом. Её заинтриговал этот необычный и бесстрашный Рон. Возвращаться в душный ресторан не хотелось.

— Меня зовут Гермиона, — неуверенно начала беседу она.

— А я Орландо! — он протянул ей руку, — приятно познакомиться!

— Орландо?

— Орландо Рональд Бьянки Первый!

— Ты что, из монархической династии?

— Ага! Барменов, — усмехнулся парень. — Друзья зовут меня Рон.

Всё-таки Рон! Вот угораздило, подумала Гермиона.

— Друзья? — с недоверием спросила она, вспоминая верзилу с толстой шеей.

— И бывшие друзья!

— Ты итальянец?

— Мой отец — да.

Они немного помолчали.

Орландо открыто разглядывал Гермиону, растирая больное колено. Его прямой взгляд и смущал, и интриговал.

— Сначала я подумал, что ты справедливая, смелая и ужасно глупая, — невозмутимо сказал он.

— А теперь? — она в упор смотрела на него.

— А теперь, что ты справедливая, смелая и ужасно красивая.

Гермиона была рада, что в темноте он не мог разглядеть, как покраснели её щёки.

— Ты тоже, похоже, не очень-то их боялся! — усмехнулась она.

— Послушай, я как-то должен отблагодарить тебя. В ресторан не приглашаю, потому что пришёл не один.

Почему Гермиона почувствовала волну разочарования?

— Я тоже здесь не одна! Отмечаем важное событие с родителями.

Он понимающе кивнул. В это время возле входа в ресторан раздался взволнованный голос Роберта:

— Гермиона, ты где?

Орландо, усмехаясь, спросил:

— Это тебя мама ищет?

Она немного смутилась и ничего не ответила.

— Твой парень? — его глаза недовольно сверкнули.

— Что-то вроде того, — сказала Гермиона, пожимая плечами.

— Ну, если вроде того, то… давай встретимся завтра в пабе «Белая лошадь», в центре, часов в восемь?

Прямолинейность его предложения застала Гермиону врасплох. Почему она так хотела сказать «да»? Она ещё никем так стремительно не увлекалась, как этим парнем. Хотелось говорить с ним, смотреть в его дерзкие глаза, узнать о нём всё.

И Гермиона кивнула.

Он просиял.

— Ты необыкновенная, — сказал Орландо, — я сразу это понял.

Он взял её руку, чтобы встать и опереться, но вдруг, неожиданно развернув, поцеловал ладонь, и этот жест заставил её вздрогнуть.

— Мне действительно надо идти, но одна я не пойду, — уверенно сказала она. Ей ужасно хотелось узнать, с кем он пришел в ресторан. — Пойдем вместе, а то эти подонки вернутся, и кто тогда тебя защитит?

— Напоминаешь о моём позоре? — он встал, опираясь на её руку, и они медленно направились ко входу в «Орион».

Пожалуй, ушиб, а не перелом, с облегчением подумала Гермиона, заметив, что её новый знакомый уверенно ступает на ногу.

Роберта возле входа не было, только обеспокоенный швейцар.

— Кажется, вас искал молодой человек, мисс!

— Спасибо, с нами всё в порядке, — она предупредила вопрос швейцара: — Полиция не нужна!

Орландо уже не опирался на неё, а только держал за руку. Рассмотрев его разбитое лицо при более ярком свете, Гермиона пожалела, что не подлечила его немного в темноте. Её привлекал прямой взгляд Орландо, и вдруг она почувствовала, что все её теории летят в тартарары. Если бы не было Рона, вот с кем она могла бы быть вместе! Она ощутила необъяснимую связь с этим незнакомым ей магглом, странное родство душ и желание пойти вместе с ним в ресторан, сесть за столик, качать ногой и беседовать о всякой ерунде. Вдруг она осознала, что может больше никогда не увидеть его, и от этого у неё почему-то засосало под ложечкой.

— А если я не смогу прийти завтра в Белую Лошадь? — спросила она.

— Я буду ждать тебя там каждый вечер! — заговорщицки ответил Орландо.

— Ты что, всё время проводишь в пабе?

— Да. Потому что я там работаю, — в его глазах опять мелькнула насмешка. — Я же сказал, что из династии барменов! Беги, а то мама с папой будут волноваться! И этот, вроде того…. тоже!

— Пока, — она потянула свою ладошку из его руки, но он не выпускал, и Гермиона смотрела на Орландо с возмущением, тщетно пытаясь высвободиться.

— Я думал, ты каратистка, — смеясь, сказал он, продолжая держать её.

В это время на крыльцо ресторана выскочила красивая блондинка с пышными формами и с испуганным криком бросилась к Орландо, не обращая на Гермиону никакого внимания.

— Рон, ты в порядке? Вы что, дрались? Что они с тобой сделали?

Орландо неохотно выпустил руку Гермионы и буквально упал в объятия своей спутницы.

— В следующий раз, Нэнси, когда захочешь встретиться, предупреждай, что за тобой ездит такой воинственный эскорт!

Гермиона резко отвернулась, и, не оборачиваясь, быстро прошла вглубь ресторана к своему столику.

Роберт привстал за столом и радостно помахал ей рукой:

— Я потерял тебя. Всё в порядке?

Она кивнула и села рядом.

Он потерял её. Он никогда не мог потерять её! А вот Рон… Рон может её потерять — вот что она поняла! Впервые за многие годы она осознала, что их отношения действительно на грани. Её сердце дрогнуло перед другим, незнакомым человеком, не волшебником. Парнем из другого мира, в котором она жила в детстве, но который, как полагала, навсегда покинула.

Глядя на Роберта, Гермиона подумала, что он очень милый и приятный, но какой-то тусклый и неинтересный. Почему за несколько минут всё так изменилось? Его вежливость теперь казалась излишней, осторожный взгляд — холодным, вся фигура — нелепой и неуклюжей. Она была рада, что вечер приближался к концу, и постаралась отвлечься на разговоры с родителями, обсуждая их работу, успехи, студентов. Она без сожаления распрощалась с Робертом, отказавшись от его сопровождения, и поймала расстроенный взгляд мамы.

Выходя из ресторана, Гермиона внимательно оглядела все столики, ища глазами своего нового знакомого и его красивую спутницу. Их нигде не было, и Гермиона, не скрывая разочарования, села в такси, вежливо помахав на прощанье Роберту и родителям. На душе у неё было удивительно спокойно; за окном мелькал вечерний Лондон, и ей было приятно видеть магглов, бегущих по своим делам. Она подумала, что эти люди спокойно живут, даже не подозревая, что на свете есть магия, волшебные палочки, пожиратели смерти и чёрные заклинания. Впервые за восемь лет она ощутила желание снова стать частью этого мира, окунуться в него и забыть обо всех тех проблемах, к которым её возвращало такси, спешащее по вечернему городу.

Вернувшись с праздника, который был полон сюрпризов, Гермиона переоделась в домашний халат и пожалела, что оставила свою любимую мантию на диване в Ирисе. Она выключила свет, уселась на диван, подтянув колени к подбородку, и закуталась в плед. За окном мерцали огни маггловского Лондона. В её квартирку на третьем этаже долетал шум людной улицы, и, слушая возгласы прохожих, шорох шин, лай собак в соседнем парке, Гермиона невольно вернулась к мыслям, посетившим её в такси по пути из «Ориона». Что было бы, если бы однажды ей не пришло письмо из Хогвартса, и она осталась бы жить с родителями в их уютном доме, ходила в школу со старыми друзьями, лишь иногда удивляясь своим необычным способностям? Она сейчас училась бы в престижном университете и встречалась с обычными парнями — такими, как Роберт или Орландо. Гермиона поёжилась, вспомнив, через какие испытания ей пришлось пройти за несколько школьных лет. Такую юность трудно назвать счастливой! Конечно, магические знания и сила стали неотъемлемой частью её жизни, но почему в мире волшебников она нашла столько страданий? А что, если она, рождённая среди магглов, должна была жить в их мире? Может, она просто не на своём месте и поэтому не может найти своё счастье?

Рон. Где он сейчас? Спит дома в их постели? Она прикусила губу, представив, что он там может быть не один. Возвращаясь к событиям прошлой ночи, Гермиона поняла, как сложно им с Роном будет разорвать их связь. Это была не просто страсть и не просто любовь — они это поняли почти сразу, как стали жить вместе.

Гермиона вспомнила, какое потрясение они с Роном испытали, случайно натолкнувшись на старую книгу под названием «Перемещение магической энергии». В тот день, несколько месяцев назад, Гермиона работала в архиве министерства и искала сведения об одном редком заклинании, усиливающем магическую силу. Она как раз наткнулась на нужную ей книгу, когда архив уже закрывался, а мистер Шон, хранитель архива, не любил, когда «всякая там молодёжь таскает его книги, легкомысленно портит их и теряет». Он не знал, что Гермиона была настоящим книжным червем, для неё книга — это святая святых! С трудом убедив в этом мистера Шона, приправив свою просьбу очаровательной улыбкой, она получила разрешение на вынос пыльного тома за стены министерства и хранение его в течение недели.

Вернувшись из архива в свой маленький кабинет, Гермиона быстро убрала все рабочие бумаги в стол и отправилась домой в шесть вечера, удивив коллег, которые привыкли, что она остается на работе допоздна. Дело в том, что она ожидала одну важную сову из Франции с ответом на личное письмо, и хотела получить его дома, а не в министерстве, куда бедной птице было не пробиться.

Рон ещё утром предупредил её, что вернется поздно, поэтому в Ирисе она, забыв про ужин, уселась за рабочий стол и открыла толстый фолиант. Книга некого Артура Хэрриета «Перемещение магической энергии» имела пояснительные картинки и колдографии, и скоро увлекла Гермиону настолько, что та забыла, что искала. С самого начала автор описывал заклинания, которые могут ослаблять, усиливать и лишать магов волшебной силы, и долго рассказывал о поисках зелий, наделяющих сквибов магией. Придя к выводу, что таких зелий, вероятно, не существует, он перешел к очень увлекательной теме — перемещению магии от одного волшебника к другому.

Гермиона читала, в волнении теребя волосы. Наконец, она нашла объяснение тому, что происходит между ней и Роном. Она нахмурилась, пробежав глазами по строкам: «Нередко между магами существует сильная эмоциональная связь. И тогда, во время сексуального контакта, один из магов, так называемый энергетический вампир, забирает себе часть магической силы другого, так называемого донора. На восстановление силы донора может уйти от нескольких часов до нескольких дней, но при регулярном занятии сексом у доноров может наблюдаться значительное снижение волшебной силы. Донор, как правило, не сразу замечает потерю энергии, испытывая лишь небольшую усталость, однако со временем его магические способности могут заметно ослабнуть. Пары донор — вампир обречены на провал, поскольку сила одного неизбежно поглотит силу другого. При этом внешность, возраст, физическая сила и даже чистокровность не имеют значения. Эксперименты подтверждают, что маги маггловского происхождения также могут быть вампирами».

Гермиона поёжилась, нетерпеливо перелистывая страницу.

«Как узнать, что вы — энергетический вампир? Что испытывает маг при получении волшебной энергии? Во-первых, после нескольких сексуальных контактов, он чувствует необъяснимое притяжение, которое трудно преодолеть. Как жаждущий воды человек тянется к ручью, так и энергетический вампир тянется к источнику магической силы. Он чувствует непреодолимое желание иметь сексуальный контакт с донором. Максимальной переход энергии происходит, когда у магов есть эмоциональная привязанность.

Энергетические вампиры рассказывали, что они чувствовали невидимые нити, соединяющие их с партнером, по которым к ним текли теплые потоки энергии, иногда принимающие вид пульсирующей силы, входящей в их тело во время оргазма. Иногда ощущения могут быть похожи на потоки невидимого света, и после занятий сексом вампиры чувствуют значительный прилив сил, а также желание повторить контакт снова. К сожалению, доноры чувствуют такую же сильную связь, и так же тянутся к объекту своей любви, несмотря на ослабевающую волшебную силу».

Гермиона отложила книгу и опустила голову на стол.

Она — энергетический вампир.

Описание в книге настолько соответствовало её ощущениям во время занятий любовью с Роном, что у неё не оставалось сомнений — она разрушает его магическую силу, потребляет его энергию. Ей казалось, что автор книги подслушал её мысли и записал их, и это настолько потрясло её, что она не сразу сделала далеко идущие выводы. Не зная других мужчин, она полагала, что такие ощущения бывают у многих, и удивилась, что это, оказывается, довольно редкое явление.

Обдумав прочитанное, Гермиона поняла — их отношения с Роном обречены на провал. Она не может себе позволить разрушить его магическую силу. Правда, Рон никогда не жаловался на упадок сил, но Гермиона была уверена — это всего лишь вопрос времени. Их невероятное притяжение и взаимопонимание в постели получили новое объяснение.

Гермиона захлопнула книгу и с ненавистью посмотрела на толстый том. Посидев немного, она раскрыла другую главу, которая нужна была для работы, и углубилась в чтение. Она нашла страницы, где автор описывал возможные контрзаклинания, которые заинтересовали её и ради которых она и взяла злополучную книгу в архиве. Гермиона так увлеклась, что не заметила, как открылась входная дверь. Рон крикнул с порога:

— Привет, дорогая!

— Привет. Почему не через камин? — спросила она, не поднимая головы.

— Я немного прогулялся. Что поделываешь?

— Читаю кое-что важное. Извини, я совсем забыла про ужин, — она виновато взглянула на него и снова погрузилась в чтение.

Рон скинул мантию и в растерянности остановился посреди гостиной.

— Что пишут?

— Про восстановление магической силы.

Он прошел на кухню, схватил вчерашний бутерброд и яблоко и уселся на диван, с улыбкой наблюдая, как она читает.

— Я после работы был на свидании с одной девушкой, и мы решили прогуляться. Поэтому я пришел через дверь.

Ноль реакции. Она напряженно читала, накручивая на палец длинный локон. Рон громко жевал яблоко, по-прежнему наблюдая за ней. Вдруг её глаза взметнулись.

— Что ты сказал?

Он только пожал плечами и продолжил свою скудную трапезу.

Гермиона отложила книгу и уставилась на него, постепенно расширяя глаза.

— Где ты был?

Рон ничего не ответил, перейдя к бутерброду.

— Рон, это правда? — она встала из-за стола и подошла к нему, с тревогой заглядывая в его глаза.

Он как раз прикончил свой жалкий бутерброд и, просияв, схватил её за талию.

— Конечно, нет, но я рад, что ты иногда слышишь, что я говорю.

Гермиона возмущенно фыркнула.

— Ну, ты и гад, Рональд Уизли. Я тоже сейчас как пошучу!

— Не надо, мне уже весело! Кстати, посмотрим, что ты там такое читаешь, что не замечаешь собственного жениха.

— Ты не мой собственный.

— Конечно, твой! А чей же еще?

— Той волшебницы, с которой ты ходил на свидание.

— Я не сказал, что это была волшебница.

Гермиона сердито скрестила руки на груди.

— Так свидание всё-таки было?

— Я же сказал, нет! — он быстро подошел к столу, за которым она читала, и схватил книгу.

— Ой, название интригующее: «Перемещение магической энергии»!

Гермиона подбежала к нему и проговорила:

— Пожалуйста, отдай!

— Ни за что. Я не хочу быть невежей. Последняя книга, которую я читал, была, кажется, про… нет, я не помню. Посмотрим, что в этой. Слава богу, это не древние руны и не французская магия, так что языкового барьера не будет.

Гермиона подпрыгнула и попыталась выхватить книгу из его руки, но Рон оказался проворней.

— Что ты так разволновалась, — удивился он, — там есть секретная информация, которую мне не положено знать?

— Рон, отдай мне книгу, — с угрозой сказала она, но он и ухом не повёл и, открыв книгу на первой попавшейся странице, прочёл вслух: «Таким образом, во время сексуального контакта происходит перемещение магической силы от одного мага к другому». Ничего себе! Ты читаешь эротическую литературу?

— Это рабочая литература, — она всё еще пыталась забрать у него книгу, но никак не могла дотянуться до его вытянутой руки и подпрыгивала, как собачка. — Рон, я тебя предупредила — сам потом пожалеешь, — она уже решила призвать книгу с помощью заклинания, но Рон сказал:

— Не вздумай применить магию, а то порвешь ценную книжку!

Гермиона метнула на него злобный взгляд и отступила, подумав, что мистер Шон не простит ей испорченный фолиант.

— Ну, теперь я точно прочту всё от корки до корки, — насмешливо сказал Рон и продолжил чтение вслух: — «Для энергетического донора сексуальный контакт остается не менее желанным, но для вампира он, безусловно, намного важней. В присутствии донора, вампир чувствует к нему особое влечение, при телесном контакте — притяжение, которое крайне трудно преодолеть. Чем дольше маги находятся вместе, тем сильнее становится связь между ними. К сожалению, как уже было сказано выше, рано или поздно это приводит к потере магической силы одним из них».

С каждым словом Рон читал всё медленнее, улыбка сошла с его лица. Он сел на диван, перевернул назад несколько страниц и погрузился в чтение. Гермиона сидела рядом, глядя в сторону и нервно сжимая пальцы. Что ж, может, оно и к лучшему, подумала она. Пусть он поймет всё сейчас, пока они не успели пожениться, пока ещё не поздно.

— Гермиона, всё это чушь.

— Нет, Рон, это правда. Мне очень жаль, но… я чувствую это.

— И что теперь? — он с досадой посмотрел на неё. — Мы должны расстаться из-за какой-то книжонки?

Она отвернулась. Он — чистокровный волшебник, его работа напрямую зависит от силы его волшебства. Если из-за неё его магия ослабнет, под угрозой будет его жизнь.

— Гермиона, я... я пойму, если ты захочешь всё прекратить, — обреченно сказал он.

Он вспомнил, как странно было при каждой близости ощущать, что, отдавая ей частицу себя, он приобретал больше, чем терял. Сейчас он четко осознал, что описание в книге соответствовало его чувствам: притяжение, перебегающее тепло, невидимые нити. Зная и раньше от братьев, что такое возможно, Рон никогда не думал, что может лишать Гермиону волшебной силы. Для неё, блестящей волшебницы, владеющей более совершенной магией, чем он сам, это было бы катастрофой. Однако при мысли, что она захочет уйти, у него засосало под ложечкой.

— Гермиона, я… я не смогу отказаться от тебя, — виновато пробормотал он. — Но если ты боишься…

— Рон, ты понимаешь, что я лишаю тебя магической силы? — в её голосе стояли слёзы. — Что будет с тобой, с твоей работой?

Он в недоумении уставился на неё, и понадобилось не меньше минуты, прежде чем её слова полностью дошли до него. Глупая улыбка появилась на его лице, и он не смог сдержать смеха.

— Ты думаешь, что лишаешь меня магии? — Рон в недоумении тряс головой, всё еще не веря такому счастливому повороту событий.

Гермиона смотрела на него, как на сумасшедшего.

— Дорогая, ты дочитала главу до конца? — он подсунул ей страницу, и она стала быстро читать, проглатывая строки.

— Ты тоже чувствуешь прилив энергии? — прошептала она, в восхищении глядя на него. — Значит, мы редкий случай №3?

— Я в этом уверен.

— Но такое бывает раз на миллион!

— Я всегда говорил, что мы — идеальная пара. Когда не грызём друг другу глотки.

Гермиона тоже рассмеялась, не веря, что её сомнения разрешились столь неожиданным образом.

— Я не вампир, ты не донор?

— Я что, похож на волшебника, лишенного магической силы? Говорю тебе, я сам чувствую всё то, что здесь описано. Мы обмениваемся магической энергией, усиливая её!

Она обхватила его за шею и уткнулась в плечо.

— Признайся, что уже была готова бросить меня без объяснений и разбить моё магическое сердце? Это точно лишило бы меня энергии! — Рон взял её лицо в свои ладони. — И знай, никакая книга не заставит меня отказаться от тебя. Я готов вести жизнь маггла, лишь бы быть с тобой. Гермиона, ты должна перестать сомневаться в нас.

Она закрыла ему рот рукой, понимая, что он прав, что она до сих пор не может никак обрести уверенность в том, что они вместе навсегда. Почему сомнения всё время гложут её, хотя любовь к нему становится всё сильней? Она поцеловала его, всё ещё думая о том, что было написано в книге, и поняла, что никакие слова не могут точно передать её ощущения полета в пространстве, кружения, тепла, пульсирующего блаженства, счастья, которое дарит ей ОН.

* * *

Так Рон и Гермиона узнали о редкой и странной связи, которая существовала между ними, а за месяцы, проведенные вместе, они создали прочные узы, которые не только притягивали их друг к другу, но и усиливали их магические способности.

Может, поэтому я не могу устоять против него, думала она. Меня словно тянут невидимые сети. Стоит ему прикоснуться — я, как магнит, цепляюсь за него и не могу оторваться, пока не получу свой заряд энергии.

Сидя в темноте, слушая затихающий город, она почувствовала себя ужасно одинокой. Как обидно, что нельзя поговорить с Джинни! Гермиона боялась признаться лучшей подруге, что засомневалась в любви к её дорогому брату. Джинни не поймёт. Она всегда считала, что Рон и Гермиона созданы друг для друга, и не раз сглаживала их ссоры. Развенчать её брата, рассказав, что он был с Кэрол, что Гермиона застала их ночью в Ирисе наедине, в полураздетом виде? Джинни расстроится, устроит Рону взбучку и всё испортит ещё больше. Наверно, Джинни рвёт и мечет оттого, что Гермиона сбежала, не поговорив с ней и не оставив адреса.

В это время раздался стук в окно, и Гермиона с удивлением увидела рыжую сову Поттеров. Она радостно впустила птицу и, быстро угостив её сухариком, развернула привязанный пергамент.

«Гермиона! Есть у тебя совесть? Куда пропала? С Роном что-то случилось, он в лазарете, Гарри всё воскресенье на работе, а ты сбежала в неизвестном направлении! Что у вас происходит? Гарри молчит, как партизан! Приходи, как только сможешь, Джинни.»

У Гермионы упало сердце. Что с Роном? Она быстро достала пергамент и написала Джинни несколько строк. Привязав письмо к лапке совы и отправив её в Синюю Ель, она быстро натянула джинсы, майку и куртку и, несмотря на поздний час, отправилась в министерство по единственному ночному камину, который выходил возле Аврората.

Выскочив из каминной сети, Гермиона уперлась в подозрительный взгляд охранника, который не сразу узнал её.

— Пройдите идентификацию!

Меры безопасности ночью были более строгими. Она прислонила руку к табло на входе и прошептала пароль. Табло замигало, охранник пропустил её, и она помчалась к лазарету, проклиная в очередной раз медленные лифты, тусклые факелы и отсутствие порталов внутри министерства.

Рон в лазарете! Что с ним? Дыхание сводило от страха, от стыда, что она бросила его одного, ходила по ресторанам, развлекалась, зная, что он болен. Она достаточно начиталась про Альтроменте и знала, какими опасными могут быть приступы. Самое страшное — пострадавший мог причинить себе вред и даже дойти до самоубийства. Гермиона вспомнила рисунки из старой книги, в которой описывалось это заклинание. Маг с разрезанным горлом, с безумными глазами… Если с ним что-то случится, я не переживу, я никогда не прощу себе, думала она, мчась по тёмным коридорам и ругая невозможность трансгрессии.

Добежав до цели, Гермиона остановилась, чтобы перевести дыхание. Она понятия не имела, что делать дальше. Вход в секретный лазарет был закрыт даже для неё. Но если Рон там, то кто-то должен за ним присматривать на случай приступа, значит, сможет её впустить. Вдруг Гермиона вспомнила, что, когда они разрабатывали антидот вместе с Элинор, Миллсом и его командой, для входа в комнаты лазарета использовался шестизначный код.

675475 — прошептала она и нажала дверную ручку. Дверь открылась. Как всё просто, подумала она. Это как-то неправильно! Меры безопасности должны быть строже! С другой стороны, ничего секретного в лазарете не было — это вам не тайники лаборатории! Она уверенно прошла через небольшой коридор, тускло освещенный ночным световым заклинанием, и, назвав те же цифры, открыла дверь в палату.

Гермиона дошла до середины комнаты и замерла. Кэрол и Рон мирно спали на широкой больничной койке; вторая кровать пустовала в углу.

В груди закружился холодный вихрь. У неё не было ни слёз, ни боли, ни обиды. Только пустота — и холодная воронка, которая засасывала её сердце. Безумная тревога, что с ним что-то случилось, отступила, но облегчение было только частичным. Как он мог вчера убеждать её, что любит? Зачем хотел вернуть, требовал её признания в любви, зачем исступленно целовал, как в последний раз? А может, он знал, что это в последний раз?

Гермиона думала, что он в опасности, и хотела помочь. Её помощь была не нужна.

Не в силах смотреть на Рона и Кэрол, Гермиона тихо вышла из кабинета и обречённо побрела в сторону лаборатории. Домой она уже не пойдёт, а просто поспит за столом в своём кабинете. Завтра утром важное совещание с командой Стайка, где она будет участвовать в расследовании преступлений серых магов. Понадобится вся её сила и смекалка. Она должна доказать, что может быть полезна всему магическому сообществу, а не только её заколдованному жениху.

Идя по пустынным коридорам Министерства Магии, Гермиона совсем не думала об опасности, о том, что недавно на неё напали в собственном офисе. Прошептав пароль, она зашла в свой кабинет, устало села за стол, опустила голову на стопку бумаг и из последних сил сказала сонное заклинание, которое использовала, чтобы быстрей уснуть. Сейчас ей нужно было отключиться. Если она начнёт думать о том, что увидела в лазарете, опять разревётся и будет проклинать себя. Последним образом в её сонной голове были насмешливые глаза Орландо, и Гермиона уснула с глупой улыбкой, подложив под голову обе руки.

* * *

Зелёная фигурка на воздушном табло остановилась. Трейсер Гермионы показывал, что она в своём кабинете. Следящий улыбнулся. Неугомонная девица! Сначала она бегала по маггловским окраинам Лондона, потом ненадолго посетила свою квартирку, затем среди ночи примчалась в лазарет, а теперь сидит на рабочем месте! И это в час ночи! Интересно, что заставило её пойти туда? Какую срочную работу она делает? Нужно завтра же доложить обо всём Жано. Мужчина задумался, можно ли свернуть табло. Не вскочит ли она, не понесётся куда-нибудь еще? Немного подумав, он уменьшил масштаб, превратив её фигурку в маленькую зелёную точку, затем позвал молодого помощника и приказал ему внимательно следить за ней. Никакого покоя, подумал следящий, отправляясь спать. Жаль, что в его возрасте нужно отдыхать гораздо больше, чем молодым девчонкам.

Рон спал в лазарете на широкой кровати возле двери, усыплённый сильным сонным зельем.

Элинор была уверена, что в крепком сне приступ не повторится, но всё же она решила, как всегда, остаться на ночь в лазарете. Воскресная терапия помогла, значит, завтра ему должно стать лучше, а через пару недель приступы вообще прекратятся. Ругая чёрных магов и их заклятия, Элинор с досадой подумала о том, что уже неделю не ночевала дома. Вот и сейчас, не решаясь оставить Рона одного, она собиралась сообщить домашним, что снова не придёт, однако Кэрол неожиданно вызвалась остаться в лазарете. Ей, наоборот, не хотелось торчать одной дома, и она тоже беспокоилась о Роне. Его последний приступ не на шутку всех напугал! Элинор взяла с Кэрол обещание, что та не будет никуда отлучаться и поднимет тревогу, если что-то случится, и радостно отправилась домой.

Кэрол долго лежала в темноте, прислушиваясь к неровному дыханию Рона. Ею одолевали странные чувства. События последних недель, а особенно встреча в Ирисе, изменили её отношение к Рону и открыли его с новой стороны. Сосредоточенный на операциях, резкий и насмешливый — раньше он совсем не привлекал Кэрол. Она с ним мирилась. Его пренебрежение к девушкам-аврорам бесило до невозможности, и Кэрол за глаза называла его самоуверенным болваном,занудой и рыжим хамом.

Когда она успела пройти путь от вынужденного сотрудничества до тех чувств, которые теперь переполняли её? Кэрол поняла, что за его насмешками скрывалась неуверенность, желание доказать, что он достоин своей новой работы. За недоверием к девушкам — желание защитить их, а за занудством — стремление спланировать всё, как надо, чтобы не провалить операцию. На самом деле он совсем другой — добрый и веселый. Кэрол вспомнила, как они шутили, попивая кофе на кухне в Ирисе. У них обоих на душе кошки скребли, но Рон взял себя в руки и нашел, как успокоить её. А сексотерапия… Антидот, найденный Гермионой, стал для Кэрол большим разочарованием! Это было неправильно, глупо и нехорошо по отношению к Джейсону, которого она больше не любила. Не могла любить, и их ссора уже не висела камнем на душе.

Зная, что Рон крепко спит, Кэрол подошла к его широкой кровати, сначала присела на край, а потом прилегла рядом. Она с содроганием вспомнила его последний приступ и с сочувствием всмотрелась в его лицо. Даже в полумраке лазарета на его носу и щеках виднелась россыпь веснушек. Не осмеливаясь приблизиться, Кэрол тихо лежала рядом, слушая его ровное дыхание, надеясь, что он скоро поправится и всё будет хорошо, и вскоре уснула сама.

* * *

Рон проснулся оттого, что что-то щекотало ему щёку. Он поморщился и улыбнулся. Знакомое чувство. Когда Гермиона ночью крутилась во сне, её волосы разлетались по подушке и попадали ему в лицо. На мгновенье Рону показалось, что он спит у себя дома, но, приоткрыв глаза, он сразу понял свою ошибку. С каких это пор Гермиона стала блондинкой? Рон сел от неожиданности. Кэрол? Что она делает в его постели? Её пустая кровать в углу выглядела нетронутой. Из-за сонного зелья он ничего не помнил. Они одеты? Слава богу! Рон облегчённо вздохнул.

Чёрт возьми, он до сих пор в лазарете, но долго здесь не задержится! Вчера они с Кэрол и Стефаном смеялись над его любимой маггловский комедией, и антидот, несомненно, подействовал.

Вдруг дверь в палату отворилась, и из-за неё показалась седая голова Элинор.

— Ой, голубки, пора вставать, — Элинор не скрывала своего удивления, — надеюсь, не помешала?

Кэрол подскочила, словно её поймали на месте преступления, испуганно посмотрела на Рона и отвела глаза. Как она могла уснуть так надолго? Как будто сонное зелье вчера дали ей, а не ему... Спрыгнув с его кровати, Кэрол тут же перебралась в свою, проклиная себя за легкомыслие. Поспешно натянув халат поверх больничной пижамы, она доложила целительнице:

— Рон отлично спал. Ночь без происшествий.

— Рада это слышать, — Элинор лукаво улыбнулась и уставилась на Рона.

Давно он не краснел, как мальчишка.

— В любом случае, две терапии лучше, чем одна, — по-деловому заметила она. — Спасибо, Кэрол! Я так давно не ночевала дома, что забыла, что такое спать на любимой кровати и не прибегать каждый час в лазарет, — глянув на часы, Элинор отчеканила приказным тоном: — Прежде чем вы уйдёте по делам, напоминаю: Рон, тебе категорически нельзя оставаться одному. Из министерства — ни ногой. Наш сеанс — в 12.00. Сегодняшняя ночь — опять в лазарете.

Она подмигнула Кэрол. Та опустила глаза.

— Такое чувство, что я проспал три дня, сегодня хоть понедельник? — возмущенно спросил Рон. — Элинор, что за зелье вы мне дали?

Она закатила глаза и пробурчала что-то себе под нос.

— И вообще, сколько времени? У нас совещание в девять! — Рон отыскал под подушкой свою палочку и вызвал воздушные часы. Светящиеся стрелки показывали без пяти восемь. Он вздохнул с облегчением. Еще можно привести себя в порядок, но придётся спрятать несвежую одежду под мантией.

Кэрол словно угадала его мысли.

— Могу слетать в Ирис и принести тебе чистые вещи, — охотно предложила она, уже не избегая его взгляда.

Рон на секунду представил, как Кэрол будет рыться в их с Гермионой шкафу.

— Спасибо, не надо! — холодно ответил он. Не хватало ещё, чтобы девушки опять встретились. — Сойдёт и так, а вечером разберёмся. А вот от завтрака я не откажусь! Раз уж я при смерти, то требую завтрак в постель, и в двойном размере.

Он с наглым видом уселся на кровати и подоткнул одеяло.

Элинор возмущенно упёрла руки в бока.

— Ходить тебе не воспрещается! Наоборот, прогулка до кафе пойдёт только на пользу, — она фыркнула и деловым шагом вышла из палаты, а потом просунула в дверь голову. — К двенадцати! И не опаздывать!

Рон и Кэрол целую минуту сидели молча. Он не знал, с чего начать, она боялась объяснений.

Наконец, Кэрол первая повернулась и сказала:

— Неудобно как-то получилось... Кажется, Элинор не так нас поняла, — она замялась и добавила: — Рон, извини, ты беспокойно спал, и я подумала, что могу пропустить приступ, если буду далеко.

— Ладно, проехали, — усмехнулся он, — скомпрометировать нас уже всё равно нельзя.

Как он мог злиться на Кэрол, когда она ради него не отправилась домой, а проторчала лишнюю ночь в этой мрачной комнатушке?

Через полчаса Рон, Стефан и Кэрол уже завтракали в кафе Аврората, уплетая яичницу с беконом.

* * *

Ровно в девять Рон зашёл в комнату для совещаний. По её центру стоял большой круглый стол, за которым команды каждую неделю обсуждали предстоящие миссии. Аврорам нравилось, что Стайк не восседал на возвышении, как другие боссы, а сидел вместе со всеми, на равных предлагая свои идеи. Он вставал и расхаживал по комнате, только когда распекал провинившихся, и тогда его длинные всклокоченные волосы свисали на глаза, которыми он безжалостно сверлил жертву. В гневе Стайк не стеснялся в выражениях, но Рон не боялся его — справедливый гнев начальника подстёгивал и заставлял стараться в десять раз больше.

Рон чувствовал себя намного лучше и надеялся, что скоро их команда в полном составе сможет подключиться к операциям. Нужно было срочно навёрстывать упущенное, входить в курс последних дел (особенно касающихся серого террора), но он не мог думать ни о совещании, ни о Стайке, ни об остальных аврорах. Он с нетерпением ждал только одного — увидеть Гермиону и поговорить с ней наедине. Зная, что она приглашена на совещание, Рон осмотрел комнату, как только вошёл. Гермионы не было, зато его самого встретил радостный гул голосов. Друзья стали хлопать его по спине и справляться о здоровье, но, когда следом появились Кэрол и Стефан, про Рона тут же забыли. Ещё недавно Стефан был на волоске от смерти, и даже те авроры, которые недолюбливали его из-за родственных отношений с начальником спецлазарета, были рады видеть Стефана в форме.

Увидев Рона, Гарри тут же набросился на него:

— Куда ты запропастился? Джинни меня с ума сводит!

— Я же послал сову, что побуду пока в лазарете.

— Нашёл, чем успокоить! Как ты?

— Всё путём! Жить буду. Ты?

— Вчера весь день были на операции, — Гарри нахмурился. — Ну, об этом нам сейчас поведает Стайк.

В это время раздался радостный голос Стефана:

— А вот и наша спасительница! — воскликнул он, указывая на дверь.

Все повернулись к входящей Гермионе, чем безмерно смутили её. Она отшутилась:

— Зачем нужна лаборатория, если мы не будем работать? Да, и заслуга не только моя. Нас там пятеро.

На Гермионе была синяя мантия, которая обычно висела у неё в кабинете — Рон знал, что она надевала эту мантию, когда не успевала заскочить домой переодеться. Неужели она тоже ночевала в министерстве? Он не спускал с Гермионы нетерпеливый взгляд, с досадой думая о том, что совещание может быть долгим. Им нужно было срочно поговорить наедине.

Гермиона окинула комнату безразличным взглядом и села за стол между двумя аврорами из команды Гарри, которые вежливо подвинулись. Один из них вопросительно покосился на Рона, но тот никак не отреагировал и спокойно уселся напротив.

В эту минуту в комнату вошёл Стайк, и совещание началось. Авроры из разных команд представили свои отчеты, затем Стайк вызвал большую карту Лондона, отметил на ней места происшествий, и они перешли к главному.

За последние недели в Лондоне произошло несколько нападений магов на магглов. Нападавшие остались в тени, но зацепки всё же были: все пострадавшие имели отношение к распространению наркотиков в пабах и клубах Лондона. Создавалось впечатление, что кое-кто из магов хочет взять эту преступную торговлю под свой контроль.

Совещание затянулось. Поскольку нападения совершались в одних и тех же местах, было решено оставить там своих наблюдателей, и вскоре команды авроров разошлись по углам, чтобы обсудить конкретные задачи и зоны дежурств.

Кэрол, Стефан и Джон окружили Рона и стали планировать засады в двух маггловских пабах, а Стайк, Гермиона и ещё два аналитика сели по центру комнаты. Рон краем глаза следил за Гермионой: она озадаченно кусала нижнюю губу, не сводя глаз с карты.

— Как называется этот паб? — долетели до Рона её слова.

— «Белая лошадь», — ответил Стайк.

— А нельзя мне пойти туда на дежурство? — неожиданно предложила она, — это маггловский Лондон, не всем аврорам будет там удобно.

— Удобно? — проворчал Стайк, — аврорам никогда не бывает удобно. И вообще, Гермиона, ты не аврор, нашу работу оставь нам!

Услышав обрывок этого разговора, Джон ухмыльнулся и сказал:

— И антидоты находит, и в операции лезет... Скоро она во всём тебя переплюнет, будет помыкать и в койке, и на работе.

Рону очень хотелось кулаком размазать ухмылку Джона, но он сдержался. Устроить драку на совещании? Не дождутся! Рон ненавидел вечные подколки Джона, но сейчас в чём-то даже был с ним согласен — нечего ей лезть в операции! Он пропустил колкий комментарий мимо ушей и продолжил обсуждение, изредка поглядывая на Гермиону. Она о чём-то настойчиво просила Стайка, и в конце концов тот указал ей на команду Рона.

Гермиона довольно кивнула, подошла к их столу и сказала:

— «Белая Лошадь» находится в вашем квадрате, и я собираюсь пойти туда на дежурство. Мистер Стайк направил меня к вам.

Рон не успел открыть рот, чтобы возразить, как она затараторила:

— Место не такое уж и опасное! Я могу затеряться среди магглов лучше любого аврора. Побуду там пару дней, понаблюдаю за тем, что происходит, — она заискивающе улыбнулась.

На кой чёрт ей сдалась эта «Лошадь», подумал Рон и стал подбирать слова для дипломатичного отказа, но Джон его опередил:

— Зайка, думаешь, тебе придётся отдыхать и потягивать коктейли? — спросил он. — Там и заклинанием приложить могут. А потом отвечай за тебя!

Гермиона проглотила обиду, но не сдалась:

— Я смогу поднять тревогу, если нужно, и обещаю никуда не лезть.

— Это исключено, — заявил Рон, и их недовольные взгляды встретились.

— Если Стайк прикажет, тебе придётся подчиниться, — она сложила руки на груди и сердито прищурилась.

— Я слышал, что Стайк уже сказал тебе, что об этом думает. Кроме того, в команде я всё решаю сам, — отрезал Рон.

Джон одобрительно хмыкнул.

— Девочка, ты аналитик? Вот и поражай нас своими аналитическими способностями, — заметив, что её глаза злобно блеснули, Джон продолжил: — только не вздумай тут кричать и руками махать, оставь это для домашних сцен!

Опешив от такой наглости, Гермиона растеряно заморгала. Раньше Рон, как коршун, бросался защищать её от любого хамства, а теперь лишь поглядывает с неодобрением и молчит... Внутри кольнуло от обиды и разочарования. Однако Гермиона не привыкла уходить побежденной. С вызовом глядя на Рона, она выдавила сквозь зубы:

— Ну, раз ты всё решаешь сам, тебе и карты в руки, а я пойду анализировать. Нужно же кому-то работать головой!

Она вышла из комнаты для совещаний, ни с кем не попрощавшись.

— Ого, это была угроза? — Джон рассмеялся ей вслед, но тут же умолк под выразительным взглядом Рона и решил больше не нарываться.

Рону нужно было позарез поговорить с Гермионой, но помчаться за ней следом значило подорвать свою репутацию в глазах команды. Он скрепя сердце остался на месте и продолжил обсуждение операции.

* * *

— В двенадцать в лазарете, — напомнила Кэрол после совещания, — а то Элинор поднимет шум!

Рон кивнул и помчался в сторону лаборатории, по дороге моля бога о том, чтобы Гермиона никуда не сбежала. Вопрос, который мучил его, не мог дольше ждать. Рон всё время думал о её падении в Ирисе, и тревожное предположение не давало ему покоя.

Её поведение на совещании обескураживало. Да, они не успели обсудить свои отношения, но их последняя встреча была более чем тёплой. Он вспомнил её крики в своих объятиях и последующий шутливый разговор... Гермиона его, конечно же, ещё не простила, поэтому и злится — а может, это просто смена настроения от игры гормонов? Если бы только его предположение было правдой! Вдруг она беременна? У него вспотели ладони. Такой поворот был неожиданным и не совсем своевременным, учитывая их теперешние разногласия, но Рон понимал, что ни на секунду не переставал любить её. Они были бы связаны ещё прочнее! Только надо найти для неё правильные слова.

В лаборатории все его прекрасно знали, но новенькая секретарша на входе потребовала, чтобы Рон прошёл полную идентификацию, а затем спросила:

— Вы к кому, мистер Уизли?

— К мисс Грейнджер, — он уверенно направился мимо стола секретарши к кабинету Гермионы.

— Подождите, — крикнула ему вслед девушка, я должна доложить о вашем приходе!

— Не утруждай себя, — проворчал он, и без стука вошёл в кабинет.

Следом влетела перепуганная секретарша.

— Мисс Грейнджер, я собиралась доложить вам, но…

— Всё в порядке, Стелла! — Гермиона вежливо улыбнулась. — Закройте, пожалуйста, дверь.

Стелла послушно вышла. Гермиона тяжело вздохнула, села в своё рабочее кресло и внимательно посмотрела на Рона. Усевшись перед ней на стол, Рон попытался улыбнуться.

— Пожалуйста, слезь со стола! — раздраженно сказала она.

— Гермиона, не начинай, — он заранее поклялся, что будет держать себя в руках и не повысит голос. Аврор он или нет, чёрт побери? — Вот, видишь, я слез. Можно сесть на стул?

Она молча кивнула.

— Солнышко, нам нужно поговорить.

Гермиона поморщилась от «солнышка» и, зная, что Рон не гений ораторского искусства, выпалила:

— Надеюсь, подготовка к разговору не займёт полчаса? У меня уйма дел! Начни сразу с главного.

— Хорошо, — он немного помялся, но собрал всю волю в кулак и уверенно посмотрел ей в глаза. — Скажи мне правду — ты беременна?

— Что? — она открыла рот от изумления. — Конечно, нет! С чего ты взял?

Рон пытался определить, не врёт ли она, но её удивление было искренним и неподдельным.

— Ну, ты упала тогда, в Ирисе, и вообще, бледная такая, — промямлил он, опустив глаза. Мерлин, он чувствовал себя глупо. Просто по-идиотски. Но не спросить не мог! В конце концов, они помолвлены, живут вместе — разве он не имеет права на такие вопросы? Рону было неожиданно горько осознавать, что Гермиона сказала правду. Зыбкая, два дня гревшая душу надежда рухнула. Он взлохматил свои рыжие вихры и разочарованно вздохнул.

— Испугался? Не волнуйся, у тебя нет никаких обязательств. Нас ничто не связывает, — тихо произнесла она.

— Что ты сказала? — Рон вскочил со стула и уставился на неё. Брошенная фраза была как ножом по сердцу. Он поиграл желваками и повторил с угрозой, разделяя слова: — Что ты сказала?

Ничуть не испугавшись, Гермиона произнесла заклинание, сняла с пальца кольцо и положила его на стол. Надпись «РОНГЕРМИОНА», как ни в чём не бывало, продолжала бегать по кругу.

— Тогда, в Ирисе, ты и Кэрол… — её голос задрожал.

— Мерлин... Ничего не было! — с досадой воскликнул он.

— Просто я пришла не вовремя... Извини, что помешала.

Он возмущенно фыркнул, не зная, что ответить. Было противно снова оправдываться.

— А ещё… я была сегодня ночью в лазарете, — тихо добавила она, поднимая на него взгляд. — Джинни написала, что ты там, и я помчалась среди ночи, думала, ты в опасности…

Рон замер, словно его огрели Ступефаем, а потом обречённо опустился на стул. Чёрт возьми, дёрнуло же Джинни написать Гермионе в самый неподходящий момент! Да и Кэрол тоже хороша со своей заботой о его здоровье...

Она смотрела на его реакцию, ожидая ответа. Не чувствуя за собой вины, Рон уверенно сказал:

— Мы с Кэрол вместе проходим лечение.

— Я заметила. Новое лечение вам не по душе, и вы взялись за старое?

— Гермиона, я знаю, как это выглядело, но, поверь, у нас с Кэрол ничего не было. Твой антидот помогает!

— Рон, не держи меня за полную дуру! — с горечью воскликнула она.

— Ты не дура! Ты… ты… ты хуже! Ты сама отталкиваешь своё счастье!

— Ты — счастье? Да кем ты себя возомнил, Рональд Уизли? — она криво усмехнулась.

— Не я, а мы! Разве нам было плохо вместе? — он попытался взять её ладонь, но она отдёрнула руку.

— Вот именно — было... Наверное, мы по-разному понимаем счастье, — она проглотила подступившие слёзы и сказала более уверенно: — Я считаю возникшие разногласия непримиримыми.

— Позавчера ты так не думала...

Они сидели друг напротив друга, сердито сверкая глазами. Гермиона первая отвела взгляд, вздохнула и тихо сказала:

— Рон, давай начистоту. То, что случилось два дня назад, произошло случайно... Я знала, что не прощу, но поддалась искушению. Мне жаль, если я ввела тебя в заблуждение.

Искушение, заблуждение, непримиримые разногласия… Рон поморщился от витиеватых фраз, прекрасно понимая, к чему она клонит.

— Ты меня бросаешь?

— Учитывая обстоятельства, скорее, наоборот. Ты уже меня бросил.

Рон очень хотел найти слова, чтобы убедить её в обратном, но на него словно ступор нашел.

— Рон, я всё понимаю, не нужно ничего объяснять. Ты никогда бы не был с Кэрол, если бы не испытывал к ней чувств. А я никогда не смогу делить тебя с другой, понимаешь? Я ненавижу обман... Ты слишком хорошо меня знаешь. Я не буду с этим мириться, даже если я тебе не безразлична.

— Не безразлична? — повторил он. Так она оценивает это чувство, от которого внутри всё горит и сердце колотится, как после стометровки? Он снова вскочил и взъерошил волосы.

— Рон, давай не будем устраивать драм. Пока поживём отдельно, а там время покажет, — предложила она, отмечая про себя, что ему больно. Очень больно!

Но всё равно не так, как ей прошлой ночью, когда она стояла в палате лазарета, глядя на две фигуры, спящие в одной кровати. Застав Рона с Кэрол вместе в третий раз, Гермиона удивилась своей глупости. Неужели двух раз было мало? Сколько можно обманывать себя, тешить напрасными надеждами?

Почему же теперь, видя боль в глазах Рона, она чувствовала жалость — и ни грамма злорадства? Любовь не проходила: засев глубоко внутри, как опасное растение, она пробивалась сквозь злость и обиду. Гермиона задыхалась от беспомощности. Если бы она могла, то вырубила бы под корень, выкорчевала из своей души свою привязанность к нему! Может, со временем любовь погаснет, заглушенная другими чувствами? Например, такими, как гордость и справедливость — их у Гермионы было с избытком. Она изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие.

Рон в отчаянии посмотрел на лежавшее на столе кольцо и спросил:

— Значит, всё? Ты уже всё решила, да? Моё мнение тебя не волнует, на мои чувства тебе наплевать? Мои объяснения вообще ничего не значат — конечно, я же неисправимый лгун! Главное — твои строгие принципы?

— Да, в отличие от тебя, у меня есть хоть какие-то принципы! — в сердцах выкрикнула она.

Рон напрочь забыл про обещание, которое дал себе, входя в кабинет, и в ярости прокричал:

— Да засунь ты их себе, знаешь куда! — схватив кольцо, он с силой швырнул его в корзину для бумаг. Та с шумом перевернулась, и мусор высыпался на пол.

За дверью послышались шаги — секретарша с подмогой спешила на шум. Рон развернулся и, чуть не снеся по дороге шкаф, выскочил из кабинета. Он пробежал мимо возмущенной Стеллы, громко ругаясь по пути, и помчался по коридору. Мантия, как парус, развевалась за его спиной. Нечего было и думать идти в лазарет. Смехотерапия? Ничто, даже веселящее зелье, не заставило бы его сейчас смеяться! Добежав до ближайшего камина, Рон, не задумываясь, отправился в единственное место, где мог прийти в себя — в «Дырявый котёл». Побольше народу вокруг — вот что не даст раскиснуть. Немного огневиски, подумал он, чувства притупятся, и будет не так больно.

Уверенность Гермионы испарилась, как только за Роном закрылась дверь. Она почти не слышала, как заглянула Стелла и спросила, всё ли в порядке, и лишь кивнула, пытаясь не выдать волнение. Они думают, что Рон может причинить ей вред? Многие робели от его высокой фигуры, резкого взгляда и вспыльчивого нрава. Но сейчас Гермионе в голову лезли только те моменты, когда он был самым добрым и заботливым другом. Осенью она наелась какой-то гадкой рыбы в пабе и её целый день тошнило, а Рон таскал её на руках в туалет и мыл испачканные волосы. Когда болела гриппом — опекал, как маленькую, и взял выходные, чтобы ухаживать за ней. Он всегда старался развеселить её, если что-то случалось на работе, смешно показывая в лицах, как глупо выглядят её обидчики. Сам готовил ужины, когда она задерживалась в лаборатории. Гермиона знала, что её Рон — самый добрый и заботливый, хоть и неуверенный в себе и… неверный. Раньше ей казалось, что его забота и любовь предназначались только для неё. Теперь всему этому была грош цена.

Гермиона заперла дверь заклинанием, опустила локти на стол и закрыла ладонями лицо. Что она сделала? Наверное, то, что должна была. Официально разорвала помолвку, и он ушёл. Всё её хладнокровие исчезло, и она горько расплакалась. Как Рон мог предать её? Как она теперь будет жить без него? Они дружат с тех пор, как пошли в школу, и с каждым годом этот рыжеволосый мальчишка значил для неё всё больше, пока не занял особое место в её сердце. Рон не раз спасал её, рискуя собой, и Гермиона привыкла безоговорочно верить ему. Да, он и раньше совершал ошибки! Рон бросил их с Гарри, когда они искали крестражи; он несколько месяцев изводил её, встречаясь с Лавандой Браун, но Гермиона давно простила ему эти поступки, потому что смогла понять. Сейчас она не могла понять его мотивов, и даже опасное заклинание, от которого Рон пострадал, не могло служить оправданием.

Немного успокоившись, она привела себя в порядок перед зеркалом одним взмахом палочки: лицо больше не было зарёванным, и круги под глазами исчезли. Гермиона поставила на место упавшую корзину с мусором, забросила в неё рассыпавшиеся бумаги и, подняв с пола кольцо, спрятала его в стол. Она принялась за генеральную уборку своего крошечного кабинета, в котором и так царил порядок, понимая, что вернуться к работе всё равно не сможет.

Сразу после полудня Стелла принесла Гермионе летучий пергамент с сообщением: «Передай Рону, чтобы срочно пришёл в лазарет. Кэрол». Записка тут же сгорела от одного взмаха палочки. Кэрол осмелилась писать ей и требовать Рона? Возмущению Гермионы не было предела.

Через час пришло сообщение от Элинор: «Гермиона, где Рон? Он не пришел на лечение. Если к вечеру не явится, ему мало не покажется!» Этот пергамент ждала та же участь. У меня полно своей работы, думала Гермиона, я ему не нянька! Но сердце уже было не на месте. Кто знает, что Рон может вытворить? Куда его занесло? Тревога быстро вытеснила обиду.

В конце рабочего дня, наконец, пришло лаконичное письмо от Миллса: «Срочно зайди!» Перед уходом домой Гермиона завернула в крыло лазарета, потому что не могла игнорировать приказания начальства. Она разволновалась: неужели возникли проблемы с антидотом? Или, не дай бог, появились новые пострадавшие от чёрных заклинаний, и у неё прибавится работы.

В лазарете её встретила встревоженная Элинор.

— Здравствуй, Гермиона, — она проводила её в пустую палату, — нужно поговорить.

— Я вас слушаю, миссис Майлз! — Гермиона гадала, какие беды на неё свалятся, полагая, что Элинор хочет доверить ей что-то важное.

Они сели и Элинор прокашлялась.

— Гермиона, я хотела поговорить с тобой о Роне.

— Миссис Майлз!

— Подожди, не перебивай! Ваши отношения — не моё дело, но я должна лечить больных. Это моя работа, поэтому я скажу то, что должна сказать. Ты помогла нам найти контрзаклинание и антидот, авроры стали поправляться. Но Рон… Он меня беспокоит. Вот где он, спрашивается, ходит?

— Миссис Майлз, все вопросы можете задавать Рону лично, потому что мы с ним расстались, — выпалила Гермиона.

— Я знаю, он сказал нам еще пару дней назад, и мне очень жаль, поверь!

— Пару дней назад? — Гермиона усмехнулась, — я думала, мы расстались сегодня утром.

Элинор пропустила комментарий мимо ушей.

— Рон сказал «бывшая невеста», и я сразу почувствовала свою вину. Но ты не маленькая девочка. Что случилось — то случилось. Я понимаю твою обиду. Да, Рону пришлось помогать Кэрол весьма необычным способом, да, они поладили — такое бывает! Еще два дня его команда будет числиться в лазарете, но, если Рон вскоре не появится, мне придётся сообщить Стайку. Ты же не хочешь, чтобы у Рона были неприятности?

— Извините, но я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, где он, и, честно говоря, мне наплевать! Спросите лучше у Кэрол.

— Она не знает.

Гермиона замялась.

— Дома нет?

— Конечно, нет!

— У Поттера?

— Нет, я проверяла! Гермиона, здоровье Рона в опасности! Ты же не хочешь погубить его из-за глупых обид? Вчера у него был тяжелый приступ, и мы думали, что потеряем его. Он чуть не рассёк себе палочкой горло — хорошо, что Стефан вовремя вышел из лазарета! Один сеанс терапии помог, но этого мало. Рона нужно найти, — Элинор не боялась быть откровенной: — Да, он спал с Кэрол, но смерти за это не заслуживает.

Гермиона не была в этом так уверена, но не стала возражать. Теперь, когда подтвердились её худшие подозрения, она стала мыслить более спокойно. Ей хотелось послать Рона к чёрту, но одно дело — уязвлённое самолюбие, и совсем другое — здоровье. Она не может подвести Молли, Джинни и всю семью Уизли!

— Ты знаешь Рона лучше других, — не унималась целительница, — помоги найти его — вот и всё, о чём я прошу! Ему сейчас нельзя быть одному.

Гермиона кивнула.

— У меня есть пару идей, где его искать. Если найду, сообщу вам.

— Лучше сразу отправляй его сразу в лазарет, приступ — зрелище не для слабонервных!

Гермиона направилась по коридору к лифту, а затем к камину, по которому перенеслась к Поттерам в Синюю Ель. Она знала, что Рона там не застанет, но у неё был свой план.

* * *

После выпитого огневиски Рон почувствовал себя намного лучше. На этой неделе под Лондоном проходил международный чемпионат по квиддичу, и сотни фанатов приехали, чтобы поболеть за любимые команды. В «Дырявом котле» было не протолкнуться — как раз то, что было нужно Рону. В полумраке паба за невысоким столом рядом с ним сидели две милые девушки и восхищенно расспрашивали его о победе над Волдемортом и приключениях знаменитой троицы. Одна из них была постарше Рона, её откровенный наряд не скрывал ни одного из достоинств фигуры, а кудрявые каштановые волосы были точь-в-точь как у Гермионы, только покороче. Кажется, Джейн. Её более юная подруга, Лилиан, смотрела на Рона, открыв рот, чем ужасно его раздражала. Он что, бесплатный цирк, что ли?

— Ронни, а почему ты не продолжил спортивную карьеру? — молоденькая девушка заискивающе заглядывала ему в глаза. — Я читала в «Ежедневном Пророке», что ты подавал большие надежды.

Он криво улыбнулся.

— Не называй меня Ронни!

— Ты до сих пор в прекрасной спортивной форме, сразу видно, — отозвалась Джейн, внимательно оглядывая его с головы до ног.

— Ты тоже ничего, — отвесил Рон сомнительный комплимент, заглядывая в вырез её платья.

— Может, продолжим беседу в более тихом месте, — прошептала она ему на ухо и, многозначительно улыбнувшись, добавила уже погромче: — Моя подружка уже устала и хочет поискать наших старых знакомых!

Джейн была довольно прямолинейна. Поняв намёк, Лилиан неохотно попрощалась и примкнула к группе девушек в дальнем углу, которые тут же о чём-то оживленно заговорили.

Чувства Рона притупились, но не настолько, чтобы не замечать того, что творится вокруг. Он поздоровался с несколькими знакомыми и вновь обратил свое внимание на Джейн. Чёрт, как же он отвык от флирта! Когда Гермиона уехала во Францию на первый семестр, они с Гарри часто приходили в «Дырявый котёл», чтобы отдохнуть от тренировок, посмеяться с друзьями и пофлиртовать с девчонками, от которых не было отбоя. Гарри уже тогда был с Джинни, поэтому по-дружески уступал Рону всех красоток, отправляясь вечером на свидания с его сестрой. Хогвартс еще не был полностью восстановлен, и все ученики, к радости Джинни, проходили домашнее обучение. Она была счастлива, потому что могла встречаться с Гарри каждый день! Рон уже тогда хорошо усвоил главные правила флирта: легкомысленный вид, грубая лесть, пошлые шуточки — и две-три девицы весь вечер не отходят, а в нужный момент он показывал красный огонёк на поясе и заявлял, что должен бежать на срочное задание.

Никаких заданий у него быть не могло, потому что он только учился в Аврорате, а огонёк зажигался от простого нажатия кнопки. Рон возвращался в Нору и писал Гермионе письмо — формальные, ничего не значащие фразы — а потом ложился спать и представлял, как она читает его письмо, прижимает пергамент к щеке, может быть, даже плачет. Он вспоминал её признание после похорон Фреда, и своё глупое молчание, за которое не мог себя простить. Рон написал много писем, которые позже сжег в огне камина, не решаясь их послать, боясь выглядеть дураком. Только потом он понял — она его любила и терпеливо ждала, а после рождественских каникул все его походы в паб прекратились. Гермиона уехала на второй семестр, Рон с Джинни часто навещали Гарри в его новой квартирке, но Рон чувствовал себя третьим лишним и убирался в Нору.

После их близости с Гермионой он не мог ни о ком больше думать — её обнажённое тело в лепестках ромашек так и стояло перед глазами, и Рон писал ей, не стесняясь, обо всём. Лирик из него был никудышный, поэтому короткие письма выходили немного однообразными.

Рон знал, что Гермиона до сих пор хранит его письма в верхнем ящике комода в Ирисе. Интересно, вспомнит ли она про них, когда будет забирать свои вещи? Рон полагал, что это скоро произойдёт. Может, она права — лучше пока пожить отдельно, раз они не могут договориться? Однако он вынужден был признать: полгода, проведенные с ней, были самыми счастливыми в его жизни. Кроме последнего месяца.

Джейн заскучала, видя, что молодой человек не настроен вести оживлённую беседу, но не сдалась:

— У меня в Эдинбурге есть милая квартирка, а ты где живешь?

— А я жил с невестой, но сегодня мы поссорились, и она от меня ушла, — выпалил Рон, глядя ей в лицо.

— Это ужасно, — Джейн ничуть не смутилась, — как глупо с её стороны! Обещаю, что в такую трудную минуту тебе не будет одиноко! Я тебя не брошу.

Рон усмехнулся. Он хотел зажечь красную кнопку, чтобы избавиться от навязчивой знакомой, но тут же вспомнил, что давно не носил с собой фальшивого пояса. Вместо этого он заказал ещё виски, и после очередного стакана они с Джейн вместе вышли из паба. Алкоголь навеял ему новые идеи: Гермиона считала его подлым изменником и предателем, она его бросила, значит, теперь он свободен и вправе делать, что пожелает!

— Боюсь, что не смогу аппарировать в таком состоянии, ещё расщеплю тебя, — сказал Рон своей очаровательной спутнице, — придется прогуляться, это недалеко.

Он обхватил девушку за талию, и они, слегка покачиваясь, побрели по улицам города, болтая о всяких глупостях.

* * *

Выйдя из камина в Синей Ели, Гермиона разочарованно остановилась посреди гостиной Поттеров. В доме было непривычно тихо. Прислушавшись, она уловила голоса в спальне и уже хотела окликнуть Гарри, чтобы попросить его сгонять в «Дырявый котёл» на поиски Рона — самой идти и унижаться не хотелось. Но вдруг голоса превратились в стоны, а потом Гермиона услышала смех Джинни и опять стоны. Сомнений не оставалось — друзья очень заняты, и прерывать их никак нельзя. Однако слушать это тоже было невозможно, поэтому Гермиона наложила заглушающее заклинание на их спальню и решила подождать немного в гостиной. Без стеснения перекусив найденными бутербродами, она с нетерпением ждала, когда Гарри и Джинни освободятся. Они, конечно, молодожёны, но рано или поздно должны выйти из спальни!

Когда никто не появился через полчаса, Гермиона сняла заклинание и прислушалась. Её друзья говорили на повышенных тонах. Только этого не хватало, подумала она. Гарри всегда был очень сдержан, а вот Джинни, если разойдётся, может палочку поднять на кого угодно, даже на мужа.

— Как это не моё дело, — возмущался Гарри, — я не должен знать, где моя жена пропадала целый день?

Слов Джинни не было слышно, только смех. Кажется, всё обойдется. Сейчас они выйдут из спальни, и Гермиона их вгонит в краску! Послышался шум, движение мебели. Кажется стул упал?

— Отстань, Гарри! — засмеялась Джинни, а потом снова раздались стоны. Гермиона не поверила своим ушам. Опять! Сколько можно? Они что, издеваются?

Вновь заглушив все звуки из их комнаты, Гермиона в возмущении села на диван. Ей так нужна их помощь, а у них только одно на уме!

Несмотря на раздражение, она была рада за своих лучших друзей. Когда-то Гарри был таким несчастным, пока Джинни не оживила его, не вернула к жизни. Один раз отказавшись от Джинни ради её же безопасности, Гарри боялся, что потерял её навсегда. Гермиона вспомнила, как Рон однажды пошутил, что Джинни влюбилась в Поттера с первого взгляда и ему придется терпеть её всю жизнь. Хорошо, если это так. Теперь Гарри с Джинни женаты, а они с Роном…

Сидя в уютной гостиной друзей, Гермиона поняла, как ей будет не хватать их вечеров вчетвером у камина — с шутками, играми в фанты, наспех приготовленными ужинами. Вечеров, которые часто заканчивались поцелуями в разных углах гостиной, поспешным побегом домой, когда они с Роном быстро пролетали через камин, скидывали одежду на пол, и он нёс её на руках на диван.

Гарри с Джинни не выходили. Ждать больше не было сил. Придется отправиться самой на поиски!

* * *

В «Дырявом котле» к Гермионе привязался один знакомый парень из министерства, имени которого она не могла вспомнить, а представиться он не удосужился. Они познакомились пару недель назад на каком-то приёме, и успели потанцевать один танец — без последствий для парня, потому что Рон в тот день был занят на операции. Кудрявый, светловолосый, он вдохновенно рассказывал ей про чемпионат по квиддичу, не обращая внимания на то, что она его совсем не слушает: Гермиона внимательно оглядывала переполненный паб, пытаясь отыскать Рона или хотя бы общих знакомых.

— Да, а Тарсон на секунду раньше поймал снитч, представляешь, — продолжил тираду парнишка и пододвинулся к ней поближе. — А ты клёвая!

Гермиона резко отодвинулась и хотела уже сказать ему пару ласковых, но он, кажется, прочитал её взгляд и сменил тему:

— Вау, сколько тут сегодня народу! Да, кстати здесь только что был Рон Уизли, ну, ваш, из Аврората! А с ним две такие прикольные штучки. У одной платья вообще не было видно, — он заговорщицки подмигнул ей. — Они с Гарри тут раньше часто зажигали.

Гермиона тут же передумала ругать его.

— А куда они пошли, не видел?

— Естественно, на улицу! Аппарировать в их состоянии было бы опрометчиво! — парень для убедительности покрутил головой и закатил глаза.

Гермиона стразу потеряла к нему интерес, быстро попрощалась и аппарировала в Ирис.

* * *

Да что за день сегодня такой! Ей ужасно хотелось в душ, но она не решилась пойти в ванную в Ирисе. Несколько очищающих заклинаний не принесли желанной свежести. Прошлую ночь Гермиона провела в рабочем кабинете и теперь мечтала поскорей вернуться в свою квартирку и лечь спать. Она сидела одна в темноте и ждала Рона, раздумывая, как выполнить просьбу Элинор и убедить его отправиться в лазарет. Прошло добрых полчаса, прежде чем Гермиона склонила голову на подлокотник своего любимого дивана и уснула.

Входная дверь громко хлопнула, и в полумраке послышались странные голоса и смех. Спросонок не сообразив, что происходит, Гермиона схватила палочку: «Люмос!» Гостиная озарилась ровным светом. Рон ввалился в комнату, опираясь на какую-то девицу, которая сама неуверенно стояла на ногах.

— Ронни, — прошептала девушка, указывая на сонную Гермиону, — ты говорил, что не женат?

Она противно захихикала. Рон опешил, увидев Гермиону, но его губы тут же искривила привычная усмешка.

— Ой, Гермиона, что ты здесь делаешь? — он попытался снять один кроссовок, развязал шнурок, покачнулся, но передумал разуваться и зашел в гостиную в обуви. — Дорогая, я не понял, мы, кажется, расстались — или я что-то пропустил?

Гермиона молчала, всё ещё держа в руках палочку и внимательно разглядывая весёлую парочку. Какого чёрта он притащил сюда эту девицу?

Рон поднял брови, изображая недоумение:

— Так ты меня бросила или нет? Определись, а то у меня никакой личной жизни.

Гермиона поняла, что это говорила большая доза огневиски, которую он выпил, но всё равно его слова больно задели её. Она предполагала, что Рон напьётся, но не ожидала, что так быстро начнёт искать ей замену.

— Я уверена, что твоя личная жизнь быстро наладится, — мрачно сказала она.

Кудрявая незнакомка с интересом наблюдала за спектаклем, видимо, надеясь на удачную для неё развязку. Опираясь о стену, чтобы не потерять равновесие, Рон продолжил:

— Кажется, ты сказала, что тебе есть где жить. Но если тебе нужна квартира, скажи, не стесняйся, я поищу другую.

— Извини, что пришла, как к себе домой. Впредь буду заранее предупреждать, а то ещё распугаю твоих девушек, — она ещё не забыла сцену на кухне с полураздетой Кэрол.

— Да, будь добра, сову присылай! — съязвил Рон, и внезапно почувствовал, что в голове прояснилось — словно холодный ветер пролетел. Гермиона пустила отрезвляющее заклинание, понял он. Необходимость в опоре отпала, и Рон отошёл от стены.

— Вообще-то я здесь по просьбе Элинор. Рон, тебе нужно в лазарет, — напомнила Гермиона, поднимаясь с дивана.

— Как быстро ты можешь всё испортить... Я не для того влил в себя бутылку огневиски, чтобы слушать твои нотаци, — протрезвев, Рон не изменил тона. Боль опять сдавила грудь.

Гермиона смотрела на него безразличными глазами, как чужая.

— Рон, если приступ повторится, Элинор будет виновата. Тебе наплевать на себя, так подумай о других! Она прикрывает тебя перед Стайком, а ты вместо лечения и работы разгуливаешь чёрт знает где!

— Спасибо за заботу, если ты всё сказала, я тебя больше не задерживаю, — Рон прошёл мимо неё, уселся на диван и стал разуваться, не поднимая головы. Потом он медленно и спокойно зажег свечи на столике возле дивана.

Гермиона подняла палочку.

— Рон, не заставляй меня применять магию.

— По-моему, тебе не впервой, дорогая, — он швырнул кроссовки в коридор, и они с шумом упали на полку для одежды. Он знал, как Гермиона не любит, когда обувь разбрасывают, где попало. — Я немного занят, если ты не заметила. Сегодня лазарет не входит в мои планы.

Он, наконец, повернулся к девушке, ожидавшей конца их спора у двери. Как же её зовут, пытался вспомнить Рон. Ай, не важно!

— Солнышко, проходи, не стесняйся!

Джейн просияла. Она выпила в пабе немного вина и теперь слегка покачивалась. Джейн добрела до Рона, присела на его левое колено и уверенно обняла за талию.

Гермиона опешила от их наглости. Она никак не ожидала такого от Рона!

— Ах, так! — воскликнула она.

Нужно было искать нестандартное решение. Недолго думая, Гермиона подошла к Рону и плюхнулась на его правое колено, обхватив его шею двумя руками. Он чуть не поперхнулся от удивления, зато Джейн ничуть не смутилась. До конца спектакля ещё далеко, с удовольствием подумала она, и положила голову Рону на плечо.

Он быстро пожалел, что протрезвел! Он бы посмеялся на пьяную голову, оказавшись в подобной ситуации, но сейчас веселье как рукой сняло. Две девушки сидели на нем, пригвоздив к дивану, каждая со своим умыслом. Рон не представлял, как будет выпутываться, и по привычке с надеждой посмотрел на Гермиону. Она молча уставилась в потолок и явно не собиралась помогать ему.

— Может, кофейку? — с деланным гостеприимством спросил он, пробуя встать, но не рассчитал силу и повалился на диван. Платье Джейн задралось, обнажая край чёрного кружевного чулка, а над ним — стройное голое бедро. Джейн не собиралась поправлять одежду — похоже, она получала удовольствие от необычного приключения.

— Девочки, вы что, любите втроём? — попытался пошутить Рон, — я, в общем-то, не против!

Джейн скинула туфли, грациозно вытянула стройные ноги и коварно посмотрела на Гермиону, подняв одну бровь.

Теперь была очередь Гермионы. Она не переодевалась с прошлого вечера, и никак не назвала бы свой вид сексуальным: мятая майка и джинсы бедно смотрелись на фоне наряда её соперницы. Принимая вызов, Гермиона не могла придумать, что же ей делать: туфли она давно сняла и аккуратно поставила у двери, а мантия висела на крючке у входа. Снимать носки казалось глупым, а оголиться посильней она не решилась. Тогда Гермиона наклонилась к Рону и впилась в его щёку неподвижным поцелуем.

Это было уже слишком! С усилием поднимая сразу обеих девушек, Рон встал, стряхнул свою ношу на диван и отправился на кухню, чуть не споткнувшись о ступеньку возвышения. Сев за кухонный стол, он посмотрел сверху вниз на виновниц своего глупого положения. Гермиона и Джейн переглянулись в немом заговоре, прыснули от смеха и уселись поудобней на диване. Они не собирались помогать Рону выпутываться из идиотской ситуации, в которую он сам себя загнал.

В конце концов, Рон не выдержал и рассмеялся.

— Есть ли у вас совесть — двое на одного?

— И это говорит герой, который только что хотел управиться с нами обеими? — спросила Гермиона с притворным удивлением и добавила: — Думаю, сейчас лазарет тебе покажется очень уютным.

Она не забыла о цели своего визита. Рон встал и примирительно пожал плечами:

— Ну, хорошо, пойду переоденусь, а то я два дня не был дома. Чёрт знает сколько ещё Элинор продержит меня!

С этими словами он скрылся в спальне, и Гермиона тут же обратила всё внимание на свою неожиданную соперницу и союзницу.

— Я Джейн МакЛинн, — девушка протянула ладонь, дружелюбно улыбаясь.

— Гермиона Грейнджер, — они пожали руки.

— Я знаю, кто ты. Ты же не думаешь, что всю славу себе присвоили Гарри и Рон?

Гермиона ничуть не смутилась.

— Ты владеешь невербальной магией? — с восхищением спросила Джейн, и, получив утвердительный ответ, добавила: — Здорово ты Рона протрезвила. Я не сразу заметила. А левитировать можешь?

— Могу применять невербально только самые простые заклинания, — скромно ответила Гермиона, — левитация, защита, остолбенение…

— Это просто круто! — Джейн искренне удивилась, — теперь ясно, почему тебя взяли в министерство!

Гермиона никогда не распространялась с посторонними о работе, с горечью осознавая, что почти не применяет свои необычные таланты в лаборатории.

— А чем занимаешься ты? — спросила она.

Джейн загадочно улыбнулась, словно собиралась выдать большой секрет.

— Пишу книги о знаменитых волшебниках.

— И много написала?

— Пока ни одной!

Они обе прыснули, и Гермиона сказала:

— Когда будешь описывать сегодняшнюю сцену, не забудь изменить моё имя!

— Да, и своё тоже изменю, — весело ответила Джейн, но потом задумалась и добавила более серьезно. — Я живу в Эдинбурге. У нас есть очень интересная школа магии — школа СМС, не слышала? Это школа Совершенствования Магических Способностей, где магов обучают делать всякие необычные штучки — вроде твоих. В Лондоне о ней мало знают. Кстати, здесь живёт одна дама — миссис Клеренс, которая когда-то работала там и кое-чему меня научила. Я обязательно напишу о ней в одной из своих книг! Сейчас у неё свой магазин мантий в Косом переулке. Если захочешь когда-нибудь поменять работу и переехать в Шотландию, поговори с миссис Клеренс.

— Это была вербовка? — улыбнулась Гермиона.

— Нет, моего интереса здесь никакого! В СМС безумно интересно: все учителя достойны стать героями моих книг, а на обучение приезжают маги со всего мира. Ты, наверное, и легилименцией владеешь?

Гермиона только пожала плечами.

— Знаешь, сколько галлеонов платят волшебники всех возрастов, чтобы научиться читать чужие мысли? Ты могла бы неплохо заработать.

— Мне хватает средств, — Гермиона прищурилась, обдумывая ситуацию, и посмотрела на Джейн с недоверием. — Ты же здесь не для того, чтобы шпионить за Роном?

Джейн невинно улыбнулась.

— Да он и слова о работе не сказал! Поверь, здесь я совсем с другой целью.

— Ну, и что бы ты делала, если бы я не пришла? — Гермиона смотрела в упор, пытаясь смутить Джейн, так что та подумала, не читают ли её мысли.

— Взяла бы у него интервью! А вообще он был такой грустный — мне хотелось его утешить, — добавила Джейн, играя бровями. — Моя работа — общение, и в ней бывают разные бонусы.

Однако у Гермионы оставались сомнения по поводу искренности новой знакомой.

— Я надеюсь, завтра в «Пророке» не появится обличительная статья о том, как пьянствуют и распутствуют работники Аврората? — спросила она.

— Гермиона, за кого ты меня принимаешь? Я не какая-нибудь Рита Скиттер. Меня интересуют не сплетни, а подноготная. Настоящая жизнь волшебников, их драмы, страсти, трагедии. Я, как ты и Гарри, росла среди магглов, и читала маггловскую литературу.

Почувствовав на себе подозрительный взгляд, Джейн поспешила добавить:

— Да, я много знаю о тебе, Гарри, Роне, потому что я читала все статьи, храню все ваши колдографии, слежу за вашей жизнью. Когда-нибудь я напишу книгу о знаменитой троице и прославлю вас ещё больше! Теперь, когда вы с Роном вроде как расстались, может, ты захочешь доверить мне что-нибудь интересное? — глаза Джейн горели от нетерпения.

— Еще чего, — Гермиона недовольно фыркнула и отвернулась.

В это время Рон, одетый в штаны хаки и зелёную рубашку, неохотно вышел из спальни.

— Ну, — вальяжно сказал он, — когда меня поведут лечить?

— Пожалуй, мне пора, можете не провожать, — сказала Джейн, поднимаясь с дивана и протягивая Гермионе руку на прощанье, — приятно было поболтать! Я могу воспользоваться камином? А то на улице в такой час много хулиганов.

Не дожидаясь ответа, она подмигнула Рону, схватила горсть летучего пороха и назвала гостиницу, популярную среди болельщиков квиддича.

Рон и Гермиона остались одни.

Она была такой уставшей, что на разговоры и споры совсем не было сил. Однако вторжение Джейн встревожило её — вдруг Рон разболтал этой горе-писательнице что-нибудь важное? Гермиона должна была предупредить его.

— Рон, послушай, эта девушка, — начала она, но он не дал ей договорить.

— Гермиона, успокойся! Мне жаль, что я привёл её, но сейчас она ушла — ничего не было! — в его голосе звучали одновременно и вина, и раздражение.

— Где-то я уже это слышала, — мрачно заметила она.

Рон, безусловно, уже сто раз пожалел, что Гермиона стала свидетельницей его легкомыслия. С тех пор, как протрезвел, он мучился угрызениями совести: что она подумает о нём?

— Если честно, я вообще не знаю, зачем эта девушка — как её там зовут — была здесь...

— Её зовут Джейн. Мы мило пообщались. И, в отличие от тебя, у неё были планы. Она собиралась тебя утешить, — Гермиона пыталась сохранять спокойствие. — Я даже догадываюсь, как.

— Я не хотел приводить её.

— Приводи, кого хочешь, я не об этом, — отрезала Гермиона. — Эта Джейн представилась писательницей, но, возможно, шпионила за тобой. Вдруг она пыталась выведать у тебя что-нибудь о работе? Рон, немножко думай, с кем знакомиться!

— Немножко думать — это не моя отличительная черта. Обычно ты думаешь за всех, так что с меня и спроса нет.

— Рон, я ужасно устала и мне не до шуток, — взмолилась она, — ты понимаешь, что Джейн всё знает о нас!

— Так уж всё? — с сомнением спросил Рон.

— Она знает, какие у нас отношения, где мы работаем... Что я родилась среди магглов.

— Эту туфту постоянно пишут в газетах, просто ты их не читаешь!

Гермиона обдумала его слова. Может, Рон прав, и она зря бьёт тревогу? Он подошел поближе, сел на край дивана и бесцеремонно уставился на неё.

— А знает ли она, какая ты красивая, когда сердишься?

Гермиона замерла, опустив глаза.

— Как ты спишь, свернувшись калачиком, раскидываешь волосы по моей подушке? Что со мной происходит, когда ты запускаешь обе руки в мою шевелюру? — Рон подался вперёд, но Гермиона в испуге отстранилась. Кровь прилила к её лицу, и она вновь почувствовала непреодолимое притяжение, от которого тщетно пыталась избавиться в последнее время. «Это просто магические нити, — внушала себе она, — когда у него такой голос, они натягиваются, и закручиваются у меня внутри». Ей и правда хотелось запустить руки в его волосы и притянуть к себе, ощутить его вкус, почувствовать своим телом, как он напрягается и вздрагивает. Хотелось, чтобы он взял её лицо в свои большие ладони и целовал, не закрывая синих глаз, насквозь просвечивая душу. А потом, чтобы с силой входил в неё, закатывая глаза, шепча её имя. Она сошла с ума!

Гермиона сидела на диване, боясь пошевелиться, боясь дышать, не в силах поднять на него взгляд.

Рон знал, что использовал запрещённый приём, что она не хотела слышать этих слов, но не сдержался.

Она чувствовала, как он смотрит на неё, но не подняла головы. Нужно сначала во всём разобраться, чтобы не ранить друг друга ещё больнее! Если она сейчас сдастся, то не сможет себя уважать. Была Кэрол, возможно, были и другие. Джейн — случайное тому подтверждение. Гермиона больше не могла доверять ему.

Она вскочила и направилась к камину.

— Пойдем, Рон, доставлю тебя в лазарет, а потом отправлюсь домой. Я тоже хочу переодеться.

— Иди, переоденься, здесь целый шкаф твоих вещей, — с недоумением сказал он.

Она покачала головой.

— Я завтра приду, чтобы забрать их.

Рон медленно приблизился к ней.

— Я так и не сказал тебе спасибо за антидот. Он реально работает! Сегодня у меня не было ни одного приступа. Ну, кроме приступа бешенства, когда ты меня бросила, — неловко пошутил он. — Не беспокойся, я продолжу лечение! И спасибо, что пришла. Что бы я без тебя делал? — улыбаясь, спросил он, а в голове пронеслось: «что я буду без тебя делать?»

— Для чего ещё нужны друзья? — миролюбиво сказала она.

Рон вдруг ясно увидел, как она устала — милая, родная, такая принципиальная и сердитая, любимая его заучка! Она старается не подавать виду, что беспокоится о нём! Он слишком хорошо знал Гермиону, чтобы не заметить её волнение.

— Дорогая, лети сразу домой, а я в лазарет. Не маленький, найду дорогу! Или ты хочешь привести меня за ручку и сдать под охрану Элинор? — сказал он, протягивая ей руку.

Их разделял один шаг.

Пусть только попробует прикоснуться ко мне, подумал он, и я за себя не отвечаю! Рон боролся с желанием схватить её в охапку и уткнуться носом в её растрёпанные волосы.

— Да, ты не маленький, — сказала она, глядя на его внушительную фигуру. — Удачи! — Гермиона взяла горсть летучего пороха и прошептала название камина в своей новой квартирке: — Пенни Райз.

Она говорила очень тихо, но слух Рона прекрасно уловил два слова. Пенни Райз. Значит, вот где она живёт. Он плохо знал ту часть Лондона. Кажется, рядом парк и Темза.

И она исчезла.

Через пять минут Рон уже был в лазарете и вполуха выслушивал нотации Элинор.

* * *

Дома Гермиона приняла желанный душ, надела теплую пижаму и с размаху упала на кровать. Только сейчас она вспомнила, что сегодня вечером Орландо должен был ждать её в «Белой лошади». Она решила, что сходит туда завтра — никуда эта лошадь от неё не ускачет! Гермиона устало улыбнулась случайному каламбуру. Она попыталась вспомнить насмешливый взгляд Орландо, но не смогла. Грустные глаза Рона не давали ей покоя.

Если завтрашний день пройдёт без сюрпризов — она будет просто счастлива.

Когда Орландо впервые усадил её на мотоцикл, Гермиона зажмурилась. Почему ей достаются парни, которые любят быстро передвигаться, когда она так боится скорости и высоты? Рон обожал летать на метле и иногда катал её ночью над городом, но страх не давал ей почувствовать всю прелесть полёта. Она прижималась к его спине, с ужасом ожидая, когда же этот кошмар закончится. Гермиона не предполагала, что мотоцикл будет ничуть не лучше метлы. В ушах свистело, всё вокруг мелькало, а по приезде домой она поняла, что её сейчас стошнит. Увидев её состояние, Орландо прищелкнул языком:

— Кажется, второго свидания не будет…

Она убежала в кусты, а потом присела на скамейку в парке, который находился как раз напротив окон её квартиры. Орландо заботливо примостился рядом.

— Не очень романтично для первого свидания, — с усмешкой сказала Гермиона.

Орландо наклонился к ней и, увидев белое, как мел, лицо, сочувственно потрепал по щеке.

— Кажется, я влюбился в девушку, у которой аллергия на мотоциклы! Какая досада!

Гермиону всё еще мутило, и она не была уверена, что сама дойдет до квартиры. Однако приглашать Орландо домой не хотелось. Во-первых, в квартире был беспорядок… нет, это во-вторых! Она ужаснулась собственным мыслям. Во-первых, она не собиралась заводить отношения слишком далеко. Орландо, конечно, милый, с ним весело и интересно, но сердце её не свободно. Если он будет набиваться в гости, скажу ему всё, как есть, подумала Гермиона.

— Посиди пару минут, я тебя до квартиры доведу и поеду домой!

Она посмотрела на него с благодарностью.

У дверей квартиры Орландо помедлил в нерешительности, словно обдумывая что-то важное, но потом протянул ей на прощанье руку:

— До встречи, самая необыкновенная девушка на свете! Ты просто волшебница какая-то!

Когда за ним закрылась дверь, Гермиона уже знала, что придет в «Белую лошадь» снова.

Однако между первым и вторым свиданием прошло больше недели — работа закружила так, что не было сил ни наряжаться, ни развлекаться, хотелось только спать. Напряжение в лаборатории было невероятным. Неприятности преследовали Гермиону. Она умудрилась повздорить со всеми, кроме Андре — и всё потому, что настаивала на правильности своего контрзаклинания, которое в итоге и оказалось верным! Гермиону всегда возмущало, когда люди смешивали работу с личными амбициями. Она чувствовала недоверие и зависть Виктора и Тарани, их шепот за спиной, косые взгляды Смоллетта. Молодой начальник давно перестал вызывать у нее уважение — карьера была у Смоллетта на первом месте. С одной стороны, он гордился тем, что Гермиона и Андре сработались и смогли найти нужное контрзаклинание, с другой стороны, он не доверял Гермионе, до сих пор подозревая, что она имеет какое-то отношение к смерти Альбы Картер.

Гермионе ужасно не хватало Рона: его поддержки, шуток, блеска его синих глаз. Они часто виделись в министерстве, и у неё каждый раз сжималось сердце, как только в коридоре мелькала его рыжая шевелюра. Приходя по делам в Аврорат, она выискивала его среди авроров и наблюдала исподтишка за тем, как он что-то обсуждает, шутит или смеётся вместе с друзьями. Не было заметно, чтобы он убивался из-за их расставания... Ей становилось обидно до слёз: ему весело, когда она так страдает!

Если их глаза встречались, его лицо сразу менялось, и Гермиона читала в нём немой вопрос и надежду на разговор. Она хотела поговорить с Роном, но первая отворачивалась, если его взгляд становился слишком настойчивым, и позорно убегала. Удаляясь от него по коридору, она надеялась, что услышит за спиной быстрые шаги, почувствует его руку на своём плече, что он ей улыбнётся и скажет что-нибудь вроде: «Эй, так и будем в молчанку играть?» или «Проголодалась? Пойдём пообедаем!», а лучше всего: «Я ужасно соскучился! Хватит дурить — возвращайся домой!» Но вот уже много дней они только обменивались взглядами, Рон ничего не предпринимал, а она изображала безразличие.

Иногда она видела всю его команду, включая Кэрол, и ревность и обида закипали в ней с новой силой: её соперница может видеться с ним каждый день, разговаривать, смотреть в его голубые глаза — а ей достаются лишь короткие встречи в коридоре! Однажды вечером, в конце рабочего дня, Гермиона заметила, как Рон и Кэрол вместе заходят в лифт, чтобы отправиться домой, и её обожгло предположение: вдруг они собираются провести этот вечер вместе?

Она так и не рискнула наведаться в Ирис, чтобы забрать свои вещи. «Будь добра, сову присылай» и «определись, а то у меня никакой личной жизни» — ну как он мог сказать такое? Она боялась, что Рон там будет не один. Конечно, можно было действительно предупредить заранее о своём приходе или слетать в Ирис, когда Рон был занят на работе, но что-то удерживало её от этого шага. Наверное, в глубине души ещё жила надежда на примирение, и Гермиона боялась переступить ту грань, за которой уже не будет пути назад.

Ей было сложно разобраться в собственных чувствах. Она сама предложила Рону пожить отдельно, сама разорвала помолвку — она его бросила! Кроме того, она решила дать себе шанс начать новую жизнь и пошла на свидание с другим парнем. Разум и гордость говорили ей, что она поступала правильно, но сердце… В нем была такая пустота, которую ничто не могло заполнить. Она просыпалась по ночам, пытаясь уткнуться в плечо, которого не было рядом, и плакала от бессилия, оттого, что не могла простить, но и не могла перестать любить и желать Рона.

* * *

Чем больше времени проходило после первого свидания с Орландо, тем трудней ей было решиться снова пойти в «Белую лошадь». Гермиона часто вспоминала о нём, но ей претило встречаться с одним парнем, чтобы забыть другого.

Однажды вечером она впервые за много дней возвращалась домой не через камин, а по улице. Было тепло и солнечно, и Гермиона порадовалась, что смогла, наконец, пораньше вырваться с работы. В парке возле дома начали зеленеть деревья, и аромат стоял невероятный! Она присела на любимую скамейку и засмотрелась на птиц, пьющих воду из лужи. Два голубя важно ходили, опуская и поднимая клювы, и вдруг стали поить друг друга, наклоняя маленькие головки, будто переговариваясь. Гермиона была полностью поглощена этой умильной сценой, как вдруг чьи-то ладони легли ей на глаза. Похолодев от страха, она машинально потянулась к палочке. Рон иногда так пугал её, но это был не он — его ладони она узнала бы безошибочно. Гермиона знала, что может отбросить шутника беспалочковым заклинанием, но не чувствовала исходящей от рук опасности. Она молчала, незнакомец тоже; пауза затянулась.

— Я надеялся услышать список всех твоих парней по именам, — раздался недовольный голос Орландо.

Она вздохнула с облегчением, убрала руку с палочки и развернулась.

— Что ты здесь делаешь?

— Караулю тебя. Тебя что, неделю дома не было? — он присел рядом на скамейку. Его тёмные волосы были смешно взъерошены, а голубые глаза сияли от радости.

Гермиона смутилась. Неужели Орландо приходил сюда всю неделю, пока она сидела допоздна на работе и возвращалась домой через камин?

— Я подумал, не съехала ли ты, не попала ли в больницу. Глупо, да? Боялся, что не найду тебя, ведь я забыл спросить твою фамилию.

Они смотрели друг на друга, Орландо с волнением, Гермиона с неловкостью.

— Моя фамилия Грейнджер, — сказала она.

— Приятно познакомиться, мисс Грейнджер. Проблемы с учебой? Выглядишь усталой!

Орландо считал, что она учится в университете на историческом факультете — это первое, что пришло Гермионе в голову, когда он спросил её об учёбе. Конечно, магическую историю она знала лучше маггловской, но чтение книг не давало попасть впросак и в этой области.

— Честно говоря, настолько устаю, что нет сил куда-то идти.

— Тебя кто-нибудь ждёт? — осторожно спросил Орландо.

Гермиона покачала головой и вздохнула. Это был грустный вопрос.

— Ужин дома есть?

Снова отрицательный ответ. Неужели он в гости на ужин набивается, с раздражением подумала она.

— Знаешь что, — Орландо явно что-то замышлял, — поехали в паб, я тебя накормлю, а там видно будет.

Это была его любимая фраза: «а там видно будет». Сейчас ей это очень подходило!

— Но я не одета для паба, — смутилась Гермиона, глядя на свой деловой костюм. Мантия, естественно, осталась на работе.

— Глупости! Возражения не принимаются! — он взял её за руку и повёл к мотоциклу.

— Ой, нет, только не это! — упиралась Гермиона, вспоминая свой опыт быстрой езды.

— Всё будет хорошо, просто в прошлый раз я хотел произвести на тебя впечатление и ехал, как придурок. Обещаю, тебя не укачает!

Она неуверенно пожала плечами и сдалась. Так началось их второе свидание.

В «Белой лошади» было не так людно, как в выходной день, но почти все столики были заняты. Популярное заведение, подумала Гермиона. Стайк сказал ей, что этот паб уже исключили из списка для патрулирования, и она не стала разглядывать посетителей. Орландо работал, она сидела возле барной стойки и с благодарностью уплетала крабовый салат, не подозревая, что в пабе за ней наблюдали волшебники. Она не была аврором, а потому не заметила ни Андре, поглядывающего на неё из соседнего зала, ни Джона, сидящего в тёмном углу. После плотного ужина Гермиона опустила голову на барную стойку и поняла, что сейчас уснет прямо здесь и свалится с высокого стула.

— Пойдём отсюда, спящая красавица, — раздался шёпот в её сонной голове, — отвезу тебя домой.

Орландо снова проводил её до квартиры.

— Мне нужно назад в паб. Сейчас там народу набежало, Джулия одна не справится.

— Спасибо тебе, — искренне сказала Гермиона и подняла на него усталый взгляд. Его синие глаза возбуждённо блестели. Орландо обхватил её лицо ладонями и поцеловал её в губы. Это не был сильный или требовательный поцелуй, но нежный и спокойный. Он как бы спрашивал её: «Можно»? Или просил: «Не отталкивай!» И говорил: «Хочу тебя.» Гермиона не смогла оттолкнуть его, подчинившись своему внутреннему желанию. Лишь на секунду лицо Рона мелькнуло у неё перед глазами, а потом она забыла обо всём, отвечая своему новому другу на его нежность. Несколько минут они стояли, прислонившись к двери квартиры, и она чувствовала, как бешено колотится сердце.

Орландо отстранился первым, и в его глазах читалось торжество.

— Хорошо отдохни и приходи завтра в паб. Я буду ждать, — сказал он, переводя дыхание.

— Окей, — её голос дрожал.

Орландо развернулся и быстро ушёл, и Гермиона почувствовала лёгкое разочарование. Почему-то она была уверена, что он поцелует её еще раз. Зайдя домой, она прислонилась к входной двери и простояла так несколько минут. Она не была готова к новой жизни и не хотела подавать пустые надежды этому искреннему парню, но почему-то делала это. И завтра она снова пойдет в паб! Рон не пытается вернуть её, он смирился. Он сам встречается с другими — значит, считает себя свободным. Гермиона вспомнила Джейн из Эдинбурга и улыбнулась. Они здорово проучили его!

Лежа в постели, она подумала: «Как хорошо, что они все поправились: и Стефан, и Кэрол, а самое главное — Рон». С этой мыслью Гермиона уснула.

* * *

После ссоры с Гермионой прошла уже целая вечность, а Рон всё никак не мог решиться отправить к ней сову. Он раз сто прокрутил в голове текст письма, которое собирался написать, чтобы положить конец нелепому расставанию. Лёжа дома на диване в своей рабочей форме аврора, он в очередной раз обдумывал своё послание, когда в камине раздался шум. Рон подскочил, как ужаленный, но тут же натянуто улыбнулся, с трудом скрывая разочарование. Это была всего лишь Джинни.

— Привет! Извини, не думала тебя разбудить.

— Я не спал.

Джинни подошла поближе, и они уселись рядом на диване. Рон был растрёпанный и уставший, и у него были красные глаза. Джинни готова была поклясться, что он плакал, хоть сам Рон никогда бы в этом ей не признался.

Он спросил с тревогой:

— Что-то случилось?

Джинни подумала, что война наложила на них сильный отпечаток: вечное беспокойство о своих близких, ожидание трагических событий, желание защитить и уберечь её от опасности были присущи в равной мере и Гарри, и Рону.

— Всё в порядке! — убедительно сказала она.

— С Гарри поругались?

— С чего ты взял? Я что, не могу просто так навестить любимого брата?

Она поджала под себя ноги и устроилась поудобней, словно готовясь к долгому разговору. Рон не мог понять, как девчонки могут с комфортом сидеть в такой позе! Гермиона тоже часто садилась, поджав ноги, и могла так подолгу читать или смотреть телевизор.

— Мы не поругались. Просто у нас появились некоторые… разногласия. И я решила посоветоваться с тобой по одному вопросу.

— Хочешь заранее переманить меня на свою сторону, пока этого не сделал Гарри? — Рон видел её насквозь, и Джинни рассмеялась.

— А разве ты и так не на моей стороне? Я же твоя любимая сестренка!

— Гарри мой лучший друг. Да и мужскую солидарность ещё никто не отменял!

— А родственные узы?

— Гарри теперь тоже мой родственник — забыла, что вышла за него? Кроме того, бедолага так влюблен в тебя, что я скорее стану на его сторону.

— Я тоже люблю его, — возмущенно сказала Джинни.

— Да, вы безумно любите друг друга, и у вас офигенно счастливая семья, — со странной горечью сказал Рон и почувствовал, как в глазах защипало. Он не хотел расплакаться перед Джинни, но чувствовал себя эмоционально разбитым и ничего не мог с этим поделать.

— Рон, в чём дело, разве ты не рад за нас? — спросила Джинни, подвигаясь ближе. — Или ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Не обращай на меня внимания. Это я от зависти.

Конечно же, Джинни знала, что удручало Рона: его нелепая ссора с Гермионой. Когда это, наконец, закончится? Джинни очень хотела приободрить его.

— Рон, у вас всё будет хорошо. Просто ты должен поговорить с ней.

Рон покачал головой.

— Как? Она избегает меня. Если мы встречаемся в министерстве, она убегает, как ошпаренная.

После злополучной ссоры её брата и лучшей подруги Джинни разговаривала с Гермионой всего один раз, и та с досадой рассказала о том, как Рон вернулся в Ирис пьяный с какой-то девицей из паба. Конечно, Джинни придумала ему кучу оправданий, но вряд ли они убедили Гермиону. Теперь она жила на новой квартире, куда никто не должен был приходить якобы из соображений безопасности. Она избегала всех, и Джинни переживала, что ссора с Роном может положить конец её дружбе с Гермионой.

— Джин, она сказала: «Поживём пока отдельно». «Пока» — это значит «временно», так? Значит, ещё есть надежда?

Он сжал глаза рукой, чтобы скрыть подступившие слёзы.

Джинни сама была готова расплакаться. Она не представляла, что Рон может так страдать, и ей было больно видеть его сломленным. Для неё он был не просто старшим братом, а защитником, сильным и мужественным; он не раз подставлял ей плечо в самых трудных ситуациях. Джинни отчаянно хотела помочь, но не знала, как.

— Я уверена, что всё наладится! Дай ей немного времени, — она попыталась сменить тему: — Может, хоть чаем угостишь?

Рон усмехнулся.

— Я уже неделю продукты не покупал.

— Ты что, не ешь? — она не могла поверить, что такое возможно. — Рона Уизли нужно срочно отправить в больницу!

— Не всё так плохо! Ем по дороге домой.

— Заходи по вечерам к нам, у меня всегда полно еды.

— По вечерам? У меня дома дела, — сказал Рон, и Джинни всё поняла. У неё сжалось сердце. Он хочет поговорить с Гермионой наедине и боится, что она придёт в Ирис, когда его не будет дома. — Да не умру я от голода, не переживай! Так насчёт чего ты хотела посоветоваться?

Лицо Джинни приняло упрямое выражение. Она пригладила волосы, поправила поясок на платье и прокашлялась.

— Я хочу открыть свой магазин.

Рон сделал большие глаза.

— Надоело сидеть дома? Можешь помогать Джорджу. Он вечно жалуется, что в магазине не хватает работников, а новички или бестолковые, или прохвосты. Кажется, у него неплохо идут дела.

— Рон, пойми квакающие стаканы и бомбы-липучки — это не моё! Я хочу открыть магазин модной одежды.

Рон удивленно посмотрел на Джинни, а затем внимательно осмотрел её с головы до ног.

— А знаешь, у тебя получится, — после небольшой паузы сказал он, и Джинни просияла. — У тебя хороший вкус — не то чтобы я в этом разбирался, но … ты отлично одеваешься! Сейчас, когда ты можешь купить на деньги Гарри всё, что хочешь, твой гардероб стал классным.

— Спасибо, что напомнил про деньги и задел за живое, — Джинни надула губы. — Гарри не хочет и слышать о магазине. Он считает, что мода — это несерьезно, и вообще, не важно, что там у волшебника под мантией.

— Я его понимаю. Он предпочитает, чтобы под твоей мантией ничего не было.

Она возмущенно фыркнула, но не сдалась.

— Рон, только представь: ты тоже сможешь модно одеваться, и совершенно бесплатно! Помнишь, как в детстве ты мечтал о том, что, когда вырастешь, не будешь донашивать одежду за братьями? Что повыкидываешь старые шмотки, вытянутые свитера и линялые джинсы?

— Ты маленькая, хитрая, рыжая лиса, — рассмеялся Рон.

— Да, я тоже рыжая, — Джинни упрямо посмотрела на брата. — Так ты поговоришь с ним или нет?

— Если Гарри поинтересуется моим мнением, я поддержу тебя, хоть и не представляю, во сколько это ему обойдётся…

— Спасибо, — Джинни обняла Рона и ласково потрепала его по щеке. — А я поговорю с Гермионой.

— Джин, не надо! — взмолился он. — Я сам разберусь, — Рон представил, как Джинни описывает Гермионе его слёзы, нервы и пустой холодильник. — Не хватало ещё, чтобы она вернулась из жалости или из страха, что я удавлюсь, — он попытался пошутить, но Джинни было не до смеха.

— Приходи к нам завтра, хоть поужинаешь нормально! Или, хочешь, навестим маму? Она будет рада.

Рон покачал головой. Гермиона до сих пор не забрала из Ириса свои вещи, хотя давно обещала это сделать. Он ждал её каждый вечер, гадая, придёт она через камин, аппарирует или позвонит в дверь. Рон был ужасно зол на себя за то, что не мог справиться с эмоциями. Он подозревал, что окончательно не избавился от последствий Альтроменте. Элинор предупреждала, что эмоциональная неуравновешенность — основной побочный эффект заклинания, даже если приступы больше не повторятся. Рон боялся, что, если сорвётся, его могут отстранить от работы, и тогда он точно сойдёт с ума! Поэтому в министерстве он держал себя в руках и даже шутил больше обычного, а вот дома, наедине с собой, накатывала такая тоска — хоть на стенку лезь.

Даже Джинни не смогла отвлечь его от тягостных мыслей. Ирис без Гермионы был пустым, всё напоминало здесь о ней. А что, если она ушла и больше не вернётся? Она считает его предателем и, возможно, никогда не простит, даже если любит и сама страдает. Рон чувствовал себя бессильным что-либо изменить и терял остатки надежды. На его глаза снова навернулись слёзы.

Чтобы скрыть непростительную для аврора слабость, он развернулся и, хорошенько размахнувшись, стукнул кулаком в стену. Джинни испуганно вскрикнула. Застонав от боли, Рон согнулся пополам и потряс ушибленными пальцами.

— Рон, ты меня пугаешь! — воскликнула Джинни. — Твоя терапия точно закончилась? Может, тебе нужно продолжить лечение?

— Прости, — выдавил он, глядя на распухающие суставы.

Она проворно достала палочку и наложила заживляющее заклинание. Опухоль сразу стала спадать, и ещё после парочки заклинаний боли почти не стало. Рону было обидно осознавать, что он так раскис из-за ссоры с Гермионой, хотя раньше ни раны, ни поломанные кости не заставляли его плакать.

— Джинни, прошу тебя, не лезь в мою личную жизнь... И Гарри ни слова, — пригрозил он, — иначе не видать тебе магазина, как своих ушей!

— Это откровенный шантаж! — возмутилась она, — Рон, тебе нужна помощь.

— Для меня лучшая помощь — это работа, а если ты скажешь Гарри, что я разваливаюсь на части, он сделает всё, чтобы я не участвовал в операциях.

— Рон, может, тебе обратиться к психологу? После войны столько магов потеряли близких, что в Св.Мунго открыли целое отделение душевных хилеров.

— Сам справлюсь! К тому же ты только что сказала, что всё наладится. Мы же с Гермионой помиримся? — Джинни охотно кивнула. — Вот и отлично! А сейчас иди домой.

— Рон, я пойду, если ты пообещаешь, что не будешь ломать собственные руки о стены собственной квартиры.

Рон рассмеялся.

— Обещаю! — он достал палочку и попытался выровнять вмятину в стене, которую оставил его кулак. — Квартира-то не моя собственная, и хозяин не обрадуется, если найдёт её в руинах.

Даже шутка не убедила Джинни, что Рон в порядке.

— Завтра я снова навещу тебя. Не вздумай куда-нибудь свалить!

— Слушаюсь, мамочка, — ответил Рон, и, прежде чем аппарировать, Джинни успела показать ему язык.

* * *

На следующий день после разговора с Джинни Рон специально выкроил лишний час, чтобы сходить в лазарет и поговорить с Элинор. Он хотел быть в строю, хотел вернуться к нормальной жизни! В его работе нужно было держать чувства под контролем — иначе грош цена ему как аврору! Он рассудил, что, если его неуравновешенность — последствие заклинания, Элинор сможет ему помочь. Рон собирался поговорить с Гермионой, но боялся не сдержать эмоций и поэтому так охотно согласился на дополнительное лечение. И правильно сделал! Уже через пару дней он мог спокойно приходить домой, зная, что не будет бить кулаком о стену. Всего три сеанса смехотерапии — и Рон снова почувствовал себя сильным и уравновешенным. Он был готов к опасной работе и одиноким вечерам наедине с телевизором.

Рон несколько раз навестил Джинни и один раз сходил в Нору, хотя в последнее время избегал встреч с родителями: они постоянно спрашивали про Гермиону. Было нелегко сказать маме, что они с Гермионой «решили пока пожить отдельно», но его голос даже не дрогнул. Он попытался изобразить беспечное веселье, которое, тем не менее, не обмануло Молли.

— Рональд, что ты натворил? — с тревогой спросила она.

— Почему сразу я? — возмутился Рон. — Гермиона святая, что ли?

Он не стал делиться деталями их ссоры, а чтобы мама тут же не отправилась к Гермионе, использовал единственный надёжный аргумент, больше похожий на угрозу:

— Мама, если ты вмешаешься, то больше меня не увидишь!

Молли чуть не задохнулась от возмущения:

— Как ты можешь такое говорить, Рональд Уизли?

Но его сверкающие глаза говорил о том, что он не шутит. И Молли решила не вмешиваться. По крайней мере, пока.

После успешного завершения смехотерапии команда Рона была в строю, выполняя задания наравне с другими. Джон, Кэрол, Стефан и Рон разделились, чтобы патрулировать места возможных нападений серых магов на магглов. Их квадрат лежал в маггловской части Лондона — не самой фешенебельной, но и не рабочей, и патрулирование нельзя было назвать тяжёлым трудом. Конечно, приходилось быть всегда начеку, но фактически они дежурили по одному в кафе, торговых центрах или пабах, где, по сведениям авроров, находились точки распространения наркотиков. Именно на наркодилеров и были совершены последние нападения, поэтому внимание всех патрулирующих было сконцентрировано на «злачных местах».

Рон уже пять дней дежурил в пабе «Пенный эль» и не жаловался на судьбу. Притоном наркоманов его назвать было нельзя, хоть хозяин заведения и был как-то связан с местными дилерами. Аврор часами сидел за барной стойкой, попивал маггловское пиво, смотрел в оба, но не заметил ни одного мага в округе, а также ничего подозрительного.

По утрам они всей командой встречались в министерстве, обсуждали своё патрулирование, писали отчёты, встречались с другими командами, чтобы вечером снова пойти на нудное дежурство.

Рон скучал по настоящей работе. Ему не хватало адреналина, за которым он пришел в Аврорат. Их команде не везло, а вот Гарри смог вычислить двух магов, которые ошивались в его квадрате в Ист Энде. Гарри был против их ареста, считая, что надо получше проследить их связи, но Стайк решил не медлить. На допросе арестованные признались, что следили за одним из скользких магглов, продающих наркотики, и передавали информацию совиной почтой на имя некого Жоржа.

Стайк аж прищелкнул языком от удовольствия — он сразу понял, о каком Жорже идёт речь, и они с Гарри стали обдумывать, как можно потянуть за эту ниточку, пока француз не вычислил, что его связные на крючке.

Выходных, естественно, не предвиделось, однако Рон не роптал. Сидеть в пустой квартире и мучить себя мыслями о Гермионе не хотелось, тем более что она была рядом, в нескольких шагах от него, в лаборатории, которая трудилась в усиленном режиме: несколько волшебников были атакованы неизвестными заклинаниями, Смоллетт не знал ни сна, ни покоя. Все его эксперты — Андре Коллинз, Тарани Полт, Виктор Сартаров и Гермиона — работали по вечерам и по выходным, и смогли найти контрзаклинание, которое спасло одного из пострадавших. Стайк обсуждал это на совещании, сообщив, что усилиями мисс Грейнджер было нейтрализовано новое заклинание — и опять французского происхождения. Рон удивился, как ёкнуло его сердце только лишь от звучания её имени, и какую гордость за неё он почувствовал.

После их ссоры Рону удалось лишь раз поговорить с Гермионой, и то потому, что Гарри обедал с ней в кафе министерства. Рон рассердился: Поттер общается с его невестой — пусть бывшей! — за его спиной без зазрения совести, зная, что он безуспешно ищет с ней встречи!

Увидев их вместе за столиком в кафе, Рон подсел с очаровательной улыбкой:

— Не помешаю?

— Конечно, нет, — Гарри слегка стушевался, — я думал, ты занят с командой, и пошел перекусить без тебя.

— Привет, Гермиона, — сказал Рон, и его улыбка растаяла, потому что она тут же встала из-за стола и вежливо попрощалась:

— Привет и пока! Надо бежать, много работы. Пока, Гарри!

Вот и весь разговор.

Она помахала рукой и скрылась за дверями кафе.

Друзья сидели какое-то время молча.

— Ну, как у неё дела? — Рон первый нарушил тишину.

— Кажется, всё в порядке, — Гарри смотрел в тарелку. — Рон, послушай, давай начистоту! Что бы у вас там ни происходило, Гермиона осталась моим другом, и мы будем с ней встречаться.

— Замечательно! Я очень рад за вас! Кто ж вам запретит! А почему она избегает меня, как чумного?

— Наверно, она пока не готова быть тебе просто другом. Со временем всё устаканится, и вы сможете нормально общаться.

— Ага... Если бы Джинни ушла от тебя, как скоро ты смог бы с ней «нормально общаться»?

Гарри скривился. Видно было, что такое сравнение не порадовало его.

— Я имел в виду совсем другое. Уверен, вы скоро помиритесь! Джинни твердит, что Гермиона тебя любит, но не может простить из-за своего упрямства, — Гарри сменил тон и слегка замялся. — Слушай, а правда, что она застала тебя дома с какой-то девицей из паба?

Рон покраснел. Меньше всего ему хотелось вспоминать ту идиотскую сцену, когда Гермиона и Джейн выставили его дураком. Он почувствовал досаду на Гермиону: обязательно было рассказывать обо всём Джинни?

— Ну, мы с Гермионой поцапались, я напился в «Дырявом котле», и одна девчонка прилипла ко мне, как пиявка. Не знаю, как мы оказались в Ирисе! А наша Гермиона вся такая правильная, у неё есть ПРИНЦИПЫ, она никогда не нарушает правила приличия.

— Если бы она пришла домой в подпитии с незнакомым парнем, у тебя бы тоже появились принципы... Ты выговаривал ей за каждый косой взгляд в сторону, а сам что делаешь?

— Гарри, меньше всего мне нужны твои нотации! — Рон не хотел ругаться, но сейчас они говорили на повышенных тонах.

— Тогда не обижайся, что я встречаюсь с ней без тебя! Потому что нам есть о чем поговорить, кроме ваших отношений. У Гермионы действительно много работы, и в лаборатории есть проблемы.

Рон тут же почувствовал укол совести. Он совсем не подумал о том, как действительно у неё дела, ведь она всегда так печётся о работе, чтобы сделать всё в срок и в лучшем виде — в этом вся Гермиона! Рон знал, что она в последнее время часто задерживалась в лаборатории.

Гарри прожевал кусок отбивной и продолжил:

— Тарани и Виктор косо смотрят на альянс Гермионы с Андре — он француз, а у многих заклинаний есть французский след, сам знаешь.

— Какой альянс?

— Чёрт, Рон, не о том ты думаешь! Они сработались, но Смоллетт ей не доверяет.

— Смоллетт считает, что Гермиона причастна к нападениям? — возмутился Рон.

— Не знаю. Подумай сам: она провела год во Франции, на самом лучшем магическом факультете, она умеет многое такое, чего не умеет сам Смоллетт — это всегда напрягает начальство. Я предупреждал её: не нужно использовать невербальные заклинания без надобности.

Гарри знал, что зависть друзей иногда бывает опасней, чем ненависть врагов.

— Стайк ценит Гермиону, — сказал Рон, — а этот Смоллетт — просто самовлюблённый болван!

Гарри не мог не согласиться, но ему уже нужно было бежать.

— Рон, доедай без меня и, прошу тебя, не грузи Гермиону, ей и так не сладко.

— Да чем я могу её грузить, если «привет и пока» — это всё, что мы говорим друг другу!

Гарри в знак солидарности похлопал его по плечу и убежал.

* * *

После испорченного ланча Рон поспешил на встречу со своей командой перед вечерним дежурством, даже не подозревая, что его ждёт еще одно большое разочарование, связанное с Гермионой. В их небольшой комнатке, где они обсуждали план патрулирования на вечер, было шумно — Кэрол и Джон о чем-то оживленно спорили. Они все немного не ладили с Джоном, но разногласия обычно не выходили за рамки обычных шуточек. Как только Рон зашёл, все затихли.

— Что? — Рон вопросительно развёл руками и посмотрел на команду, — в чём дело? О чём молчим?

— Ни о чём, — поспешно заверила Кэрол, разрывая какой-то пергамент на мелкие кусочки.

— Эй, — возмутился Джон, — это был мой отчёт!

Он выхватил обрывки из рук Кэрол, отошел в сторону и произнёс соединяющее заклинание. Слегка помятый лист восстановился, и Джон положил его на стол вместе с остальными отчетами.

Кэрол уперла руки в бока.

— Джон, прежде чем писать такие вещи, надо бы их обсудить с Роном! — сердито сказала она.

— Ну да, Рон ведь наш начальник, — Джон сделал упор на последнем слове, — он внимательно читает наши отчеты, прежде чем отдать их Стайку.

Джон прекрасно знал, что Рон никогда не читал их отчетов. Он ненавидел бумажную волокиту и выслушивал все донесения на словах. Отчеты их команды ложились на стол Стайку вовремя — вот всё, что волновало Рона, потому что за задержки начальник драл с авроров три шкуры.

— Вовремя не сообщенная информация — преступление! — ругался Стайк, если кто-то запаздывал с отчетом хотя бы на день. Когда он вообще успевал их читать?

— Что там? — раздраженно спросил Рон, — ну, выкладывайте!

— Джон написал в отчете то, что не удосужился тебе сообщить.

— Я собирался сделать это сейчас, Кэрол, побереги свою нервную систему, — Джон выглядел, как всегда, очень спокойным. Может, эта невозмутимость и раздражала в нём больше всего? — Рон, на дежурстве в «Белой лошади» было странное… ммм… недоразумение. Во-первых, вчера там были подозрительные маги.

— Ты об этом уже говорил. Нет закона, запрещающего волшебникам ходить по маггловским пабам, — Рона бесила самоуверенность Джона.

— Да, но двое из этих волшебников — сотрудники Аврората. Среди них — Гермиона Грейнджер.

— Гермиона была там? Чёрт, ты написал это в отчете, зная, что я их никогда не читаю, и даже не сказал мне? — Рон схватил Джона за грудки. — Что за игры за моей спиной?

— Может, ты хочешь узнать, какую игру ведет она? Кажется, она и раньше интересовалась этим пабом. Стайк сказал ей, что с «Лошади» снято наблюдение, чтобы Гермиона от него отстала и не просилась туда на дежурство, потому что она Стайка достала! Но она всё равно там появилась. Зачем?

Джон с вызовом посмотрел на Рона, и тот ослабил хватку, продолжая держать аврора за края мантии. Рон вспомнил, как на совещании Гермиона настаивала на участии в операции именно в «Белой лошади».

— Кто ещё был в пабе?

— Андре Коллинз, собственной персоной. Только они делали вид, что не знают друг друга. Так что, Рон, не волнуйся, у тебя нет повода для ревности, — Джон смаковал каждое слово, а Кэрол и Стефан молча ожидали реакции Рона.

Рон отпустил Джона и стал ходить по комнате. На принятие решения ушло не больше минуты.

— На сегодня планы меняются. Я иду в «Белую лошадь», Джон — на мою точку в «Пенный эль», остальные — без изменений.

Джон ухмыльнулся.

— Я почему-то так и думал. Можно идти?

Рон кивнул.

Стефан и Кэрол молча переглянулись и вышли вслед за Джоном. Рон медленно подошел к столу и взял измятый отчет. Внимательно прочитав его, он достал палочку. Не повезло бедному пергаменту! От него осталась только кучка пепла, и ту Рон растворил в воздухе.

* * *

«Белая лошадь» была больше и многолюднее, чем «Пенный эль», в котором Рон прозябал несколько дней. В пабе было три зала, в каждом несколько стоек, дартс, стол для снукера и телевизоры. Это был типичный молодёжный тусовочный паб, в котором после полуночи включали музыку, и он превращался в клуб.

Если здесь столько людей в восемь, сколько же соберётся к ночи, подумал Рон. Он надеялся занять удобное место для обзора большого зала и, самое главное, входа, но пришлось довольствоваться невзрачным столиком в углу, недалеко от стойки. Место было не самое плохое — он оставался в тени, но мог видеть оба обеденных зала. Взяв имбирное пиво у молодого голубоглазого бармена, Рон уселся и приготовился ждать.

Вечер пятницы привлек в паб множество парочек, и Рон с завистью смотрел на некоторые из них. За соседним столиком примостилась пара магглов, которые заказали пиво, но не притронулись к нему, так как всё время целовались. Это отвлекло Рона, и он не заметил, как за его стол плюхнулась полненькая рыжеволосая девушка.

— Можно? Больше мест нет, а моя компания сегодня не придет! — громко сообщила она, и тут же принялась потягивать пиво.

Рона раздражала бесцеремонность, но, приглядевшись к девчонке, он невольно улыбнулся. Её голову венчала копна совершенно огненных волос, а всё лицо было усыпано яркими веснушками.

— Мы случайно не родственники? — спросил он, сразу проникаясь сочувствием и доверием к своей соседке.

— Я как раз хотела спросить, ты не ирландец? В местах, откуда я родом, у всех такой цвет волос!

— Возможно, наши прапрадедушки были земляками, этот цвет не выводится поколениями, — смеясь, ответил Рон. Он сомневался, что у Уизли были ирландские корни, но для поддержания беседы годилась любая тема.

Молодая ирландка за пять минут радостно пересказала Рону всю историю своей недолгой жизни. Она учится в колледже искусств на художницу, ездит рисовать с натуры пейзажи, интересуется классической музыкой и совершенно свободна в личном плане. Как она выразилась, «в постоянном поиске постоянного партера».

Рону было легко общаться с девушкой, которая ничего о нем не могла знать, несмотря на то, что вышел прокол с классической музыкой и художниками — Августина сочла его ужасным невежей. Она немного повозмущалась по поводу того, что в английских школах мало внимания уделяют музыкальному образованию. Вот в Ирландии они все поют, танцуют ирландские танцы и обожают свою природу!

Рону не доводилось бывать в Ирландии, но он со всем охотно соглашался, радуясь, что нашел собеседницу на вечер и теперь ничем не отличается от остальных парней, которые сидят за столиками с друзьями или со своими девчонками.

— Ты часто здесь бываешь? — спросил Рон, переводя беседу в нужное русло. Ему нужно было узнать, кто здесь завсегдатаи. Он заметил, что Августина — так звали новую знакомую — приветствовала знакомых поднятым бокалом.

— Почти каждый вечер! Но сейчас все наши уехали на пленэр за город, а я договорилась завтра встретить подругу из Ирландии — она приезжает утренним поездом. Я тут многих знаю. Но не все любят мою компанию.

Сначала Рону не понравилась её бесцеремонность, но теперь он оценил её прямолинейность и искренность.

— Я вижу, ты тут новичок, — по-деловому сказала она.

— Да, редко бываю в этом районе. Расскажи, кто тут кто?

Вдруг Рон нутром почувствовал, что в зале появился волшебник. Его опыт аврора был не таким уж большим, но внутренний голос подсказывал — где-то рядом маг! Рон окинул взглядом многолюдный зал и тут же вычислил его — высокий светловолосый мужчина стоял возле барной стойки, беседуя с молодой девушкой в черном платье, в тонком длинном кармане его пиджака Рон заметил палочку. Что он делает в пабе, полном магглов? Просто встречается со своей очаровательной спутницей? Незнакомец взял пиво, и они с подругой переместились в дальнюю часть зала, где Рон плохо их видел.

Августина стрекотала.

— Нашего официанта зовут Себастьян, он из Индии и обожает индийское искусство, мы с ним как-то… впрочем, не важно, — она немного засмущалась и перешла на шепот. — А за барной стойкой сегодня Орландо, но все зовут его, как и тебя, Рон. Все думают, что он бармен, но на самом деле он сын хозяина этого заведения, — она заговорщицки подмигнула и добавила, — у него много разных профессий. Не узнаешь его лицо? — Рон покачал головой, не успевая вставить ни слова в её тираду. — Да ты что, телевизор совсем не смотришь? Он раньше работал на телевидении и был звездой! Ну, ещё видишь вон ту группу в углу? — она указала рукой на подростков, которые толпились возле игровых автоматов, — с ними лучше не иметь дела, они часто бывают под кайфом.

Рон знал, что на маггловском жаргоне это значило баловаться наркотиками. Он не понимал людей, которые гробили свою жизнь, получая сомнительное удовольствие. Вот для него полёт на метле, адреналин погони или ночь с Гермионой могли заменить любое веселящее зелье, к которому иногда прибегали и волшебники.

Они уже съели заказанный ужин, и Рон бы еще долго сидел и выслушивал болтовню случайной знакомой, но тут его словно окатили холодной водой, а потом бросили в камин. От волнения он подавился пивом и тут же опустил голову пониже, радуясь, что сидит в тёмном месте и крупная спутница почти полностью заслоняет его от взглядов. В паб зашла ОНА.

Было странно видеть Гермиону в таком месте. Она не любила шумные заведения, и вытащить её на прием в министерстве или вечеринку в Аврорате было не так-то легко. Гермиона предпочитала посиделки в компании близких друзей. Рон ни за что не поверил бы, что она пришла одна в шумный маггловский паб, и сначала было подумал, что её спутник задержался у входа. Но прошло несколько минут, а Гермиона спокойно потягивала коктейль, примостившись у барной стойки. Она выглядела потрясающе: черное платье полностью облегало её стройную фигуру, волосы были распущены и спускались каскадом по плечам. Рон не узнал это платье и нахмурился. Она не удосужилась прийти в Ирис за вещами, а просто прошлась по магазинам и купила себе новую одежду? Рон подумал, как ей идет такая прическа, и что у неё отросли волосы — он всё время уговаривал её не стричь их. Что она делает здесь после напряженного рабочего дня? Она должна валиться с ног от усталости после тяжелой недели! Голос соседки гулом звучал в голове Рона. Вдруг он понял, что Августина говорит про Гермиону и словно проснулся.

— …так это и есть его новая пассия. Не помню, как зовут, но имя какое-то нелепое, — успел уловить Рон.

— Чья-чья пассия? — переспросил он, нервно потирая руки.

— Ну как, чья? Орландо, конечно. Только он пока вышел и не скоро будет. В десять он обходит залы и собирает выручку, а Джулия работает за двоих.

Рон посмотрел на миловидную барменшу, которая еле успевала наливать напитки, и только сейчас заметил, что Гермиона перекинулась с ней парой слов.

Она пришла сюда на свидание? Это казалось Рону ещё менее вероятным, чем её участие в преступлениях серых магов. Он попытался вспомнить бармена, которого недавно описывала Августина. Почему он невнимательно слушал? Кажется, Орландо, сын хозяина паба и по совместительству телезвезда? Рон на секунду оторвал взгляд от Гермионы, чтобы проверить, на месте ли волшебник со своей спутницей в чёрном платье. Они сидели, как и раньше, в дальнем углу, не обращая на Гермиону никакого внимания. Не похоже, чтобы она встречалась с ними. А где же Андре? Джон подробно описал в отчете, что вчера Андре появился в пабе на полчаса позже Гермионы, но ни разу за вечер не подошел к ней. Рону оставалось только ждать, скрываясь за рыжей шевелюрой своей спутницы.

Конечно же, Гермиона не могла долго сидеть за стойкой одна. Вскоре к ней подошел молодой человек в джинсовом костюме и, улыбаясь, стал предлагать пройти за его столик. Она вежливо покачала головой. Рон видел её тонкий профиль, её смущенную улыбку. Молодой человек взял её за руку и стал в чем-то горячо убеждать. Рон напрягся. Гермиона высвободила руку и серьёзно возразила. Рон не слышал, как именно она отшила парня, но у того перекосилось лицо. Навязчивый поклонник не стал больше настаивать и удалился.

Рон удивился тому, как обострились его зрение и слух, как будто прилив адреналина от её появления изменил все чувства. Ему захотелось подойти к Гермионе сзади и закрыть её глаза рукой. Она узнает его, развернется, и поцелует, как бывало не раз, когда она первой приходила на свидания. Рону казалось, что он слышит её дыхание, чувствует запах её духов, видит прищуренные ресницы. Как странно и нелепо, что они должны сидеть в нескольких метрах друг от друга, не подавая виду, что знакомы! И тут её лицо осветилось счастливой улыбкой — красивый высокий парень появился за барной стойкой, заулыбался и, быстро наклонившись, легко поцеловал её. Рон узнал молодого бармена, который в начале вечера налил ему пиво. Это и есть Орландо. Рон? Друзья зовут его Рон? Забавно. Она искала ему замену таким странным способом?

Тут Орландо учудил невероятную штуку: запрыгнул с ногами на барную стойку, чуть не ударившись головой о деревянную балку под потолком, а потом приземлился прямо возле Гермионы, так что она от неожиданности вскрикнула, а потом, покраснев, рассмеялась. Стоящие рядом люди удивленно переглянулись и заулыбались. У Рона всё внутри перевернулось от её звонкого смеха, от счастья, которое она излучала, от того, как уверенно её обхватили руки этого эпатажного Рона. Несомненно, у них не первое свидание. У них что-то было. У них всё было.

Кровь ударила Рону в голову. Он забыл, зачем пришел в этот паб, зачем следил за залами и входом. Он никак, никак не мог предположить, что Гермиона так быстро забудет его и станет встречаться с кем-то другим, да еще с магглом. В глубине души Рон был согласен с Гарри — они с Гермионой расстались по недоразумению и не смогут долго быть порознь. Теперь всё по-другому. Она уже не одна.

Рон пришел в себя, лишь когда увидел знакомое лицо возле игральных автоматов. Андре Коллинз, сотрудник лаборатории, коллега Гермионы, француз и её лучший друг в Аврорате — собственной персоной. Он, несомненно, заметил Гермиону и её кавалера, который уже вернулся за барную стойку и обслуживал посетителей, кидая на девушку восторженные взгляды. Заметил ли Андре Рона? Кажется, нет.

Августина заволновалась, потому что Рон стал слишком молчалив, и со свойственной ей прямолинейностью спросила:

— Я достала тебя своей болтовней?

— Ну что ты, — Рон боялся потерять хорошее прикрытие, — ты замечательно всё рассказываешь. Я не хотел тебя перебивать.

Августина оживилась и улыбнулась.

— Скоро начнутся танцы в дальнем зале. Пойдешь со мной?

Поистине девушка без комплексов!

— Обязательно, но попозже. Поболтаем еще немного.

Рон не мог сейчас покинуть свой наблюдательный пункт. Андре явно наблюдает за Гермионой — это отметил и Джон в своём отчете, который превратился в пепел. Всё-таки Джон хороший аврор! Как бы Рон не злился на него, но выяснить, что происходит, было просто необходимо. Когда Андре стал медленно выходить из паба, Рон пожалел, что не взял с собой напарника. Ему пришлось извиниться перед своей рыжеволосой спутницей и под предлогом похода в туалет пройти ко входу. Рон видел, что Андре обошел паб со стороны и вошел в маленькую боковую дверь, и хотел было последовать за ним, но вовремя спрятался за мусорным баком. Андре успел лишь сказать пару слов какому-то Чарли, а потом неожиданно аппарировал с громким хлопком.

Рон посидел немного в своём укрытии, а затем направился к боковой двери паба — ему нужно было узнать, с кем разговаривал Андре. Рон сильно раскачивался и пару раз громко выругался, открыв дверь, а затем сказал:

— Чёрт, ну где у вас тут туалет?

Ему в упор смотрел немолодой коренастый мужчина лет пятидесяти. Оглядев Рона с головы до ног, он сплюнул и сказал кому-то в темноту:

— Смит, отведи пацана в зал.

Смит грубо схватил Рона за шиворот и, проводив его до входа, указал на туалет.

— Домой бы тебе, — с презрением сказал он и скрылся на улице.

Рон быстро расправил плечи и ровной походкой направился на своё старое место, стараясь не привлекать внимание.

Гермионы и Орландо за стойкой не было, зато из соседнего зала доносилась ритмичная музыка. Рон сразу же заметил их на танцполе и поспешил спрятаться в темный угол.

Он никогда не видел, чтобы Гермиона так танцевала. Она подняла руки вверх, при этом её бедра резко двигались в такт музыке, как будто она ими наносила удары; волосы летали из стороны в сторону. Орландо танцевал возле неё; они двигались в одном ритме под аплодисменты стоящих вокруг, и Рон подумал, что это дурацкий сон. Странный, нелепый, неправдоподобный! Вскоре заиграла еще одна ритмичная песня, и ребята на танцполе закричали, подпрыгивая в такт популярной мелодии. Рон стоял, прислонившись к стене, пока его не вывела из оцепенения Августина:

— А, вот ты где! Меня ждешь? А я думала, ты сбежал и не оплатил свой счет. Такое со мной уже бывало...

— Что ты, как я могу, — Рону стало неловко, — танцуй пока, а я найду официанта.

Он оплатил счет, отметив, что волшебника с красоткой в черном платье нигде не видно, и быстро вышел из паба. Ему нужен был глоток свежего воздуха, чтобы прийти в себя от увиденного. Гермиона встречается с другим. С магглом! Может, это старый друг детства? Рон пытался лихорадочно вспомнить, как звали парня, которого родители Гермионы пророчили ей в женихи. Кажется, Роберт. Нет, не тот! Да мало ли у неё было друзей? В ушах у Рона всё ещё звенел её счастливый смех от выходки новоиспеченного бой-френда. Раньше такой смех — игривый и сексуальный — доставался только ему одному, а теперь она наградила им какого-то выскочку, перемахнувшего через барную стойку!

Спустившись к безлюдному переулку, Рон стал корить себя за то, что сработал так непрофессионально. Что он узнал? Что его бывшая невеста изменяет ему с барменом? А что в пабе делал Андре? Кто такой Чарли? Ему стало стыдно, едва он вспомнил глаза рыжей «родственницы». Наверно, парни не балуют её вниманием, а он воспользовался ею и ушел, не попрощавшись, как последняя свинья. Формально время его дежурства закончилось, но, фактически, для пользы дела надо было бы посидеть в пабе до утра. К тому же Августина могла быть и в будущем полезна — нужно было назначить ей новую встречу, чтобы завтра продолжить наблюдение, а не бросать на танцполе. Завтра он придет сюда с Гарри или со своей командой и вместе они во всём разберутся.

Рон застонал от бессилия. Гермиона сводила его с ума, не давая сконцентрироваться на работе. Убедившись, что он один на тёмной улочке, Рон аппарировал в Ирис.

* * *

Первое, что он сделал, оказавшись дома — отправился в крошечную кладовку и достал оттуда небольшую кожаную коробочку. Рон взмахнул палочкой, и коробочка превратилась во внушительного вида дорожную сумку, которую можно было бы использовать для дальнего путешествия. Решительным шагом он отправился в спальню и открыл левую половинку шкафа с одеждой, где хранились вещи Гермионы.

Рон открыл сумку и стал кучей сваливать туда её вещи, висящие на вешалках и аккуратно разложенные по полочкам. Смахнув с верхней полки свитера, он выдвинул ящик с её нижним бельем. За полгода совместного проживания он успел изучить каждую из этих деталей туалета. Она любила простое, практичное белье из хлопка; трусики и бюстгальтеры были разложены ровными стопками по цветам; в уголке лежал белый кружевной боди, рядом с ним — голубой прозрачный комплект, который он купил ей когда-то в Косом переулке. Рон вывернул ящик в сумку, борясь с желанием спалить свой подарок к чёртовой матери. Он даже потянулся за палочкой, но потом поспешно достал остальные ящики, вывернул их содержимое в сумку и, стукнув пару раз кулаком по торчащим джинсам, плотно закрыл её.

Затем Рон быстро переоделся и подошёл к камину, держа в руках злополучную сумку и обдумывая, как лучше поступить. Первым его желанием было вернуть ей все её шмотки и забыть о том, что Ирис когда-то был их общим домом. Но, чёрт возьми, почему он не мог этого сделать? Рон не хотел, чтобы её вещи исчезли из Ириса.

— Что я ей, носильщик, что ли? — в сердцах воскликнул он, с силой швырнув сумку вдоль пола гостиной. Она пролетела над ковром, скользнула по деревянным доскам и с шумом затормозила о шкаф с посудой. Стаканы жалобно зазвенели.

Настало время поговорить по душам! Сколько они будут бегать друг от друга? Рон уверенно ступил в камин, и, взяв горсть летучего пороха, четко проговорил: «Пенни Райз».

Гермиона давно не чувствовала такого подъема энергии — она подозревала, что Орландо что-то подмешал в коктейль. Но ей было всё равно. Это всего лишь их третье свидание, а ей уже кажется, что она знает его всю жизнь — с ним весело, легко, он не задаёт лишних вопросов, не грузит своими проблемами и смотрит на неё влюбленными глазами. Сейчас это всё, что ей нужно — забыть о проблемах магического мира и окунуться с головой в другую жизнь, хоть ненадолго! Несмотря на усталость последних дней, Гермиона танцевала в пабе так, будто с цепи сорвалась — и не узнавала себя. Всё её благоразумие растаяло, как только она переступила порог «Белой лошади». Её серьезность, правильность, сдержанность остались за стенами паба, в министерстве, в волшебном мире. Здесь ей удавалось сбежать от самой себя.

После танцев Орландо потащил Гермиону назад к барной стойке. Она знала, что он должен работать, а не отвлекаться на неё, но его отец был хозяином этого заведения, а сам Орландо — единственным наследником. Никто ему здесь не указ!

Всё, что касалось Орландо, невероятно привлекало её: его умение радоваться жизни, его напускная бесшабашность, уверенность в себе и галантность. Для него Гермиона была не только умной, но и привлекательной, весёлой и сексуальной. Сидя за барной стойкой, она решила, что не будет больше пить — коктейли плохо на неё влияют, а она никогда не любила затуманивать мозг. Гермиона смотрела, как работает Орландо — подкидывая бутылки, смешивая напитки, перебрасываясь словами с завсегдатаями, ни на секунду не забывая о ней. Она уже успела понять, что его легкая фигура скрывает большую силу, а обманчиво-юная внешность — двадцать семь лет и немалый жизненный опыт. Орландо успел поработать тележурналистом и объездил полмира на мотоцикле, создавая собственные передачи о путешествиях. Они имели популярность у магглов, и у телеканала, на котором он работал, был хороший рейтинг. Но потом путешествия ему приелись; осталось только море впечатлений — и страсть к мотоциклам.

Сидя возле барной стойки, Гермиона оглядела зал. Многие посетители переместились на танцпол, и паб стал больше похож на клуб. Почему она не чувствовала усталости?

— Я свободен на сегодня, меня заменит новый помощник. Пойдем! — Орландо взял её за руку, — покажу тебе одно местечко! Только выпей вот это, — он протянул ей маленькую белую таблетку.

Гермиона с сомнением посмотрела на таблетку и сразу напряглась. Как она могла забыть, что этот паб был в сводках о нападениях в связи с наркотиками! Неужели Орландо к этому причастен? И неужели она настолько похожа на идиотку, что он ей открыто предлагает эту гадость?

— Это что, наркотик?

Орландо сделал большие глаза.

— За кого ты меня принимаешь, Гермиона? Это таблетка от укачивания.

Гермиона смутилась и взяла таблетку, не собираясь пить её. Она знала заклинание от укачивания, но не решалась применить его невербально.

— Я сейчас! — виновато проговорила она, забежала в туалет, достала палочку и произнесла заклинание. Теперь хоть на метле, хоть на мотоцикле — тошнить её точно не будет! Таблетка полетела в унитаз.

Они вышли из паба, и Орландо заботливо напялил на неё свою тёплую куртку.

Гермиона не стала спрашивать, куда они едут — она поняла, что всё равно не получит ответа. Что будет дальше? Она не знала. Надо полагаться на интуицию, решила она. Уезжая в неизвестном направлении, Гермиона и не предполагала, что Рон сидит в её пустой квартире в Пенни Райз. Она крепко держалась за тело Орландо, закрыв глаза, чтобы не видеть быстрого мелькания улиц и домов, пытаясь угадать, куда он её везёт. Хоть бы не к себе домой! Это было бы слишком банально.

* * *

Выйдя из камина в Пенни Райз, Рон сразу понял, что это квартира Гермионы. В полной темноте он почувствовал запах её любимых духов. Зная, что во всех маггловских квартирах есть электричество, он нащупал на стене выключатель и зажег свет.

Квартира состояла из одной большой комнаты; широкое окно выходило на оживленную улицу, где даже поздним вечером проезжали машины и ходили люди. Дверцы шкафа были приоткрыты — наверное, Гермиона спешила, собираясь на встречу со своим новым Роном. Её вещи были аккуратно сложены в шкафу, туфли стояли на полке ровной дорожкой. Всё, как всегда. Полный порядок! Почти все её книги остались в Ирисе, Гермиона забрала лишь несколько томов в один короткий визит, пока Рона не было дома. Они сейчас лежали ровной стопкой на полупустой книжной полке.

Оглядевшись, Рон погасил свет и устало сел на диван, где лежала мантия Гермионы. Взяв мантию в руки, он стал перебирать ткань пальцами. Его глаза скоро привыкли к полумраку, света из окна было достаточно, чтобы видеть окружающие предметы, и Рон остался сидеть в темноте, так как не хотел, чтобы его присутствие было заметно с улицы.

Чего он добивается? Чтобы она пришла домой и отчитала его за назойливость? А если она придет не одна?

У Рона всё внутри похолодело. Он уставился перед собой, глядя сквозь стену, представляя неприятные картины. Симпатичный Орландо обнимает Гермиону в пабе. Она танцует, и её волосы разлетаются в разные стороны. Звучит медленный танец, и новоиспечённый кавалер касается её шеи, рук, спины...

Почему он сразу не избил этого придурка?

* * *

Они выехали за город, но прошло ещё минут пятнадцать, прежде чем мотоцикл остановился и Орландо заглушил мотор. Гермиона слезла с мотоцикла, сняла с головы капюшон и расстегнула куртку.

— Ну, как ты, наркоманка? Помогла таблетка?

Она улыбнулась и кивнула, озираясь в изумлении. Вокруг цвел яблоневый сад, и даже в темноте были видны ветки деревьев, густо усыпанные светлыми цветами. Гермионе показалось, что она попала в сказку.

— Что это? — она дотронулась до дерева и почувствовала, как осыпаются цветы. — В этом году ранняя весна.

— Пойдем, — он взял её за руку и провел через сад. Они вышли к невысокому обрыву на берегу реки, луна стояла прямо над водой и отражалась в бегущем потоке. Пахло травой, весной, речной водой; свет луны делал картину нереальной. Некоторое время они молча стояли на крутом склоне, глядя вниз, на лунное отражение.

— Очень красиво! — восхищенно прошептала Гермиона.

— Я надеялся, что тебе понравится, — он отпустил её руку и прошёл по дорожке, которая вела к небольшому домику. Ненадолго заглянув внутрь, Ордандо вернулся с большим пледом и расстелил его на траве. — Это наш небольшой загородный дом, а сад посадил еще мой дедушка, — Орландо расстелил плед на краю обрыва. — Иди сюда, не бойся, — он заметил её колебание, — я не кусаюсь, на девушек не нападаю.

Гермиона нерешительно села на край пледа. Ситуация становится неловкой, подумала она.

— А луна-то полная! Оборотней не боишься? У–у–у! — пошутил Орландо, и его вой разнесся далеко над поверхностью воды.

Гермиона вздрогнула. Он не понимает, о чем говорит... От ужасных воспоминаний мурашки пробежали по телу. Вспомнился Хогвартс, лунная ночь и друзья, которых уже нет в живых.

— Не шути так, — тихо сказала она.

— Ты вся дрожишь. Замерзла? — он пододвинулся к ней и обнял рукой за плечи. — Или оборотней боишься? Не бойся, я с тобой!

Она рассмеялась. Впервые маггл предлагал ей защиту от оборотней! Орландо принял её смех за хороший знак и пододвинулся ещё ближе.

* * *

Просидев в темноте больше часа, Рон понял, что Гермиона не спешит этой ночью домой. У неё другие планы! Сердце наполнялось ядом. Она ушла с ним. Или ещё хуже — к нему, к своему новому … парню. Ей же завтра рано на работу! Сколько раз Гермиона жаловалась, что не высыпается и потом клюёт носом в офисе, но Рон всегда только посмеивался. Их бессонные ночи того стоили! Он поморщился, представив её в объятиях Орландо. Осмелится ли она раздеться перед другим мужчиной? Рон вспомнил, как Гермиона каждый раз смущённо прикрывалась руками, если он заставал её за переодеванием.

— Дорогая, поверь, каждый сантиметр твоего тела надежно отпечатан в моей памяти, — как-то сказал он. Она покраснела.

Рон не верил, что Гермиона могла разлюбить его. Конечно, он понимал, что обидел её, но почему она так быстро променяла его на первого встречного — да ещё и маггла? А вдруг этот бармен напоит её? Вдруг он заставит её делать то, чего она не хочет? От бессилия Рон сжал кулаки, но тут же опомнился. Гермиона — волшебница, а этот Орландо — простой маггл. Она сможет постоять за себя. Гораздо хуже, если она сама захочет быть с этим парнем!

Воспоминания об их счастливых днях роились в голове, не давая покоя. Сможет ли другой сделать его Гермиону счастливой? Никто не знает о ней то, что знает Рон! Что у неё за ухом есть точка, от прикосновения к которой она вздрагивает и закрывает глаза. Что ночью она любит самые ласковые и нежные слова, а днем называет их пошлыми глупостями. Что сходит с ума, когда он касается языком её кожи, а потом дует, вызывая холодок. Рон смотрел ей в глаза и самым бесстыдным образом рассказывал, что будет с ней делать: «Я подниму твою ножку, — шептал он, — и поцелую бедро изнутри, а потом опущусь вниз…» Её щеки пылали, когда он говорил такие глупости. Рон любил целовать её… там. Ему нравилось ощущение близости и доверия.

Он знал, что Гермиона втихаря от него читала научную литературу о сексе, но любая книга, в которой любовь описывалась словами «коитус» и «куннилингус», навевала на Рона тоску. Книжонки Джинни, которые она когда-то безуспешно прятала от братьев в корзине со старыми игрушками, заставляли Рона смеяться в самых неподходящих местах. Ну как можно всерьёз читать роман, в котором у героя при виде героини «чресла задрожали»? Рон точно знал, что он не теоретик, а практик, и был уверен, что ни одна книжка на свете не расскажет ему столько, сколько тело любимой. Он был согласен на любой научный эксперимент…

Гермиона не сразу рискнула вернуть ему самые интимные ласки, но он и не настаивал. В какой-то момент она осмелела, и Рон потом пошутил, что в ней, наконец, «жажда знаний взяла верх над страхом». Она несмело спросила: «Рон, послушай, может нам можно попробовать…ну, можно мне…м-м-м… я подумала …а вдруг ты тоже хочешь…э-э-э…но, если ты не хочешь, то…» Он не хочет? Рон немного построил из себя дурачка, заставив её, в конце концов, спросить прямым текстом, и ответил: «Ты что, с ума сошла? Как ты можешь! Развратная девчонка!» Её и без того красные щеки стали пунцовыми — то ли от неловкости, то ли от злости. Рон не стал ждать, пока она сбежит или набросится на него с обвинениями, а просто расстегнул брюки. Один раз увидев и услышав его реакцию на свои ласки, Гермиона больше не стеснялась и не боялась, вопреки его протестам, пробовать его на вкус. «Я читала в одной книге, — вполне серьезно сказала она, — что вкус мужчины будет сладким, если он накануне поел ананас!» Рон готов был есть ананасы каждый день!

Почему большинство их друзей в Хогвартсе и на работе считали Гермиону сдержанной и холодной? Для него она умела быть горячей и страстной и всегда знала, что ему нужно. Когда он приходил домой, смертельно уставший после тяжелой миссии, она ничего не требовала — просто стягивала с него брюки… О, Мерлин! Он знал, что ни с кем другим никогда не захочет разделить такую близость.

Рон вернулся от приятных воспоминаний к грустной реальности. Ну, вот где она сейчас, спрашивается, ходит?

Желая непременно дождаться Гермионы, Рон прилёг на диван, накрывшись мантией, которая пахла её цитрусовыми духами; подлокотник дивана хранил запах её ландышевого шампуня. Он представил себе, как она выходит из душа с полотенцем на голове и ложится на диван, чтобы отдохнуть после рабочего дня. Рон закрыл глаза и задремал, опьянённый знакомыми запахами.

Его сон потревожило легкое прикосновение: чьи-то теплые губы осторожно тронули его щёку, два нежных пальца провели по контуру бровей. Рон улыбнулся: Гермиона часто делала так, прежде чем поцеловать его. Прохладные ладони легли на его закрытые глаза, погладили колючие щёки, опустились на шею, пробрались на затылок, запутавшись в рыжих вихрах. Сотни маленьких иголочек пробежали по его спине. Рон протянул руки в темноту и притянул Гермиону к себе, чувствуя, как её шелковистые, пахнущие ландышами волосы, щекочут его лицо.

— Иди ко мне, моя девочка, — прошептал он.

Она послушно улеглась на него поверх своей мантии, которой он был накрыт, и его тело заныло от желания убрать все преграды между ними, чтобы ощутить её шелковистую кожу. Обхватив её лицо шершавыми ладонями, он медленно приблизил его к своему и слегка поводил головой влево-вправо, едва касаясь её губ. Рон хотел немного подразнить её, чтобы она застонала от нетерпения, чтобы сама приоткрыла для него свои гладкие губы, коснулась его языком, пощекотала его нёбо. Её пальцы медленно перебирали его медные волосы, прядь за прядью, посылая невероятные ощущения вдоль спины, по всему телу, которое так истосковалось по её ласкам. Рон обожал эти лёгкие медленные прикосновения — их молчаливое согласие заняться любовью; любил это мучительное ожидание, предвещавшее бурю эмоций. Вдруг Гермиона отстранилась от него и сказала:

— Нам нужно поговорить, Рон!

О, Мерлин, только не это! Ну как она не понимает, что у него нет слов, что сейчас говорить может только его тело, его губы и его руки — неужели ей до сих пор не ясно, что он любит только её и хочет быть только с ней? Он снова попытался приблизить её лицо, чтобы закрыть ей рот поцелуем и не слышать никаких обвинений. Рон знал о её слабости — она не могла устоять против его поцелуев, и он часто пользовался этим, когда хотел помириться с ней после какой-нибудь глупой ссоры. Но сейчас Гермиона упиралась ему в грудь своими маленькими ручками, не желая сдаваться, отталкивая его.

— Я больше не люблю тебя, Рональд, — сердито сказала она, и у него внутри всё оборвалось. Он попытался схватить её покрепче, но она стала вырываться, стуча кулаками и брыкаясь; в темноте Рон не мог разглядеть её лица, но почему-то представил, что оно искажено презрением и злобой.

— Рыжий идиот! Чистокровный кобель!

Она действительно выкрикнула всё это, или у него слуховые галлюцинации? Его Гермиона не могла такое сказать, она не может так думать о нём! Рон вцепился в неё, чувствуя, что аппарирует, летит куда-то в темноте, а она исчезает из его объятий, растворяясь в сером тумане, в кружащейся пустоте.

— Гермиона!!

Рон проснулся от собственного крика и резко сел на диване, сжимая в руках измятую мантию Гермионы. Опять этот дурацкий сон, подумал он, пытаясь унять бешеный стук сердца. В последние дни ему часто снилось что-то подобное: сны, которые начинались по-разному, но заканчивались всегда одинаково — Гермиона ускользала от него.

Морщась от головной боли, Рон не сразу понял, где находится. Пенни Райз. Он прислушался, отыскал на ощупь палочку и вызвал в воздухе светящиеся часы. Три ночи. Гермионы всё ещё нет. Тревога холодом прокралась в сердце: вдруг что-то случилось? Окончательно проснувшись, он вспомнил: она сейчас с другим!

Рон заскрипел зубами, представив, как чужие руки ласкают её тело. Это пытка, безумие! Сколько можно ждать? Паб, наверно, давно закрылся, и она ушла с НИМ. Гермиона сегодня уже не придет — может, утром забежит на минутку, переоденется и отправится на работу. А ведь она должна сидеть безвылазно в этой квартире из соображений безопасности!

Так, мечась между опасениями, обвинениями и воспоминаниями, Рон провел в Пенни Райз ещё несколько часов, не подозревая, что Гермиона действительно находится в опасности.

* * *

— Расскажи мне о местах, куда ты ездил, — попросила она.

Его не пришлось долго уговаривать. Да, Орландо был красноречив! Бархатный голос так и лился — не удивительно, что телезрительницы были в восторге от его передач. Орландо мог бы смело давать уроки ораторского искусства! Гермиона сразу поняла, что интересные истории — это его конёк.

Он исколесил всю Европу, но больше всего его потрясла Италия — родина его отца, который уже много лет жил в Англии и редко бывал в родных краях. Орландо рассказал ей про гору Моттароне, покрытую черничником, с вершины которой видны, с одной стороны, снежные Альпы, а с другой — Паданская равнина и Милан вдали. Внизу, когда нет дымки, можно разглядеть семь озёр, а над головой куполом висит огромное синее небо, уходящее далеко за горизонт.

Орландо удивился тому, как Гермиона слушала: не открыв рот в восхищении, как другие девушки, которым он рассказывал свои истории, а немного грустно, словно представляя себе картину и жалея, что нельзя увидеть её в реальности. Он подумал, какие умные у неё глаза — они притягивают и интригуют.

— Я бы накормил тебя той черникой, — неожиданно сказал Орландо, — если бы ты захотела поехать со мной и увидеть всё это.

Он наклонился и легко поцеловал её, но сразу почувствовал, как Гермиона вздрогнула, боясь продолжения, и в замешательстве отвернулась. Орландо заметил, что у неё на лбу от волнения стала пульсировать жилка. Он отстранился и уставился на неё. Неожиданная догадка не давала ему покоя. Это казалось невероятным, но всё-таки, по сравнению с ним, Гермиона была ещё очень юной, поэтому он спросил:

— У тебя никогда не было мужчины?

Только этим он мог объяснить для себя её смятение. Она смотрела в сторону.

— Был один парень. Мы недавно расстались, но… я всё еще люблю его.

Вот и всё! Она сказала ему! Гермиона с облегчением вздохнула. Пусть он делает, что хочет, с этой правдой, но притворяться больше нет сил! С Орландо безумно интересно, он ей нравится — очень нравится, но к большему она пока не готова.

Наконец, она решилась поднять на него взгляд, чтобы узнать реакцию на свои слова. Он имел право злиться. Она согласилась поехать с ним невесть куда, подала ложные надежды, флиртовала, чтобы, в конце концов, признаться, что любит другого! Гермиона готова была вернуться домой и забыть всё это. Орландо опустил руку, которая обнимала её за плечи поверх толстой куртки.

— У меня тоже была девушка, первая любовь, — после паузы сказал он, — и я долго не мог забыть её. Даже когда она нашла другого, родила ребенка, уехала в другой город. Я забросил журналистику, начал ездить, чтобы убежать от воспоминаний. Потом меня пригласил телеканал, и я стал делать передачи, чтобы она узнала обо мне и горько пожалела, что бросила такого крутого парня! — Орландо криво усмехнулся. — Знаешь, почему мои передачи были такими популярными? В каждой из них я обращался к ней, надеясь, что она меня услышит. В каждом месте, которое описывал, представлял её рядом! Мне было плевать на телезрителей!

Орландо вздохнул. Он сам удивился, что так разоткровенничался. Раньше он никому этого не рассказывал, считая бесполезным облекать боль в слова. А сейчас не мог остановиться.

— Пять лет я вырывал её из сердца. Пять долгих лет. Только я не был таким честным, как ты. Я встречался со многими девушками и, знаю, обидел многих. Потому что никого не любил. Но это прошло. Всё проходит. И твои обиды забудутся — когда-нибудь ты посмеёшься над ними!

Гермионе не хотелось спорить с ним. Хотелось молча кивать и верить в то, что всё пройдёт и обиды забудутся. Гермиона уже давно не чувствовала себя ребенком, но сейчас, сидя рядом с Орландо, поняла, насколько он взрослее её. Он зрелый, состоявшийся мужчина, а не молодой, неуверенный в себе паренёк, который во всём сомневается и теряет контроль над эмоциями. Он не вспылил, не рассердился, не оттолкнул её. Он понял. Ответил откровенностью на откровенность. А взаимопонимание дорогого стоит — она это знала, как и то, что может полностью доверять ему.

Орландо влюблен в неё. Это было новое для Гермионы чувство — ощущение того, что она привлекательна и интересна взрослому мужчине. Она не была наивной и знала, зачем Орландо привёз её сюда: цветущий сад, обрыв, река в лунном свете, романтические рассказы — всё это должно было расположить её к нему и потрясти воображение. Но её расположило совсем другое. Орландо знал, чего хотел, и реально смотрел на вещи. Услышав её признание, равносильное отказу, он рассказал ей правду, которая была явно не для ушей его предыдущих пассий. А в том, что пассий было много, Гермиона не сомневалась. Сколько девушек сидело на этом пледе над обрывом? Ей было всё равно.

Гермиона так долго молчала, что Орландо подумал, не обидел ли чем её. Может, ей не понравились его нравоучения? Его опыт подсказывал, что надо поменьше откровенничать с малознакомыми людьми, но Гермиона была не такой, как все. Он очень хотел узнать, о чём она так напряженно думает. Её лицо в ярком лунном свете было красивым и грустным. Орландо знал, что сможет помочь ей, если только она захочет принять его помощь.

Он накрыл её руку своей, Гермиона повернулась к нему и почувствовала, как в её голове стали роится его мысли. Она не хотела читать их, но это вышло само собой: «Это было давно… теперь я встретил тебя… красивая… умная… честная… открытая... как я хочу её… милая девочка... она боится меня… чёрт, я напугал её…»

Гермиона отвела взгляд. Она тайком читает его мысли, а он, ни о чём не подозревая, считает её честной и открытой! Что будет, если он узнает про волшебство? Про то, что она не учится на историческом факультете, а работает в секретной лаборатории министерства магии? Ей стало неловко, как будто она уже обманула и предала его.

Орландо не был счастлив. Ему уже двадцать семь, а он всё еще в поисках своей половинки! Гермиона с грустью подумала, что не хотела бы потратить еще семь лет своей жизни на то, чтобы стать счастливой! Счастья хотелось здесь и сейчас. Однако она до конца не понимала, что же ей для этого нужно. Раньше для неё счастье было связано только с одним человеком — которого, увы, не было рядом…

Орландо видел, что с ней что-то происходит, и предпочёл сидеть молча, слушая равномерное журчание воды под обрывом.

Откинув грустные мысли, Гермиона настроилась на позитивный лад.

Они поболтали ещё немного: о саде, доме, путешествиях, телевидении и всяких пустяках, а потом прошли через ночной сад в дом. Гермиона настаивала, чтобы Орландо отвёз её домой, но он ни за что не соглашался. В какой-то момент она подумала, что стоит аппарировать, но потом представила, как он будет искать её и волноваться, и решила остаться. Гермиона знала, что Орландо не причинит ей вреда и не обидит. Он будет ждать её шага навстречу, который она пока не была готова сделать. Они легли спать на разных диванах, не раздеваясь.

Орландо долго лежал на спине, закинув руки за голову. Ему казалось, что он слышит в тишине ровное дыхание своей гостьи. Их первый поцелуй возле дверей её квартиры не шёл у него из головы. Тогда она ответила на его порыв, но сейчас дала понять, что не готова. Орландо знал, что стоит подождать. Что-то удивительное было в этой юной девушке: её необычное появление, сочетание хрупкости и силы, открытость и женственность. Орландо подумал, что хотел бы защитить её от всех проблем, в том числе и от несчастной любви, которая была жива в её сердце. Уж он-то знал, что это такое и понимал Гермиону. «Надеюсь, мне не придется ждать тебя пять лет», — беззвучно прошептал он.

Испытывая дискомфорт в незнакомом доме, Гермиона долго не могла уснуть, несмотря на усталость. Она лежала с закрытыми глазами, пытаясь осознать, что происходит у неё в душе. Слова Орландо не шли из головы: «Всё проходит. И твои обиды забудутся — когда-нибудь ты посмеёшься над ними!»

Она хотела забыть! Так хотела, что даже подумывала об отворотном зелье. Изготовить его не составит большого труда. Правда, применение таких зелий незаконно… Но её останавливало не это. В сердце ещё жила надежда на то, что всё образуется. Рон опомнится и придёт к ней, чтобы попросить прощения и вернуть её. Он постарается снова завоевать её доверие. Пока он оставался её первым и единственным мужчиной, еще можно было всё исправить! Гермиона знала, что, если сделает шаг к новой жизни, привяжет себя к другому человеку, назад пути не будет.

А ей хотелось назад, к нему! Мысленно называя Рон, предателем и обманщиком — а были припасены словечки и похуже — она понимала, что будет до последнего хвататься за соломинку. Потому что Рон не такой! Просто обстоятельства оказались против них, и они сгоряча не смогли справиться с эмоциями. Она проклинала себя за глупую лояльность, за желание простить измену, но ничего не могла с собой поделать. Он много раз был с другой… Он не отрицал. Попытался оправдаться, но вышло глупо и пошло. Такое не прощают! Какие извинения устроили бы её? Клятвы в вечной любви? Уверения в том, что его связь с Кэрол — случайность? Почему Рон сразу всё не рассказал, не посоветовался? А что бы она ответила? Дала добро на спасение миловидной коллеги через сексотерапию? Бред. Конечно, нет! Или да? В конфликтных ситуациях Гермиона всегда пыталась поставить себя на место другого. Если бы ей пришлось делать выбор, подобный тому, что стоял перед Роном, что бы она сделала? Например, если бы надо было спасти … Гарри? Гермиона знала цену человеческой жизни. Знала, как страшно винить себя за то, чего уже не исправить. За войну они видели слишком много смертей! Она бы согласилась прибегнуть к любому способу, чтобы не дать умереть другу.

Это было слабым оправданием, но успокаивало раненое самолюбие Гермионы. Если бы только она была уверена, что Рон не испытывает к Кэрол никаких чувств...

За окном стало темно — наверное, луна спряталась за тучи, тишина сада нарушилась шелестом дождя. И вдруг Гермиона напряглась — она четко услышала знакомый хлопок, как будто кто-то поблизости аппарировал. Конечно, она могла ошибаться — может, это был стук ветки или открытого окна, но сон пропал окончательно. Она быстро встала, одёрнула платье, надела туфли и, достав палочку из сумки, подошла к окну.

Глаза не сразу привыкли к темноте. Невысокая чёрная фигура скользила между деревьями, медленно пробираясь к дому.

Человек, несомненно, крался, идя по незнакомой территории. В его руке Гермиона разглядела палочку. Волшебник здесь, в такое время? Опасен ли он? Адреналин, как всегда, заставил её мозг работать в усиленном режиме. Вероятно, он пришел сюда либо за ней, либо за Орландо. Тёмная фигура неумолимо приближалась к окну, возле которого она стояла. Если за ней — как он нашел её? Может, это Рон следит, мелькнула шальная мысль. Нет, она бы узнала его. Если пришли к Орландо, то явно не с добром. Он ничего не знает о магии. Может, из-за дел его отца, из-за «Белой лошади»?

Незнакомец приблизился к открытому окну. Если бы он знал это место, то смело бы аппарировал внутрь, а так он стоял у окна и прислушивался к звукам в доме. От его чёрного капюшона мурашки бежали по спине. Неужели, это он — её страшный ночной гость, Чёрный капюшон, которого ищет весь Аврорат? Гермиона стояла в полной темноте, недосягаемая для него, боясь пошевелиться и вздохнуть. Она знала, что не сможет сбежать и бросить Орландо в опасности, нужно было предупредить его. Вдруг луна ненадолго выглянула из-за туч, и осветила сад зловещим жёлтым светом. Незнакомец оглянулся, чтобы осмотреться, и Гермиона сразу узнала его. Андре? Что он здесь делает? Как он нашёл её в этом доме?

И тут Гермиона поняла, почему Андре озирался. В глубине парка показались две тёмные фигуры в мантиях с капюшонами. Одна из них появилась совсем рядом с домом — маг аппарировал беззвучно. Второй, наверное, пришёл со стороны дороги. Андре явно ожидал их, потому что быстро махнул палочкой в знак приветствия. Гермиона знала, что не сможет противостоять троим, медлить было нельзя. Они пришли сюда не прогуляться! Кто их цель, выяснять она не станет. Ступая как можно тише, Гермиона отошла от окна, как тень, подбежала к Орландо и, схватив его за руку, аппарировала в Пенни Райз.

Три мага в тёмных мантиях с капюшонами, словно тени, медленно крались по цветущему саду, когда услышали приглушённый хлопок. Не сговариваясь, они подбежали к двери летнего домика, и один из них, без лишних церемоний, открыл её заклинанием, практически срывая с петель.

— Жак, проверь все комнаты, — сказал пожилой маг, опуская капюшон. — Андре, пройдись вокруг дома.

Жорж Жано устало сел на диван, где совсем недавно спал Орландо, снял перчатки и поправил длинные седые волосы. Он уже знал, что никого они здесь не найдут — Гермиона аппарировала вместе со своим любовником. Жаль! Вдали от города, без лишних глаз, можно было бы хорошенько поговорить с этим Орландо. Смуглое суровое лицо мага было абсолютно спокойным. Гермиона болтается у них под ногами и мешает их планам. Но пусть пока живёт, раз может быть полезна. Хорошо, что его авада в своё время не достигла цели! Благодаря трейсеру на запястье девчонки они смогут следить за Орландо и рано или поздно выйдут на его отца. Отцы становятся очень сговорчивыми, когда дело касается их единственных сыновей! Будь Орландо у Жоржа, старый итальянец стал бы тише воды и раскрыл все известные ему точки продаж, связных, поставщиков. Ну а пока Бьянки-старший был недоступен, находясь под защитой своих друзей-магов.

Жорж Жано не планировал сегодняшнюю операцию. Внезапность и спонтанность — вот его козыри! Если никто не знает о подготовке, никто не сможет и помешать. Однако спонтанность имела свои недостатки. Они хотели оглушить спящую Гермиону и вытянуть из Орландо всю возможную информацию, которая поможет добраться до его отца. Улыбка заиграла на губах мага. Ничего, днём раньше, днём позже — не важно. Главное, чтобы Гермиона продолжала встречаться с этим магглом, и они поймают Орландо там, где его никто не охраняет. В «Белой лошади» он был «под присмотром» магов, хоть и не подозревал об этом.

Старому итальяшке не отвертеться! Страдание исказило суровое лицо пожилого мага, когда он вспомнил о погибшем сыне. Бьянки ответит за смерть Поля Жано и за смерти других детей, которые погибают от наркотиков, пока нечистоплотные магглы и маги набивают себе карманы.

* * *

Жорж Жано давно перестал задавать себе вопрос, почему его единственная любовь, которая пришла к нему так поздно, длилась так недолго. Его любимая Лиз умерла, подарив ему сына, и мир померк. Жорж проклял самого себя, всех целителей и всю магию на свете, потому что ничто не смогло спасти её — единственную женщину, которая была ему по-настоящему дорога.

Несколько лет после смерти жены Жорж занимался только работой: делами государственной важности во Франции и за рубежом. Он лишь изредка и крайне неохотно навещал сына, который был виноват перед ним только в том, что, решив появиться на свет, отнял жизнь своей матери. Мальчик жил в южном поместье Жано под присмотром бабушки, которая изо всех сил старалась компенсировать ребенку отсутствие родителей. Однажды семилетний сын посмотрел на отца зелёными глазами Лиз, и Жорж словно вернулся к жизни. Поль так и остался с бабушкой, но с того дня отец стал принимать активное участие в воспитании мальчика.

Кто сказал, что отцовской любви не бывает слишком много? Мальчик рос, не зная ни в чём отказа, и, к семнадцати годам, овладев основами магии под началом лучших домашних учителей, мог смело называться одним из самых богатых и избалованных наследников состояния семьи Жано. С детства Поль имел всё, о чём многие дети могли только мечтать, кроме самого главного — матери! Он презирал богатство, свой чистокровный род и волшебство, и Жоржу не раз приходилось выручать сына из переделок, когда тот преступал магические законы. Жано многое прощал сыну, коря себя за то то, что мальчик слишком долго рос без родительского внимания, и надеялся, что юноша поумнеет и перебесится. Поль не оправдал надежд отца.

Безуспешно пытаясь уговорить сына на учёбу в магическом университете Парижа, Жорж с сожалением понял, что Поль никогда не сможет пойти по его стопам и присоединиться к мировой элите волшебников — серым магам, которые, как незаметные тени, жили между двух миров, координируя их пересечение и управляя магглами — для их же блага!

Жорж никогда не посвящал сына в детали своей работы. Поль был для отца всем, но даже предвзятый отцовский взгляд отмечал, что парень вырос своенравным, беспечным, доверчивым и неуравновешенным. Мальчик охотно пользовался всеми благами, которые давала ему жизнь, ничего не отдавая взамен. Конечно, он по-своему любил семью, но в семнадцать лет юноша выбрал путь, который не одобрили его родные: он решил попутешествовать, чтобы посмотреть мир. Поль пропадал неделями, не давая о себе знать, и даже не приехал на похороны бабушки, потому что не удосужился прочитать сообщение о том, что она умерла.

Когда ему исполнилось девятнадцать, Поль заявил, что решил обосноваться в Лондоне, так как нашел там настоящих друзей. Жорж, естественно, отправил с ним своего помощника, который должен был «незаметно присматривать за мальчиком» — иными словами, вести постоянную слежку. Поль узнал об этом и взбесился! Помощник не сразу сообщил Жано, что юноша пропал из поля зрения своего «телохранителя», подружился с «неблагополучными» магглами и подсел на наркотики. Когда Жорж освободился от государственных дел и приехал в Лондон, чтобы найти сына, было уже поздно. Он долго искал его — сначала по знакомым магам, затем по маггловским наркопритонам, не зная, что неопознанный труп сына давно лежит в одном из лондонских моргов.

Маг, так низко ценивший человеческую жизнь, снова ощутил на себе, что такое настоящая потеря! Суровые удары судьбы не только закалили Жано, но и сделали более жестоким. Он решил, что все маги и магглы, причастные к смерти его сына, должны быть наказаны. Каждый, кто будет стоять на пути его правосудия, жестоко пожалеет! Нерадивый помощник первым поплатился жизнью за гибель Поля, положив начало целой череде смертей, которая должна была (но не смогла) унять боль Жано.

После похорон сына, отложив важные дела, Жорж отправился к министру магии Франции, чтобы предложить себя в качестве постоянного агента в Лондоне. Сначала месье Ренард счёл эту работу слишком мелкой для такого мага, как Жано, но Жорж был его давним другом, он настаивал, и Ренард с неохотой согласился. В конце концов, это была не такая уж и плохая идея — иметь в Англии одного из своих лучших волшебников: трения между британскими и французскими магами не утихали веками, а после победы над Волдемортом, который претендовал на мировое господство, англичанам досталось слишком много лавров! Месье Ренарду это было не по вкусу: чаша весов их соперничества опустилась по другую сторону Ла-Манша! Однако ситуацию можно было исправить, наладив своевременный поток информации из кулуаров «конкурентов».

Жорж Жано получил особые указания министра по «решению государственных задач Франции на международной арене», а так же неофициальное добро на своё «маленькое правосудие».

Жано быстро сплёл нужную ему сеть агентов в Англии, внедрив своего человека прямо под носом английских авроров — в секретную лабораторию. Андре Коллинз был умным, способным, преданным и в меру хитрым для порученной ему работы: докладывать о событиях в министерстве, лаборатории и Аврорате. Он восхищался магической силой Учителя и быстро привязался к нему. Кроме того, Андре был близким другом Поля, поэтому сразу согласился участвовать в миссии по очистке Лондона от наркомагов. Жано не стал сообщать Андре, что использует его донесения не только, чтобы отомстить за смерть сына, но и для иных целей.

Пожилой и опытный, Жано многому научил Андре, но, к сожалению, у мальчишки был один большой недостаток: он был слишком молод, мягкотел и эмоционален, чтобы убивать! Что ж, у каждого агента свои задачи, рассудил Жано. Андре не глуп и легко втирается в доверие — пусть добывает информацию. Остальные помощники Жоржа были далеко не так щепетильны. Найти подходящих убийц для его маленькой мести не составило труда!

Несмотря на то, что в руках француза быстро оказалась трейсерная карта, он остался неудовлетворённым. Карта давала сведения о перемещениях только работников Аврората, а Жано со временем выяснил, что интересующие его наркомаги работают в других отделах Министерства Магии. Как только Жорж получше изучил сеть наркодилеров Лондона, то пришел к выводу, что магглы в Англии столь успешно поставляют и продают наркотики, потому что находятся под крылом волшебников высокого полёта. Эта мысль не давала ему покоя! Теперь Жоржу было недостаточно отомстить тем, кто погубил его сына и других детей — он просто обязан был найти магов, которые, прикрываясь министерской властью, нарушали магические и маггловские законы.

* * *

Андре быстро осмотрел сад, а Жак даже не стал ходить по дому: он просто поднял палочку и проверил его на наличие людей. Пусто! Однако для нападавших это не стало большим разочарованием. Их небольшая эскапада не заняла много времени, а на сегодняшнюю ночь у Жоржа Жано были планы и поважнее беседы с сыном итальяшки. Недалеко от летнего домика Бьянки, в том же пригороде Лондона, их ждала встреча с магглом, продающим наркотики в школах Лондона. Жорж был уверен, что ночь пройдёт не напрасно.

— Миленькие домики и садики у наркодилеров, — заметил Жано, вставая с дивана, прежде чем дать команду аппарировать в новый пункт назначения.

* * *

Орландо сидел на полу в совершенно незнакомой квартире и в недоумении озирался.

— Что происходит? Где мы?

Не получив ответа, он вскочил на ноги и оглядел комнату.

— Мы у тебя дома? — спросил он, подойдя к Гермионе, которая стояла рядом в задумчивости.

Она молча кивнула.

Орландо чувствовал себя, как в странном сне. Как они здесь оказались? Лицо Гермионы было серьезным и сосредоточенным; складка между бровей портила её приятные черты. Орландо приблизился к ней и попытался разгладить её лоб. Она резко отстранилась.

— Гермиона, ты понимаешь, что происходит?

Снова кивок.

— Ну? — Орландо стал раздражаться, — может, поделишься со мной, а то я чувствую себя чокнутым!

У Гермионы не было времени на то, чтобы придумать хоть мало-мальски правдоподобную историю, но с некоторых пор она умела неплохо врать на ходу.

— Мы были в пабе, ты напился, и я притащила тебя к себе домой, потому что не знаю, где ты живёшь, — выпалила она, невинно улыбаясь.

— Не держи меня за идиота, — Орландо взглянул на неё с недоверием и схватил за руки.

— Гермиона, вторая попытка.

Под его пристальным взглядом врать было сложнее. Она вздохнула.

— Я не могу рассказать тебе правду. Нам угрожала опасность, но я пока не знаю, от кого. Я помогла тебе, поверь, — она смотрела ему прямо в глаза, но Орландо сомневался в её искренности. Вдруг его осенило:

— Ты работаешь на спецслужбы? — он так сильно стиснул ладони Гермионы, что её кисти побелели.

— Пусти, пожалуйста!

— Прости, я… просто я не люблю, когда происходит что-то необъяснимое, — Орландо с виноватым видом отпустил её руки и прошелся по комнате.

Вдруг Гермиона заметила, как Орландо изменился в лице; в его голубых глазах мелькнул страх, как только он увидел её мантию, комом лежащую на диване. Гермиона снова нахмурилась: она точно помнила, что перед уходом аккуратно сложила мантию, перекинув её через подлокотник. Неужели Андре и его «друзья» успели побывать и у неё дома? А как же защита квартиры от посторонних? Гермиона похолодела. На Пенни Райз было наложено заклинание, которое позволяло там появляться очень узкому кругу лиц: она сама составила список друзей, которые могли сюда аппарировать или прийти через камин. Правда, до сих пор у неё не было ни одного гостя, кроме Орландо, да и тот попал сюда не по своей воле. Ни Гарри, ни Рон, ни Джинни пока не получили от Гермионы приглашения проведать её на новом месте. При мысли, что в её квартире побывали враги, ей стало, мягко говоря, неуютно. Однако все опасения отошли на второй план, когда она увидела выражение ужаса на лице своего единственного гостя.

— Откуда у тебя это? — Орландо схватил мантию, — Гермиона, если кто-то оставил у тебя эту накидку, мы в опасности. Это страшные люди, и они могут вернуться сюда снова, в любую минуту! — в его голосе звучала паника.

— Не вернутся, — невозмутимо ответила она и внимательней осмотрела комнату: все остальные вещи казались нетронутыми.

Орландо не унимался, пытаясь предостеречь её:

— Ты не понимаешь! Эти люди…Они появляются из ниоткуда, из воздуха! Могут выйти прямо из камина! — он испуганно посмотрел на её огромный камин, который не вязался с дизайном маленькой квартирки.

— Не волнуйся, я приму меры, — Гермиона достала палочку, повернулась к двери, затем к камину, махнула рукой и что-то тихо прошептала, и Орландо подумал, что у неё проблемы с головой. Во Франции она узнала новое заклинание, гарантирующее защиту от проникновения в жилище в течение суток: теперь её квартира была полностью закрыта для трансгрессии и летучего пороха. Она была так озадачена неприятным происшествием, что не сразу сообразила, что именно вызвало испуг Орландо. Он знаком с магами?! Гермиона резко обернулась и уставилась на него.

Орландо уже справился с испугом и снова оглядел комнату. Его взгляд остановился на мантиях, висящих на крючках возле входа. Гермиона решила избежать ненужных вопросов:

— Это мои мантии, Орландо.

Он уставился на неё, как на привидение.

— Ты одна из них? — в изумлении воскликнул он, и его лицо скривилось от досады. — Как же я сразу не догадался?

— Ты знаешь о волшебниках? — Гермиона никак не ожидала такого поворота событий. Она уже решила, что три мага в капюшонах выследили её в домике Орландо, чтобы получить информацию об аврорах или расправиться с ней. Гермиона вздрогнула, вспомнив горящий взгляд Жано в её кабинете в лаборатории. Однако теперь ситуация предстала в ином свете.

— О волшебниках? — Орландо нахмурился. — Если ты так называешь убийц, которые угрожают моей семье и моим друзьям, то да, я с ними встречался. Но не думал встретиться снова! — он с презрением посмотрел на Гермиону. — Теперь я всё понял. Тогда, на стоянке! Я решил, что ты спортсменка… а ты владеешь этой техникой убийства. Что тебе от меня нужно?

Он снова приблизился к ней; в его движениях были одновременно и угроза, и опасение. Гермиона знала, что он не трус. Ей стало интересно, как Орландо поведет себя. Будет ей угрожать? Сбежит? Она не хотела поднимать на него палочку.

Орландо не был бы самим собой, если бы опять не удивил Гермиону. Он тяжело вздохнул и вальяжно уселся на диване.

— Я не уйду, пока ты мне всё не расскажешь.

— Маги не могут ничего раскрывать магглам. Вы не должны знать о нас!

— Магглам? Так вы нас называете? — он усмехнулся. — Но я уже знаю. Я имел дело с магами, которые приходили к моему отцу.

Гермиона уже не сомневалась, что эта информация имела отношение к Андре и двум другим магам в саду Орландо, а может, и к остальным нападениям, которые расследовались в Аврорате. Она просто обязана была расспросить Орландо.

— Когда это было? — она приняла безразличный вид и подсела к нему на диван.

— Несколько лет назад два мага убили компаньона моего отца. Но некоторые приходят к нему до сих пор.

— Ты их знаешь? Можешь описать? — Гермиона старалась не выдать своего волнения.

Орландо поморщился от неприятных воспоминаний.

— Один высокий мужчина, лет сорока. У него тёмные, чуть седые волосы… Да! У него глаза разного цвета! Совершенно точно! Один серый, второй зелёный. Бр-р! Мерзкий тип! Другой маг часто бывает в «Белой лошади». Я не знаю, какие у них дела с отцом, он не хочет вмешивать меня во всё это.

— Что «это»? Твой отец связан с наркотиками?

— Я не знаю, Гермиона! Да, у нас, как и в других пабах, иногда принимают дурь, но я не думаю, что мой отец преступник, — Орландо очень хотел верить в то, что говорил. — Люди в мантиях угрожали моему отцу! И, чёрт возьми, я не понимаю, какое ты можешь иметь к ним отношение! Тебя подослали следить за мной?

— Орландо, не все маги плохие. Мы не убийцы. И мне ничего от тебя не нужно.

Его глаза метали молнии. Она водит его за нос? Орландо ужасно разозлился: во-первых, на Гермиону, за то, что она явно что-то скрывала от него, во-вторых, на себя, за то, что позволил себе так легко увлечься ею.

— Твоё неожиданное появление, эти свидания — всё это часть продуманного плана? А как же поцелуй у двери?

— Нет никакого плана! Я помогла тебе тогда на стоянке, потому что не могла пройти мимо, а потом ты… мне понравился, — Гермиона не знала, зачем оправдывается, если всё равно придётся стереть бедолаге память: нужно только решить, как это лучше сделать.

Его следующий вопрос прозвучал неожиданно:

— А твой бывший парень — если он, вообще существует — он тоже… м-м-м… маг?

Она кивнула.

— Тогда у меня изначально не было шансов, — разочарованно проговорил Орландо, — вряд ли я смогу с ним тягаться.

— Это всё, что тебя волнует? Ты хоть понимаешь, что твоей жизни угрожает опасность? Маги были в твоём саду! Возможно, тебя хотели убить.

— Ой, — усмехнулся Орландо, — не всё сразу! Я ещё не отошел от новости, что влюбился в ведьму.

— Не называй меня так, — Гермиона покраснела.

— А мы хотя бы принадлежим к одному биологическому виду, или вы инопланетяне?

Она не поняла, шутит он или спрашивает всерьёз.

— Мы ничем не отличаемся от магглов, кроме магических способностей.

Орландо просиял.

— Значит, мы с тобой могли бы заняться любовью… ну, чисто теоретически? — поспешно добавил он, поймав её неодобрительный взгляд.

— Магическими законами это не запрещается, — она замялась. — Орландо, я должна буду изменить тебе память, и ты всё забудешь.

— Мне что, память отшибёт? Нет, я не согласен.

Гермионе было не до смеха. Он не верит, что она может это сделать! Тогда она левитировала с кухонного стола графин с водой и стакан, и они плавно пролетели прямо у Орландо перед носом, опустившись на кофейный столик возле дивана.

— Вау! — восхищенно сказал Орландо и развеселился ещё больше. — Наколдуй мне бокал пива!

— Орландо, это совсем не смешно, — она с шумом разожгла огонь в камине, и пламя осветило его удивленное лицо.

Орландо считал себя разумным существом и, естественно, не верил ни в какую магию. Он ненавидел тех, кого Гермиона назвала «волшебниками» и «магами», считая их членами какой-то тайной секты. Он даже готов был поверить, что его отец — секретный агент, и всё это происки спецслужб, но уж слишком странным был антураж: мантии, палочки, камины с каким-то там порохом… Орландо вполне допускал, что есть люди с необыкновенными способностями: мысленное передвижение предметов, телепатия и всё такое, но кто такая Гермиона? На душевнобольную она не была похожа — по крайней мере, до сегодняшней ночи! Чтобы это выяснить, он решил подыграть ей.

— Ты изменишь мне память? — он старался звучать серьезно. — Я совсем ничего не буду помнить или только тебя?

— Только меня, — ее глаза блестели, и Орландо пододвинулся к ней поближе.

— Нет, ни за что!

— У меня нет выбора. Магглы не должны ничего знать о магии. Извини, но мне придется это сделать. Мы вернемся к тебе в летний домик, и ты не будешь помнить об этом разговоре.

— В летний домик? А разве это не опасно? Кажется, меня хотели убить? Ты бросишь меня на растерзание своим? — Орландо поднял свои руки с двух сторон от неё, упираясь в спинку дивана, так что она оказалась в ловушке.

— «Мои» никого не терзают, Рон!

У Гермионы впервые вырвалось это имя, потому что она разозлилась и стала спорить. Привычка — вторая натура! Она поняла, что Орландо всё-таки не поверил, что магия существует. А она бы на его месте поверила? Конечно, нет!

— Мне жаль, что ты оказалась из этой гадкой секты! Что они сделали с тобой? Гипноз? Шантаж? Я не верю, что ты добровольно согласилась участвовать в их делах! Такая милая девушка… Ты всё наврала мне там, в саду? Нет у тебя никакого парня! — Орландо словно рассуждал вслух, пристально глядя на неё. Их лица разделяли всего несколько сантиметров.

— Думай, что хочешь! Это ничего не изменит. Мне придётся стереть тебе память, — упрямо повторила она, понимая бессмысленность этого разговора.

— Ну, хорошо, а на один прощальный поцелуй я имею право? — спросил он насмешливо. — Поцелуй ведьмы!

Она почувствовала тепло его дыхания.

— Тебя никто казнить не собирается, поэтому последнее желание не положено, — уверенно сказала она.

— Тогда придется без разрешения, — бесцеремонно сказал Орландо, решительно прижав Гермиону к спинке дивана и схватив её руки, так что она не могла пошевелиться.

Гермиона ожидала этого. Она хотела сразу же отбросить Орландо, но его взгляд словно загипнотизировал её. Она не чувствовала возбуждения, только любопытство. От него приятно пахло свежескошенной травой и кофейными зёрнами. Несколько секунд его губы были медленными и осторожными, но быстро стали настойчивыми, и Гермиона почувствовала, как его рука ползёт по её бедру под платьем.

Это было уже слишком! Орландо не успел опомниться, как оказался на полу возле входной двери. Опешив, он потёр ушибленный о стену локоть и радостно прокомментировал:

— Здорово! А я как раз хотел узнать, что случилось с теми парнями на стоянке, — Орландо встал с пола и повернулся к выходу. — Пожалуй, я пойду. Я понимаю намёки! Не могу сказать, что прощание было тёплым, но, в любом случае, спасибо за чудесную ночь! Не каждая моя девушка слышит утром такое.

— Я польщена, — сказала Гермиона, возмущенно фыркнув.

Он дёрнул за ручку, пытаясь открыть входную дверь, затем покрутил замок и дёрнул снова. Никакого результата. После нескольких безуспешных попыток выйти, Орландо повернулся к Гермионе. Она в задумчивости сидела на диване.

— Эй! Может, проводишь? Или я взят в заложники?

— Я заперла дверь заклинанием.

— Чем? — он усмехнулся. — Я люблю приключения и девушек со странностями, но это уже слишком! Хватит морочить мне голову! Уже утро, мне пора домой.

— Орландо, иди сюда, — Гермиона, наконец, приняла решение о том, как ей следует поступить. Она решительно встала, подошла к Орландо, протянула ему руку и представила себя посреди цветущего яблоневого сада. Гермиона была уверена, что сейчас это последнее место, куда преступники придут искать их. Кроме того, ей было важно узнать, не оставили ли ночные гости в капюшонах какие-нибудь следы. И, наконец, так легче всего было изменить память Орландо, не навредив ему: чем меньше времени стёрто из памяти, тем безопасней для маггла.

Орландо никогда не испытывал ничего подобного! Аппарируя с ней во сне, он не успел понять, что произошло, сейчас же щекотание в желудке было весьма своеобразным. Упав на траву возле домика у реки, он аж присвистнул.

— Потрясающе! Теперь я понимаю, почему ты не ездишь на транспорте! Что у вас за секта такая?

Гермиона быстро вскочила и прислушалась. В доме было тихо, незваных гостей не наблюдалось, только входная дверь домика была перекошенной. Она на всякий случай достала палочку: Хоменум Ревелио! Никого. Уставившись на палочку, Орландо послушно прошел за Гермионой в дом и по её просьбе прилег на диван. Он по-прежнему вёл себя, как будто это была какая-то игра.

— Я совсем — совсем тебя забуду? И ты исчезнешь? — насмешливо спросил он.

Она не собиралась исчезать, но кивнула, чтобы избежать объяснений.

— Тогда знай, — он растянулся на диване, положив руки за голову, — с той секунды, как я увидел тебя, я подумал, что ты моя вторая половинка!

Гермиона опешила.

— Мне жаль, что ты обманула меня, и оказалась на стороне врагов моей семьи, но я не хочу тебя забывать! Ведьма! — он сказал это не со страхом или презрением, а с восторгом.

Её словно холодной водой окатили. Чувство вины захлестнуло Гермиону, но она не видела иного выхода. Нужно было действовать быстро.

Она нервно сглотнула, подняла руку и чётко сказала: «Обливиэйт!»

Пулей прошмыгнув к дивану в другой конец комнаты, она поспешно легла, спрятав палочку за спину, и закрыла глаза. На сердце у неё был камень. «Парень, тебе не повезло! Лучше бы нам не встречаться на той стоянке», — подумала Гермиона. Орландо встал через минуту, и его лохматая голова вскоре показалась из-за спинки дивана.

— Доброе утро, спящая красавица! Кажется, ты жаловалась, что сегодня рано-рано должна быть дома, а потом в университете, — дружелюбно сказал он, любуясь ею.

Гермиона улыбнулась и, притворившись сонной, потянулась. Она сомневалась, что ночные гости заявятся сюда снова, но из домика лучше было убраться поскорее.

— Я очень спешу! А завтрак будет?

— Пойду, сварю кофе! — сказал Орландо.

Гермиона не представляла, как она будет работать после такой ночи. Её усталый мозг не мог переварить всё то, что произошло: она пошла на обычное свидание с обычным магглом, а вместо этого вляпалась в такую переделку! Встреча с Чёрным капюшоном, визит посторонних в Пенни Райз, изменённая память Орландо, лицо Андре, освещённое лунным светом! С болью в сердце Гермиона вынуждена была признать, что Андре был недостающим элементом, который так хорошо вписывался в ещё не до конца сложенный ею пазл.

Из кухни донёсся аромат кофе. Чувство вины и стыда захлестнуло её с новой силой, когда она подумала об Орландо. Она всего лишь пыталась защитить его! Почему же тогда на душе было так противно, словно она и вправду была заговорщицей, посланной следить за ним? Эта ночь разрушила её последние иллюзии о том, что маги и магглы существуют в отдельных мирах и живут по справедливым, специально созданным для них законам. Ей впервые стало стыдно за то, что она принадлежит к волшебному миру.

У неё тряслись руки. А-а-а, быстрей, пергамент, перо!

Гермиона ужасно спешила! Для неё было очень, очень важно как можно скорее отправить сообщение — только вот она пока не определилась кому: Рону или Гарри? Надеясь, что решение созреет по ходу дела, она села за стол и стала быстро писать, от нетерпения покусывая нижнюю губу:

«ЯОСЙТЦЁУРКЛНАГПЗАРМСЯУТПЬВМКАРГМГШЛЯУ! ПКРУОЦШЧУС, ПТРОИРКПРЕОНЙШМЩЕВНКЯ!»

Свернув пергамент, Гермиона ринулась к клетке с совой, привязала послание к лапке и зажмурилась. Первым её желанием было отправить сову Рону — он не откажет ей в помощи! Но как, чёрт возьми, она объяснит ему потом все подробности? Гермиона прорычала от досады. Нет, лучше Гарри! Почему она не уговорила Поттеров установить телефон? И маги еще думают, что умнее магглов!

— Быстро, к Гарри Поттеру, — проговорила она птице, открывая окно. Хоть бы Гарри был дома! Ему понадобится время, чтобы придумать, как прикрыть её.

Как только сова скрылась из виду, Гермиона без сил опустилась на стул. Ей не хотелось впутывать друзей в свои проблемы, но на то они и друзья, чтобы помогать в безвыходных ситуациях! Она бы сделала всё для Гарри и Рона. Ну… или всё для Гарри и почти всё для Рона.

Шифр письма был слишком незатейливым, но это первое, что пришло ей в голову. Как-то Гарри и Джинни гостили у них в Ирисе и смотрели кино, в котором дети использовали смешной код для переписки, чтобы их не понимали взрослые: чередовали нужные и случайные буквы. Рон и Гарри долго смеялись, пародируя этот код, а потом схватили свиток пергамента, что-то на нём накалякали, и Рон с торжественным видом изрёк: «ХРОМЧИУМ КВУИМСАКТИ!», что означало «Хочу виски!», но звучало, как какое-то редкое заклинание.

— Это заклинание для утоления жажды, — пояснил Гарри, еле сдерживая смех.

— Нет, это призыв эликсира счастья, — уточнил Рон с серьезной миной.

Гермиона и Джинни выхватили у них пергамент и написали: «ИМДРИКТИЕ УК АЧЛЁМРАТСУ!», что означало «Идите к чёрту!»

— На заклинание не похоже. Скорее на ругательство, — прокомментировал Гарри.

— Это и есть ругательство, — ответила Джинни, подмигивая Гермионе.

— Это заклятие жадности, — прорычал Рон.

— Нет, это нежный способ сказать: «не нарывайся, а то пожалеешь!» — добавила Гермиона.

Они еще долго хохотали, записывая всякие смешные фразы, пока Рон не написал Гермионе на отдельном пергаменте: «ПРОМЦТЕНЛИУНЙ!» После этого они долго целовались на диване и даже не заметили, как ушли Гарри и Джинни.

Несмотря на тревогу и усталость, Гермиона улыбнулась этим давним воспоминаниям. Какие глупости иногда могут делать человека счастливым! Она словно заново испытала забытое ощущение беспечного веселья, тепла и нежности к самым дорогим для неё людям. Спрятав лицо в ладонях, Гермиона несколько раз глубоко вздохнула, борясь со слезами. На сантименты не было времени.

Гермиона не на шутку разволновалась: что её ждёт в министерстве? Она использовала магию в присутствии маггла, а нарушение любого магического закона несло за собой наказание. Она не была аврором, но работала в Аврорате, и знала, что уже утром Сектор борьбы с неправомерным использованием магии пришлёт Стайку донесение о её ночном проступке. Гермиона надеялась, что Гарри сможет что-нибудь придумать, чтобы её действия признали законными, только пока не представляла, что именно. А ещё она ждала, что он сразу же пришлет ответ. За всю ночь она так и не сомкнула глаз, и теперь не знала, как заставить себя встать со стула, чтобы принять душ и отправиться на работу.

Через час, когда Гермиона уже стояла полностью одетая возле камина, за окном послышался шум крыльев. Подбежав к прилетевшей сове, она дрожащими руками развернула пергамент от Гарри: «Гермиона, что ты творишь? Что-нибудь придумаю, но от разговора тебе не отвертеться!»

Она вздохнула с облегчением. Гарри всё поймёт.

* * *

Рон с дурным предчувствием спешил с утра пораньше на срочный вызов главы Аврората. Наверное, еще одно нападение... Его усталое и сонное лицо выражало беспокойство. Столкнувшись возле кабинета Стайка с Гарри, он вздохнул с облегчением — встречаться с начальником наедине не хотелось. Рон до сих пор не решил, что будет докладывать ему по поводу «Белой лошади», обдумывая, как бы попридержать информацию. Он пока не собирался упоминать ни Гермиону, ни свои не слишком профессиональные поступки. Рон был зол на себя за то, что вчера снова поддался эмоциям: ему всегда было трудно отделить работу от личной жизни. Убедив себя в том, что на Гермионе свет клином не сошелся и с её уходом жизнь не закончилась, он попытался настроиться на рабочий лад.

Рон сожалел, что не увиделся вчера с Гермионой и не узнал её версию событий. Что она делала в «Белой лошади»? Связано ли это с её работой в лаборатории? Доложить о Гермионе за её спиной было просто невозможно. Рон знал, что рискует репутацией и карьерой, утаивая информацию, но должен был подстраховать Гермиону, стараясь не думать о том, что она всю ночь где-то развлекалась со своим новым кавалером.

— Привет, Рон! — Гарри тоже остановился возле кабинета начальника. — Знаешь, по какому поводу?

Рон покачал головой, и Гарри уже собирался рассказать про странное письмо Гермионы, как дверь распахнулась прямо перед его носом. Стайк нетерпеливым жестом пригласил их войти, и друзья, обменявшись мрачными взглядами, вошли в кабинет.

Стайк подошёл к высокому стеллажу и с помощью магии попытался расширить его, чтобы впихнуть на место толстые папки с пергаментами: ежедневные отчеты уже не помещались в его сейф. Не оглядываясь, он сказал:

— Садитесь. Разговор есть.

С трудом впихнув непослушные бумаги, он подошел к столу и сел напротив лучших, по его мнению, авроров. Стайк собирался доверить им строго секретную информацию — последние события вынуждали его прибегнуть к помощи надежных людей.

— Я кратко расскажу о том, что случилось и какой я жду от вас помощи.

Слово «помощь» удивило Рона и Гарри, но они не подали виду. Альдонар Стайк никогда не просил о помощи, он отдавал приказы.

— Но сначала вы должны подписать бумаги, связывающие вас клятвой строжайшей тайны. В случае разглашения — смерть.

Стайк протянул Рону и Гарри бумаги и достал палочку. После недолгого замешательства они произнесли клятву и поставили подписи, и на пергаменте закрутились зеленые кольца, которые яркими нитями опутали их тела с ног до головы и потом исчезли в воздухе. Рон и Гарри и раньше давали клятву тайны, но не такой магической силы.

— Это может вас удивить и возмутить, но таковы условия той работы, которую вы выбрали, — не в привычке Стайка было тянуть кота за хвост, поэтому после короткого вступления он перешел к сути: — У каждого сотрудника Аврората на запястье есть трейсер.

Рон и Гарри молча переглянулись.

— Трейсер — это магическая печать. Она позволяет находить авроров через трейсерное устройство. До сегодняшнего дня об этом знали только двое — я и Миллс. Трейсерную карту открываю и расшифровываю только я с помощью личного кода. У Миллса тоже есть свой код, но больше для подстраховки. Миллс крайне редко читает трейсеры, только если я занят на миссии. Мы не пользуемся картой каждый день, только в экстренных случаях! Если аврор пропал или пострадал, мы можем быстро найти его.

Стайк видел, как помрачнели лица Гарри и Рона, в их глазах читалось недоверие, но они молчали, внимательно слушая своего начальника.

— Я вызвал вас, потому что узнал, что кто-то посторонний получил доступ к трейсерному устройству. Информация обо всех передвижениях хранится в архиве, но сегодня я заметил, что его изменили. Кто-то залез в архив секретного устройства слежения за всеми аврорами! Я думаю, вы понимаете, как это опасно. Нужно выяснить, кто это сделал и как можно быстрее лишить его доступа к трейсерам.

— А нельзя удалить или перекодировать трейсеры? — спросил Гарри.

— Магическое заклинание трейсера такое сильное, что для этого аврорам придется отрезать руки. Конечно, вырастить новую руку вполне реально, но скандал, который при этом поднимется… не мне вам объяснять.

— Может, к системе получил доступ тот, кто её создал? — предположил Рон.

— Маловероятно! Вы должны понимать, что подобные системы слежения используются не только в нашем Аврорате. Они есть и в других странах, только заклинания разные.

— Как преступники смогли получить доступ к карте? — спросил Гарри.

— Карту можно скопировать специальным магическим заклинанием, но для этого нужно пробраться в мой кабинет. Вот я и задаю себе вопрос: у кого была возможность это сделать?

— Как вы узнали, что у посторонних есть доступ? Чей архив был изменен? — спросил Поттер.

— Пока я заметил только двоих, — ответил начальник, и Рон напрягся. — Гермионы Грейнджер и Андре Коллинза. Причём Коллинз вообще пропал с карты! А Гермиона… по сведениям архива, она находилась всю прошлую ночь дома, причём большую её часть — с мистером Уизли, — Стайк многозначительно посмотрел на Рона, — а сегодня утром я вдруг узнаю, что она была совершенно в другом месте и несанкционированно использовала магию!

Рон сделал большие глаза и с недоумением посмотрел на начальника.

— Вот, полюбуйся, — Стайк сунул Рону под нос какую-то бумажку, — Рональд, ты, помнится, говорил, что твоя невеста и мухи не обидит, а уж тем более не нарушит закон. Что ты на это скажешь?

Рон уставился на пергамент с цветной шапкой «Сектор борьбы с неправомерным использованием магии» и прочёл: «Срочно сообщаем вам, что вашей сотрудницей, Гермионой Грейнджер, был нарушен Статут о секретности Международной конфедерации магов, бла, бла, бла…» — Рон быстро пробежал бумагу глазами. Стирание памяти магглу? Он опешил. Что произошло прошлой ночью? Во что она влипла? Он уже открыл рот, чтобы соврать что-нибудь вроде «мы были вместе на задании, когда…», но тут же вспомнил про трейсеры. Его ложь сразу же всплывёт, и Гермионе будет только хуже. Да и Стайк наверняка уже всё понял по выражению его лица: Рон не сумел вовремя скрыть удивление.

— Разрешите, я взгляну, — неожиданно вмешался Гарри. Пробежав глазами по бумаге, он тут же доложил: — Мистер Стайк, Гермиона действовала по моему указанию! Я как раз собирался утром доложить вам, но вы начали с трейсеров, и… Короче, это одно наше старое дело — помните, о продавце нелегальных товаров для детей? — Стайк поморщил лоб, пытаясь припомнить что-то подобное, а Гарри уверенно продолжил: — Лаборатория искала контрзаклинание для опасных игрушек, которые воспламенялись и взрывались, а когда мы нашли склад, один маггл стал случайным свидетелем магии. Он оказался старым знакомым Гермионы, и я взял на себя ответственность и попросил её стереть ему память.

Стайку надоела длинная тирада Гарри, и он перебил его:

— В западном пригороде в шесть двадцать утра?

— Вы же сами говорите, что для дела все средства хороши, — Гарри пожал плечами.

Вот где она была ночью, подумал Рон, который всё это время с удивлением слушал друга. В отличие от Стайка, он не поверил ни единому слову Гарри, но понял, что не стоит вмешиваться и тем более задавать лишние вопросы. Он только слегка приподнял одну бровь, и они с Гарри в который раз переглянулись.

— Ну, хорошо, Поттер, — Стайк махнул рукой, — не до игрушек сейчас! Считай, что разобрались. Только сам напиши потом отчет для «Сектора», а то они достанут. И не забудь объяснить, почему заранее не санкционировал стирание памяти. Но это не меняет того факта, что её архив был изменен. Кем и зачем?

Гарри молча кивнул и вздохнул с облегчением, радуясь, что тема с магглом закрыта. Он понятия не имел, что произошло прошлой ночью, и искоса глянул на Рона, сожалея, что не успел переговорить с ним перед приходом к Стайку. Рон был дома у Гермионы, а она сама — в каком-то пригороде? Что за маггл попался ей под горячую руку? Поттеру не терпелось узнать ответы на эти вопросы, но пока у них были другие задачи.

Стайк встал и пригласил авроров пройти к фальшивому окну, закрытому зелёными шторами. Отодвинув их, начальник прикоснулся пальцем к белой полусфере на стене, и вместо окна появилась небольшая дверь, в которую они прошли, сильно наклонившись. В абсолютно пустой комнате Стайк произнёс заклинание, и в воздухе тут же появилась карта Лондона, а на ней — множество горящих зелёных точек. Почти все они были сконцентрированы в одной зоне.

— Авроры сейчас в министерстве, поэтому здесь столько огоньков, — Стайк указал рукой на часть карты. — Мы можем посмотреть карту всей Англии и даже других стран, но действие трейсера ослабевает на расстоянии, и дальние объекты видны плохо.

Он двинул рукой по карте и точки увеличились, превратившись в движущиеся формы. Рон и Гарри увидели две зеленые фигуры, стоящие в кабинете Стайка. Тот поднёс к ним палец, и под фигурами тут же загорелись слова: «Гарри Поттер», «Рональд Уизли».

— Мы есть на карте, а вас нет? — удивился Гарри и язвительно добавил: — если это делается ради безопасности, то почему вы подвергаете опасности себя?

— У нас с Миллсом есть трейсеры, но они дополнительно закодированы.

Рон попробовал двигать карту, но у него ничего не вышло.

— У вас нет доступа к просмотру — получите его позже. Смотрите, я покажу вам архив.

На большой стене появились горящие даты, Стайк указал на них палочкой и сказал «Карта Темпо!» На стене тут же развернулась новая карта, по которой забегали часы.

— Я могу узнать местоположение любого аврора в любой день и час, — Рон и Гарри нахмурились. — Я знаю, что вы от этого не в восторге, но это не раз спасало жизни аврорам! Ещё по трейсеру можно узнать, есть ли посторонние в помещении Аврората — для этого есть третья карта, — Стайк открыл новое табло на третьей стене, — но идентифицировать человека без трейсера на руке невозможно. Например, — он подвигал карту рукой, — сейчас от лифта идет сотрудник, но он не из Аврората, я не знаю, кто он.

От лифта в сторону лазарета по карте двигалась серая фигура.

— Возможно, это хилер из Св.Мунго. Они часто приходят в лазарет Миллса, — сказал Рон.

Стайк кивнул и перешел к главному.

— Информация в архиве сложена по датам, и естественно, я никогда не изменяю её — это сделал кто-то другой! И этот кто-то сможет манипулировать нами, следить за всеми нашими аврорами. Если это серый террорист — не мне вам объяснять, какие могут быть последствия. Все наши операции и миссии будут провалены, — Стайк нервно ходил по крохотной комнатушке. — Но, возможно, всё не так страшно, если доступ к трейсерам получил один из наших сотрудников или сотрудниц, — он многозначительно посмотрел на Рона. — Возможно, они изменяют архив по просьбе неизвестных нам лиц. Вопросы есть?

У Гарри и Рона возникло множество вопросов, которые они ещё долго обсуждали перед картой, а потом в кабинете. К обеду три аврора, наконец, выработали план неотложных действий, и друзья вышли из кабинета своего начальника.

Гарри шел впереди Рона, представляя, что в данный момент неизвестный преступник стоит у трейсерной карты и следит за его перемещением. Именно это авроры и собирались использовать, чтобы поймать вора, но Гарри было, мягко говоря, неуютно.

— Грёбаная работа! Не ожидал я такого от Стайка, — проворчал Рон, шагая следом за Поттером. — Он проверяет карту в «экстренных случаях»? Прикинь, Гарри, Стайк здорово устроился с этой «системой безопасности» — знает всё про всех: где мы ходим, с кем мы спим. У магглов есть такая передача — «реалити шоу» называется, так вот это она и есть! Только у нас герои шоу не знают, что их снимают!

— А мне это напоминает одну маггловскую книжку, которую Дадли читал на каникулах в старшей школе, — добавил Гарри, — там за всеми наблюдал «большой брат».

— Гадко чувствовать себя частью всего это. Теперь и мы за всеми наблюдаем! — Рон скривился.

— Одно утешает: трейсеры долго не продержатся! Стайк откажется от них при первой же возможности, — голос Гарри слегка повеселел.

— Да, только сначала всем аврорам поотрубают руки, — мрачно пошутил Рон.

Они проделали оставшийся путь до своих кабинетов молча; каждый был погружен в свои мысли.

Рона не покидала тревога. Он мог обсудить с Гарри своё недовольство трейсерами, но была ещё одна проблема, которой он боялся касаться. Гермиону подозревают в предательстве! Ладно, Смоллетт — он всегда недолюбливал её. Рон вспомнил, как Гермиона расстроилась, когда в случайно подслушанном ею разговоре Смоллетт назвал её самодовольной выскочкой. Теперь и Стайк сомневается в её лояльности?

Рон не хотел верить в её причастность к преступлениям, но факты говорили сами за себя! В отличие от Стайка, Рон заметил, что архив Гермионы был изменен не один раз — и как раз в те дни, когда она была в «Белой лошади». Он был бы рад доказать её невиновность, но для этого нужно, как минимум, поговорить, а их отношения, мягко говоря, не очень тёплые. Кроме того, он снова связан клятвой тайны! Как вызвать её на откровенность, не упоминая трейсеры?

Почему были изменены сведения её архива? Каким образом Андре пропал с трейсерной карты, если даже погибшие авроры отмечались на ней красным цветом? Неужели ему отрезали руку? Рон вздрогнул, посмотрев на своё запястье. Слишком жестокая расплата за свободу!

Как только друзья зашли в пустую комнату для авроров, чтобы еще раз обсудить план операции, они уселись друг напротив друга и выпалили одновременно:

— Рассказывай!

— Рассказывай!

И впервые за утро рассмеялись.

— Гарри, мне особо нечего рассказывать. Да, я был ночью в квартире у Гермионы — хотел поговорить с ней, но её там не было. Где она шлялась — понятия не имею. Про трейсеры, естественно, не в курсе! А что за чушь ты нёс Стайку?

— Тебе особо нечего рассказывать, а мне вообще нечего рассказывать, — усмехнувшись, сказал Поттер, вынул из кармана мантии смятый пергамент и протянул его Рону. Тот внимательно пробежался глазами по неровным строчкам, которые утром нацарапала Гермиона и, откинув ненужные буквы, прочитал: «ЯСТЁРЛАПАМЯТЬМАГГЛУ!ПРОШУ,ПРИКРОЙМЕНЯ!»

— Больше я ничего не знаю, Рон! Думал, ты меня просветишь, — Гарри выжидательно посмотрел на Рона.

Рон колебался. С одной стороны, он не хотел ничего скрывать от лучшего друга. С другой, если Гермиона всё-таки в чём-то замешана, Гарри наверняка постарается защитить её и станет соучастником. У Рона вопросов было больше, чем ответов, и он решил ничего не говорить Поттеру ни про «Белую лошадь», ни про нового ухажера Гермионы — пока во всём не разберётся сам. Пока не убедится в её невиновности.

Вспомнив о симпатичном бармене, Рон не сдержался и в сердцах выпалил то, что его ужасно расстроило:

— Почему она написала тебе, а не мне?

— Это был риторический вопрос, или мне ответить? — сказал Гарри, с сочувствием глядя на друга.

— Да мне и так всё понятно. Она мне больше не доверяет. Ни в чём!

— Скажем так: мне она доверяет больше, чем тебе.

— Спасибо, успокоил, — Рон пару раз прошёлся туда-сюда по комнате. — Жаль, что нет времени поговорить с ней...

— Может, обсудим наши планы на вечер, который обещает быть томным, — Гарри ненавязчиво перевел разговор в нужное русло. Им предстояло ещё собрать свои команды, дать чёткие указания, аппарировать в заранее намеченное место, а потом… самое трудное — ждать!

* * *

Придя с утра в лабораторию, Гермиона первым делом послала летучее сообщение на имя Поттера в надежде переговорить с ним. Затем ещё одно, и ещё — и так каждый час. Всё было напрасно! Она не получила ответа на свою просьбу о встрече. Гарри наверняка занят чем-то важным, иначе бы сам пришёл к ней. Связаться с Роном она по-прежнему не решалась. Сказать ему, что она была в пабе, а потом провела ночь с новым знакомым в его загородном доме? Исключено! Это будет слишком серьезным ударом для его самолюбия!

Гермиона не удивилась, не найдя утром Андре на рабочем месте. Она не сомневалась, что в лабораторию он больше не вернётся. Это могло означать только одно — Андре каким-то образом связан с нападениями на магглов, наркодилерами и серыми магами, и она должна немедленно сообщить об этом начальству. Только вот кому? Она представила ехидную реакцию Смоллетта, который всегда недолюбливал Андре, считая его завравшимся лягушатником. Смоллетт был изначально против приёма француза на работу, но у того были безупречные рекомендации из французского министерства — поговаривали, сам министр магии Франции замолвил за него словечко! Как бы из всей этой истории не вышло международного скандала! Гермиона сожалела, что охотно делилась с Андре своими догадками об антидотах и полагала, что он не раз сбивал её с правильного пути. И всё-таки у неё в голове не укладывалось, что враг, которого она так долго пыталась вычислить, всё это время был у неё под носом.

Андре был добрым, внимательным, чутким — он единственный, кто понимал и поддерживал её! Может, поэтому она и потеряла бдительность? Слава Мерлину, у неё хватило ума не делиться с ним догадками насчет Жано и французского следа, хотя Андре и пытался задавать ей вопросы. При мысли, что её единственный друг в лаборатории был причастен к нападению, когда её чудом не настигла «авада», у неё кошки заскребли на душе. Ей-то казалось, что она в экстренной ситуации может обратиться к Андре за помощью! После Рона и Гарри он был третьим в списке магов из министерства, которым она доверяла. Гермиона со стыдом вспомнила, что пару раз даже поделилась с Андре личными переживаниями, и тот пытался приободрить её. В его глазах она читала сочувствие и поддержку. Неужели она так и не научилась разбираться в людях? Гермиона тяжело вздохнула, вспомнив о бывшем женихе. Ему-то она доверяла на все двести процентов, а вон как всё вышло…

Доложить Стайку? Гермиона боялась показаться ему на глаза, особенно не переговорив предварительно с Гарри. Её до сих пор не вызвали на ковёр, значит, Гарри сумел что-то придумать в её оправдание, но они не успели согласовать свои версии насчет стирания памяти. Нет, нечего и думать соваться к Стайку! Оставалось ждать, когда Гарри освободится.

Гермиона отвлеклась на поиски антидота против нового черномагического заклинания. Хоть оно и не было опасным, а всего лишь вызывало заикание и икоту, нужно было найти способ обезвредить его. Таков порядок — на каждое заклинание должно быть контрзаклинание, иначе оно вносилось в реестр необратимых. Только после обеда, нащупав решение и записав его на пергаменте, Гермиона решила сама наведаться в кабинеты авроров, моля бога о том, чтобы не встретить Рона.

К её сожалению, Гарри не оказалось на месте — они с Роном отправились на какую-то операцию. Гермиона всегда волновалась за них, но то, что они вместе, радовало и успокаивало. Её лучшие друзья по-прежнему ладят! Она выпала из троицы, но это не их вина. Гермиона знала, что операции, в отличие от миссий, редко бывали опасными, и со спокойной душой вернулась в отдел продолжать утреннюю работу.

Зайдя в кабинет, Гермиона сразу заметила, что с её стола пропали пергаменты, на которых она написала свои идеи по контрзаклинанию. В них не было ничего секретного, и Гермиона собиралась поделиться своими находками с остальными, но сам факт пропажи насторожил её. Вдруг дверь кабинета распахнулась, и в него влетел Смоллетт — сразу было видно, что босс пребывает в прекрасном настроении.

— Гермиона, можешь радоваться! Виктор и Тарани постарались. Всё оказалось банально — для контрзаклинания нужно было всего лишь переставить местами буквы. Так что бедолаги перестанут икать и заикаться, как только мы применим его.

Гермиона опешила. Именно это решение и было написано на её пергаментах, пропавших днём со стола. Она не успела рассказать Смоллетту о своей догадке — но, кажется, за неё это сделали другие. Выйдя в общую комнату к сияющим Виктору и Тарани, Гермиона еле сдержала свою ярость. Виктор бросил на неё торжествующий взгляд:

— Ну что, Гермиона, празднуем! И мы на что-то сгодились! Не все гениальные мысли приходят в твою голову. Иногда они залетают и в другие, — они с Тарани переглянулись.

Гермиону возмутил не столько факт плагиата, сколько вызов, с которым Тарани и Виктор открыто смеялись над ней. Смоллетт задрал свой острый нос и произнес:

— Мы слишком много работали в последнее время, а ведь сегодня суббота. А Андре вообще забыл, что сегодня рабочий день. Но ваши с ним усилия, Гермиона, не очень-то и пригодились. Все по домам, дополнительные рабочие часы отменяются. Виктор и Тарани, получите заслуженную премию, — пафосно закончил он.

Гермиона была рада, что ни слова не сказала Смоллетту насчет Андре. Пусть пока пребывает в неведении.

Тарани прыснула и победно посмотрела на Гермиону. Это стало последней каплей! После тяжелой рабочей недели и бессонной ночи открытое издевательство коллег довело до предела её терпение. Бог свидетель, она не хотела, но не сдержалась! Без видимой причины вместо смеха изо рта у Тарани стало вырываться отвратительное кваканье, а волосы Виктора стали приобретать ярко-зеленый оттенок. Гермиона развернулась и пулей вылетела из лаборатории. Домой, так домой! А праздновать с ними ей было нечего.

* * *

Вместо того, чтобы пойти утром в министерство, Андре хорошенько выспался и решил наведаться в гостиницу к Жоржу. Учитель не любил, когда его беспокоили по пустякам, но сообщение, которое приготовил для него его верный помощник, было очень интересным: Стайк заподозрил неладное и сообщил двум аврорам о трейсерах. Андре разглядел их на своей карте в портативном трейсерном устройстве. Поттер и Уизли находились не просто в кабинете Стайка, а в секретной комнате, куда никому не было доступа — кроме, конечно, Жоржа, его великого Учителя, который при желании мог пройти сквозь любую дверь и стену, невзирая на заклинания. Стайк заметил, что был изменен архив, и теперь ищет преступника.

Андре не зря провел полгода в секретной лаборатории Аврората. Жорж Жано совсем немного похлопотал, прежде чем Андре Коллинза приняли на работу в министерство в рамках программы международного обмена опытом. Пока остальные сотрудники лаборатории трудились над поиском того, что он давно знал, Андре работал совсем в другом направлении — смог получить доступ к трейсерному устройству и сам выяснил, как избавиться от трейсера на запястье. Вчера Жорж сказал, что в лаборатории Андре появляться опасно, и тот снял свой трейсер, почти не повредив руку. Выжигание было не самой приятной процедурой, но и не такой варварской, как отрезание руки. Андре усмехнулся. В Париже давно применяли новые трейсеры, которые можно было незаметно ставить и снимать, и не вели унизительную тотальную слежку.

На трейсерной карте Андре видел, что Рон и Гарри в данный момент сидят вдвоём в небольшом пабе и, вероятно, что-то замышляют. А может, они просто проводят субботний вечер в приятной компании? В любом случае, Жоржу интересно будет узнать, что два аврора, которые копают под них, сейчас очень уязвимы. Без своих команд, в маггловской части Лондона, им будет трудно противостоять атаке опытных магов — тем более что аврорам запрещено использовать магию при магглах.

Андре хитро усмехнулся. Ему будет приятно проучить Уизли! То, как он поступил с Гермионой, просто подлость! Она не любила делиться личными проблемами, но слухами земля полнится. Тарани и Виктор охотно сообщили ему, что Рон обозвал её шлюхой, а она в итоге застукала его с другой. Андре с сожалением наблюдал, как страдает девушка, которая со временем стала ему небезразлична. Однако нельзя быть такой доверчивой! Гермиона изначально считала, что все волшебники хорошие, пока не убеждалась в обратном. Она доверяла Андре, во всём поддерживала его и даже один раз поплакала у него на плече. Теперь, к сожалению, ей придется расплачиваться за свою доверчивость — пока не покончено с Бьянки-старшим, нельзя было привлекать лишнее внимание к Орландо, и им пришлось изменить её данные в архиве трейсеров. Андре понимал, что Гермиона рано или поздно попадет под подозрение Стайка, Поттера или Уизли. Жорж сказал, что это будет им только на руку, и Андре пришлось согласиться. Учитель никогда не ошибается!

Хотя и у Жано были свои слабости! Он любил спонтанность и яркие эффекты. Он редко наказывал своих врагов обычными заклинаниями — «авада» была лучшей наградой для его жертв, потому что от неё погибали сразу и безболезненно. Жорж был мастером редких и мудрёных заклятий, эффект от которых проявлялся не сразу и был непредсказуем. «Альтроменте», изменяющее сознание, «Аго», вызывающее манию преследования, «Атроцио»*, пробуждающее агрессию — все эти заклинания были давно запрещены, забыты, утеряны в пыли веков. Но Жано был знатоком древней магии, и Андре надеялся, что со временем Учитель передаст часть знаний и ему.

Андре осознавал, что после смерти сына Жорж стал излишне жестоким, и в глубине души не одобрял этого, потому что сам не был жесток по натуре и для него, в отличие от его сурового Учителя, жизнь человека ещё имела какую-то ценность. Андре пришёл в ужас, когда узнал, что, копируя трейсерную карту, Жано побывал в лаборатории и выпустил «аваду» в Гермиону: учитель счёл, что она слишком много знает и её контрзаклинания слишком эффективны. Но и у Жано было сердце! Андре попросил его не трогать девушку и пообещал, что «присмотрит» за ней. Он расписал магические способности Гермионы и убедил Учителя, что сможет в нужное время привлечь её на свою сторону. Её случайное знакомство с Бьянки-младшим было на руку магам: по её трейсеру можно было следить за Орландо.

У Жоржа было несколько помощников, которые следили за трейсерами авроров, и все они делали это очень неохотно. Все, кроме Андре. Ему нравилось чувствовать, что он наблюдает за волшебниками, которые ни о чём не подозревают. Ему казалось, что все эти люди — маленькие, незначительные и суетливые муравьи, а он властелин их судеб. А ещё он любил наблюдать за перемещениями Гермионы. Когда Андре оставался один на один с трейсерной картой, он увеличивал её зелёную фигурку до максимальных размеров и наблюдал за её движениями и позой во время сна.

Андре жалел Гермиону. Она работала не с усердием — с самоотверженностью, которой не понимали другие сотрудники. Её ум и дотошность принимали за хвастовство, над желанием остаться допоздна на работе посмеивались, её магическим способностям завидовали. За последние недели она стала для него больше, чем коллегой, и Андре решил, что должен предупредить Гермиону об опасности. Он может ей рассказать, как снять злополучный трейсер с руки и как избавиться от слежки. Может убедить её уехать из страны, например, во Францию, подальше от коллег, которые всё равно её не ценят, и подальше от любовника, который её предал.

Андре решил, что сделает ей предложение, от которого она не сможет отказаться — стать на сторону серых магов и помочь им в работе, которая, несомненно, принесет больше пользы магическому и маггловскому сообществу, чем какая-то лаборатория. Андре полагал, что их правое дело по очистке Лондона от наркомафии скоро успешно завершится. Осталось отомстить старому итальяшке, из-за которого погиб Поль: лишить старого Бьянки бизнеса, очернить его имя. Сейчас они как никогда близки к цели! Бьянки в Лондоне, и вполне уязвим. Однако даже Андре не мог знать всех планов Жоржа: прежде, чем убить итальянца, Жорж хотел отплатить ему той же болью, которую испытал сам — лишить его единственного сына.

Что Гермиона нашла в Орландо? Андре огорченно вздохнул. Шут гороховый, жалкий маггловский репортеришко. Андре сам никогда не смог бы использовать смертельное заклинание, но видел не раз, как это делают другие. Нет, Орландо и Уизли не жалко. А Поттер может быть опасен. Настал удачный момент устранить и его тоже — неожиданно напасть и уничтожить. Андре еще раз проверил остальных авроров по трейсерной карте — все члены команды Поттера и Уизли сидели по домам или в министерстве. Рядом с аврорами в старом пабе не было никого! Жорж любит спонтанные удары, он не упустит такую возможность.

* * *

Однако прежде чем пойти к Жоржу, Андре решился на необдуманный поступок. Жорж никогда не одобрил бы его, но он любил Андре, как сына, и наверняка простил бы. Андре вновь открыл трейсерный экран, чтобы найти девушку, которая была ему дорога. Она не знает, что за ней следят. Следит Андре, Стайк, а теперь и те, кого она считает друзьями. На воздушном экране трейсерного устройства неподвижно замерла одинокая фигура. Гермиона одна дома. Приняв решение, Андре, не теряя ни минуты, аппарировал к её дому. Он знал, что путешествовать через камин нельзя — её квартира, скорее всего, защищена магическим щитом, который не пустит посторонних. Поэтому он уверенно позвонил в дверь, ещё точно не зная, какие слова выберет, чтобы убедить её впустить его.

— Кто там? — неуверенно спросила Гермиона, подходя к запертой двери. Она никого не хотела видеть.

— Гермиона, это я, Андре.

Она напряглась. Он посмел явиться к ней? Это очень опасно. Первой её мыслью было не рисковать — прыгнуть в камин и позвать на помощь. Но ей не хотелось трусливо убегать. В конце концов, она проработала с Андре бок о бок почти полгода! Если бы он хотел убить её, то давно бы уже сделал это. Её сомнения развеялись, когда он сказал через дверь:

— Не бойся! Я ничего тебе не сделаю.

Она впустила его, и Андре в очередной раз удивился её смелости и безрассудству.

— Гермиона, вообще-то ты не должна была впускать меня. Или ты думаешь меня оглушить и сдать под арест?

Она выглядит усталой, подумал он, глядя на круги под карими глазами.

— Смоллетт даже не понял, почему ты не пришел на работу. Он решил, что ты в рабочую субботу устроил себе обычный выходной, — сказала она почти безразлично.

Андре быстро осмотрел комнату и убедился, что в квартире нет посторонних, а затем резко развернулся, так что его длинные светлые волосы описали круг и закрыли часть лица, а мантия мелькнула, как плащ тореадора.

— Гермиона, у меня ровно три минуты. Я скажу тебе всё, что должен, а ты потом сама примешь решение.

— Я тебя слушаю.

Она выглядела потерянной, и его сердце сжалось от жалости. Она никогда не разучится доверять людям! А ведь он совсем недавно угрожал ей и Орландо! Андре был уверен, что она видела его в саду при свете луны и поэтому сбежала.

Она стояла перед ним, скрестив руки на груди, готовая ко всему.

— Не могу сказать, что у меня хорошие новости. Во-первых, у тебя на руке есть трейсер, по которому за тобой следят днём и ночью Стайк, Миллс и твои друзья. Трейсер находится на левом запястье с внутренней стороны, — Андре показал слабый след ожога на своей руке, — вот здесь.

Увидев, что её бровь удивленно поползла вверх, Андре пояснил:

— Трейсер — это магическая печать, которая ставится каждому работнику Аврората при поступлении на работу, естественно, без его ведома, и остается пожизненно, чтобы помочь аврору в случае опасности. Проще говоря, за вами всегда следят.

Гермиона побледнела.

— Это неправда!

Тогда Андре быстро открыл свой маленький кейс и развернул в воздухе трейсерную карту.

— Вот Пенни Райз. А вот ты, Гермиона. Некогда рассказывать, как это работает и откуда это у меня, но я хочу тебя предупредить — перемещения всех авроров записываются в архив, а твои данные были изменены, и это непременно вызовет против тебя подозрения. Тебя выгонят с работы — это в лучшем случае — или арестуют.

Гермиона продолжала смотреть на карту.

— И не вздумай бежать к Поттеру или Уизли. Они знают про трейсеры и заодно со Стайком.

Андре открыл архив и показал Гермионе, как три фигуры стоят в закрытой комнате Стайка. Поднеся палец к светящимся формам, Гермиона прочитала: Альдонар Стайк, Рон Уизли, Гарри Поттер — и сегодняшнюю дату.

— Они вместе наблюдают за трейсерами. Они знают всё о твоих перемещениях, и эта информация скоро будет использована против тебя.

Гермиона отвернулась, чтобы не выдать своих слёз. Стало трудно дышать, и она положила руку на грудь. Её возмутило, что в Аврорате за работниками вели постоянную слежку, но потрясло не это. Рон и Гарри не на её стороне. Они не предупредили её, ничего не сказали. Они знают, где она проводила дни и ночи. Это было унизительно.

Андре продолжил, глядя на её опущенные плечи, борясь с желанием обнять и утешить её:

— Я понимаю, что это шок для тебя, но у меня очень мало времени, поэтому я скажу самое главное: ты должна уехать для своей же безопасности. Я предлагаю тебе стать на мою сторону и расскажу, чем занимаюсь я и мои друзья.

После краткого рассказа о серых магах Андре Гермиона была в полном смятении. С одной стороны, она понимала, что они занимаются правым делом, борясь с наркомафией и магами, покрывающими её. С другой стороны, стать на сторону убийц она не могла. Она повернулась к Андре и грустно посмотрела ему в глаза.

— Я не смогу быть с вами, Андре. И не могу обещать, что сохраню в тайне то, что ты рассказал! — она выглядела растерянной. — Но теперь я… не хочу больше работать там, где я не нужна, где мне не доверяют.

Вдруг в её глазах промелькнул испуг, пришло осознание опасности.

— Я не смогу уйти из лаборатории, пока у меня трейсер? Андре, почему тебя нет на карте? Где твой трейсер?

Гермиона взяла его руку и провела рукой по шраму на кисти. От её прикосновения у Андре мурашки побежали по коже, и он одернул руку. Видя её испуг, Андре быстро проговорил, так как нельзя было терять ни минуты.

— Я научу тебя заклинанию, и ты сможешь выжечь трейсер. Потом заживишь шрам — ты это умеешь делать лучше меня, и следа не останется. Никто — ни один человек — не знает этого заклинания! Я сам нашел и применил его. И не вздумай делать его мысленно — только с палочкой!

Андре наклонился к её уху и проговорил два слова.

— Запомнила?

Она кивнула.

— Сделай это в нужный момент!

— Почему ты помогаешь мне? — её испуганные глаза были полны слёз.

Андре потрепал её по плечу.

— Мне жаль, что я расстроил тебя, — его напряженное лицо выдавало крайнее волнение. — Ты можешь поехать во Францию и стать частью нашей группы — поверь, твои необыкновенные умения будут оценены и использованы наилучшим образом. Ты сможешь…

Она уже качала головой, и он остановился.

— Я почему-то так и думал. Но у тебя будет время поменять решение. Запомни, в любой, даже отчаянной ситуации есть выход! Можешь на меня рассчитывать.

— Значит, я не зря доверяла тебе всё это время, — сквозь слёзы проговорила она.

— Зря, Гермиона, зря! Знаю, что сам себе противоречу, но нет времени объяснять! — он сжимал в руке кейс с трейсерным устройством. — Я могу отсюда аппарировать?

— Нет, у меня защита.

Он так и знал. Не мешкая, Андре побежал к двери и оглянулся уже в коридоре. Он понимал, что, возможно, больше никогда её не увидит и чувствовал облегчение оттого, что всё рассказал. Если это ей поможет избежать опасности, он не зря рисковал, придя сюда. Не говоря ни слова, он пробежал вниз по лестнице и с громким хлопком исчез, чтобы отправиться к Жоржу и предложить свой дерзкий план.

* * *

Гермиона поставила защиту на дверь и в изнеможении упала на диван. В голове роилось столько мыслей, что, казалось, она слышит пчелиный гул.

Она не собиралась бежать! Это равносильно признанию вины, а она не совершила ничего противозаконного! Да, только использовала магию в присутствии маггла, а потом стёрла ему память… И тут же сообщила об этом Гарри — своему другу, который знает о трейсерах и следит за ней! Гермиона так разозлилась на себя, что изо всей силы стукнула пяткой о диван и тут же взвыла от боли. Какого чёрта она написала Гарри письмо, да еще и зашифровала его дурацким детским шифром?

И всё-таки она не могла поверить, что Гарри откажет ей в помощи. Раз сегодня никто не предъявил ей обвинений, значит, он прикрыл её?

Про Рона даже и думать не хотелось! Неужели он знает, где и с кем она была? Решившись на встречи с Орландо, Гермиона надеялась отвлечься от своих проблем и хоть ненадолго забыть о своей несчастной любви. Но Рон был последним, кому бы она призналась в своем легкомыслии! Она искала приключений и, чёрт возьми, нашла их на свою… ну, всё, она уже стала думать, как Рон Уизли… голову.

Гермиона вспомнила слова Андре о том, что её архив был изменён. Что это значит? А то, что его сведения не достоверны, и Рон ни в чем не может быть уверен! Может, он считает её преступницей? Гермиона решила, что, если ситуация станет критической, она избавится от трейсера и исчезнет, как и советовал Андре.

Откуда такая усталость, что даже нет сил раздеться?

Гермиона заставила себя встать и совершить положенный вечерний туалет. Свернувшись под теплым одеялом, она почувствовала голод и поняла, что забыла поужинать. В холодильнике лежала замороженная пицца, но нечего было и думать, чтобы встать и приготовить её. Ей почему-то вспомнилось, как однажды они с Роном в Ирисе готовили пиццу, а он опустил палец в кетчуп и измазал ей нос. Рон смеялся, показывая на Гермиону пальцем, а она возмущенно вытирала лицо, размазывая кетчуп еще сильнее. От её сердитого выражения он расхохотался еще больше, а потом взял её палец, опустил в пиццу и испачкал себе щеки. Она не смогла сдержать улыбку. Его веснушчатое лицо с пятнами от томата смотрелось более чем комично. А потом он притянул её к себе и облизал кончик её носа. Почему ей сейчас вспомнилась эта глупая шутка? Она не могла забыть, как весело им было вместе. Много, много маленьких смешных пустяков, из которых складывалось их хрупкое счастье. Можно ли это когда-нибудь вернуть? Сможет ли она быть счастлива с другим?

— Рон! — она опять говорила с пустотой, — пожалуйста, сделай что-нибудь! Мы должны всё исправить, пока не поздно. Мы ещё связаны нашими нитями, они не отпускают нас, — сквозь слёзы шептала она в пустоту, как будто он мог её услышать.

____________

* заклинания придуманы автором

Рон и Гарри молча сидели в небольшом пабе на окраине Лондона, изображая невинную беседу двух друзей, решивших провести вместе субботний вечер и пропустить по стаканчику. Только вот алкоголя у них в стаканах не было, потому что на работе, а тем более на задании, пить им было не положено. Беседа двух по-маггловски одетых авроров на самом деле была далеко не светской, а внимательный наблюдатель заметил бы, что молодые люди часто поглядывают на вход, словно кого-то высматривая.

— Ты уверен, Гарри? Ты не просчитался? — Рону их план не казался безупречным.

Гарри явно нервничал. Ожидание тяготило его. Еще час, и в пабе станет многолюдно, несмотря на то, что местечко не очень популярное, и тогда их операция будет более чем опасной.

Идея Гарри использовать себя в качестве наживки для серых магов была не такой уж и плохой, вот только Рон не согласился оставить друга одного, без прикрытия, и отправился вместе с ним. Обладатель трейсерной карты наверняка увидит двух авроров без их команд в маггловской части Лондона и решит, что друзья весело проводят выходной. Ну чем не повод для атаки, ведь они представляют собой лёгкую мишень? Гарри считал, что это самый быстрый способ вычислить своих врагов: вместо того, чтобы ломать голову над тем, где и как их искать, авроры дадут возможность преступникам атаковать их. Пусть серые маги выдадут себя сами!

Естественно, Рон и Гарри подстраховали себя: по заранее оговоренному сигналу их команды, оставшиеся в министерстве, должны были перенестись в паб и действовать по усмотрению. Гарри не знал, сработает ли их ловушка — возможно, хозяин карты плевать на них хотел и преследует свои, одному ему известные цели. Однако аврорское чутьё подсказывало ему, что серые маги — если, конечно, это были они — не простят ареста своих агентов, которые сейчас сидят в тюрьме Аврората. Агентов, благодаря которым в очередной раз всплыло имя предполагаемого организатора преступлений — Жоржа Жано. Гарри не без оснований полагал, что Жано не захочет упустить шанс поквитаться с аврорами, которые помешали воплощению его преступных планов. Каких — Гарри пока точно не знал, но думал, что именно в руках этого черного волшебника и находится трейсерная карта.

Когда уже было выпито немало бокалов сливочного пива и Гарри был готов признать, что его план не сработал, дверь паба распахнулась, и вошли трое мужчин, в которых авроры безошибочно узнали магов. Не скрывая своих намерений и не обращая внимания на магглов, вошедшие сразу же достали палочки. Однако прежде, чем вылетели смертельные заклинания, Рон и Гарри создали вокруг себя защитные щиты, а затем атаковали. Команды не подвели — через несколько секунд раздались громкие хлопки, и восемь авроров аппарировали в зал паба. Трое незнакомцев, не успев опомниться, оказались обездвиженными на полу. Гарри подскочил к ним и сразу определил самого опасного, пожилого. Он связал его дополнительными путами и применил редкое заклинание, ослабляющее магическую силу: «Индеболире». Оно считалось запрещенным и использовалось аврорами только в крайних случаях, но Гарри решил, что это было необходимо.

Рон склонился над седым магом, а затем повернулся к Гарри:

— Я думаю, это он.

Рон вспомнил долговязую фигуру в капюшоне со своей неудачной миссии, с которой и начались все его беды. Альтроменте. Похоже, именно этот маг чуть не погубил всю его команду. Хорошо, что Гарри сразу же применил ослабляющее заклятие! Волшебник, который умеет беззвучно аппарировать и применяет редкую чёрную магию, не должен от них ускользнуть. Чёрный капюшон.

Второй маг, примерно лет сорока, был обладателем пары маленьких злобных глаз, которые так и сверлили склонившихся над ним авроров. Ни Уизли, ни Поттер никогда раньше не встречали его и не видели этого запоминающегося лица в сводках с колдографиями. Оставалось познакомиться с третьим. Молодой маг, упавший лицом вниз, сразу привлек внимание Рона, и даже его спина показалась Рону знакомой. Как только парня перевернули, среди авроров прокатилась волна возмущения. Это был Андре Коллинз, сотрудник секретной лаборатории Аврората. Сердце Рона ёкнуло — Гермиона вновь попадала под подозрение.

— Ну, здравствуй, дружок, — прошипел Уизли, доставая из рук Андре небольшой чёрный кейс. Он отошел в сторонку, чтобы внимательней рассмотреть его содержимое. Не обнаружив опасности или подвоха, Рон раскрыл кейс, и в воздухе стала появляться светящаяся карта города с рассыпанными по ней зелеными точками. Рон не поверил своим глазам, но тут же спохватился, понимая, что остальным не положено было знать об удачной находке. К счастью, никто не смотрел в его сторону, потому что все авроры были заняты делом: одни аппарировали с арестованными в тюрьму Аврората, другие изменяли память магглам, ставшим случайными свидетелями нападения. Только Гарри успел заметить карту и просиял. Это было не просто удачное завершение операции, а блестящий выход из их сложного положения.

Рон быстро понял, что попало им в руки — следящее трейсерное устройство, которое использовали пойманные. Вероятно, это дело рук Андре. Хоть бы Гермиона не оказалась замешана, снова подумал Рон и свернул карту в кейс. Чтобы не привлекать лишнего внимания, он махнул Гарри рукой и отправился в маленькую подсобку паба, где заклинанием запер дверь и снова развернул карту, чтобы внимательно изучить её. Рон с удивлением отметил, что для этой карты не нужны пароли, и сразу увидел множество зелёных точек, передвигающихся по ней: министерство, их паб, а также несколько точек в городе — многие авроры в это время были уже дома. Рон увеличил план Аврората и тут же увидел подпись под небольшой зеленой фигурой, которая перемещалась в сторону тюремных камер: «Альдонар Стайк». Значит, арестованных уже доставили туда, и его начальник спешит на допрос. Рон только теперь до конца осознал всю важность их находки и опасность, которой они подвергались: преступники знали всё о передвижениях авроров, и даже сведения о Стайке, несмотря на его специальный код, были им доступны.

Рон уже собирался свернуть карту, как его внимание привлекла одна маленькая зелёная точка, затерянная посреди маггловского квартала. Он поднес к ней палец, и точка увеличилась, превратившись в неподвижную фигурку с надписью «Гермиона Грейнджер». Гермиона дома, в Пенни Райз! Рон протянул к карте ладонь и, коснувшись фигурки, еще больше увеличил её. Теперь он мог рассмотреть её контуры — Гермиона лежала на кровати, подтянув колени к подбородку. Рон почувствовал себя неловко, как будто подглядывал за ней, совершая что-то постыдное, и подвинул руку вперед, желая коснуться одинокой фигуры, но рука беспрепятственно прошла сквозь воздушную карту. Чёрт, как же внутри всё заныло, словно натянулись какие-то струны. Он хотел видеть Гермиону, хотел дотронуться до неё на самом деле, а ему нужно было срочно завершать операцию и возвращаться в министерство.

Вдруг у Рона появилась одна идея. Коснувшись желтой полосы на карте с надписью «АРХИВ», он выбрал нужную дату. Над картой светились темные буквы: «ИЗМЕНИТЬ» И «СТЕРЕТЬ». Теперь он знал, что и сам сможет при необходимости изменить данные архива. Обрадованный этим открытием, Рон быстро свернул карту и вышел из подсобки.

В пабе почти никого не было, кроме нескольких отдыхающих магглов и бармена, который разливал пиво. Бармен взглянул на странного посетителя и возмутился:

— Эй, приятель, что ты делал в моей подсобке?

— Извини, я искал туалет, — это железное алиби не раз выручало Рона из глупых ситуаций.

Команды хорошо и быстро поработали: магглы не помнили, что произошло в пабе несколько минут назад. Умело изменив их память, авроры отправились, как и положено, в Аврорат. Рон имел полное право ненадолго задержаться на месте событий и «проконтролировать ситуацию» — это был хороший предлог выиграть несколько лишних минут.

* * *

Сжимая лёгкий кейс, он быстро вышел из паба и направился на тёмную сторону улицы, где его никто не мог заметить, моля бога, чтобы в квартире Гермионы не стояла защита от трансгрессии. Стукнуться о защитный щит ему не хотелось, но аппарировать к её дому Рон не мог — он плохо знал ту часть Лондона. Перемещаясь в «Пенни Райз», Рон зажмурился, приготовившись к удару, но, к своему удивлению, в целости и сохранности приземлился прямо на ковер в знакомой комнате, где совсем недавно провел одну неприятную ночь. Потеряв равновесие, он покачнулся и задел стул, который с грохотом упал на пол.

Гермиона вскрикнула от удивления и села на кровати. В комнате было темно, но она разглядела большую фигуру в мантии в двух шагах от себя.

— Гермиона, не бойся, это я! — Рон поспешно поднял свою палочку и осветил комнату.

Гермиона уже сидела с палочкой наготове.

— Я не боюсь, — уверенно сказала она, опуская оружие.

— Отличная реакция! — сказал он, — спасибо, что не отбросила!

— Сюда не могут аппарировать чужие, я поставила защиту.

— Значит, я не чужой? — Рон подошел поближе, бесцеремонно сел на край кровати и стал внимательно рассматривать Гермиону. Она была заспанная и взлохмаченная — такая, какой он её больше всего любил. Надеясь, что она улыбнется ему, Рон вглядывался в знакомые черты, пытаясь уловить хоть тень радости на её лице, но даже при слабом свете палочки было видно, что Гермиона растеряна и вовсе не рада его видеть. Он знал, как включить небольшую лампу на тумбочке, не глядя, повернул выключатель и погасил палочку.

Увидев уверенный жест, которым Рон зажег лампу, Гермиона удивленно спросила:

— Ты уже был здесь?

— Был один раз, хотел поговорить с тобой, но не застал.

— Я так и знала, что кто-то здесь был, потому что моя мантия лежала не так, как я её оставила, — Гермиона смутилась, вспомнив, в какую ночь это произошло. Слава богу, что это был Рон, а не Черный капюшон!

Рону было не до воспоминаний.

— У меня совсем мало времени. Я должен предупредить тебя кое о чём.

Он не сразу понял, почему она криво усмехнулась.

— Попробую угадать: меня могут уволить или даже арестовать?

— Откуда ты знаешь? — с подозрением спросил он.

— Я знаю, что не могу убежать из-за трейсера.

Рон схватил её за руку.

— Откуда? Это совершенно закрытая информация, — им с Гарри пришлось дать строжайшую клятву о неразглашении тайны, а она говорила о трейсерах спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся! Кто посвятил Гермиону в детали трейсерного слежения? Если она знает, то… Сомнения мучили Рона, он буквально сверлил ее взглядом. — Гермиона, ты что, замешана во всем этом?

— Все мы в чём-то замешаны, — усмехнулась она, только усиливая его подозрения. — Ты мне не доверяешь? Думаешь, я серый маг и убийца? — она с вызовом посмотрела на Рона, присев на кровати, и вырвала свою ладонь из его руки. — Что дальше? Что ты будешь делать? Побежишь докладывать Стайку? Арестуешь меня? Будешь допрашивать с сывороткой правды?

Рон не ожидал такого поворота событий. Что это было? Признание? Или она, как обычно, дразнит его?

— Скажи, что ты не связана с серыми магами, и я поверю тебе, — Рон смотрел на неё с нетерпением. Его нервы были на пределе. Он не хотел быть суровым, но должен был узнать правду, и как можно скорее.

Гермиона насупилась. В чем вообще её подозревают? Она честно делала свою работу, нашла несколько антидотов, помогла стольким магам и магглам! Она не виновата, что Андре вёл двойную игру! Хоть Андре и оказался вне закона, теперь она понимала его цели и в некоторой степени даже сочувствовала им. Он боролся с распространением наркотиков — пусть жестокими и незаконными методами, но... Гермиона чувствовала себя в долгу перед Андре: он предупредил её об опасности и рассказал, как избавиться от трейсера. Она понимала, что должна рассказать Рону всё, что узнала о серых магах, но её разозлило его недоверие — похоже, Рон уже убедил себя в том, что она связана с преступниками.

Рон истолковал её молчание по-своему, и его сердце упало.

Зачем она влезла во всё это? Неужели такая правильная и честная Гермиона могла что-то затевать за его спиной, намеренно нарушая закон? Кто-то запудрил ей мозги, сбил с толку? Был ли это ненавистный Андре или Черный капюшон, Рон не знал. А если это началось ещё во Франции, и Гермиона всё это время искусно водила всех за нос? Нет, не может быть! Рон отмёл эти дурацкие мысли. За много лет он слишком хорошо изучил Гермиону, чтобы поверить в то, что она могла так поступить. Просто она попала в беду, став пешкой в чужой игре. Если бы только она не молчала, а всё рассказала ему! Рон сделал свой выбор.

— Солнышко, если ты совершила ошибку, я помогу тебе, найду способ прикрыть. Я никогда тебя не брошу, слышишь, — он притянул Гермиону к себе и обнял так крепко, что ей стало трудно дышать. Он поцеловал её волосы и приподнял подбородок. Её руки бессильно свисали, не отталкивая его, но и не отвечая на этот горячий порыв.

— Ты считаешь, что я совершила что-то незаконное? — прошептала она, — была замешана в убийствах? Мерлин, кому я тогда могу доверять? Кто поверит мне? — ее глаза наполнились слезами.

Рон собрал всю волю кулак, чтобы не встряхнуть её, так ему нужно было знать правду.

— Гермиона, у меня всего пару минут. Расскажи мне всё! — взмолился он, все ещё ловя её расстроенный взгляд.

— Я не знаю, что рассказывать! Я ни в чём не виновата! — прокричала она в отчаянье.

— Хорошо, хорошо... Не кричи, пожалуйста. Я тебе верю. Верю,— он успокаивал её, гладя по голове, как ребенка, — ты ни при чём. Теперь я знаю.

Внезапно она оттолкнула его, решительно вскочила с кровати и подошла к тому месту, куда Рон аппарировал.

— Откуда это у тебя? — спросила она, указывая на чёрный кейс, про который Рон на время забыл.

— Ты знаешь, что это такое? — удивился он, вскакивая следом и поспешно хватая кейс. — Откуда?

Они стояли в шаге друг от друга, тяжело дыша, будто готовясь к драке. Она — в смешной мешковатой пижаме, босиком, растрепанная и свирепая, как дракон; он — выше её на целую голову, грозный и большой, с горящими от волнения глазами.

— Ты следил за мной? Докладывал начальству о моих передвижениях? Проверял, не завела ли я себе парня? А может, эта карта показывает, с кем я сплю?

Злость и обида душили её. Рон держал знакомый ей кейс — значит, у него действительно была трейсерная карта, по которой он мог днем и ночью следить за ней. Андре не обманул!

Гермиона была готова вцепиться Рону в горло. Плевать на магию! Хотелось размахнуться и изо всей силы вмазать ему кулаком, чтобы он больше не ранил её так больно. Она звала его, и он пришел на зов, словно услышав её мольбы в темноте, и на секунду ей показалось, что с ней снова её Рон — родной, которому она всегда могла доверять, который одним прикосновением заставлял её сердце биться сильнее. Теперь всё смешалось, мир встал с ног на голову: её лучший друг и бывший жених стал не просто чужим — он стал её врагом, и при этом она всё ещё отчаянно любит его! Задохнувшись от досады, Гермиона приняла, с её точки зрения, единственно правильное решение.

Она замахнулась, надеясь попасть Рону в нос, но он легко перехватил её маленький кулак, и в ту же секунду она оказалась в его больших руках, крепко прижатой спиной к его животу. Она отчаянно вырывалась, пытаясь ударить его локтем и босой ногой, но Рон сжал её коленями, почти не давая пошевелиться. Гермиона понимала, что выглядит глупо, пытаясь противостоять аврору, который намного сильнее её, но злость, обида, тревога последних недель должны были найти какой-то выход. Она выкрикивала ругательства, которые никогда раньше не произносила — и даже не думала, что знает. Рон взбесил её настолько, что ей стало страшно — какую власть он имел над ней, так что она, умная, уравновешенная, искусно владеющая магией волшебница, грязно ругалась и махала кулаками! Разочарование, тоска по любви человека, который предал её, ослепили её дикой яростью, которая вырвалась наружу весьма странным образом.

Рон был просто в шоке. Он никогда не видел Гермиону в таком состоянии, и если бы не выдержка аврора, наверное, обездвижил бы её или подумал о враче. Она никогда не ругалась грязными словами и не бросалась ни на кого с кулаками. Без особых усилий сжав её тело одной рукой и коленями, он с жалостью смотрел на Гермиону, недоумевая, чем вызвал такую бурю. Слушая её гневную и грубую тираду, Рон поморщился — Мерлин, как же она ругается...

Через минуту она перестала биться в его руках и разрыдалась так, что стала без сил опускаться вниз, на пол. За всё это время Рон не сказал ни слова, а теперь подхватил её на руки и отнес на кровать. Чёрт, его поджимало время, но оставить Гермиону в таком состоянии не было никакой возможности! Он молча сидел на краю кровати, обнимая её вздрагивающую спину.

Через пару минут рыдания стихли, и она раздраженно дернула плечом, чтобы сбросить его руки со своей спины. Рон послушно ретировался.

— Рон, уходи. Продолжим беседу в камере для допросов, — вдруг сказала она откуда-то из подушки.

Он облегченно вздохнул. Вернулась обычная Гермиона, с которой ему было привычно ладить.

— Солнышко, у тебя что, пмс? Мне было страшно, поверь! Но зато я узнал, что ты обо мне думаешь, и не жалею, что пришел. «Гад ползучий» и «дерьмо драконье» — кажется, это было самое нежное. Остальное я и повторить не решаюсь...

Она от стыда не могла поднять голову и лежала, не шевелясь. Рон хотел свести всё к шутке и показать, что не сердится.

— Вот что бывает, если долго не заниматься сексом! — насмешливо сказал он и, заметив, как напряглась её спина, приготовился к ответной реакции. Но Гермиона была слишком уставшей. Она корила себя за то, что поступила так глупо.

Он продолжал играть с огнём:

— Больше всего на свете я хотел бы содрать с тебя эту дурацкую пижаму — я знаю, это то, что тебе сейчас нужно, — прошептал он ей прямо в ухо. — Тогда ты смогла бы выразить всю свою злость другими частями тела, кроме кулаков.

Такого уже Гермиона вынести не могла. Она села на кровати, сверкнув заплаканными глазами:

— Да лучше я трахну пожирателя смерти!

Рон рассмеялся:

— Ты теперь всегда так будешь выражаться, дорогая?

Гермиона знала, как убрать ухмылку с его лица.

— У меня был секс! Думаешь, кроме тебя нет на свете мужчин?

Ухмылка пропала, как по взмаху волшебной палочки.

— Их смерть будет на твоей совести, — прошипел он и добавил: — странная у тебя тяга к Ронам. И чем он лучше меня, этот маггл?

Гермиона похолодела. Он знает про Орландо? Не удивительно. Она вспомнила про трейсер и не удостоила Рона ответом.

— А, я понял, это очень удобно! — он вскочил с кровати и стал ходить по комнате, — стонешь в объятиях и всё время называешь одно и то же имя, не страшно перепутать!

— Рон, зачем ты пришел? — ей надоел этот глупый фарс, где она играла роль фурии, хотя на самом деле чувствовала себя несчастной и потерянной.

— Чтобы предупредить тебя об опасности, — он отбросил свою злость и ревность и заговорил серьезно. — Гермиона, я помогу тебе! Никому ничего не рассказывай. Что бы ни случилось, ничего сама не предпринимай — посоветуйся со мной. Обещаешь?

— Я ничего не обещаю.

— Вот, блин, упрямая, — он в волнении провёл рукой по волосам, — чёрт, я должен идти!

— Давай, а то тебя вычислят по трейсеру и обвинят в содействии преступнице, — сказала Гермиона с издёвкой в голосе.

Рон удивился, как быстро она ухватила самую суть. Ему ещё нужно время, чтобы изменить свой архив — тогда никто не узнает, что он побывал в Пенни Райз. Рона ничуть не смущало, что он собирался прибегнуть к методам, которыми успешно пользовались преступники.

— Ну, пока!

Гермиона нахмурилась, когда Рон наклонился над кроватью и притворился, что хочет быстро поцеловать её в щечку на прощание. Он и правда коснулся губами её щеки, и она на секунду потеряла бдительность, никак не ожидая, что он запустит руку в спутанные каштановые кудри и начнет целовать её в губы. По ее телу стало предательски разливаться блаженное тепло, но она быстро пришла в себя, с силой оттолкнула Рона и сердито прошипела:

— Что ты делаешь?

— Уже ухожу, — невозмутимо ответил он, неохотно выпрямляясь.

— Уходи, и чемодан свой не забудь.

Рон взял в руки кейс и уже собирался аппарировать, но вместо этого повернулся и спросил с горькой усмешкой:

— Гермиона, почему ты не хочешь дать нам ещё один шанс? Ты же знаешь, что я люблю тебя.

— Зачем ты повторяешь одно и то же? Это просто слова, — грустно ответила она.

— Только не для меня.

— Бурный секс и дикая ревность это не любовь.

— А что такое любовь? Уверен, ты изучила все энциклопедии, где упоминается это понятие!

Она пропустила его колкость мимо ушей и спокойно ответила:

— Это доверие и преданность.

Рон на секунду смутился.

— Гермиона, я... я знаю, что подвёл тебя, — виновато сказал он.

— Подвёл? Да ты убил во мне веру в людей!

Он забыл о том, что ему нужно было уходить.

— Дорогая, знаешь, в чём твоя проблема? Ты никогда не верила в нас! — увидев, что она собирается возразить, Рон поднял руку, указывая на неё пальцем. — Почему ты всё время откладывала свадьбу?

— Я думала, мы вместе решили, что подождем год.

— Ты так решила. И мне пришлось согласиться. Но я всё понимаю! Ясное дело — кто я такой на твоём фоне? Рыжий недоумок с сомнительной работой, скромной зарплатой, без своего дома, зато с огромной семьёй, где все суют свой нос, куда не надо!

Гермиона нахмурилась. Рон всегда недооценивал и принижал себя, но она думала, что все эти сомнения остались в прошлом.

— Я не виновата, что ты до сих пор не избавился от подросткового комплекса неполноценности! И я люблю твою семью, — возмутилась она, — Джинни и Молли мне как родные.

Его было не остановить.

— Мой единственный плюс — чистокровность, но тебе, я уверен, на это плевать... Я и раньше считал, что не достоин тебя, но ты всегда видела во мне что-то хорошее, и я верил, что оно во мне было. Сейчас я чувствую себя полным лузером, — Рон снова в волнении взъерошил волосы, и Гермиона поняла, как нелегко ему было выложить такое.

— Рон, ты не лузер. Просто ты спал с другой, и этого уже не изменишь, — с горечью сказала она.

— Ну и что? Ты тоже была с другим. Мы квиты... Если это был такой жестокий способ отомстить — я признаю, что ты победила, — сказал он.

Гермиона опешила. Она загнала себя в угол собственной ложью и теперь не знала, как выпутываться из глупого положения.

— Чёрт, мне надо идти. Боюсь, как бы меня не объявили в розыск, — Рон в очередной раз собрался аппарировать.

— Нет, Рональд Уизли! Ты должен выслушать меня, — Гермиона пыталась собраться с мыслями, чтобы сообщить ему, что никогда не стала бы спать с другим ради мести — за кого он её принимает?

— Солнышко, я хорошо знаю, как неприятно, когда тебе затыкают рот, но разговор придется отложить.

Гермиона поняла, что он сейчас исчезнет — и что на неё нашло? Она схватила палочку и прокричала:

— Ступефай!

Рон с легкостью отбил заклинание.

— Экспеллеармус! — её палочка отлетела в сторону и он в недоумении прищелкнул языком: — Хочешь сразиться с аврором, смелая моя? Думаешь, я вообще ни на что не гожусь?

Гермиона молчала, прижав ладонь ко рту, с ужасом осознавая, что только что сделала. Она, ей богу, не хотела...

— Что ж ты на ступефаи размениваешься? Ударила бы сразу авадой — и одной проблемой меньше. Или ты хотела сначала обездвижить, чтобы ногами побить?

Её глаза наполнились слезами. Ну зачем говорить все эти гадости, когда она и так расстроена?

— Извини, я не хотела, — виновато пробормотала она.

— Я знаю, ты можешь и без палочки приложить, — Рон поднял с пола её палочку, положил на каминную полку и бросил на Гермиону сочувственный взгляд. — Вспомни, что я тебе сказал и не делай глупостей. Послушай хоть раз моего совета! Да, и свари себе зелье от нервов, дорогая.

Рон аппарировал в одну старую гостиницу, где ему никто не мог помешать открыть карту и изменить свой путь в архиве трейсеров.

* * *

Гермиона выключила свет и долго лежала в темноте. Как она могла снова поднять на него палочку? Чувство вины захлестнуло её. Они давно поклялись — Рон, Гермиона и Гарри — что бы ни случилось, они не станут использовать друг против друга магию. Джинни смеялась над ними, повторяя, что не участвовала в договоре — она могла схватиться за палочку, если Рон или Гарри доводили её до белого каления. Но даже вспыльчивая Джинни не выпустила бы Ступефай: максимум, на что она была способна — муравьиная чесотка или красные волосы. Самое обидное, что Гермиона уже не сердилась на Рона. Она не собиралась прощать ему измену, но злости больше не было. Возможно, она выплеснула её, когда так глупо повела себя, потеряв контроль над собой.

Всё изменилось: они с Роном больше не жених и невеста, их доверие и дружба под вопросом, будущее неизвестно. Неизменным осталось только одно — её чувство к нему. Почему так? Умом она понимала, что Рон следил за ней и ему нельзя доверять, раз он знает про Орландо. «Странная у тебя тяга к Ронам». Такого по трейсеру не выяснишь. Значит, Рон был в «Белой лошади»? Гермионе стало не по себе. Ревность Рона не знала границ. Вдруг он решит отомстить ей? Гермиона упала на кровать, зарывшись в подушку. Нет, не может быть! Он не причинит ей вреда...

Гермиона прокручивала в голове их перепалку и никак не могла нащупать, что её так встревожило. Ах, да! «Солнышко, у тебя ПМС?» Она похолодела. В суете последних недель она совсем не смотрела на календарь. Занимаясь любовью в последний раз, они с Роном были немного не в себе, и никто не произнёс заклинание контрацепции. Страх не давал сконцентрироваться, чтобы сосчитать недели... Кажется, пять недель.

Гермиона села на кровати. Вспомнилась усталость последних дней — ужасная усталость... Всё время хотелось спать. А теперь этот приступ ярости. Рон был прав — когда играли гормоны, она была склонна к истерикам. Гермиона в отчаянии застонала. Как она могла быть такой несерьезной, и ведь много месяцев до этого пила противозачаточное зелье, а потом, когда они с Роном почти перестали заниматься любовью, решила сделать перерыв, отдохнуть. Отдохнула…

Рано паниковать — завтра нужно сходить в маггловскую аптеку на углу и купить тест на беременность, подумала она.

Несмотря на переживания, Гермиона ощутила, как её сковывает сон. Глаза сами собой сомкнулись, и она уснула, нахмурив брови. Во сне её лоб разгладился, а на лице заиграла легкая улыбка. Ей приснился маленький рыжий мальчик, который бегал по траве возле незнакомого пруда и звал её: "Мама, мама!" А потом прыгал на руки, и она его долго кружила, смеясь и падая в траву.

На следующее утро после встречи с Роном Гермиона проснулась от головокружения, удивляясь, что чувства из её прекрасного сна перенеслись в реальность. Однако к приятному ощущению примешалось какое-то новое, незнакомое. Легкое подташнивание заставило вскочить, и она ясно осознала, что происходит. Она беременна, и без маггловских тестов ясно! Черт побери этого Рона с его притяжением... Что теперь делать? Ее глаза наполнились слезами. Она не готова стать мамой. Ей всего двадцать... Она всё знает о магических существах, об истории Хогвартс, о заклинаниях и антидотах, но ничего о детях! У неё нет мужа, нет дома, скоро, возможно, не будет работы, если её вообще не отправят в тюрьму.

Гермиона не была бы Гермионой, если бы позволила приступу паники длиться дольше трёх минут. Взяв себя в руки, она стала думать, как правильно поступить в сложившейся ситуации. Во-первых, нужно всё-таки сходить в аптеку и купить обычный тест на беременность. Глупо переживать раньше времени!

Выполнив первый пункт плана по решению проблемы, Гермиона уселась на диван, уставившись на две полоски, ярко проступившие на кусочке картона. Тест однозначно подтвердил, что опасения были не напрасными.

Теперь её желудок подсказывал, что правильным будет перекусить. Гермиона направилась на кухню и открыла холодильник. Волна неописуемо гадкого запаха заставила Гермиону зажать нос, и она еле успела добежать до туалета. Пустой желудок вывернуло наизнанку, горло обожгло желчью. Она кашляла, морщась от ужасного жжения во рту, а потом подползла к крану, открыла воду и стала хватать ртом холодную струю. Горло перестало гореть, и она с облегчением вздохнула. Второй приступ тошноты снова опустошил её желудок, но на этот раз горечи уже не было. Гермиона посидела немного на полу в ванной, а потом встала и вернулась в комнату. Увидев лежащее на столе яблоко, она схватила его и впилась зубами в сочный бок. Хорошо! Она сгрызла два яблока, и тошноты как не бывало. Теперь можно было поразмыслить над тем, что делать дальше.

Третьим правильным шагом было рассказать обо всём Рону. Гермиона взглянула на свою сову, которая грустила в клетке на подоконнике, достала кусок пергамента и стала писать письмо. Она уверенно вывела имя адресата и поставила восклицательный знак.

На этом вдохновение закончилось. Что написать? «Хоть мы и расстались, но я жду ребенка, поэтому придумай что-нибудь?» Гермиона поморщилась. Как глупо! Они не раз обсуждали с Роном их будущую семью и детей, и он повторял, что в ближайшие пять лет нужно хорошо поработать, чтобы купить свой дом — тогда можно будет и детей заводить. Гермиона соглашалась с ним. Рону хотелось иметь идеальную семью, где у детей будет всё самое лучшее! Им не придется донашивать одежду за старшими братьями, делить с кем-то свою комнату, выслушивать насмешки деток богатеньких аристократов. Рон любил свою большую семью, но не хотел, чтобы его дети пережили унижение, которое пришлось в детстве испытать ему.

Гермиона вспомнила их разговор в лаборатории, когда Рон вдруг вообразил, что она беременна. Он ужасно волновался и явно вздохнул с облегчением, когда она посмеялась над его нелепым предположением. Она понимала, что ребёнок никак не входил в его нынешние планы. Однако ребёнок будет, и, хочет Рон того или нет, ему придется с этим смириться. В семьях волшебников есть свои правила! Гермиона не могла припомнить ни одной семьи магов, где бы дети росли отдельно от отцов и матерей при живых родителях. Маги не разводятся, не бросают своих детей. Рону придется на ней жениться. Слово «придется» покоробило. Не хватало еще, чтобы Рональд Уизли делал ей одолжение из-за её нежелательной беременности.

Она отложила перо и пергамент. Сообщать такие вещи в письме нельзя! Значит, нужно попросить о встрече на нейтральной территории. Гермиона поёжилась при мысли о том, что придется снова увидеться с Роном с глазу на глаз. Она значительно усложнила себе задачу, когда от злости соврала, что была с другим. Теперь, даже если она сможет убедить Рона, что это неправда, у него останутся сомнения, и придется долго оправдываться. А если Рон не поверит, что это его ребёнок, и откажется от него? Такого удара её самолюбие не вынесет! Уж лучше оставить всё в тайне, рассудила Гермиона. Со временем ситуация прояснится, их отношения станут более определёнными, и она решит, как поступить.

Сова осталась сидеть без дела, а Гермиона стала обдумывать план дальнейших действий.

Если не разрешатся проблемы на работе, на что она будет жить? Придется, поджав хвост, вернуться к родителям. Конечно, они не бросят её, поддержат и помогут, но Гермиона уже чувствовала перед ними свою вину: она не оправдала их надежд, доказала свою несостоятельность, безответственность и инфантильность. Она знала, что сможет жить, не нуждаясь, среди магглов, где незамужняя мать-одиночка далеко не редкость. Но имела ли она право так поступить со своим ребенком? Он наверняка будет магом, ведь Рон чистокровный волшебник. Гермиона опустила руку на живот и улыбнулась. Что бы ни случилось, теперь с ней всегда будет частичка Рона! Она верила, что дети, зачатые в любви, вырастают счастливыми.

Ужасно, когда в выходной некуда и не с кем пойти! Гермионе хотелось отвлечься от грустных мыслей и поделиться новостями с Джинни, но сказать ей про ребенка раньше, чем Рону, было неправильно. Нечего и думать идти в «Белую лошадь», пока на руке этот отвратительный трейсер! Да и сможет ли она теперь общаться с Орландо? У него к ней далеко не дружеские чувства — то, что она беременна от другого, уж точно его не порадует! Нельзя даже прогуляться по магазинам, потому что фактически она живет в этой квартире под прикрытием и не должна никуда выходить без указаний из Аврората.

Был ещё один вариант. Гермиона повторила про себя заклинание, которое ей сказал Андре. Она может в любой момент избавиться от трейсера, и тогда её никто не найдёт!

* * *

После допросов Жоржа Жано Гарри был сам не свой. Высокая зловещая фигура француза, его скуластое лицо, острый подбородок заставляли Гарри содрогнуться: даже в тюрьме он источал уверенность и власть, и Поттер невольно проникся к нему уважением. Дать такой силе пропасть в Азкабане казалось ему несправедливым!

Когда Гарри вернулся c очередного безрезультатного допроса, Рон поджидал его в комнате для авроров.

— Что нового?

Гарри нахмурился.

— Ничего.

— Совсем?

— Совсем. Понимаешь, Рон, на него не действует сыворотка правды! Стайк уверен, что, если бы мы сразу не ослабили его магическую силу, он бы давно аппарировал отсюда, несмотря на все барьеры. Подумай только — стоит нам один день забыть применить «Индеболире», и Жано исчезнет у нас из-под носа!

Гарри говорил с удивлением, граничащим с восхищением, и Рон прищелкнул языком:

— Кажется, Жано тебе нравится.

— Конечно, нет! Но, чёрт возьми, как? Как он это делает? Разве тебе не интересно узнать? — француз заинтриговал Гарри, ему не терпелось раскрыть тайны этого мага.

— Интересно, но только вряд ли он нам что-нибудь расскажет!

— Гермиона как-то давно говорила мне, что есть одно зелье — достаточно один раз его выпить, и сыворотка правды тебе не страшна. Может, она сможет поподробней узнать о нём?

— Гарри, не впутывай ты её в это дело! — возмутился Рон. — Гермиона всё ещё под подозрением, дело на контроле у министра. Кроме того ты сам говорил, что убийства продолжаются. Если Жано дергает за ниточки из тюрьмы, то и Гермионе может угрожать опасность.

— Рон, не будь параноиком. Знаешь, что сказал Стайк? — Гарри прищурился. — Что скоро Жано придется отпустить! Что из Франции придет запрос на его экстрадицию. У него там свои люди в самых высоких кругах — Жано оказывает неоценимые услуги министерству Франции! Министр — его близкий друг. Он ещё у нас только потому, что лягушатники не сразу узнали о его аресте. Это только вопрос времени.

— А как же правосудие? — возмутился Рон.

— Смешно, что ты еще веришь в такие вещи! Прям как маленький!

— И его отпустят?

— Естественно! Но не всё так просто в этом деле о наркодилерах.

Гарри призвал лист пергамента, на котором после нескольких заклинаний стали проступать начерченные ранее схемы.

— Рон, в деле серых магов что-то не сходится, — Гарри указал на точки, где были совершены убийства магглов из-за наркотиков, — смотри, вот об этих троих дали показания и Жак, и Андре, и два других агента. А вот про этих двоих они ничего не знают. Жано всё время использует редкие заклинания, а эти двое были убиты авадой. Выглядит, как смерть от остановки сердца — хотели сделать вид, что это маггловское убийство. И полиция так и подумала!

— Ты хочешь сказать, что за этими убийствами стоят другие преступники? — спросил Рон.

— Я в этом уверен.

— Не слишком ли много преступлений, связанных с наркотиками? Может, у Жано были разные исполнители?

— Стайк считает, что это дело рук пособников Жано, оставшихся на свободе. Но я так не думаю! Возьми хотя бы вчерашнее убийство этого наркодилера Бьянки. Мы знаем, что Жано собирался отомстить итальянцу, но сначала хотел убить его сына. А Орландо Бьянки жив-здоров! Наши под видом полицейских допросили его — он ничего не знает и считает, что смерть отца наступила от естественных причин.

Рон внимательно рассмотрел фото погибшего Антонио Бьянки в его лондонском доме. Он не мог сказать, что сочувствовал старому итальянцу, распространявшему наркотики — особенно теперь, когда узнал, что Бьянки был отцом злополучного Орландо. Кажется, всё их имущество списали за долги? Что ж, посмотрим, как это отразится на обаянии нового парня Гермионы! Интересно, узнала ли она о смерти Антонио Бьянки и побежит ли успокаивать своего дружка?

Гарри продолжил свои рассуждения:

— Жано мстил за смерть сына и убивал дилеров, которые распространяли наркотики среди молодёжи. А в этих двух убийствах погибли крупные наркобароны, которые курировали разные части рынка. Что-то здесь не то... И ещё: в доме Бьянки были найдены пергаменты и клетка с совой. Я уверен, что он какое-то время общался с магами, только вряд ли мы теперь узнаем, с какими и о чём.

— Нужно искать другой след? — мрачно спросил Рон.

— Да, и не французский. Местный.

* * *

Мистер Юджин Хоуп, глава Отдела по Международным Связям Министерства Магии, с недовольством рассматривал иностранную депешу, которая прибыла с утренней почтой. Он уже разобрал все бумаги, оставив конверт с французским гербом напоследок. Хоуп не умел читать сквозь пергамент, но заранее знал, что там увидит. Спокойно развернув послание, он пробежался по нему глазами и усмехнулся. Так он и думал! Проклятый Ренард! Министр магии Франции не первый раз вставляет ему палки в колёса.

Бумага была датирована вчерашним днём, однако максимальный срок доставки международной почты составлял неделю. Секретарь Хоупа был давно приучен к тому, что поступившая почта всегда регистрируется не до, а после того, как её просмотрит начальник. Маг улыбнулся, тщательно скрутил депешу, открыл свой сейф и положил её в нижний выдвижной ящик. Срок ответа на письмо — тоже неделя. Жорж Жано может еще целых две недели «отдыхать» в английском Аврорате на законных основаниях. Похоже, избежать экстрадиции не удастся. Им ни к чему сейчас ссоры и международные скандалы. Юджин Хоуп даже не стал раздувать историю с французским стажером, которого в прошлом году рекомендовало Министерство Магии Франции. Кажется, этот Коллинз оказался нечист на руку?

Хоуп, как глава ключевого отдела в министерстве, имел право получать копии отчётов всех подразделений, включая Аврорат, но он не доверял Стайку, полагая, что старший аврор отражает в своих письменных отчётах далеко не все нюансы дел. Юджин сам поступал точно так же и не ждал другого от своих коллег. Однако общую картину последних событий в Аврорате он себе представлял: Жорж Жано арестован; никто не смог добиться от француза вразумительных показаний; скоро его придётся отпустить. И самое главное — на Жано наверняка повесят все те убийства, которые совершили люди Хоупа.

Маг прищурился, глядя на своё отражение в зеркале, и его разноцветные глаза коварно блеснули. Если у тебя есть голова на плечах, то в политике любую ситуацию можно использовать себе во благо! Хоуп хотел бы надолго упечь Жано в Азкабан, но, если экстрадиция неизбежна, нужно придумать свой план. Через две недели Хоуп составит ответную депешу на имя месье Ренарда и затребует экстрадицию одного своего человечка, который всегда успешно справлялся с поручениями, но по недоразумению оказался во французской тюрьме. Наркоторговля — дело не такое тонкое, как политика, но зато гораздо более выгодное. Ради больших денег Юджин готов был рискнуть.

Мистер Хоуп не знал, что его планам не суждено будет сбыться, и судьба окажется к нему более чем благосклонной. Уже через неделю вся мировая магическая пресса с сожалением сообщит, что министр магии Франции, месье Ренард, скончался от остановки сердца прямо на своём рабочем месте. Свёрнутая депеша так и останется лежать в сейфе Отдела по Международным Связям, а Жорж Жано, потерявший своего главного покровителя, надолго задержится в Азкабане — не без «помощи» врагов, которых он нажил у себя на Родине.

* * *

Гермиона уверенной походкой шла по коридору в сторону лаборатории. Прошло уже несколько дней после поимки Андре и Жано, а в её работе так ничего и не изменилось, разве что недовольные взгляды коллег стали ещё более подозрительными. Но она уже давно привыкла к их холодному отношению. Никаких обвинений против неё никто не выдвигал, однако подвешенная ситуация всё равно настораживала.

Ей казалось, что левое запястье горит огнём. Если она избавится от трейсера, то фактически подтвердит, что связана с преступниками, значит, тогда будет только один путь — бежать! Позорно бежать, когда она ни в чём не виновата? Гермиона представила себе злорадные лица Виктора и Тарани. Ни за что не доставит она им такого удовольствия! Она любила свою работу, несмотря на разочарование в отношениях с коллегами и начальством, несмотря на ситуацию с трейсерами. Она знала, что может быть полезной, и не хотела уходить из лаборатории. Ну и что, что у неё нет друзей? Она и в Хогвартсе не могла похвастаться тем, что была душой компании. Если бы не Гарри и Рон, пребывание в школе было бы совсем одиноким. Наверно, она сама виновата, у неё такой характер! В конце концов, работа нужна не для того, чтобы дружить, а чтобы приносить пользу людям!

Гермиона выслушала новости на общем собрании лаборатории и, зайдя в свой крошечный кабинет, с удовольствием погрузилась в работу: у неё на столе лежал целый список заклятий, от которых не помогало универсальное «Фините Инкантатем». Некоторые из них почему-то действовали только на детей, они в первую очередь и заинтересовали Гермиону. Например, после применения «Клэппо», ребенок долго хлопал в ладоши и не мог остановиться, и школьники иногда использовали это заклинание, чтобы обидеть нелюбимого ученика. Учителя не знали, как помочь несчастному, который отбивал себе ладоши — его просто удаляли с урока и ждали, пока он перестанет хлопать. Или «Сонниферо» — погружает ребенка в сон на несколько часов. Гермиона думала о том, почему эти заклинания не действуют на взрослых.

Изучение истории «детских» заклинаний отвлекало Гермиону от больного вопроса: почему за несколько дней ей не удалось встретиться ни с Роном, ни с Гарри? Она знала, что они постоянно участвовали в операциях, были на сложных допросах, пропадали по ночам и почти не появлялись дома. Она переживала за них. Её работа, по сравнению с работой авроров, была просто веселой прогулкой. Они устают морально и физически, могут не есть, днями сидя в засаде, их жизни и здоровью постоянно угрожает опасность. После сложных миссий Рон возвращался домой без сил, выжатый, как лимон, и долго отсыпался. А еще он ел, как пиранья! Гермиона улыбнулась. Он даже её стряпню ел с удовольствием.

Тайна не давала Гермионе покоя. Время шло, а она до сих пор не нашла возможности рассказать Рону о ребенке! Почему-то ей казалось, что, чем дольше она ждёт, тем трудней ей будет собраться с духом и выложить ему всё.

Наступило время ланча — обостренное чувство голода подсказывало, что пора перекусить. Гермиона спрятала все свои бумаги в стол и заперла его заклинанием. После того, как она перестала доверять коллегам, это стало правилом.

Идя по коридору в сторону кафе, Гермиона случайно выронила из кармана мантии кошелек, и горсть маггловских монет, которые там хранились на всякий случай, со звоном рассыпалась по полу. Она присела и стала быстро собирать их, перемещаясь на корточках в тёмную часть коридора. В это время мимо с шумом протопало несколько пар ног: авроры пробежали по коридору в сторону лаборатории. Гермиона прислушалась. На входе их остановил охранник, требуя предъявить пропуск. Её сердце ёкнуло, когда она чётко расслышало свое имя.

— Нам нужно немедленно пройти, вот приказ о задержании мисс Грейнджер.

Кажется, в лаборатории раздались удивлённые возгласы и смех.

Гермиона похолодела от страха. Вот оно! Началось! На размышление было всего несколько секунд. Сейчас им скажут, что она пошла на обед, и авроры побегут назад по тому же коридору. Гермиона быстро провела палочкой вокруг своей головы, и вместо темных волос её лицо прикрыли длинные светлые локоны. Она накинула капюшон и медленно пошла в сторону лифтов. Хватит ли этой маскировки, чтобы незаметно дойти до каминной сети и убраться подальше? За спиной послышались взволнованные голоса и топот ног. Нет, только не в тюрьму! Что она будет делать, если её обвинят в пособничестве убийцам и отправят в Азкабан? А ребенок? Она старалась идти спокойно, не переходя на бег. Авроры промчались мимо по коридору, не узнав её. Путь до каминной сети показался бесконечным, но Гермиона успела решить, куда отправится. Пока на запястье остаётся трейсер, нужно быть среди людей! Зайдя в камин, она переместилась в шумный Косой переулок.

* * *

Завернув за угол ближайшей лавочки в Косом переулке, Гермиона убедилась, что никто не обращает на неё внимания, и, достав палочку, зажмурилась. Пора избавиться от трейсера! Андре не предупредил, насколько это может быть больно, поэтому она сначала сделала лёгкое обезболивание, а потом, указывая палочкой на кисть руки, четко сказала: "Эрадикаре Фуоко"! Руку обожгло, запястье засияло зелеными огоньками, и Гермиона увидела проступивший круглый знак, напоминающий печать, в центре которого горело её имя. Она вскрикнула от боли. Печать пропала, запахло горелой кожей. Корчась от сильнейшего жжения, Гермиона села на каменную мостовую, пытаясь собраться с силами и заживить рану. Нужно было сделать это аккуратно, чтобы не осталось шрама.

Вдруг она услышала шум шагов и крики. Кто-то бежал по улице к лавочке, за углом которой она спряталась. Сквозь пыльное окно магазинчика она увидела, что несколько молодых людей в мантиях вбежали в лавочку и стали бесцеремонно обыскивать всё вокруг. «Они знают, что я здесь! Так быстро?» От страха её руки тряслись так, что заживляющее заклинание не получалась. Кровь стекала по запястью, в глазах потемнело от боли.

Переведя дыхание, она снова заглянула через маленькое окно в магазин и опешила, увидев знакомую фигуру. Рон стоял возле прилавка и спрашивал о чем-то продавца. Старенький маг отрицательно качал головой. Вдруг Рон повернулся и внимательно посмотрел в окно. Синие и карие глаза встретились.

Гермиона знала, что её примитивная маскировка не могла обмануть его — конечно же, Рон её узнал. В ту же секунду он бросился к выходу из лавочки, расталкивая покупателей, а следом за ним побежали и другие авроры. Гермиона собралась аппарировать — без трейсера на руке она могла отправиться куда угодно — но от неожиданности выронила палочку, и та, попав в сточную яму, понеслась вниз в быстром потоке воды. Несмотря на боль в запястье, Гермиона вскочила и побежала по мокрой мостовой. Нечего и думать аппарировать без палочки! Ручей уносил её всё дальше, но вот палочка зацепилась за островок грязи, всего в нескольких десятках метров. Гермиона бежала изо всех сил, хоть мантия и сковывала движение; сердце выпрыгивало из груди. Сзади слышались крики и топот.

— Гермиона, постой!

Она оглянулась, не останавливаясь. Несколько авроров бежали по переулку, их чёрные мантии напоминали крылья коршунов. Рон бежал одним из первых. Как псы за лисицей, подумала она, на бегу наклоняясь к грязной луже, чтобы схватить палочку, но не удержалась и, поскользнувшись, с разбегу упала на каменную мостовую. Стук ног раздавался совсем рядом.

— Гермиона!

Если кто-нибудь коснётся её, она уже не сможет убежать! Не дотянувшись пару сантиметров до желанной цели, Гермиона аппарировала с громким хлопком, даже не заметив боли от падения.

* * *

Она не ожидала, что место, которое пришло в голову для трансгрессии, окажется таким многолюдным. В детстве она часто бывала здесь с родителями и особенно любила ходить за мороженым в магазинчик на углу. Гермиона сидела на тротуаре, тяжело дыша, чувствуя, как кружится голова и болят колени. Отодвинув мантию, она увидела, что её колени и локти были ободраны в кровь. Лицо горело и наверняка было перепачкано землей. Оставшись без палочки, ей было трудно как следует залечить себя. Из обожженной руки всё ещё сочилась кровь. О, Мерлин! Сконцентрировавшись из всех сил, она мысленно наколдовала заживление кожи. Кровь перестала идти, и боль в запястье немного утихла.

— Что с тобой, девочка? — проходящая мимо женщина обеспокоенно склонилась, — у тебя кровь! Может, вызвать скорую?

— Нет, нет, спасибо! — Гермиона медленно встала. — Я просто упала. Всё в порядке, — она попыталась улыбнуться.

Она не любила маггловские больницы — их методы лечения нагоняли тоску. Вдруг острая боль пронзила живот. Эта была не боль от удара, ожога или раны — новое чувство заслонило свет, Гермиона согнулась пополам и сказала только два слова: «Как больно!»

* * *

Рон зарычал от отчаянья. Он почти коснулся её, ещё одна секунда, нет, доля секунды — и он бы аппарировал вместе с ней. Опять возвращаться к трейсерной карте, опять искать её! А если она будет аппарировать каждую минуту? А если другие найдут её раньше его? Стукнув кулаком в стену, он проскрипел зубами от бессилия.

Рон должен был сказать ей, что, несмотря на обвинения и приказ об аресте, её невиновность практически доказана. Показания Андре были многократно проверены — Гермиона не причастна к преступлениям, но процедура дознания должна проходить по форме. Её подержат немного в камере, возможно, ей придется участвовать в опознании и выступить в роли свидетеля, но не более того. В крайнем случае, если её действия будет признаны халатностью, её уволят с работы. Но вряд ли Стайк это допустит. Он ценит Гермиону, и Миллс, и Элинор вступятся за неё. Просто ей не место в лаборатории! Может, её переведут в лазарет или в другой отдел министерства.

У Рона сжалось сердце при воспоминании о её отчаянном взгляде через пыльное окно лавочки. Она, наверно, сильно ударилась, падая на мокрые камни — внимательно осмотрев мостовую, он разглядел следы крови. Рон подобрал её палочку, застрявшую в сточной канаве, и очистил от грязи. Теперь Гермиона не сможет даже толком заживить себя! Рон знал, что заживляющие заклинания она предпочитала делать с палочкой, зато они получались лучше, чем у хилеров. Он не раз просил её залечить небольшие царапины, полученные им во время миссий, и отправлялся в Св.Мунго с более опасными ранами, только чтобы не пугать её. После заживляющих заклинаний Гермионы следов почти не оставалось.

Рон бережно спрятал её палочку вместе со своей, махнул команде авроров, и они вернулись в министерство.

* * *

Шок ожидал Рона, когда он узнал, что трейсер Гермионы пропал с карты. Это невозможно — они с Гарри уже сто раз проверили, и у них в глазах рябило от зелёных точек: Гермионы на карте не было. Её не было ни в одном городе Англии, Британии, Европы. Она что, в Австралию аппарировала? Даже имея наилучшие магические способности, это нереально. Рона съедала тревога. Проверив бесконечное количество раз карту на наличие красного контура, друзья не находили себе места.

В данной ситуации побег был для Гермионы наихудшим вариантом. Чем дольше она будет скрываться, тем больше подозрений возникнет. Рон был зол на Стайка за то, что тот не ему поручил задержать и отвести Гермиону на дознание. Допросы и миссии последних дней выбили Рона и Гарри из колеи. Несмотря на арест Жано, убийства магглов продолжались, и аврорам предстояло разобраться, как цепочка действовала в отсутствие самих организаторов.

— Рон, что мы будем делать? — наконец нарушил молчание Гарри. — Если мы не найдем Гермиону до вечера, то не сможем дольше скрывать, что она пропала. Сбежала! Чёрт, свидетелей много — как долго они будут по нашей просьбе молчать?

— Я не знаю, Гарри, не знаю! Где её трейсер? Я не хочу и думать о том, что она осталась без руки, — при одной мысли об этом Рон содрогнулся.

— Но больше нет вариантов — Стайк говорил, что это единственный способ избавиться от трейсера, — Гарри был мрачнее тучи.

— Как я мог упустить её! — Рон стал ходить по маленькой комнатке, не находя себе места. Вдруг он остановился и стукнул себя по голове.

— Гарри, какие же мы идиоты! Андре!

Гарри сделал большие глаза, вскочил, и они, не сговариваясь, быстро закрыли карту, заперли комнату и помчались в сторону тюремного крыла.

Если Андре смог избавиться от трейсера, значит, смогла и Гермиона. Теперь им предстояло выяснить, как.

* * *

Гермиона очнулась в маггловской больнице со скучным белым потолком.

— Детка, как ты? — к ней подскочила пожилая дама в белом халате, — очнулась? Я позову доктора. Ну и напугала ты нас!

Гермиона повернула голову. В крошечной палате кроме неё никого не было. Пошевелив руками и ногами, она поняла, что все тело немного ноет, но боли нигде нет. В голове туман, но это, наверно, от больничного запаха.

— С добрым утром, красавица, — молодой симпатичный доктор, вошедший бодрым шагом, излучал добродушие, — начнем с того, как вас зовут.

— Хелен Смит.

Он что-то записал в своей папке.

— Адрес?

— Я приехала к подруге в Лондон, но не помню адреса.

— Ваш адрес? Где живет ваш муж?

— Какой муж? — не поняла она.

— Ну, наверно, Рон, — подсказала старая дама, — ты всё время звала его, пока не очнулась.

— У меня нет мужа, — Гермиона повернула голову, и вдруг слезы сами покатились из глаз. Вспомнив сильную боль в животе, она боялась спросить, что с ребенком. Доктор с сочувствием положил руку ей на плечо, и она всё поняла.

— Не расстраивайтесь, мисс, у вас ещё будут дети! Так уж получилось. Поверьте, с вами всё будет в порядке. Вы молодая, и здоровье у вас хорошее. Такое бывает. В следующий раз будьте осторожней, — врач немного поколебался, прежде чем продолжить. Его тон стал суровым. — Знаете, мисс, если муж вас бил, нужно сообщить об этом в полицию. Такое нельзя спускать! Они не останавливаются!

Гермиона напряглась, но не повернулась, и доктор сжалился:

— Я зайду попозже, мисс Смит. Поправляйтесь и подумайте, кому можно сообщить, чтобы вас навестили. Наверно, кто-то о вас беспокоится?

Он вышел из палаты, следом за ним медсестра. Гермиона осталась одна.

Врач решил, что меня били, подумала она. Что Рон меня бил. Заявить в полицию… Мой рыжий малыш… Хотелось выть от горя, от одиночества. Ей некому позвонить, не с кем разделить эту боль. Никто не знает и пусть никогда не узнает о том, что случилось. Она сама должна пережить это.

Конечно, она могла дать телефон родителей, но, представив глаза мамы, сразу передумала. Они будут в шоке, они не простят Рона. Сможет ли она его простить? Он выследил её по трейсеру и ловил, как опасную преступницу! Он бежал за ней с целой командой авроров, гнал её по переулку, как бешеную собаку, а потом она упала. Гермиона вытерла слёзы и положила руку на живот. Её сон не сбудется никогда. Маленький рыжий мальчик не будет кружиться с ней на лугу возле пруда. После того, что Рон сделал, она не сможет простить его.

Хлопнула дверь, и в палату вошла пожилая медсестра. Гермиона отвернулась, давая понять, что не желает беседовать, но та бесцеремонно села на стул возле неё.

— Тебя зовут не Хелен Смит, так? — по-деловому спросила медсестра.

— С чего вы взяли?

— Я работаю здесь уже сто лет, и всякое повидала.

Гермиона посмотрела на неё с интересом. Старушка выглядела очень бодрой.

— Детка, я знаю, в чём дело. Такие, как ты, попадают к нам не так уж редко. Хочешь, я расскажу тебе, как всё было?

— Может, не стоит?

Медсестра не обратила никакого внимания на слова Гермионы и продолжила:

— Ты забеременела, а он не захотел жениться. Вы поссорились, он напился. Ты разозлилась, он спьяну поднял на тебя руку. А сейчас ты жалеешь его и не хочешь называть его имя, чтобы его не нашли и не посадили. Так?

— Всё совсем не так... Я бежала и упала. А имя я не назвала совсем по другой причине. Он ничего не знал про ребенка, и теперь уже никогда не узнает.

— А родители?

— Тем более.

Старушка пожала плечами.

— Тебя подержат здесь ещё день или два, и куда ты потом пойдешь? К нему или к родителям?

— Не знаю, — ей было всё равно. Пусть от неё отстанут! Внутри образовалась ноющая пустота.

— Послушай мой совет. Не возвращайся к нему! Знаешь что, я тебе оставлю телефон одного центра. Там помогают женщинам, попавшим в подобные ситуации, — сердобольная медсестра написала что-то на клочке бумаги. — Господи, как же он разукрасил тебе лицо...

Гермионе было плевать. Она снова отвернулась, не желая продолжать этот разговор.

— Врач прописал тебе укол, от которого ты поспишь немного, — медсестра бесцеремонно задрала больничную рубашку Гермионы, повернула её на бок и сделала своё дело. Заботливо укрыв её одеялом, старушка, бормоча что-то себе под нос, вышла из палаты.

— Молодые доверчивые дуры, прости господи, — расслышала Гермиона.

Она уставилась на облупленную серую стену и стала изучать кривые узоры краски, пока глаза сами не закрылись и она не уснула.

Рональд Уизли уже несколько минут стоял на пороге дома Грейнджеров, не решаясь нажать кнопку звонка. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге показалась удивленная миссис Грейнджер.

— Здравствуй, Рон. Кого-то ждёшь?

— Здравствуйте... Можно войти, миссис Грейнджер?

— Конечно, заходи. Что случилось? Ты без Гермионы?

Все его надежды сразу рухнули. По обеспокоенному взгляду миссис Грейнджер Рон понял, что она не знает, где дочь. Он стал лихорадочно думать, что же сказать.

— Понимаете, мы с Гермионой немного повздорили, и она ушла. В общем, я хотел спросить, не знаете ли вы, где она?

— Понятия не имею. Она с нами очень мало общается, — с укором сказала миссис Грейнджер. — И давно её нет?

— Два дня.

— С ней всё в порядке?

Рон промолчал. Он не хотел волновать миссис Грейнджер, зная, как отреагировала бы его мать, если бы он попал в беду.

— Кажется, она упала, — уклончиво ответил он.

— Что значит «кажется»? Куда упала? Рональд, ты пугаешь меня. Она что, больна?

— Нет, я не думаю, но, возможно, ей нужна помощь, — он вспомнил о выжженном трейсере.

Сказав это, Рон сразу понял свою ошибку. Его неуверенность напугала женщину больше, чем правда. Миссис Грейнджер отвернулась от него и громко позвала мужа, и они стали что-то обсуждать в гостиной, пока Рон сидел в кресле в небольшой прихожей и думал, что ему делать дальше.

* * *

После допроса Андре Рон понял, что Гермиона выжгла трейсер специальным заклинанием. Его пугало, что это было больно и опасно, к тому же без палочки она не могла, как следует, залечить ожог. Издевательский голос Андре до сих пор стоял у него в ушах:

— Уизли, не делай вид, что беспокоишься о ней, когда мы оба знаем, что тебе просто нужно её поймать!

Рон решил не отвечать на комментарии француза — в конце концов, он пришел за информацией и должен был как можно быстрей получить её.

— Я научил Гермиону, как избавиться от трейсера, и, судя по твоей роже, она воспользовалась моим советом. Поверь мне, больше ты её не увидишь! После того, что ты с ней сделал…

Рон продолжал молчать, только скулы напряглись.

— Знаешь, что она пережила? Какие насмешки выслушала за спиной? «Занудная курица, не смогла удержать жениха и полгода», «не видит дальше своего носа, сохнет по нему, идиотка», «торчит тут на работе, пока он развлекается с другими»…

Рон не выдержал и дал Андре по морде, и у того под носом потекла красная струйка. Андре вытер её рукавом, злорадно посмеиваясь.

— Думаешь, я не видел по трейсерам, что ты каждый день таскался в лазарет и трахал эту вашу авроршу? Знаешь, как это выглядит на карте? Две маленькие точки сливаются в одну жирную. А если приблизить, можно и позу рассмотреть, — Андре рассмеялся, а потом сделал брезгливое лицо. — А потом шел домой и спал с Гермионой! Ты просто скотина!

У Рона чесались руки — как же ему хотелось отметелить этого придурка! Кто он такой, чтобы лезть в их с Гермионой личную жизнь, в их постель, чтобы судить их! Рон знал, что Гарри наблюдает за допросом через скрытое окно, и еле сдержался, чтобы не вмазать Андре ещё раз. Он понял, что еще одним ударом просто прибьёт француза! Тот не знал, с каким огнём играет, и смело продолжил:

— Но она — умница, всё поняла и отомстила. Правда, я не совсем одобряю её выбор… Магглы не для неё! Но уж получше, чем такая сволочь, как ты!

Прежде, чем изменить архив Гермионы на карте, Андре внимательно изучил её трейсер во время ночного свидания на берегу реки — он знал, что Гермиона не спала с Орландо. Однако Уизли этого знать не полагалось, пусть помучается!

Рон побелел от ярости и едва успел замахнуться, как за спиной хлопнула дверь, и его руку схватили два здоровенных охранника. Через секунду в камеру влетел запыхавшийся Гарри:

— Андре, ты сам скажешь, где Гермиона, или тебе опять вливать сыворотку?

— Всё-таки она сбежала! Хотя что ещё ей оставалось делать — с такими-то дружками! — злорадно сказал Коллинз, и добавил: — Да влейте хоть целое ведро, я понятия не имею, где она!

У Гарри тоже зачесались руки, но он схватил Рона за рукав и вывел из камеры. Теперь они знали, почему трейсер Гермионы исчез с карты, но это, увы, никак не сузило круг их поисков!

* * *

Сидя в гостиной Грейнджеров и вспоминая разговор с Андре, Рон сжал кулаки. Он не хотел верить, что Гермиона могла изменить ему. Но даже если так, он простит её. После всего, что она пережила, это можно понять. Рон знал, что был виноват перед ней, но толком так и не попросил прощения. Сейчас, когда её не было рядом, совесть мучила его с двойной силой.

Грейнджеры закончили своё обсуждение и стали звонить по телефону, не обращая на Рона никакого внимания. Он понял, что они обзванивали больницы, пытаясь отыскать дочь по приметам. Как он сам не подумал об этом? Рон заинтересованно слушал их разговор и воспрял духом, когда миссис Грейнджер возбужденно прокричала в трубку:

— Спасибо, мисс, мы сейчас приедем! — она схватила мужа за руку. — Альфред, это она! Она назвалась Хелен Смит, но приметы совпадают! Больница у Таймс-сквер!

По-прежнему игнорируя Рона, они стали быстро одеваться и лихорадочно собирать какие-то вещи. Рон чувствовал себя пустым местом.

— Миссис Грейнджер, что с ней? — с тревогой спросил он.

— Я не знаю, Рональд! — прикрикнула она. — Если хочешь, поехали с нами.

Они выскочили на улицу, и Рон поспешно забрался на заднее сидение машины, скинув мантию. Они едут в маггловскую больницу, значит, надо вести себя, как положено, без волшебства.

Вбежав в коридор больницы, родители Гермионы направились к стойке регистрации, и Рон ни на шаг не отставал от них, следуя молчаливой тенью. Он думал только об одном — хоть бы с Гермионой было всё в порядке! Он не переживет, если с ней что-то случится! Нельзя было раскисать, и Рон попытался взять себя в руки. «В конце концов, аврор ты или нет?» — твердил он себе, шагая по больничным коридорам, пока Грейнджеры не остановились возле зала с надписью «Гинекология». Рон понятия не имел, что это такое.

Навстречу вышел молодой врач и спросил:

— Кем вы приходитесь мисс Смит?

— Мы думаем, что это наша дочь, Гермиона Грейнджер! Можно её увидеть? — умоляюще спросила мама.

— Пациентка сейчас спит, но вы можете посмотреть на неё через стекло, — сказал доктор.

Их тут же пропустили в отделение, а Рон остался стоять в коридоре. Врач окинул его с головы до ног подозрительным взглядом и враждебно спросил:

— А вы ей кем приходитесь, молодой человек?

— Я… её друг, — неуверенно сказал Рон. — Можно, я пройду?

Доктор преградил ему путь.

— Посещение только для родственников! Вы же ей не родственник?

— Нет, но я её жених! — Рон понимал, что может смести с пути и врача, и все их чёртовы двери, но сдержался. Родители вернулись к приёмной стойке с тревожными лицами.

— Это она, доктор! Скажите, с ней всё в порядке?

— Не волнуйтесь, с ней всё хорошо! Через день-два выпишем!

Рон облегченно вздохнул. Если даже в маггловской больнице её собираются выписывать, значит, она вне опасности.

Миссис Грейнджер уткнулась лицом в пиджак мужа и расплакалась.

— Слава богу! — пробормотала она, — мы так испугались!

— Посидите здесь, — любезно сказала медсестра, бросая в сторону Рона косые взгляды, — когда она проснется, я вас позову.

— Доктор, скажите, что с ней? — миссис Грейнджер вытерла слёзы и озабоченно посмотрела на врача.

— У неё многочисленные царапины, ушибы, небольшой отек лица, но… — врач заговорил тише, — к сожалению, она потеряла ребёнка.

Рон оперся о стену и перестал дышать. Там, в палате, не Гермиона! Это какая-то ошибка! Миссис Грейнджер повернулась в его сторону и сердито спросила:

— Рональд, почему ты нам ничего не сказал?

— Я не знал, — побелевшими губами сказал он, всё еще не осознавая, что произошло. Гермиона его обманула? Она была беременна? Нет, не может быть!

— Не знал или не хотел знать? — злобно прошипела миссис Грейнджер. — Вы поэтому поругались? Ребёнок не вписывался в твои планы?

— Гермиона мне ничего не сказала, — пробормотал он. Почему Грейнджеры ему не верят? Неужели они думают, что он последний ублюдок?

— Что ты натворил, Рональд, если она даже не поделилась с тобой такой новостью? — вмешался мистер Грейнджер, усаживая плачущую жену на стул для посетителей. Он отвернулся от Рона, не дожидаясь ответа.

— Можно мне её увидеть? — неуверенно спросил Рон, пробираясь к двери больничного отделения, всё ещё надеясь, что это ошибка. Грузная фигура медсестры преградила ему путь.

— Сначала нам надо поговорить с вами, Рон, — неприветливо сказала она, — пройдите, пожалуйста, сюда.

Он зашел за стойку и сел на предложенный стул напротив доктора.

— Молодой человек, я не буду ходить вокруг да около, у меня много работы. Хелен — или как там её зовут — отказалась написать заявление в полицию и всё отрицала, но я должен отмечать все случаи насилия в отчетах. Мы это просто так не оставим!

— О чем вы говорите? — Рон смотрел на него непонимающими глазами, а потом ужаснулся, — её что, изнасиловали?

— Нет! — врач сверлил Рона глазами, словно пробовал Легилименцию, — думаю, выкидыш случился оттого, что её били.

Наконец, до Рона дошло.

— Вы что, считаете, что я её ударил?

— Ударил? — прошипел доктор, брызгая слюной, — у неё в кровь изодраны локти и колени, синяки по всему телу, ушиблено лицо и ожог на запястье! И она говорит, что упала! Кого она выгораживает? Кто бы ни сделал это, он должен за это ответить. Не сомневайтесь, я сообщу, куда следует!

Лицо Рона перекосилось.

— Да вы что! — он в ужасе подскочил, — я бы никогда не поднял на неё руку! — Рон возмущенно посмотрел на врача и, оглянувшись, поймал презрительный взгляд миссис Грейнджер. Она всхлипнула с новой силой.

У Рона подкосились ноги, и он чуть не сел мимо стула. В их глазах он не просто последний ублюдок — он монстр, избивающий беременных женщин... Родители Гермионы никогда не жаловали его, но Рон их понимал и надеялся со временем доказать, что он любит их дочь, что она не просто так выбрала его! Если они увидят, как она счастлива с ним, то изменят своё отношение. Теперь они всю жизнь будут его ненавидеть!

Рональд поставил локти на стол и спрятал в них лицо. Он представил, что испытывает сейчас Гермиона, и тут же забыл о смехотворных обвинениях в свой адрес. Пусть думают, что хотят, только бы увидеть её, узнать, что всё в порядке, вытащить её отсюда. В горле стоял ком. Она терпеть не может маггловские больницы! «Моя бедная девочка», — прошептал он. Ей пришлось пережить такое…

Врач ушел по своим делам, медсестра скрылась в коридоре с надписью «Гинекология», и Рон сразу вспомнил это слово: маггловское название для женского отделения. Он сидел за стойкой, опершись о спинку стула, откинув назад голову. Хотелось размахнуться и ударить головой о стену, чтобы боль куда-нибудь переместилась из сердца. Миссис Грейнджер всхлипывала рядом с мужем, а он тихо успокаивал её. Рон улавливал только некоторые фразы: «Врач сказал, она в порядке… всё хорошо, дорогая… сейчас мы с ней поговорим… мы это так не оставим…»

Вдруг пожилая медсестра проворно выскочила из-за двери и сказала:

— Родители, проходите! Да не плачьте вы так, мэм, а то расстроите девочку ещё больше!

Грейнджеры быстро прошли по коридору и скрылись в дверях палаты. Рон остался сидеть на месте. Здесь он был никем, его не хотели пускать, но он знал, что всё равно пройдет к ней. Никто его не удержит! Только надо дать Гермионе время поговорить с родителями. Медсестра подошла к Рону и уселась на соседний стул. Её взгляд немного потеплел.

— Она всё время звала тебя. Всё Рон, да Рон. Я верю, что ты не делал этого. Я повидала разных подонков, но ты не такой. Она захочет тебя увидеть, я уверена, — добавила полная старушка и подмигнула. — Всё образуется. Посиди ещё немного, я тебя позову.

Родители Гермионы вышли через полчаса, которые показались Рону вечностью. Они прошли мимо него, не удостоив взглядом, но в дверях отец Гермионы задержался и сказал тихо, чтобы не слышала жена:

— Ты жил с ней вне брака, сделал ей ребёнка, и вот к чему это привело! Я просил тебя и опять прошу — оставь её в покое, ты ей не пара!

В его глазах было столько ненависти, что Рон поежился.

— Я хотел на ней жениться, но она отказалась. Сказала, нужно подождать… — промямлил Рон, как будто это могло служить оправданием.

Рон обречённо пошел по коридору в сторону палаты. Теперь, когда он, наконец, нашел Гермиону и мог поговорить с ней, ноги еле шли, а язык прилип к нёбу. Рон увидел ее через дверное стекло, и их глаза встретились. Опять через стекло, подумал он, как и тогда, в пыльной лавочке в Косом переулке. Гермиона смотрела почти безучастно, часто моргая и кусая губы. Он не спешил войти, замерев в каком-то ступоре. И вдруг такая жалость к ней пронзила его, как будто тело прокололи сотни горячих игл; грудь сдавило, так что Рон не мог вдохнуть. Его обжигал стыд оттого, что он не был рядом с ней, когда был нужнее всего, что ни разу не попросил прощения, прячась за свою дурацкую гордость. Он бегал по допросам, арестам, миссиям, чтобы потешить своё раненое самолюбие, доказать всем, и в первую очередь, себе, что он чего-то стоит. После их последней встречи в Пенни Райз он ни разу не пришел к ней, не поговорил, не написал! Да, он работал, как сумасшедший, чтобы с неё сняли все обвинения, но не сделал самого главного — не помог, когда она нуждалась в нем. Он, бесстрашный аврор, просто трус. Беспомощный, глупый, никчемный идиот, который испортил жизнь себе и своей любимой. Наверное, эти эмоции читались на его лице, потому что Гермиона на секунду поморщилась и закрыла глаза, и Рон вошел в палату.

Он молча сел на край кровати и взял её за руку. Она грустно улыбнулась.

— Я рада тебя видеть, Рон.

— Как ты? — только и смог выдавить он, чувствуя, что сердце разрывается на тысячи кусочков. Выглядела она ужасно.

— Ты пришел арестовать меня?

— Ну что ты говоришь такое? — Рон понял, почему она это спросила. — Гермиона, поверь, в Косом переулке я хотел остановить тебя, чтобы всё объяснить и помочь!

— Вы бежали за мной, и мне было страшно, — она не смогла сдержать слёз, вспоминая ту ужасную погоню. — Зачем ты бежал за мной Рон? Я упала, и… — Гермиона расплакалась и закрыла лицо руками. — Это ты во всём виноват. Из-за тебя я потеряла ребенка, — прошептала она сквозь рукав больничной рубашки, пряча опухшее лицо.

Рон подскочил, как ужаленный.

— Скажи, что ты так не думаешь, Гермиона! Скажи, пожалуйста, не убивай меня!

Она продолжала плакать. Рон был на грани отчаяния.

— Не плачь, пожалуйста. Ну, хочешь, я уйду? Уйду, только успокойся.

Она не отвечала, и он не уходил.

Через минуту рыдания стихли, но Гермиона продолжала прикрывать лицо рукавом.

— На самом деле, я сама виновата! — она всхлипнула, — я… не хотела этого ребенка… Я боялась, что стану плохой матерью. Не знала, что меня ждет впереди: где я буду жить, с кем? Я с самого начала сомневалась, что мне это нужно. Это мне наказание... Но теперь, когда ребенка нет… я хочу его больше всего на свете!

Рон снова сел рядом с ней и отодвинул руку, закрывавшую её лицо.

— Прости меня, родная моя! Прости! Я полный, полный придурок, — он гладил её заплаканное лицо, убирая намокшие пряди волос. — Прости, что меня не было рядом, что не смог помочь тебе! Прости, что бежал за тобой! Что не говорил всей правды и вообще, столько всего тебе не успел сказать...

Рыдания стихли.

— Я… я тоже обманула тебя, — она жалко икнула и подумала о том, как соврала Рону, что была с другим. Ведь ей, кроме него, никто не нужен! Она должна объяснить, что просто разозлилась тогда и ляпнула глупость от досады.

Рон понял её слова совсем по-другому.

— Почему ты не сказала, что беременна?

— Я поняла это только после нашей последней встречи.

Рон замолчал. Осознание её слов повергло в шок. Он смотрел сквозь неё невидящими глазами и не хотел ничего говорить, но слова сами слетели с губ:

— Значит, это был ЕГО ребенок? ЕГО ты звала, когда тебе было плохо? Не меня?

Гермиона уставилась на Рона, не веря своим ушам. Он встал с кровати и отошел к окну.

— Если хочешь, я найду Орландо и позову сюда.

Что он несёт?

— Ты любишь его? — спросил Рон и оглянулся, сверля её сердитым взглядом. Куда девалась его жалость? Душу обжигала эгоистичная, дикая ревность. — Не молчи! Скажи мне правду, Гермиона! Скажи, наконец, правду, чтобы я не узнавал её от Андре или ещё от кого-нибудь!

— При чём тут Андре? Я не знаю, что сказать, Рон. Я не была ни с кем, кроме тебя.

— Зачем ты врёшь, что ты этим хочешь продлить? Мою агонию?

— Не кричи на меня! Господи, да осталось в тебе хоть что-нибудь человеческое, кроме ревности? — она присела на кровати. — Зачем ты только пришёл... Уходи, Рон, уходи, — её глаза метали молнии.

Рон схватился за голову обеими руками. Всё не так, всё пошло не так! Он сказал не то, что хотел. Он всё равно собирался простить её. Он не мог просто так уйти. Немного успокоившись, Рон снова присел на край кровати.

— Гермиона, что бы там ни было, я прощу тебя. Я уже простил тебя. Только не возвращайся к Орландо.

— Ты простил меня? — она усмехнулась, качая головой, — это невероятно! Да иди ты к чёрту, Рональд Уизли! Оставь меня в покое! Не нужно мне твоё прощение. Я буду делать то, что хочу.

— Отлично, я тоже — я слишком долго делал то, что хочешь ты.

Гермиона привстала на коленях и теперь смотрела на него сверху вниз.

— Я хотела, чтобы ты был с Кэрол? Водил домой незнакомых девиц, следил за мной по трейсеру, гонял меня по улице со сворой своих псов? Рон, ты идиот или прикидываешься?

Он понял, что сморозил глупость. Его взгляд упал на её забинтованное запястье и разбитый локоть, и сердце снова стиснула жалость.

— Тебе нужно в Мунго, — сказал он, смягчившись, — здесь тебя не смогут нормально вылечить.

Гермиона притихла, обдумывая его слова.

— Я больше не вернусь в ваш мир — хочу жить среди магглов, — опустив голову, сказала она.

— В наш мир? Разве это не твой мир тоже? — он взял её за подбородок и приподнял его вверх, к своему лицу, так что она почувствовала его дыхание. — Ты волшебница, Гермиона, нравится тебе это или нет, и ты не сможешь жить среди магглов.

Она уже успела взять себя в руки.

— Я хочу знать только одно — арестована я или нет? Если против меня есть обвинения, то я вернусь в министерство, дождусь оправдания, а потом уйду. Если обвинений нет — я хочу уйти сейчас.

— Ты уже вне подозрений, но ты — важный свидетель. Тебе не дадут уйти без объяснений, — Рон умолчал о том, что её оправдание во многом его заслуга.

— Хорошо. Скоро меня выпишут, и можете на меня рассчитывать — я всё расскажу, — она с вызовом посмотрела на него. — Я не хочу всю жизнь от кого-то бегать.

Гермиона почти успокоилась и села, поджав колени.

— Рон, когда всё выяснится, я уйду, и больше ты меня не увидишь. Я не буду причинять тебе боль, вызывать ревность, мучить тебя. Будем считать, что мы друг друга простили.

Он нервно сглотнул.

— Значит, всё?

Она посмотрела в его пронзительно голубые глаза, такие родные и грустные, и сказала, осторожно подбирая слова:

— Рон, я долго думала над тем, что произошло. Я сама виновата — тогда, после школы, я не сдержалась, дала волю чувствам и сделала первый шаг. Это я подтолкнула тебя к тому, что ты подсознательно боялся сделать, я форсировала наше сближение.

— То, что я не первый признался тебе в любви, говорит только об одном — я жалкий трус! — возразил Рон.

— Мы столько лет были друзьями — наверно, нам не стоило идти дальше в отношениях, — сказала она. — Это была ошибка.

— Я и ты — это ошибка? — с сомнением переспросил он.

— Рон, но ты же сам видишь, что мы не можем найти общий язык! Первое же препятствие разрушило наши отношения, и мы не в силах восстановить их. С каждой встречей становится всё больнее и больнее. В следующий раз мы достанем палочки и поубиваем друг друга! Пока ещё не поздно сохранить хоть что-то, хотя бы видимость дружбы… Всё, Рон! Так больше нельзя.

— Наше расставание — вот большая ошибка!

— Я думаю, бог послал мне знак и отнял у меня то, что могло бы помирить нас, — обречённо сказала она.

Что он мог на это возразить?

— Мне очень жаль, что так вышло, — выдавил Рон.

Он с трудом оторвал взгляд от её карих глаз, медленно встал и неохотно пошёл к выходу, а потом развернулся, будто забыл что-то важное. На секунду ей показалось, что он передумал и никуда не уйдёт, скажет, что плевать хотел на ссоры, измены и знаки, что он всё ещё любит её, что не может расстаться. Господи, как же ей хотелось, чтобы так и случилось, тогда она бы крепко обняла его и уже никуда не отпустила, и сказала, что любит его больше всех на свете, что хочет быть только с ним, и выйдет за него, и родит ему детей, только пусть он не уходит никогда!

Но Рон только молча вынул из кармана её палочку, положил на больничную тумбочку и быстро вышел.

* * *

Ему было так плохо, что даже выпить не хотелось.

Рон аппарировал в Ирис прямо из больничного туалета, где минуту простоял возле умывальника, окунув голову под струю холодной воды. Он знал, что расщепит себя, если не придёт в чувство.

Дома он вызвал перо и пергамент и быстро нацарапал письмо для Гарри: «Кажется, я грипп подхватил, отлежусь сегодня дома». Сова улетела, а Рон зашёл в спальню и сел в задумчивости на кровать. Он с горечью осознал, что их последние встречи с Гермионой были до боли однообразны: он приходил, они ссорились, он уходил. Рон вспомнил их горячую ночь в Ирисе, когда она призналась, что любит его. Чёрт возьми, он же знал, что Гермиона давно не пьёт своё женское зелье, и сам тогда забыл про заклинание контрацепции. Рон похолодел. Признать то, что она потеряла ЕГО ребенка было гораздо страшнее, чем подозревать её в измене. Рон наставил на себя палочку, произнёс «Сомниум Профондо» и, отключившись, упал поперёк кровати.

* * *

Когда Рон проснулся, за окном было уже темно. Из гостиной доносился приглушенный женский голос. Чёрт возьми, кто это ещё притащился? Он решил не выходить из спальни, что бы там ни происходило. Мужской голос стал что-то доказывать женскому, дверь спальни распахнулась, и непрошенные гости остановились прямо у кровати Рона.

— Если ему плохо, пусть спит, — возмущенно прошептала Джинни.

Гарри взял палочку Рона и проверил последнее выпущенное заклинание.

— Ты не понимаешь. Он спит из-за заклинания. И это никакой не грипп, можешь мне поверить.

— Это всё ваша идиотская работа, — проворчала Джинни. — Я останусь здесь до утра, но не дам его будить.

— Джинни, мне нужно поговорить с ним! Вдруг он узнал что-нибудь о Гермионе? Я думаю, не объявить ли её в международный розыск, а он тут спокойно дрыхнет! Мы поговорим, а потом можешь опекать его до утра. Усыпишь его заново и все дела.

— Идите к чёрту, — раздался сердитый голос из подушки.

— Рон, ты в порядке? — Джинни подскочила к брату, забралась на кровать и стала переворачивать его на спину.

Рон отстранил её, перевернулся сам и проворчал:

— В полном! Поспать не дают!

— Ну, раз уж ты всё равно проснулся, может, расскажешь, что случилось? Ты сходил к Грейнджерам? — с нетерпением спросил Гарри.

Джинни возмущенно закатила глаза и приложила руку ко лбу брата.

— Гарри, у него температура!

— Нет у меня температуры. Я уже поправился, — Рон присел на кровати и потёр лоб. Он и правда чувствовал жар. — Который час?

— Почти десять, — сказала Джинни, укладывая его назад в постель.

Рон плюхнулся на спину и раскинул руки.

— Я в полном порядке и в полном, полном дерьме, — простонал он. — Кажется, меня посадят в маггловскую тюрьму за избиение беременных женщин.

Джинни и Гарри переглянулись, а затем девушка наклонилась к брату и принюхалась. Запаха огневиски не чувствовалось.

— Да, Джинни, кажется ты права. У него температура, — Гарри разволновался, — Рон, ты хоть что-нибудь соображаешь?

— Не-а, — уныло сказал Рон. — Джин, почему, когда кажется, что хуже уже ничего не может быть, случается что-нибудь ужасное, и ты понимаешь, что до этого всё было не так уж плохо? — он повернулся к Гарри: — Дружище, мне нужна твоя помощь! Сотри сегодняшний день из моей памяти.

— Да чёрт возьми, Рон! Хватит ныть! Скажешь ты толком или нет, что произошло? Где Гермиона? — не унимался Гарри.

— В маггловской больнице.

— Что с ней?

— Коленки ободрала, — ответил Рон и уставился в потолок.

— Вы поговорили? Хотя и так понятно, что да, — Гарри терял терпение. — Рон, если не перестанешь издеваться, я сам сейчас пойду к Грейнджерам и всё у них узнаю.

— Давай, сходи! Они тебе расскажут, как я испортил жизнь их единственной дочери, — Рон повысил голос, — сделал ей ребёнка, избил её, колени и локти ей изодрал — да, и запястье обжёг, у неё случился выкидыш, а ребёнок, наверно, был не мой! — Рон схватил подушку и стал исступлённо лупить её кулаками, выкрикивая ругательства, которые скоро переросли в приглушенные рыдания.

— Сомниум, — выкрикнул Гарри, указывая палочкой на Рона, и тот сразу стих и замер. Гарри вытащил подушку из рук уснувшего друга и посмотрел на Джинни. Она сидела, испуганно закрыв рот ладонями. В её глазах стояли слёзы.

— Ну, ты только не реви, — Гарри знал, что, если начнёт успокаивать жену, она точно расплачется. — Мне хватит и одной истерики.

— Гарри, что это было? Кого он там избил? И при чём тут беременные женщины?

— Откуда я знаю!

— Зря мы его разбудили, — пробормотала Джинни. — Что теперь делать?

— Дорогая, побудь тут. Рон проспит до утра, а я попробую сам всё выяснить. Начну с маггловских больниц. И не расстраивайся! Может, у него всё-таки грипп? — Гарри ласково погладил жену по щеке, прежде чем направиться к камину. — Я могу на тебя рассчитывать?

Она уверенно кивнула, вытирая подступившие слёзы.

Родители приехали за ней на машине, чтобы забрать домой из больницы. Гермиона решила не расстраивать их и пока не возвращаться в Пенни Райз. В глазах мамы было столько заботы и сочувствия, что Гермиона еле сдерживала слёзы, но её больше беспокоил отец: казалось, что он морально надломлен, хоть и старается держаться. Она села на заднее сиденье, но заметила, как у него дрожали руки, когда он включал зажигание.

За окном мелькал многолюдный Лондон, вечно полный туристов — ближе к лету их становилось чуть ли не больше, чем местных жителей. Гермиона с завистью смотрела на счастливые лица прохожих, делающих бесконечные фотографии, и почти не слушала маму, которая рассказывала последние новости: дела в их стоматологии идут хорошо, папе обещают повышение; в саду расцветают тюльпаны и черёмуха; старая соседка продала дом, и у них скоро будут новые соседи.

С тех пор, как Гермиона очнулась в больнице и увидела белый потолок, её сердце словно окаменело.

Её малыш. Почему с ней случилось такое? Бог наказывает её за грехи или это был такой суровый знак, что им с Роном не суждено быть вместе? Она думала, что война закончилась и все они будут счастливы, а на самом деле она никогда раньше не чувствовала такой боли, как сейчас — будто её душу вывернули наизнанку, разрезали тупым ножом и зашили грубыми стежками. По сравнению с потерей ребенка, все её тревоги о будущей жизни, работе и даже тюрьме теперь казались нелепыми.

Уже несколько ночей Гермиона видела один и тот же сон: маленький рыжий мальчик смотрел на неё пронзительными голубыми глазами, что-то радостно лепеча и протягивая к ней ручки, и она тянулась к нему, но не могла дотронуться, потому что он постепенно удалялся от неё, скрываясь в тумане. Она просыпалась в холодном поту, задыхаясь от слёз, повторяя имя единственного человека, который мог утешить её — но, придя в себя, понимала, что Рона рядом нет. Она сама окончательно и бесповоротно оттолкнула его, обвинив во всех смертных грехах, и от этого её потеря казалась ещё более горькой. Вместе они смогли бы поделить пополам эту боль, залечить рану, и со временем она стала бы маленьким рубцом на их душах. Несмотря на солнечный день, её окружал только холод. Гермиона поёжилась.

— Дорогой, прикрой окно, нам дует, — сказала мама.

Гермиона улыбнулась, и мама тут же просияла. Бедная мама! Она так ждала этой улыбки и сразу заговорила более воодушевленно.

— Доченька, мы с папой собираемся взять отпуск и свозить тебя на море во Францию. Тебе понравится южное побережье — там так красиво!

— Конечно, мама. Это будет замечательно!

Гермиона подумала о том, как мама обрадуется, что она решила отказаться от волшебного мира — но не стала раньше времени посвящать родителей в свои планы. И не потому, что боялась передумать. Просто ей было тяжело говорить.

* * *

Отъезд во Францию был не за горами. Гермиона была рада, что за две недели сумела решить все вопросы в министерстве, доказав свою невиновность и дав нужные показания по делу о серых магах. Все обвинения с неё были сняты, и никто не собирался её увольнять. Она подозревала, что Гарри замолвил за неё слово Стайку, а тот приказал Смоллетту привлекать её к работе в обычном режиме. Гарри хлопотал совершенно зря! Гермиона не собиралась оставаться в министерстве, решив уволиться сразу после отпуска.

После больницы она несколько дней пожила у родителей, но очень скоро вернулась в Пенни Райз. Ей было проще выносить неугомонную Джинни, чем видеть убитые горем глаза отца. Он принял беду дочери настолько близко к сердцу, что мама даже предложила им вместе сходить к психологу, чтобы справиться со стрессом. Гермиона наотрез отказалась и не пожалела, потому что Джинни была лучше любого психолога.

Сначала Гермионе казалось, что пристальное внимание ей скоро надоест и Джинни начнёт раздражать её своей опекой. Но вот уже много дней они встречались почти каждый вечер, гуляли по Косому переулку и лондонским паркам, обсуждали свои личные проблемы, изливая друг другу душу, и Гермионе становилось всё легче и легче. Джинни делилась рассказами о любовных приключениях своих братьев (естественно, кроме Рона), смешными историями из детства, планами о покупке их с Гарри настоящего общего дома, идеями об открытии её собственного магазина модной одежды и миллионом других новостей и событий, которые наполняли её жизнь. Гермиона немного завидовала Джинни, потому что у той были МЕЧТЫ, а у неё самой лишь ВОСПОМИНАНИЯ. Но, несмотря на душевные муки, она не перестала смеяться и радоваться жизни.

Джинни и Рон были очень похожи... Гермиона, конечно, замечала это и раньше, но сейчас, когда Рона не было рядом, это особенно бросалось в глаза. С Джинни тоже было весело, но её юмор был намного деликатней. У неё так же, как у брата, блестели глаза и ярче проступали веснушки, если она радовалась или сердилась; она так же поправляла волосы, когда волновалась; легко и быстро затевала спор, но, в отличие от Рона, никогда не лезла за словом в карман. Джинни тоже умела внимательно слушать и искренне сочувствовать, и её забота и тепло шли от самого сердца.

А что Рон? Они с Гермионой здоровались, когда встречались в министерстве, честно пытаясь изображать дружбу, натянуто улыбались друг другу, не спорили и не ругались — возможно, потому, что ни разу не остались наедине. Рон и Гарри были, как никогда, погружены в работу, а Гермиона, наоборот, охладела к контрзаклинаниям и антидотам и стала уходить домой вместе с остальными сотрудниками лаборатории.

Посмотрев на свою жизнь со стороны, Гермиона сказала бы, что её главные испытания и неприятности уже позади, что всё стало налаживаться: она не одинока, у неё есть любящие родители и верная подруга, решились проблемы на работе, и она по-прежнему одна из самых способных молодых волшебниц Англии. Однако взгляд со стороны улавливал лишь вершину айсберга. А под мутной водой был холод одиночества, были страдания родителей, пытавшихся ей во всём угодить, переживания Джинни и её тайная надежда помирить лучшую подругу с братом. Работа больше не приносила Гермионе удовлетворения. Она просыпалась каждое утро, зная, что наступил новый день, в котором не будет ничего необычного, и убеждала себя, что это замечательно. Она устала от сюрпризов! Но на самом деле всё вокруг казалось пресным и неинтересным. Жизнь пролетала мимо, и Гермиона испытывала новое, незнакомое чувство, словно она плывёт по течению, не будучи хозяйкой своей судьбы.

А ещё она почти убедила себя, что Орландо был прав: любовь проходит, только нужно немного времени.

* * *

Один раз после вечерней прогулки по магазинам они с Джинни забежали в паб перекусить и увидели Рона за столиком в углу с незнакомой девушкой. Он сразу заметил их и, ничуть не смутившись, радостно помахал рукой.

У Гермионы внутри всё оборвалось. Внезапное осознание того, что они расстались по-настоящему и были свободны для новых встреч, подкосило ей ноги, и она даже не смогла поприветствовать его в ответ. Её охватила такая жгучая ревность, которой она не испытывала, даже узнав о его измене. Несмотря на их разрыв, Рон принадлежал только ей, и мог любить только её, Гермиону! Его открытая улыбка и незаметное касание руки под столом предназначались только для неё! Его неловкие комплименты, нелепые шутки на грани издёвки, «солнышко» и «дорогая», и вообще, каждая веснушка на его носу — всё это её неприкосновенная собственность, покушение на которую должно сурово караться!

Гермиона потянулась за палочкой. Она хотела тут же привести приговор в исполнение и, если бы не Джинни, могла бы низко пасть, устроив прилюдную сцену ревности своему "бывшему". Слава богу, на свете есть друзья, которые оказываются рядом в нужную минуту! Джинни так крепко схватила Гермиону за руку, что та вздрогнула от боли и тут же пришла в себя. Никто, кроме Джинни, не заметил её бешеных глаз и перекошенного лица, и уже через минуту они сидели за столом и изображали непринуждённую беседу. На самом деле разговор был довольно натянутым.

— Гермиона, успокойся, — Джинни искренне сочувствовала подруге, но не смогла скрыть улыбку. — Ты неделями твердишь о том, что Рон тебе безразличен, но готова снести ему голову за невинную встречу в кафе? Мне дорога жизнь брата!

— ЕМУ я ничего сносить не собиралась, — сердито прошептала Гермиона, поворачивая голову к столику в углу. Парочка оживленно беседовала, попивая сливочное пиво. — Ладно, если бы он был пьян. А то трезвый ведь...

Джинни не видела в её словах логики, а Гермиона без логики внушала подозрение.

— Ты будешь рада, если Рон сопьётся?

— Конечно, нет. Но как он мог пойти на свидание на трезвую голову?

Джинни стало всё ясно. В здравом уме и твёрдой памяти Рональд Уизли не мог встречаться ни с кем, кроме Гермионы, которая его бросила и прогнала. В этом была жестокая женская логика. Джинни подытожила:

— Во-первых, сразу видно, что Рону плевать на эту девицу, иначе бы он стушевался и под стол залез, увидев нас! Во-вторых, вон официант несёт ему виски. А в-третьих, он сохнет по тебе, но чувствует себя виноватым, поэтому никогда не сделает шаг к примирению.

В этом была железная логика Джинни Уизли, с которой Гермиона не могла спорить.

* * *

— Джинни, я никуда не пойду, — Гермиона возмущенно отодвинула в сторону платье, которое протягивала ей подруга. — Я ненавижу большие вечеринки, кроме того, никто мне там не будет рад. Да и что за повод — годовщина сражения за Хогвартс! Мне одних воспоминаний о той войне хватает.

— Не ной, Гермиона, я и слушать не желаю! Какой же это будет праздник без тебя? Это всё равно что имениннику не прийти на собственный день рожденья. И потом, там будет пресса, ты официально приглашена. Теперь, когда с тебя сняты все обвинения, ты просто обязана пойти!

— Джинни, я не хочу видеть эти лица, — простонала Гермиона.

— Ты всё равно видишь их каждый день на работе, потерпи один вечер, ну ради меня, пожалуйста, — Джинни смотрела умоляюще. — Пойди им всем назло! Иначе они подумают, что ты их боишься.

— Я боюсь? — Гермиона усмехнулась, — да плевала я на них!

— Тем более что мы тебя так нарядим — закачаешься! — Джинни держала в каждой руке по платью, которые тут же стала прикладывать к Гермионе.

Трудно выдержать натиск Джинни Поттер.

* * *

На празднование годовщины битвы за Хогвартс в большом загородном клубе собрались почётные гости, министерское начальство, а также отдельно приглашенные сотрудники. Джинни была, естественно, вместе с Гарри, и он весь вечер не выпускал её руку из своей.

Джинни притягивала завистливые взгляды вовсе не потому, что была женой прославленного Гарри Поттера, а потому, что была потрясающе красива. Она никогда не стеснялась в выборе нарядов и не отличалась консервативностью, поэтому белое кружевное платье, которое облегало везде, где полагается, не скрывало достоинств её фигуры. Чёрт побери, Джинни умела ходить на высоких каблуках! Когда она шла, покачивая бёдрами, её завитые локоны плясали в такт шагам, рассыпаясь золотом по оголённым плечам.

Часом ранее, увидев её в таком виде на пороге гостиной, Гарри онемел.

— Джин, ты собираешься пойти на люди в ЭТОМ? — он закрыл рукой глаза. — Это всё равно, что пойти голой!

— Нет, это гораздо интересней, чем пойти голой. Я оставила пространство для воображения, — ответила она. — Кроме того, если я начну переодеваться, мы опоздаем, а это вдвойне неприлично.

— Джинни, — взмолился Гарри, — ты считаешь, что я смогу выдержать целый вечер рядом с тобой, когда ты в таком платье? Издеваешься?

— В том зале есть туалеты для персонала, — она подошла к нему вплотную и подмигнула. — Мы ими уже когда-то уже пользовались.

— Я помню, — сказал Гарри и облизнулся. — Теперь перспектива лицезреть наряд Джинни не казалась ему такой ужасной.

Вот почему он не выпускал её руку на протяжении всей торжественной части праздника.

Начало церемонии ознаменовалось прибытием министра и, естественно, большого числа журналистов. В регламент приёма входило позирование героической троицы для прессы, и Гарри пошутил, что перегрелся в лучах славы и его скоро хватит тепловой удар. Репортёры подлили масла в огонь — и как им удаётся так быстро обо всём пронюхать? Они атаковали Рона ещё на входе, и всё было бы не так страшно, если бы Гермиона не слышала их дурацких вопросов:

— Мистер Уизли, как вы можете прокомментировать информацию, о том, что ваша помолвка с мисс Грейнджер была официально расторгнута после её задержания?

— Правда, что вы сами арестовали свою невесту?

— Как вы относитесь к титулу самого завидного чистокровного жениха, которым вас наградил «Пророк»?

Рон отбивался от газетчиков, борясь с желанием запустить в каждого из них по Круцио. У Гермионы было такое лицо, будто она проглотила лягушку.

Вопросы, обращенные к ней, были ненамного лучше:

— Мисс Грейнджер, как вы чувствовали себя в камере, когда вас допрашивал бывший жених?

— Правда ли, что вы планируете отпуск за границей и кто вас будет сопровождать?

— Собираетесь ли вы и дальше работать в министерстве?

Она не была готова к такой атаке и тут же пожалела, что поддалась на уговоры Джинни пойти на приём. Однако сохранение приличий — часть публичного имиджа, а Гермиона не хотела портить его ни себе, ни своим друзьям. Взяв себя в руки, она холодно, но вежливо ответила на все вопросы, стараясь быть немногословной: да, нет, не знаю. Улыбнувшись для колдографий, она мысленно поблагодарила Джинни, которая взяла её под локоть и увела от надоедливых писак. Один из них прокричал вслед:

— А правда, мисс Грейнджер, что вы нашли себе жениха среди магглов?

Гермиона заметила, что Рон метнул на неё взгляд и тут же отвернулся, продолжая беседовать с кем-то из коллег. Журналист достал прыткое перо и приготовился записывать.

— Иди ты к чёрту! — не дав ей открыть рот, выпалила Джинни. Она уже получила свою дозу славы, и её терпение тоже было на пределе. Слава Мерлину, скоро журналисты переместились к трибунам для выступающих.

Рон и Гермиона уселись за одним столом, разместив между собой Гарри и Джинни в качестве барьера безопасности. Если бы не шутки Джинни и передразнивания Рона, во время торжественной части можно было бы умереть со скуки. Все эти официальные речи людей, которые не участвовали в событиях двухлетней давности, звучали, по меньшей мере, фальшиво. Ничего не значащие слова, неискренние поздравления от чинуш, спасавших свои задницы, в то время как трое подростков не побоялись взять ответственность за исход войны на себя.

Как и его друзья, Гарри с нетерпением ждал окончания официальной церемонии. Ему даже пришлось сказать речь, которая была неожиданно короткой: Гарри поблагодарил друзей за то, что они верили в него и были рядом, и пожелал всем только одного — радоваться мирной жизни как можно дольше. Он с облегчением вздохнул, когда вернулся за свой столик.

Впрочем, кроме ненавистного официоза, было ещё одно обстоятельство, которое портило Гарри Поттеру настроение: в их надёжной и непобедимой троице был разлад. Его лучшие друзья не просто поссорились — проблемы в личных отношениях могли положить конец их многолетней дружбе... За вечер Рон и Гермиона не перекинулись и парой слов, при этом старательно делая вид, что всё в порядке. Гарри чувствовал себя единственным звеном, которое могло бы соединить их вновь, но сам не знал, как это сделать.

Гермиона удивилась, что смогла так легко встретиться с Роном и не выдать своих чувств. Она и Рон почти не смотрели друг на друга, как малознакомые люди, которым приходится общаться исключительно из вежливости.

Наряд, который Джинни выбрала для Гермионы, нельзя было назвать скромным. Синее шелковое платье на тонких бретельках волнами опускалось до середины голени, играя в свете свечей стразами и пайетками. Длинное платье было вынужденной мерой, так как одно колено у Гермионы ещё не совсем зажило после падения, а показывать «боевые раны» на людях она не хотела. Вот что значит не залечить себя вовремя заклинанием!

Рон был впечатлен этим нарядом, но старался не подавать виду. Гермиона сколола волосы шпильками, но один локон выбился из причёски и касался её плеча, и Рон не мог оторвать от него взгляд. Ему хотелось дотронуться до её тонкой шеи и голой спины, не скрытой платьем. Чёрт возьми, он не думал, что после всего, что было, она придет на праздник, и не был готов противостоять её привлекательности. Надев маску безразличия, Рон собирался доказать что принял условия Гермионы — порознь, так порознь! Они не связаны обязательствами и могут развлекаться, как хотят. Он цепким взглядом окинул зал в поисках жертвы. Почему бы не вспомнить прошлое и не закадрить какую-нибудь девчонку? Однако при одной мысли, что кто-то пригласит Гермиону на танец и коснется её голой спины, внутри неприятно кольнуло.

Как только закончилась официальная часть, начальство перешло в другой зал, журналисты удалились, а в праздничном холле осталась, в основном, молодежь, которая собиралась веселиться до утра.

Танцевальная часть не привлекала и даже немного пугала Гермиону. Ей не хотелось прикидываться весёлой, когда на душе было так грустно. Она пришла сюда ради Джинни, но не обещала оставаться до конца вечера и уже подыскивала предлог, чтобы сбежать домой. Было вдвойне тоскливо оттого, что они с Роном за весь вечер перебросились всего парой вежливых слов, а теперь вообще оказались в разных частях зала. Рон, как всегда, не был обделён женским вниманием и явно наслаждался своей популярностью. Кэрол была всё время неподалёку от него, и Гермиона нахмурилась. Какого чёрта? Неужели Кэрол мало видеться с Роном каждый день на работе? Не может себе найти другую компанию? Однако вскоре Рон отдал предпочтение миловидной блондинке из отдела международных отношений, и его глаза сияли каждый раз, когда та, смеясь его шуткам, отклонялась назад, оголяя часть внушительной груди. Рон станцевал с ней два танца, прижимаясь так, что полностью измял свою шикарную голубую рубашку. Ему всегда шёл голубой цвет... Гермионе показалось, что он вспотел, когда в обнимку с Изабеллой (так звали стройную блондинку) возвращался к своему месту возле барной стойки. Кэрол удручённо смотрела на сладкую парочку. Так тебе и надо, подумала Гермиона. Решила, что он твой? На, получи!

Она проклинала себя за то, что не спускала глаз с Рона, но ничего не могла с собой поделать. Он выглядел ослепительно: сильный, высокий и стройный, с длинными рыжими прядями волос, которые были по случаю аккуратно уложены. Гермиона знала, что его волосы были очень мягкими и пахли хмелем. Когда они падали Рону на глаза, он откидывал назад голову и поправлял их, задерживая руку на затылке. Она отвернулась, чтобы не думать о том, какие сильные у него руки, не вспоминать, как его волосы щекотали её тело, когда он целовал её, и довела себя до безумия, просто думая обо всём этом. Было горько видеть его таким счастливым, когда она сама готова была расплакаться.

К счастью, в это время вернулись пропавшие Джинни и Гарри — довольные, растрёпанные и помятые. Джинни тут же схватила Гермиону за руку и, не замечая её настроения, потащила на середину зала. Заиграла быстрая музыка, и Гермионе пришлось немного потанцевать за компанию. Каблуки очень мешали, поэтому она больше стояла на месте, двигая телом в такт музыке и удивляясь веселью Джинни: её рыжие кудри смешно прыгали вверх-вниз. Вдруг Гермиона ощутила приятную волну, будто в спину подул тёплый ветер. Она почувствовала, что Рон смотрит на неё, и улыбнулась.

Не оборачиваясь, Гермиона стала двигаться уверенней, и заметила, как парни одобрительно поглядывают на неё, а один из них (кажется, Фабиан, из отдела расследований, который недавно допрашивал её как свидетельницу и уже тогда немного флиртовал) пробрался сквозь толпу и попытался составить ей компанию. Он двигался очень умело, подстраиваясь под её движения, а затем подал ей руку. Кружась с Фабианом, она краем глаз с удовольствием заметила, что Рон уставился на неё, забыв о своей привлекательной спутнице. И Гермиона окончательно развеселилась.

Заиграл быстрый рок-н-ролл, и Фабиан, схватив Гермиону за руку, потащил её в сторону небольшого подиума. Она упиралась, как могла, но Фабиан уверенно обнял её и стал выписывать пируэты.

Он был внимательным кавалером! Заметив, что Гермионе мешают каблуки, он закружил её на руках и сказал на ухо, перекрикивая музыку: «Снимай сейчас же»! Заметив её нерешительность, он потряс её ногу, и один туфель слетел и описал дугу в воздухе. Этот трюк не остался незамеченным Роном, потому что кто-то громко присвистнул. Уверенно скинув и второй туфель, Гермиона почувствовала свободу. Ей было плевать на то, что подумают коллеги, плевать на растрепанную прическу... Фабиан заразительно улыбался, и они стали танцевать, выплёскивая всю энергию на танцпол в эти три минуты безумия и адреналина.

Тяжело дыша после босоногой пляски, Гермиона хотела было отправиться на поиски потерянной туфельки, но Фабиан опередил её и, усадив на стул, заботливо присел перед ней на корточки, чтобы надеть туфли ей на ножки. Рон не спускал с них глаз.

Заиграла медленная музыка, и Фабиан дружелюбно протянул руку:

— Мисс Грейнджер, я должен загладить свою вину за то, что мне пришлось допрашивать вас, — церемонно сказал он.

Она приняла приглашение на танец, посмеиваясь над его официальным тоном.

— Кажется, тебя зовут Фабиан? — спросила она, прижимаясь к его разгоряченному телу.

— Точно! — ответил он, резко наклоняясь вперёд и заставляя её прогнуться. Гермиона вскрикнула от неожиданности, думая, что падает, но крепкие руки надежно удержали её. Быстро подняв её в вертикальное положение, Фабиан невозмутимо продолжил беседу.

— Ты легкая, как пушинка. И очень красивая! Это платье тебе идёт больше, чем чёрная мантия!

Он был рад, что смутил её и что она, и так разгоряченная от танца, покраснела ещё больше. Фабиан любил танцевать и знал, как сделать девушку королевой танцпола. Заиграла очередная медленная мелодия, но Фабиан не выпустил Гермиону из объятий. Теперь они танцевали спокойно, без сюрпризов. Фабиан наслаждался музыкой и приятной партнершей, а Гермиона без зазрения совести прижималась к нему с надеждой, что Рон не пропустит эту сцену.

Когда музыка стихла, Фабиан с сожалением оставил Гермиону в компании Джинни, которая стала непринужденно обсуждать присутствующих. Однако Гермиона слушала невнимательно слушала, пытаясь отыскать в зале знакомую фигуру в голубой рубашке. Возле барной стойки Изабелла оживленно беседовала с какой-то девушкой, а Рона на месте не было. Ну и чёрт с ним! Надо хоть ненадолго забыть о нём и насладиться праздником! В последнее время у неё было слишком мало поводов для веселья.

— Ты ищешь Рона? — спросила Джинни, и Гермиона покраснела.

— Да ну его...

Джинни только пожала плечами, и повисло неловкое молчание.

Неужели это так заметно, или просто Джинни хорошо её понимает?

Гермиона выглянула в окно. Весенний вечер был наверняка очень теплым, и она, накинув мантию, выскользнула за порог душного зала. Возле входа о чем-то шептались парочки, хохотали девушки. Она прошла в сторону заросшего парка, вдыхая свежесть прошедшего дождя, желая уйти подальше от шумной компании и от посторонних глаз, и несколько минут блуждала по пустынным аллеям.

Гермиона совершенно не смотрела по сторонам и потому не заметила, что за ней на небольшом расстоянии следует одинокая фигура в мантии. Переходя от дерева к дереву и стараясь оставаться всё время в тени, кто-то крался по мокрой траве, чтобы гравий дорожки не выдал осторожных шагов.

Дойдя до конца тенистой аллеи, Гермиона достала палочку и высушила от дождя широкую скамейку, заросшую кустами жасмина, а затем, скинув неудобные туфли, забралась на неё с ногами, подтянула колени к подбородку и укуталась в мантию. Вокруг не было видно ни души, но даже случайный прохожий, забредший в глубину парка, вряд ли смог бы заметить тёмный комочек, примостившийся на укромной скамейке.

Цикады, шумевшие в траве, почти полностью заглушали отдалённые голоса и звуки музыки. Гермиона улыбнулась, вспомнив, как на празднике у родителей вышла подышать свежим воздухом и встретила Орландо. С тех пор прошло уже больше месяца. Её чувства к нему до сих пор были неопределёнными, но, пожалуй, из всех знакомых магглов он был единственным, с кем она хотела бы общаться. Гермиона подняла голову и стала любоваться звёздами, мерцающими сквозь кроны деревьев, восхищенно разглядывая Млечный Путь на чистом небе. Она так погрузилась в свои воспоминания, что даже не заметила, как серая тень отделилась от толстого ствола дерева и стала медленно приближаться.

— Привет, — прозвучал над головой знакомый голос.

От неожиданности Гермиона чуть не упала со скамейки, но сильные руки тут же подхватили её и вернули назад. Не кто иной как Рон Уизли бесцеремонно уселся рядом и, не разжимая крепких объятий, стал разглядывать её лицо, будто сто лет не видел. В его глазах отражались звёзды; Гермиона попыталась прочесть его мысли, но, как всегда, в минуту волнения ей это не удавалось. Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова; нелепая пауза затянулась. Гермиона знала, что должна отстраниться, и даже попыталась подняться со скамейки, но Рон резко притянул её к себе и стал целовать, как одержимый. Одна его рука придерживала её затылок, а вторая крепко обнимала за талию.

Щёлк!

Все до единой мысли вылетели из её бедной головы, и Гермиона опомнилась, только когда они с Роном на секунду разъединили губы, чтобы перевести дыхание. Её сумочка и мантия лежали на краю скамейки, а сама она сидела на коленях у Рона, оседлав его, прижимаясь к нему всем телом. Её стройные ноги прочно обхватывали его бока, маленькие стопы соединились за его спиной, а руки вцепились в рыжие вихры.

Рон качнулся, как в трансе, проведя руками по её бёдрам, задирая длинное платье. Раздался звук рвущейся ткани, но Гермионе было всё равно. Настойчивые губы коснулись её ключицы прямо над шёлковым вырезом, и она почувствовала на себе его горячее дыхание, вдыхая родной запах его волос, по которому так скучала. Волосы Рона были мягкие, пушистые и пахли хмелем. Он поднял голову, продолжая медленно раскачиваться, и посмотрел ей в глаза, пытаясь сказать своим взглядом всё то, что не мог выразить словами. В это мгновенье Гермиона осознала, что никогда не сможет разлюбить его! Даже не зная других мужчин, она чувствовала, что никто не будет для неё лучше, чем Рон. Что может быть вкуснее его губ, чуть горьких от виски, и одновременно таких тёплых и сладких? Его поцелуй обжигал, его язык ласкал нёбо, проникая в рот, выпивая её сок; это было невероятное наслаждение. Она закрыла глаза и ещё крепче соединила кольцо своих ног, медленно качаясь в одном ритме с любимым.

Вдруг большие руки под платьем сжали её бёдра; Рон резко дернулся вперёд, одновременно притягивая Гермиону к себе. Она шумно вдохнула, чувствуя горячую волну возбуждения, опустившуюся к её животу, и прогнулась, отведя бёдра назад, чтобы с новой силой двинуться ему навстречу.

Ещё раз…

И ещё…

Гермиона вцепилась в его плечи, в поисках опоры. О, Мерлин! Снова раздался треск рвущегося платья. Сквозь несколько слоёв одежды она чувствовала огонь его тела, его желание, силу и нетерпение, видела восторг и обожание, которыми светились его глаза.

Сквозь туман в её голове с трудом пытался пробиться луч благоразумия. Что они творят? Они в парке на скамейке, в нескольких шагах от шумного праздника. Гермиона убеждала себя, что это не секс, потому что они полностью одеты. Просто горячий поцелуй? Она прикусила губу, приглушая свой громкий стон. Кто-нибудь может услышать...

Медленно назад — и резко вперёд…

Он целовал её шею, ускоряя ритм, и Гермиона вдруг ощутила, как по телу разливается знакомое тепло, заслоняя весь мир белой пеленой, пронзая от живота вверх, а потом возвращаясь вниз пульсирующими потоками. Она не ожидала такого внезапного ослепления и, откинув голову назад, зажмурилась, сдерживая крик, с силой вцепившись ему в волосы. Рон не заметил боли, потому что её реакция заставила его двигаться в бешеном ритме, и он застонал, яростно сжимая под платьем её дрожащее тело.

Прошло несколько минут, а они, полностью одетые, всё ещё сидели на скамейке, отчаянно сцепившись, как два спрута. Их сердца бешено колотились, тела пахли потом и сексом, и Гермиона улыбнулась, почувствовав влагу под собой, на его брюках. Они не могли разомкнуть объятия и молчали, тяжело дыша, не глядя друг на друга. Она уткнулась в родное плечо, пытаясь прийти в себя и желая только одного — чтобы это ощущение счастья никогда не заканчивалось. Рон здесь, рядом. Он не смог устоять перед ней! Кажется, он порвал ей платье… Мерлин, что это было? Они не сказали друг другу ни слова! Слова им были не нужны…

Настойчивый женский голос вывел их из оцепенения.

— Эй, Ро-он, — прозвучало со стороны парка. Кто-то явно искал его там, откуда он незаметно появился. — Спрятался? А мы ведь не закончили, Ронни! — не унималась девушка, и Гермиона тут же открыла глаза, узнав этот голос. Если бы это была Изабелла, Гермиона бы поиздевалась над Роном или, на худой конец, влепила бы ему пощечину. Но услышать голос соперницы, к которой она отчаянно ревновала — это был удар ниже пояса! Боясь представить, что именно Рон с Кэрол не закончили в парке, Гермиона с ужасом отстранилась.

Они всё ещё сидели в обнимку, его синие глаза прямо напротив её карих, а в горле у неё уже стоял ком. Рон смотрел на Гермиону, мысленно умоляя, чтобы она не шевелилась. Он не хотел, чтобы их заметили. Ему было жаль Кэрол, с её попытками флиртовать, намеками на их совместимость, одиночество, но он пошел с ней в парк, только чтобы не видеть, как Гермиона танцует с Фабианом. На тёмной аллее Кэрол споткнулась, и Рон поддержал её, не ожидая, что легкое объятие перерастёт в невинный поцелуй. Он отстранил её, а она попросила подождать пару минут и убежала в сторону банкетного зала. Бог знает чего Кэрол ожидала от него, но, появившись так не вовремя, разрушила хрупкое мгновенье, о котором Рон давно мечтал. Гермиона с ним, в его объятиях, и ещё минуту назад она выглядела такой счастливой! Что он должен сделать, чтобы вернуть её глазам радостный блеск и убрать с её лица это отчаянное выражение?

— Ронни! — голос зазвучал тише, удаляясь вглубь парка.

Теперь, когда её никто не мог увидеть, Гермиона попыталась встать, чтобы поскорей натянуть туфли, привести себя в порядок и убежать. Она уже корила себя за слабость и не хотела плакать при Роне, зная, что не сдержит слёз, если скажет хоть слово. Он попытался удержать её, но она, как рыба из сетей, выскользнула из его объятий.

— Прошу, не уходи, — взмолился Рон.

Схватив сумочку, мантию и перепачканные туфли, угодившие в грязь, Гермиона усмехнулась сквозь слезы, качая головой, всё ещё не веря, что опять так легко поддалась искушению. Почему она не могла противостоять Рональду Уизли? Почему в ту секунду, как он прикоснулся к ней, мир перевернулся и обрушился на неё невероятным теплом, порханием бабочек в животе и знакомым головокружением?

Рон вскочил, чтобы схватить Гермиону, когда та стала убегать, но она резко вырвала руку и умчалась, не обернувшись. Лишь подбежав к клубу, она поняла, что должна сразу аппарировать домой — нечего и думать появляться на вечеринке в таком виде! Гермиона достала палочку и очистила туфли, а затем стала рассматривать ущерб, нанесенный платью, и даже не заметила, как Джинни бодро спустилась по ступенькам банкетного зала и направилась к ней, размахивая руками.

— Эй, Гермиона, мы без тебя заскучали, куда ты запропастилась… Ой, это что такое? — Джинни открыла рот от удивления, увидев порванное платье и заплаканные глаза подруги. — Что случилось? На тебя напали?

— Нет, Джинни, не волнуйся, кажется, у меня появилась дурацкая привычка падать, где попало! Я шла по парку, поскользнулась на мокрой траве, и…

— Не рассказывай мне сказки, — перебила её Джинни, — кто это был? — она смотрела на Гермиону, как аврор в комнате для допросов.

— Я не хочу говорить об этом, Джин. Я пойду домой, — Гермиона выдавила улыбку, придерживая руками порванное платье.

— Хорошо, я только найду Гарри и скажу, чтобы не ждал меня, — Джинни собиралась помчаться назад в зал, но Гермиона её остановила.

— Джинни, не надо, не поднимай панику. Я в порядке, не надо расстраивать Гарри, и вообще… я не хочу, чтобы кто-то знал об этой истории, и даже тебе нечего рассказывать не стану, не надейся!

— Может, позвать Рона? — предложила Джинни. — Поверь, он сразу примчится, если узнает, что тебя обидели.

Гермиона горько усмехнулась.

— Не стоит его утруждать!

Зная упрямство подруги, Джинни пробормотала:

— Как знаешь, только, умоляю, скажи, что к тебе не приставали!

— Конечно, нет! Ты же знаешь, что я могу покалечить любого, кто пристанет, — убедительно ответила Гермиона. — Увидимся! Только никому ни слова!

Она обняла Джинни и аппарировала домой, собираясь принять душ, лечь в постель и прореветь до утра.

Однако, вернувшись в Пенни Райз, Гермиона в задумчивости остановилась посреди гостиной. Достав палочку из сумочки, она обвела ею квартиру, а затем повернулась к камину и произнесла несколько заклинаний. Теперь в Пенни Райз стояла обновленная защита от посторонних. Список гостей уменьшился на одного человека: Рональд Уизли больше не явится к ней без предупреждения! Гермиона поняла, что не может устоять перед ним, если он рядом — сегодняшний инцидент был ярким тому подтверждением. Стоило Рону улыбнуться, обнять её, заглянуть преданно ей в глаза — и она растаяла. Как же она ненавидела себя за это! Лучший выход — избегать Рона. Скоро она уедет в отпуск, а потом поменяет работу. У них не будет поводов встречаться, и это болезненное чувство, которое она уже не считала любовью, перестанет разрывать ей душу.

* * *

Рон достал палочку, направил на брюки и произнёс очищающее заклинание, а потом, быстро пробежав по аллее, остановился в тени дерева недалеко от клуба. Он с тоской смотрел, как Гермиона говорит с Джинни. Теперь сестра будет думать о нём неизвестно что! На душе стало так паршиво. Он, как всегда, клял себя за то, что не смог найти правильных слов в нужную минуту. Чёрт бы побрал Кэрол с её ненужной привязанностью, чёрт бы побрал Фабиана, который довел его до белого каления, обнимая Гермиону!

Рон никак не мог отойти от того, что произошло между ним и Гермионой. Это, по сути, не было настоящей близостью, потому что они даже не успели раздеться... Его потрясло, как она двигалась на нем, радуясь каждой секунде, излучая столько любви, как будто они и не расставались. В её глазах было что угодно, но только не ненависть! И всё это случилось за какую-то минуту в парке на скамейке, где их могли увидеть! Она совсем потеряла голову, если забыла про стеснение и осторожность. Однако результат их встречи был всё тот же — он обидел её, выставив себя бабником и полным идиотом. Оставалось одно — вернуться в банкетный зал и напиться.

Рон медленно побрёл в сторону входа. Он хотел поговорить с Джинни и Гарри, чтобы всё объяснить им, но вдруг Джинни сама вынырнула из зала и торопливо подошла к нему.

— Рон, ну где ты ходишь! — с укором воскликнула она. — Вечно тебя нет, когда ты нужен!

— Зачем я тебе понадобился? Что, ты уже достала Гарри?

Джинни закатила глаза и сердито проворчала:

— Я искала тебя. Ты не знаешь, что случилось с Гермионой?

Рон быстро отвернулся, надеясь, что Джинни не успела всё понять по его глазам. Она приняла его замешательство за беспокойство.

— Что с ней случилось? — пробормотал он.

— Я не знаю, но, кажется, к ней кто-то приставал. Или она подралась! У неё было порвано платье, а вид был, как у побитой собаки. Она плакала, Рон! Бывший ты жених или не бывший — не важно, ты должен в этом разобраться!

— Я разберусь, — спокойно ответил он.

— Она, наверное, дома. Сходи к ней, — не унималась Джинни.

— Если Гермиона ушла, значит, никого не хотела видеть, — возразил Рон.

— Слушай, ты мужик или нет? — Джинни так громко крикнула, что несколько человек у входа обернулись. — Аврор хренов! Всё, что тебя волнует, это собственная гордость? Ты же знаешь Гермиону! С ней могло случиться всё, что угодно, но она ничего не расскажет, чтобы нас не волновать. Тебе, что, совсем наплевать на неё?

Рон покраснел и сердито посмотрел на сестру.

— Джинни, не лезь не в свои дела. Оставь нас с Гермионой в покое! Поверь, я — последний, кого она захочет сейчас видеть! — воскликнул он.

Джинни открыла рот, чтобы ответить на наглость брата, да так и осталась стоять, ненадолго потеряв дар речи.

— Это был ты? — шепотом спросила она и сделала большие глаза. — Рон, как ты мог?

— Я ничего такого не делал!

— Мерлин, вот почему она не захотела рассказывать... Рон, ты что, совсем умом тронулся? — Джинни выглядела ужасно расстроенной. — Ты пьян? — спросила она с надеждой, как будто это могло послужить оправданием всем тем грехам, которые она ему мысленно приписала. Не увидев подтверждения своим словам, Джинни схватила Рона за руку.

— Рон, расскажи, что произошло, — взмолилась она.

— Я не хочу ничего рассказывать. Думай, что хочешь, Джин, но я… я не хотел её обидеть.

— Всё ясно. Не хотел, но обидел? Гарри будешь сам всё объяснять, — Джинни отвернулась и решительно направилась в зал. Оглянувшись, она выпалила: — Как я скажу мужу, что его лучший друг и мой брат настоящая сволочь?

— Постой, Джин! — Рон догнал её на полпути и схватил за руку, — пойдём, я тебе всё расскажу.

Джинни остановилась и с надеждой посмотрела на Рона.

— Поклянись, что не приставал к Гермионе!

— Конечно, нет! Что я, маньяк какой-то? Мы случайно встретились, присели на скамейку, ну и… — Рон немного замялся, — вспомнили прошлое.

— Вы… вспоминали прошлое в парке на скамейке, возле банкетного зала, где полно журналистов? — Джинни смотрела на него, как на ненормального.

— Я же не спрашиваю, что вы с Гарри вспоминали полчаса в туалете для персонала?

Джинни ни капли не смутилась.

— Гарри мой муж, и, слава богу, не бывший! Даже если бы газетчики и пронюхали что-нибудь, это не испортило бы его репутацию, скорее, наоборот. А если бы вас кто-нибудь увидел?

— Нас никто не видел, но в самый неудачный момент появилась Кэрол, и Гермиона всё не так поняла — умчалась, не дав мне и слова сказать.

Джинни обдумала новую картину происшедшего.

— А ты, конечно, молчал, как пень, и ждал, пока она аппарирует на другой конец света?

— Поиздевайся ещё, Джинни! А то мне мало.

Она примирительно положила руку на плечо Рону и заглянула ему в глаза, хитро улыбаясь.

— Рон, если я пару раз и назвала тебя гением, то беру свои слова обратно. Ты просто тупица! Ты не понимаешь, что всё это значит и какой ты везунчик?

Рон смотрел на Джинни, не разделяя её веселья.

— Она всё ещё любит тебя, идиот! И если ты прямо сейчас не отправишься к ней домой, и не включишь всё своё обаяние и вдохновение, и ещё, не знаю, что там у тебя есть, — Джинни осмотрела Рона с головы до ног, — Гермиона бросит тебя раз и навсегда!

— Она уже бросила меня.

— Делай, что хочешь, — Джинни знала, каким упрямым может быть брат, но с детства умела им управлять. Такие навыки оттачиваются годами и работают безотказно. С Роном ладить проще простого — надо лишь немного надавить на жалость. Она надула губы. — Пока мы здесь болтаем, Гермиона лежит у себя дома и плачет. И если она готова была с тобой… вспоминать прошлое, — Джинни многозначительно подняла брови, — то всё ещё можно исправить. Так что решай сам.

Она похлопала Рона по плечу и быстро ушла в зал, только рыжая макушка мелькнула в толпе. Рон остался стоять на крыльце. Он знал, что Джинни права, но он также хорошо знал Гермиону. Она ни за что не простит его! Но это не значит, что не стоит попытаться.

Призвав всё своё гриффиндорское мужество, он аппарировал в Пенни Райз.

* * *

Во время миссий Рон часто натыкался на защитные барьеры, но каждый раз был готов к ним. Если в каком-нибудь здании были преступники, то аврорам было запрещено аппарировать внутрь, не проверив периметр и не сняв магические щиты. Пару раз, когда нужно было срочно проникнуть внутрь незнакомого дома, Рон попадал на барьеры различной силы, но, владея техникой возврата, успевал вернуться целым и невредимым. Один раз щит оказался порталом, который перенес Рона прямиком в болото, но он тут же аппарировал в безопасное место.

Отправляясь в Пенни Райз, он никак не мог предполагать, что встретится с магическим барьером! Рона словно ударили электрическим током, а потом с размаху швырнули на мостовую… На секунду у него потемнело в глазах, и он очнулся на лужайке возле банкетного зала. Спасибо, дорогая, что не отбросила на Северный полюс, подумал он, понимая, что дальнейший диалог с бывшей невестой будет не только бессмысленным, но и опасным для здоровья. Вдруг со стороны входа в зал послышался щелчок фотокамеры, а за ним — странный смех.

— Мистер Уизли, кажется, вы хорошо отпраздновали! — проговорила молодая журналистка, подавая ему руку, чтобы помочь подняться с травы. Рон тряхнул головой, всё ещё не веря, что попал по вине Гермионы в такую глупую переделку, проигнорировал протянутую руку незнакомки, молча поднялся и аппарировал в Ирис.

* * *

С утра Гермиона пребывала в довольно сносном настроении, потому что ей не нужно было идти на работу, и она могла готовиться к долгожданному отпуску на море. Она решила поупражняться в беспалочковой левитации, и теперь проворно разбирала шкаф, вынимая оттуда нужные вещи и перемещая их в две большие стопки: для поездки и для стирки. Гермиона пожалела, что оставила часть одежды в Ирисе, но ей почему-то расхотелось её забирать. Там были, в основном, вещи, которые дарил ей Рон или которые они покупали вместе, гуляя по магазинам — вещи, слишком наполненные воспоминаниями. Сейчас она отбирала одежду, которую носила ещё во Франции или даже в школе.

Из шкафа поднялась и поплыла по воздуху оранжевая майка с логотипом «Пушек Педдл», и Гермиона, слегка прищурившись, отправила её в мусорную корзину. Команда лузеров, злорадно подумала она — кажется, «Пушки» так и не выиграли ни одного крупного турнира!

Услышав привычный стук в окно, Гермиона открыла раму и впустила большую почтовую сову, которая каждое утро приносила в Пенни Райз свежий номер «Ежедневного Пророка». Гермиона гадала: эту традицию завёл предыдущий жилец или всем министерским квартирам полагалось получать газету, чтобы авроры были в курсе последних событий? Так или иначе, она уже давно пользовалась бесплатной услугой, читая «Пророк» за утренним чаем или кофе.

Сегодня не было времени на чтение, и Гермиона уже собиралась отправить газету вслед за оранжевой майкой, но большой бегающий заголовок привлёк её внимание: «Герои тоже люди» — резонно гласил он, и Гермиона без особого удовольствия развернула колдографию с праздника, на которой они с Гарри и Роном махали руками и успешно делали вид, что счастливы. Пробежав глазами статью и не найдя ничего интересного, она уже собиралась отложить газету, как вдруг увидела, что первая страница заканчивается интригующими словами: «Сенсационные колдографии героев на следующем развороте!» Гермиона перевернула лист и остолбенела. Весь разворот был заполнен колдографиями с изображениями её самой, Рона, Гарри и Джинни, причём весьма пикантного свойства. На одной из них Гермиона узнала себя на руках у Фабиана, а по краю картинки в воздухе пролетал её туфель, скинутый во время рок-н-ролла. «Из тюрьмы на танцпол» — прочитала она и нахмурилась, увидев на второй колдографии свой наклон в медленном танце, когда Фабиан резко опустил её.

А вот Джинни радостно прыгает на танцполе. Подпись гласила: «Хочешь так скакать — выйди замуж за Гарри Поттера!» Гермиона не видела связи и удивилась тупости комментария. И как только «Пророк» опустился до такого? Репортёр выбрал для снимка нижний ракурс, так что и без того короткое платье Джинни задиралось на подвижной колдографии выше всякой меры. На полу он, что ли, валялся, чтобы запечатлеть её? Гермиона возмущенно фыркнула.

Тут ее взгляд переместился на правую сторону разворота, и кровь бросилась ей в лицо. Почти вся страница изображала Рональда Уизли в разном окружении: вот он танцует на банкете с пышной блондинкой, а вот уже обнимает Кэрол на аллее парка. Вот он сидит на траве посреди лужайки с таким видом, будто один выпил весь огневиски, припасённый для банкета. «Легко ли быть аврором?» — не унимался журналист, начисто лишенный чувства такта и юмора.

Дальше шла нечеткая колдография тёмной скамейки, на которой угадывалась фигура рыжеволосого парня и девушки, недвусмысленно сидящей на нём сверху. К счастью, лица девушки не было видно, но любой, посетивший банкет, без труда узнал бы на колдографии синее платье Гермионы.

Как они могли напечатать такое? Господи, какой позор! Хорошо, что мама и папа не увидят эту гадость... А что подумает миссис Уизли? Гермиона боялась, что больше не сможет смотреть ей в глаза. Она представила, как десятки гостей банкета развернули этим утром «Пророк» и сейчас потешаются над ней, попивая утренний кофе: «А кто это был на приёме в таком синем платье? Неужели скромница Грейнджер? Кто бы мог подумать! Вот уж правда, в тихом омуте черти водятся. А ещё говорили, что Уизли — её бывший!»

Гермиона прочитала подпись под последней колдографией: «А вам слабо? Три красотки за один банкет не предел для Рональда Уизли».

Зашвырнув газету в мусорное ведро, Гермиона пнула его ногой и сжала кулаки от злости. Хорошо, что она уезжает! Ей не хотелось обсуждать статью ни с кем, в особенности с семейством Уизли. Она даже не знала, что её больше разозлило: столь бесцеремонное вторжение газеты в её личную жизнь, или же колдография Рона, на которой он обнимал довольную Кэрол. Забыв о беспалочковой магии, Гермиона запихнула отобранные вещи в сумку, уменьшила её до размера рюкзака и аппарировала домой к родителям.

Её ждало южное побережье Франции, и плевать она хотела на «Пророк», пронырливых журналистов, а больше всего — на любвеобильного Рональда Уизли.

* * *

Когда Гарри Поттер в очередной раз зашёл в тюремное отделение Аврората, Жано, как обычно, сидел на своём стуле, связанный волшебными путами. Все допросы проводились через прозрачный защитный барьер, чтобы маг никому не смог навредить невербальной беспалочковой магией. Аврор собирался сообщить французу последние новости: завтра приговор Визенгамота вступает в силу, и Жано перевезут в Азкабан. Вообще-то Поттер не обязан был лично информировать об этом заключённого, но что-то заставило его спуститься в камеру, чтобы ещё раз поговорить с ним. Гарри не хотел признаваться себе в том, что пришел, чтобы попрощаться — его словно магнитом тянуло к этому загадочному и невозмутимому магу.

— Поттер, как это забавно! — сказал Жорж Жано, выслушав новости. — За что меня сажают в английскую тюрьму? За то, что я помог избавить Лондон от нескольких мерзавцев, которые набивали карманы, травя детей наркотиками?

— А вы ожидали, что мы вам памятник поставим? — усмехнулся аврор.

— Я сделал воздух города чище и оказал услугу не только магглам, но и магам — среди юных наркоманов попадаются и волшебники!

— Вы же не думаете, что жизнь волшебника для меня важнее, чем жизнь маггла? — возмущенно ответил Гарри.

— О, я смотрю, ты гуманист, Поттер! Так в чём же твой гуманизм? Я буду гнить в тюрьме за то, что принёс людям пользу?

— Месье Жано, вы совершили убийства. Так что сомнительная польза, которую вы принесли, осталась незамеченной.

— А ты разве не убивал? — увидев упрямое выражение на лице Гарри, Жорж добавил: — Конечно, Поттер, ты думаешь, что убивал за дело? Только «нехороших» магов? Пожирателей смерти или опасных преступников? А они разве не были людьми?

За время работы аврором Гарри пришлось не раз выпустить опасные заклинания, которые серьезно ранили волшебников и даже привели к их смерти, и он сожалел о каждой из них. Был один единственный маг, из-за гибели которого совесть ни капельки не мучила Поттера.

— Если я и убивал, то или защищался, или действовал по закону, — Гарри знал, что не должен оправдываться, но слова француза задели за живое.

— По закону? — рассмеялся маг, — закон и справедливость — это две большие разницы! Ты ещё молод, чтобы понять это, Поттер, но законы пишут люди, которые знают, чего хотят от этой жизни! Им эти законы УДОБНЫ.

— Законы бывают несправедливыми, но если им не следовать, начнется хаос. Это наш способ договориться о том, как жить вместе.

— И всё же тебе неприятно было убивать! Даже зная, что закон на твоей стороне.

— А вам было приятно?

Жано пожал плечами.

— Я защищал не написанную кем-то бумажку, а память своего сына. Я защищал реальных людей, которым, возможно, спас жизнь. И за это должен гнить в Азкабане?

Гарри, конечно, был молод, но далеко не так наивен, как полагал Жорж Жано. Кому как не Поттеру было знать, что в Азкабан попадают не только преступники? Воспоминание о крёстном снова отозвалось тупой болью. Жано увидел замешательство молодого аврора, но неверно истолковал его причины. У француза был свой план, для воплощения которого ему нужна была небольшая помощь. Поттер вполне годился для этой цели. Смерть месье Ренарда стала для Жоржа огромным разочарованием. Теперь он не был уверен, что сможет быстро выбраться из тюрьмы — во Франции он нажил не только друзей, но и врагов. Станут ли друзья хлопотать о нём?

— Я не очень-то люблю Англию, — неожиданно сказал Жано, отрывая Гарри от неприятных воспоминаний, — и если окажусь на свободе, незамедлительно покину эту страну.

— Вряд ли это произойдёт, — ответил Гарри, — придется вам лет двадцать поностальгировать по родине.

— Гарри, Гарри! — воскликнул француз, — уверен, что ты не глупый парень и понимаешь, что я не просижу в тюрьме так долго. Я всё равно найду способ выйти на свободу. Или ты думаешь, что из вашего Азкабана нельзя сбежать?

Гарри поморщился. Жано явно не читал английскую магическую прессу времён войны! Колдографии Сириуса из «Пророка» так и стояли у него перед глазами. Жано от намёков перешёл к весьма недвусмысленным угрозам.

— Когда я окажусь на свободе…

— ЕСЛИ вы окажетесь на свободе, — поправил его Гарри.

— Нет, КОГДА я окажусь на свободе, мои враги не будут этому рады!

— Насколько я знаю, для того, чтобы расправиться с врагами, вам не нужно покидать камеру, — заметил Гарри. Жано усмехнулся.

— Это не совсем так. Я виновен далеко не во всех тех грехах, которые вы мне приписали. И, если ты мне поможешь, я окажу английскому правосудию неоценимую услугу — скажу, кто может стоять за нераскрытыми преступлениями.

Поттер напрягся. Вот оно! Так он и знал, что за частью убийств в деле о «наркомагах» стоят неизвестные им лица. Неужели Жано докопался до правды и готов сотрудничать?

— Если вы поделитесь информацией официально, получите снисхождение, — откликнулся Поттер.

— Мне не нужно снисхождение. И никаких официальных признаний. Как говорится, услуга за услугу! Я расскажу тебе то, что знаю — ты поможешь мне.

— Каким образом?

— В том-то и дело, что всё просто. Тебе не придётся ничего делать, Гарри! Тебе придется кое-чего НЕ делать. «Забыть» ослабить мою магическую силу всего один раз. Сегодня. Никто на тебя не подумает, никто никогда не узнает правду, и твоя совесть будет чиста: во-первых, ты знаешь, что приговор не справедлив, во-вторых ты получишь важную информацию. Это не только в твоих интересах, но и в интересах всего Аврората! И всего министерства, поверь мне.

— Верить вам? — Гарри поднял одну бровь. — Кажется, минуту назад вы пытались мне угрожать. ЕСЛИ вы окажетесь на свободе, я стану для вас совершенно ненужным свидетелем. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.

Поттеру ужасно хотелось вытащить из Жано сведения о деле. Ну почему на него не действует сыворотка правды? Если бы рядом была Гермиона, она точно придумала бы что-нибудь... Гарри ничего не приходило в голову.

— Очень жаль, что наше сотрудничество не получилось плодотворным, мистер Поттер, — холодно сказал француз, показывая своим видом, что разговор окончен. У Гарри было неприятное ощущение, будто допрос вёл не он, а Жорж Жано. — Но еще не всё потеряно! У тебя есть время передумать.

— Индеболире! — воскликнул Гарри, вскинув палочку, и вышел из камеры.

Ради получения сомнительных сведений он не мог дать сбежать преступнику, который пустил аваду в Гермиону и чуть не погубил команду его лучшего друга. Гарри устоял против соблазна, но ему почему-то казалось, что его обвели вокруг пальца. Какого чёрта он потащился сегодня в камеру? Неужели Рон был прав — француз не только заинтересовал его, но и чем-то понравился ему?

Прежде чем уехать на отдых во Францию, Гермиона, наконец, сделала то, что откладывала уже много дней: сходила в женское отделение Св.Мунго. Она на сто процентов доверяла молодому доктору из маггловской больницы, который считал, что её здоровье в порядке, но даже он сказал, что через пару недель после выписки нужно сходить на повторную консультацию. Гермиона не сомневалась, что это была формальность и перестраховка, но не в её правилах было игнорировать предписания врача.

Миссис Треверс, целительница из Мунго, к которой Гермиона обращалась и раньше, внимательно её осмотрела, прописала зелье, укрепляющее женское здоровье и уверила, что всё в порядке. Однако что-то не давало миссис Треверс покоя. Она долго расспрашивала Гермиону о том, что случилось, и высказала опасения, что выкидыш был вызван не падением, а магическим воздействием. Гермиона побледнела от страха. Неужели заклинание, которым она выжгла трейсер, могло навредить ребенку? В конце концов, миссис Треверс пригласила для консультации своего пожилого коллегу, который, зайдя в кабинет, задал Гермионе один единственный вопрос:

— Круцио к тебе применяли?

Она молча кивнула.

Остальные слова целителя прозвучали для неё, как во сне:

— Длительное воздействие болевых заклятий, в особенности, на молодой женский организм, плохо сказывается на репродуктивной функции. Чем дольше длилась пытка, тем меньше шансов у женщины зачать и родить ребёнка. Чем моложе пострадавшая, тем опасней последствия Круцио.

Затем он долго и подробно пояснял то, что Гермиона и так поняла с самого начала: возможно, у неё никогда не будет детей. Сквозь какую-то пелену она слушала его слова, думая только об одном: проклятая Лестрейндж мстит ей даже с того света!

После визита в Мунго Гермиона проплакала всю ночь — она не хотела верить словам целителя и обманывала себя, ища банальные лазейки: она была не такой уж и юной, когда Беллатрикс пытала её; пытка была не такой уж и страшной; меньше шансов родить — не значит, что их нет... Этой бедой Гермиона не решилась поделиться даже с Джинни.

Рон всегда хотел иметь большую семью и не представлял себе счастливую жизнь без пары-тройки рыжих сорванцов, бегающих по дому. Гермиона часто обвиняла его в легкомыслии и инфантильности, но в глубине души знала, что он будет хорошим отцом, заботливым и любящим. Лишить его этой роли? Рональд Уизли, конечно, обманщик и изменник, но она ни за что не стала бы наказывать его так жестоко. Именно после разговора с целителем Гермиона уже не сомневалась в правильности своего решения: уехать, чтобы начать новую жизнь среди магглов.

* * *

После двухнедельного отдыха с родителями, во время которого она отчаянно скучала, Гермиона отправилась в лабораторию, чтобы сообщить Смоллетту, что хотела бы уволиться из министерства. Она полагала, что начальник и глазом не моргнёт — наоборот, вздохнёт с облегчением, но тот удивил её, когда стал уговаривать остаться. Он привел множество аргументов в пользу её дальнейшей работы, поделился планами по расширению лаборатории и даже предложил повышение. Гермиона могла бы стать его заместителем! За время её отпуска дела с контрзаклинаниями шли неважно, а новых работников ещё нужно ввести в курс дела и обучить. Впервые за время знакомства со Смоллеттом Гермиона почувствовала его одобрение и уважение. Жаль, что слишком поздно! Она не могла остаться. Извинившись перед начальником, Гермиона поблагодарила его за тёплые слова: теперь она уходила уже не с таким тяжелым сердцем. Впрочем, Виктор и Тарани не стали интересоваться, нашла ли она новое место работы, лишь пожелали ей удачи. Приказ об увольнении должен был прийти через три дня, как раз к концу её отпуска.

На этом свою министерскую карьеру Гермиона считала законченной.

Проститься с коллегами было совсем не сложно — гораздо трудней будет расстаться с друзьями. Гермиона побаивалась сказать Джинни и Гарри о своём решении уехать и начать новую жизнь. Откладывая неприятный разговор, она поняла, что сначала должна поговорить с Роном. Не попрощаться с ним было бы просто неприлично! Они ведь честно пытались сохранить видимость дружбы, при редких встречах всегда здоровались, улыбались, спрашивали «как дела», и всё такое… Рон не должен думать, что она сбегает от него. Кроме того, эта встреча всё равно уже ничего не могла изменить: Гермиона знала, что Рон после работы часто выпивает в «Дырявом котле» и знакомится там с девушками. Он тоже решил начать новую жизнь — пусть и не такую, какую бы она ему пожелала... День её предполагаемого отъезда был не за горами, и она решилась на гриффиндорский поступок: навестить Рона, последний раз побывать в Ирисе и окончательно проститься с прошлым.

Аппарировав в пустую гостиную Ириса, Гермиона чуть не наступила на две мантии, брошенные как попало на пол. Она огляделась в полумраке: кроссовки Рона валялись возле камина, а из-за дивана выглядывал красный женский туфель на шпильке. Через приоткрытую дверь спальни до неё донеслись приглушенные голоса. Вдруг в спальне раздался женский крик, и Гермиона подскочила от неожиданности. За криком раздались громкие стоны, а потом смех.

— Ронни, ты просто супер! — слащаво протянул женский голос, переходящий в стон.

Гермиона прислонилась к стене прямо возле двери в спальню. Сердце сделало сальто и забилось, как сумасшедшее.

— Тебе нравится? — раздался знакомый голос, — а вот так?

Женщина отвратительно взвизгнула.

Гермиона похолодела. Что она себе думала, когда притащилась в Ирис без приглашения? Ведь Джинни её предупреждала! Нужно убираться отсюда как можно скорее. Она не могла пошевелиться. Стоны за стеной не смолкали.

— О, Ронни, никто меня так никогда не шпарил, — прокричала девушка.

— «Шпарил»? Сейчас это так называется?

Гермиона слышала, что он был пьян.

— Ну, жарил, — девица засмеялась.

— «Жарил»? — вторил он идиотским пьяным смехом. — А так?

— Ронни, ты лучший!

Женщина ещё пару раз взвизгнула.

Мерлин, никто не будет издавать такие мерзкие звуки от удовольствия! Гермиона подумала: что они сделают, если она сейчас забежит и окатит их ведром ледяной воды?

Девица стонала, не переставая.

Нет, лучше зайти и ступефаем их приложить, и оставить так до утра... Сделать колдографии и послать одну Молли, одну Поттерам, и одну Кэрол — непременно! Остальным, пожалуй, было наплевать на личную жизнь Рона. Одну колдографию она бы повесила у себя дома в качестве профилактики приступов любви к Рональду Уизли. Чтобы в будущем избежать рецидивов.

Почему она не уходит, словно ноги приросли к полу? С каких это пор она стала мазохисткой? Гермиона знала, что и Рон, и эта женщина пьяны, но от этого слушать происходящее было ничуть не легче. Равномерный стук и скрип кровати, казалось, выколачивали из неё всю душу.

Женщина взвизгнула в последний раз и затихла.

— О, Ронни, — донеслось через несколько секунд, — эй, в чём дело? — женский голос был удивлённым. — Рон, ты почему не… о чёрт, давай, я тебе помогу... Иди сюда!

О, Мерлин! Только не это! Гермиона подумала, что её сейчас стошнит.

— Отвали! — раздался недовольный пьяный голос.

— Ну, как хочешь, — пассия обиделась и замолкла. — Можно, я немного посплю?

— Только помни про уговор — чтобы к утру тебя здесь не было.

Гермиона поморщилась. Это не Рональд Уизли, а какой-то клон. Или он под Империо. Её нежный, ласковый и внимательный Рон никогда бы не сказал такого!

— Что ты, мне надо домой, у меня мама очень строгая, — пролепетала девица.

Услышав это, Гермиона усмехнулась и подумала, что самое время и ей отправляться восвояси. Не хватало ещё и увидеть эту шлюху!

Гермиона аппарировала в Пенни Райз, не беспокоясь о том, что парочка наверняка услышит хлопок от трансгрессии, и повалилась на кровать. Обхватив подушку, она попыталась разобраться в своих чувствах. У неё не было ощущения, будто её вываляли в грязи; не было ни злости, ни обиды. Она не жалела, что стала свидетелем этой отвратительной сцены: теперь ей будет легче уехать! Не нужно ни в чем сомневаться и искать повод, чтобы остаться. А ещё она к своему стыду поняла, что испытывает… злорадство. Рон не получил удовлетворения! Он может «ошпарить» и «пережарить» всех девиц, готовых запрыгнуть в его койку, но никогда не утолит свою жажду любви — ни сексом, ни алкоголем. Она вспомнила их тёплую встречу на скамейке в парке. Рон сделал свой выбор — что ж, каждый имеет право на ошибки, за которые потом придётся расплачиваться.

* * *

Орландо сидел на полу за барной стойкой и курил сигарету, наслаждаясь тишиной. Плевать, что в пабе нельзя курить! Он отказался от пагубной привычки несколько лет назад, но в очередной раз убедился, что жизнь — дерьмо и никогда лучше не станет, а с дозой никотина об этом было легче думать.

Смерть отца оставила в его душе противоречивые чувства. Они давно стали чужими людьми, потому что Орландо с детства не мог принять в отце одну загадочную черту: умение совмещать любовь к жене c многочисленными изменами. Когда умерла мать Орландо, отец ужасно убивался, и это были не муки совести, а настоящая скорбь по горячо любимой женщине… которую он столько раз предавал. Теперь, после его убийства — а Орландо, несмотря на заключение врачей, подозревал, что это было убийство — всё их имущество было арестовано за долги, которых, кстати, у них никогда не было. Орландо знал, что не получит ничего: он лишился «Белой лошади», всех английских домов и даже их старого яблоневого сада. Поговорив с адвокатом, он понял, что отца подставили, но после его смерти уже ничего нельзя было доказать.

Однако хитрый итальянец не оставил своего единственного сына нищим. Синьор Бьянки был очень прозорливым — часть его имущества, о котором не знал никто, кроме Орландо, находилась в Италии. Впрочем, сам Орландо понимал, что не скоро сможет им воспользоваться: какие бы люди ни стояли за последними событиями, он не позволит им отнять у него всё! Придётся на время затаиться.

Орландо не сомневался, что смерть отца не обошлась без людей в чёрных мантиях, а против них он был бессилен. Ужасно было и то, что пострадала репутация их семьи. В газетах подняли шумиху, окрестив мистера Бьянки наркодилером, «Белую лошадь» — притоном, а самого Орландо выставили наркоманом.

Газетчики не упустили возможность прополоскать бельё семьи Бьянки на публике. Таблоиды пестрели заголовками: «Бывший телеведущий — хозяин наркопритона», «Допутешествовался» и, конечно, куда ж без газетных каламбуров типа «Белая лошадь — белая горячка» и «Бьянки любит пьянки». Имея связи в журналистских кругах, Орландо выяснил, что эти статьи были заказные, однако заказчика так и не нашёл.

Он дымил сигаретой и размышлял о том, что же теперь его держит в Лондоне. Да ничего! В пабе скоро начнёт наводить порядки новый хозяин, который купил заведение через третьи руки. Сунуться снова на телеканал Орландо не решался — с теперешней-то его репутацией! Решение уехать созрело уже давно, вот только… был один человек, которого он хотел увидеть перед отъездом.

ОНА. Орландо не мог уехать, не попрощавшись с Гермионой. Он много раз приходил к ней домой, узнав номер квартиры от соседей, но ни разу не застал её. Ни на одном историческом факультете в университетах Лондона не было студентки по имени Гермиона Грейнджер. Неужели она назвала чужую фамилию, зачем-то соврала ему, а сейчас просто переехала, не оставив адреса? Возможно. Но Орландо беспокоило ощущение, что Гермиона попала в беду, и он не мог уехать, не выяснив, что с ней. Ну не могла же она сквозь землю провалиться?

Они виделись всего несколько раз, но каждая их встреча чётко отложилась в его памяти. Орландо сам себе удивлялся — с момента знакомства с Гермионой он больше не искал отношений с другими девушками. Свидания с бывшими подружками смешались в серый ком ненужных воспоминаний: череда миловидных безымянных лиц, восхищенных глаз, ловких и неловких объятий. И отдельно была ОНА. Всего пару встреч, всего один поцелуй на лестнице, несколько неуверенных прикосновений и это неподражаемое «я всё ещё люблю его». Да если бы Орландо услышал такие слова от любой другой девушки, ляпнул бы какую-нибудь колкость, да и отправил бы её восвояси любить на здоровье, кого ей вздумается! Гермиону же хотелось увидеть снова и не спрашивать ни о чём.

В личной жизни Орландо руководствовался двумя железными правилами: не встречаться с замужними женщинами, не кадрить девчонок своих друзей. Но было и ещё одно, в существовании которого он боялся себе признаться: не привязываться слишком сильно. Возможно, это была защитная реакция на события семилетней давности, когда надежды на семейное счастье рухнули самым неожиданным образом: его любимая молодая жена ушла, сказав только одно слово: «Прости». Этого было не достаточно, чтобы простить, но хватило, чтобы не умереть. Виктории было стыдно, но она всё равно ушла и теперь была счастлива с тем, другим, которого Орландо давно перестал ненавидеть.

Они так и не развелись, потому что по брачному контракту при разводе их имущество должно было делиться пополам, а у Орландо тогда не было ни гроша за душой. Богатый отец и богатый сын — это не одно и тоже! Виктория же после свадьбы получила большое наследство от дядюшки, которое не пожелала делить с начинающим журналистом. Орландо не хотел отпускать её и долго тешил себя надеждой, что его соперник — не более чем охотник за богатой невестой. Однако годы шли, Виктория не возвращалась, и семейный статус Орландо так и остался под вопросом.

Не привязываться.

Да больно надо! Он и не собирался. Просто Гермиона была немного… странная. Не такая, как все. Необычная. Недоступная. Непредсказуемая. Невероятная. Орландо улыбнулся собственным мыслям. Журналистика наложила на него свой отпечаток: он любил игру слов, яркие эпитеты, броские фразы, которые в своё время охотно говорил с экрана, и они до сих пор часто крутились у него в голове. Почему он перестал ездить по Европе и делать передачи, выбрав работу в пабе отца? Потому что считал, что нужно бросать творчество, когда вдохновение только-только начинает угасать, не успев превратиться в холодное безразличие и душевную муку.

Орландо в очередной раз затянулся, когда дверь в паб негромко хлопнула. Интересно, кого это черти принесли в такое время, подумал он, не удосужившись подняться. Он был полностью скрыт барной стойкой, но посетитель наверняка увидел сигаретный дым. Может, сам уйдет? В такую рань в «Белой лошади» почти не бывало клиентов. Орландо лениво повернулся, чтобы разглядеть вошедшего.

— Эй, есть кто-нибудь? — раздался знакомый голос. Он подскочил, не веря своим ушам. Над стойкой появилось довольное лицо Гермионы. — Привет, — весело сказала она, — мне, пожалуйста, двойной виски.

— Ты же не пьёшь? Да ещё и виски в такую рань!

— Не ваше дело! Обслужите посетителя.

Орландо и не думал слушаться. Он быстро оббежал барную стойку, едва не снёс по дороге гору бокалов и, подскочив к Гермионе, схватил её за плечи.

— Чёрт возьми! Я искал тебя! Где ты пропадала? Разве можно быть такой врединой? — он оглядел её с головы до ног, не скрывая улыбки. У неё был цветущий вид и очень загорелое лицо.

— Сначала я попала в больницу, а потом ездила с родителями на море, — это был очень краткий пересказ событий последнего месяца.

— Могла бы позвонить, — с укором сказал он. — Ты в порядке?

— Уже да.

— Неплохо выглядишь, — Орландо с трудом сдерживал бурю чувств, нахлынувших на него. Какое облегчение знать, что у неё всё хорошо! Чёрт, как же он был рад её видеть — и вдвойне оттого, что она сама пришла к нему. После всего, что написали проклятые таблоиды, он сомневался, что она когда-нибудь рискнет заявиться в этот паб.

— Я слышала о твоём отце, — с сочувствием сказала Гермиона. — Мне очень жаль, Орландо.

— Ты пришла выразить соболезнования? — ему не хотелось жалостливых речей.

— Не совсем. Дело в том, что я решила уехать из города, — Гермиона внимательно смотрела ему в глаза, ожидая реакции.

— Какое совпадение! Я тоже, — весело ответил он, — Лондон! Что можно делать в этой дыре?

— Орландо, я серьёзно!

— Ты пришла попрощаться? — в его голосе прозвучали нотки разочарования.

— Я хотела увидеть тебя перед отъездом.

— Я тоже не мог уехать, не поговорив с тобой.

— Ты уезжаешь из-за того, что случилось с твоим отцом?

Орландо недовольно прищурился.

— Намекаешь на то, что я должен его стыдиться?

— Конечно, нет! Но тебе ведь неприятно, что вокруг столько шумихи, подозрений? И газеты ерунду пишут.

— Не трави душу! — Орландо понимал, что восстановить свою репутацию и доброе имя отца будет невозможно, но сейчас его больше беспокоило, что о нём подумает Гермиона. — Ты веришь, что мой отец был мафиози, а я законченный наркоман?

— Никто не верит в эту чушь, — фыркнула она, не понаслышке зная, как легко журналисты могут перевернуть всё с ног на голову.

— Ну, спасибо, утешила, — сказал он с сарказмом, на самом деле испытывая облегчение. — Честно говоря, я сам не знаю, что до сих пор делаю в Лондоне. Скоро в паб придёт новый хозяин, и мне придётся выматываться. Не думаю, что смогу найти здесь стоящую работу.

— Куда поедешь?

— Да всё равно! А ты что, ищешь компанию? — шутливо спросил Орландо и опешил от её взгляда. Гермиона почти не удивилась и ненадолго умолкла, словно обдумывая какое-то важное решение.

— Поедем вместе? — спросила она так просто, будто он предлагал ей съездить прогуляться.

— Ты… ты серьёзно? — Орландо аж поперхнулся от неожиданности.

— Не такая уж и плохая идея, — она пожала плечами.

— Неплохая? Или, может, плохая? Ты всё-таки определись, Гермиона! Не играй со мной в игры, — он неожиданно разволновался. — Это… жестоко!