Упала, очнулась - султанша! (джен)

Мой дорогой брат,

Я так рада, что ты хорошо добрался! Бейхан и Фатьма передают привет. Расскажи всё-всё! Как выглядит дворец Топкапы? Красив ли он? Тамошний сад больше нашего? Ты видел дедушку? Если да, то какой он? Если нет, то когда увидишь? А бабушку? А наших кузенов?

Надеюсь, ты оставишь свою привычку лоботрясничать в прошлом и наконец-то возьмёшься за ум, чтобы, когда вернёшься, быть достойным вести со мной беседы. Не налегай на сладости — это вредно для тела и кожи, за минуту наслаждения будешь расплачиваться часами тренировок. Береги себя. Я начала скучать с того самого момента, как твоя задница уселась в карету, так что изволь напрячь свои, к сожалению, весьма скромные умственные способности и порадовать учителей. Так ты поскорее вернёшься домой.

С любовью,

Хатидже.

Моя дорогая сестра,

Даже не знаю, с чего начать. Мы въехали во дворец через главные ворота, которые называются Баб-ы Хюмаюн. Говорят, когда шехзаде становится падишахом, он вступает в новый дом именно через этот вход. Как думаешь, хороший знак? Они ведут в первый двор, носящий гордое название двор Янычар, где расположены бытовые помещения. Повелитель выходит на пятничную молитву в Айя-Софию именно через них. Через Хюмаюн, чертовка, я знаю, о чём ты думаешь!

Ещё есть ворота приветствия, или Баб-ус Селям, там находятся канцелярия Дивана, казна, а также собственно здание Совета и башня Правосудия. В этом дворе расположен вход в гарем, очень большой, содержащий несколько сотен комнат. Он, в свою очередь, состоит из четырёх секций: первая — для евнухов, вторая — для наложниц, третья — для Валиде-султан, четвёртая — для Повелителя.

Третьи ворота называются воротами Счастья, или Баб-ус Саадет. Сразу за ними раскинулся вход в тронный зал, где повелитель вёдёт свои государственные дела и принимает иностранных послов. Удивительно, что в здании две двери: через первую входит только падишах, а во вторую — все остальные. Неподалёку есть второй вход в гарем, а также внутренние покои, где располагается школа, в которой обучают шехзаде и султанш по крови. Садик из самшитовых деревьев во дворе, окружающий библиотеку и сокровищницу, радует глаз.

В четвёртый двор войти можно лишь из дворца, там нет ничего интересного: павильон для обрезаний, гардеробная и другие помещения.

Главный сад, конечно, крупнее нашего. Он очень красив, трава коротко подстрижена, аккуратные дорожки расходятся от входа к краям. Высокие кусты образуют лабиринт, в котором, однако, сложно потеряться, так как он не очень высокий, но если захотеть, спрятаться вполне можно.

Султан Баязид-хан Хазретлери удостоил меня чести видеть его благословенное лицо. Мы не успели провести вместе много времени, к сожалению, но, надеюсь, ещё будет время исправить это досадное упущение. Гюльбахар-султан тоже почтила своим присутствием, госпожа очень красива. Мы немного поговорили о матушке, тебе и сёстрах, а также об отце. Мне показалось, что она была чем-то недовольна, но, возможно, это напрасные опасения. Кузенов не видел, может, приедут позже, попробую разузнать.

Ой, не начинай, как будто сама не любишь вкусно поесть! Мама и сёстры наверняка уже подвергают тебя родственной заботе, так что просто не сопротивляйся.

Твой любящий брат,

Сулейман.

Иногда мне хотелось его придушить.

* * *

Айше-султан начинала что-то подозревать.

Хатидже была порой наивной, ошибалась, безобразничала, ругалась-мирилась с сёстрами и братом, ленилась, в общем, вела себя, как обычный ребёнок.

Вот только не по-детски тяжёлый взгляд карих глаз до сих пор не желал выходить из памяти.

Девочка приходила в бешенство каждый раз, когда её свободу в чём-то пытались, по её мнению, несправедливо ограничить. Если причина запрета, неважно, являлся ли тот наказанием, объяснялась или была очевидной, она была недовольна, этого не отнять. Но подчинялась.

С младшими сёстрами ей было попросту неинтересно — Хафса много раз замечала скучающий взгляд, направленный на щебечущих малышек, и желание деликатно, но быстро избавиться от их общества. То есть нет, было понятно, что и любит она их, и ценит, но всё-таки до уровня Сулеймана им далеко. Единственной безумно крепкой привязанностью был брат — его Хатидже обожала, это было видно невооружённым глазом. Впрочем, и шехзаде души не чаял в сестре, даже идя наперекор матери ради её желаний, что пугало Хафсу больше всего. Пока дочка разумна, но когда-нибудь должна выкинуть фортель, такова природа взрослеющих детей.

— Я наказана, потому что не хочу быть украшением вроде тебя, да, мама?!

— Я член династии Османов! Султанше крови приказывать может только принадлежащий к правящей семье и находящийся выше по положению!

— Если вы дотронетесь до меня хоть пальцем, я пожалуюсь отцу! И оставит ли он вас, мама, управлять гаремом, если вы даже с собственным ребёнком справиться не можете?!

Говорят, если где-то дано больше требуемого, то где-то будет и меньше. Чудесный талант в арифметике, правильные рассуждения в обмен на непослушание, вспышки агрессии и лень. Валиде резко выдохнула, приходя к печальному выводу.

Хатидже не совсем здорова душевно.

Потянувшись за стаканом с водой, султанша вдруг замерла. Внезапно стало холодно, и женщина слегка подрагивающей рукой набросила на плечи шаль. Она вспомнила, у кого ещё были похожие признаки.

— О Всевышний, помилуй... — прошептала она. Стоящая неподалёку джарийе бросила на госпожу вопросительный взгляд, но промолчала. Так их учили — пока к тебе не обратились, веди себя как можно тише, не отсвечивай. Глядишь, и в живых останешься.

Хафса меж тем постаралась сосредоточиться, чтобы не прийти к неверным выводам. Раз Хатидже унаследовала бешеный темперамент и неуравновешенность Селима, то обращаться с ней следует соответственно — в мелких просьбах потакать, окружать лаской, теплом, но не излишней заботой. Если возникнут крупные противоречия, поступать по-своему, но потом объяснять решение и доносить свою точку зрения.

Разобравшись с пугающей неопределённостью, женщина вздохнула чуть свободнее.

— Пусть приготовят бани.

Присев в положенном поклоне, служанка попятилась и отправилась выполнять поручение.

* * *

Полгода спустя.

— Знаешь, — начала я, балансируя с двумя чашками воды в руках и одной на голове, — по-моему, мы что-то делаем не так.

Бейхан хихикнула.

— Тебя никто не заставлял спорить, — подметила она.

— Как это? А Фатьма, которая меня намеренно провоцировала?

— Это её обычное поведение.

— Соболезную, — проворчала я, чуть шевельнувшись и пытаясь сохранить хрупкое равновесие.

Сестра закатила глаза.

— Она ещё ребёнок.

— Ты себя слышишь? Тебе и десяти нет!

Чашка на голове покачнулась и с грохотом опрокинулась на ковёр, попутно окатив меня водой. На шум из прилегающей к покоям комнатки выскочила Фатьма — мы договорились, что мерзавка не будет присутствовать на моём унижении, а за тщательностью исполнения спора проследит Бейхан.

— Три минуты, — язвительно произнесла она, — слабовато, сестра.

Я была мокрая. Я была злая. И в руках у меня были две чашки воды.

Облитая Фатьма завизжала.

* * *

— Госпожа! — вбежала в покои Лале.

— Она сама виновата! — решительно заявила я, указав на источавшую волны злобы сестру, волосы которой вытирали служанки. Всё-таки воды ей досталось побольше, чем мне, что не могло не радовать.

— Госпожа моя, шехзаде Сулейман Хазретлери прибыл во дворец!

Я рванула с места со скоростью, как минимум, гоночного болида. В голове вертелись десятки вопросов: почему не предупредил, почему так неожиданно, что случилось в столице...

Чуть не сбив по пути пару служанок, я пронеслась через гарем, выскочила на улицу и замерла. Реально, приехал. Стоит, улыбается. Смотрит. Руки распахнул для объятий, шаг навстречу сделал.

— Что ты тут делаешь?

— Хатидже...

— Что. Ты. Тут. Делаешь?

— Дышу, — нахально ответил он.

В этот момент из дверей выбежали сёстры.

— Брат! — счастливо воскликнула Бейхан. — Мы так рады тебя видеть!

Фатьма не стала тратить время на приветствия и попросту кинулась Сулейману на шею.

— Я тоже счастлив, что вернулся домой, — улыбнулся он, обнимая девочку.

Тем временем у меня в голове с кристальной ясностью сложилась логическая цепочка. Отпустить шехзаде вполне могли для посещения дома и семьи, всё-таки мальчику лишь одиннадцать, не писал об этом по настоянию Гюльбахар-султан — чтобы убрать лишнюю возможность для покушения, ведь в дороге может случиться всякое.

— Сынок! — радостно произнесла вышедшая Валиде. Хм, она долго шла или моя служанка оказалась расторопнее, чем Дайе-хатун? Интересно.

— Матушка, — поклонился брат, подойдя к ней и приложившись к руке. Бросил на меня взгляд и шагнул во дворец, заботливо обнимаемый за плечи. Я осталась стоять на месте, ошарашенная.

— Хатидже, — осторожно спросила Бейхан, — ты разве не рада?

— Что?

— Я думала, первой брата обнимешь ты, а не Фатьма.

Я искоса посмотрела на девочку. Мы потеряли Орхана, и она переключила своё внимание на младшую, чтобы хоть как-то забыться, но та подрастала и с каждым годом испытывала всё меньше удовольствия от душашей опеки матери и старшей сестры. У Бейхан в природе было заботиться, сострадать — воистину идеал женщины, но она просто не знала, куда девать весь этот материал, и оттого печалилась. Вот и сейчас, увидев, наконец, что я отошла от привычного алгоритма действий, она забеспокоилась, но, почти уверена, где-то глубоко в душе обрадовалась — теперь найдётся применение её почти физической потребности помогать.

— Всё в порядке, — мягко ответила я. — Просто это случилось так неожиданно...

Недоверчиво посмотрев на меня, Бейхан развернулась и зашагала внутрь.

* * *

— Через три года я отправлюсь в санджак.

— Это султан сказал? — с интересом приподнялась на подушках я.

— Да.

— Тебе скоро двенадцать лет, не слишком ли рано?

Сулейман возмущённо уставился на меня. Конечно, сейчас ему казалось, что до этого момента целая вечность, но я-то знала, как быстро летит время. Да и блин, пятнадцать — это восьмиклассник, Карл! Максимум девятиклассник! Конечно, дадут лалу, но это всё-таки не то. Учитель не заменит взрослого человека на посту. Хотя вполне возможно, что отправят в какую-нибудь затхлую область, где при всём желании не получится сделать хуже, чем уже есть.

В двери постучали.

— Да! — с ноткой раздражения протянул брат, наверняка уже собиравшийся выдать пламенный спич в стиле "я достаточно взрослый мальчик, отпустите меня гулять".

— Шехзаде, — склонилась Мёге. — Ваши покои готовы.

— Что?? — охренел Сулейман.

— А, так ты не в курсе, — хохотнула я. — Матушка приказала выселить тебя в отдельную комнату, а то вон, так щёки наел, что в нашей уже не помещаешься.

— Пойдём смотреть скорее! — не обращая внимания на подкол, вскочил с дивана он. — Пусть твоя рабыня покажет дорогу!

— Она свободная, — жёстко заметила я.

Брат получил второй приступ охренения. Даже про покои забыл, обернувшись.

— Что?!

— Что слышал. Я освободила Лале и Мёге, и даже ты не можешь звать их рабынями. Только султан имеет право.

— Но почему?

— Потому что безвольных слуг и так хватает, а я хочу, чтобы со мной были по доброй воле, — ответила я. Ну, выбор у них был, так что не соврала. А ещё приятным бонусом прилагаются разные ништяки к свободе, а значит, немного большие полномочия служанок. Но тебе об этом знать не полагается, братишка.

Сулейман задумался. Крепко так. Но потом, видимо, решил оставить размышления, потому что тряхнул головой и изрёк:

— Рабыня или нет, пусть ведёт к моим личным покоям.

* * *

Помещение было небольшим, ибо тут не Топкапы, а Сулейман не первый наследник престола, но вполне достаточным для одиннадцатилетнего мальчика. Стол из тёмного дуба, такой же стул, несколько шкафов, диван, ажурная роспись на стенах. Комнаты евнухов и калф немногим хуже.

— Неплохо, — оценила я.

Брат плюхнулся на тахту и счастливо рассмеялся.

— Войди, хатун, — с максимально надутым видом произнёс он.

— Это своим наложницам говорить будешь, а я — член правящей династии Османов, Хатидже-султан!

— А чего конкретно ты стоишь? Чем сама по себе знаменита? — выдал он мою же фразу, которую бессовестно спиздил. Куда подавать жалобу о нарушении авторских прав?

В очередной раз придавленный подушкой Сулейман возмущённо замычал.