Если ветер столкнётся с волнами (Бифлифный инктобер) (джен)

— И что же нам сделать? Это ведь последний день...

— А может, приоткроем завесу? Ну такое... Кое-что личное?

— Кое-что личное... А давай!

ПРОПУЩЕННЫЕ СЦЕНЫ

Ткать ленты дней живя не бесконечно

— Хэ-сюн, почему ты так печален?

— Я... Боюсь, что с нашим ребёнком что-то случится. А если он или она будет не такой, как мы ожидаем? Или... Или больной? А если что-то случится с тобой? Если... — раздался мягкий смех и на его щеку положили ладонь, аккуратно поглаживая.

— Со мной и нашей девочкой всё будет хорошо.

— Девочкой?

— Угум.

Она весело рассмеялась и прижала мужчину к себе. Их губы встретились в трепетном поцелуе, лёгком и нежном, практически невинном.

— Ты так погубишь меня...

— Да? И тогда ты...

— Ни за что на свете...

Чёрный олень — белая косуля

— Хэ-сюн, Хэ-сюн!

— Что такое, солнышко?

— Сестрица сказала, что одобряет наш союз! А ещё она благословляет нас на брак!

— Да?

— Да!

Цинсюань дотянулась и нежно потёрлась своим носиком о его. Такой невинный поцелуй заставил вечно спокойного оленя вспыхнуть алым цветом смущения.

— Ну Сюань...

— Ты так мило смущаешься!

И хитро улыбнулась. Не упускать же шанса зацеловать-засмущать своего любимого?

Густой туман и белые цветы

Туман окутал сад, словно невидимая завеса, разделяя их. Ши Цинсюань стояла, сжимая кулаки, её пальцы дрожали, а глаза горели, как угли в темноте. Хэ Сюань, с его мрачным взглядом и губами, сжатыми в тонкую линию, казался статуей, высеченной из ночи.

— Хэ Сюань, да послушай ты меня! Я люблю тебя, идиота! — Ши Цинсюань была непреклонна, пока демон пытался уйти от этого разговора. Ведь...

— Не надо мне любви! Никакой! — на глаза его навернулись слёзы, — Неужели ты успела забыть, что я сделал?! Неужели тебе мало этого?! Так я сделаю больше! Больнее сделаю!

— Делай! Мне терять нечего! — Цинсюань не выдержала, бросилась вперёд, и её руки схватили его за воротник, притянув к себе.

Их лбы столкнулись, дыхание переплелось — горячее и яростное. Хэ Сюань замер, будто поражённый молнией. А потом…

Губы Ши Цинсюань прижались к его, жёстко, отчаянно.

И Хэ Сюань не оттолкнул.

Не посмел.

Жжение твоих касаний

Если полюбишь кого-то, кто не дарован судьбой

И красной нитью всей жизни не связан с тобой

То с ним ты горя и боли хлебнёшь

И из-за него же умрёшь.

Ши Цинсюань знала это. Это рассказывал ей брат, рассказывали другие небожители, рассказывал сам объект любви, но Ши Цинсюань было не важно. Она любила. Любила через боль, через бесконечные ожоги, через все предостережения. Ведь она имела, имела право на любовь. Пусть и запретную, неправильную, но любовь.

Она вновь прижалась к демону, и губы их переплелись, обжигая. Больно, но как же желанно это было. И если ради этого нужно было сгореть, Ши Цинсюань была не против. Ради любимого она была не против.

Хэ Сюань отстранился сам и посмотрел своими невозможно красивыми глазами.

— Глупая. Зачем? Тебе ведь больно...

— Потому что люблю тебя.

Ожоги расцветали прекрасными цветами.

Предложение тебе

Раздавались восторженные шепотки, гости смеялись и что-то обсуждали. Невеста, в красном подвенечном платье мягко держалась за жениха, а тот в свою очередь придерживал её. Церемония проходила просто прекрасно. Уже были улажены практически все формальности, разговоры, небольшие церемонии памяти предкам. Можно было переходить к не официальной части. Но кое-что ещё осталось не завершенным...

— Тансинь, ты уверена? Всё же, здесь много людей, да и не принято...

— Баобеи, не бойся. Я всё продумала!

— Цинсюань?

И, когда гости вновь обратили на них внимание, Цинсюань раскрыла алый веер и смяла родные губы в поцелуе, скрыто от людских глаз. Хэ Сюань улыбнулся и продолжил уже сам. Какая всё же хитрая у него жена... Самая хитрая и самая лучшая.

— Ммм... Мне кажется, мы не туда ушли...

— А что так?

— Сегодня Хэллоуин.

— А, да?! Ой...

— У нас филиал 14 февраля открылся раньше, чем сам февраль пришёл.

— Гениально.

— Очень...