Парадокс выбора (джен)

Очередное занятие по трансфигурации началось в уже привычной тишине — профессор МакГонагалл, как всегда, появилась внезапно, будто материализовавшись из воздуха у доски. На ней была строгая тёмно-зелёная мантия, волосы собраны в узел, на лице — то самое выражение, от которого сразу хотелось сидеть прямо и ни в коем случае не болтать. По крайней мере, если нет желания получить дополнительный выговор.

— Сегодня, — начала она, проходя вдоль рядов с лёгким постукиванием каблуков по каменному полу, — мы начнём изучение сложной области трансфигурации: частичная анимация неодушевлённых объектов.

Часть особо вовлечённых в предмет студентов зашептались между собой. Всё же тема далеко не из лёгких, и провалиться тут куда проще, чем кажется на первый взгляд.

— Речь идёт не о полном превращении объекта в живое существо, — пояснила профессор. — А о временной имплантации простейших реакций или движений, близких к рефлексам. Это полезно, например, при зачаровании предметов для помощи в быту — но основа заклинаний роднит это направление с элементами боевой трансфигурации. То есть, — она посмотрела поверх очков, — вам стоит относиться к этому очень серьёзно.

На доске мел сам собой начал выписывать термины: магическое ядро объекта, структурная пластичность материи, стабилизирующая формула привязки. Всё, что только могло понадобиться при изучении.

— Трансфигурация работает на трёх уровнях, — продолжала женщина. — Структурном, энергетическом и концептуальном. Первые два вы изучали на более младших курсах: как правильно представлять форму, как направлять магию, чтобы не нарушить физику объекта. Но сейчас вы переходите к следующему рубежу — работе с внутренним понятием предмета. С его «функцией». С тем, чем он является по сути.

— Вы не можете просто «заставить» чернильницу бегать, — уточнила она. — Вы должны вплести в неё поведение, подходящее для её формы и материалов. Вы не придаёте ей разум — вы программируете реакцию. Как импульс. Как дрожь на прикосновение.

В практической части им предстояло оживить обычную керамическую чашу так, чтобы она при приближении руки отпрыгивала или ползла в сторону, избегая контакта. За каждый сломанный объект — минус баллы. За каждую чашку, превратившуюся в живую жабу или в тарелку с зубами, — мгновенное уничтожение объекта и всё с самого начала.

Уильям справлялся с задачей на приемлемом уровне. Всё же благодаря его постоянной практике в окклюменции, на которую он не забил, даже память стала куда чётче. Запоминать формулы и прочее необходимое для жизни стало куда легче, хотя до абсолютной память ему ещё чрезвычайно далеко. Да и с фантазией, которая также необходима в трансфигурации, у него не было никаких проблем.

Всё же жизнь в эпоху интернета, когда информация ежедневно поступала бесконечным потоком, как и собственные мысли на те или иные темы, крайне этому способствовали. Первое время в новом мире и времени было чрезвычайно сложно без постоянных потоков новостей. Было ощущение, будто он постепенно сходил с ума. Настолько непривычным было отсутствие современных удобств. Но ничего, со временем привык. Человек, всё же, ко всему привыкает.

МакГонагалл ходила между рядами, внимательно наблюдая, как студенты пытались соотнести формулы с реальным движением магии. Некоторые чашки вздрагивали, как от страха. У других появлялись непонятные рывки, будто они пытались сражаться с невидимым противником. Одна вовсе сделала кульбит и замерла, опрокинувшись вверх дном.

— Не заставляйте её действовать просто так, Люпин, — строго обратилась профессор к парню, склонившись к его работе. — Вплетите ощущение. Сформируйте цель. И только после активируйте превращение. Не наоборот.

Он сосредоточился. Представил, как чаша ощущает приближение — лёгкий толчок воздуха, колебание света. И вплёл в форму тонкий импульс: дрожь, и лёгкий отскок. Результат был неидеален — предмет лишь едва шевельнулся — но МакГонагалл одобрительно кивнула.

— В трансфигурации всегда будет доля неизвестности, — сказала она, выпрямляясь. — Мы не просто ломаем форму. Мы просим реальность стать чем-то иным. А она не всегда отвечает с готовностью.

Звонок прозвучал внезапно, как всегда. Профессор велела сдать несчастные чаши обратно — кто-то со скукой, а кто-то с интересом смотрел на свою послушную или до сих пор подрагивающую тару.

— В следующий раз, — сказала МакГонагалл, останавливаясь у двери, — мы начнём изучать этапы обратного возвращения объекта к первичной сути. Или, проще говоря, как не оставить стол навсегда прыгающим кроликом, хотя если бы у вас такое и вышло, то получили бы «Превосходно» сразу.

* * *

Ранее занятый Моррисоном с Блэком пустующий зал так и остался местом их тренировок. Никаких «случайных» посетителей не было, и можно было вообще не переживать о том, что сюда кто-либо забредёт.

Вся пыль давно уже была убрана, а остальной внешний вид приведён в порядок. Практически ничем и не отличается от полноценных учебных помещений, только разве что редкие трещины в стенах и стекле давали понять, что занимаются тут отнюдь не безопасными вещами. Всё же каждый раз чинить все повреждения было лень обоим парням, которые довольно часто заканчивали поединки без сил, и на такую мелочь не хотелось даже отвлекаться. Тут бы себя сначала в порядок привести.

— Confringo! — Голос Уильяма резанул тишину, и взрывная волна сорвалась с кончика его палочки, устремившись вперёд. Заклинание летело, как порыв урагана, завихряя воздух вокруг себя.

— Protego Maxima! — Выкрикнул Сириус в ответ, и почти одновременно между ним и магическим потоком вспыхнул мощный, немного яркий полупрозрачный щит. Взрывная волна ударила в него с глухим звуком, в воздухе дрогнуло — и обе силы, сталкиваясь, рассыпались, оставляя после себя запах озона, будто после удара молнии.

Если использовать версию Протего «Максима» на малой площади, специально ужав, то получится крайне устойчивый щит, правда, статичный. Ситуативная штука.

— А что-нибудь поинтереснее будет? — Азартно крикнул Блэк, ухмыляясь вполоборота, но не сводя глаза с оппонента.

Ответом был лишь взмах палочки.

— Protego! Expulso!

Первое — оборонительное, которое даст ему время уйти с линии атаки, второе — атакующее. Уильям перешёл на тактику быстрой смены заклинаний: сначала усиливаешь защиту, а следом — мощный выброс силы, в надежде прорвать линию противника.

Конечно, такой подход куда более выматывающий, но эффективность уже успела себя доказать.

Сириус едва успел отклониться, взрыв сорвался рядом, откинув в сторону тяжёлый деревянный манекен, сейчас служащий лишь интерьером у одной из стен. Осколки дерева хрустнули под ногами. Брюнет быстрым шагом занял позицию сбоку.

— Depulso!

Прямой, тяжёлый импульс заклинания. Воздух между ними загудел. Уильям отреагировал мгновенно — щит, сдвиг влево, контратака.

— Baubillious! — Свистяще выдохнул он, и из палочки вырвался пульсирующий бело-желтый заряд, напоминающий молнию, тонкую, как жилка, но пронзающую пространство с оглушающим то ли свистом, то ли писком.

Сириус резко взмахнул рукой, вызывая рассеивающий щит — удар рассёк воздух, защита пошла трещинами и заклятье почти коснулся его плеча — но Блэк выстоял, отпрыгнув назад и тут же зашептав новое заклинание, не вслух, а губами, быстро, как навык, отточенный в поединках.

Из его палочки вырвался серебристый шлейф — спиральная струя, закрученная и направленная точно. Моррисон не знал этих чар. Значит придётся рискнуть, к сожалению. Принимать, Моргана только знает что, на щит было бы глупо. Зная Блэка, то наверняка там какая-нибудь противная дрянь. Проще уйти в сторону.

Однако парень не успел. На полпути чары резко ускорились, из-за чего он невольно широко раскрыл глаза, впервые видя такой эффект. Удивил — победил. К счастью, это было не дробящее, а всего лишь проклятие. Хотя, в большинстве случаев многие предпочтут, наоборот, получить по телу снаружи, чем изнутри.

Уильям едва не споткнулся, ощутив, как тяжелеет правая рука — будто что-то схватило его изнутри. Он разозлился. Сгруппировался, закусил губу, быстро перебросив концентратор в левую. Мозг заработал на автомате. Моррисон понимал: Сириус хорош. По-настоящему хорош. Не просто бросается яркими проклятиями, а ищет дыры, пробует слабые места, дразнит, заставляя раскрыться. Значит нужно пошатнуть его уверенность.

— Cinerum Ventus! — Тихо использовал он заклинание, выученное с собственного дневника, опять же спасибо его мучениям той весной, и воздух между ними окутался плотной пеленой — смесь пепельного ветра и пыли. Обзор исчез. Но только на секунду.

— Lumos Maxima!

Свет с палочки Сириуса ударил в пространство, рассекая завесу (наверняка использовал невербальные базовые чары ветра, ведь Люмос не рассеивает пыль) и тот сразу атаковал полноценной связкой:

— Stupefy — Impedimenta — Diffindo. — Блэк проговорил их без запинки, сотворив с действительно пугающей скоростью. Первый — чтобы вырубить, другой — остановить, третий — разрезать.

Уильяму пришлось молниеносно сложить крепкую защиту. Увернуться не успеет, к сожалению.

— Protego Duo — Fianto Duri!

Усиленная версия обычного щита, укреплённая с помощью поддерживающих чар, которые делают практически все щиты более стабильными и крепкими. Необходимо их знать, если нет желания опозориться во время дуэли.

Краем глаза он увидел, как отброшенный щит снова вспыхнул от чужого удара. Сириус не щадил ни его, ни себя — действовал без оглядки, на пределе, будто бы загнанный зверь.

И в тот момент, когда они уже стояли примерно в десяти шагах друг от друга, когда любое заклинание достигнет цель практически гарантированно, оба с лёгкими порезами на щеках и сбившимся дыханием, Блэк произнёс:

— Ruptura Externis.

Это был совсем другой уровень чар. Заклятие швырнуло перед собой цепочку хлестких, красноватых рубящих импульсов, и воздух взорвался множественными линиями, как будто десяток ножей прорезал его сразу.

Резкий взмах палочкой, отчего Уильям почувствовал, как потянул руку, и Серая Вуаль быстро появляется перед ним.

Удары один за одним неумолимо впились в серый щит Уильяма с пугающей точностью — каждая вспышка магии разрезала воздух с глухим хрустом, будто сам камень трескался под напором силы. Серая Вуаль дрожала, колебалась, словно из-за неравномерного потока магии, но с каждой секундой её очертания становились всё насыщеннее. Заклинание Блэка слишком агрессивное, щит поглощал импульсы на грани допустимого.

— Чёрт… — прошипел Моррисон, почувствовав, как рука онемевает от перенапряжения. Ладонь вспотела, а пальцы едва держали палочку. Вуаль затрещала с противным скрежетом, будто проводили лезвием по стеклу.

Не дожидаясь, пока она рванёт ему в лицо, он резко взмахнул кистью — и щит, уже дрожащий, почти сползающий с контроля, полетел вперёд, в сторону Сириуса, как сгусток магического гнева. Пролетев чуть меньше десятка шагов, щит вспыхнул изнутри — и в следующую секунду произошёл чудовищной силы взрыв.

Грохот разнёсся по залу, словно кто-то пробил потолок снизу. Каменные стены вздрогнули. Пыль поднялась клубами. Пластины пола пошли трещинами. Звук ударил в уши, пробив тишину, будто заклинание ударило не только в пространство — в само сознание. Куда сильнее, чем если бы звенели колокола прямо в голове парня.

Оба тела отлетели в разные стороны от ударной волны, как куклы. Сириуса отбросило в груду старых сундуков у стены, Уильяма — к ящикам с манекенами. Дерево и металл хрустнули, посыпались щепки.

Долгое, вязкое молчание. Только звенящая тишина, от которой гудело в ушах. Или это сотрясение?

Первым зашевелился Сириус. Медленно — как будто двигался под водой. Пальцы коснулись пола. Рука соскользнула. Он застонал. Плечо отзывалось тупой болью — вывих или перелом, не разобрать сразу. По виску текла кровь, щека была порезана до мяса чем-то острым — возможно, осколком снаряда, возможно, ещё чем-то. Грудь поднималась резко, с трудом.

— Уильям… — прохрипел он, не поднимаясь.

Сразу ответа не было.

С другой стороны зала, из-под сломанного манекена, едва слышно раздалось:

— Живой… мать твою…

Значит, оба ещё дышали.

Уильям с усилием выбрался из-под груды дерева, приподнявшись на левый локоть. Правая рука обвисла — плечевая кость отозвалась резкой, жгучей болью. Проклятие ещё работает, помимо обычных травм… Кровь пропитала край рубашки, на лице багровел порез от скулы до подбородка. Он сел, чуть покачиваясь, глядя в серую пыль.

— А мы… вроде как сначала нормально начали, — буркнул он с придушенным смешком, кашляя. — Тренировка, Моргана её в зад. И так каждый раз…

— Я предупреждал… — Сириус тоже поднялся, держась за рёбра. Лицо помятое, бровь рассечена, один глаз чуть припух. Смотреть было больно на это. — Что каждый раз этим и закончится.

Пауза.

Потом, несмотря на всё, они оба рассмеялись. Глухо, тяжело, надтреснуто — будто боль выталкивала смех наружу. Потому что от боли спасёт либо смех, либо брань, либо же блаженный обморок.

— Авроры герои, говорили они, — буркнул Уильям. — Романтика, говорили они. Ага, если после каждого серьёзного рейда они отлёживаются так в Мунго, то знаешь, что-то у меня поубавилось желания себя калечить ради чьего-то блага.

— Ну всё, — хрипло выдохнул Сириус, откидываясь к стене и прижимая ладонь к рёбрам. — В следующий раз просто выпьем огневиски, если надумаем опять всё взрывать. Но, надеюсь, обойдемся без того, чтобы крыша взлетала к Мерлину.

— Ты, главное, не забудь — я кидал в тебя взрывающийся щит, чтобы спасти свою шкуру, — отозвался Уильям с ухмылкой, хотя губы дернулись от боли. — Так что технически — я герой имени самого себя. Можешь начать аплодировать, как руками сможешь нормально двигать. И отмени ту дрянь, которой мне в руку попал.

Моррисон неторопливо приступил к лечению, уже такому рутинному, что даже кровь не вызывает ничего, кроме легкой брезгливости. Всё давно отработано до мелочей.

— Герой он, — фыркнул Блэк. — Да ты сдулся через полторы минуты, как только я показал тебе настоящий фейерверк. Понадеялся, что своей дымовухой всех впечатлишь? А проклятье само пропадёт через пару минут, оно недолговечно.

— Ты бы видел своё лицо в момент взрыва, — ухмыльнулся Уильям, кое-как вставая на колени. — Глаза шире, чем у Слизнорта, когда кто-то случайно поджёг котёл на зельях. Признай, что испугался? И как ты, кстати ту хреновину ускорил в середине полёта?

— Испугался? Это была тактическая пауза! — Сириус обиженно приподнял бровь. — Чтобы ты, жалкий шарлатан, подумал, что выиграл. А потом — бац! — и я восстаю из пепла, весь такой драматичный. На счёт чар — просто немного изменил их конструкцию. Это наше, семейное, хах.

— Очень смешно, — с постным лицом заметил Уильям, кивнув, мол, принял к сведению, заделывая перелом, предварительно закинувшись аккуратно отложенными зельями. — В следующий раз мы просто сразу проломим целый этаж и всё, поминай как звали.

— Думаешь, нас уже вычеркнули из списка прилежных студентов? — С ироничной ухмылкой спросил Блэк, также используя на себе базовые чары лечения, которым его научил Моррисон. Хотя продвижение в этой стезе у него довольно плохое.

— Думаю, Минерва скоро явится сюда с пергаментом о нашей немедленной передислокации в Запретный лес.

— С кентаврами?

— С троллями, акромантулами и прочей мерзостью. Если узнает, конечно.

— Ха! Всё равно — признавай: равный бой, — Сириус выдохнул, вытянувшись на полу, не без гордости в голосе. — Я тебя не уделал, но и ты меня одолеть не смог. А это многое говорит.

— Говорит, что ты не удержался и выпалил боевой арсенал аврора, ну или своей семейки, на пятом курсе, — поддел Уильям, откидываясь на спину рядом. — Но да, чёрт возьми… чертовски круто было. И если бы мы сражались ничем не ограниченные — тебе всё равно был бы конец.

— Ой, да иди ты, выпендрёжник, — возмущённо фыркнул брюнет, задумчиво уничтожая потолок взглядом. — Как думаешь, от таких взрывов он рухнет?

— Если рухнет — мы это заслужили. И умерли бы счастливыми.

— С драмой, как ты любишь, — добавил Сириус и, прикрыв глаза, добавил уже спокойнее:

— Знаешь, Уил… вот за такие моменты и живу. Когда кровь бурлит на пару с адреналином, и всё решается за мгновения. А не вот это вот всё…

— И дохнешь понемногу, Блэк. Но живём красиво. И не люблю я драму, от неё одни нервы. Кто тебе вообще такой бред сказал?

— Хм? Пит, когда сплетни рассказывал.

— Ага, почаще слушай этого крысёныша, он что только не придумает, — неприкрыто поморщился Моррисон, — чего только стоили его последние сплетни после квиддича.

— Я уже поговорил с ним об этом, — немного неловко отвёл взгляд Сириус, — больше наших девчонок он и под предлогом награды трогать не станет. Придурок.

Когда более-менее пришли в себя, потратили ещё немного времени на починку зала: заново отстроили развороченные участки стены, приглушили следы ожогов на полу, восстановили выбитые камни, убрали запах гари. Всё вышло неровно, кое-где остались царапины, но общее впечатление — «ничего не было».

Уже под поздний вечер, оба вымотанные, с последними остатками бодрости и удовлетворения, двинулись обратно в гостиную. Уильям чувствовал себя довольно устало, ибо лечение — дело долгое и не всегда благодарное. Да ещё и одежду свою в порядок нужно было приводить, хоть они и заранее надели то, что порвать будет не жалко. Но не разбрасываться же ей теперь, а?

* * *

Под вечер следующего дня, когда багровое солнце уже касалось верхушек деревьев Запретного леса, в окно зала пробилась крайне массивная сова с густыми перьями и свитком на лапе. Она не выделялась среди остальных десятков птиц, которые доставляли посылки. Семейную сову Уильям узнал сразу. Письмо было из дома. Парень узнал почерк сразу — лёгкий наклон у матери, скупые, чёткие буквы у отца. Он развернул пергамент прямо на ходу, ещё до того, как пересёк двор замка, направляясь к Хагриду за ингредиентами. Сумку птица тоже доставила, за что пришлось скормить ей пару эклеров.

Моррисон не в курсе, едят ли все совы сладости, или только у них такая особенная, а узнавать желания не было. Ест и ладно, ему не жалко.

«Сынок, привет.

Надеюсь, у тебя всё спокойно, и ты снова не забыл про нормальную еду, а не только сладкие пирожки и кофе в три часа ночи. Я знаю, ты умный и самостоятельный, — но от этого я меньше не переживаю. Ты ведь даже простуду скрыть можешь, чтобы не «мешать нам работать». Хотя ты так и не делал, я не сомневаюсь, что смог бы, да! В общем, береги себя, понял?!

Я уезжаю в командировку. Опять. На этот раз — в Индонезию, есть подозрение на золотистую скарланью, и Министерство буквально трясёт с нас подтверждение. Если окажется правдой — это будет находка десятилетия, но пока больше вопросов, чем ответов. Вылетаю через два дня, вернусь… постараюсь до конца месяца, хотя это и маловероятно.

Останешься в школе на Рождество? Вряд ли Джон сможет освободиться, у него там тоже завал. Мне будет легче, если я буду знать, что ты в безопасности, а не мотаешься по Лондону в одиночку. Передай профессору МакГонагалл, что она — наш личный герой за то, что выдерживает вас всех. Я не шучу.

Обнимаю. Очень скучаю.

Мама.

P.S. Там должна была быть ещё банка малинового варенья, помимо посылки Хагриду, но она не прошла через таможенный фильтр — взорвалась. Извини, я всё ещё не нашла способа пронести такую контрабанду, хе-хе…

И немного от меня, пока она собирает чемодан:

Привет, Уил.

Сын, ты не поверишь, как весело недавно было в Лютном — авроры опять устроили там побоище. Подробности опущу, да и навряд ли это будет в газетах, но скажу честно: у нас тут полный кошмар. Выдернули всех.

Очень сомневаюсь, что доберусь до дома на праздники. Отпуска пока нет, и, если ситуация не улучшится, вряд ли будет. Но подарки ты всё равно получишь, куда без этого. Пожелания? Не лезь в неприятности. Или хотя бы не будь в центре эпицентра, прости за каламбур. Береги себя.

Джонатан».

В конце — пара чернильных капель. Видимо, писал в спешке. Уильям опустил взгляд, перевёл дух и аккуратно свернул письмо, прежде чем спрятать его в карман.

Печально, конечно, что Рождество не получится провести с семьёй, но и плюсы тут тоже можно найти. Всё же практически полностью пустой Хогвартс крайне очарователен, и можно будет больше времени уделить тренировкам, как бы лень ему ни было.

На крыльце хижины лесничего же пахло копчёным мясом и мятой — Хагрид варил какой-то очередной суп из дикого кабана или что-то наподобие, в этом парень уверен. Когда Уильям вошёл внутрь, тяжёлые лапы Клыка забарабанили по земле, и огромный пес, едва не сбив его с ног, ткнулся в живот носом.

— Привычный приём, — буркнул Уильям, ловко увернувшись от потока слюней, быстро погладив пёсика. Всё же к собакам и котам он испытывает небольшую слабость, а заводить самому… Боится, честно говоря. Столько ответственности за одного пушистого, нет уж, спасибо.

— Да он тосковал, — в голосе Хагрида звучала грубоватая, но тёплая радость. — Не надоело возиться с этой гадостью?

— Ты будто не знаешь, что это «гадость» может спасти кому-то жизнь, если её вовремя продать — сдержанно ответил Моррисон, кивая на мешок, который стоял в углу, у двери. — Всё собрал?

— А как же. Мукары ободрал, как ты просил, клещевого мха тоже три пучка. Ах да, смотри осторожней — там жилки змейки попались с рваными краями. Колются, как иглы.

Он поставил мешок на пень. Уильям уже привычно взвесил его на руке, спина слегка повела болью. Хоть травологию он очень сильно не любит, но названия и эффекты трав всё же вызубрил. Особенно тех, которые растут в Запретном лесу.

— На чай зайдёшь? У меня тут омлет остался со вчера. С трюфелями. Ну, почти с трюфелями, — глаза полувеликана хитро блеснули.

— Спасибо, но в другой раз. Ещё в библиотеку надо, — вежливо отказался Уильям, не желающий засиживаться в провонявшей бульоном хижине Рубеуса.

Ему бы ещё в Выручай-комнату заскочить до отбоя, отточить несколько чар, а если останется здесь, то уже точно не успеет.

— Опять в книги? Парень ты умный, не спорю, но иногда надо и просто на свежем воздухе посидеть. А то задумаешься как-нибудь, глядишь — и споткнёшься об что-нибудь. А там «бам» и всё, помер.

— Спасибо за беспокойство, дружище, — Уильям усмехнулся. — Но я вполне часто дышу «свежим» воздухом, можешь не переживать за меня.

— Эх вы, молодёжь, — сказал он добродушно. — Передай привет профессору Пэмсбри. Я тут собрал ей свежей мыльной тины, пусть попробует. Только не нюхать. А то знаешь…

— Она наверняка уже пробовала, если судить по тому, что творится у неё в голове на уроках, — издал небольшой смешок парень, занимаясь упаковкой товара в сумку, предварительно выгрузив свою часть.

— Значит, всё по инструкции. Ладно, иди. И скажи, если чего ещё надо — я теперь в долг не даю, а то ишь чего удумала…

— Спасибо, Хагрид. Ты как всегда — надёжней, чем рецепты Слизнорта. А профессор что, подсела на что-то?

— Да ей эт для косметики, вон ведь, женщины, сам понимаешь, — отмахнулся Рубеус, принявшись аккуратно размешивать своё ядрёное варево.

Они коротко кивнули друг другу, и Уильям, перебросив ремень сумки через плечо, двинулся по тропинке обратно, в сторону замка. Над лесом уже медленно сгущались синие сумерки.

Возвращаясь по склону, Моррисон поначалу услышал лишь лёгкий скрип гравия под подошвами, а затем заметил фигуру — высокая, в длинной мантии цвета выцветшей бирюзы, с плавной поступью и чуть склонившейся головой, будто бы сам вечер шёл по дороге навстречу. Дамблдор казался частью пейзажа — как будто он уже стоял здесь, просто ожидая, когда парень подойдёт ближе.

Довольно… неожиданная, мягко говоря, встреча. И немного неприятная. Слишком уж противоречивая фигура — Директор.

— Добрый вечер, Уильям. Хорошая сегодня погода, верно? — Голос у него был тёплый, чуть усталый, с оттенком мягкой иронии.

— Да, сэр, — кивнул Уильям, поправляя лямку сумки. На любопытный взгляд старика (не в обиду, он просто констатирует факт), пояснил: — Возвращаюсь от Хагрида. Это от него.

— О, я иду именно к нему. Давненько не навещал. Надеюсь, он не угощает вас своими пирогами? В них порой встречаются удивительные… текстуры.

— Сегодня только намекал на омлет с «почти трюфелями», — сдержанно усмехнулся парень. — В основном, у него всё в порядке, полагаю. Заменяю не слишком нужное ему на нужное. Да и… проведать, как он тут. Всё же, насколько я знаю, контактов у него немного.

Альбус немного наклонил голову, голубые глаза за стеклом очков-половинок мягко поблескивали.

— Забота о тех, чья жизнь тиха и скромна, — нередко признак большой души, — произнёс он, будто читая из какой-то давно написанной книги. — Рубеус, несмотря на свои размеры, очень тонкий человек. Я рад, что он не одинок в своей хижине у кромки леса. Благодарю вас, Уильям.

Юноша слегка пожал плечами, не находя, что ответить. Но взгляд у него был прямой, без смущения. Даже если перед ним местная версия Архимага, робеть он всё равно не собирается. Не в этой жизни, ха! Дамблдор заметил это и чуть улыбнулся.

— Если когда-нибудь сочтёте нужным… или если просто захочется поговорить — вы знаете, где меня найти. Не только в Большом зале или на педагогическом совете. Старика иногда стоит проведать не меньше, чем лесника, — сказал он с мягкой доброжелательностью и сделал лёгкий жест рукой, словно поднимая невидимую чашку чая.

Уильям понимающе кивнул. Вот только визитов к Директору ему не хватало. К сожалению, так сразу определить «гад или нет» он не смог. Да и глупо было надеяться встретить штамп фанона в реальной жизни, право слово! По мнению Моррисона — это обычный немного уставший от жизни дед, совершивший в жизни много ошибок. Ну, и продолжающий преследовать свои интересы, по возможности помогая хорошим волшебникам. Именно такое… довольно никакое мнение у парня сейчас о такой, поистине Великой персоне.

— Благодарю, сэр, но, думаю, вы и так перегружены. Визенгамот, управление школой… Не хватало мне только вас ещё беспокоить и отвлекать. Простите, если прозвучало грубо.

— Совсем нет, — с лёгкой улыбкой ответил Альбус. — Искренность — тоже форма вежливости. И, смею заметить, не самая распространённая.

Они ненадолго замолчали. Где-то на деревьях закаркали вороны. Ветер донёс аромат сырой листвы и дыма из хижины Хагрида.

— Берегите себя, Уильям, — сказал наконец Дамблдор, поворачиваясь к тропинке. — И, если все-таки решите меня навестить — я буду только рад. Всё же не каждый студент решится на такое, — с небольшой смешинкой закончил Директор.

Парень слегка кивнул, провожая взглядом уходящую фигуру. В этом странном сочетании лёгкости и внушительности было что-то… почти сказочное и одновременно пугающее. Уильям задержался на миг, после чего направился дальше, уже в сторону замка.

Интересно, конечно, но лучше держаться подальше от такой фигуры. Всё же окклюменцию он ещё не отточил до того уровня, когда сможет себя уверенно чувствовать в такой компании. Без обид, но лучше он побудет параноиком и перестраховщиком, чем случайно подставится.