Полная чаша (джен)

Проснувшись, Родольфус некоторое время лежал, не шевелясь и ощущая тепло лежащей рядом Андромеды. Он всегда спал на спине, и сейчас, повернув голову, мог видеть её ухо, щёку, и кусочек шеи, полускрытой длинными волосами. Он лежал и думал, что должен бы думать о чём-то, но голова была на диво пустой. Тело же казалось лёгким и расслабленным одновременно — ощущение было странным и совершенно незнакомым.

И что теперь делать?

Что, вообще, делают в таких случаях? До сих пор представление Родольфуса о подобных отношениях ограничивалось контактами с супругой — он вообще никогда особенно не ощущал такого рода потребности, даже в юности, а уж после Азкабана и вовсе решил, что эта тема для него, наконец-то, закрыта. Правда, через некоторое время он обнаружил, что ошибся, но довольно быстро привык сбрасывать иногда возникающее напряжение самостоятельно, что его вполне устраивало. Отношений он не хотел — никаких и ни с кем, а потому и не искал их, и был совершенно уверен, что в его жизни такого не будет.

И ошибся.

Да ещё как…

Он придвинулся чуть ближе и, медленно повернувшись, зарылся лицом в волосы Андромеды, ткнувшись подбородком ей в затылок. От знакомого ему уже запаха дёгтя — слабого, смешанного с ароматом её собственной кожи — закружилась голова, и Родольфус прижался животом к её спине и едва успел удивиться нарастающему возбуждению, как услышал тихое:

— Проснулся?

— Разбудил? — виновато спросил он. — Прости.

— Это не самый неприятный повод проснуться, — она развернулась и уверенно его обняла. — У тебя настолько растерянный вид, будто ты понятия не имеешь, как здесь оказался, — сказала Андромеда шутливо.

— В некотором роде, так и есть, — согласился Родольфус. — Это словно не я.

— Хорошо, что я тебя знаю, — улыбнулась она. — А ещё хорошо, что мне не восемнадцать — потому что в те годы, боюсь, за такие слова я бы вышвырнула тебя в окно. Потому что не поняла бы их смысла.

— А теперь понимаешь? — осторожно спросил он.

— Полагаю, ты имел в виду отсутствие подобного опыта, — проговорила она утвердительно и позвала: — Иди ко мне.

— Меда, я… — слабо попытался он протестовать, но тут же с некоторым удивлением понял, что, на самом деле, вовсе не против.

Когда они спустились, наконец-то, в гостиную, там уже не было ни Нимфадоры, ни её мужа, а дети клеили что-то за столом и уже успели совершенно перемазаться.

— Доброе утро! — поприветствовали они вошедших дружным хором, и с не менее дружным изумлением уставились на Родольфуса.

— Доброе утро, — невозмутимо отозвалась Андромеда. — Вы уже позавтракали?

— Мы хотим ещё чаю, — тут же отозвался Эдвард. Кончики его волос стремительно начали краснеть и желтеть, он толкнул в бок Дельфини, и они, переглянувшись, вновь уставились на Родольфуса — а когда Андромеда вышла на кухню, мальчик всё-таки решился: — Можно вас спросить?

— Можно, — Родольфус отодвинул стул и тоже присел к столу.

— А вы ночевали тут? — выпалил он, и дети, засмущавшись, захихикали.

— Ночевал, — он не видел необходимости лгать. Андромеда, насколько он понял, не собиралась ничего скрывать от семьи — значит, лучше было с самого начала быть честным.

— А когда вы пришли? — Эдвард вновь решился первым — Дельфини лишь глядела на Родольфуса своими большими, очень странного, фиалкового цвета глазами, но заговорить не решалась.

— Ночью, — ответил он честно.

Дети снова переглянулись, потом пошептались, явно споря, а затем Эдвард спросил:

— А зачем?

— Он пришёл ко мне в гости, — раздался от двери громкий голос Андромеды. Волосы Эдварда мгновенно сменили цвет на обычный тёмный, и дети тут же притихли, немедленно начав с преувеличенным тщанием мазать клеем очередные детали. — Мы хотим позавтракать, — Андромеда подошла поближе. — Сдвиньте всё и идите мыть руки, если не передумали пить чай.

Дети тут же вскочили и, довольно ловко для своих лет собрав всё и сложив на краю стола, убежали в ванную

— Они любопытны, — прокомментировал Родольфус.

— Они дети, — Андромеда начала накрывать на стол. — А сегодня произошло нечто необычное. Конечно, им интересно.

— Что ты скажешь им? — спросил он, с удовольствием за ней наблюдая.

— Правду, — Андромеда чуть пожала плечами. — Знаешь, я ещё когда сама была девочкой, решила, что я никогда не стану лгать своим детям — так, как делали наши родители. Я скажу им, что ты мой близкий друг — полагаю, этого пока что довольно.

— Ну а дочери? — Родольфус с некоторым трудом удержался от того, чтобы не поймать её руку.

— Ну а Дора уже взрослая девочка, — усмехнулась Андромеда. — И вполне способна справиться с полной правдой. И потом, она всё равно догадается — выйдет только хуже, да ещё и смешно и глупо. Тем более что я еду с тобой во Францию.

— Не боишься, что она поседеет до срока? — пошутил Родольфус.

— Хм-м, — Андромеда внезапно задумалась. — Надеюсь, что нет.

Ответить Лестрейндж не успел, потому что вернувшиеся в этот момент дети, едва усевшись за стол, совершенно синхронно потянулись к сконам. — Они несладкие, — предупредила она, но добилась этим, кажется, лишь обратного эффекта: цепкие детские пальцы немедленно сомкнулись на выпечке, и через секунду Дельфини и Эдвард с видимым удовольствием уже торопливо жевали их. — Не спешите, — одёрнула их Андромеда. На обоих личиках мгновенно отразилось раскаяние — настолько искреннее, что Родольфус, не сдержавшись, фыркнул. Неужели все дети на свете ведут себя одинаково? Его брат тоже с раннего детства обладал подобным умением — правда, про себя Родольфус сказать такого не мог. Но, возможно, он просто не видел себя со стороны?

— Можно вас спросить? — опять не выдержал Эдвард, осторожно косясь на Андромеду.

— Можно, — этот мальчик, в котором презабавно сочетались любопытство, воспитанность и осторожность, ужасно смешил Родольфуса. Он был непохож, конечно, но невольно напоминал ему Рабастана — наверное, просто потому, что он всех детей сравнивал с братом. Других ему просто не довелось наблюдать.

— А вы часто будете теперь у нас ночевать?

— Тедди! — Андромеда, явно не ожидавшая подобного нахальства, даже отложила вилку.

— Он же разрешил спросить! — немедленно начал защищаться тот.

— Я не знаю, — совершенно честно ответил Родольфус.

— А откуда вы знаете бабушку? — подала, наконец, голос и Дельфини.

— Я уже и не вспомню, как мы познакомились, — Родольфус перевёл взгляд на неё. — Это было в детстве — мы с ней были совсем маленькими. Наши родители общались, и мы часто вместе играли.

— А потом вы женились на её сестре, — сказала Дельфини уверенно. — И потому поссорились? Да?

Родольфус изумлённо и растерянно открыл рот, подбирая слова — и немедленно закрыл его, чтобы не расхохотаться. Андромеда тоже выглядела обескураженной, и тоже с явным трудом сдерживала смех.

— Почему ты так решила, дорогая? — наконец, спросила она.

— Вы же не общались раньше, — рассудительно сказала Дельфини. — Раз вы в детстве дружили, а потом не общались — значит, вы потом поссорились.

Родольфус посмотрел на неё с явным удивлением. Надо же… впрочем, ей было, от кого унаследовать логику, этой девочке. Мысль показалась неприятной и какой-то чуждой, совершенно не подходящей к нынешней ситуации, и Родольфус отодвинул её подальше. Пока.

— Мы поссорились не поэтому, — между тем, сказала Андромеда. — Мы в то время уже вовсе не дружили.

— А теперь? — очень хитро подхватила Дельфини — и, склонив головку набок, замерла, улыбаясь.

— А теперь, — невозмутимо ответила Андромеда, — подружились снова. Тебе чай просто с сахаром, или с молоком?

— С молоком, — Дельфини разочарованно вздохнула и, переглянувшись с братом, снова принялась разглядывать Родольфуса.

— Ты хочешь ещё о чём-то спросить? — подбодрил он её.

— А почему вас так мама не любит? — спросила она

— Почему ты так думаешь? — ответил он, вопреки всем правилам приличия, вопросом.

— Потому что мама никогда от нас не отходит, когда вы приходите, — вдумчиво пояснила Дельфини.

— И волосы у неё как у ёжика, — поддержал её Эдвард.

— Думаю, — очень осторожно проговорил Родольфус, бросив вопросительный взгляд на с непонятным ему удовольствием наблюдавшую за их беседой Андромеду, — что об этом лучше спросить у неё.

— Она не скажет, — девочка вздохнула. — Ну скажите тогда, вы не знаете, или просто не хотите говорить?

— Ну откуда бы мне знать чувства твоей мамы? — попытался он выкрутиться, но тут Эдвард возразил:

— Мы про чувства сами знаем. Мы не знаем, почему.

— Так вы знаете? — повторила свой вопрос Дельфини.

Родольфус бросил ещё один, почти беспомощный взгляд на Андромеду — он понятия не имел, что ему следует отвечать. Сказать правду? Но какую именно?

— Родольфус сделал когда-то много скверного, — наконец, пришла ему на помощь Андромеда. — И сидел за это в Азкабане. Много-много лет. Полагаю, вашей маме бывший преступник представляется не самой подходящей для вас компанией.

Дети после этих слов притихли — так же, впрочем, как и сам Родольфус. Да, она умела говорить правду — настоящую правду. Пусть и не всю.

— Но теперь же вас выпустили? — спросил, наконец, Эдвард. — Значит, больше вы не преступник?

— Больше нет, — подтвердил Родольфус. — Хотя прошлое всё равно со мной.

— А за что вас посадили в Азкабан? — явно не сдержавшись, почти скороговоркой выпалила Дельфини. — Что вы сделали?

— Много всякого, — он поморщился. — И, сказать по правде, у меня нет ни желания повторять что-либо из этого, ни об этом говорить.

На обоих детских личиках отчётливо отразилось разочарование, и Родольфус подумал, что, наверное, в следующую их встречу Нимфадора просто спустит его с лестницы. Даже несмотря на заступничество матери.

— Твоя очередь спрашивать, — между тем, заметила Андромеда, кивнув Родольфусу. — Полагаю, ты имеешь теперь право на пару личных вопросов.

— Чем сейчас занимаются дети? — спросил он. — У меня нет своих, и мне не у кого больше спросить. Что бы вы делали, если бы могли заняться чем угодно?

— Мы летали бы!

— На метле!

Их ответы слились в один — и они, переглянувшись, мечтательно и расстроенно завздыхали.

— Только мама не разрешает, — сказал Эдвард. — Только на игрушечных!

— А мы уже большие! — поддержала его Дельфини. — А не малыши совсем!

— Мы уже даже писать умеем! — подхватил, распаляясь, Эдвард — и Родольфус не удержался:

— А как связано умение писать со сдержанностью и хорошей координацией?

— Мы же пишем буквы! — воскликнула Дельфини. — Настоящие, как взрослые! Это трудно — но мы научились же! Значит, мы уже большие — и могли бы…

— Вам шесть лет? — уточнил Родольфус.

Сам он — так же, как и Рабастан — уже вполне летал в этом возрасте. Разумеется, на зачарованной метле, с наложенными на седоков чарами, не позволяющими им свалиться с неё, и под пристальным присмотром эльфов — но они летали. Впрочем, ведь у Тонксов эльфов нет… почему так, кстати? Нет, он понимал, что Андромеда после своего побега не могла их унаследовать — но ведь было и Бюро по найму эльфов, почему же они им не пользуются? Впрочем, задавать этот вопрос сейчас было неуместно, и в ответ на дружное «Да-а-а!» Родольфус сказал:

— Это слишком рано. И потом, где вам тут летать? В маггловской деревне?

— Мы же далеко живём! — воскликнула Дельфини. — И ведь можно же заколдовать нас…

— Мы бы осторожно! — подхватил Эдвард.

— Это решать вашим родителям, — мягко, но абсолютно категорично сказала Андромеда — и дети, погрустнев, разочарованно переглянулись и насуплено принялись за еду.

А Родольфус поймал себя на остром желании предложить им всем свой дом и своих эльфов — для полётов. Да и те мётлы детские тоже ведь наверняка хранятся где-то — чары нужно будет подновить, конечно, но ведь это несложно. Надо будет предложить это Андромеде — но наедине.

Благо, у него такая возможность теперь точно будет.