Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Уроки шли своим чередом. На маггловедении мы разбирались с положением об ограничении на колдовство в присутствии магглов. На рунах — читали текст о похождениях бога Локи, мастера магических превращений. Прорицания шли без изменений — и без откровений: мы пили чай и смотрели в чашки, в основном — без особого результата. Гарри и Рон ныли, что уход за магическими существами стал невыносимым — опечаленный неудачей с гиппогрифами Хагрид потерял веру в себя и второй месяц мучил класс уходом за флоббер-червями. «Всё просто, — пояснял Рон, — ты его не трогаешь — он не дохнет»

Драко тоже приуныл, тем более, что чувствовал свою вину за происшествие с гиппогрифом. На зельях профессор Снейп продолжал доводить Блейза, но, как мне показалось, с меньшим энтузиазмом — всего одна-две придирки за занятие, — а то и вовсе переключался на другую жертву. Как-то раз досталось даже Гермионе, но она, к изумлению всего класса, совершенно не расстроилась, только заметила:

— Никогда не получала нулей. Интересный опыт.

Её вообще больше занимали не отметки, а статья про положение домовых эльфов, которую она писала в соавторстве с Седриком Диггори.

Уроки Люпина мне, пожалуй, нравились. После боггарта он показал нам свирепых злобных красных колпаков, а следом — водяных, похожих на чешуйчатых обезьян. И, в отличие от Локхарта, Люпин никогда не пускал дело на самотёк и держал тварей под полным контролем. Но кое-что в Люпине казалось мне странным и даже отталкивающим: заплатки на его мантии. Драко, прислушавшись к нашим с Блейзом и Теодором настойчивым просьбам, перестал комментировать их вслух, но тоже видел, и время от времени кидал на меня изумлённый взгляд. Я пожимал плечами и старался не осуждать и не критиковать. Но… заплатки! Вряд ли в волшебной школе такие низкие зарплаты, что он не может позволить себе приличный, пусть и подержанный костюм. Загадка!

Между тем, приближался Хэллоуин, а вместе с ним — первый поход в Хогсмид. Даже старшекурсники ходили окрылённые, а уж наши одноклассники вообще не могли говорить ни о чём другом. Я старательно делал вид, что ажиотаж с Хогсмидом меня не касается. А вот Гарри, которому профессор МакГонагалл запретила даже и думать о прогулках, ходил как в воду опущенный.

— У меня есть разрешение от опекунов. И я ничего не нарушал. Почему они?..

Рон полностью поддерживал возмущение друга и повторял, что это несправедливо. Мы с Гермионой, напротив, старались донести до них, что это не наказание, а забота о безопасности Гарри. Пока он в замке, его оберегает множество чар, которые создавались поколениями директоров — могущественными волшебниками. Проникнуть в Хогвартс Блэк не сможет. Но деревенька никакой особой защитой не обладает. Отправиться туда — всё равно, что добровольно сдаться в лапы убийце.

Друзья ушли утром в субботу. Блейз до последнего упирался, говоря, что не так уж сильно ему и хочется смотреть на эти лавки, да и Рон предпринимал попытки остаться, но мы их всё же отправили развлекаться, наказав прихватить нам чего-нибудь интересного. Гарри мрачно проводил взглядом шумную толпу, посмотрел на меня и покачал головой.

— Они поймают Блэка, и в следующем году мы тоже пойдём в Хогсмид, — оптимистично заметил я. — А даже если и не поймают, у меня будет телохранитель. С ним-то уж точно отпустят.

— Вот веселье, ходить повсюду с каким-нибудь мрачным мужиком в костюме… — порворчал Гарри, а я пожал плечами:

— К этому привыкаешь. Мистер Кларенс никогда мне не мешал, просто приглядывал. Думаю, Паркер найдёт кого-нибудь хорошего. Ну, что, займёмся трансфигурацией?

— Угу, — покивал Гарри, но в библиотеке долго не высидел. Я видел, что мыслями он очень далёк от описания свойств живых объектов и анализа превращений неживого в живое, так что не стал останавливать, увидев, что он складывает вещи в сумку.

— Работай, я пойду… проветрюсь.

Я разобрался с эссе для МакГонагалл, набросал письмо не то Паркеру, не то Дженкинсу о том, что в школе всё спокойно и ничего особого не происходит, а потом ещё час возился с письмами Анне и дедушке. Рассказывать мне было, в сущности, нечего, поэтому я больше задавал вопросы — хотелось знать, как там дела. Дедушка собирался в Австралию, так что на скорый ответ я не рассчитывал. Анна пошла на второй курс Кембриджа и тоже была очень занята. Но всё же мне хотелось увидеть, пусть и нескоро, строчки, написанные их руками.

Увы, больше в библиотеке делать было нечего, Гарри куда-то запропастился, и я почувствовал себя очень одиноко.

— Привет! — вдруг услышал я весёлый девчоночий голос, когда вышел в холл. Как-то так складывалось, что мы мало общались с нашими девочками. У них свои темы и интересы, у нас — свои. Только Гермиона не в счёт, но она на то и Гермиона. Лаванда Браун, в отличие от неё, была типичной девочкой: под мантией носила розовые кофточки, а волосы украшала блестящими заколками. Не уверен, что до этого момента я хоть раз с ней разговаривал. Поэтому ответил неуверенно:

— Привет. А ты чего не в Хогсмиде?

Лаванда широко распахнула глаза, приоткрыла маленький розовый рот и охнула:

— Ты что! Сегодня нельзя!

— Почему нельзя?

— Потому что, — отрезала девочка. — Карты не советовали. Мы все остались, я, Парвати, Падма, Тереза… И ты тоже! — вдруг добавила она со смесью удивления и возмущения. — Это почему?

— Не пускают, — пожал я плечами. Лаванда наморщила лоб и уточнила:

— Это потому, что ты принц, да?

— Вроде того…

Слово за слово, оказалось, что Лаванда собирается к профессору Трелони. И я, сам не понимая, как это вышло, согласился пойти с ней. В душном полутёмном кабинете в башне собралось человек шесть. Увидев нас, профессор Трелони своим обычным потусторонним голосом произнесла:

— Вот и нежданный гость, о котором я говорила. Садитесь, мой дорогой, внутреннее око видело ваш приход.

Девочки — а, не считая меня, здесь были только девочки, — зашушукались, и я смутился. Но отступать было бы глупо и недостойно, поэтому я осторожно присел в кресло в углу. Профессор Трелони левитировала мне чашку чая, а сама продолжила речь, которую мы с Лавандой прервали.

— Мы должны доверять интуиции больше, чем книжной мудрости. Именно поэтому все толкователи знаков и снов крайне ненадёжны. Только сам предсказатель может понять, что именно открылось ему в будущем. И чем глубже вы будете постигать искусство предсказаний, тем реже станете обращаться к книгам.

С изумлением я понял, что попал на какой-то факультатив. Девочки присутствовали разного возраста — близняшки-индианки Падма и Парвати, так же, как и Лаванда, были с моего курса. Строгая Тереза с короткими светлыми волосами училась, кажется, на четвёртом. Самая старшая — улыбчивая толстушка Эмили — вообще была с седьмого.

— Мы попробуем понять, что нас ждёт на грядущей неделе, — сообщила профессор, допив чай и перевернув чашку на блюдце. — Вглядываться в свою судьбу бывает неприятно, но это практика, которая необходима каждому начинающему предсказателю. Посмотрите, что пророчат вам чаинки? Какие символы вы видите?

Неспешными глотками допив чай, я дал чаинкам стечь и заглянул в кружку. Последние уроки не дали мне ничего нового. Бухтение Гарри о том, что в чае он видит только чай, сильно сбивало с настроя. Да и, честно говоря, я боялся повторения того непонятного видения, когда чёрный пёс оскалил пасть. Но здесь, в тишине, в странном не-одиночестве, когда рядом вроде бы есть люди, но им нет до меня дела, я понемногу расслаблялся. Пахло травами и благовониями. И огнём. Я смотрел в чашку и вяло, сонно размышлял о том, что друзья сейчас в Хогсмиде. А Гарри где? Где-то в замке, наверное. Пьёт чай с профессором Люпином. Будет пить. Что?! Я дёрнулся, вырываясь из полудрёмы, и помотал головой. Какой чай? Какой Люпин?

— Что вы увидели, мой мальчик? — ласково спросила профессор Трелони, садясь в кресло рядом со мной.

— Не уверен… — протянул я. — Мне кажется, я… Простите, профессор, можно я пойду?

Глаза профессора Трелони за толстыми стёклами очков были полупрозрачными, серо-зелёного мутного цвета, и мне напомнили нефрит.

— Конечно, дорогой. Приходите ещё.

— Когда?

— Однажды, — непонятно ответила она, встала и отошла к Лаванде. Я выбрался из башни, немного подышал воздухом на Астрономической башне, а когда спустился — легко нашёл Гарри в его любимой оконной нише за рыцарскими латами. Увидев меня, он помахал рукой и сказал быстро:

— Я расспросил Люпина!

— Что? — не понял я и забрался на подоконник.

— Помнишь, МакГонагалл сказала, что они дружили? Мой папа, Блэк и Люпин? Вот я всё думал, как бы его об этом расспросил. А тут он сам позвал меня выпить чаю.

Не замечая моего изумлённого выдоха, Гарри продолжил:

— Мне показалось, Люпин не очень хотел об этом говорить, но признался, что у него никогда не было лучших друзей, чем они. И сказал, что… — он снял очки и потёр переносицу, — думал, будто знает Блэка. Но ошибся. Но я так понял, они были неразлучны с первого курса и до конца школы. И даже после того.

Гарри замолчал, глядя в окно, и я спросил осторожно:

— О чём думаешь?

— О том, почему я впервые услышал о Люпине сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не говорю, что он мне должен что-то, — торопливо, будто убеждая скорее себя, нежели меня, поправился Гарри. — Вовсе нет. Просто я думаю... Мы дружим, да? Ты, я, Рон, Гермиона, Блейз. Уже третий год. А к концу школы будет семь. И если у кого-то из вас будут дети, я, наверное… Не важно. Забей. Как трансфигурация?

Я не стал говорить Гарри, что понял его несвязные рассуждения, и охотно переключился на разговор о домашних заданиях. А Гарри в ответ рассказал, что в кабинет к Люпину заходил Снейп и принёс какое-то зелье, судя по всему — очень мерзкое на вкус. И Люпин его выпил, пояснив, что это лекарство. Мы, слегка наплевав на нормы этики, ещё немного погадали, чем может быть болен профессор защиты, а потом нам стало не до ерунды — вернулись ребята и приволокли из Хогсмида целые горы сладостей с занятными свойствами. Мы пробовали их, слушая рассказы о волшебной деревне, до самого вечернего пира.

— Не люблю Хэллоуин, — заметил Гарри, пока мы спускались в Большой зал. Но добавил, что намерен поесть чего-то, что не взрывается во рту и не завязывает язык в тугой узел.

* * *

Только утром на следующий день мы узнали, что в замок пробрался Сириус Блэк. А вот гриффиндорцы провели ночь в Большом зале, в спальниках — потому что Блэк прорвался в их гостиную, напугал портрет, который сторожил вход, и умудрился скрыться. Немного подумав, я немедленно отправил Паркеру и Дженкинсу второе письмо, в котором описал эти события так подробно, как сумел. Гарри мрачно вздохнул:

— Вот теперь точно — прощай, Хогсмид.

Да и не только Хогсмид. Телохранителя у Гарри не было, поэтому сторожили его все вместе. Учителя провожали его на занятия, староста Перси Уизли ждал после каждого приёма пищи. Гарри терпел долго, но наконец взорвался, наорал на нас с Блейзом, досталось и Рону. И мы пообещали, что отстанем, хотя лично я не перестал беспокоиться за друга.

Погода испортилась катастрофически. Целую неделю лили ледяные дожди. Походы на гербологию превратились в испытание, а с ухода за магическими существами ребята возвращались промокшие до нитки и продрогшие насквозь. Драко предсказуемо заболел и теперь ходил с дымом из ушей от бодроперцового зелья.

— Я не хочу на матч, — заметил Блейз, когда зашла речь о квиддиче. — Там же не видно будет ничего!

Кажется, даже Гарри на матч не хотел — и кто бы его осудил? Я не представлял, как вообще подниматься в воздух, когда порывы шквального ветра сбивают с ног. Но, как пояснил Рон, из-за такой ерунды как погода матчи не отменяют.

Играли Гриффиндор против Хаффлпафа. Причём изначально Гриффиндору должен был противостоять Слизерин, но за два дня до игры Терренс, наш ловец, поскользнулся и подвернул лодыжку. Ходили настойчивые слухи, что в этом ему помог громадный и довольно устрашающий капитан Маркус Флинт, который не желал играть в бурю.

Мы шли на урок защиты, обсуждая между собой правила квиддича и плохую погоду, как вдруг Гарри перехватил капитан гриффиндорской сборной, Оливер Вуд.

— Идите, — обречённо вздохнул Гарри. — Я догоню.

— Помни, что у Диггори больше вес, чем у тебя. Это делает его менее маневренным, зато…

— Это надолго, — пробормотал Блейз, и мы оставили Гарри слушать детали квиддичной тактики. Со звонком дверь класса распахнулась, но вошёл не Люпин, а Снейп. Кто-то охнул, но профессор обвёл нас всех злым холодным взглядом и объявил:

— Профессор Люпин приболел, поэтому директор попросил меня провести несколько уроков вместо него. Давайте посмотрим. Прошло два месяца, а в журнале ни одной темы? Даже странно, кажется, Люпин не слишком аккуратен в ведении записей. Полагаю, эта небрежность свидетельствует…

Дверь класса распахнулась, и влетел запыхавшийся Гарри, пробормотал извинения и замер как вкопанный.

— Урок начался десять минут назад, Поттер, — сообщил Снейп, слегка улыбаясь. — Минус десять очков Гриффиндору. Сядьте.

Вообще-то, только пять минут прошло, даже меньше. Но когда это декан был справедлив во всём, что касалось снятия баллов?

— Где профессор Люпин? — спросил Гарри требовательно.

— Нездоров. Кажется, я велел вам сесть, Поттер.

— Вот дурак, — вздохнул Драко, оборачиваясь к нам с Блейзом, потому что Гарри не унимался и лишился ещё пяти очков. После чего сел рядом с Роном, раздражённо пнув парту.

Никто не назвал бы профессор Снейпа приятным человеком. Но в этом году он разошёлся по-настоящему. Сначала нападки на Блейза, теперь — откровенное презрение в адрес Люпина, который всё же был его коллегой. С явным наслаждением Снейп критиковал манеру вести журнал, выставленные отметки и выбранные темы, запрещая классу встревать и защищать педагога. И закончил речь словами:

— Сегодня мы будем проходить оборотней.

Самый конец учебника, последний параграф. Я послушно открыл нужную страницу, пока профессор спрашивал нас, в чём отличие оборотня и волка. Никто не спешил с ответом.

— Никто… — протянул Снейп недовольно. — А как же знаменитая всезнайка Грейнджер? Нет? Печально, видимо, программа третьего курса оказалась трудновата, не так ли? — он наклонился к Гермионе, и она, вспыхнув, ответила:

— Нет, сэр, просто нашла другие занятия кроме чтения учебников от корки до корки.

— Неужели профессор Люпин не объяснил вам даже простейших отличий между оборотнем…

— Сэр, вам сказали, что до оборотней мы ещё не дошли! — неожиданно встряла обычно тихая Парвати.

— Молчать! — рявкнул Снейп. — Вы чудовищно отстали. Вот уж не думал, что есть третьекурсники, которые не умеют отличить оборотня от волка. Надо будет сообщить об этом профессору Дамблдору. Страница триста девяносто четыре. Начинайте конспектировать.

Я опустил глаза в учебник, где рассказывалось, что оборотни принимают волчий облик в полнолуние. Оборотень крупнее обычного волка, хвост у него — с кисточкой на конце, нос шире, а пасть больше. Обратившись, оборотень теряет себя, обращается в дикого зверя, одержимого жаждой крови. Вопреки легендам, серебро не способно остановить оборотня, лучшее оружие — это огонь. Чем он ярче и жарче, тем лучше. Ну, и примитивные методы вроде отрубания головы работают с гарантией.

— Лет десять назад, — прошептал Блейз мне на ухо, — придумали антиликантропное зелье. Мама варит на заказ одной женщине. С зельем оборотень сохраняет разум после превращения…

— Забини! — тут же послышался окрик. — Вы хотите рассказать что-то интересное? Так расскажите всему классу, мы послушаем.

— Простите, сэр.

Я был уверен, что Снейп не остановится, но он только скривил губы и велел читать молча. Больше до конца занятия мы не разговаривали. Зато, выйдя из класса, принялись обсуждать происходящее.

— Твой Джастин запретил писать про учителей, — почему-то мне пожаловалась Пэнси. — А жаль.

— Что это он мой?

Девочка пожала плечами и ушла, показав, что мы не заслуживаем её внимания. А Гарри спросил в пространство:

— Чего он так взъелся на Люпина?

Поводов как будто не было, не считая разве что слухов о том, что профессор Снейп мечтал занять должность преподавателя защиты от тёмных искусств. Но, кажется, даже про Локхарта он ничего особенно злого в классе не говорил, только презрительно морщился. А о том, как плох Люпин, толкнул целую речь. Ещё и перепроверил часть эссе, которые нашёл в столе, комментируя мягкотелость Люпина, его необъективность и неспособность выставить правильные отметки.

— Верно Дин сказал, — заметил Рон, — Люпин лучший, кто у нас был.

— Он отличный учитель, — согласилась Гермиона, — надеюсь, он скоро поправится.

— А ведь он сказал, что ему нездоровится, — вспомнил Гарри на пути в Большой зал. — И выпил зелье…

— Что за зелье? — тут же заинтересовался Блейз, и Гарри рассказал, как побывал у Люпина в кабинете, пока остальные ходили в Хогсмид.

— Дымится? Странно… Их немного, чтобы дымились прямо. Не знаю...

— А как думаете, они могли быть знакомы раньше? — спросила Гермиона, начав теребить отрастающие волосы. — До того, как профессор Люпин начал преподавать?

— Думаешь, они поссорились раньше, и теперь Снейпа от него тошнит? — уточнил Рон. Мы переглянулись, посмотрели на Блейза и с грустью решили, что причины ядовитости профессора Снейпа никому неизвестны, учёные теряются в догадках, а подходить ближе и изучать пристальнее бояться.

* * *

Прогнозы Блейза относительно квиддичного матча сбылись на сто процентов. Игроки поднялись в воздух, и больше мы их не видели. Даже голос комментатора долетал невнятно, отрывочно, заглушаемый рёвом ветра и шумом дождя. Зонты не спасали — их ломало и рвало. Старшекурсники защищались заклинаниями, а мы жались друг к другу, проклиная всё на свете.

— Х-х-хорошо, что я не играю! — выдавил сквозь стук зубов Драко. — Г-г-гадость какая!

Блейз, ругаясь на английском и на итальянском, сгрёб меня под мышку, прижал к тёплому боку и то и дело уточнял, какая нелёгкая понесла нас на трибуны. Мало было дождя и ветра! Началась гроза. Яркие белые молнии прорезали тучи, и во вспышках мы видели силуэты игроков. Холодало. Дождь превратился в град, по поручням пошла ледяная корка, а потом мы увидели их. Полчища дементоров стягивались к стадиону, распространяя вокруг себя стылый ужас. Я поперхнулся криком. Блейз стиснул моё плечо до боли, и вдруг весь стадион озарился светом. Он исходил от огромного жемчужно-серебристого феникса, который поднялся в воздух и принялся взмахами крыльев разгонять дементоров.

— Он падает! — крикнул кто-то.

— Падает!

Полыхнуло заклинание, и я увидел маленькую фигурку в красной мантии, которую неведомая сила бережно опустила на траву.

— Дементорам запрещено появляться на территории школы, — раздался усиленный голос директора Дамблдора, который без труда перекрыл ветер и дождь. — Я прошу всех учеников вернуться в гостиные. Матч окончен.

Дамблдор в мгновение ока оказался на поле, наколдовал носилки и пошёл за ними следом, пока феникс продолжал защищать стадион от дементоров. Ни в какую гостиную мы не пошли — как только смогли выбраться с трибун, наперегонки кинулись в Больничное крыло. За нами ломанулась вся гриффиндорская команда — мокрые, потные, грязные, уставшие. Мадам Помфри велела нам не мешаться, но не прогнала, и от этого стало очень страшно. Неужели...

— С ним же всё будет хорошо, да? — слабо пискнула Гермиона.

— Куда он денется… — неуверенным тоном без капли веселья отозвался один из близнецов Уизли. Дверь приоткрылась, и вошёл профессор Флитвик — он левитировал перед собой какой-то мешок.

— Мадам Пофмри… — начал Блейз, но она шикнула на него и направила на Гарри палочку.

— Как он, Поппи? — пропищал профессор.

— Был бы куда здоровее, если бы не играл в сумасшедшие игры! — возмущённо ответила мадам Помфри. — И что это вы мне принесли? Он же грязный!

Флитвик покачал головой и заметил:

— Мистер Поттер наверняка захочет знать о судьбе своей метлы, Поппи. Пусть мешок полежит здесь.

— Что случилось с метлой, сэр? — рискнул спросить Рон.

— Гремучая ива случилась, — вместо профессора ответила Гермиона. — Я видела.

— Что за Гремучая ива? — не понял Рон, но ответить ему не успели. Флитвик, положив мешок, вышел, и в этот момент Гарри шевельнулся. Я с трудом сдержал вздох облегчения.

— В жизни ничего хуже не видела, — стуча зубами, поделилась Алисия Спиннет, одна из охотниц. — Холод, крик…

— Что случилось? — хрипло спросил Гарри, открывая глаза и садясь на кровати. Команда делилась неудачей. До того, как Гарри упал, Седрик поймал снитч, и Гриффиндор проиграл. И теперь игроки с жаром высчитывали очки, которые необходимы, чтобы выйти вперёд в командном зачёте. Хотя, как по мне, кому до этого было хоть какое-то дело? Гарри мог погибнуть, он чудом выжил! Как при этом можно было беспокоиться о матче? Или о метле?

* * *

Гарри оставили в Больничном крыле на всю неделю. Мы все ходили навещать его, но я видел, что наши посещения не доставляют другу радости. То есть, конечно, он улыбался и охотно болтал обо всём на свете, но мрачнел, стоило отвести взгляд. Я долго думал, что делать, и в конце концов сбежал к нему, пропустив последнюю в среду гербологию. Гарри сидел на кровати, опершись спиной о стопку подушек, и вяло листал «Квиддич с древних времён до наших дней». Увидев меня, он дежурно улыбнулся, а я сел рядом и спросил:

— В чём дело?

— А? Ни в чём. Много МакГонагалл задала?

Не скажу, что Гарри был мастером ухода от ответов — слабенько вышло, так что я промолчал в ответ. Гарри надулся, огляделся по сторонам. В Больничном крыле мы оказались одни — мадам Помфри сидела у себя в кабинете, а других больных не было.

— Я видел Грима, — неожиданно быстро признался Гарри. — Перед тем, как упал. И ещё раньше тоже видел.

— Когда?

— Возле «Норы», это дом Рона. Мы пошли на озеро… ну, то есть сбежали на озеро с Фредом, Джорджем и Роном. А я плавать не умею, но сказать постеснялся. Они все отплыли, а я вроде как начал тонуть, поднимаю голову и вижу на берегу чёрного пса. Оскалившегося, словно хочет на меня кинуться. Тут Рон ко мне подплыл и вытащил, а пёс пропал.

Я несколько раз нервно сглотнул и заметил:

— Но ты выжил. Тогда и сейчас.

— Значит, он появится снова, — обречённо проговорил Гарри. — Трелони права.

— Ты выживешь снова, вот и всё. Может, он наоборот предупреждает об опасности? — я долго колебался, но потом признался: — Я тоже видел пса в твоей чашке. На первом уроке. Но… Гарри, это был не Грим, не привидение. Это был живой пёс.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда. Просто знаю, как знал заранее, что ты пьёшь чай с Люпином на Хэллоуин. Не кофе с МакГонагалл и не сок со Снейпом.

Гарри нервно рассмеялся, я тоже улыбнулся собственной натужной шутке и повторил:

— Пёс в твоей чашке был живым. Честное слово. А живого пса мы как-нибудь победим, да? Всё же не василиск…

— И у него всего одна голова, — фыркнул Гарри.

— Вообще ерунда. Завалим одной левой!

— Знаешь, ты первый, — вдруг заметил Гарри, — кто не спросил меня про метлу.

— А я забыл про неё. Купишь себе новую, да? У тебя же есть возможность?

— Да, Вуд объяснил, как заказать по каталогу. Просто всё не то.

— Закажи такую же, как была, — посоветовал я. — Зачем менять то, что отлично работает?

— Нет, — вздохнул Гарри, — я буду всё время вспоминать первый «Нимбус». Выберу что-нибудь. Ну, вот, и с тобой я про метлу всё-таки поговорил. О, слушай… — он снова оглянулся, убеждаясь, что мадам Помфри не вышла из кабинета, и понизил голос:

— Ко мне тут Хагрид заходил. Ну, и я его слегка расспросил про маму с папой и про Блэка. Он не очень стремился делиться подробностями, но, знаешь, бедный сирота, пострадавший на матче… — в голосе Гарри появилось незнакомое мне ехидство. — В общем, устоять он не смог.

— И что? Рассказывай! — тоже переходя на шёпот, поторопил его я.

— Их было четверо. Мой отец, Блэк, Люпин и ещё один мальчик, Питер Петтигрю. Я так понял, он был вроде нашего Невилла, неуклюжий растяпа, но добрый. Они были школьными заводилами, не хуже Фреда с Джорджем. Тоже устраивали всякие штуки типа потопа в туалете или взрыва навозных бомб, или фейерверка на Новый год. Хагрид сказал, замучился вытаскивать их из Запретного леса. Когда я родился, о том, кто станет крёстным, даже не говорили. Всем было ясно, что Блэк, потому что они с папой особенно близко дружили. И Блэк даже жил какое-то время у папиных родителей, когда сбежал из дома. А потом стало ясно, что Волдеморт охотится за родителями, и они спрятались под заклятием. Где именно — знал только Блэк. И он…

Гарри замолчал очень надолго, уставившись в потолок, а я понял, что знаю конец истории. Слишком уж красноречивым было выражение лица Гарри.

— Выдал их? — еле слышно закончил я.

— Петтигрю узнал об этом и попытался его задержать. Но он был растяпа, а Блэк… Блэк его убил, остался только палец, который передали матери Петтигрю в коробочке. После этого Блэк сам сдался властям, подтвердил, что виновен. Хагрид вспомнил… Как Блэк пытался уговорить его отдать ему меня. Хагрид не отдал.

Я не знал, что на это ответить, как посочувствовать.

— Если бы не Блэк…

— Они его найдут, — сказал я твёрдо, — найдут и посадят в тюрьму, ещё надёжнее прежнего.

— А его это испугает? — уточнил Гарри зло. — Он сбежал оттуда один раз, сбежит и снова.

— Гарри…

— Я Гарри! И нет, я не пойду завтра убивать Блэка с мечом Гриффиндора наголо. Но я думаю, о том, что… — он запнулся. — Когда дементоры приближаются, прямо перед обмороком я слышу кое-что. Голос. Мамин. Её последние слова. Блэк убил их, маму и папу.

— И он заплатит за это. Но нельзя позволить ему добраться до тебя.

— Как будто у него есть шансы, — с горечью возразил Гарри, — меня же охраняют всем замком! А полегчало, кстати. Рассказал тебе — и полегчало. И всё-таки, что там с МакГонагалл?