Сказки Шута и Короля. Игра первая (Заколдованная Страна) (джен)

— Ёб твою мать! — проорал кто-то на весь дом — даже бокалы в серванте вздрогнули, и Фред вздрогнул вместе с ними.

— Это наверху, — сказал он любимой. — Я посмотрю, что случилось.

И покатил в сторону лестницы, в то время как на втором этаже что-то грохнуло, а затем с треском обрушилось на пол.

«Пиздец, — Миха уже лежал в комнате покойницы под кроватью и пытался унять бешеное сердцебиение. — Это ж надо так облажаться!»

Там, в коридоре, откуда он только что проворно сбежал, валялся полуразрушенный шкаф с ворохом одежды под обломками.

Как неудачно вышло!

Михаил устал ждать рассвета и просто уснул в шкафу, свернув свалившуюся ему на голову рубашку и подложив ее под щёку.

Утром он открыл глаза и заорал так, как, наверное, не орал никогда.

«Темно. Тесно, — анализировал, ещё не до конца проснувшись, — стены деревянные… Сука! Я в гробу!»

Конечно же, он заорал и забился внутри так, как подобает человеку, чей самый серьёзный страх — тафофобия.

«Гроб» сложился с одного удара и оказался шкафом. Пришлось Михе вбежать в ближайшую комнату и забиться под кровать, чтобы остаться незамеченным.

— Кто здесь? — Фред уже поднялся на второй этаж с помощью специального механизма, встроенного в поручни на лестнице, и катил по коридору, сжимая в руках трость, которая, как он думал, никогда ему более не пригодится. — Выходи!

«Ага, щас выйду, — подумал Михаил, — подожду, когда ты спальню проверять пойдёшь, и выйду».

Скрипнула дверь. В поле зрения парня показались колёса инвалидного кресла. Оно постояло немного, проехалось по комнате и укатило прочь.

Миша осторожно вылез из-под кровати и подкрался к двери. Кресло проскрипело до конца коридора и вновь отворилась очередная дверь. Отлично!

Парень стремглав помчался вниз по лестнице, уже не заботясь о воспроизводимом его тяжелыми ботинками шуме.

Куда? Столовая? Гостиная? Сначала в столовую.

— Хоть в этом мне везёт, — тихо проговорил он. — Вас, мадам, искать подолгу не приходится.

«Мадам» сидела в кресле, откинув череп на подголовник и сложив костлявые руки на подлокотниках.

— Погостила, пора и честь знать, — прошептал Миха, поднимая на руки скелет в лёгком платье.

«Куда её теперь? Да похрен, главное из дома вынести!» — подумал он, выскочив в коридор.

— Оставь мою жену, — проговорили за спиной.

— Блять, — прорычал Миша и обернулся. Фред уже спустился и буравил гостя тяжёлым взглядом.

Не придумав ничего другого, парень просто сказал:

— Не оставлю, — и вновь повернулся к входной двери.

— Бери всё! — вдруг закричал Фред, Миха вновь поглядел на него и с удивлением отметил, как сильно его потрепала покойница — теперь мужчина выглядел ещё старше. Он отбросил с лица седую прядь и истерично крикнул: — Всё забирай! Только её оставь!

Как же жаль было Михаилу исхудавшего безумца, смотрящего на него блестящими от слёз глазами.

— Извини, мужик, — проговорил он, — мне она самому нужна.

— Зачем?

И что ответить на такой простой вопрос? Можно было молча удалиться — не догонит. Но это невежливо.

«Впрочем, как и врываться в чужие дома и тырить чужие кости, но всё же».

— У нас это самое… У нас любовь, — вдруг заявил Миха и неуклюже погладил голый череп скелета. — Да, любовь. Отпусти её со мной, если реально её любишь.

«Ну что за хуйню я несу?! — думал он, изо всех сил стараясь с нежностью посмотреть на жуткий зубоскалый череп. — Да-а уж, смерть тебе совсем не к лицу, дамочка…»

— Если она так хочет… — вдруг прошептал Фред, — пусть идёт…

— Спасибо, отец, мы тебя никогда не забудем! — обрадовался парень и вышел за дверь.

— Отец? — раздалось ему вслед. — Мне тридцать…

«Пиздец», — вздрогнул Михаил и с ужасом поглядел на жуткие кости.

* * *

Если бы кто-то из случайных прохожих заглянул за густые кусты, растущие около изгороди, шуму было бы — ого-го!

Набежала бы толпа, притащились бы представители власти — если они тут есть — схватили бы Миху и…

«И что? — задумался парень, не отвлекаясь от своего неприятного занятия. — И ничего! У них тут один целыми днями с костями обжимается — и хоть бы кто почесался! Так чего же мне нельзя?»

Миха сидел в кустах и разбирал скелет на составляющие. Народу здесь, конечно, ни до чего дела нет, но идти по улице, сжимая в руках скелет в платьице — по меньшей мере неприлично, так что парень зашёл в кусты, присел на корточки и пробубнив:

— Пардон, конечно, но так надо. Не стесняйся, дамочка, — стащил со скелета платье.

Он сложил кости на платье, завязал его узлом и, осторожно подняв свою жуткую ношу, пошёл к дому Казимира.

«Оставлять её надолго нельзя, — думал он, — «утром беды начались, ноги отнялись»; нахер надо! Закопать её — и дело с концом…»

— Казимиру несёте? — отвлёк его от раздумий звонкий женский голос.

Навстречу ему шла симпатичная женщина среднего возраста с корзинкой в руках.

Заправляя русую прядь, что выбилась из-под ярко-голубой косынки, повязанной на манер банданы, она добродушно улыбалась, не подозревая, что именно хмурый молодой человек с колючим взглядом тащит в белом узелке.

Миха потянул носом: что-то вкусненькое у неё там, в корзинке. Он ведь даже не обедал вчера — совсем о еде забыл с этим идиотом-Фредом — а теперь время уже к полудню приближалось.

— Так его вчера племянник в дом скорби отвёз, — продолжила женщина. — Прежде ему мой муж еду носил…

— А-а-а, Алек, — понял Миша, — а вы к Фреду направляетесь?

«Чёрт, только бы ей этот придурок на меня не нажаловался, — забеспокоился парень, — а то потом весь городок судачить начнёт, что я у местного шизика любимую «игрушку» отобрал…»

— Да-а, — кивала женщина, — за что так судьба с парнем обошлась? С каждым днём ему всё хуже…

«Эти, блять, разговорчики, — Миха попытался сохранить печально-понимающую мину, — отвлекаешь только от дела…»

Кое-как отделавшись от разговорчивой соседки, парень поспешил в дом. Положил на лавку узел с костями и полез в кладовку.

О, вот и лопата! Что ещё? Мешок…

«Масло для ламп… Так-так-так, — он повертел в руках колбу и оглянулся на кости. — Может спалить тебя, м? Чтоб наверняка!»

Он сложил всё необходимое в мешок, кости тоже туда же положил, выпил чашку чая впустую, чтобы желудок хотя бы не урчал, и вышел из дома.

* * *

— Вернулся, милок, — заулыбалась старушка у ворот кладбища. — Скажи, не ты ль тут золотой обронил? Ты ведь мне такой вчерась подать хотел!

— Не я, бабушка, — тоже улыбнулся Миха, пытаясь скрыть за спиной торчащий из мешка черенок от лопаты.

— Эх, потерял кто-то… — вздохнула старушка и поправила белый чепец. — Переживает, поди, деньги-то немалые… А у тебя там кто, сынок?

— Где? — не понял Михаил, всё больше начиная нервничать: ну как средь бела дня кости-то закапывать? Увидит вдруг кто!

— Там, — бабушка кивнула в сторону кладбищенских ворот.

— Да это… Девушка, — ответил Миша, в общем-то и не соврав: кости чьи? Девичьи. Кто ей могилу устраивать будет? Миха. Значит, у него там девушка. Какая-то.

— Ох, беда, беда, — покачала головой старушка. — Захворала?

— Утонула, — ответил парень. Ну, в колодце же валялась, значит, пусть утонула.

— Вот, на-ка, — старушка выбрала самый симпатичный венок, даже не очень-то и похожий на кладбищенский. Цветы на нём были искусственными, сделанными из белой ткани. — Этот лучше всего подойдёт для девицы…

Миха расплатился, взял венок и боком-боком, стараясь не греметь костями в мешке, зашагал к воротам — не нужно старушке лопату видеть, да ещё после того, как он сказал, что к девушке туда ходит. Вот что она тогда подумает?

* * *

«Вот же ж… Всё у меня через жопу, блин! — мысленно ругался он, двигаясь по тропинке, бегущей средь могил. — Будний день! Хер ли вы тут тусуетесь?! Идите, бля, работать! Никуда ваши покойнички не денутся!»

Он тут же усомнился в верности своих мыслей, вспомнив, как шёл по кладбищу, окружённый зомби-панками, орущими «Хой!». Денутся, если захотят, ещё как денутся!

А людей на погосте действительно было немало: Михаил постоянно натыкался то на женщину, рыдающую у памятника, то на старика, дёргающего траву на поросшей могилке, то на юную девушку, моющую могильную плиту.

«Целая толпа, блин, — продолжал злиться парень, дойдя уже до окраины кладбища, за которым показался лес. — Дома им не сидится… Может, надо было тебя в лесу закопать? — он покосился на мешок с костями, — попёрся же на кладбище, чтоб по-человечески… О. Нормальное, вроде, место…»

Нормальное — потому что безлюдное, иначе закопал бы он скелет ещё у входа, и спокойно домой пошёл — обедать, на гитаре играть, а может и книгу бы какую у «дядюшки Кази» нашёл… Но пришлось влезть в самые дебри старого погоста.

Миха положил мешок на траву, в кусты, растущие неподалёку, футболку снял — жарко очень, а за работой ещё жарче станет — на куст повесил, вынул лопату и принялся за работу.

Только начал — на тропинке бабка показалась.

— Тьфу! — яростно сплюнул Михаил, положил лопату в кусты, встал в стороне, закурил и от нечего делать стал глядеть на памятники, читать на них надписи и рассматривать изображения покойных. Что примечательно — ни на одном памятнике он не увидел даты рождения и смерти. Что за странность?

Скрывать истинную причину своего пребывания на погосте было необходимо. Это ведь маленький городок, почти посëлок, тут наверняка все друг друга знают, и работников кладбища в том числе. Так что, даже могильщиком не прикинуться.

Бабка положила на могилу две гвоздики, подозрительно покосилась на парня, но ничего говорить не стала. Продолжая на него смотреть, съела варёное яйцо — помянула кого-то, значит — и убралась восвояси.

Миша снова взялся за работу, так явился какой-то лысоватый мужик невысокого роста и плотного телосложения. Парень скрипнул зубами, снова убрал лопату. Мужчина подошёл к одной из могил, выпил стакан водки, закусил огурцом и утёр лицо клетчатым платком.

Тяжёлый взгляд молодого человека, что стоял неподалёку, он явно неправильно понял — подошёл, протянул стакан водки и попросил, глядя на него голубыми водянистыми глазами:

— Помяни жену мою, дружище.

«Чего ж неправильно-то понял? Всё он правильно понял!» — подумал Миха, и в два глотка осушил стакан, поморщился в тыльную сторону ладони, а мужик ему уже огурец протягивает — закусить.

Снова парень остался один, снова принялся копать. Закипела работа! Горка земли быстро росла, очень Миша хотел яму поглубже сделать, чтобы животные лесные не разрыли, гроба-то нет — легко доберутся, а там человек же всё-таки.

— Кхе-кхм, — раздалось за спиной.

Сначала парень вздрогнул от неожиданности, но сразу же психанул:

— Да ё-моё! — он со злостью бросил лопату на землю и обернулся. — Сколько можно уже?! Чего кашляешь, мамаша?! — за спиной оказалась баба лет шестидесяти, — подавилась? По спине постучать?!

Вот это красноречивое покашливание Михаила больше всего и взбесило:

«Не видишь, что ли?! Занят человек! Могилу копает, кости какие-то зарыть хочет! Иди, куда шла! Так нет же, надо, блять, своим грёбаным кашлем заявить о своём, блять, грёбаном присутствии!»

— Да я смотрю, землю копаешь, — спокойно сказала женщина, — подумала, ты из нашенских.

— Каковских? — не понял Миха.

— Ну, из наших. Ведьмак же, да? — уточнила баба. Она присела на соседней могиле, стала срывать с неё какую-то травку и складывать к себе в сумку.

Парень молча поднял лопату. Да будь он даже ведьмаком, хрен бы он признался — пойдёт ещё Королю доложит и поминай Мишаню как звали. Сожгут, утопят, да мало ли что тут с колдунами делают?

— Из наших, по глазам вижу, — улыбнулась баба и положила в сумку ещё и цветок, растущий на могиле.

«Что не так у меня с глазами? — раздражённо подумал Миша. — А она вообще на ведьму не похожа. Ни глазами, ни чем-нибудь ещё».

Одетая в простое цветастое платье, с собранными в тугой низкий узел полуседыми волосами, эта пышная пожилая женщина действительно не была похожа на ведьму, какими их представлял Миша, читая книги в жанре фэнтези.

— Ага, вот земельки кладбищенской для одного ритуала накопать решил, — пошутил парень, облокачиваясь на черенок лопаты, и, убрав с лица мешающиеся волосы, вздохнул: — Мешка два, а то и три.

«Ладно, ну пожалуется она монаршей харе, так и чего? Он-то знает, кто я такой. Да и что он мне сделает?» — осмелел он.

— Земля — дело нужное, — вдруг согласилась баба и продолжила заниматься своим делом.

* * *

— И всё-то у него ловко выходит: и оборотнем перестал оборачиваться, и с Лешим дружбу водит, и душевнобольного в дом скорби отвёл, и даже Фреду помог, — вздохнул Король, сидя у стола с игрой.

— Скучно вам, ваше величество? — поддержал беседу Шут, сидящий у ног правителя и тоже наблюдавший за мини-копией «панка из другого мира».

— Скучно, — согласился монарх. — Хотел ведь бросить его на произвол судьбы, даже следить за ним перестать, так не могу: нет-нет да и взгляну на игру. Как думаешь, не заскучал ли и Михаил без моих вмешательств?

— Думаю, нет, ваше величество, — покосился на Короля лицедей. — Мишане точно не до скуки…

Монарх поднялся и двинулся к огромному окну с мозаичным стеклом, а за ним, словно вода, заструилась по мраморным ступеням его красная мантия.

— А тебе того и надо, чтоб я не вмешивался и только наблюдал, — улыбнулся Король, толкнул створки и глубоко вздохнул: — Эх, а ведь всё может быть куда интереснее… На такое и силы не жалко!

— Что вы придумали, ваше величество? — заинтересовался Шут.

Но правитель не ответил, только шикнул на него и сделал невообразимое: стёр с неба облака ладонью, поводив ею в воздухе у окна, будто экран протёр. Затем он хлопнул в ладоши — и небо потемнело, а солнце обратилось луной.

— Теперь за ним и наблюдать интереснее, — с улыбкой проговорил Король, вновь возвращаясь к столу с игрой.

* * *

— Ёб твою мать! — воскликнул Михаил, резко прекратив работу и поглядев в небо. — С хера ли потемнело?!

— Его величество чудит, — ответила баба, и тоже посмотрела наверх, — лунной ночью полюбоваться изволит.

— Твою ж ма-а-ать, — протянул парень и обернулся на кусты, где лежал мешок с костями.

— Пойду к воротам, к склепу схожу, там много нужного, что ночью надо собирать, — зачем-то сообщила ведьма и быстро зашагала прочь от этого места.

— Ну и хер с ним, — пробубнил Миша. Он отложил лопату и поспешил к кустам. — Ну не успел я поглубже могилу вырыть, что поделать? Придётся так оставить…

Он наклонился к мешку, вынул бутыль с маслом, узел и понёс его к яме, собираясь так его и положить — нет времени косточки раскладывать, к тому же, он ведь эти кости сжечь собирался, какая разница, кучей они или скелетом?

— Ой-ё! — воскликнул парень и уронил вдруг засветившийся во тьме узел. — Не-не-не, дамочка, вот это не надо! Нахрен такие сюрпризы!

Он быстро кинул его в яму и стал открывать бутыль с маслом.

— М-м-м, — хрипловато протянула покойница, поднимаясь и потягиваясь.

Тело её было видно от макушки и до груди — всё-таки неглубокая яма вышла.

Ну как же так?! Почему так быстро кости её скрепились и обросли плотью!

— На хер, мадам, иди на хер! — послал её Миха, выронив бутыль, и помчался прочь, перепрыгивая могилы.

Ну не сжигать же её заживо! Нет, она, конечно, мёртвая, но ходит ведь, звуки какие-то издаёт…

— Куда ты? — прокричала мёртвая ему вслед. — От меня не убежишь!

Налетев на торчащий из могилы покосившийся крест, неразличимый в темноте, Миша растянулся на земле, тут и покойница подоспела.

Она, обнажённая, стояла на тропе в тусклом свете луны, кожа её сияла так же ярко, как и вчера.

— Что же ты бежишь от меня? — спокойно проговорила мёртвая и подошла к поднявшемуся с земли парню поближе. — Сам же давеча сказал: «У нас любовь», а теперь убегаешь. От любви своей убегаешь.

Михаил попятился от неё, бормоча что-то едва разборчивое о каких-то вениках и мёртвой бабе с жутким горлом.

— …пригодился бы… Наверное…

Девица сделала ему навстречу всего один шаг, затем прыгнула, и он повалился на землю, прямо на чью-то свежую могилу.

— Пошла нахер! — закричал Миха, пытаясь сбросить её с себя, но куда там! Хрупкая девушка на деле оказалась ужасно тяжёлой и выбраться из-под неё не представлялось возможным.

— Как тебя зовут? — вдруг спросила она и приказала, услышав в ответ очередной поток отборнейшего мата: — Отвечай.

И парень, сам того не желая, выдал своё полное имя:

— Михаил Юрьевич Горшенёв.

— Лжёшь, — спокойно объявила покойница, — неведомо мне как, но лжёшь. Своей ненаглядной лжёшь. Нечего здесь господину делать. Кто бы ты ни был, теперь ты мой, — продолжила она с полным отсутствием каких-либо эмоций на симпатичном личике, одним движением тонких пальцев расстегнув пуговицу на шортах Миши.

— Да не хочу я! — бился под ней Миха. — Отъебись! Отвали от меня, мертвечина! — он замолчал всего на секунду, пытаясь силой удержать поглаживающие его голый торс ледяные руки девушки, и заорал то, чего, как он думал прежде, не произнесёт никогда: — Люди-и! Помоги-ите! НАСИЛУЮ-ЮТ!

Михаил понимал, что вряд ли кто-то поспешит на помощь обладателю такого жуткого низкого мужского рёва. Его, собственно, кто насилует? Медведь? Так и зачем туда идти, при таких раскладах?

— Молчи, — приказала мёртвая, слегка прихватив Миху за горло, и его рот сам собой резко захлопнулся, клацнув зубами.

«Ну всё, пиздец, — подумал он, тщетно пытаясь разжать пальцы, сковывающие шею, — ни заорать, ни поговорить. Чё делать-то теперь?!»

Девица продолжала удерживать его левой рукой за горло и сидеть сверху, вдавливая его тело в могильный холмик; а правой потянулась к ширинке на шортах.

— Сейчас ты отдашь мне немного себя, Михаил Юрьевич Горшенёв, — тихо сказала она, и только произнося имя, кажется, скептически дёрнула уголком рта, — и я буду с тобой. Долго-долго.

«Была не была!» — с этими мыслями Миха выхватил из-за пояса нож.

Покойница, всё так же спокойно глядя на свою жертву, легко разжала пальцы парня и отбросила оружие в сторону. Оно ударилось о могильный крест и упало на землю. Далеко. Никак не дотянуться.

«Как бы время потянуть? — соображал Михаил, с ужасом таращась на белокожую светящуюся девицу. — Хоть немного!»

Он надеялся, что хоть какой-то запоздавший посетитель погоста, застигнутый фокусом Короля врасплох, будет проходить мимо и поможет ему, или хотя бы спугнёт мёртвую девушку, сидящую на нём.

Миша скосил взгляд в сторону и немного вверх. На большом деревянном кресте покачивался массивный венок, сплетённый из ветвей какого-то дерева с живыми светлыми цветами меж листьев. Он потянул руку к венку, и девица проследила за его жестом.

Если бы Михаил взглянул на неё в этот момент, он бы заметил промелькнувшее любопытство в её чёрных глазах, но он был занят, он тянулся к венку, как к единственному способу спасения, хотя где-то в душе и понимал, что идея — фигня, дважды такие фокусы не прокатывают; но других вариантов он не видел.

«Извини уж, — мысленно попросил Миша прощения у покойника, на чьей могиле он лежал, — кем бы ты там ни был», — сдёрнул с креста венок и что есть силы хрястнул им девушку по лицу.

Та удивлённо моргнула, и парень ударил её вновь. Мёртвая склонила голову набок, продолжая глядеть на свою новую жертву, а он всё лупил её по щекам похоронным венком, только лепестки и листья в стороны летели.

«А будешь знать, скотина, как на мужиков нападать, — мысленно, так как рот его всё ещё был плотно сжат, ругался Миша, продолжая дубасить девицу венком. — Сама виновата, дура! Ты у меня ещё пожалеешь, что ко мне пристала, сучка дохлая! Ещё просить будешь, чтоб я твои поганые кости зарыл!»

Просила бы она о таком одолжении или нет, Михаил так никогда и не узнает, потому как дамочку с него кто-то резко сдёрнул, при этом говоря какие-то странные непонятные слова. Но язык показался знакомым.

«Латынь, что ли?» — краем сознания обработал информацию Миха, резко вскакивая с могилы.

В стороне на тропе лежал скелет. Больше он не светился. А рядом с ним стояла та самая ведьма, что сегодня приняла Мишу за своего.

— Что ж ты так, парень? — покачала головой женщина. — Суккуба прогнать не можешь, а ещё ведьмак!

— Кого-кого? Суккуба? — переспросил Михаил, и тут же обрадовался тому, что снова говорить может. — Серьёзно?

— Суккуба, — повторила баба, собирая кости в подол своего длинного платья. — Зарыть её надобно.

Михаил про суккубов знал из книг о мифологии, но и предположить не мог, что именно с ним и столкнулся. Да и не знал он, как от демонов похоти принято избавляться.

— Так я и хотел зарыть! — ответил он ведьме, отбросив ободранный венок в сторону и подобрав с земли блестящий в лунном свете нож, — а она возьми да оживи!

Они пошли к тому самому месту, где парень вырыл яму. По пути он всё пытался отряхнуться от могильной земли, а баба подробно рассказывала ему, кто такие суккубы и как от них избавиться.

И вот политые маслом кости вспыхнули в могиле, а Миха закурил в сторонке, глядя на пламя и продолжая слушать разговорчивую ведьму.

Оказывается, она собирала мох, что рос близ какого-то склепа — его обязательно при лунном свете надо собирать, иначе силы волшебной в нём не останется — и услышав его вопли, поспешила на звук. Баба она сильная, уж как-нибудь помогла бы парнишке злодея одолеть.

Но крики резко оборвались, зато послышались лёгкие удары с примесью шелеста листьев.

— Пошла на звук, — говорила ведьма, — гляжу — батюшки! — суккуб парнишку на могиле держит, а тот его молча венком по мордасам лупит!

Миша рассмеялся. Забавно это, наверное, со стороны выглядело.

— Не впервой, — хохотнул он, — одну покойницу я в своё время гербарием каким-то отхреначил. Хороший способ борьбы с мертвечиной, видите, опять пригодилось!

Баба заохала и запричитала, попыталась парня заклинанию научить, но тот ни слова не запомнил. Он закопал прах девушки, сделал из двух найденных крепких палок крест, связав их верёвкой, и повесил на него венок, что купил сегодня у старушки, торговавшей у ворот.

— Сука ты, конечно, порядочная, — проговорил он, глядя на могилу, — но ты же не виновата, да?

— Не виновата, — ответила за девушку ведьма, — смерть у неё злая была, кровавая. Вот она и…

— Ну, тогда мир праху твоему, — пожал плечами Миша.

Улыбнувшись, он помахал рукой кресту с венком и надел футболку. Затем подобрал с земли мешок с лопатой и, поблагодарив и распрощавшись с доброй ведьмой, отправился домой.