Империус (гет)

— Симона! Симона, вставай!

Звучащий в голосе Фелиции ужас в целом соответствовал холодку жути, то и дело прокатывающему по телу Ремуса, тогда как реальный холод ледяными волнами окатывал их с приближением дементора. Их единственным шансом было создать мощного патронуса и поспешно покинуть эту часть института, однако Симона наотрез отказывалась подняться с пола и оставить свой угол, тем самым руша их план.

А теперь стало слишком поздно — бежать было больше некуда.

Дементор находился в коридоре у дверей. Если не принимать всерьез вариант протаранить его, единственный выход был теперь им недоступен.

Ох Мерлин, что же делать?

Ремус попытался подавить поднимающуюся в нем слепую панику и отчаяние — он старался отринуть все неприятное, но обнаружил, что необходимые ему воспоминания блекнут, лишаясь теплоты и ощущения счастья, и оказываются запятнанными тенями его прошлого. Он видел смеющиеся лица Джеймса и Лили Поттер перекошенными посмертными масками, ухмылку Сириуса, превращающуюся в потрясенное выражение, когда он исчез за занавесом, его мать — бледная и безжизненная, его отец — старый и сломленный, Тонкс — окровавленная и вялая…

Прекрати!

Ему отчаянно была нужна палочка. Имей он оружие, то сумел бы хоть как-то защититься. Но он ничего не мог поделать, ничего; никаких путей отступления, никакой защиты, никаких шансов…

Он почувствовал, как кто-то схватил его за плечо, и это прикосновение напугало его. Не успев, однако, отпрянуть, он осознал, что это Фелиция. Она неожиданно появилась рядом — ее лицо было бледным с пепельным оттенком, а пальцы, сжимающие палочку, дрожали. Глаза казались обезумевшими от страха.

— Нам надо спрятаться! — воскликнула она. — Ремус, нам надо спрятаться!

Прятаться от слепого существа, способного учуять жертву по ее эмоциям, было бесполезно — это Ремус знал наверняка. Но что еще они могли предпринять? Хоть какая-то преграда — физический барьер — между ними и дементором могла помочь взять себя в руки…

— Все в порядке! — заверил ее Ремус. Это была откровенная ложь — он никогда не чувствовал себя настолько не в порядке — но Фелиция, судя по ее лицу, пребывала на грани истерики. — Я встречался с ними прежде. Если сможем скрыться от него, то все будет хорошо.

Ей не надо было повторять дважды. Еще мгновение она с ужасом глядела на Ремуса, а затем бросилась в захламленный чулан к беззвучно кричащей Симоне. Ремус последовал за ней и закрыл за собой дверь.

Дерево, однако, не спасало их от холода.

Глаза перепуганного юного Северуса Снейпа, глядящего на него в Воющей хижине, и обжигающий огонь смертоносного инстинкта, запах крови, крови, свежей крови, и ощущение человеческой плоти под зубами… Потрясенное выражение Аластора Грюма, когда горе, и гнев, и алкоголь затмили его здравый смысл… Ярость, бурлящая в крови при виде насмешливых глаз Авраама Каина, и злобные рассказы того об убийстве Дианы Люпин… Ему так хотелось рвать на части, кусать, убивать…

Хватит!

Люпин закусил нижнюю губу и, не обращая внимания на медный привкус крови во рту, постарался обуздать волну жестоких воспоминаний, болезненное ощущение в животе и ужасающее стремление развернуться и кинуться на кого-нибудь, разрывая и калеча. Одного взгляда на лицо Фелиции, едва видимое в полоске света, пробивающегося через неплотно прилегающую к косяку дверь, оказалось достаточно, чтобы подтвердить его опасения: это был не обычный дементор, несущий страдания и раздор.

Это был тот самый дементор, что поглотил бешеную душу Авраама Каина.

Это был бешеный дементор с уровня шесть.

Но как, во имя Мерлина, он вырвался на свободу?

Дрожащая рука Фелиции прижалась к его ладони, и он ощутил гладкую деревянную поверхность ее палочки.

Да. Да!

Борясь с мыслями о насилии, Ремус принялся копаться в памяти в поисках счастливых воспоминаний — каких угодно, любых, лишь бы помогли ему призвать на помощь патронуса. Он вспомнил о Гарри, с торжеством ловящем золотой снитч, тогда как его патронус-Сохатый в свое первое появление атаковал Драко Малфоя и его дружков… Но вот он уже смотрит на более взрослого Гарри с глазами, полными отчаяния и ужаса, когда он пытался вырваться из рук бывшего учителя, чтобы броситься к завесе, где навсегда потерялся его крестный отец; и Тонкс тоже там — лежит безо всяких признаков жизни, и ее лицо залито кровью, так много крови…

Черт побери!

Хриплое дыхание все ближе и ближе. Дементор уже находился внутри конференц-зала.

С яростью Ремус вновь взялся за поиски, на этот раз сконцентрировавшись на смеющейся Тонкс в «Трех метлах», ее хитро блестящих глазах, когда они предавались абсолютно детской игре в битву на пальцах… Но затем она сражалась с пожирателями смерти и в итоге врезалась в него, и ее мантия была покрыта кровью, так много крови…

Ох да ради всего святого…

Счастливое воспоминание, Ремус. Счастливое воспоминание, счастливое воспоминание, счастливое…

Но он не мог найти ничего подходящего, тогда как восход луны был так близок, и его разум занимали мысли о насилии.

Становилось все холоднее. Дементор подходил все ближе.

«Я должен подумать о чем-то хорошем. Я должен подумать о чем-то хорошем…»

Кровь. Кровь — это хорошо. Кусать, рвать на части, убивать, отрывать конечности и ощущать на языке тепло крови, на зубах — плоть, под когтями — рвущуюся кожу…

Нет!

«Ничего не получается. Я не могу. Он слишком близко, слишком близко…»

С отчаянием он посмотрел на находящихся рядом женщин. Судя по выражению на бледном лице Фелиции, ей везло не больше, чем ему. Ждать же помощи от трясущейся Симоны и вовсе не приходилось.

Они станут легкой добычей. Загнанные в угол. Будет так легко убить их обеих, укусить, почувствовать…

— Какого черта он здесь делает? Босс велел отвести его вниз, к остальным!

Неожиданно прозвучавший голос заставил Ремуса подпрыгнуть, рядом дернулась Фелиция. Она встретилась с ним взглядом своих карих глаз, и этот взгляд не хуже слов дал ему понять, что она не знает говорившего.

В институте находился посторонний.

— Послушай-ка, Гиббон, ты сам-то пробовал контролировать этих гребаных монстров? Мы старались гнать его вниз, но проклятый дементор не желает идти.

Уже два посторонних. Несколько приглушенных голосов согласно забормотали. Еще больше.

Но Ремус знал имя Гиббон достаточно хорошо — о нем часто упоминал Грюм на собраниях.

В институте находились пожиратели смерти. Пожиратели смерти и дементоры.

Почему-то Ремус не сомневался, кого именно Гиббон имел в виду, говоря про «остальных».

Судя по всему, этой ночью сбудутся все его кошмары, связанные с Институтом бешенства. Волдеморт, очевидно, решил, что пришло время выпустить на охоту стаю послушных благодаря заклинанию Империус оборотней. И он застрял здесь, с ними.

Если его поймают, он станет одним из них.

За дверью разгорался спор.

— Ты хочешь сам сделать это? — с жаром допытывался второй незнакомец, но его голос дрожал, а значит, ему не легче выносить присутствие дементора, чем укрывшейся в каморке троице. — Он просто зашел сюда вместо того, чтобы пойти по лестнице. Мы пытались загнать его туда, но…

— Я не желаю слушать ваши оправдания! — Гиббон, судя по всему, не отличался терпением. — Тащите его на уровень один, пока босс не решил подняться и узнать, из-за чего задержка, — велел он, а затем хохотнул. — Вы не хуже меня знаете, что не стоит злить его.

Несколько голосов безрадостно согласились с высказыванием. Второй голос нетерпеливо фыркнул.

— Только потому что у него расписание… — раздраженно пробормотал он. — А что насчет охоты, которую он нам обещал? Когда начнется игра?

Гиббон хрипло рассмеялся.

— Как только это существо окажется внизу. Тогда мы приведем Люпина, и начнется веселье. Я не могу дождаться шанса посмотреть в лицо этому самодовольному ублюдку утром.

За этим заявлением послышался смех, который, однако, быстро растворился в холоде.

Миром снова завладела тишина, а затем…

— Затяните потуже веревки, — велел Гиббон, и теперь его голос звучал напряженно. — И отведите его туда, куда нужно.

— Пойдем, дементор, — едко проговорил второй человек. — Твой обед ждет в другом месте.

Шаги удалились в коридор, и холод медленно — очень медленно — отступил.

Оставляя позади безмолвие.

Они сидели тихо почти минуту, но шагов больше не было слышно. Не было слышно ничего.

Стало тепло.

Ремус почувствовал себя лучше, чем когда-либо прежде с момента выхода из камеры.

«Должно быть, дементор бродил неподалеку довольно давно. Неудивительно, что я чувствовал себя так странно», — решил он.

— Он ушел? — едва слышным шепотом спросила Фелиция.

Ремус кивнул.

— Думаю, да. Но убедиться можно только одним способом.

Он открыл дверь.

Конференц-зал никак не изменился. Иронично Ремус подумал о том, что хотел бы сказать то же самое об их ситуации.

Фелиция подошла к нему.

— Я не знаю, кто они, — заявила она, немного запыхавшись, — но они здесь не работают и не должны…

— Они пожиратели смерти, — тихо перебил ее Ремус. — Мне доводилось встречать Гиббона. Пожиратели смерти захватили институт.

Фелиция побледнела еще сильнее, хотя Ремус не ожидал, что это возможно.

— Нам нужно выбираться.

— Я полагал, мы уже согласились на этот счет.

— Да, но теперь это немного очевиднее и гораздо более срочно, — сказала Фелиция и поморщилась. — Мне не понравилось, как они обсуждали охоту.

— Мне тоже.

— А если они собираются вскоре идти за тобой…

— Значит, они поймут, что меня нет, — хмурясь, закончил он за нее. — И тут такое начнется…

Фелиция тяжело вздохнула.

— Входная дверь?

Ремус посмотрел на нее.

— Разве что ты придумала что-то получше?

Фелиция обернулась к Симоне. Та все еще тряслась, лежа на полу кладовки; ее нижняя губа дрожала. Вряд ли она сможет самостоятельно стоять, не говоря уже о незаметном побеге из здания.

— Что насчет Симоны? Возьмем ее с собой?

Ремус вздохнул. Он ничего не имел против Симоны, но сейчас, когда так важны становились осторожность и осмотрительность, она казалась ему лишь обузой.

— Ну, не можем же мы оставить ее на милость пожирателей смерти и дементоров? — устало проговорил он. — Придется тащить ее с собой.

Фелиция смотрела на женщину с похожим на его выражением лица.

— Согласна. Но я сама с ней поговорю, потому что, боюсь, еще пара слов от тебя, и нам придется тащить ее силой. Ты же сумасшедший бешеный оборотень, помнишь?

Ремус с радостью уступил ей.

— Ради бога.

Закатив глаза, Фелиция отвернулась и подошла к коллеге.

— Симона? — с улыбкой тихо проговорила она. — Симона, давай же, нам надо идти.

Симона не двинулась с места, лишь яростно замотав головой. Ее взгляд метнулся с Ремуса на дверь, а затем вернулся к внутренностям коморки.

Вот тебе и деликатный подход.

Фелиция поджала губы и неожиданно расправила плечи. Ремус и прежде видел этот взгляд на лице Фелиции в ее бытность старостой школы.

— Симона, — более настойчиво проговорила она. — Симона, пойдем, у нас просто нет времени сидеть здесь. Нам нужно выбраться отсюда, пока кто-нибудь еще не пришел.

Но Симона лишь отползла еще чуть дальше и, обхватив руками колени, снова задрожала.

Вот тебе и такт.

Фелиция сжала зубы и одарила Симону недовольным взглядом.

— Симона, — снова сказала она, и на этот раз ее голос звучал, как команда. — Подымайся.

Но Симона проигнорировала и команду; ее нижняя губа продолжала трястись под взглядом Фелиции.

Терпение Фелиции истончалось. Становилось понятно, что придется прибегнуть к угрозам.

Фелиция ничего не имела против.

— Симона, клянусь, если ты не поднимешься, я свяжу тебя, а затем по воздуху потащу вверх ногами с собой, пока не попадется подходящая бельевая шахта, в которую тебя и засуну. Встала! Быстро!

Очевидно, так и надо было поступить сразу. Дрожа и пошатываясь на нетвердых ногах, Симона с расширенными от ужаса глазами встала и вышла из каморки. Она была белее мела. Спустя мгновение ее ноги все-таки подкосились, и она снова оказалась на полу.

Ремус вздохнул. Фелиция подошла к нему.

Приняв во внимание состояние Симоны, Фелиция немного изменила тон голоса.

— Послушай, — строго начала она. — Нам нужно идти, и ты пойдешь с нами, и неважно, как именно. — Симона беззвучно охнула, и Фелиция вздохнула. — Я скоро сниму заглушающее заклятие. Но ты должна мне пообещать — слышишь? пообещать — что не станешь снова кричать. Ремус не опасен, а мы лишь хотим убраться отсюда. Сохраняй тишину, и мы возьмем тебя с собой. Но, — она угрожающе взмахнула палочкой, — устроишь переполох еще раз, и я оглушу тебя и оставлю ожидать здесь своей участи. Поняла?

Ремус смотрел на Фелицию с уважением.

— А ты талантливо угрожаешь.

Фелиция улыбнулась.

— Спасибо. Теперь ты… — Она обернулась к Симоне. — Ты даешь слово?

Некоторое время Симона продолжала трястись, а потом медленно и неохотно кивнула.

— Отлично. Сонорус.

Симона громко охнула и уже начала открывать рот, но под взглядом Фелиции поспешила снова его закрыть. Неуклюже она поднялась на ноги и приблизилась к ним.

— Замечательно. А теперь пошли.

Оглянувшись на Ремуса, Фелиция подтолкнула Симону к дверям, приложив столько усилий, сколько рискнула. Двигаясь быстро, Ремус последовал за ними к тихому коридору, прислушиваясь, стараясь уловить какие-то звуки. Но, очевидно, на данный момент они были одни.

Как долго это еще будет оставаться правдой? И что именно случилось с остальными работниками института?

Что она могла знать? Он посмотрел на бледную Симону. Ее дрожащие губы, неуверенное нервное подрагивание пальцев и носа. Какое-то странное ощущение овладело им на мгновение, пока он смотрел на подергивающиеся черты лица Симоны. Что-то в ней показалось ему таким знакомым, эта ее схожесть с безвольной жертвой…

«Нет. Прекрати. Это лишь твое воображение.

Сконцентрируйся. Не время сейчас потакать своим страхам».

— Симона, — обратился он к ней, всем своим видом стараясь показать себя с лучшей стороны. Помощница подскочила на месте, заслышав его голос, но не ударилась в истерику повторно и просто обернулась.

— Д… да? — заикаясь, пробормотала она.

По крайней мере, она осталась стоять на ногах. Ремус решил начать издалека.

— Почему ты оказалась в кладовке?

Симона содрогнулась.

— Я услышала… чт… что-то. Я испугалась и с… сп… спряталась. Я думала, что вы…

— Думала, что мы что? — спросили Ремус и Фелиция практически одновременно.

Симона сглотнула.

— То, что забрало остальных, — дрожащим голосом объяснила она. — Д… доктор Кролл послал меня в свой кабинет за записями, а когда я вернулась… — Она снова с трудом сглотнула. — К… когда я вернулась, здесь никого не было. И… и потом я услышала, что кто-то приближается, и спряталась.

— Это были мы? — спросила Фелиция вновь спокойным тоном.

— Н… н… нет. Я видела черный плащ. И… я не знала их г… голосов. Так что… я осталась в кладовке. В конце концов, учитывая, что п… профессор Голдштейн просто ис… исчезла… я… я подумала…

Ремус и Фелиция с тревогой переглянулись — они оба думали о пожирателях смерти.

— Ты правильно поступила, — сдержанно похвалила Симону Фелиция. — Мы тебя не обидим. Но те голоса, что ты слышала? Люди в черных плащах? Они могут причинить тебе зло.

Симона застонала.

— Я… мне жаль, что я… так разнервничалась. Но… но это все так ч… чудовищно.

Фелиция шумно выдохнула.

— Именно. И поэтому нам надо выбираться отсюда.

Приемная, когда они ее достигли, к счастью, оказалась пуста. Решетки, преграждающие путь на лестницу и в лифт — первая поднята, вторая опущена — поблескивали в тусклом свете.

Фелиция посмотрела на одну, затем — на вторую.

— Лифт или лестница?

— Лифт, — выпалила Симона. — Он быстрее. Гораздо быстрее.

— Зато из него мы никуда не денемся, — заметил Ремус, и Симона втянула голову в плечи. — Застрять легче легкого. На лестнице, по крайней мере, можно попытаться сбежать.

Фелиция кивнула.

— Я согласна. Пойдем по лестнице.

Симона глядела на неосвещенную лестничную клетку с явным беспокойством.

— Может быть… может быть, вы пойдете по лестнице, а я поеду на лифте?

Фелиция снова смерила ее взглядом, и Симона застонала.

— Лестница, — тихо повторила она.

— Пошли. Я пойду первым, — сказал Ремус и вышел вперед, прежде чем Фелиция смогла бы возразить. Осторожно он поставил ногу на верхнюю ступеньку и оглянулся. Симона с превеликой неохотой двинулась следом, а за ней — Фелиция.

Темнота окружила их. Тишина оглушала.

Путешествие оказалось не из приятных. Их путь освещал только тот свет, что лился через решетки, ограждающие лестничные клетки от уровней. И то сказать, не столько освещал, сколько чуть-чуть разгонял тьму. Каждая такая решетка также замедляла их продвижение, потому что всякий раз они вынуждены были удостоверяться, что там их не ожидали пожиратели смерти или дементоры.

Но каждый уровень встречал их тишиной и пустотой.

— Где они? — прошептала Фелиция откуда-то сверху и позади, когда они миновали решетку уровня три и принялись спускаться дальше. — Где они все?

— Я не жалуюсь, — так же тихо ответил Ремус. — Если только они все разом не ждут у подножья лестницы.

— Хотелось бы мне быть уверенной, что с Эйвином все в порядке.

Голос Фелиции дрожал. Ремус тихо вздохнул и осторожно ступил на очередную лестничную площадку, а затем принялся спускаться по пролету, в конце которого уже виднелся уровень два.

— Мне бы тоже этого хотелось, — ответил он. — Но мы поступаем правильно. Сейчас мы ему ничем не можем помочь. Нам нужно вызвать…

Он умолк и замер, едва успев ухватиться за перила, когда Симона, а за ней Фелиция врезались в его спину. Он пошатнулся, но смог удержаться. Фелиция схватила его за мантию и помогла восстановить равновесие; мгновение спустя он разглядел ее кудрявую голову.

— Ремус, что?.. — начала она, но он лишь указал пальцем.

— Сама посмотри, — предложил он.

Фелиция повернулась в указанном направлении и охнула.

У подножия пролета в стене виднелась запираемая с помощью палочки крышка люка, которая едва не стала их погибелью несколько недель назад.

И она была открыта.

— Это нехорошо, — пробормотала Фелиция именно те слова, которые пришли в голову Ремусу. — Это… это точно нехорошо.

Быстрая проверка с помощью глаз и магии свидетельствовала, что и этот коридор на уровне два был пуст. Убедившись, что двигаться дальше безопасно, Фелиция и Ремус оставили ошеломленную Симону на верху пролета и спустились ниже.

Беглый осмотр не дал ничего нового.

— Крышка была открыта, — без особой нужды заметил Ремус, рассматривая слабый на вид механизм замка. — И… — По его жесту Фелиция подошла ближе, держа палочку наготове. Ремус осторожно взялся за края люка и заглянул внутрь. — Выглядит, как обычная бельевая шахта, — заявил он, и его голос отразился эхом от металлических пластин, которыми были обшиты стенки шахты, ведущей в темноту. — Я ничего не вижу…

— Люпин?

Ремус замер. Он только что услышал?..

— Люпин! — О боги, он на самом деле это слышал. — Люпин, это вы? Люпин, вытащите нас отсюда! Люпин!

Голос доносился снизу, резонируя из-за металлических стенок, окружающих его, искажаясь. Но Ремус узнал его, и, судя по резкому вздоху Фелиции, она узнала его тоже.

Ох великий Мерлин, какого черта здесь происходит?

— Ребекк… — начал он.

— Инкарцерос!

Его руки прижались к бокам, тогда как толстая веревка, обжигая кожу, привязала его руки к торсу, а лодыжки связала вместе. Он попытался закричать, но веревка прошлась по губам, заставляя его замолчать. Он услышал тонкий женский вскрик, почувствовал, как чье-то тело врезалось в его спину, а затем кто-то прокричал: «Акцио палочка!». Чья-то рука толкнула его сзади, и он бессильно покачнулся вперед.

В следующую секунду Ремус Люпин головой вперед уже падал в бельевую шахту.

Острая боль пронзала его каждый раз, когда он ударялся о стенки и переворачивался через голову, а затем он вдруг ощутил пустое пространство и в следующее мгновение с сильнейшим ударом свалился на пол. Пока он стонал и хрипел, не в силах скинуть путы, еще чье-то тело упало на него сверху, окончательно сбив дыхание.

Открыв глаза, он обнаружил, что смотрит на потрясенное, смущенное и также опутанное веревкой лицо Фелиции Хэтауэй.

Вдруг чьи-то руки — маленькие и осторожные — помогли Фелиции слезть с Ремуса, а затем освободили их лица и рты от веревок. Они с трудом поднялись на ноги.

Ремус огляделся. Помещение было не слишком-то большим, с серыми стенами и без окон — как и все остальные помещения института. Единственное, что отличало это помещение от остальных — это отсутствие двери.

Ну, и тела.

Тела лежали вокруг него в разных позах; глаза этих людей были закрыты, а дыхание — поверхностным. Бегло оглядев их, Ремус заметил в углу Зелию Фелан, Унвина Демпстера, лежащего лицом вниз в паре метров от него, Александра Аливарда у стены, а посреди помещения лежали Аркадиус Кролл и Эйвин Фалконер. Там были и другие люди, которых Ремус прежде видел, но не разговаривал с ними — они все были одеты в разноцветные мантии, свидетельствующие об их принадлежности к разным отделам института. Все они находились в бессознательном состоянии. А в дальнем углу, скорчившись и рыдая, лежала…

Ремус уставился на нее. Уставился в ужасе, одновременно осознавая жуткую истину.

Симона Ригли лежала, свернувшись калачиком; весь ее вид свидетельствовал, что она находилась здесь давно. Очков не было при ней, а волосы ее натурального коричнево-рыжеватого оттенка были неровно острижены, кое-где выбиваясь завивающимися локонами.

Точно такой локон был добавлен в оборотное зелье.

И он не принадлежал Ребекке. Не Ребекку они заменили…

О нет. О нет, нет, нет…

Чужие руки еще больше ослабили связывающие его веревки, и на этот раз к ним добавилось и лицо.

Ребекка Голдштейн слабо улыбнулась ему. Она была бледной, а ее глаза — напуганными.

— Что ж, профессор Люпин, — сказала она непривычно мягким голосом. — Я думаю, без этого семейного единения мы оба могли бы и обойтись.