Три русских волка и японская крольчиха (гет)

Первое декабря ознаменовалось снегопадом с Москве и пятым этапом Гран-При в Марселе. Юри, встав в районе семи утра, пожелала Георгию удачи. По московскому времени соревнования начинались в половине восьмого вечера, а потому девушка клятвенно пообещала, что будет смотреть прямой эфир вместе с Виктором и Юрием. Правда, первый от подобного расклада особо не обрадовался, а второй заявил, что в таком случае останется у них ночевать, мол, когда прямой эфир закончится, будет уже поздно возвращаться домой. На том и порешили — Виктор созвонился с Николаем и предупредил, что Юрий останется у него в номере — как раз там был диван. Вот только Виктор не догадывался, что нагловатый Плисецкий не собирался спать на диване, он, наоборот, думал о том, как бы занять кровать хозяина номера и заставить его кантоваться в другом месте.

Днём их тренировки прошли как обычно, разве что народу в Ледовом дворце стало куда больше — день кубка Ростелекома приближался, а потому фигуристы постепенно подтягивались в Москву. На льду стало теснее, но Юри не жаловалась, лишь послушно выполняла тройные прыжки под внимательным взглядом Виктора.

Прошло несколько дней с того самого поцелуя, но со стороны Никифорова не было предпринято никаких шагов, а потому Юри, которая решила действовать по ситуации, — если Виктор признается ей в симпатии, то она ответит тем же, а если нет — то просто скроет свои чувства поглубже, — чувствовала себя не лучшим образом. Ей было обидно, так как несмотря на установку не давать себе лишнего повода надумывать то, чего нет, она всё равно возвела воздушные замки, которые с каждым днём молчания Виктора становились всё более и более хрупкими, осыпаясь горсткой пепла.

Задумавшись не о том, Юри не смогла ровно приземлиться и больно упала, отбивая копчик. С губ сорвалось шипение, рядом тут же оказался Юрий.

— В порядке? — спросил он, протягивая руку и помогая подняться.

— Да, всё хорошо, — кивнула Юри. — Спасибо тебе.

— Меньше витать в облаках надо. В последнее время ты только о ненужной ерунде и думаешь, — цокнул он.

— Юрий! А ну пошёл обратно! — прервал возмущения подростка грубый голос Лилии. Юри не поняла, что говорила женщина, но догадалась о смысле по нахмурившимся бровям Плисецкого.

— Я пошёл, а ты больше не падай, — пожелал он напоследок. Юри рассеянно кивнула, а затем перевела взгляд на Виктора. Тот выглядел сосредоточенным и как никогда серьёзным. Внезапно он поднял руку и подозвал Кацуки к себе. Чувствуя стыд и неловкость, Юри остановилась рядом с тренером, не смея поднимать на него глаз.

— Я… — хотела было оправдаться она, но Никифоров поднял руку, останавливая её.

— Всё в порядке. Выпей воды и вытри пот. — Он протянул пачку сухих салфеток. Юри кивнула, всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке. — Волнуешься за Гошу? — внезапно спросил мужчина.

Кацуки моргнула и подняла на Виктора взгляд. Гоша? При чём он?

— Ну… Немного, — с сомнением в голосе призналась Юри. — Но он талантливый фигурист, у него всё получится — я в этом уверена.

Виктор кивнул и помрачнел ещё сильнее. Юри испугалась: что она успела сказать не так?

Внезапно девушку захлестнула волна обиды: сперва Виктор целует её, так нежно и трепетно, как никто ранее, после молчит в тряпочку несколько дней, делая вид, будто ничего не случилось, а затем внезапно едва ли не сердится, когда речь заходит о других фигуристах! Кацуки даже не знала, что и думать, как поймать переменчивое настроение тренера, как понять, что вновь ему не нравится, как отличить искреннее тепло, даримое только ей, от того, которое достаётся всем и каждому.

Юри почувствовала, что задыхается. Её голова закружилась, а перед глазами замелькали чёрные точки. Она со всей силы одной рукой вцепилась в бортик, а второй — в бутылку.

Она плохо спала эти дни, ночью её посещали самые разные мысли, всевозможные развитие событий того, что произошло на набережной. Днём, изматывая себя на льду, Юри делала всё, чтобы придя ночью в номер, отрубиться без снов.

Но сны были — совершенно разные, и во всех них присутствовал Виктор. Юри просыпалась посреди ночи, садилась на кровати и хваталась за голову. Затем пила тёплую воду и пыталась уснуть вновь, но у неё никак не получалось. Было холодно и одиноко, и настырные мысли всё лезли и лезли в голову.

В конце концов, за несколько дней подобный образ жизни довёл её до лёгкого истощения. Юри не знала, было ли это заметно по её внешнему виду, лицу или походке, но ей было плохо. И причиной всему был Виктор.

Кацуки ненавидела себя за то, что убивается так из-за Никифорова. Но иначе она не могла — слишком темны и непонятны оказались уголки таинственной русской души. Выбираться не хотелось от слова «совсем». Было ли это мазохизмом или нет, Юри не знала.

— На сегодня хватит, — внезапно произнёс Виктор, и его голос заставил Юри прийти в себя. Девушка будто очнулась, тряхнула головой, и все чёрные пятна расступились перед глазами, являя взору взволнованное лицо Никифорова.

— Но я ещё могу тренироваться, — возразила Юри.

— Если ты думаешь, что я ничего не замечаю, то ты ошибаешься, — низко отозвался Виктор, и в его голосе было столько же недовольства, сколько Юри слышала когда в самом начале их сотрудничества не могла ровно приземлиться после тройного прыжка или криво выполняла волчок. — Мыслями ты не здесь, а тебя саму уже ведёт. Ты хорошо спала?

Юри пристыженно мотнула головой. Виктор втянул воздух сквозь зубы.

— Выходи со льда и пошли.

Юри неуверенно оглянулась: остальные фигуристы продолжали тренироваться, даже не думая о том, чтобы покинуть площадку так рано. Она почувствовала, как в спину ей вонзился неприязненный взгляд Луизы — француженки, которая весьма предвзято относилась к Юри из-за её прошлогоднего провала.

— Не надо думать о мнении остальных, в первую очередь думай о себе, — тут же смягчился Виктор, кладя свои руки поверх рук Юри и чуть улыбаясь. — Пойдём, тебе надо отдохнуть. А в следующий раз мы наверстаем упущенное. — Глаза Никифорова опасно блеснули, и Юри успела пожалеть себя будущую, которой придётся выполнить двойную норму за раз.

Тем не менее, в словах Виктора была своя правда, а потому Кацуки действительно пошла к выходу с арены. Она села на скамейку и сняла коньки, растопыривая пальцы на ногах и морщась от лёгкой боли в мизинце — кажется, его надо будет опять заклеивать пластырем.

Сполоснулась и переоделась Юри в рекордные сроки, схватила свою сумку с коньками и вышла к Виктору, ожидающему её в коридоре. Тот уже с кем-то разговаривал, но, заметив Кацуки, поспешил попрощаться с собеседником и направился к девушке.

— Тепло одета? — спросил он, проверяя, насколько хорошо Юри завязала свой шарф. — Отлично, пошли.

Они вышли из Ледового дворца, и Юри чуть сощурилась: на улице было так морозно, что щёки мгновенно наливались румянцем, а яркий солнечный свет так сильно бил в глаза, что Кацуки потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть. В Москве было куда холоднее, чем в Хасецу в то же время года.

Виктор же, казалось, совершенно не ощущал дискомфорта, привыкнув к подобным холодам. Он лишь глубже вздохнул свежего воздуха и повёл плечами. Юри была уверена — у мужчины по коже пробежался табун приятных мурашек.

Виктор схватил девушку за руку и повёл в сторону гостиницы, где, отведя Кацуки прямо в номер, самостоятельно снял с неё шапку, перчатки и пальто, после чего приоткрыл окно на улицу и приказал Юри идти переодеваться в пижаму. Девушка послушно отправилась в ванную, ощущая себя малолетним ребёнком.

Когда она, умытая и переодевшаяся, вышла из ванной, Виктор уже сидел на её кровати, а рядом на журнальном столике стояла чашка с чаем и небольшой кусочек пирога с капустой.

— Немного жирновато, но один раз можно, — заявил Виктор. — Садись пить чай.

Юри села в кресло, отпивая горячий напиток и заедая его пирогом. Тот, конечно, не был таким вкусным, как пирожки дедушки Юрия, но тоже был весьма неплох. В четыре укуса разделавшись с пирогом и в пять глотков осушив чашку, Юри вытерла рот и руки влажной салфеткой.

— Юри, ты взрослая девушка, а потому должна сама понимать, какой объём нагрузок для тебя приемлем, — внезапно заговорил Виктор. — Ты должна брать ответственность за свои действия.

«Ты сам лучше бы взял ответственность за свои», — чуть не сорвалось с губ Кацуки, но девушка промолчала, опуская взгляд.

— Я просто… — начала было она, но так и не нашла, что сказать в своё оправдание, а потому фраза так и повисла в воздухе. Виктор с секунду молчал, а потом тяжело вздохнул.

Внезапно он поднялся с кровати, сделал несколько шагов в сторону Юри и остановился прямо перед ней. Девушка уже хотела было поднять голову, как Виктор сам опустился на колени, беря руки девушки в свои и заглядывая прямо в карие глаза:

— Я знаю, что тебя что-то гложет, но я не знаю, что именно. Я лишь хочу сказать, что беспокоюсь за тебя. Ты, Кацуки Юри, помогла мне в трудную минуту, а потому сейчас я хочу помочь тебе. Прошу: не издевайся над собой, давай себе отдохнуть, придерживайся моего плана нагрузок и отдыха, и тогда тебе самой будет проще. Если вдруг ты захочешь мне что-то сказать — я обязательно выслушаю, я не оставлю тебя одну, — несколько сумбурно произнёс Никифоров, и Юри почувствовала, как её щёки налились румянцем.

Ах, если бы только Виктор знал, что он сам является причиной её плохого самочувствия.

— Виктор… — неуверенно прошептала Юри.

— Если не хочешь говорить мне — скажи Мари, родителям, Минако, Юрию или даже Миле. Юри, когда же ты поймёшь, что ты не одна?

— Я понимаю, просто… — «просто это слишком личное», — повисло в воздухе, но Виктор догадался.

— Я понимаю, но просто знай, что Мари — это тот человек, роднее и ближе которого у тебя вряд ли кто-то появится. Даже если то, что тебя волнует, является для тебя слишком личным, ты всегда можешь доверить это ей. Мари не из тех людей, кто будет осуждать тебя или побежит всем рассказывать твой секрет, вовсе нет. Просто дай ей и себе шанс, хорошо?

Юри почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Со всеми этими переживаниями она стала воспринимать друзей и семью как поддержку на льду во время выступлений, но совсем позабыла о том, что они поддержат её и в обычной жизни. Она может не только просить у них советов, но и поделиться частичкой сокровенного, чем-то тайным. И пусть она не всем может рассказать о той мешанине чувств, что скручивается внутри неё в тугой узел, зато избранным — например, Мари, — она может раскрыть душу.

Слабая улыбка озарила уста Юри, и новая слеза скатилась теперь уже по другой щеке. Виктор чуть привстал на коленях, заключая Юри в крепкие объятия и гладя её по голове.

— Ну-ну, совсем ни к чему плакать, — нежно произнёс он, с некой долей иронии замечая, как они оба стали друг для друга спасательными кругами. — Давай пойдём в кровать, тебе надо выспаться, а к половине восьмого я тебя разбужу, и мы посмотрим кубок Франции вместе, договорились?

Юри кивнула, уткнувшись лбом в плечо Виктора. Усталость накатила на неё крупной волной, зевок едва удалось подавить.

— Ляг рядом со мной, — внезапно попросила девушка. Виктор удивлённо распахнул глаза, замирая всем телом и не шевелясь: ещё никогда Юри не просила его о подобном, скорее это он проявлял инициативу в подобных вопросах. Сердце тревожно вспорхнуло у груди, и Юри, прижимающаяся к Виктору, ощутила это. Девушка прикрыла глаза, чуть краснея щеками.

— Х-хорошо, — немного хриплым голосом отозвался Виктор, — только мне надо переодеться, а то негоже в уличном в кровати лежать. Я быстро, буквально минуту, а ты пока ложись.

Юри нехотя разжала объятия, глядя на такого непривычно взволнованного Виктора. Он лихорадочно пытался переместить Юри на кровать, а затем скрылся за входной дверью. Юри покачала головой: и зачем только укладывал, ведь дверь захлопнулась, и без неё он обратно не попадёт.

Прошло две минуты, и раздался ожидаемый стук в дверь. Юри встала с кровати, на ватных ногах впустила Виктора, и уже вместе они забрались под одеяло. Окно было всё ещё открыто, принося с улицы морозную свежесть, и Кацуки поспешила прижаться к тёплому Виктору. Тот обнял её своими длинными руками, чуть погладив по спине.

Впервые за несколько дней Юри чувствовала себя спокойно. В этот раз она тут же провалилась в сон без сновидений.