Гарри Поттер и Таинственное наследие (джен)

Склоны холма еще тонули в предрассветном февральском полумраке, когда в безветренной тишине раздался громкий хлопок трансгрессии. Темное пятно разделилось на три разные фигуры, потом вспыхнул свет волшебных палочек, освещая лица и руки.

— Что ж, у нас есть еще минут десять, — произнес Шумов, поставив на землю большой кожаный саквояж. — Сегодня за дальний портал отвечает Джулиус, а он пунктуален, как Биг-Бен. Вот-вот появится.

— Хоть бы он ногу сломал, — полушутя буркнул Гарри. — Тогда еще пара часов добавится.

— Ох, дорогой мой, не рви мне сердце, — вздохнул тот в ответ. — Именно поэтому я не хотел, чтобы ты провожал меня.

— Простите. Конечно, вы правы, — поспешно отозвался Гарри.

Он растерянно потоптался, потом обратился к Джейкобу Пикку, который стоял рядом.

— Пикк, умоляю, не оставляй его, ладно? Берегите себя. Вы оба.

— Конечно, мистер Поттер, — глухо откликнулся тот. — Я ведь обещал. Спасибо. Спасибо вам за все.

— Ох, Мерлин великий… — взволнованно воскликнул Гарри, тряхнув головой.

Шумов молча обнял его.

— Ты стал совсем взрослым, — тихо заговорил он, прижимая его к себе. — Ты очень сильный, мальчик мой. Я благодарен небесам за то, что встретил тебя. Ты стал мне, как сын, и навсегда останешься им. Помни это.

— Я буду ждать вестей, — еле выдавил из себя Гарри, которого душила боль. — Я каждый день буду ждать. И если я хоть что-нибудь…

— Нет, дорогой мой, — поспешно прервал его наставник. — Помнишь, мы говорили с тобой об этом? Каждому свое бремя. Эту ношу я должен донести сам. А ты нужен здесь. При любой возможности я буду сообщать о себе, клянусь. И если ты действительно хочешь мне помочь, постарайся быть счастлив. Я должен быть спокоен за тебя, Гарри. Должен быть уверен, что у тебя все хорошо. Что ты по-прежнему честно выполняешь свой долг, защищаешь добро и не впускаешь в свое сердце даже каплю яда.

— Так и будет, обещаю, — прошептал Гарри.

Они еще пару минут простояли молча, просто обнявшись. Джейкоб терпеливо ждал чуть поодаль и не издавал ни звука, понимая величие этого мучительного и трогательного момента.

Снова раздался громкий хлопок и шагах в двадцати появилась еще одна фигура.

— Доброе утро! — бодро произнес Джулиус Лансборн, дежурный сотрудник Портального управления Отдела магического транспорта, подходя к ним и протягивая руку. — Все в сборе? Все готовы?

— Да, — откликнулся Шумов, отвечая на рукопожатие. — Джейкоб, подойди, пожалуйста.

Тот, по-прежнему не произнося ни звука, подошел и встал рядом.

— Готовность две минуты, — сообщил Лансборн, доставая из кармана небольшой блестящий подсвечник и ставя его на небольшой камень, лежавший неподалеку.

Гарри почувствовал, как у него задрожали губы. В горле все мгновенно пересохло, сердце, казалось, хочет выскочить из груди. Шумов, который тоже был не в силах произнести ни единого слова, просто взял его за плечи и долго-долго смотрел в глаза. И снова крепко прижал к себе.

Портал полыхнул голубым пламенем. Гарри чудовищным усилием воли оторвался от своего наставника и сделал шаг назад. Лансборн сделал то же самое. Снова полыхнул голубой свет, и через секунду на холме остались только они двое.

Все было кончено. Чиновник портального управления, приветственно кивнул Гарри и поспешно трансгрессировал. А Гарри так и стоял на месте, не в силах пошевелиться. У него было чувство, будто у него только что вырвали сердце и унесли куда-то далеко. И эта дыра в груди теперь пульсировала чудовищной болью.

Нужно стоять твердо. Ведь он обещал. Никто не знает, что впереди. Да, это далеко, это опасно. Но все-таки это не смерть… Возможно, однажды судьба вновь сведет их.

О, небо, почему же так больно! До такой степени, что слезы сами текут из глаз, обжигая щеки, а грудь будто сдавило железным обручем.

Нет. Нельзя раскисать. Ты ведь уже не школьник. Нет смысла упиваться горем и злиться. Будь благодарен судьбе за это чудо, которое случилось с тобой. Жизнь привела тебя к нему в тот момент, когда ты тонул во тьме и, задыхаясь, искал хоть малейшую опору, хоть каплю солнца.

Он был рядом. Согревал и поддерживал. Он никогда не говорил о том, как относится к тебе, но ты все эти чувствовал его горячую отцовскую любовь, которая спасла тебя от безумия и от тысячи других опасностей. Долгие годы он был рядом, вел по узенькой тропинке над пропастью, учил распознавать ядовитые ростки тщеславия, гордыни, эгоизма и выдирать их прежде, чем они отравят тебе душу. Учил всегда смотреть в глаза своему страху и каждый день, снова и снова укрощать демонов, которые ухмыляются в темноте, ожидая, когда ты оступишься, когда попадешься на их сладкие уловки. Учил спокойно и бесстрастно смотреть на своего двойника с высокомерным взглядом и орденом на груди, не давая ему ни капли власти над собой. Ни страхом, ни удовольствием, ни даже тревогой или неуверенностью. Он всегда будет манить тебя и ждать твоего промаха. А ты всегда должен быть начеку…

Гарри судорожно вдохнул холодный воздух, вытер рукавом мокрые щеки и подставил лицо ветерку, который поднялся в это мгновение, окутывая его легкой влажной прохладой. Еще несколько минут он просто глубоко дышал, пытаясь успокоить сердце и избавиться от того железного обруча, который давил на легкие. Когда стало немного легче, Гарри спрятал руки в карманы и трансгрессировал.

Было еще очень рано. Дома еще все спали, в тусклом сером небе едва занимался рассвет. Гарри сбросил ботинки, верхнюю одежду и скользнул на кухню. Вымыл руки, потом неторопливо сварил себе кофе. Выпил несколькими клотками, обжигая нёбо. И принялся усердно смешивать в большой чашке разную всячину. Уже через полчаса он поставил в духовку противень с новым печеньем, которое придумывал прямо на ходу, только чтобы занять руки и хоть как-нибудь выплеснуть свою тоску. Шоколад, легкое песочное тесто, грушевый джем, который мастерски готовила эльфиха Лина…

По дому потянулся волшебный запах, наверху послышалось движение, потом хлопнула дверь и по старой деревянной лестнице загрохотали маленькие босые пятки — Джеймс Сириус Поттер, едва проснувшись и протерев глаза, заинтригованный ароматом, примчался в кухню.

— Привет, сын, — Гарри подхватил его и посадил на колени. Мальчик был растрепанный, теплый, как птенец. В груди у Гарри стало горячо от захлестнувшей его пронзительной нежности.

— Привет, — откликнулся ребенок. — Пап, а что ты делаешь? Так вкусно пахнет.

— Это сюрприз, — улыбнулся Гарри, целуя его в макушку. — Я решил, что очень скучно каждое утро есть овсянку. И придумал кое-что поинтереснее. Скоро будет готово. А пока давай-ка, пойдем. Надо переодеться и умыться. И причесаться. Потом подождем, когда встанет мама, и будем завтракать.

— А Альбус тоже будет завтракать? — тут же спросил мальчик.

Гарри усмехнулся.

— Твой брат еще слишком маленький, — ответил он. — Он пока не может есть печенье. Ну, давай, Джейми, беги в ванную.

Снова загудели старые ступени…

Пока Гарри возился со старшим сыном, хлопотал вокруг Джинни и Альбуса, снова варил кофе, подогревал молоко, расставлял посуду, веселя Джеймса, который обожал смотреть, как чашки и блюдца сами выплывают из шкафа и приземляются на столе, тоска и тяжесть отступили. В эту минуту его дети были для него буквально воздухом и светом, источником и смыслом жизни. Джинни чувствовала глубокую печаль мужа, но чтобы поддержать его, ей давно не нужны были слова. Несколько ласковых прикосновений к его вискам и голове, выразительный взгляд, тихий поцелуй в лоб — и ноющее сердце опять переполнено нежностью. И снова можно дышать и улыбаться…

Сегодня он не пошел на работу, взял выходной. Поэтому после завтрака Гарри поднялся в маленькую спальню Сириуса, в которой до сегодняшнего утра жил Шумов, прикрыл дверь, устроился у окна и погрузился в размышления. Сейчас больше всего на свете Гарри нужна была эта пауза, этот небольшой островок тишины и покоя, чтобы привести мысли в порядок.

Несколько дней назад они с Шумовым сидели здесь, в этой комнате, не нарушая вечернюю полутьму ярким светом. Выпили по бокалу вина, а потом снова потекла тихая, неторопливая беседа. И он, наконец, узнал и ту тайну, о которой никогда не решался расспрашивать своего наставника.

— Мы любили друг друга, Гарри. Ее звали Лена. Хелен по-вашему. Я был влюблен в нее лет с двенадцати. Она никогда не была ослепительной красавицей, не любила наряжаться. Удобные штаны, удобные ботинки, какая-нибудь цветная кофточка и пара кожаных браслетов. Бойкая, умная, очень отважная. У нее были удивительные глаза, они меняли цвет в зависимости от настроения. Иногда серые, почти стальные, а иногда — словно океан. Бездонные, синие… Мы поженились с ней, когда нам едва исполнилось по двадцать. И те три года, которые мы были вместе, были похожи на сказку. Знаешь, я просыпался с ней рядом и каждый раз удивлялся, что это не сон. Что она действительно выбрала меня. Что она рядом, что я могу коснуться ее волос. Она всегда делала такую забавную короткую стрижку, а я все пытался уговорить ее отрастить косу. Леночка только фыркала и восклицала, что они слишком густые, что с длинными волосами слишком много забот. Ох, Гарри… Она была моим воздухом, моим сердцем. А потом… Ее взяли во время схватки за школу. Я до сих пор слышу ее крик и вижу ее отчаянный взгляд… Как ты догадываешься, моя жена погибла. Скорее всего, почти сразу. И эта мысль долгие годы была моим единственным утешением посреди кромешного ада. Что смерть ее была легкой и быстрой. Что она не узнала мучений и издевательств. Что перед тем, как вступить на этот опасный путь, я все-таки успел убедить ее…

— Убедить в чем? — осторожно спросил Гарри, видя, что пауза затянулась.

— Обменяться брачной клятвой, — ответил Шумов. — Которую нельзя нарушить. Почти забытый сейчас обряд. Некоторые считают ее разновидностью Непреложного обета, но это не совсем так. В основе этой клятвы — особая духовная связь между людьми, а не формальное обещание с тяжкими последствиями, если вдруг нарушишь. Эти клятвы несут в себе огромную силу, Гарри. В случае тяжелого кризиса в отношениях ты всегда можешь вернуться к этому моменту и вновь ощутить, вспомнить силу прежней любви. И она снова наполняет тебя изнутри… Для нее эти клятвы стали избавлением. Первое же прикосновение той падали, которая решила надругаться над ней, убило ее. Даже простой поцелуй, вырванный силой… Это как нарушение Непреложного обета. Я отлично знал, какие чудовищные вещи творились в их застенках, поэтому и убедил ее. Чтобы у нее была возможность ускользнуть, уйти из лап палачей… Примерно через неделю, окольными путями пришло подтверждение. Ее не было в живых.

— Господи, — выдохнул Гарри, потрясенный ужасными подробностями. — Я… Я не знаю даже, что сказать. Как вы это вынесли? Как такое вообще можно пережить…

— Я и сам не знаю, — прошептал Шумов. — Первое время действовал просто автоматически. Потому что должен. Потому что был в ответе за многих, за сотни людей и не имел права замкнуться в себе и упиваться своими страданиями. Потом был тяжелый, страшный путь сюда, я потерял еще одного близкого человека. Павел погиб, прикрывая нас. Мы должны были любой ценой унести ключи и спасти архив. А когда горе по-настоящему догнало меня, я был уже здесь, в надежных руках старика Генри. Он не позволил мне сдаться. Я жил от одного дня до следующего, тащил это все в себе, как лошадь везет груженую телегу. Мучился невероятно. Иногда просто выходил на скалистый обрыв, смотрел на море и кричал, пока не охрипну. Мечтал умереть также быстро и легко, как она. Но я был молод и здоров, смерть в упор не замечала ни меня, ни моих желаний…

— Понимаю, — еле слышно выдохнул Гарри.

Страшные воспоминания обрушились на него, как огонь. Год назад он также искал милосердные руки смерти, жаждал только блаженного избавления, только чтобы прекратилась невыносимая пытка, только чтобы кончилась боль…

Шумов сразу понял.

— Прости меня, Гарри, — проговорил он, сжимая его руки. — Я совсем не подумал… Не надо, не вспоминай. Все уже в прошлом. Но, знаешь, я давно хотел сказать тебе кое-что. Это, разумеется, только мои догадки… Как только ты рассказал… Я подумал, что дело, возможно, тоже в ваших брачных клятвах. Что ты и Джинни сделали то же самое, что и я с моей женой.

— Нет, — покачал головой Гарри. — Я даже не знал, что так бывает.

— Да, — улыбнулся Шумов. — Но, видимо, принося ей свои супружеские обещания, ты вложил в них немного больше силы и чувства. Это были не просто слова. Потому что она стала для тебя первой и единственной. Как и ты для нее. Я ведь прав?

— Да, — вдруг смутился Гарри. — Я никогда не… И она тоже. И мне никогда никто не был нужен, кроме нее. Если честно, я не думал, это такие вещи вообще могут иметь значение. Я не стал бы любить ее меньше, даже если бы это было не так.

— Могут, как видишь, — ответил наставник. — Большой цельный алмаз всегда дороже, чем горсть маленьких. Тут дело даже не в телесной близости. А в том, что по-настоящему соединяет вас двоих. Именно это спасло тебя, Гарри. Поэтому те, кто разрывал на части и пытался уничтожить твой разум, не смогли достичь цели. Твоим щитом стала любовь. И в нем не было пробоин и трещин. Он был цельный, как алмаз. Ты ускользнул и смог выжить только потому, что действительно принадлежишь своей жене. Что это не просто красивые слова для трогательной церемонии, а то, что по-настоящему соединяет тебя с ней.

— А потом она будто вывела меня из темной пустыни, где я заблудился, — тихо произнес Гарри. — Разыскала и вывела на свет. Я долгое время вообще не слышал ничего, кроме ее голоса…

— Да, — кивнул Шумов. — Потому что она действительно принадлежит тебе, Гарри. Как часть тебя самого…

Он взволнованно вздохнул, провел рукой по лицу и произнес удивленно:

— Надо же, прошло много лет, но я до сих пор помню, что это значит…

— Я бы так не смог, — прошептал Гарри. — Я едва могу подумать о том, что Джинни… У меня в глазах темнеет. Нет. Я не смогу без нее. Ни минуты.

— Мальчик мой, — с горькой нежностью вымолвил Шумов, — Тебе не нужно этого бояться. У тебя впереди огромная жизнь, полная счастья. И если вы и расстанетесь, то совсем ненадолго, в самом конце длинного-длинного пути, чтобы потом соединиться навеки. Я верю в это. Если бы не верил, не смог бы прожить ни минуты. Иногда Лена снится мне. Такая же юная, веселая… Когда ты был при смерти, и целители лишь качали головами, я просил ее, знаешь. Звал и просил, как мальчишка. Просил найти тебя там. И взашей вытолкать обратно. Возможно, тебе покажется это нелепым, но, как видишь, это сработало!.. Знай, ни одна разлука не будет вечной. А когда люди связаны таким большим, сильным чувством, над ними не властна даже смерть. Даже ее черная мантия становится почти прозрачной…

— Да, я знаю. Я многое видел… Знаю, что это не конец. Странно, но почему-то боль от этого не становится меньше, — вздохнул Гарри. — Ни от потери, ни от разлуки…

— Кстати, о разлуке.

Шумов встал, подошел к своему саквояжу, вынул оттуда продолговатый сверток и снова сел рядом.

— Вот, держи, — проговорил он, протягивая его Гарри.

Гарри развернул темный вишневый бархат и достал небольшую раму и старое потертое зеркало размером чуть больше открытки. С удивлением поднял взгляд на наставника.

— Сквозное зеркало, — объяснил Шумов. — Вторая половина у меня. Я не уверен в том, что оно будет исправно работать на таком большом расстоянии. Но мы все-таки попробуем… Есть кое-что, что усиливает его действие, если я найду необходимые ингредиенты, у нас будет возможность поддерживать связь. Не каждый день, конечно. Но довольно регулярно… А вот это — портрет. Зачарованный по такому же принципу, как портреты в Хогвартсе. Если я вдруг погибну, портрет оживет. Это, конечно, буду не я сам. И я не претендую на могущество Годрика Гриффиндора, который зачаровал потрясающую Распределяющую шляпу. Но я постарался вложить в него все, что умею и помню на данный момент. Пусть будет тебе утешением и помощью в трудные дни. А до тех пор просто будешь видеть мою физиономию.

— Очень надеюсь, этот портрет никогда не заговорит, — вздохнул Гарри. — Спасибо! Я повешу его здесь, в этой комнате. А зеркало всегда буду держать при себе. И надо сразу обработать его заклятием неразбиваемости. Когда в доме трое мальчишек, лишним не будет.

— Разумно, — улыбнулся Шумов. — У тебя замечательные дети, Гарри. Я буду по ним скучать.

Мне будет смертельно вас не хватать, хотелось крикнуть Гарри, но он лишь вздохнул. Эту разлуку нельзя было ни отменить, ни отсрочить. А значит, это следует принять и пережить, не доставляя наставнику лишнюю боль…

Теперь все было кончено. И сидя у окна в маленькой комнате наверху, пережидая новый шквал душевной боли, Гарри со всей ясностью понимал, что именно с этого момента началась новая жизнь. С этого утра он по-настоящему стал взрослым. Занял свой пост на краю пропасти, закрывая, защищая своих мальчиков, свою Джинни и всех, кого любит. И будет твердо стоять на ногах до последнего вздоха. Как научили его Сириус и Дамблдор. Как того хотел Алекс Шумов.