Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Дверь распахнулась — на пороге стоял Сивый, даже не подумавший постучать. Люпин, сладко посапывающий в кресле, вздрогнул, словно его застали врасплох. Увидев посетителя, он махнул рукой.

— А, это ты...

Он лишь устроился удобнее, закинув ноги в пыльных ботинках на стол. Сивый, с ленивой грацией привалившийся к косяку и фирменной ухмылкой на губах, разочарованно плюнул и вошёл в кабинет.

— Тьфу на тебя, Люпин! — проворчал он. — Вот так всегда: стараешься, надеешься, душу вкладываешь, а в ответ — «А, это ты...»

— Ты сам, что ли? — недовольно спросил Ремус, приоткрыв один глаз.

— Нет, можешь спать спокойно. Меня Гестия провела.

— Хорошо, — пробормотал Люпин и снова закрыл глаза.

— Эй!

— Так говори, зачем пришёл. Я слушаю, — отозвался Ремус, не двигаясь.

Сивый плюхнулся в кресло, которое жалобно заскрипело.

— Давай список... ну, магической принадлежности. Милорд требует. Говорит, ему интересно.

Люпин потянулся, сел ровнее и нахмурился.

— Какой ещё принадлежности?

— Кто светлый, кто тёмный. Вроде того.

Ремус порылся в бумагах и, найдя нужную папку, протянул её Сивому.

— Держи. Это всё?

— Почти, — буркнул тот, ковыряясь в кармане. — Вот, Драко передал для Гарри.

Он положил на стол белый конверт без подписи и Люпин уставился на него, как на змею.

— От Драко? — переспросил он.

— Ага. Родился когда-то блондин, и жестокие родители дали ему имя — Драко, — усмехнулся Сивый. — Что за вопросы? Мне что, самому в детскую спальню зайти?

— Почему не через сову?

Сивый недовольно крякнул, встал и несколько раз взмахнул руками, имитируя крылья.

— Похож? — спросил он. — Или мне ещё поухать немного?

Однако Люпин не то что не усмехнулся, но и не начал возмущаться.

— И где они сейчас? — спросил он взволнованно.

Посетитель, и по совместительству сегодняшний почтальон, махнул рукой в сторону окна.

— На крыше собора или что это там. Позируют туристам в анфас и профиль. Скоро в магловских журналах прославятся.

— Надо что-то делать, — пробормотал Люпин, нахмурившись ещё сильнее. — Вроде бы вчера всё наладилось...

Сивый посмотрел на него внимательно, будто решая, можно ли перейти к серьёзному разговору.

— Кто-то готовит коридор, — тихо сказал он. — Видел такое в лесах во время войны. Маги помогали маглам перемещать оружие — катапульты, пушки... Совы спотыкались об эти коридоры и не могли их перелететь. Смотри внимательно, Люпин. Здесь учится много наших детей.

— Эдварду говорил?

— Он всегда всё знает! Хотел прервать обучение, но ему не разрешили, — быстро ответил Сивый и поднялся. — Ладно. Одного коридора всё равно мало. Кто-то должен пропустить. Разберутся.

Дверь за ним захлопнулась.

Спустя несколько минут тишины Ремус снова взглянул на белый конверт, лежащий на столе. Как свет и тень, как лёд и пламя, как тишина и гром — они не пересекались всю жизнь после школы, несмотря на то, что часто оказывались всего в метре друг от друга. Между ними стояла невидимая стена, разделявшая даже магический мир. Они нередко старались работать на разных континентах, хотя сидели за одним столом в замке и фотографировались для одних и тех же колдографий. Люпин подозревал, что о сложившейся ситуации знало только Сопротивление. Пожиратели, возможно, даже не замечали, что это не просто отсутствие дружбы.

Однако теперь, когда Гарри снова одиннадцать, а Драко давно разменял третий десяток… он пишет ему письмо? Малфою солнышко темечко припекло?

Только смертью Рона оборотень мог объяснить, почему два самых близких человека на свете в один день разошлись по разным углам. В то, что Драко тоже мог приложить руку к смерти Уизли, он старался не верить, хорошо помня этих двоих в школе. Он мог поклясться, что блондин дружил с ним не меньше, чем с Гарри. Хотя давно уяснил: там, где появлялся младший Снейп, уверенности в чём-либо уже не было места.

Жгучее, непреодолимое желание прочитать письмо охватило его с такой силой, что задрожали пальцы. Как назло, на конверте не оказалось ни печати, ни даже простого клея. Схватив бумагу, он легко вскрыл его, ничего не повредив.

Внутри оказалась не обычная бумага, а плотная карточка, по кромке которой тянулся герб Малфоев.

Красивым размашистым почерком Драко на ней было написано:

Дорогой друг и соратник,

Пишу тебе, чтобы выразить искреннее восхищение воспитанием твоей дочери — она произвела на меня глубокое впечатление. В её поведении чувствуется железная дисциплина и благородство, что, несомненно, говорит о правильном выборе опекуна для неё с твоей стороны. Являя собой редкое сочетание силы и грации, Мерида достойна своего рода и, уверен, будет его гордостью. Позволь заверить, что двери моего дома всегда будут для неё открыты. Будь спокоен — её ждёт великое будущее.

Лорд Драко Малфой мл.

Давно Люпин так не чертыхался и не ругался себе под нос, как в ту минуту. Даже пнул от злости стул у стены — и, конечно, ушиб палец. Но дело было сделано, и хроноворотов под рукой не имелось. Пришлось вспоминать все тонкости запечатывающих заклинаний, чтобы засунуть проклятую карточку обратно и не оставить следов. Идиотские правила этикета — благодарность за визит, куча ничего не значащих, неискренних слов… И вот ради этого он так сильно рискнул? Идиот!

Он постучал в дверь спальни Гарри уверенно, но внутрь не зашёл, ожидая, когда мальчишка сам выйдет в коридор. Тот распахнул дверь, и, преодолев внезапное волнение, Ремус протянул ему конверт.

— Тебе передали, — сказал он кратко и, чтобы отвлечь от послания, заглянул за плечо. — Кайл беспокоит. С ним всё хорошо?

Гарри обернулся, взглянул на соседа, потом снова на Люпина.

— Нет, — ответил он слегка растерянно. — Всё плохо, как обычно. А тебе что с того?

— Он ни к кому не ходил в гости, — сказал оборотень. — После занятий сразу в кровать.

Гарри явно не понимал, к чему этот разговор, но всё же ответил:

— От моего приглашения и Каллума он отказался, других не поступало. А лежит потому, что тренируется умирать.

Люпин невольно усмехнулся, но тут же осёкся, заметив, что мальчишка абсолютно серьёзен.

— Он слаб здоровьем, и жизнь в нём слабая. Это смешно? — удивился Гарри. — Клянусь, на той стороне ты мне казался… нормальнее.

Когда зло, сжигавшее людей заживо в их собственных домах, захлопнуло перед его носом дверь, прежде обвинив в черствости, оборотень с облегчением выдохнул. Наверное, не было в мире ничего сложнее, чем притворяться, что совсем не боишься того, кого бояться действительно стоит.

Через десять минут тот, кого бояться и впрямь стоило, влетел в его кабинет разозленный.

— Какой еще, Моргана тебя побери, Кайл? — он сверкнул на него чернющими глазами и медленно подошел к столу. — Зубы мне заговаривал? Открыл письмо и думал, что я не замечу? Ты рассудком тронулся, Люпин? Как я могу не заметить?!

Он и сам не понимал, на что рассчитывал, ведь моментами начинал глупить, смешивая в голове образ ребенка и взрослого, что было в корне не так. Никаких следов будущего первокурсника в этом Гарри, конечно же, не было.

Мальчишка сел в кресло, облокотился о стол и наклонился в его сторону. Лицо его словно ему не принадлежало — настолько было хмурым и бледным, и с трудом скрывало за собой океан совсем не детских страстей. Мимика ребенка просто не просматривалась, исчезнув, и Ремус даже поежился, а после схватился за голову, готовую расколоться на две половины.

— Смерть Рона покоя не даёт, значит? — задумчиво спросил Гарри. — Не поверишь, мне тоже...

Орать, возражать — последние желания, что ещё теплились в голове. Но он лишь обхватил её руками и застонал, пытаясь поймать ускользнувший навсегда то ли образ, то ли мысль.

— Убрал из твоей головы ранее раскрытую тайну, — равнодушно пояснил Гарри. — Не ищи её там.

— Почему... — прохрипел оборотень, потянувшись за стаканом воды.

Гарри вскочил и, усмехнувшись, помахал у него перед носом белым конвертом.

— А не надо было чужие письма читать!

Дверь хлопнула — наверное, в сотый раз за день, и звук болезненной волной прокатился по телу. Самое обидное во всём этом — он тысячу раз прав. Читать эту глупую карточку ему точно не стоило.

Треск, раздавшийся в доме перед закатом, был ни на что не похож. Но он звучал, казалось, в каждом его уголке. Люпин, заполнявший бумаги об успеваемости учеников и сосредоточенно высчитывающий баллы, после сегодняшних событий сразу даже не понял, что шумит не у него в голове. Он оторвался от бумаг и замер, прислушиваясь, а услышав душераздирающий крик, доносившийся с нижнего этажа, вскочил на ноги. Он успел ровно настолько, чтобы краем глаза успеть увидеть развернувшееся в гостиной действие, но не поучаствовать в нем.

Возле камина широко расставив ноги стоял незнакомец с обезумевшими глазами. Он оглядывался по сторонам, словно боялся нападения сзади. Хотя с десяток детей вместе с Тодеусом и Эдвардом стояли как раз впереди. Чуть позади них стоял Гарри с Гилбертом, и наблюдал за всем довольно спокойно, по крайней мере ничто не выдавало его волнения. В заложниках у безумца — была Алиса Уизли, а не кто-то ему важный, и его невозмутимость оборотня не удивила. Сам же он еле на ногах удержался, увидев, как сильно палочка давит на нежную шею ребенка.

— Вы, чистокровные вырожденцы и отребье! — кричал незнакомец, срывая голос. — На ваших местах должны быть мы! Орден Теней требует свободы от ваших несправедливых правил! Смерть вырожденцам!

Он жадно всматривался в детские лица, искажённые страхом, ухмыляясь, как настоящий безумец. Люпин же боковым зрением уловил едва заметное движение — Каллум, стоявший дальше всех, что-то задумал. Он почти незаметно двигал палочкой, и вскоре Ремус понял: мальчишка левитировал яблоко из обеденного зала. Как только плод оказался у него в руке, он замахнулся и швырнул его… но не в незнакомца, а в дальний угол гостиной.

Хитрость сработала.

Отвлёкшись на странный шум, преступник на мгновение ослабил хватку, но этого оказалось достаточно. Тодеус метнул в него Аваду, а через секунду с аналогичным заклятием опоздал Эдвард. По всей видимости, похвалы Пожирателей в адрес его сына, как быстрого убийцы, были не просто лестью, а чистой правдой. Посеревший от двойного удара уже мёртвый человек начал заваливаться на пол, но, падая, потянул за собой Алису.

В последний момент перед тем, как та напоролась бы на острую кочергу и лопатки в подставке у камина — её успел подхватить Тодеус. На этом счастливом моменте — всё закончилось.

Ребёнок улыбнулся обретённой свободе и, доверчиво уткнувшись лицом в грудь спасителя, замер.

Оборотень выдохнул, покачнулся, схватившись за перила лестницы, но уже через мгновение собрался и шагнул вперёд. Всё произошло меньше чем за минуту, но по испуганным глазам детей было ясно: этот вечер запомнится им на всю жизнь.

С лестницы уже спускались другие ученики. Люпин не мог позволить, чтобы столько детских глаз уставилось на безжизненное тело, поэтому поспешил отойти от Алисы и колдомедика, преграждая дорогу остальным. Но взглядом всё же споткнулся о Гарри.

Мальчишка стоял и хмурился, закрыв глаза, и было видно, как глазные яблоки под кожей подрагивают. Ремус, к сожалению, слишком хорошо знал, что бы это могло означать. Так он предугадывал опасность — невербально колдуя во время сражений и дав волю темным глубинным инстинктам. Те, кто видел его таким на поле боя, предпочитали уносить ноги: они понимали, что козырей у них больше нет, а все планы рассыпались в прах.

— Все наза-а-ад! — выкрикнул Гарри чужим, грубым голосом. Роззи, стоявшая рядом, зажала уши и разрыдалась. — В тренировочный зал! Быстро!

Гарри потянул Эдварда к окну и туда же поспешил Ремус, пока Тодеус и Гестия разворачивали детей вниз, в подвальное помещение. Про себя оборотень отметил, что Тедди выполнил указание одиннадцатилетнего мальчишки быстро и беспрекословно, как идеальный солдат.

Картина за окном была удручающей — около десятка маглов, если судить по одежде, проникли во двор и спускались со стороны липы. Их вел не кто иной, как юный Ганс. Обычно приветливый и улыбчивый, теперь он выглядел так, словно шел вершить правосудие. Худое, бледное лицо побелело почти до меловой белизны, но вытянутая вперед рука с палочкой придавала ему вид человека, который не собирается отступать, чего бы это ни стоило.

Палочка Эдварда несколько раз коснулась ручки входной двери — раз, другой, третий. Искры, едва заметные, вспыхивали при каждом прикосновении, отскакивая от металла.

— Что такое? — резко спросил Люпин.

Эйвери закусил губу, явно не понимая, что происходит.

— На каждом входе защита… но…

— Их ведет Ганс, — пробормотал Гарри, не отрывая взгляда от окна. — И он не просто украшение банкета...

— Малец, а ты чего здесь делаешь? Иди к своим! — возмутился Эйвери.

Гарри только скривился, словно хотел сплюнуть под ноги.

Внезапно со стороны лестницы раздался звонкий злой голос:

— Да отпусти меня, дура!

Все обернулись на крик и увидели Гестию, пытавшуюся удержать Серафима, что было почти невозможно.

— Он вырвался и побежал наверх! — пожаловалась женщина и тут же была откинута мальчишкой на пару метров вверх. Упав на ступеньки спиной — она застонала.

— Ты что вытворяешь?! — к нему двинулся Люпин, готовый надрать задницу наглецу и без магии.

Тем временем Серафим попытался спуститься, но развернулся не к тренировочному залу, а в сторону кухни, под лестницу. В этот момент оборотень и схватил его за руку, рыча от злости.

— Гарри, их нигде нет! — мальчишка подпрыгнул, чтобы Лестрейндж его точно увидел, и запустил свободную руку в локоны, чуть не плача. — Нигде! Только мы! Понимаешь?!

В этот момент Ремус сообразил, что стоит прислушаться и обернулся посмотреть на Гарри. Никогда в жизни он не видел такой приятной картины — правая рука Волдеморта была в ужасе, и чуть не тряслась в странном припадке.

В следующее мгновение Гарри сорвался с места быстрее молнии, и вид его был куда более устрашающим, чем у Ганса. Захотелось отпрыгнуть, ощутив странный холод, когда он пробежал мимо, но Ремус сдержался. Он последовал за ним под лестницу, где мальчишка открыл ход. Стало понятно, что за искра не давала Эдварду покоя — неучтенный проход. Видимо, Ганс приложил руку к тому, чтобы тот нигде не значился, но кого там хочет найти Гарри? Кого, черт побери, нигде нет?!

За ними двумя хотел просочиться и Серафим, да и Эдвард бы точно не отказался, но успел только Люпин. После чего мальчишка резко махнул рукой, не оглядываясь, и дверь за его спиной захлопнулась с грохотом. Несложно было догадаться, что презирающий известные заклятия Гарри запер её так, что открывать скорее позовут Темного Лорда, чем справятся сами.

— Люпин? — он его заметил. — Что ты как хвост за мной всю жизнь таскаешься? Уйди!

— Ну уж нет, не дождешься… — пробормотал оборотень, пытаясь догнать мальчишку, и тот махнул на него рукой.

— Салазар с тобой, надоел…

Ворвавшись в темную комнату, освещенную всего парой свечей, первое, что заметил оборотень, — хлам и тесноту. Но спустя мгновение, проследив за направлением взгляда Гарри, он увидел главное. В центре комнаты находилось импровизированное лобное место, где роль стола и стульев выполняли ящики и сундук.

Каким-то чудом здесь уместилась большая часть тех, кто проник на территорию. Они ухмылялись, держа палочки у висков трех детей — Мериды, Кеннета и Кассиопеи.

Дочь Гарри отчаянно пыталась вырвать локоть из хватки Ганса. Она не дрожала от страха, как остальные двое, а выглядела свирепой, реагируя на стресс агрессией. Но Ганс держал ее крепко — и был единственным, кто не ухмылялся. А значит, как считал Люпин, самым опасным.

— Несколько лет планировал, как провернуть все это, — глухо произнес Ганс. — С июня толком не спал, боялся, что кладовку найдут. А меня встречает ребенок и старик? Шутите? Где уважение?

— Там закрыто, — спокойно сказал Гарри, кивнув в сторону выхода. — Оттуда больше никто не зайдет.

Все переглянулись, а единственная среди них женщина лет тридцати, с короткой стрижкой, с беспокойством спросила:

— Ты говорил, мы здесь не застрянем?

Недовольно цокнув языком, Ганс дал понять, что не хочет ничего слышать и женщина виновато потупила взор.

— Ладно, подойдете и вы, — нехотя признал он. — Нам нужны переговоры с милордом, моим великим и ужасным начальником.

— И что вы хотите... ему предложить? — осторожно спросил Люпин.

Он поежился только от мысли о прибытии Волдеморта сюда и явно в дурном настроении. Пострадать могли как свои, так и чужие. Маска добродушия на нем и так трещала по швам, и совсем ему не подходила. Подвергать детей опасности еще и его магией оборотень совсем не хотел.

— Предложить? — переспросил какой-то невысокий пухлый мужчина в очках. — Мы хотим предложить ему оставить вас всех в покое, если он прекратит убивать магию в детях. Мы часто не успеваем понять, что она в них вообще есть — как ваши ученые чучела её уже связывают!

Гарри почему-то улыбался, и сердце Люпина не могло определиться — кого ему бояться сильнее.

— Ты чего лыбишься, вырожденец? — буркнул Ганс, которому эта улыбка тоже не понравилась. — Думаешь, мамочка защитит?

— Какой смысл предлагать что-то милорду, не продемонстрировав силы? — спокойно спросил Гарри.

— А с чего ты, сопляк, взял, что мы этого не сделаем?

Гарри медленно кивнул, не сводя глаз с дочери, и Люпин в который раз понял: в этой мертвой душе всегда теплилась жизнь — просто не всегда её можно было увидеть.

Сама Мерида больше не вырывалась — поняла, что опасность слишком велика. Она тоже смотрела на Гарри.

— Мы их заберем и отдадим, когда условия будут выполнены! — заявила женщина, делая шаг вперед.

Какой-то тощий, почти беззубый мужчина протянул руку и погладил девочку по волосам грязными пальцами.

— Эту отдавать не будем. Она же красивее цветов…

Услышав рык, Ремус не сразу понял источник звука, и только через пару секунд догадался, что он исходит от Гарри. Конечно, люди в ярости издают разные звуки, но этот… этот точно имел иную природу. Он исходил от той силы, что с рождения жила внутри Гарольда Снейпа. Люпин незаметно сделал маленький шаг в сторону, желая еще немного пожить.

Детская внешность смазливого мальчишки, которому на вид было не больше двенадцати, обманывала лишь тех, кто не знал истинного положения дел, а Ремус знал хорошо.

— Кеннет, друг, посчитай тут всех…

От такой странной просьбы к ребенку опешили все. Маглы уставились на Ганса, словно ожидая объяснений, но тот лишь злился.

— Валите отсюда и передайте наше послание! — рявкнул он. — Иначе они умрут. А это ведь потомство Гарри его превосходительства Снейпа?

Он буквально выплюнул это имя, но было видно, что занервничал.

— Думаю, милорд оценит великодушие нашего предложения, — добавил Ганс, явно пытаясь скрыть неуверенность.

— Ну? Чего стоите? — спросила женщина и пальцем указала на выход. — Вперед!

— Вы хотите убить их сразу, чтобы у милорда не осталось сомнений, — очень тихо сказал Гарри. — Кто-то очень глупый надоумил тебя, Ганс…

— Ничего подобного! — произнесла женщина уверенно. — Правда, Ганс? Скажи им!

Несколько человек хихикнуло, а Ганс посмотрел на неё и быстро отвел взгляд.

— Конечно! — ответил он, ухмыльнувшись.

Ответ предназначался глупому ребенку и старику, а сама женщина всё поняла, побледнела и встала на место.

Неожиданно Кеннет ожил — перестал дрожать, словно полученное задание сделало его немного сильнее.

— Их восемь, нас пятеро…

Гарри зажмурился и начал загибать пальцы.

— Восемь, семь, шесть, пять…

Ремус нащупал палочку, просто положив на неё руку. Маглы наставили оружие не только на маленьких пленников, но и на них. Он поклялся себе защищать детей до последнего, даже если это будет стоить ему жизни. А к жизни за последние месяцы он успел если не привыкнуть, то хотя бы перестал её ненавидеть.

Пришлые начали смеяться — не смеялись только дети и Ремус, кому разум никогда не позволял даже попытаться пошутить в сторону Гарри.

Когда Гарри досчитал до одного и замолк, помещение наполнилось глухими хлопками. Маглы разлетелись в пыль, она же прах, и оборотень услышал и увидел, как на пол с глухим стуком падают челюсти. Всё остальное — растворилось и кануло в вечность.

Дети скулили от потрясения, но Мерида смотрела в глаза Гарри молча, не моргая и даже не предпринимая попыток отмахнуться от витавшего в воздухе праха. Люпин старался не представлять — что она сейчас думает о душе отца и своем роде, гордостью которого она, по мнению Малфоя, обязательно станет.

Впрочем, шум отвлек его от всяких посторонних мыслей — два магла выжили, и скрылись в темном углу. Когда прах осел, им просто негде было прятаться и нечем было защищаться — палочек в их руках уже не было. Они метнулись к выходу и скрылись в лучах заходящего солнца. Буквально через пару секунд в проем просунулась голова Долохова.

— Все живы?

— Да, — спокойно ответил Гарри. — Сбежало двое.

— Принял, — сказал он и крикнул кому-то в сторону. — Отсюда ушло двое!

Кассиопея вдруг разрыдалась, выпуская наружу пережитый ужас, а Кеннет повалился на ящик и начал качать головой, словно не верил в произошедшее. Мерида же заставила оборотня самого прислушаться к биению своего уставшего сердца.

Она бросилась к Гарри и крепко его обняла, а тот — не оттолкнул или дежурно похлопал по спине, а крепко обнял в ответ, зажмурившись и нежно проведя рукой по волосам. Ремус не понимал, что чувствует, глядя на эту невероятную сцену, явно не запланированную судьбой. Одно было точно — маленькую темную ведьму не испугала магия тлена, о которой он сам только легенды слышал. Она её — восхитила.

Дети, словно сговорившись, решили, что и им нужно поблагодарить Гарри таким же образом. Вскоре все трое обнимали его, а тот… терпел. Скорее всего, ни Кассиопея, ни Кеннет до конца не осознавали, что произошло, но точно знали, кому обязаны жизнью.

Когда Люпин шагнул на свет и, жмурясь, начал привыкать к его яркости, его слух пронзил крик старшего Долохова:

— Серафим, не делай этого!

Гарри выскочил из кладовой с той же скоростью, с какой в неё влетел, едва не сбив с ног Люпина. По укоренившейся привычке оборотень побежал за ним, уже скрывшимся за углом дома. Открывшаяся картина вызвала у него спазм в желудке — его замутило, и он оперся о стену, готовый отдать клумбе завтрак, обед и даже чужой прах, скрипевший на зубах.

Весь в крови и с улыбкой на губах возле трупа беглеца — полного мужчины в очках — стоял Серафим. Кровь была у него на лице, на одежде и стекала каплями с рук. Светлые волосы — и те слиплись от крови. Он поймал одного из тех, кто угрожал его друзьям, и был очень доволен. Старший Долохов просто стоял в паре метров, обхватив лицо руками, и смотрел на отпрыска, не зная что ему говорить.

— Сектусемпра? — спросил подбежавший Гарри.

Пожиратель только кивнул, продолжая смотреть на ребенка.

— Твою же… Ну как так… — Гарри зло пнул камень, и тот с глухим стуком ударился о забор. — Серафим, это паршивое, устаревшее заклинание. От крови потом не отмыться. Кто тебя надоумил, а?

Заметно было, что Гарри наплевать на старомодность заклинания, и он переживает о самом Серафиме, но такой вопрос отвлек мальчишку от созерцания трупа.

— Гарри? — удивлённо спросил тот, словно только сейчас заметил его присутствие. — Я просто хотел узнать, какое заклинание хорошо режет. Мистер Эйвери подсказал.

Гарри простонал и отвернулся, бросив многозначительный взгляд на Долохова.

В этот момент ребенок очнулся окончательно, но не испугался крови, а испугался за мистера Эйвери.

— А что — ему нельзя было говорить? У него что, неприятности теперь будут?! — спросил он дрогнувшим голосом.

В какой-то мере это было даже трогательно — мальчишке нравился страшный Страж, никогда от него не отмахивающийся, если тот подходил что-то спросить. Собственно, из взрослых тот больше ни с кем и не общался, стараясь избегать всех.

— Нет, за это ничего не будет… — пробормотал Антон. — Подсказал и подсказал. Это всё та же боевая магия, просто не слишком удачная.

— Зато острая, — парировал Серафим и нахмурился. — А ты чего на меня пялишься? Иди себе мимо — куда ты там шёл?

Он и не подумал что-то мямлить или обращаться уважительно — мужчина перед ним был даже меньше, чем чужаком. Те могли быть хотя бы знакомыми или приятелями. А для этого — он мусор, недостойный минуты внимания. Дети такого нежного возраста легко могут прощать и поддаваться эмоциям, желая хотя бы узнать незнакомых родителей, но это всё — не о Серафиме. Оборотень давно почувствовал, что тот создан из металла особой прочности и имеет весьма необычную психику, а сейчас в этом лишь убедился.

— Профессор, да заберите вы его уже… — устало бросил Гарри, махнув рукой.

Люпин спохватился, взял ребёнка за плечо и повёл прочь.

— Окна! — крикнул Гарри ему вслед.

Люпин закрыл окна в доме, и услышал гул возмущения прильнувших к стеклам, когда их догнал старший Долохов.

— Серафим — нам надо поговорить, — сказал он серьезно, без тени улыбки. — Это важно.

Мальчишка остановился и прошипел:

— Даже если ты когда-нибудь захочешь предупредить меня о конце света — лучше я о нем не узнаю, чем узнаю о нем от тебя…

— Да что я тебе плохого сделал-то?! — возмутился Пожиратель и даже руки развел.

— Ничего, — серьезно ответил мальчишка, дежурно улыбнувшись. — Абсолютно.

Оборотень постарался не слишком округлять глаза, но справился плохо. Он и представить себе не мог, что зашуганный мальчишка способен выражать такие длинные, осмысленные мысли. В нем явно говорил не только глубоко спрятанный интеллект, но и поддерживала разум сильная магия.

Мечта Антонина сбылась — даже имея живого сына, его у него нет и не будет.

Пожиратель сразу это понял, но не особо расстроился — лишь раздраженно вздохнул.

— Удачи тебе в жизни, — сказал он все же, будто прощаясь. — Мы, оказывается, похожи… она тебе пригодится.

Детей закрыли на их этаже — теперь можно было навести порядок и залатать бреши в охранных заклятиях. Этим занимались двое Стражей в черном и Гиббон, а Эйвери, сидя на диване в гостиной, смотрел в окно на последние блеклые лучи солнца. Крепкий и мужественный, он вдруг улыбнулся Люпину — счастливой, почти детской улыбкой.

Оборотень машинально улыбнулся в ответ, удивившись такому неуместному проявлению. Ведь нападавшие убили двух Стражей и пленили еще троих — благодаря Гансу. Поэтому Люпин даже не захотел оборачиваться и поспешил на второй этаж, надеясь присесть в свое удобное кресло и передохнуть хотя бы пару минут.

Путь к кабинету лежал мимо учительской, где собрались Пожиратели и оживленно переговаривались. Они отодвинули столы к стене, освободив пространство в центре комнаты, и оборотень с замиранием сердца заметил на полу кровь. Увидев, кому она принадлежит, он передернул плечами от ужаса.

Джиневра, прислонившись к стене, что-то весело обсуждала с Руквудом. Тот жестикулировал, показывая, как ловко кто-то орудовал палочкой, повторяя его движения. Нога Джинни в узких брюках стояла не на полу, а на трупе. Каждый раз, когда Руквуд особенно удачно шутил, она, заливаясь смехом, сильнее давила на тело, и кровь стекала быстрее.

Они шутили и смеялись, подталкивали друг друга, призывая присоединиться к веселью. На подоконнике сидел молчаливый Гарри, болтая ногами. Рядом, держась за его руку, устроилась Белла — и точно так же болтала ногами, словно форменная сумасшедшая.

— Да ладно тебе, — зычным басом почти кричал Сивый, перекрикивая шум. — Шесть из восьми — это ого-го!

— Да, Гарри, — крикнула в их сторону в очередной раз отсмеявшаяся Джинни. — В башне было не больше, помнишь?

— Больше, — грустно ответил мальчишка. — Ты просто забыла.

Джинни ласково улыбнулась его печали, а тем временем к нему подошел Барти, утешающе хлопнув по плечу.

— А когда мы тебя официально представлять будем? — спросил он и все притихли. — Я в замке бар год пополняю. Пора бы уже приступить!

— Гарри одиннадцать, Барти, — усмехнулся Мальсибер. — Ему нельзя алкоголь.

— Вот именно, — ухмыльнулся Барти. — А то знаю я его — как подрастет, мне ничего не достанется!

Комната взорвалась смехом и со своего места сошел Торфинн, а Люпин увидел на полу второй труп. Они запытали их до смерти и, судя по царившему настроению, узнали всё, что хотели.

Они были очень близки, похожи на пчелиный рой, и жили, словно один организм. Это были те самые Пожиратели Смерти — близкий круг, встреча с которым на улице когда-то означала верную гибель. Милорд открыл для них лабиринты зла и темной магии, разрушил их истинные личности, но взамен щедро одарил силой, властью и заботливо вложил в каждого частицу своей черной души.

Сейчас они искусно маскировались под заботливых родителей, чиновников и уважаемых членов нового общества. Увидеть то, что видел Люпин — дано было не каждому.

Разумеется, привыкнув к таким соратникам, Волдеморт не был готов заменить их дешевой подделкой. Он из кожи вон лез, чтобы состряпать детям в этом доме судьбу, которая сама приведет их к точке, где их верность его идеалам станет — чистейшей. Заставлять их принимать его сторону и терять в качестве маг точно не собирался. Насильственной верности он не признавал — она не имела для него ценности. Эта мысль немного успокаивала Люпина, и убаюкивала его кричащую от ужаса совесть.

— Ремус, ты… чего здесь? — спросил бесшумно подошедший Гиббон.

Это была вежливая просьба удалиться. Формально улыбнувшись, они разошлись в разные стороны. Пожиратель зашел в комнату и пальцем толкнул дверь, чтобы та захлопнулась перед носом Люпина без стука, а оборотень сделал пару шагов в сторону своего кабинета.

В тот момент, когда дверь почти закрылась, свет высветил в дальнем углу двоих — Долохова и Тодеуса. Они шутили не хуже остальных, просто смеялись тише, но явно не об искусстве боя, отчётах и бумагах, а о чём-то своём, более личном.

Дамблдор не предупредил его — что нет добра и зла, а есть только разная сила, привлекающая разных людей.

Тодеуса привлекла темная сила, и в этом выборе не было никакой ошибки. Новый правитель Англии пальцем не пошевелил, чтобы куда-то его затянуть. При всём желании оборотень даже придумать претензии к Волдеморту не мог касательно сына. Собственно, поэтому отец был уверен, что тот первым из грядущей новой волны получит вожделенную метку. Парень платит и будет платить за свой выбор, но добровольно, и Люпин понимал, что уже ничего не изменит.

Рожденный Пожирателем Смерти?

Когда-то он бы плюнул в лицо тому, кто осмелился предположить, что в жизни такое бывает — долгие годы они верили, что добро есть в каждом и оно победит, что мир магии станет свободным не только лишь в лозунге, а стены Хогвартса снова увидят маглорожденных детей.

Похоже, пора признать — сегодня эта надежда угасла.

* * *

Вторая попытка прочитать отчет — провалилась не хуже, чем первая.

Том взял листок с собой и прошел через кабинет в спальню, где стянул пиджак, оставшись в водолазке, и сел за свой старый письменный стол из темного дерева, массивный и грубоватый, с потертой поверхностью и глубокими царапинами от перьев и ножей. Края стерлись от времени, а на выдвижных ящиках виднелись следы засохших зелий и чернил — безмолвные свидетели ночей, когда за ним рождались удивительные заклинания. Но, пусть и неказистый, из далекого прошлого, зато возле него было легче сосредоточиться — не отвлекало множество прожитых лет.

Каминная сеть один… от липы пришло десять… захватили заложников… соприкоснулись два коридора… магия тлена… шесть из восьми… преимущественно убиты взрослыми…

Моргана тебя побери, Амадей — преимущественно убиты, превалирующие силы… о чем ты вообще? Это для него или в архив Министерства?!

Пятый похожий отчет за день взбесил Темного Лорда, но он собрался и дочитал до конца, лишь недовольно морщась на заковыристых фразочках, достойных истинных книжных червей.

После чего открыл ящик стола и достал телефон, решив убедиться еще раз, что Даддли прислал сообщение обо «афтершоках», оставшихся после Оскара, три дня назад. Мало того, что пришлось полминуты вспоминать, что это значит на магловском, так еще и делать это с непозволительным опозданием. Но таскать с собой эту бесполезную штуку — он до сих пор не привык — ведь его жизнь не ограничивалась ни грязнокровками, ни тем более Орденом.

В предпоследнем утреннем сообщении Дурсль сообщал, что они возвращаются домой, и пришло время вновь распечатать комнату. А если ему несложно, то просил взять с собой племянницу — они все очень соскучились. В последнем, доставленном час назад, он просто спросил, всё ли у них хорошо, имея ввиду запланированный набег членов Ордена.

Если кто-то и был не виноват в этом всём, то это точно кузен Гарри, а потому Том сцепил зубы, но напечатал:

Да, всё хорошо. Буду с Меридой в субботу.

Правда после этого швырнул телефоном об стену и пообещал себе до вечера придумать новый, надежный и магический способ связи.

Откинувшись на стуле и запустив пальцы в шевелюру, он попытался унять раздражение. Хотелось кричать от ощущения, что он в собственноручно созданной ловушке огромных размеров, но всё равно это ловушка. Первая магическая война была трудна и кровава, но имела глубокий смысл, пусть и была проиграна. Вторая выиграна по всем пунктам, но разросшаяся власть надежно заперла его в странных рамках, кем-то придуманных.

Шесть из восьми, значит? Хорошо, что не восемь из восьми, а то пришлось бы воскрешать заново!

Мысли перескочили к парню с зелёными глазами — зеркальному отражению его самого в первой войне. Гарри действовал с той же решимостью, как и Том когда-то, и сердца миллионов дрожали при одном упоминании его имени. А что он говорил ему вместо слов благодарности? Подожди, притормози, не пугай дипломатов?

Неудивительно, что Гарри начал уставать от своей силы, вынужденный её усмирять, будто был в чём-то виновен. Мысль о том, что он заигрался в правителя и обидел друга, не дав ему свободы, не давала Тому покоя и грызла изнутри со дня его смерти.

Теперь он мечтал не о признании послов и дипломатов, а о том, чтобы выйти с ним на площадь, вдвоём, и дать ему выплеснуть всю ту магию, что переполняла его и требовала выхода. А потом… что ж, потом они могли бы попробовать защитить этот мир.

Мир, где исполненные мечты могут стать причиной падения.

Правда, чтобы победить и защитить, сил одних магов будет мало. Следующая на очереди — армия древних вампиров, приманки. Оживить её надо с помощью их прародителя, покоящегося на дне океана. Как раз там, где находится магловский исследовательский институт и проходят очень важные кабели.

Развести глубины руками, то есть магией, разумеется, можно, но стоит ли? Может, незаметнее будет наделить силой какой-нибудь батискаф? Интересно, а не откажется ли Долохов побыть инженером в несколько другой магловской сфере?

Рассмешив сам себя необычными мыслями, которые ещё лет двадцать назад назвал бы абсолютными бреднями, он горько усмехнулся. Тогда, удовлетворённый победой, Том ждал бесконечного праздника и наслаждения властью в идеальном мире чистой крови. А стал кукловодом, запутавшимся в своей паутине, которого душит его же театр.

Когда ему только исполнилось двадцать пять лет, и он ещё мог наслаждаться вкусом вина, то поразил всех живущих на земле магов, создав проклятую «Живую землю» в центре Европы. Она забирала силы всех, кто на ней оказывался, и даже была связана с его душой воедино. В её ненасытное чрево врастали целые армии, прорастая васильковыми полями к весне. Дамблдор боялся даже упоминаний этого кусочка суши и уничтожил в библиотеке все фолианты, где о нём могло быть хоть что-то написано.

Три года спустя Том создал «Зеркало душ» — уникальный артефакт, воссозданный по фрагментам знаний из Александрийской библиотеки. В поисках этих знаний он оставил за собой не только кровавый след, но и толпы восхищённых последователей. Лабиринт зеркал раскрывал перед магами их самые тёмные стороны, вытягивая из них магическую силу. Целью было подчинить себе с помощью зазеркалья время, но шайка Джеймса Поттера случайно его повредила, даже не осознав, что именно разбилось в том подземелье.

Созданное им на основе древних ритуалов пламя, незаметно сжигающее душу человека, пока он ещё жив и живёт обычной жизнью, было названо магами той, ушедшей эпохи — «Пламенем Вечной Ночи». Когда жертва умирает, душа запечатывается в пламени и наделяет его разрушающей силой, способной стирать с лица земли города. Это заклинание настолько опасно, что сам Том использовал его лишь однажды. Повторил во второй — только Гарри, чья одержимость сильной магией оказалась не меньше.

За ним шли и называли его ужасным и великим не потому, что он мог зайти в зал, заставить трепетать глупые девичьи сердца, а затем убить в нём всех, не пропустив ни одного брошенного в свою сторону заклинания. Он действительно был — великим.

Незадолго до смерти друг спросил его: «Для чего всё это? Разве цель — просто занять Министерство и размножить его филиалы? Ведь можно владеть миром без печатей и отчётов, а просто — владеть».

Том тогда не нашёл ответа, но если Гарри задаст этот вопрос снова, он постарается не разочаровать. А пока…

Он поднёс отчёт к лицу, на этот раз пробежав глазами по листу гораздо внимательнее. Наконец, маг осознал, какой опасности подверглась совсем не безразличная ему Мерида, чем именно рисковал Гарри, а также насколько беспощадным оказался маленький и лучезарный Серафим.

Жизнь бурлила, и Том решил, что не время предаваться воспоминаниям — нужно творить историю. Правда, перед этим ему захотелось рухнуть на мягкую кровать, уже покрывшуюся пылью, но он лишь устало выдохнул и остановился на полпути к ней.

Инферналы скоро начнут выползать на берег, чтобы проветриться — настолько плотно он набил ими озеро за прошедшие годы. По этой причине сегодня его ждало очередное из тысяч совершённых им путешествий, посвящённое трём вещам, ради которых он жил, умирал и возрождался снова — безграничной силе, запретной магии и опьяняющей власти над судьбами…