Упала, очнулась - султанша! (джен)

Под мерное потрескивание свечей постукивали по золотым тарелкам золотые ложки. Впервые за много лет главная ветвь правящей династии собралась вместе. Во главе стола сидел, разумеется, султан. Я плохо его помнила, однако человек передо мной был уже преклонных лет, с наполовину поседевшими волосами, морщинами на лице и руках. Он ел быстро, но аккуратно, не торопясь и иногда окидывая холодным взглядом сидящих за столом. Гюльбахар-султан осталась в Стамбуле, поэтому, к сожалению, у меня не было возможности пообщаться с ней и задать интересующие вопросы. Другие наложницы были там же, в гареме падишаха.

Шехзаде привезли с собой только детей и тех женщин, кто родил сыновей, поэтому с отцом приехала лишь моя мать. По разные стороны от султана сидели два любимых его сына — Коркут, что несколько лет назад переместился в Анталью, и Ахмед, продолжавший править в Амасье. Сразу после первого сидел Селим, а напротив расположился Шахиншах, прибывший из Коньи. Далее шли внуки и внучки султана, а только потом их матери. Баязид как бы демонстрировал им — можешь нарожать хоть десяток наследников, частью династии тебе не стать. Ты инкубатор для правящей семьи, сегодня есть, завтра нет. Не отсюда ли растут ноги тех слов Айше к Хюррем?

Я осторожно покосилась на брата. Он сидел на одно место ближе к султану, аккуратно разрезая перепёлку. Высокий, у нас с ним разница в росте примерно на голову, шехзаде почти полностью загораживал обзор на дедушку, следовательно, он меня тоже не видел. Я позволила себе немного расслабиться — не так прямо держать спину, это всё-таки утомительно, и занялась едва ли не самым приоритетным на данный момент занятием. Нужно рассмотреть кузенов.

Вот сидят смуглые, тёмноволосые и кареглазые дети дяди Ахмеда — взрослый, двадцатилетний Алаэддин Али, восемнадцатилетний Касым, семнадцатилетние Осман и Сулейман, рождённые, впрочем, от разных наложниц. Тёзка брата равнодушно пережёвывал мясо, не обращая ни на что внимание. Видно было, что его мысли далеко отсюда. Первые же трое иногда перешёптывались, оглядывая стол, но в основном смирно ели, сосредоточившись на тарелках.

А вот пятнадцатилетний Мурад ведёт себя иначе. Спокойно, без тени страха или неудобства он рассматривает каждого сидящего, включая даже падишаха. Глаза, и без того тёмные, в полумраке покоев кажутся совсем чёрными, а отблески огня в свечах придают им особенный шарм. Словно почувствовав мой взгляд, он повернул голову и усмехнулся. Я с трудом удержалась, чтобы не опустить взор, но пересилила себя и упрямо смотрела ему точно в зрачки. Шехзаде дёрнул уголком губ и вернулся к трапезе, что, впрочем, правильно, потому что так пялиться неприлично.

Рядом с ним сидят восьмилетние близнецы — Муса и Эмир, занятые исключительно толканием друг друга незаметно от взрослых. Возле мальчишек изящно поглощает пищу единственная дочь Ахмеда, Исма-султан. Ей тринадцать, как и мне. Надменный взгляд, которым кузина окидывает большинство присутствующих, указывает, что девочка любима семьёй и находится на особом положении, как младшая и единственная дочь.

Семилетний первенец дяди Шахиншаха, Алаэддин, имеет более светлую кожу, какой-то узковатый разрез глаз и чёрные, словно смоль, волосы. Хотя шестилетки Махмуд и Мехмед, единокровные братья Алаэддина, ну просто копии отца, почти близнецы. Самый младший сын дяди, восьмимесячный Мустафа, аккуратно ел кашу из рук кормилицы. Ей позволили сесть за стол рядом с шехзаде, чтобы ни одна султанша не получила хотя бы надежду на преимущество — сидеть ближе к падишаху, чем соперницы. Ничего интересного данные дети из себя не представляют, единственный вопрос, почему они родились так поздно, но для моих целей это вторично.

Потомство дяди Коркута загораживал брат, поэтому максимум, что я могла себе позволить — бросать мимолётные взгляды, и то не часто. Оно, впрочем, было очень невелико — четырнадцатилетняя Ферахшад-султан и десятилетний шехзаде Селим. Оба чинно ели, не обращая внимания на происходящее, но, в отличие от кузена Сулеймана, видно, что это требование отца, а не природное отсутствие любопытства. Однако для меня тут никакой пользы нет. Самым интересным вариантом на данный момент является Мурад. Шехзаде умён, смел, но не в ущерб себе, старше, но ненамного, да и красивый, что уж скрывать. Он мне понравился. Следующим в рейтинге потенциальных мужей идёт тёзка брата — таким легко управлять, и измен не будет. Хотя там может быть очень властная свекровь, поэтому оставим как запасной на крайняк. Лучше старого пердуна, но хуже того же Мурада.

Ложка падишаха стукнула о стол, и мы моментально перестали есть. Таковы правила, ничего не поделаешь. Султан поднялся из-за стола, что тут же проделали и остальные. Дед обвёл взглядом склонившихся людей и вышел, бросив перед дверьми:

— Приятного вечера.

Мне показалось, что он испытывал удовлетворение охотника, скинувшего в одну яму с десяток ядовитых змей и наблюдающего за развитием событий — кто же останется в живых?

* * *

— Повелитель, — поклонился евнух. — К вам шехзаде Коркут.

— Проси.

Вошедший опустил голову, выражая почтение, но, подняв её, наткнулся лишь на холодный взгляд карих глаз. Сглотнув, он собрался с мыслями и начал говорить:

— Государь, вот уже более шести лет я управляю санджаком, что вы даровали мне. Анталия процветает, её жители всем довольны. За прошедший год не было ни одной эпидемии, ни одного серьёзного происшествия. Наместник, что помогает в управлении, добросовестно выполняет свои обязанности, поэтому почти не требуется моего присутствия. Однако все эти годы мой прошлый санджак, Маниса, пустует. Так как вы не сочли нужным отправить кого-либо туда, я осмелюсь попросить вас о милости — позволите ли вы мне вернуться в Сарухан?

Смерив долгим взглядом мужчину, султан произнёс одно маленькое, короткое слово, содрогнувшее мир шехзаде:

— Нет.

— Как вам угодно, — с трудом сдерживаясь, выдавил Коркут. — Могу я узнать причину?

— Я так решил.

— Слушаюсь, повелитель. Если позволите, я покину вас.

Падишах лениво махнул рукой и перестал обращать внимание на сына, погрузившись в одному ему ведомые размышления над книгой.

Шехзаде же покинул покои отца в полном раздрае, не зная, что и думать. Вернее, догадываясь. В голове почему-то крутилось только одно слово: Ахмед.

* * *

Мы с братом направлялись к его покоям, тихо переговариваясь о прошедшем ужине, как вдруг меня кто-то окликнул:

— Хатидже!

— Мурад? — опешила я.

— Хочу поговорить. Наедине.

— Она никуда не пойдёт, — отрезал Сулейман, нахмурившись.

— О? А я думал, она способна решить самостоятельно.

— Способна, — кивнула я, еле справившись с нахлынувшими смущением и удивлением. Парень довольно приосанился, ожидая согласия. — И решаю остаться с братом. Если хочешь что-то сказать, напиши.

— Это компромат, — сердито процедил Мурад, сверкнув глазами.

— То есть девушке соглашаться на тайные встречи с почти незнакомым парнем — нормально, а письмо передать — компромат?

— Мы родственники.

— У нас только дед общий. Теоретически, с разрешения шейх-уль-ислама, мы могли бы заключить никах. Следовательно, соблюдать нормы приличия следует соответствующие.

— Так во-о-о-т в чём дело, — протянул мальчишка. — Неужели не смогла устоять перед моей мужской красотой и влюбилась, кузина? — хохотнул он. — Думаю, твои пылкие взгляды заметил даже султан.

— Не неси бред, — жёстко оборвал его Сулейман, сжав кулаки. — Оставь при себе свои фантазии.

— Как мило, братик защищает сестричку, — состроил умильное личико Мурад. — Что ж, не буду мешать семейной идиллии. Смотри не пожалей потом, что отказалась, дорогая невеста.

Проводив взглядом удаляющегося надоедливого подростка, мы проделали оставшийся путь до покоев в молчании. Зайдя, чтобы осмотреться, Сулейман вдруг цепко схватил меня за руку, не давая вырваться, и требовательно уставился прямо в глаза.

— Скажи, это правда? Он тебе действительно понравился?

— Да, — не стала увиливать я, слегка ошарашенная его напором. — Но сейчас вижу, что ошиблась с выбором.

— И про брак ты тоже думала, не так ли? — повысив голос, спросил брат.

— Верно. Соединение с членом династии придало бы моим детям и мне больший вес. А что тебе не нравится, я не понимаю?

— Всё! — выкрикнул он, но потом, спохватившись, продолжил уже тише. — Тебе тринадцать, не слишком ли рано думать о подобных вопросах?

Я тяжело вздохнула. Кажется, настало время раскрыть юному шехзаде глаза на то, что он где-то в глубине души хорошо понимал, но упорно не желал видеть, изо всех сил стараясь уберечь розовый замок своей мечты от разрушения.

— Слушай внимательно то, что я тебе сейчас скажу, брат. Я — девочка, и для династии абсолютно не важна. Моя ценность в продолжении рода Османов ниже стоимости любой рабыни, что находится в гареме. Я — расходный материал, который пристроят за выгодного пашу после первой крови, а у меня она должна начаться уже скоро. И придётся спать со стариком, рожать ему детей. Когда он умрёт — всё по новой, но уже с другим пердуном. И так — до самой смерти. Я не хочу подобной жизни, поэтому пытаюсь хоть как-то выкрутиться, хотя сам понимаешь, выбора мало.

Лёгкие уже набирали воздух, чтобы продолжить тираду, но крепкие объятия нарушили мои планы. Сжав руки до боли, Сулейман глухо произнёс:

— Пока я жив, тебе не придётся так поступать.

— Не обещай то, чего выполнить не можешь, — прогундосила ему в плечо я. — Если это потребуется для твоего выживания и благополучия, хоть за чёрта пойду. Лучше скажи, могу я рассчитывать на твою помощь?

— Какую угодно, — твёрдо заявил шехзаде, наконец отстранившись.

* * *

Несколько дней спустя.

— Тебя зовут Шах Хубан.

Валиде устало откинулась на подушки. Роды были тяжёлыми, насколько мне удалось узнать у повитух. К сожалению, Мёге и Лале остались в Трабзоне, поэтому послать их не представлялось возможным и приходилось добывать информацию самой. Имя сестре дал султан, отец просто стоял рядом с нейтральным выражением лица. Сулейман глядел на новорожденную с сочувствием, а я мысленно вспоминала изрядно выветрившиеся даты. Итак, Баязиду осталось править и жить около трёх лет, большая часть которых будет наполнена смутами и интригами. Потом падишахом должен будет стать мой отец, который удержится на троне около восьми лет, а потом брат. Одиннадцать лет до победы...

При этом первое замужество состоялось в тысяча пятьсот восемнадцатом, вроде, году. Девять лет осталось, но это для сериальной Хатидже. А что насчёт меня? Может, всеми силами упираться, хоть в петлю лезть, давить на то, что папаня уже стал султаном, поэтому увеличивать своё влияние бесполезно, ведь он властелин мира? Но тут есть опасность, что он пойдёт на принцип — я падишах, а ты всего лишь девка, обязана подчиниться.

— Госпоже нужно отдохнуть, — проговорила склонившаяся после ухода султана акушерка. Намёк понят, сваливаем. Что интересно, Валиде даже не взяла на руки младенца, хотя меня сразу обняла. Четвёртая дочь, маман можно понять. Я была первой девочкой, а это часто особенное положение.

Идя мимо гарема, я заметила какое-то шебуршание и остановилась. Сулейман же, обернувшись и встретив глазами кивок, продолжил движение, потому что, во-первых, не шибко интересовался перешёптываниями девок как парень, а во-вторых, это было не совсем законно — шехзаде в чужом гареме. Формально брат ещё имел в него доступ как ребёнок, но, думаю, совсем скоро его отправят в санджак и детство закончится.

— Девушки! — окликнула я их. Никто кричать "Доро-о-огу!" не должен был, так как не доросла пока. Служанок дали, конечно, но двоих на всех четверых, а теперь уже и пятерых, и сопровождать повсюду, как в Трабзоне, они просто физически не могли.

— Госпожа, — склонили головы они. В ряд передо мной выстраиваться тоже никто не обязан. Пока.

— О чём разговариваете?

— Ни о чём, просто пустяки, — как-то уж слишком весело произнесла какая-то брюнетка. Я сузила глаза.

— Что-то мне так не кажется. Раз вы настолько взбудоражились, что даже мой брат заметил, то новость должны знать многие. Рано или поздно она дойдёт и до меня, и будет очень печально, если вы не поделились чем-нибудь важным. Надеюсь, мы поняли друг друга?

Они как-то странно, испуганно-озадаченно запереглядывались. Ну да, пришла какая-то козявка, седьмая вода на киселе твоему боссу, и командует. Поэтому подсластим пилюлю.

— Пожалуйста, скажите! — просящим тоном протянула я. — Обещаю, что не буду сердиться, что бы это ни было.

Какая-то русая девушка прикрыла глаза, выдохнула и произнесла:

— Мы кое-что слышали, но не хотели вас тревожить.

— Я вся внимание.

— Говорят, будто в столице случилось страшное землетрясение, погибло много людей. Пострадал даже дворец падишаха. Больше мы ничего не знаем, госпожа, простите.

Вот те нате — хрен в томате... Сразу понятно, что повреждения резиденции правящей династии очень серьёзные, потому что иначе народ бы о них просто не узнал. Интересно, как там Гюльбахар-султан, не пострадала ли?