Парадокс выбора (джен)

После всей той внутренней борьбы, бессонных ночей и мучительных раздумий, Уильям, наконец, ощутил, как с груди сползает давящий груз. Тот самый, что тенью висел над ним с первого дня, с самого момента, как он понял, что всё (скорее всего) пошло по наклонной. Решение, к которому он пришёл, не было простым — скорее, необходимым. Но, озвучив его хотя бы мысленно, парень почувствовал, будто впервые за долгое время смог вдохнуть по-настоящему глубоко. Воздух стал холоднее, свежее, словно сам замок отреагировал на внутреннюю перемену, что, конечно, было просто самообманом.

Он знал: теперь отступать уже некуда. Он выбрал свою позицию в этой истории. Не наблюдателя. Не безучастного статиста. Если всё встанет на грань — он будет тем, кто вмешается. Даже если ради этого придётся пустить под откос ту самую, «великую» историю, которую он когда-то читал. И почему-то с этим решением стало легче на душе.

Сумерки уже плотно висели за окнами, и в ранее облюбованном двумя парнями зале на четвёртый день каникул воздух пылал. В полном смысле. С дуэльной платформы, заваленной осколками щитов, пылью и гарью, в разные стороны разлетались вспышки магии, подёрнутые сине-фиолетовыми тенями от переливающегося освещения.

Вновь они сошлись между собой в спарринге, пытаясь подловить друг друга на ошибках, полностью отдаваясь с головой чувству боя, не стеснённые в заклинаниях. Блэк так вообще разошёлся, через раз используя чары из фамильной библиотеки, пытаясь задеть Моррисона.

Сириус, в своей обычной манере — в раскатистой ухмылке и с безрассудным азартом в глазах — выскочил из-за опрокинутой стойки, разрывая напряжённую, гулкую тишину:

— Incarcerous!

Тонкие, намереннопочти невидимые верёвки сорвались с воздуха, словно вкраплённые в пространство, и рванулись вперёд. Уильям не стал парировать или принимать на себя — он прыгнул вбок, обрушив на пол ливень перьев:

— Avis! — А затем, не дожидаясь момента, — Oppugno!

Стая птиц, призванная больше как отвлекающий манёвр, ринулась на Блэка в самоубийственную атаку, не давая ему сосредоточиться. Тот же, с коротким взмахом, замкнул руки в блок:

— Protego Totalum!

Щит был груб, слишком плотный и едва удерживал натиск, но дал ему время — время, чтобы зашипеть из-под губы:

— Bombarda Maxima!

Снаряд взорвался в стену за Уильямом с чудовищным грохотом, немного оглушив, камни раскололись, и парень почти рухнул вперёд, закашлявшись от пыли. Часть крошек больно ударила по спине, наверняка оставив синяки. Забыл поставить кинетический щит — ошибка. Рука отпрянула, палочка зазмеилась:

— Glacius Tria!

Заклинание, пограничное между опасной и почти запрещённой боевой магией, выпустило поток холода, обжигающего настолько, что воздух зашелестел инеем. Сириус едва не проморгал — отразил только половину, и по его плечу мгновенно расползся иней, стягивая движения.

Уильям освоил эти чары не так давно, и как раз сейчас идеальный момент дабы отработать их в бою. Многократно усиленная версия обычных морозных чар, которые за десяток секунд могут полностью заморозить человека в сплошную ледышку, сопровождая это острыми льдистыми осколками, которые впрыскиваются в кожу, прокалывая одежду по периоду своего разрастания. Очень противное заклинание, убрать эффект которого можно только радикальными методами.

— Ах ты… — выдохнул сквозь зубы брюнет, болезненно сморщившись, когда его ключицу пробил промораживающий сами кости холод, — Caligo!

Пелена черного дыма, плотная и вязкая, мгновенно залила пространство, большей частью обволакиваясь вокруг Блэка, и уже после принялась разрастаться, будто раковая опухоль.

— Expulso!

— Reflecto!

Голубоватая вспышка пролетела совсем рядом, ударившись в край щита, и Уильяма немного откинуло назад ударной волной — он покатился по полу, больно ударившись боком, тогда как заклинание срикошетило, выбив дыру недалеко от местонахождения Блэка. Воздух взвизгнул, когда Моррисон закрутил палочку, создавая импульсные заряды вокруг себя:

— Incendio Duo!

Парень почувствовал, будто часть его магического резерва ухнула в Бездну, и из концентратора вылетел бурный огненный поток, трансформировавшийся в огромный, двухметровый в диаметре огненный шар. Гул пламени своим шумом мешал услышать что-либо другое, однако ответ оппонента он увидел наглядно:

— Aqua Eructo!

Напор, по силе равный бурному течению реки влетел в пламенный шар.

В тот миг произошло то, чего и следовало ожидать — вспышка мгновенного испарения. Вода и огонь встретились с яростным шипением, и на границе соприкосновения возникло ослепительное белое облако пара. Водяная струя частично поглотила пламя, но внутренняя температура шара была слишком высока — на мгновение огонь будто сжался, а затем взорвался наружу, обдав всё вокруг волной горячего пара и горящего воздуха.

Глухой хлопок разорвал тишину. Ударная волна, насыщенная перегретыми воздушными массами, ударила по стенам, подняв в воздух пыль и обломки. Огненная завеса, прокатившаяся по дуэльному залу, резко осветила пространство и разнеслась по полу и стенам подобно пламенной ряби.

— Calefactum Repello! — В унисон выкрикнули оба, использовав изученные у профессора Хоффмана чары защиты от огня.

Полупрозрачные, дрожащие от температуры щитовые купола вспыхнули перед ними, принимая на себя весь жар. Воздух заискрил. Пламя, обтекая защиту, вылизывало пол в сантиметре от их ног, но не проходило внутрь. Внутри щитов было душно, жарко и влажно от испарившейся воды, а пот заливал глаза.

— Ruptura Externis!

Цепочка хлёстких, режущих импульсов порвала воздух. Уильям, скрипя зубами, поднял Серую Вуаль — щит, который почти сразу начал искрить от перегрузки. Но в этот момент он резко метнул его вперёд — не как защиту, а как оружие. Он взорвался в полёте, ударной волной зацепив обоих. Прямо как в прошлый раз, ха. Только теперь на этом всё не закончится. Моррисон тоже подготовил свой козырь, а то не всё же только Блэку швыряться мощной и относительно тёмной гадостью.

Изучение заклинания из трактата «Umbrarum Dominium» далось Уильяму нелегко. Сама структура чар была не столько сложной, сколько пугающе чуждой, словно магия, которой не место в его голове. Он целую неделю разбирал каждую фразу переписанного вручную отрывка, то и дело перечёркивая ошибочные трактовки. Заклинание словно сопротивлялось — требовало не только силы, но и особого психологического фокуса, почти жестокого намерения подчинить, задавить, ограничить.

Но теперь, в самый нужный момент, когда бой с Блэком входил в финальную стадию, он не колебался. Лёгкое движение палочкой, тяжёлое, как удушье, название:

— Obscura Suffocare.

Словно капля чёрного стекла упала в центр дуэльного круга — после из тени самого Сириуса выросла глухая, живая темнота, сомкнулась вокруг него полупрозрачным объемным, живым куполом. Тьма не просто скрыла его от зрения — она впитала свет, выдернув противника из мира чувств.

Сириус оказался в полной тишине и слепоте, в полном отрыве от внешней реальности, а собственная тень — обретшая плоть — начала медленно подниматься за его спиной и из самого купола, сомкнувшись удушающей петлёй на горле и груди, не давая даже вздохнуть. Это была не иллюзия — магия впивалась в тело, ограничивая движение, сдавливая мышцы и выдавливая воздух.

Откровенно тёмное заклинание, одно из многих, хранимое в Запретной секции. Уильям выучил его буквально на днях. Когда имеешь целую гору свободного времени — если есть цель, то пролетит оно порой незаметно.

Ещё не запретная вообще везде демонология, но он прошёл практически по краю. Ведь дальнейший этап этого заклинания — впустить в тень слабого демона, который будет всё разрастаться и разрастаться, пока тень не пожрёт вообще всё.

Он все ещё до сих пор слабо может поверить в то, что такая вещь просто лежала в Запретной секции, как одна из книг. Учитывая то, что любые знания по этой дисциплине или хранятся за семью печатями в родовых поместьях, или вовсе изъяты Министерствами, уничтожены, похоронены навечно (нужное подчеркнуть), то это или чудовищная нелепость, или было сделано намеренно. Не осталось даже чёткой теории того, кто вообще такие демоны и откуда они призываются. Именно поэтому Моррисон ни за что в жизни не переступит эту черту, ибо прекрасно понимает — дальше его ждёт только мучительная смерть.

Да он, Моргана дери их всех, даже не знает едят ли местные демоны души, или им нужно другое лакомство и едят ли они вообще хоть что-то. Вот настолько волшебники подчистили хвосты за собой. Потому и как бороться против такого знают крайне мало волшебников. Благо, что он может относительно легко развеять заклинание, пока контроль над ним не перехватил бы призванный демон. Мерзкая, но чудовищно действенная магия.

Однако одна мысль крепко засела у него в голове: если обычное, относительно начальное заклинание демонологии способно на такое, то что же могут серьёзные чары?

Вон, даже Блэк, который выучил довольно много всякой гадости из семейной библиотеки, откровенно потерялся, сейчас панически пытаясь сделать хоть что-то, пока Уильям стоял, опёршись об колени и тяжело дыша, утерев лоб от льющегося рекой пота. Эта тень высосала почти все его нынешние силы — а их было немало.

Сириус рухнул на пол, будто подкошенный, и мгновенно начал судорожно тянуть воздух ртом, словно в груди сжался огромный кулак, однако ни капли кислорода внутрь не поступало. Тень, выползшая из его собственной, вздыбилась над телом, тяжело оседая, как будто это была не просто магия, а живая, дышащая, злобная масса. Она извивалась, будто змея, охватывая его грудь и горло, обтягивая остальное тело, затягивая кольцо за кольцом — и каждое из них будто стягивало кислород из воздуха. Вместо привычной глазу фигуры Блэка, сейчас на полу извивалось чёрное нечто, лишь отдалённо напоминающее человека.

Уильям, даже с полной сосредоточенностью, не мог не почувствовать, как у него внутри скребло и проступил холодный пот на спине, из-за чего рубашка отвратно прилипла к телу — заклятие работало именно так, как было описано в трактате. Беспощадно. Бесшумно. Почти омерзительно эффективно. Он не стал дожидаться конца действия, — взмахнул палочкой и с коротким выдохом развеял чары.

Тень осела, втянулась обратно в пол, словно шепчущим эхом исчезая. Сириус остался лежать, вытирая лоб, где капли пота мгновенно высохли от жара, только чтобы пошли новые. Несколько секунд он просто надрывно дышал, хрипло, медленно. Потом сел, опираясь на руку, чуть наклонив голову.

— Ты… чёрт, — сказал он наконец, глядя в пол, но не продолжил. Поднялся медленно, пошатываясь, чуть вздрогнув от взгляда на собственную тень. — Это было что-то…

Он не закончил фразу. Моррисон, храня молчание, тоже поднялся. Волшебники молча привели себя в порядок — поправили одежду, вытерли кровь с губ и щёк, приглушили оставшиеся ожоги и ушибы заклинаниями. Не было прежней лёгкости, с которой они обычно заканчивали дуэли. Даже не было привычных шуток. Только гулкое эхо заклинания ещё витало в памяти.

— Больше не используй это дерьмо, — вдруг сказал Сириус. Голос у него был ровным, но чуть более низким, чем обычно. Лицо каменное — привычная бравада, но Уильям знал его достаточно хорошо, чтобы увидеть, что за этой маской скрывается испуг. Тот редкий, сырой испуг, что не вываливается на поверхность, но едва ли забывается.

Он понимающе кивнул.

— Не буду. Если только совсем не припечёт.

— Что это было вообще? — Короткий взгляд исподлобья. — Я теперь ближайшие пару дней собственной тени буду шугаться каждый раз.

Моррисон выдержал паузу, будто прикидывал, насколько сильно стоит врать. Всё же даже упоминать демонов всуе было… крайне нежелательно. Во избежание.

— Чары из одной книги. Нашёл в прошлом году, в Запретной секции. Темная магия… концептуально искажённая в своей неотвратимости. Очень старая. И, как оказалось, все ещё действенная.

Сириус сжал зубы и кивнул, будто принимая это объяснение, хотя и не слишком довольный.

— И всё-таки. Никогда больше не используй это на мне. Даже в бою. Даже если я сам об этом попрошу.

— Принято, — спокойно ответил Уильям, ощущая всё будто из-под мутной пелены. — Слишком сильно?

— Не в этом дело, — сказал Блэк, и только спустя секунду добавил, — …просто не хочу чувствовать, будто умираю в темноте, понимаешь?

Понимал. Именно это заклинание и делало. Беззвучно убивало. А сейчас Моррисона, видимо, застал откат — уж слишком всё приглушённо он сейчас ощущает. Наверняка потом прорвёт плотину бурей ощущений.

Пара вялых взмахов палочками, слаженное движение — и закопчённые стены снова сияли гладкой кладкой, будто в этом зале не было ни взрыва, ни сражения на грани допустимого. Камень под ногами больше не трещал, а порванные драпировки, сошедшие во время одного из рикошетов, снова висели ровно, без следов магического беспредела.

Уильям, обрабатывая особенно глубокий порез на боку Сириуса, нарушил затянувшуюся тишину:

— Слушай… а что у тебя с Марлин?

Блэк, сидевший с закатанной мантией, не сразу ответил. Лишь коротко хмыкнул, не глядя на друга.

— Это ты сейчас так заполняешь неловкое молчание или правда интересуешься?

— Скорее, пытаюсь не слушать, как моя кровь гоняется по венам, — отозвался Моррисон, аккуратно проводя по коже исцеляющим потоком. — Просто заметил, что вы с ней почти неразлучны в последние недели. Грубо говоря.

Ответа снова не последовало сразу. Сириус откинулся на стену, запрокинув голову, глаза прикрыты.

— Ты вдруг стал чертовски наблюдателен, — тихо пробормотал он. — Или просто решил, что слишком тихо в помещении.

— Тоже вариант, — пожал плечами Уильям. — Но знаешь, ты раньше с удовольствием рассказывал, с кем из «прекрасного пола» был в Хогсмиде, и как все они от тебя без ума. А тут — тишина. Скрытность. Даже смущение, не поверю…

Он замолк, увидев, как Сириус чуть дернулся, будто сдержал желание огрызнуться. Или от боли лечения. Это удивило. Сильно. Не потому, что Блэк не мог быть серьёзным, а потому что тот, кто обычно не упускает шанса пошутить или бросить снисходительное замечание, сейчас выглядел почти… осторожным.

— Всё действительно серьёзно? — Тихо уточнил Уильям, глядя на него с интересом, чуть склонив голову. Всё же не каждый день главный повеса всей школы всерьёз погрязнет в романтике.

Сириус посмотрел в ответ, и на мгновение в его взгляде мелькнуло что-то необычное — не уязвимость, нет, а, скорее, спокойное, тяжёлое то ли осознание, то ли признание правоты.

— Мне с ней хорошо, — просто ответил он.

Эта короткая фраза поставила точку в теме. Без пафоса, без подробностей. Достаточно. Если слишком сильно лезть в личную жизнь, то практически со ста процентной вероятностью тот начнёт огрызаться.

Моррисон кивнул, не настаивая. Уважение — даже не к словам, а к тону, с которым они были произнесены.

— Извини за заклинание. Не хотел обеспечивать тебе психологическую травму на ближайшее время, просто вошёл в раж, — спокойно сказал парень, залечивая особо глубокую сеть порезов на правой руке от собственного ледяного заклинания.

— Да ладно, это было ожидаемо, что кто-то из нас первый слишком увлечётся, — недовольно отмахнулся Блэк, пялясь в потолок, и после хриплого смешка продолжил: — Всё же обоим это нравится.

— Что правда, то правда, — сухо кивнул Моррисон, переходя на лечение повреждённой ключицы.

Оставшуюся часть дня Уильям провёл в полном одиночестве, отлеживаясь в своей комнате. После насыщенной дуэли сил на что-либо не осталось, и единственным осознанным решением было спуститься на кухню, где он с привычной лёгкостью договорился с домовыми эльфами. Те, как всегда, были рады помочь и собрали для него целый поднос — с пирогами, жареной картошкой, булочками, свежим хлебом, фруктами и сладким лимонадом.

Вернувшись, парень устроился у окна, укутавшись в тёплый плед, и весь день чередовал чтение, ленивое поедание припасов и короткие периоды дремоты. За окном медленно сыпался снег, мягко укрывая крышу астрономической башни. Уильям почти не думал — просто растёкся мягкой лужицей на подставленном кресле, душевно отдыхая.

* * *

Рождественский Хогвартс был по-настоящему тишайшим — словно весь замок выдохнул и замер. Пустые коридоры отдавали шаги многоголосым эхом, а портреты на стенах вяло перешёптывались, изредка поздравляя проходящих студентов ленивыми пожеланиями. В окнах снежная метель плясала хороводом, наполняя внутренние дворики белизной, от которой даже воздух казался светлее.

Большой зал, несмотря на пустоту, был по-прежнему величествен. Его украсили с особым тщанием — высокие ели в углах искрились зачарованными гирляндами, на потолке сияли мягкие огни, имитируя ясное зимнее небо, а посреди зала вместо четырёх привычных длинных столов стоял один, круглый, укрытый тёплой зелёной скатертью с золотой каймой.

За столом собрались все, кто остался в Хогвартсе на Рождество: профессор МакГонагалл, строгая даже в праздничной мантии, Флитвик с лукавым блеском в глазах, директор Дамблдор в мантии с вышивкой снежинок, по которой ползали живые огоньки, и ещё с десяток студентов. Среди них был Сириус, растянувшийся в кресле с бокалом сливочного пива и непонятной ухмылкой, молчаливый Снейп, углублённый в тарелку, Крауч-младший, обменявшийся с Уильямом коротким кивком, ещё с пять студентов, внимание с которых само собой уходило в сторону и сам Моррисон — не слишком вовлечённый, но наблюдающий за происходящим с ленивым вниманием.

Когда все расселись, шум за столом постепенно стих — заклинанием ли, или магией самой обстановки. Дамблдор поднялся, сложив ладони на столе перед собой. Его праздничная мантия с расшитыми снежинками тихо переливалась в мягком свете парящих факелов, а глаза, как всегда, сверкали насмешливой добротой сквозь стёкла очков-половинок.

— Дорогие мои, — начал он, обводя взглядом немногочисленную, но внимательную публику. — Удивительное время — Рождество. В нём есть нечто, что выходит за рамки просто праздника или смены даты в календаре. Это нечто древнее, тихое и вместе с тем — невероятно живое. Время, когда мы вспоминаем, кто мы есть. И с кем мы есть.

Он сделал небольшую паузу, позволяя словам осесть.

— Школа полупуста, и всё же, глядя сейчас на вас, я не чувствую одиночества. Потому что суть не в количестве голосов за столом. А в теплоте между теми, кто остался. — Он наклонил голову с лёгкой улыбкой. — Ведь оставшиеся — это не те, кому некуда было уехать. Это те, кто захотел остаться. Или те, кто, несмотря ни на что, чувствует: Хогвартс — дом.

Моррисон уловил лёгкое движение губ у МакГонагалл — кажется, она едва заметно улыбнулась.

— В этом году было всё: и радость, и тревоги, и обычная подростковая суматоха, которую я ценю ничуть не меньше, чем великие победы. Потому что именно в этих мелочах, ссорах и примирениях, дурацких поединках и вечерах за книгами — вы формируетесь. Вы — молодые волшебники. Каждый из вас — однажды станет взрослым. И мой долг — дать вам возможность не просто выучить заклинания, но и научиться быть добрыми. Стойкими. Честными с собой.

Он взглянул поверх очков, на студентов, и чуть склонил голову в сторону Сириуса, а затем Уильяма.

— Мы не знаем, каким будет завтрашний день. Но если в нём останется хотя бы капля сегодняшнего тепла — значит, всё было не зря.

Он уселся, и в следующее мгновение потолок Большого зала заискрился снежинками, которые медленно опустились на стол, не тая и не мешая угощениям. Секунда — и уже над пирогами вился пар, стол наполнился звоном посуды и гулом оживлённой беседы.

Но Уильям, прежде чем потянуться за кружкой с тёплым тыквенным напитком, ещё мгновение смотрел на Дамблдора. Старик говорил просто. Но каждое слово отзывалось в воздухе, будто оставляя за собой лёгкий шлейф тепла — как след от мантии в морозный вечер. Харизма у него была, и определённо немаленькая. Вниманием владеть Директор умеет очень хорошо.

Потом всё превратилось в привычное пиршество: стол ломился от угощений, заполняя зал запахом мяса, пирогов, корицы и мёда. Кто-то рассуждал о погоде, кто-то — о планах на оставшиеся каникулы. МакГонагалл спрашивала Сириуса, как у него дела с теорией анимагии (на что тот отвечал с полунаглой, полувежливой ухмылкой), а Флитвик с неподдельным интересом выспрашивал у Уильяма про успехи в чарах, выразив удовлетворение его уровнем, после ещё и вплетя в беседу Крауча-младшего, который с вежливой улыбкой активно принял участие в диалоге.

Ужин вышел тёплым, приятным — с редким для школы ощущением неформальности, когда преподаватели больше не были карающими авторитетами, а ученики — не только подопечными, но и просто молодыми людьми с живыми, разными характерами.

Время каникул тянулось медленно, и именно это заставило Уильяма подняться с кресла в пустующей гостиной, накинуть мантию и, не особо предупреждая кого-либо, отправиться за антитрансгресионный барьер. Парочка не особо приятных перемещений, и вот он оказался на Косой Алее, чуть запыхавшийся, в прочем, быстро приведя себя в порядок.

Лавки сияли яркими витринами, вычурно и шумно приглашая редких в этот день посетителей. Повсюду — гирлянды, золотые и серебряные шарики, тонкие ленты чар, превращённые в мерцающие завитки. На тротуаре копошились дети в кривых шапках с помпонами, уронившие леденец, и их родители, нагруженные свёртками. Кто-то вышел из лавки магических сладостей с охапкой коробок, и в воздухе разлился аромат карамели, корицы и мяты. Снег шёл медленно, как в сказке: мягкий, хлопьями, ложась на плечи, но тут же тая.

Интересно, это магия делает всё таким… волшебным? Или его собственное воображение дорисовывает и приукрашивает картинку?

Он немного постоял у лавки с мётлами — скорее по привычке, как это делают практически все студенты. Пробежался взглядом по названиям моделей, словно подмечая, как меняется рынок. Потом заглянул в «Флориш и Блоттс», где витрина пестрела изданиями «12 Заклятий для уютного Рождества» и очередной книгой Тредгрейв о «секретах древних кельтских магов». Сплошная чушь и бульварщина. Внутри, за прилавком, стояла толстенькая ведьма в очках, болтая с парнем, похожим на стажёра, — они устанавливали новую партию закладок с изображением гоблинов в шарфах.

Моррисон прошёл дальше — мимо кафе Флориана Фортескью, где под тихую музыку пожилой владелец угощал детей бесплатным горячим мороженым с корицей и сгущённым молоком. Парень не отказал себе в удовольствии, прикупив ванильное с собой на вынос. Люди улыбались. Кто-то обнимался, кто-то — просто шёл рядом, без слов. И всё это, хоть и немного, всё равно касалось его — задевая старые, похороненные годами воспоминания о прошлой жизни.

Уильям свернул к небольшой лавке украшений, куда раньше ни разу не заходил.

Там, в тишине уютного полумрака, на бархатной подложке он увидел его — тонкий, золотистый браслет с витиеватыми изгибами, почти неуловимыми, будто отлитый из закатного света. Украшение было изящным, но не вычурным. Самое то, как любит Лили.

Парень купил его, почти не торгуясь. Обошлось в копеечку, ибо металл оказался магическим. На такой лучше ложатся любые чары и руны. Ну, не ему жаловаться на деньги, учитывая то, что Уильям сколотил себе целое состояние относительно других студентов, работая посредником с Хагридом.

А уже после, когда вернулся обратно тем же путём, в тишине собственной комнаты, потягивая прохладный яблочный сок, раскрыл свой дневник и начал вносить расчёты: чаропоток браслета был неустойчив к прямому наложению магии — металл слишком тонкий, излишнее давление его разрушит. Значит, руны. Он выписал с десяток возможных комбинаций, отбраковал семь, начал перепроверку остальных. Потом уже на тончайших участках внутренней поверхности, когда закончил — начал работу. Как раз пригодится инструментарий с занятий по древним рунам.

Всё занятие заняло три часа. Три кропотливых, сосредоточенных часа, в которых не было ничего лишнего, кроме полной сосредоточенности. Изготовление артефактов сам по себе ужасно долгий и нудный процесс, если это касается чего-то хоть сколь-либо сложного. А так, такой ширпотреб может сделать любой ученик Хогвартса (ну, почти любой).

Тут скорее важно само внимание, которое он этому уделяет, а не эффект. Подарок всё же.

Отправка совиной почтой не заняла много времени — просто путь из точки А в точку Б, а после обратно. По крайней мере, Лили должно понравится. С серёжками в прошлом году он угадал, так что и тут не должен ошибиться. Всем девушкам нравятся украшения — это аксиома. Не знаешь, что дарить — дари красивую безделушку, сработает в девяносто девяти из ста случаях.

* * *

Очередной день каникул выдался особенно холодным. Пронзительный, стылый ветер то и дело срывался с вершин, проносился через заснеженные просторы и вгрызался в кожу, как тонкие ледяные лезвия. Над Чёрным озером висел сизый пар — дыхание воды, всё ещё не скукоженной до полной тишины, но уже схваченной первым хрупким слоем льда. Под тонкой коркой тускло поблёскивали отблески серого неба, будто само озеро втягивало в себя свет и не желало отдавать.

Хогвартс за спиной выглядел как декорация из рождественской открытки — высокие башни, сверкающие инеем крыши, окна с мягким золотистым светом. Но сам Уильям ощущал это скорее как фон: он шёл по скрипучему снегу без цели, позволяя ногам выбирать путь. Руки засунуты глубоко в карманы, ворот чёрного пальто поднят, подаренный ему на прошлый праздник шарф надёжно обмотан — и всё равно мороз добирался до ушей, щёк, колен.

Никаких упражнений сегодня, никаких заклинаний и разбора боевых ситуаций. Никаких записей, ни подготовка к теориям, ни перекладывание заметок. Ни намёка на мысли о крестраже — том, чьё существование становилось всё менее определённым. То ли интуиция подвела. То ли он недостаточно копал. А может, и вовсе не там. Иногда казалось, что идея была ошибкой, что в Выручай-комнате нет ничего, кроме бездонного хлама.

Парень остановился у линии берега, посмотрел, как ветер гладит замёрзшую гладь, поднимая лёгкие пучки снежной пыли. Ветер подвывал где-то между деревьями, заставляя зябко ёжится, когда его задевает.

Именно тогда он заметил двух идущих.

Крауч и Снейп.

Они двигались слаженно, хоть и не рядом — Снейп чуть позади, сутулый, с вечно тёмным лицом, а Крауч, наоборот, расслабленный, судя по позе. Направлялись от замка в сторону тропы, ведущей к Хогсмиду — она проходила в отдалении, чуть выше по склону, но просматривалась хорошо.

Уильям на мгновение замер, затем неспешно двинулся следом. Шёл не скрываясь, но и не торопясь. Просто потому, что в этот день всё было одинаково бессмысленным — и оставаться у озера, и брести обратно. Хоть какое-то занятие.

Слизеринцы направились в «Три метлы» уверенно, будто это было заранее запланировано — и Уильям, стоявший поодаль, какое-то время просто наблюдал, как фигуры Крауча и Снейпа растворяются в обыденности заснеженной тропы. Перекинулись парой слов, слегка пригнулись под порывами ветра, прошли мимо пары третьекурсников, что катали снежки. И всё — дверь паба распахнулась, звякнули колокольчики, и зелёные шарфы скрылись в тепле, снаружи осталась только паровая дымка от согретого воздуха.

Моррисон несколько секунд смотрел им вслед, а потом со вздохом двинулся следом.

Ему было откровенно скучно.

Всё, чем он мог бы заняться — он уже делал. Осенью свободное время уходило на вдумчивый разбор собственных записей. Также подолгу сидел над своими записями, потихоньку разбираясь.

Медленно, но уже с прогрессом шла и окклюменция: за последние недели он научился медитировать без прерываний целых четыре часа. С каждой сессией внутри становилось чище, яснее. Мысли было легче выстраивать, и даже сны стали тише. Хотя, хотелось бы, конечно, осознанных сновидений, но увы и ах.

Заниматься всем этим прямо сейчас, снова? Опять разбираться в переписях, вчитываться в то, что уже перечитал десятки раз?

Нет.

К тому же, после изучения базовой Демонологии — того, во что он влез относительно недавно, попробовав чары на Сириусе и долго потом приходил в себя (отпаивался соком с печеньками, проставился перед Блэком сливочным пивом) — остаточная реакция была ещё не до конца пережита. Та информация, которую он получил, была непростой, местами пугающей. Местами — отвратительной. И хоть Моррисон и держал лицо, в глубине было понятно: не всё из изученного он хотел бы вспоминать без веской причины. Даже несмотря на крепкую психику, закалённую интернетом, часть текстов были настолько неприятны.

Поэтому сейчас, стоя на пороге «Трёх метёл», он просто толкнул дверь, вдохнул запах сливочного пива, сырной выпечки и старого дерева… И шагнул внутрь, в полутень паба.

Внутри «Трёх метёл» царила привычная послепраздничная суета — огонь в камине плясал тёплыми отблесками на столах, покрытых разводами от кружек, в воздухе висел аромат тёплого сидра, корицы и чуть приглушённых голосов. Уильям нашёл взглядом столик у стены, где в тени двух массивных балок сидели Крауч и Снейп. Третий стул пустовал. Идеально.

Не мешкая, он подошёл и без стука опустился на него, будто это было его место с самого начала.

Оба слизеринца напряглись.

Снейп в первую секунду даже не попытался скрыть раздражения. Он отодвинулся от стола, бросив:

— Мы заняты. У нас разговор по делу, Моррисон.

Тон был холодный, на грани враждебности. Но Уильям и не думал вставать. Протянул руку за кувшином с пивом, налил себе полстакана и ответил, лениво откинувшись на спинку:

— Настоящие «дела» не обсуждают в пабе, Снейп. Так что не обманывай ни меня, ни себя. Я просто пришёл поболтать. А твоё мнение, прости, не входит в круг тех, которые для меня хоть что-то значат.

Как говорил великий человек (Уильям): Если скучно — доебись до кого-нибудь, сразу станет весело. Нецензурно, зато правдиво, хах.

Брови Снейпа дёрнулись. Уже открыл рот, но Крауч — всё это время молчаливо наблюдавший за стычкой — вмешался прежде, чем дело пошло дальше:

— Расслабься, Сев. Мы же и правда ничего толком не обсуждали. Пусть посидит, не мешает.

Моррисон вежливо кивнул Барти, поощряюще подняв стакан в его честь и сделав глоток. Ну и гадость! Снейп скривился, но промолчал, вернувшись к своему напитку и прищурив глаза. Он, как всегда, был насторожен, особенно в чужом обществе.

Разговор, однако, быстро перетёк в более нейтральную тему. Не всё же время молчать они собирались.

— Новый министр уже выдал с десяток громких фраз, — бросил Барти, крутя пальцем край своей кружки. — А толку?

— Минчум, — хмыкнул Уильям, будто услышал одновременно смешную и печальную шутку, — громче всех обещал порядок. Но чем громче ты кричишь, тем болезненнее падение, когда что-то идёт не так.

— Достаточно одного крупного провала — и доверие к нему рухнет, — согласился Крауч. — Общество на пределе, все на нервах. Слишком шаткое время для безупречного авторитаризма. Конечно, на первый взгляд это незаметно, но, думаю, тут уже каждому понятно, что грядёт что-то страшное.

— И он ещё дементоров собирается больше в Азкабан запустить, — добавил Снейп мрачно. — Хуже не придумаешь. Идиот.

Темы переплелись. Перешли к разговорам о ситуации в министерстве, потом о недавнем номере «Пророка», затронули пару слухов о возможной реформе комитета по магическим экспериментам и прочую маловажную чепуху.

Разговор незаметно перескочил на более сложную тему, когда Уильям ввернул, будто мимоходом:

— Кстати, Лили всё ещё таскает с собой твой учебник, — он отпил немного, глядя на реакцию Снейпа. — Словно артефакт какой. Иногда даже хвастается — мол, ты уже успел изобрести собственное заклинание. Поздравляю.

Барти хмыкнул, но не вмешался. Снейп слегка поморщился, будто хотел проигнорировать реплику, но не смог удержаться:

— Ну и что?

— А то, что это, чёрт возьми, впечатляет. Серьёзно, — Уильям подался чуть вперёд, с интересом. Не каждый день встречаешь создателя абсолютно новых чар. Даже если он редкостный мудак в социальной жизни. — Я сам ковыряюсь в теории. Честно говоря, это одна из тех вещей, ради которых стоит учиться. Есть что-то чертовски привлекательное в том, чтобы соткать своё собственное заклинание. Как будто ты оставляешь в истории личный след. Долго работал над ним?

Снейп прищурился, изучающе. Возможно, он ожидал насмешки или попытки выудить важную информацию, но наткнулся на настоящее уважение. Даже если оно исходило от гриффиндорца, которого он терпеть не мог. И это было взаимно. Но, как опять сказал великий мудрец (Уильям): Раз в год и рак на горе свистит. Нужно просто не быть глухим придурком.

— Создание собственной формулы требует не просто понимания работы магии, — сказал он наконец, смотря в свою чашку, — но и интуитивного чувства её структуры. Одна ошибка — и результат непредсказуем. Особенно если работаешь с боевыми эффектами.

— Слышал, — кивнул Уильям. — Я пытался разобраться с преобразованием фиксированной волны при колебаниях фокуса в свободное время. Выводил контур отражённого импульса — получилось нестабильно, но реакция интересная. Удар идёт волной, не в точку. Пока просто эксперимент.

Это так, баловство. Самая первая стадия создания своего заклинания — подбор нужного эффекта. Муторное дело, которое сойдет и просто за развлечение в свободное время. Главное себе ничего не спалить, отрезать или распылить, нужное подчеркнуть.

Снейп впервые чуть приподнял брови, будто обезьяна научилась говорить. Как мило, сальноволосый обмудок. Читать мимику Уильям умеет вполне неплохо, хорошо, что собеседник этого не знает.

— Волна — сложный контур. Не каждый может с ним справиться. Это требует точности… и выносливости.

— Да. Но если рассчитать правильно, можно перераспределить выброс, — Уильям коснулся пальцем столешницы. — И направить его не по прямой, а как бы окутывая. Чтобы защита среагировала позже. Это не всегда полезно, но интересно как техника. Так сколько создавал?

— Пять месяцев, — с неохотой ответил Северус, будто лимона прожевал.

Несколько минут они обменивались идеями и взглядами на принципы построения формулы. Моррисон вёл себя спокойно, сдержанно, не навязывался (на удивление касательно теории магии слизеринец оказался интересным собеседником, а Крауч вставлял свои пять кнатов) — и Снейп, почувствовав, что собеседник действительно разбирается, а не прикидывается, выслушивал и отвечал с тем особым холодным уважением, которое он допускал только к тем, кого признавал по уровню.

Они старательно обходили стороной любые упоминания о Лили, факультетах, различных связанных с кем-либо историй или общей политики. Ни оскорблений, ни подколов. Просто три человека, погружённые в диалог, не стремящиеся к симпатии, но и не пытающиеся её разрушить. Вот увидел бы кто из Гриффиндора такую картину — не поверил бы, хах!

Через полчаса разговор сошёл на нет. Снейп посмотрел на часы, использовав нужные чары, а Крауч бросил короткое:

— Нам пора.

Моррисон не стал задерживать.

— Увидимся, — бросил он им вслед, не особо рассчитывая на ответ.

Они ушли. А он остался за столиком — на удивление спокойно переживая неожиданную беседу, которая, вопреки ожиданиям, прошла почти что по-человечески. Не без эксцессов, конечно, но куда лучше, чем можно было ожидать.

Парень хотел скандала, драмы, но и так развеять скуку тоже неплохо, впрочем. А ведь ему ещё почти целую неделю тут практически одному торчать…