Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

По привычке аппарировав к дому профессора, Луна сразу же почувствовала буквально витающую в воздухе нервозность — она была едкого желтого цвета и противно звенела. Профессор, вопреки обыкновению, встретил ее в дверях и сразу же сообщил:

— У нас сегодня будет другая форма занятий.

Луна чувствовала, как от него исходят волны недовольства и раздражения, а под ними таится что-то, похожее на страх. Таким она профессора еще никогда не видела, поэтому, когда он зашагал к выходу за защитные чары, молча последовала за ним. Оказавшись за пределами антиаппарационной зоны, он взял девушку за плечо и аппарировал.

Оказались они на опушке незнакомого Луне леса. Профессор что-то недовольно буркнул про себя и наложил маскировочные чары — изменил свою внешность и трансфигурировал мантию в маггловскую одежду. Луна, которая сегодня надела шерстяное платье и куртку вместо мантии, ничего делать не стала. под маскировкой профессор выглядел забавно — по его лицу то и дело пробегали волны и искорки.

— Профессор, — спросила она через пару минут неспешной прогулки, — а как вы сейчас выглядите?

Снейп посмотрел на нее удивленно, по черной брови скользнуло лиловое пятнышко света.

— Лавгуд, а как вы меня сейчас видите?

Луна описала, умолчав разве что о розовой каемке где-то в районе затылка. Профессор издал странный звук, мозгошмыги вокруг него завозились, но стали чуть менее нервными.

— Интересно, — сказал он, — то есть вы видите сами чары маскировки, но не результат? А если так?

Он направил палочку на камень на дороге, и тот превратился в ежика. Никаких волн или искр не было, о чем Луна сразу же сказала.

— Очень интересно. Выходит, вы видите не сквозь чары. Вы просто видите людей, вне зависимости от заклинаний, наложенных на них. Надо бы проверить, что будет с Оборотным зельем…

Глаза профессора загорелись подозрительным светом. Луна хорошо узнала это выражение — папа так смотрел, когда находил новый объект для исследований.

— Сэр, под Оборотным зельем я тоже вижу. И под мантией-невидимкой.

Профессор сложил руки на груди и покачал головой. Некоторое время они опять шли молча, и Луна в основном занималась тем, чтобы успевать за широким шагом Снейпа.

— Итак, Лавгуд, у нас с вами возникла проблема, — сообщил он через некоторое время.

Луна внимательно посмотрела на него, стараясь не отвлекаться на ярко-зеленое пятно на внушительном носу профессора.

— Мы с вами разобрали основные эмоции, следующий шаг — связать в вашем сознании вашу картину мира с обычной, научить вас использовать вашу способность по желанию, а не все время.

Девушка снова кивнула — ничего нового она пока не услышала, и, как ей казалось, особых проблем здесь не было. Однако профессор ощутимо нервничал, судя по всему, найдя какой-то подвох. Так и оказалось:

— Конечно, я сумел проникнуть в ваше сознание, пусть и с трудом. Но этого недостаточно, работать с вашими мыслями я просто не сумею. Для этого нужен другой уровень доверия.

Луна развела руками и улыбнулась:

— Я доверяю вам, профессор.

Снейп дернул головой, что, видимо, означало несогласие.

— Вы не понимаете, Лавгуд! Ваши слова ничего не значат. Если уровень доверия окажется недостаточным, то, стоит мне начать что-то делать в вашей голове, как защита уничтожит меня. И надо будет сказать спасибо, если убьет, а не выжжет мозг.

Девушка вздохнула. Ей сложно было сказать, насколько она доверяет профессору. С одной стороны, где-то в глубине души еще жили воспоминания о годе его директорства, о том, как они с Невиллом и другими ребятами стремились отомстить профессору. Жила обида за то, что он позволил всем считать себя убийцей, а потом просто спрятался, ничем себя не оправдав. На самом деле, большинство ее однокурсников до сих пор не были уверены в том, на чьей же стороне сражался профессор Снейп. Многие безоговорочно верили Гарри, который, не вдаваясь в подробности, сообщил, что Снейп не виновен и заслуживает высшей награды за вклад в победу. Но были и те, кто хотел доказательств. Сама Луна не сомневалась в том, что профессор всегда был на их стороне — ей не нужны были доказательства, она просто это видела. С другой стороны, то, как он взялся помогать ей, как сумел хотя бы на время успокоить расшалившихся мозгошмыгов, вызывало доверие и благодарность. Но причинить ему вред, даже случайно, не хотела, поэтому спросила:

— И как вы предлагаете решать эту проблему?

Снейп сжал губы, повел плечами, но все-таки ответил:

— Я, мисс Лавгуд, не специалист по доверию и всему, что с этим связано.

Луна едва удержалась от того, чтобы сказать, что это очевидно.

— Сэр, вы говорили, что профессору Дамблдору помог Гриндевальд. Возможно, в их истории можно найти какие-то способы…

Снейп поперхнулся

— Лавгуд, думайте, что говорите!

Луна непонимающе посмотрела на него: что она сказала не так? Снейп вздохнул и все-таки объяснил:

— Просто в некоторых кругах ходили определенного рода слухи, категорически ложные, но достаточно ядовитые. Поэтому ваша фраза прозвучала весьма двусмысленно, хотя я уверен, что никакой двусмысленности в ней на самом деле не было.

Луна задумчиво прикусила костяшку пальцев. Оказывается, профессор — просто мастер заворачивать невозможные конструкции. Как вообще это можно понять?

— На самом деле, Дамблдор и Гриндевальд были друзьями, хорошими, как вы с вашей организованной группировкой.

Девушка хихикнула, услышав такое определение «Отряда Дамблдора».

 — Так как среди ваших друзей, — это слово Снейп произнес почему-то недовольно, — легиллиментов нет, придется договариваться со мной.

 — Мне кажется, сэр, — сказала Луна, попытавшись поймать взгляд профессора, — что вы уже нашли какое-то решение. Но, видимо, оно идет вразрез с вашими убеждениями, и теперь вы колеблетесь, говорить ли мне о нем.

После этого Луна запрокинула голову и принялась созерцать облака. Она знала, что люди неловко чувствуют себя, когда их намеренья раскрывают, и иногда пользовалась этим. К счастью, на нее никто не обижался — она же «полоумная» Лавгуд, что с нее взять. Облака выглядели сегодня очень жизнерадостно. Одно было похоже на слона с длинным хоботом, другое — на снитч. Из-за деревьев выплыл косматый Хагрид, вслед за ним — гигантский кальмар из Хогвартского озера. Когда последнее щупальце кальмара выползло из-за желтой листвы, профессор Снейп кашлянул и сказал:

 — В общем и целом, вы правы, Лавгуд. Я предполагаю, что, чтобы доверять человеку, нужно что-то о нем знать, поэтому готов ответить на те вопросы, которые вас интересуют.

Луна едва сдержала смех — профессор остановился и сложил на груди руки с таким видом, что было ясно: рискни она задать ему слишком личный вопрос, и он просто использует третье Непростительное. Его брови почти сошлись к переносице, губы сжались в тонкую бескровную полоску, крылья носа чуть подрагивали. Точно так же вел себя тот портрет, который Луна нарисовала летом. Правда, она точно знала — портрет хмурится и сверкает глазами только когда на него кто-то смотрит, а в остальное время (девушка как-то случайно заметила) он задумчиво потирает подбородок указательным пальцем и даже иногда улыбается.

 — Хорошо, сэр, — сказала она достаточно быстро, и задумалась: о чем же спросить?

В профессоре было много интересного и непонятного, но еще больше — простого, очевидного и грустного. Еще в школе на уроках зельеварения она решила, что Снейп весьма похож на героя Байроновской поэмы, а во время их занятий, чувствуя отголоски его эмоций, еще больше утвердилась в своем мнении. Эффектные жесты и слова, развевающаяся за спиной черная мантия, мрачные мысли, ядовитый язык и тяжелый характер позволили бы ему встать на одну доску с каким-нибудь Манфредом. И, в лучших традициях поэта-вампира, Снейп некогда очень сильно любил какую-то девушку, а потом потерял, и до сих пор оплакивает свою потерю, мучаясь, в добавление ко всему, еще и чувством вины.

Из непонятного были его прошлое и роль в войне, дружба с профессором Дамблдором, ненависть к Гарри и страстное подсознательное желание умереть. Но ни о чем из этого Луна не рискнула бы спросить сейчас, на прогулке в тихом лесу.

 — Сэр, — наконец произнесла она, — а где вы научились легиллименции?

Она выбрала наиболее нейтральный вопрос, с одной стороны — достаточно личный и важный, а с другой — не бестактный. Судя по лицу Снейпа, выбор был верным, потому что жесткая складка между бровей разгладилась, лицо посветлело и вообще приобрело куда более дружелюбное выражение, чем минуту назад.

 — Как вы, возможно, знаете, Лавгуд, в Британии ментальные науки не в почете. Однако еще во время моей учебы в школе литературу найти было можно. Так вышло, — он на мгновение нахмурился, но продолжил, — что на шестом курсе у меня появилось очень много свободного времени и очень больше желание поменьше думать о своих проблемах, и тогда я начал изучать окклюменцию. Сначала медитации, потом методы возведения барьеров и искажения мыслей и воспоминаний. Я занимался этим весь шестой курс и к концу года достиг неплохих результатов, о которых узнал… один мой друг. Он рассказал мне о легиллименции и показал самые простые техники. Сам он в ментальной магии был полным профаном, щиты — это максимум, на который его хватало, зато хорошо знал теорию. Я гостил у него месяц после шестого курса, отрабатывал приемы беспалочкового проникновения в сознание, а когда вернулся домой, начал тренироваться.

Луна подумала, что тренировался он вряд ли на крысах и мышах, но ничего не сказала. Говоря, Снейп увеличивал скорость ходьбы, и вскоре Луна поняла, что не успевает за ним, но остановить не решилась, прикладывая все силы к тому, чтобы успевать переставлять ноги с его скоростью. Правда, это не помогало — на его шаг приходилось два ее. А то и три.

 — Хотя, конечно, я научился только азам. Тому, что я умею сейчас, меня научил Дамблдор. Сам он, как вы понимаете, редко пользовался легиллименцией, но был мастером.

Слово «Неудивительно» повисло в воздухе. Луна хотела было задать новый вопрос, но носок ее кроссовки зацепился за торчащий на дороге корень и она, вскрикнув, совершенно неграциозно полетела вниз, едва успевая выставить перед собой руки и перенести на них вес.

Снейп, по инерции пройдя еще несколько шагов, резко развернулся и подошел к упавшей девушке. Луна поморщилась и попыталась подняться, но сразу же почувствовала боль в лодыжке и в правом запястье.

 — Лавгуд, вы в порядке? — спросил профессор, опускаясь на корточки возле нее.

 — Да, — ответила она совершенно неискренне.

Северус ругал себя последними словами — неужели столько лет преподавания не научили его быть внимательным?! Он понял, что, уйдя в воспоминания, шел слишком быстро, а Лавгуд, конечно же, оказалась слишком вежливой, чтобы об этом сказать.

 — Повернитесь-ка на спину, наложу диагностику.

Он не слишком любил медицину, но с диагностическими чарами и первой помощью справлялся хорошо. Девушка поменяла положение, и Северус провел палочкой по ее затылку, рукам, ногам и позвоночнику, а потом ругнулся про себя. У нее обнаружилось два перелома, не считая десятка синяков и ссадин.

 — Лавгуд, — рыкнул он, понимая, что злиться надо на себя, а не на нее, — вас вообще учили смотреть под ноги!

Лавгуд не смутилась и не начала оправдываться, а спокойно сообщила:

 — Сэр, вы сейчас сердитесь на себя, а ругаете меня, это нечестно.

«Вот ведь Дамблдор в юбке на мою голову» — подумал Северус, но уже без злобы, после чего сказал:

 — Опирайтесь на мою руку и вставайте, аппарируем ко мне домой и я сращу вам переломы.

Северус поднялся на ноги и протянул ей руку и аккуратно помог встать на одну ногу — левую она подала под себя, пошатнулась и до того, как он успел ее поймать, повалилась вперед, вцепившись ему в предплечье левой руки. Северус зашипел, когда помертвевшую, но не пропавшую до конца метку обожгло холодом — рабское клеймо реагировало на чужое прикосновение даже после смерти хозяина. Лавгуд быстро перехватилась за правую руку, но в ее глазах читалось понимание, смешанное со страхом.

Ничего не говоря, Северус аппарировал их к себе домой, усадил девушку на диван и отправился в спальню за набором зелий. Уж заживляющее и легкий Костерост должны были быть!

В душе неистовствовала целая буря эмоций. Он ругал себя за то, что допустил травму своей подопечной. Ругал Лавгуд за то, что она не могла смотреть под ноги и за то, что решила подержаться за его Темную метку. Лорда — за исковерканную жизнь. Себя — за тупость. Поттера — за компанию.

Уровень ярости в его груди достиг небывалых высот, когда он обнаружил, что Костерост закончился. Едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью, он влетел в лабораторию, снял все чары защиты от пыли и зажег огонь под котлом. Все-таки ему пришлось вернуться сюда.

 — Сидите и не шевелитесь лишний раз, — крикнул он Лавгуд и приступил к делу.

Сначала было страшно — не потерял ли он навыков? Справится ли с отвращением к зельеварению? Но потом руки начали работать сами, голова прояснилась, в душе наступил мир и покой. Ему не нужен был рецепт или подсказки, его тело, его ум сами знали, что делать. Ингредиент за ингредиентом, легкий стук серебряной ложки о края котла, густеющая субстанция, обретающая все более глубокий фиолетовый цвет с каждым верным действием. Казалось, он никогда не переставал заниматься зельеварением.

Не прошло и часа, как Костерост был готов, а Северус почувствовал, что ему жаль отходить от котла. Только мысль о том, что Лавгуд нужна помощь, заставила его выйти из лаборатории.

Луна тем временем почти неподвижно сидела на диване, устроив сломанную ногу на подлокотнике, а руку — на подушке. В какой-то момент ей показалось, что эмоции профессора сведут ее с ума. Когда она дотронулась до его руки, его буквально заморозил животный ужас. Луна не сразу, но все-таки догадалась, что именно на этом месте у него располагается метка Волдеморта. Мысль о том, что она натворила и как больно сделала профессору, испугала ее. А он как-то болезненно воспринял ее страх. И теперь, сидя в его гостиной, Луна пыталась дотянуться до его чувств и понять, не сильно ли он на нее обижен. Странно, но это волновало девушку куда больше, чем собственные переломы.

Когда профессор вышел из своей комнаты, Луна вздохнула с облегчением. В его чувствах преобладало радостное возбуждение (интересно, от чего?) и уверенность в своих действиях.

 — Выпейте, — сказал он, протягивая ей непрозрачный стакан. Луна вспомнила, что именно профессор варил все зелья для Больничного крыла, и без вопросов выпила, сразу же сморщившись.

 — Костерост? — спросила она. Профессор кивнул и добавил:

 — Облегченная версия. Действует в течение получаса, сращивает трещины и небольшие закрытые переломы. Вытяните руки.

Луна послушалась и принялась наблюдать, как профессор быстро и умело наносит на ее кожу заживляющее чуть холодящее зелье. Когда он закончил с руками и перешел к лицу, начал действовать Костерост, и Луна закрыла глаза, стараясь не показывать, как ей больно — лодыжку и запястье как будто расплавляли на открытом огне, а потом лепили заново. Эмоции профессора и собственные мысли отступили на второй план, на первом же осталась боль.

Когда кости срослись, и Луна сумела открыть глаза, Снейп уже сидел в своем кресле с толстой книгой.

 — Пошевелите руками, — велел он, увидев, что она пришла в себя.

Девушка подчинилась и с радостью убедилась, что от переломов не осталось и следа. С ногами тоже было все в полном порядке.

 — Спасибо, сэр, — сказала она улыбаясь. Профессор пожал плечами.

 — Вам пора, Лавгуд. А то вас еще потеряют.

Луна кинула взгляд за окно и согласилась — уже начинало темнеть. Она хотела бы выпить с профессором чаю и поговорить о разном, но времени не было.

Подойдя к двери, она обернулась и спросила:

 — Сэр, в субботу в одиннадцать?

Снейп кивнул:

 — Да, и постарайтесь ничего больше не ломать.

 — До свидания, профессор, хорошей вам недели!

Луна открыла дверь и уже сделала шаг за порог, как услышала негромкое:

 — Лавгуд! Если к вам еще раз применят «Круциатус» или произойдет еще что-то опасное, напишите. Если сову пошлете вы, она сможет найти мой дом.

 — Хорошо, сэр.

Девушка вышла из дома и отошла уже почти к самой границе антиаппарационных чар, как ей послышалось: «И вам хорошей недели». Правда, она все-таки уже была достаточно далеко, поэтому списала это на собственное воображение. Все-таки слуховые галлюцинации куда менее опасны, чем доброжелательный профессор Снейп.