Приказа верить в чудеса не поступало (гет)

Дни, унылые, серые, потянулись липкой противной жвачкой. Все, что казалось таким привычным, налаженно-правильным, теперь вызывало лишь отвращение и жгучее раздражение, которое все тяжелее было скрывать. Что-то должно было рано или поздно случиться, Глухарев это знал…

Жена сорвала его звонком на следующее же утро после разборок с Зотовым. Сергей, злой, похмельный, мало что соображающий, как раз пытался прийти в себя после вчерашних приключений, и тут позвонила Нина: опять приболел Владик. Пришлось возвращаться — и рутина затянула в бесцветный омут будней. Ездил с женой по больницам, мотался в аптеку, навещал тестя, разбирал накопившиеся дела на фирме… Но даже сквозь нудную суету остро и зло жгла обида — за все поражения, за то, что остался в дураках, за то, что бился в непрошибаемую стену, ничего не добившись в ответ…

Уже традицией стало приходить вечерами не в родные стены уютного дома, а в ближайший бар — и пить, пить, пить… Заливать злые горящие мысли крепким алкоголем, забываться — хотя бы совсем ненадолго, хотя бы до следующего утра… Нина, встревоженно встречая его на пороге, смотрела испуганно, что-то спрашивала, пыталась вывести на разговор — но он только нервно отмахивался, не в силах взглянуть ей в глаза, как будто в чем-то был виноват.

А потом взрыв все же случился. Очередным вечером, устроившись у барной стойки, Сергей вдруг заметил сидящую рядом женщину — и на миг переклинило так сильно, что решил: здесь, в сыром неприветливом Питере, в полутемном прокуренном баре, каким-то невероятным образом оказалась Зимина. Копна огненно-рыжих волос, хрипловатый смех, надменно-прямая спина… Сам не заметив как, опрокинул в себя три порции виски подряд — и без того явственное наваждение стало еще более острым. А потом незнакомка, словно что-то почувствовав, повернулась к нему, таким болезненно-знакомым движением вскинув бровь. Глухарев тупо смотрел в точеное смазливое личико, уже отчетливо понимая: ничего нельзя изменить. Сопротивление бесполезно.

Плохо помнил, как швырял деньги бармену, как ловил такси, как ввалился в темный номер ближайшего дешевого отеля. В голове тяжело и мутно шумело, перед глазами все плыло.

Стерва… Рыжая стерва… Непобедимая сука, которую невозможно обыграть… И которой невозможно сопротивляться…

А время будто откатилось назад — перед ним была все та же Ирка: младше, трогательней, нежнее… И вместе с тем — такая же, как сейчас, самоуверенная высокомерная сучка, убежденная в полной своей безнаказанности. И, погружаясь в омут безумия и самообмана, Глухарев не знал даже, что в нем сильнее: ненависть или желание.

Но уж точно — не равнодушие.

Даже спустя столько лет — вовсе не равнодушие.

* * *

До ресторана оставался всего один поворот, но Ира, дождавшись разрешающего сигнала светофора, неожиданно для себя повернула совсем в другую сторону. Не давая себе шанса остановиться, усомниться в том, что делает, и вообще нужно ли это делать, резко затормозила на стоянке перед управлением, и также стремительно, не позволяя себе одуматься, рванула тяжелую дверь.

Поднимаясь по ступенькам под звонкий цокот каблуков, уговаривала себя, что не делает ничего такого: в конце концов, что бы там между ними ни было, поблагодарить Зотова она должна. Если бы не он, в отдел она, уже, наверное, бы не вернулась. И это в лучшем случае. Она просто скажет… просто скажет ему какие-то правильные слова, а потом сразу уедет — ребята и так, наверное, уже заждались в ресторане…

— Товарищ полковник?

Зотов, повернувшись на скрип двери, недоверчиво усмехнулся — и тут же настороженно-хищно закаменел. Ира, вспыхнув, невольно повела обнаженными плечами, чувствуя окативший с головы до ног взгляд — изучающий, бесстыдно-откровенный, скользящий по коже бархатным жаром. Только сейчас вдруг дошла вся двусмысленность ситуации — мало ли что мог себе вообразить Зотов, увидев ее у себя в кабинете в вечернем платье. Чертчертчерт!

— Чем обязан? — не отводя глаз, со своей привычной волчьей усмешкой выговорил Зотов, делая шаг к ней.

— Просто пришла сказать тебе спасибо, — сама удивилась тому, насколько сдержанно-льдисто прозвучал собственный голос — внутри, казалось, все вспыхнуло разом, будто в пороховую бочку бросили спичку. — Я не знаю, как тебе удалось… Но правда, спасибо. И если вдруг что-то… если тебе вдруг понадобится помощь, я сделаю все, что в моих силах. Даже несмотря на то, что… то, что между нами произошло.

То, что между нами произошло.

Она что, издевается?

Зотов лихорадочно-диким взглядом смотрел на искры света в пламенеющих завитках — и внутри занимался жаждущий, жадный, неугасимый пожар.

И даже отрезвляюще-ясная мысль о том, что она, наверное, имела в виду совсем не это, уже не мог его остановить: перед глазами отчетливо-ярко вспыхивало все то, что он так и не смог забыть.

Не сможет. Не сможет никогда…

Ведьма…

Словно во сне, мало что понимая, шагнул к двери. Металлически-сухой щелчок замка показался оглушительным.

Медленно повернулся к напряженно застывшей Ирине, сквозь горячечный туман в голове осознавая только одно.

Сопротивление бесполезно.