— Теперь осталось лишь сплести подушки и одеяла из цветов и трав, — проговорил Альберт в следующую минуту.
В первый миг Консуэло удивлённо подняла брови, но в следующее мгновение подумала, что не стоит удивляться подобным словам. Ведь, несмотря на всю аскетичность собственных привычек, пребывая в отшельничестве, её избранник, построив для себя дом, никак не мог позволить себе спать на голых досках кровати.
— Я знаю, какие это должны быть растения, где их искать и как собирать.
— Я не сомневалась в этом, но всё равно должна признаться, что ты восхищаешь меня с каждым днём всё больше. Ты позволишь мне пройти с тобой этот путь?
— Я и не думал о том, что может быть как-то иначе, и сам хотел попросить тебя об этом, зная, что ты согласишься.
— Ты знаешь, мне захотелось и самой научиться этому ремеслу. В конце концов, у меня ведь есть навыки шитья, я не забыла общие черты этого процесса. Если, конечно, за столько лет мои руки смогут вспомнить все подробности. В любом случае, быть может, мне будет легче овладеть подобным искусством, нежели я бы училась этому с чистого листа, — улыбнулась Консуэло.
— Да, если ты желаешь, я расскажу и покажу тебе, как это делается, что будет для меня честью. Я уверен — ты справишься с этим с лёгкостью. Благодаря уму и упорству, а самое главное — желанию — которыми ты обладаешь — я убеждён, что это не составит для тебя большого труда. Но всё это будет завтра, а сейчас — я вижу, как ты измучена переживаниями. Я знаю, о чём ты думала. Я и сам ни на минуту не перестаю держать в своих мыслях наше грядущее и молю бога о милости к нашим душам.
Она молча и спокойно, но немного устало смотрела в его глаза, испытывая тайное, но в известной степени предательское облегчение, осознавая, что ещё одна ночь пройдёт так, как всегда — они будут находиться рядом, но Альберт не позволит себе ничего, кроме взгляда и улыбки, исполненных уважения и почитания, и целомудренных прикосновений к её лицу, может быть, проведёт пальцами по волосам, убрав их со щеки и виска.
Но ведь вместе с тем будущее не становилось менее неотвратимым, и от этой мысли сердце Консуэло наполнялось едва ощутимым томительным ожиданием, наполненным предвкушением наслаждения и всё тем же безотчётным страхом.
После этого разговора они отправились на вечернюю трапезу к тем людям, в доме которых Консуэло уже успела поесть.
Познакомившись с новыми друзьями, на сей раз Альберт не стал рассказывать им историю своей жизни, проведя ужин в молчании, занятый мыслями о предстоящей святой ночи. Облик его излучал сосредоточенность на чувствах, и никто из присутствовавших в доме не смел беспокоить нашего героя, безотчётно понимая, что сейчас нужно оставить Альберта наедине с собственным внутренним миром.