Киберпанк для Учихи. Перезапуск (гет)

Наама проснулась от того, что ее трясли за плечо.

— Вставай, — звал смутно знакомый голос.

— Можно как-то повежливее? Как же права человека в конце концов?! — недовольно пробурчала Наама, едва разлепив веки.

— Права кого? — недовольно хмыкнул Обито, и она окончательно проснулась. — Не неси ерунды. Какие у тебя могут быть права? Ты моя пленница и, чтобы выжить, должна выполнять мои приказы. Надеюсь, понятно?

Он смерил ее внимательным взглядом. Наама поспешно кивнула и заранее сжалась в ожидании неприятностей. Но ей повезло, Обито встал и только отдал приказ:

— Идем.

Наама брела за ним по темным низким проходам и гадала, почему он не перенес ее, как и прежде. Спустя минут пять пешей прогулки они вышли в огромную залу, где из-под земли торчали голова и руки омерзительной статуи. Статуя была настолько большой, что на ее пальцах спокойно стояли люди в черных плащах с красными облаками. Их было человек шесть, Наама не успела посчитать — ей не позволили вертеть головой по сторонам. Но кое-что она успела заметить — некоторые из людей были словно голографическими проекциями.

— Я собрал вас сегодня, — раздался вдруг звучный властный голос, — чтобы провести эксперимент.

Голос принадлежал человеку, походившему на того, кто напал на них вчера. Рыжие короткие волосы, другое лицо, но те же черные пирсинги. Итачи и Джирайя сражались с ним? Неужели они мертвы? Ком подступил к горлу.

— О каком эксперименте речь, если у нас Коноха на хвосте? — противный, почти шипящий голос раздался позади, и по спине пробежал холод. — После появления «Мадары» из Акацки в деревне они начали действовать. Не лучше ли затаиться на несколько лет?

— Осторожность только усугубит обстановку и даст врагам время накопить силы, — продолжил рыжеволосый. — К тому же им теперь многое известно. Изначально я предполагал, что заполнить статую Гедо можно только чакрой хвостатых, но сегодня мы попробуем проверить одну теорию. Если получится, наша цель приблизится к нам! Годы поисков хвостатых можно будет опустить, и мы перейдем к следующему этапу. Недаром я просил вас добыть образцы чакры всех девяти биджу. Я знаю, что не все еще справились, но пока для эксперимента будет достаточно первого.

Обито подошел и шепнул на ухо:

— Твоя задача накапливать чакру, и как можно больше.

— Скажи, они живы? — прошептала Наама в ответ. — Пожалуйста. Я сделаю, что вы просите, если ты честно ответишь…

Тот на несколько мгновений склонил голову.

— Они живы, — ответил он так же тихо. — Но ненадолго.

Сердце пропустило удар.

— С твоей помощью мы убьем очень и очень многих, — продолжил Обито. — Я предельно честно ответил? Теперь покажи, как хорошо ты держишь свое слово.

Наама до скрежета зубов сжала челюсти. Но изображать из себя мученицу, упорствуя до последнего, глупо и нелогично. Ее заставят, она понимала это отчетливо. Оставалась лишь надежда на то, что ее все-таки спасут и не позволят этим гадам воплотить свой план в жизнь.

Она села на пол и принялась собирать чакру. Как только ее тело полностью скрыл покров, вокруг разрослась сфера из чакры, подняла ее в воздух, вытянулась с одной стороны и струйкой потекла в статую монстра. Гул и утробный рев сотряс пещеру, Наама испугалась, потеряла контроль, рухнула на пол — сфера из чакры пропала.

Не успела Наама сесть, как грубая рука потянула за волосы. Обито глупо хихикал, будто играл на публике шута.

— Ой, кажется, куколка сломалась! — провозгласил он и поднял ее на ноги.

— Отпусти! — вскрикнула Наама. — Хватит делать мне больно по всякому поводу и без! Я и так делаю все, что вы говорите!

— Все? — Обито слегка ослабил хватку и продолжил дурачиться, отчего становилось еще тревожнее. — Все-все, правда? Лидер-сама, если эта девочка такая покладистая, может быть, кто-то захочет с ней развлечься отдельно?

Наама опять сцепила зубы и мельком оглядела собравшихся шиноби, чтобы понять, может ли эта угроза стать реальностью. Не все лица ей удалось рассмотреть, но парочка из них точно выражала интерес. Она постаралась отцепить руку Обито.

— Тоби, отойди, — голос «Лидера» заставлял стыть в венах кровь. — Дадим ей еще шанс.

Обито отпустил ее волосы, нарочито заботливо и с издевательским смешком поправил ее одежду и отошел на свое место. Наама проводила его взглядом, вложив в него столько ненависти, сколько смогла найти, и опять села на пол. Что бы ни случилось, нельзя терять контроль и самообладание. Все мирское отбросить, все лишнее прочь. Есть только энергия вокруг и больше ничего и никого. Вдох-выдох… Наама заставила себя закрыть глаза. Хоть при этих людях не хотелось чувствовать себя еще более уязвимой, она поняла одно — ее не тронут, пока она исполняет свою функцию. Они хотят чакры — будет им чакра.

При помощи модулятора Наама настроилась на максимальную концентрацию и медленно начала погружаться в транс. Один плюс — не нужно было сжимать чакру, что требовало дополнительных усилий. Она вновь почувствовала, как ее подняло в воздух, опять раздался гул откуда-то из-под земли, Наама на этот раз была готова, поэтому хоть и дрогнула, но контроль не потеряла.

А потом сила природы полилась потоком, ее переполняло до предела, но тут же опустошало. Наама старалась вобрать в себя больше и больше, но ее высасывало, как вакуум космоса высасывает через брешь воздух из космического корабля. И в какой-то момент, когда собирать извне было уже нечего, Наама ощутила, как последние силы покидают ее. Она снова шлëпнулась на пол, на этот раз уже не в состоянии даже поднять головы. Над ней чудовищная статуя приоткрыла один глаз. Голоса вокруг и посторонние звуки слились в единый и бессмысленный гул.

Сквозь полузабытье она увидела над собой маску Обито. «Наверное, опять глумится», — подумала Наама, но сейчас ей было абсолютно безразлично, что будут делать с ее телом. А ее подняли и понесли. Судя по маячившей над ней оранжевой маске, все тот же Обито. Черно-серый потолок сменился серокрасным с мелькающими на нем бликами от лампады. Под головой оказалась подушка. Нааму приподняли, засунули в рот что-то горькое, а потом влили в рот воды. Кажется, она подавилась.

Очнулась Наама от примитивного желания посетить отдельную комнату. Тело ломило от усталости, будто она не медитировала, а таскала камни. Не успела она разлепить веки, как почувствовала прохладное касание к щеке.

— Ты плакала во сне, — голос Обито звучал на удивление небезразлично.

— М-м? — Наама еле открыла глаза.

— Тебе нужна помощь? — осведомился он.

— Помощь в чëм? — Наама не могла собрать мысли в кучу. Да, ей нужна была помощь, чтобы свалить отсюда. Но он точно поможет ей в этом? Тут явно что-то другое. И что с его тоном?

— Кгхм. — Он кашлянул и убрал руку с ее лица. — Ты много часов не посещала уборную.

Ну, конечно, ничего хорошего он не сказал.

— Я сама, — прохрипела едва слышно Наама и перевернулась на бок. Ничего.

Как-нибудь.

Обито встал и отошел, позволив ей ползти по холодному полу. Наама потратила остаток сил на это действие, поэтому потом едва не уснула в туалете. Спасибо заботливому Обито, он не позволил. Донес до лежанки у стены и подал стакан воды с черной горошиной.

— Это «солдатская пилюля», — произнес он. — Поможет быстрее восстановиться.

Наама приняла ее, запила водой и откинулась на спину. Тело так же гудело, в голове была каша.

— Если честно, я не ожидал, — снова нарушил тишину Обито, — что ты окажешься настолько полезной. Должен поблагодарить, ты и правда послушна. Если продолжишь в том же духе, мы даже сохраним тебе жизнь.

Наама посмотрела на него с ненавистью. Тот пожал плечами.

— Думаю, Какаши все равно расстроится, узнав, что тебя использовали для создания сильнейшего оружия.

— Ты все делаешь, только чтобы сделать пакость Какаши? — не смогла сдержаться Наама.

— Скажем так, это приятное дополнение. — Обито хмыкнул. — Конечно же, я не настолько мелочен, чтобы затеять мировую войну только ради одного человека. Но девочка Какаши — отличный повод для личной мести.

Наама даже рассмеялась. Хоть где-то она сможет его обломать.

— Вот только ты ошибаешься. Я не «девочка Какаши».

— Нет? — казалось, тот был уверен в собственных догадках. — Он так тебя защищал…

— Нет. — Наама фыркнула. — Он защищал меня по иной причине.

— И по какой же?

— Просто, потому что обещал. — Наама снова увидела у Обито красный глаз. Где-то она слышала, что Учихи могут чувствовать настоящие эмоции других людей.

— Ха, — хмыкнул он с презрением. — Какаши все такой же бесполезный. Неужели нашелся идиот, который доверился ему?.. Но не думай, что если ты не подружка Какаши, я отпущу тебя раньше времени.

— Даже в голову такое не приходило, — буркнула Наама.

— Расскажи про Итачи из будущего. — Обито сел, скрестив ноги.

— С чего ты решил, что я знаю о нем больше? — сердце пропустило удар, руки похолодели. Он хочет узнать его слабые места, чтобы убить?

— Хорошо, — голос Обито обрел привычную холодность. — Давай опять поиграем в вопрос-ответ. Надеюсь, ты помнишь, что будет, если обманешь?

Наама напряженно сглотнула.

— Откуда он узнал о том, кто под маской? — Обито постучал пальцем по маске. Наама не понимала, почему тот не использует силу своих глаз, чтобы покопаться в ее голове, как это сделал местный Итачи. Почему тянет, чего ждет? Проверяет, не станет ли она врать?

— Я точно не знаю, — осторожно ответила она. — Но, кажется, ты сам в будущем сказал ему это.

— Сам? — Обито явно удивился. — Кроме Пейна, никто не знал этого. Я и не планировал никому ничего рассказывать.

— А ведь ты солгал и Пейну, — осторожно заметила Наама. — Ты ведь Обито, друг Какаши. Бывший друг, — поспешила добавить она на всякий случай.

Он хмыкнул.

— Пытаешься перехватить инициативу?

Наама вздохнула. Она сейчас находилась в ужасно невыгодном положении — лежит ослабленная и беззащитная перед опасным и сильным врагом.

— Ладно. — Она вздохнула, с трудом присела и начала: — Я все тебе расскажу, что знаю. Вообще все с самого начала.

В виднеющемся сквозь прорезь маски глазе блеснуло любопытство.

— Когда я была маленькой, родители отправили меня в начальную академию… — с опаской начала Наама. Говорить об Итачи совсем не хотелось, и она решила начать издалека. Очень издалека. — Я тогда думала, что стану пилотом и усердно занималась с…

— Мне повторить вопрос? — холодный голос Обито заставил вжать голову в плечи. — У тебя проблемы со слухом?

Наама напряженно сглотнула.

— П-повтори… — стала она косить под дурочку, прекрасно понимая, что толку от ее ничтожного протеста все равно не будет.

— Кто этот Учиха Итачи? — обманчиво спокойный голос Обито пугал только сильнее. — И советую не отступать от темы.

Наама вздохнула. Она не знала, можно ли говорить об Итачи, но с другой, какой смысл в сокрытии этой информации? Что выиграют эти люди, узнав о истории с другим миром? Практический смысл вряд ли получится извлечь. А вот если попытаться рассказать с нужной точки зрения и под нужным углом, может быть, выиграет она?

«Прости меня, Итачи», — подумала она и принялась рассказывать о секте и о случайной связи с человеком, мечтающим умереть. О том, как этот человек появился у нее в доме и едва не убил, но был слишком ослаблен и потерял сознание. О том, что она вылечила этого человека и собиралась отправить обратно, о том, как случайно узнала о его прошлом. О том, что в последний момент их планы нарушили и Итачи сбился с координат. Он оказался в собственном мире, но семь или восемь лет назад. Вместе с ней. И они до сих пор не понимают, провалились ли в его настоящее прошлое или попали в параллельную вселенную. А знал о Мадаре он потому, что в собственном прошлом состоял в Акацки, так как ему некуда было податься из-за ужасных преступлений, которые совершил во имя мира в родной деревне. А еще он обещал отправить Нааму обратно, поэтому они и странствовали в поисках возможностей сделать это.

— Вот как… — Обито молчал до тех пор, пока она говорила.

— Надеюсь, теперь вы станете относиться ко мне чуточку лучше, — Наама показала пальцами насколько «чуточку». — Вообще, было бы неплохо, если бы вы пересмотрели свои странные радикальные взгляды… Подумай только, ведь жизнь можно наладить иначе…

Из-за того, что он не перебивал и спокойно реагировал, Наама начала забывать, какой перед ней опасный и жестокий человек. Ей стало казаться, что он понимает ее. Недаром многие конфликты решаются дипломатическим путем — в конце концов стоит людям как следует понять точку зрения оппонента, прийти к мирному решению становится в разы легче. Она совсем осмелела:

— Я понимаю, в твоем прошлом случилось много плохого. К сожалению, вот так запросто мы не сможем отправиться туда и все исправить, но, если найдем способ перенести меня в мой мир, ты можешь пойти туда со мной. Ты увидишь совершенно другой мир, других людей, тебе не захочется возвращаться. Знаешь, чтобы подлечить душу, лучше сменить обстанов…

Схватив за горло, грубая рука прервала на полуслове.

— Да что ты знаешь, глупая девка? — прохрипел он. — Что ты знаешь о моем прошлом? Что ты знаешь о моей боли? Подлечить душу, говоришь?

Наама схватила за его руку, случайно соскользнув с перчатки выше, но не почувствовала тепла кожи, только что-то холодное и гладкое. Она вскинула на Обито удивленный взгляд, и он тут же отдëрнул руку и встал.

— Из твоего рассказа я понял одну вещь. — Его голос вновь звучал спокойно. — Итачи знает о наших убежищах. Поэтому мы позаботимся, чтобы он не нашел тебя.

Наама выругалась про себя и сжала кулаки — силы все-таки понемногу возвращались. И как она умудрилась забыться рядом с этим злодеем? Не иначе умом тронулась. Надо взвешивать каждое слово.

* * *

Итачи умывался уже в третий или четвертый раз. Сон, который приснился сегодня, казался реальнее зелени деревьев, шелеста листьев и щебетания птиц вокруг. Ему редко снились такие яркие сны, что можно было спутать с реальностью.

Во сне он стоял на лоджии в доме Наамы, смотрел на летящие с огромной скоростью машины и пестрящие рекламные вывески, а рядом с ним стоял Коринор. Легкий ветерок приносил запахи улиц и приятно холодил кожу. Они стояли долго, а потом отец Наамы заговорил тихим, сдавленным голосом:

— Ты обещал…

Итачи обернулся. Коринор выглядел уставшим, посеревшим и замученным.

— Ты обещал, что не заберешь нашу дочь.

— Поздно, — собственный голос прозвучал холодно. — Я уже забрал ее.

— Пожалуйста… — На глазах Коринора навернулись слезы. — Верни нашу девочку! Мы так по ней тоскуем!

Итачи отвернулся и пошел в дом, где вместо двери был открыт портал. Пройдя через него, он оказался в Конохе, в своем бывшем доме, в большой комнате, где на полу лежала Наама вместе с его родителями — все они были мертвы. В правой руке блеснул окровавленный меч. Он убил их.

Итачи умылся в очередной раз, пытаясь сбросить ощущение липкого ужаса.

Но все тщетно — воспоминания той ночи сами предстали перед глазами. Мертвые родители, павшие от его рук. Он посмотрел на свои ладони — пальцы заметно дрожали, почти как той ночью.

Общее благо. Мир. Какие немыслимые преступления он совершил ради этих понятий! Ему никогда не смыть этот грех, не искупить ничем. И Наама станет его наказанием. То, что стало дорого, погибнет. И он будет виноват в ее смерти.

Убийца, чудовище…

Прозрачные капли упали на ладони, и Итачи не сразу понял, что это не вода после умывания, а собственные слезы. Он смирился с тем, что сотворил, нашел силы двигаться дальше, но, если он потеряет еще и ее… Чувства, которые клокотали в душе от этой мысли, не имели названия. Они были страшны и разрушительны. Это станет последним шагом к его сумасшествию?

Итачи сжал кулаки, стиснул зубы. Если позволить эмоциям взять верх, то все так и будет. Но он шиноби. И у него есть задание. Следует делать все для его успешного завершения. Больше ничего не остается. Он жил так всю жизнь, он умеет подавлять в себе чувства. Пусть не до конца, но так, чтобы они не мешали, скрываясь в тени подсознания и потихоньку отравляя разум и тело. После лечения в медицинском модуле, после доброй улыбки Наамы тело и душа вновь окрепли, у него вновь есть силы сдерживать монстра Учиха.

Прикрыв глаза и глубоко вдохнув, Итачи сделал то, что должен уметь каждый настоящий шиноби, — взять под контроль чувства, отбросить сомнения. Да, он не помешал поймать Наамы, но это не значит, что все кончено. До тех пор, пока не увидит ее мертвое тело, он будет искать и считать Нааму живой.

Чтобы окончательно отвлечься, он вслушался в разговоры напарников.

— Поверить не могу, что Нагато стал таким, — в который раз проговорил Джирайя. — Конечно, горе потери сводит с ума, но чтобы настолько…

— И Обито вместе с ним… — Какаши покачал головой.

Время короткого привала подходило к концу, надо было собираться.

— Он мечтал стать Хокаге, — продолжил Какаши. — Он любил Рин больше всего на свете, но и Коноху тоже любил. Даже если он видел, как погибла Рин… — голос его дрогнул. — Нет, тем более он должен был найти меня, но месть Конохе и всему миру… На него это не похоже. Я не понимаю.

Итачи разворошил костер и залил из фляги водой. Время поджимало, но он тоже хотел разобраться, поэтому медлил со сборами.

— Все-таки Акацки — непростая организация, — сказал Итачи. — Пейном руководил Мадара — так я думал. Одно только имя Мадары принесло бы огромную популярность Акацки. Но он, обладая возможностью контролировать Кьюби, а следовательно, имея огромную силу, оставался в тени. И я не понимал, почему. Теперь ситуация немного прояснилась.

Все повернулись к нему.

— Он не был Мадарой, — продолжил Итачи. — Даже если бы он захватил девятихвостого, этого могло оказаться недостаточно. Кто знает, как долго он сумел бы обманывать, оставаясь на виду. А вот, обладая самым мощным оружием, он сделал бы это с легкостью. Создание нового общества — идеи, которыми прикрывались Акацки. Лидер говорил о том, что собирается править миром, избавив его от зла и насилия. Но достичь этой цели он собирался очень своеобразным путем.

Товарищи смотрели в ожидании.

— Он хотел ввергнуть мир шиноби в очередную войну, уничтожить страны, стереть границы между воюющими и остаться единственной силой, которая будет править миром. Но теперь я думаю о ринненгане… Если верить словам Гаммамару-самы, Учихи и Сенджу изначально родственники, но в то же время противоположности, и все началось с первых потомков Хагаромы. Индра пробудил глаза и изменился. Когда я пробудил свой мангеке, я прочел скрижали Учих: там говорилось о неком предостережении для владельцев шарингана и намек на продолжении развития глаз. Получается, ринненган — завершенная версия силы Учих. Силы Рикудо Сеннина…

— Но откуда мог появиться ринненган у мальчика из деревни Страны Дождя? Я видел его, он не был Учихой, — мотнул головой Джирайя. — А если принять во внимание его цвет волос и огромные запасы чакры… Я думаю, он может быть Узумаки.

Итачи чувствовал, ответ лежит на поверхности, происходит нечто большее, чем просто месть Обито или Пейна, но не мог нащупать правильную нить. А еще это подставное имя Мадары. Зачем называться и действовать от его имени, если никак с ним не связан? Или все-таки связан? Вся информация переплелась в причудливый клубок с сотней концов, и, когда Итачи тянул за один из них, клубок сжимался, превращаясь в гигантский узел.

С теми силами, что у Акацки уже есть, можно было бы прекрасно показать «боль» всему миру. В нынешнем положении разрозненности и шаткого перемирия, которое дунь — и даст трещину, можно было сколько угодно устраивать новую мировую войну. А можно было бы просто по очереди нападать на скрытые деревни, уничтожая их подчистую. Способности Пейна поражали. Итачи был уверен: он узнал далеко не все, но и увиденного хватило, чтобы понастоящему испугаться за свою деревню и ее жителей. Но Акацки отчего-то медлили. Просто страховались, или Пейн не настолько силен, каким кажется?

В любом случае, если у них получится с десятихвостым, если Обито в самом деле удастся перекачивать природную чакру через Нааму в статую Гедо... Тогда мир в опасности.

Своим появлением в прошлом Итачи ускорил развитие событий. И только он за это в ответе. Но сожалений по этому поводу не было. Все случилось бы, если не сейчас, так потом. Он сожалел о другом. В другой реальности Итачи бросил Саске на пороге четвертой мировой. Как же он был ослеплен собственной болью, что не заметил опасности, нависшей над всем миром шиноби… Что ж, там оставалась надежда только на Наруто и его особую силу объединять людей. И на Саске, всë-таки он очень способный мальчик. Правда, без вечного мангеке и со змеем будет тяжелее…

Итачи мысленно одëрнул себя. Нельзя. Нельзя думать об этом. Когда он вспоминал о том, что план в прошлом провалился, отчаяние захлëстывало с новой силой. План с собственной смертью был способом искупления, за который он цеплялся годами. Но сбросить вину с плеч не вышло. То, что теперь клан перестал думать о перевороте, настроения в деревне стали лояльней, а Учихи получили наконец для своего предводителя достойную и важную должность, не смягчало этого чувства.

А теперь еще Наама в плену. Она сильно страдает? Получилось ли у нее оправдать ожидания Акацки, сумеет ли продлить свою жизнь достаточно, чтобы он успел к ней на выручку?

«Дождись меня, — обратился Итачи к ней мысленно. — Пожалуйста, дождись!» Если он потеряет ее, если она умрет… Тут же в сознании закипела магма и одновременно затрещал холодом вечный ледник. Проклятье ненависти Учих. Если они теряют то, что сильно любят, ненависть правит рассудком, одаривая носителя шарингана невероятными способностями. Итачи мотнул головой. Нет, пусть такой ценой он даже смог бы пробудить ринненган, это того не стоит. Защитить одно ценой другого — больше он так не хочет. Он справится и без особых способностей. Не один, а с помощь друзей. Итачи оглядел своих спутников. Да, теперь он не один.

— Нужно отправить подробный отчет в Коноху, — сказал Итачи, наконец освободившись от сковывающих разум эмоций. — Пусть подготовятся к вторжению и предупредят другие страны. Станут их слушать или нет — неважно, пусть хотя бы попытаются.

Шисуи кивнул.

— Я быстро напишу отчëт.

Итачи взглянул на Кимико — девушка спала, свернувшись комочком на плаще. Она совсем измоталась за день, но стойко терпела лишения и нагрузки. Как настоящая куноичи. И Итачи был ей благодарен за то, что не испугалась и пошла с ними. Может так статься, Нааме потребуется помощь медика.

— Итачи, — обратился к нему Джирайя, сидевший несколько минут молча, — я отправлюсь на гору Мьебоку, хочу уточнить кое-какие вопросы по Кагуе Ооцуцуки, догоню вас потом. Оставь мне своего ворона.

Итачи кивнул.

— Остальные выдвигаются. — Он присел рядом с Кимико и легонько потряс за плечо. — Подъëм.

* * *

Наама лежала на полу в уже новой пещере и до сих пор не могла поверить в происходящее. После чрезмерно откровенного разговора Обито перенес ее в другое место, правда, мало отличающееся от предыдущего: комната немного больше, повыше потолки, и вместо висящей ткани — настоящая деревянная дверь. За последние несколько дней Наама натерпелась боли и страха больше, чем за все время пребывания в этом мире. Что не так с людьми? Почему они запросто используют других ради достижения своих целей, почему с легкостью причиняют боль? Почему смерти других живых созданий — сущий пустяк? Ведь жизнь — самое ценное, что есть во Вселенной. Надо оберегать и лелеять ее…

Наама села, и ее затрясло. Она укуталась в серое, пыльное одеяло и с трудом сдержалась, чтобы не застучать зубами. Она даже запустила систему диагностики, но модулятор не отметил повышение температуры, только нервное перенапряжение и усталость.

— Какой же ты очевидный, — пробурчала она, стараясь заполнить звуками голоса оглушительную тишину.

Мрачные своды пещеры нависали, давили на нее, пугали. Наама съëжилась на жесткой лежанке, закуталась в одеяло с головой, будто оно могло спасти от окружающей тьмы и страха.

— Ненавижу тебя, Итачи, — пробормотала она и прикусила губу.

Она сказала так, но сама думала совершенно о другом. О его взгляде, голосе, его поцелуе… На самом деле она не винила его уже давно. Вселенная так распорядилась, чтобы Наама перенеслась в другой мир. Итачи лишь выполнял ее волю. И Наама просто слабое существо, плывущее по течению. Она ничего не может изменить, ни на что повлиять. Остается только смириться и ждать. Если Вселенная смилостивится, она пощадит ее, если же нет…

Слëзы застилали глаза, нос заложило. Кто бы мог подумать, что из спокойной безбедной жизни она переместится в полный лишений и страданий мир? За что ей все это в конце концов?

— Ты должна поесть, — услышала она женский голос и вздрогнула.

Неужели в этом месте есть заключëнные, помимо нее? Вытерев глаза, Наама скинула с лица одеяло и увидела синеволосую девушку в черном плаще. Наама видела ее в том зале, значит, эта женщина никак не жертва, скорее, одна из надсмотрщиков.

— Если будешь плохо есть, рискуешь стать бесполезной, — продолжила та абсолютно равнодушным голосом. — Запомни хорошенько, ты существуешь только пока приносишь нам пользу. Если Лидер посчитает, что от тебя больше проблем, ты умрешь.

Последние слова эхом пронеслись в голове несколько раз, Наама судорожно вцепилась руками в одеяло, закутавшись еще сильнее. Синеволосая оставила поднос с едой и вышла. А Наама потихоньку принялась есть, хотя на самом деле аппетита не было совсем.

В тарелку с рисом упали капли слез. Она не хотела умирать. Вообще не представляла, как это. Не хотела даже думать о смерти. По меркам своей родины она и жить-то не начинала. Какое безобразное место! Сейчас, как никогда прежде, Наама чувствовала несправедливость и жестокость этого мира.

— Забери меня отсюда, — прошептала она, мысленно обратившись к Итачи. — А потом я заберу тебя.

Как жаль, что они не успели поговорить. Возможно, если бы он знал, это придало бы ему сил? Или же, напротив, заставило бы чувствовать себя виноватым? Пересилив себя, Наама встала и подошла к двери, слегка приоткрыла ее и вздрогнула.

Темнота уставилась на нее потусторонним взором, и Наама отпрянула. Почему же так страшно? Разве раньше она боялась темноты? Нет, она не была с ней знакома. Всю жизнь свет сопровождал ее и днем, и ночью.

Наама вернулась на свою лежанку. Впору было раскваситься, растечься по матрасу бесполезной лужицей сожалений, но если поступить так, не притянет ли она к себе смерть? Она во что бы то ни стало должна выжить. Обязана вернуться домой к родным! Она не имеет права сдаваться! Наама села в позу для медитации и попыталась для начала взять под контроль хотя бы собственные чувства и выйти из оцепенения.

Наама в третий раз ступала в эту жуткую огромную пещеру с чудовищной статуей. Ноги подкашивались и дрожали, руки холодели и немели. Странно, она ведь уже знала, как все происходит, знала, что она выживет, но подсознание генерировало страх еще бóльший, чем в самый первый день. Вот только всем было плевать на ее страхи и чувства. Люди в черных плащах с красными облаками вновь сконцентрировали свою чакру, и чудовищная статуя с утробным ревом разинула пасть. Наама зажмурилась, собрала закоченевшие пальцы в печать.

Тепло от поступившей энергии проникло под кожу, разлилось по всему телу, согрело одеревеневшие пальцы. Но тут же ее подняло в воздух, энергия принялась выходить из нее медленным тягучим потоком. И это было очень тяжело, словно ее разрывает на части. Но нельзя поддаваться, иначе она может свалиться, а тогда ею вновь будут недовольны.

Про себя Наама горько усмехнулась. Когда это она боялась кому-то не понравиться? Воистину страх смерти и боли делает с людьми ужасные вещи… Чтобы поддержать себя хоть немного, Наама постаралась думать о родных. Вот только сквозь воспоминания о доме навязчиво просачивались другие: места, которые стоило бы ненавидеть, люди, к которым не имело смысла привязываться, мужчина, к которому нельзя испытывать чувства… Но Наама привязалась и чувствует. Может ли быть, что этот мир, несмотря на свои жестокие нравы, становится ей родным?

* * *

Джирайя догнал их ночью. Подсев к Итачи, он глубоко вздохнул.

— Первые вороны вернулись из разведки? — спросил он.

Итачи мотнул головой.

— Я послал их в дальние убежища, чтобы сэкономить время. Вы говорили с Гаммамару?

Джирайя кивнул и устроился поудобнее.

— Кагуя прибыла на нашу планету с неба, и, когда была в опасности, прибежала к запретному древу и сорвала плод. После чего она захватила власть у ближайших народов. Часть людей были пленены древом и подпитывали его. В течение многих лет она правила теми землями, родила близнецов и продолжала посылать к древу людей. Местность обеднела, земли потихоньку умирали. — Влияние древа? Оно высасывало природную энергию?

— Похоже на то.

— Как и говорила Наама. — Итачи вздохнул. — Она рассказывала, что некоторые люди в ее прошлом посадили кристалл энергии, и он дал всходы. Те, кто выжили после того, как съели плод, переродились, изменились. Одни продолжили вести обычный образ жизни, у них появились потомки, которые тоже имели способность контролировать чакру, другие затевали войны и разоряли миры. Значит, Ооцуцуки — пришельцы и захватчики. Может ли сейчас кто-то из них руководить Обито из тени?

— Но Кагуя была побеждена своими сыновьями, — напомнил Джирайя. — Гаммамару сказал, что они запечатали ее вместе с Джуби на Луне. Один из них, брат Рикудо Сеннина, отправился жить туда, чтобы сторожить ее.

Итачи нахмурился.

— Но как тогда статуя Гедо оказалась на земле?

— Кто-то призвал ее? — предположил Джирайя.

— Допустим, но тогда откуда этот «кто-то» мог догадаться, что она существует?

— Хм… — Джирайя задумался. — Думаешь, Гаммамару мог рассказать о Кагуе и вечном Цукуеми кому-то еще?

— Появление чужака в запретной стране не такое уж и рядовое событие.

— Ты прав. Но если Гаммамару никому больше не говорил, то кто мог? Старейшины других тайных стран не были свидетелями тех событий, по словам Гаммамару. Хотя я не сильно бы надеялся на память этого старика…

— Теперь правды мы не узнаем. — Итачи посмотрел на свою раскрытую ладонь. — Пока сложим воедино то, что есть. Статуя Гедо была запечатана на Луне, но кто-то призвал ее. Вероятно, кто-то, владеющий особыми силами глаз. Мангеке или скорее ринненган. Ринненган оказался у ребенка из клана Узумаки, и пробудился именно в этой форме сразу. Все верно?

— Да, Итачи, все так.

— У меня чувство, что Обито не совсем врал, представляясь Мадарой. — Итачи сжал кулак и закрыл глаза, вызвав в памяти то время, когда встретился с человеком в маске впервые. — По крайней мере, часть вещей получилось бы объяснить, если бы Мадара действительно выжил. Допустим, это так. Но тогда откуда он узнал о плоде чакры и вечном Цукуеми? До последнего сражения с Хаширамой у него не было ринненгана, чтобы прочитать скрижали Учих. Хотя у него был вечный мангеке…

Итачи задумался. Он не додумался почитать камень еще раз после возвращения. Ведь, если судить по признакам, у него теперь вечный мангеке, хоть он и получил его необычным способом. Ситуация все больше путалась, но Итачи понимал — не может быть простого ответа на вопрос: почему Обито решил уничтожить мир шиноби. Какаши рассказал, что он потерял друга в третью мировую войну. Они с Рин сбежали, спасаясь от преследователей, а придавленный камнями Обито остался там. Если верить словам Какаши, Обито не мог выжить, он уже умирал.

Кто-то его спас. Но обычным медицинским ниндзюцу было бы не под силу восстановить его. Кто-то, гораздо сильнее рядовых шиноби, оказался в нужном месте и в нужное время. Итачи слышал, что Орочимару ставил опыты на людях с клетками Хаширамы, известного всему миру своей поистине чудовищной регенерацией. Конечно, это не мог быть Орочимару, ведь на тот момент второй из Легендарной Троицы все еще находился в Конохе. Но, возможно, кто-то другой, обладающий секретами Первого Хокаге, вызволил Обито из-под завала и вылечил с помощью неизвестных техник. Пока эта идея не приносила пользы, лишь сильнее путала, но Итачи не собирался сбрасывать ее со счетов. Было бы неплохо вернуться в Коноху и почитать скрижаль. Но оставалось слишком мало времени.

* * *

Шисуи поднес запыхавшейся Кимико воды. Он все больше волновался за нее, ведь с каждым днем девушке становилось тяжелее, отдых на привалах сокращался. Итачи превратился в настоящего монстра после того, как первые вороны вернулись с разведки. Он гнал всех и, казалось, готов был загнать до смерти, лишь бы найти врагов. Увещевания не срабатывали. Он твердил лишь, что у них все меньше времени и пожалеть себя успеют, если переживут все это. И если они, как опытные шиноби, в состоянии были переносить эти марафоны, то Кимико держалась с трудом.

— Кимико. — Шисуи протянул ей онигири. — Я могу понести тебя немного, пока ты отдохнешь.

Та с печалью посмотрела на него.

— И тогда ты устанешь вдвойне.

— Это ничего, я привык. — Шисуи сел к ней спиной, поняв, что Итачи опять собирается.

Кимико молчала, Шисуи обернулся.

— Это как-то неправильно. — Она залилась краской, но выглядела все еще измученной.

— Не думай сейчас об этом. — Шисуи попытался улыбнуться. — Если мы не успеем отвоевать Нааму раньше, чем будет возрожден Джуби, нам всем конец.

Кимико неопределенно кивнула, встала и обвила его плечи руками, устроившись на спине. Ее волосы щекотали шею, пальцы сомкнулись на груди. Шисуи судорожно вдохнул. Вот бы не нужно было думать о катастрофе…

Следующие пару дней они так и делали. После привала Кимико еще какоето время дремала у него на спине, а потом передвигалась сама. Так ей стало легче, ему, правда, в разы тяжелее, но он-то опытный шиноби.

— В четвертом убежище пусто, — доложил Итачи, встретив очередного ворона.

— Может быть, Наама рассказала, что ты был в Акацки, и теперь они нашли другое убежище? — спросил Какаши.

Итачи проверил, крепко ли сидит на поясе сумка.

— Скорее всего, ей даже рассказывать не пришлось, Обито и сам все мог увидеть. Но у нас нет других вариантов. Все-таки организовать поглощение чакры с призывом статуи Гедо довольно сложно. Гораздо проще делать это в уже подготовленном месте. Проблема в том, что эти места скрывают чакру присутствующих. У меня есть идея, где они могут прятаться. В этом убежище я официально не был. Но оно на территории страны Камня.

Шисуи в который раз подумал, что несмотря на всю суровость и торопливость, Итачи выглядел внешне спокойным, как скала. Но вот надолго ли его хватит? Что вообще сейчас он чувствует? По коже пробежал холод — должно быть, Итачи проклинает себя в очередной раз. Если только им не удастся спасти Нааму, что будет с ним?

— Шисуи, — Кимико прервала его раздумья. Она стояла рядом с кружкой наспех заваренного настоя из трав, которые насобирала прошлой ночью. — Выпей, пожалуйста, он придаст сил.

Шисуи взял кружку.

— А ты пила?

Она опустила взгляд.

— Я после тебя, — пробормотала она. — У меня всего одна кружка получилась.

Итачи разорил костер до того, как я смогла согреть еще воды.

— Ну уж нет. — Шисуи протянул кружку обратно. — Пей первая. А то знаю тебя, убежишь. Половину ты, половину я, хорошо?

Кимико, чуть помедлив, кивнула, и ее кудряшки забавно подпрыгнули в воздухе. Робко она взяла кружку и отпила свою долю. Потом быстро всучила ему в руки. Шисуи залпом выпил горячий бодрящий настой и вдруг подумал: губы Кимико только что касались этой кружки… Он растерянно отступил и уставился на Кимико. Поняла ли она, что сейчас практически поцеловала его? Но, казалось, Кимико подумала о другом, потому что тут же беспокойно пробормотала:

— Невкусно, да? Знаешь, это ведь лечебные травы, они не могут иметь приятный вкус…

— Н-нет. — Шисуи не узнал своего осипшего голоса. Кровь ударила в голову и куда пониже. Вот ведь! Нашел время для глупостей!

— Эй, голубки, — голос Джирайи буквально добил. — Выходим сейчас. Давайте перенесем всякие нежности на потом?

Кимико тут же покраснела, схватила пустую кружку и сунула ее, не помыв, в рюкзак. Шисуи тоже хотелось провалиться под землю. А ведь сейчас ему еще нести Кимико на спине какое-то время… «Ками-сама, — мысленно взмолился он. — Поскорее бы уже бой!»

* * *

Утром за Наамой не пришли, лишь оставили еду и парочку солдатских пилюль. Она просидела в углу на постели весь день в ожидании и вздрагивала от каждого шороха за дверью. Время словно растворилось в окружающей тишине, и только визит синеволосой девушки хоть как-то указывал на его течение. Когда та пришла в третий раз, Наама осмелилась заговорить:

— Как тебя зовут?

Девушка вопросительно подняла брови.

— Мне же надо как-то к тебе обращаться, — пожала плечами Наама, с опаской наблюдая за ее реакцией.

— Конан, — ответила девушка, чуть помедлив.

Наама кивнула.

— Конан, а какое сейчас время суток? Не то чтобы я сильно стремилась к страшной статуе… Просто долго сижу одна, никто за мной не приходит.

— Час заката. Не волнуйся, если за тобой не придут завтра, то придут послезавтра. Не забывай, пока ты нужна нам, ты живешь.

— А тот человек говорил, что, если я буду полезна, мне сохранят жизнь. — Наама постаралась улыбнуться.

Конан склонила голову набок.

— Как распорядится Лидер. Я ничего не знаю.

— Понятно. Спасибо за еду. — Наама выпила теплого чая.

Конан вышла, забрав грязную посуду с обеда.

— Значит, завтра за мной тоже могут не прийти, — пробормотала Наама после еды и улеглась на коврике.

Она настроила модулятор на отсчет времени, чтобы понимать, когда приблизительно к ней снова придет Конан, к тому же не хотелось чувствовать себя во временном вакууме. Странно, что эта мысль не пришла в голову сразу. Хотя Наама вообще забыла об этой функции, ведь ни разу не пользовалась ей. Вот бы модулятор умел еще что-нибудь полезное…

Однако заснуть не получалось. Наама лежала, завороженная отсветами от лампады на стене, и ни о чем не думала — видимо, слишком напряженные дни высосали из нее все мысли. Спустя какое-то время бездумного созерцания в голове неожиданно возник сюжет. В танцах теней на каменной поверхности Наама увидела силуэты мужчины и женщины. История о лишениях, жестоком мире вокруг и их чистой преданной любви друг к другу заставила сердце забиться чаще, слезам покатиться по вискам.

Наама встала и решительно отбросила пыльное одеяло. Вообразив себя тенью, она принялась танцевать новый сюжет. Движения рождались сами по себе. Ее охватило сильнейшее вдохновение, которое сделало тело невесомым, мысли легкими и ясными, волю сильной. Сюжет появлялся настолько просто, что казалось — не она придумывает его, а Вселенная транслирует через нее чью-то жизнь, и Наама должна рассказать эту историю другим людям, чтобы тяжелая судьба героев вдохновила других на такие же сильные и добрые чувства…

Наама танцевала самозабвенно, потеряв связь с реальностью и забыв про саму себя. В голове играла музыка, услышанная однажды на улице маленького городка, где она несколько дней пролежала больной. История подходила к концу, и Наама поняла — она закончится смертью. Но Наама была против. И она пожелала изменить концовку, исправить чью-то судьбу. Настоящую или придуманную — неважно. Теперь не горе потерь и смерть ждали ее героев, а надежда на счастливое будущее. На душе стало легко и свободно, будто она в самом деле спасла кого-то.

Закончив танец, Наама упала на колени. Только теперь она поняла, насколько вымоталась. Дыхание сбилось, а мышцы гудели от перенапряжения и пульсировали ноющей болью. Наваждение прошло, но, странное дело, Наама почувствовала в себе силу и решимость. Она не станет смирно дожидаться своей участи. Пусть выбраться самостоятельно не получится, но она не будет сидеть сложа руки, а продолжит тренировки с барьером, научится контролировать его, научится теневому клонированию, не позволит сама себе ослабеть и превратиться в бесполезное существо. Если суждено умереть здесь — так тому и быть, но, если помощь придет, она не будет чьим-то мертвым грузом, не будет помехой.

— Удивительно, — от внезапного раздавшегося голоса Обито Наама вздрогнула.

Он стоял в темном углу, и как долго стоял там, неизвестно. Ведь Наама настолько отключилась от реальности, что вряд ли заметила бы его, даже сядь он посередине комнаты.

— Что это? — Он вышел на свет лампады.

На нем не было обычного плаща, только черный костюм и перчатки. В прорези маски поблескивал красным глаз.

— Танец. — Наама все еще не могла отдышаться.

Зачем Обито пришел? Он собирался отвести ее на сеанс? Тогда почему не прервал? Он присел на корточки напротив и оглядел ее сверху вниз.

— Для кого этот танец?

Наама настолько устала, что совсем позабыла об осторожности.

— Покажу эту историю в своем мире, когда вернусь домой, — честно призналась она.

Модулятор запомнил движения, потом не так сложно будет восстановить их. Настолько драматичных сюжетов в ее мире не очень много, поэтому он точно понравится зрителям.

— Да ты оптимистка, — слегка рассмеялся Обито, и его голос не звучал холодно и жестко, как обычно, или же Наама просто не вернулась в настоящее.

Она пожала плечами.

— По-твоему, мне следовало плакать, забившись в угол?

— Я так и думал. — Он протянул руку к ее лицу, и Наама растерянно замерла. Пальцы в черной перчатке прошлись по виску, отодвинули волосы, заправили за ухо и обвели кожу вокруг модулятора. — Боишься меня?

Она опустила голову, не в состоянии выносить пристального взгляда. Совершенно невозможно было понять, о чем он думает и чего хочет добиться.

Он то жесток с ней и причиняет боль, то изображает заботу. Но в любом случае Обито делает то, что считает нужным. Он не отпустит ее, не пощадит, не отступит от своего зверского плана. Все, на что можно надеяться, это сохранение жизни.

Помимо воли слезы навернулись на глазах. Наама закусила губу. Расплакаться перед ним совершенно не хотелось. Но он будто почувствовал, соскользнул пальцами по скуле и приподнял за подбородок.

Наама сдержалась, но набухшие капли все-таки скатились по щекам.

— Должно быть, защищать тебя одно удовольствие, — тихо произнес он. — Мне отчего-то кажется, ты умеешь быть благодарной.

Наама вздрогнула, оттолкнула его и отползла, обняв себя руками. Что он такое говорит? На что намекает? Страх наконец вернулся, сердце забилось чаще. Обито встал и рассмеялся.

— О чем это ты подумала?

Наама обняла себя крепче и уставилась на него в ожидании. Она прекрасно помнила, какие шуточки Обито отпускал в зале с чудовищем. И пусть он хоть сто раз над ней насмехается, она будет начеку. Хотя, что сможет ему противопоставить, если он все-таки решится?..

Обито подошел к ней и опять присел.

— Не беспокойся, ты не нужна мне для такого, — насмешливо произнес он и добавил почти с сожалением в голосе: — Просто напоминаешь одного человека.

Он встал и, круто развернувшись, направился к выходу. Наама поднялась и поплелась следом. Не хотелось идти в то место, но другого выбора все равно нет. У дверей Обито замер и обернулся.

— Куда это ты? — он выглядел удивленным.

Наама напряглась.

— Разве не нужно идти на «сеанс»? Ты не для этого пришел?

— Нет. Просто почувствовал всплески твоей чакры, — ответил он. — Вот и решил проверить. Так что отдыхай, завтра у тебя тоже будет время, по крайней мере, до вечера. И больше не буду следить за твоими танцами, можешь не беспокоиться.

Наама выдохнула и заставила себя улыбнуться. В сложившейся ситуации можно уже быть благодарной за то, что ее не душат и не ломают руки. Может быть, ему понравится это, и тогда Обито будет обращаться с ней мягче? Хотя оправдать его действия Наама не могла даже мысленно. Тот, кто решил убивать ни в чем не повинных людей из мести, не заслуживает оправдания. Итачи она тоже не оправдывала, но поражалась его силе воли, преданности деревне, жалела его за потраченную впустую жизнь. Он был сильным, настолько сильным, что она невольно им восхищалась.

* * *

Обито брел по коридору без сил, будто оставил их в комнате пленницы. Почувствовав всплески чакры, он решил, что она пытается сбежать. В груди закипела злость, которую могли утолить лишь чужие страдания. Обито никогда не считал себя жестоким, но, видимо, шесть лет слишком мало, чтобы сердце остыло. Увидев Какаши, защищавшего девчонку, увидев отчаяние в его глазах, Обито невольно почувствовал наслаждение. И ему нравился страх в глазах пленницы, нравилось делать ей больно, пугать ее.

Польза от девчонки оказалась неоспоримой, потому у него не было поводов запугивать ее до этого момента. Но ведь за неповиновением следует наказание. Он переместился в ее комнату, полный решимости увидеть слезы и услышать мольбы о пощаде. Но пленница не пыталась бежать. Она танцевала.

Она даже не увидела, не почувствовала присутствие постороннего. Движения изящные и грубые, плавные и резкие — все они были выверены так четко, что он невольно любовался ее телом, ее эмоциями. Эти действия не были актом неповиновения. Но почему-то именно тогда он понял: перед ним сильная личность, которую непросто сломить. Впрочем, теперь и не хотелось. Увидев позже слезы в ее глазах, Обито захотел стереть их и едва сдержался, чтобы не обнять девушку, не назвать другим именем. Она не была похожа внешне на Рин, но почему-то он не переставал думать о любимой и представлять ее на месте Наамы. Взрослую Рин, красивую, сильную... Рин никогда не танцевала, но ему нравилось тренироваться с ней, это доставляло почти физическое удовольствие. Сейчас, во время танца пленницы, он вновь ощутил нечто подобное. Будто в его изувеченном теле еще осталось что-то живое… Захотелось обнять ее и утешить, спасти от самого себя.

Но сердце больно сжала холодная лапа протеста, вытянула все силы. Словно нечто чужеродное противостояло внезапному благородному порыву. Чтобы не чувствовать эту боль, Обито ушел. Больше он не побеспокоит Нааму во время танца. Пусть утешает себя таким образом. Он лишь поставит барьеры, за которые она не сможет пройти незамеченной. А ему лучше не смотреть на это, вообще поменьше говорить с ней. Лучше не бередить душу.