Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Кеннет стоял ногами на диване и подпрыгивал так, словно под ним не старая мебель, а волшебный батут. Однако сегодня его за такое поведение никто не ругал.

— Вас держали… на прицеле? — прохрипел его отец со своего кресла.

Он уже долго пытался переварить ужасный факт: его единственного сына могли убить. И с каждой прошедшей минутой ему явно становилось страшнее. Мужчина взмок от переживаний весь, и его футболку можно было выкручивать. Над ребенком сжалились и отправили на выходные домой, и он прибыл в сопровождении Гиббона час назад. Но сил заговорить с сыном Кормак нашел только сейчас.

— Да, ворвались и взяли в заложники, — подтвердил мальчишка с вызовом, будто гордился этим. — Ганс схватил Мериду, а меня и Кэс — другие двое. Они орали, что убьют «чистокровных вырожденцев». Но, по-моему, им было всё равно, кого убивать.

Кормак медленно кивнул, сначала раз, потом второй, а затем закрыл лицо руками и задышал глубоко и шумно.

— Пап, ты чего? — Кеннет спрыгнул с дивана и осторожно коснулся его головы. — Всё же хорошо!

Из угла комнаты к ним поспешил Финниган. Он всё это время молча наблюдал за происходящим и прекрасно понимал чувства друга, хотя и мечтал никогда не оказаться в такой ситуации.

— Кормак… — тихо произнес он, становясь рядом. — Ты давай, сына не пугай.

Мужчина выпрямился, убрал ладони с лица и неловко улыбнулся Кеннету, взъерошив его короткие кудри.

— А что было потом? — стараясь говорить спокойно, спросил он.

Сев на диван, ребенок пожал плечами, словно то, что было потом — решило все проблемы и говорить то особо и не о чем.

— Потом хлопнула дверь под лестницей, и пришли Гарри и профессор Люпин.

— Гарри?! — Финниган едва не закашлялся от удивления. Его голос прозвучал хрипло, не хуже Кормака минуту назад. — Что он там делал?

— Ну как… — Кеннет смутился и отвел взгляд. — Мы часто там собираемся. Дружим так, понимаете?

— То есть он зашел случайно? — не унимался Симус, подозревая что-то неладное.

Мальчишка нахмурился и уставился в пол, явно не желая отвечать.

— Сын? — настойчиво позвал Кормак.

— Нет, он специально к нам спешил. Первым вбежал в комнату…

Финниган, который терпеть не мог затянутых историй, внутренне напрягся. В знойную жару его бросило в холодный пот, но торопить чужого ребенка он не стал.

— То есть к вам пришел точно Гарри и профессор Люпин, а не профессор Люпин и Гарри? — пробормотал Кормак, задумавшись, но точно понимая, что ребенок всё равно не уловит эту судьбоносную разницу.

Кеннет удивленно поднял брови.

— Чего?

— Что было потом? — Симус не выдержал.

— Они говорили, — ответил Кеннет.

— Профессор Люпин и те, кто ворвался?

Посмотрев на друга с раздражением, Симус закатил глаза и отвернулся.

— Да нет же — Гарри и те, кто ворвался! — возмутился ребенок непонятливости отца.

— О чем? — тихо, но настойчиво спросил Кормак.

Кеннет нахмурился, на секунду задумался и пробормотал:

— Они говорили, что приготовили условия для милорда. А Гарри… он что-то сказал о смерти. А потом попросил меня посчитать…

Взрослые уставились на мальчишку, не отрывая вопросительных взглядов.

— Я посчитал — нас и чужих, — пояснил Кеннет. — Нас было пять, а их — восемь.

— Ну?! — Симус резко дернулся, но тут же осекся. — Прости… Что было дальше?

Кеннет сначала покраснел, потом побледнел, и мужчины неприятно удивились, осознав, что он не очень-то хочет рассказывать.

— Что, Гарри не оставил инструкций? — просипел Симус, чуть не задыхаясь. — Это значит, малец, что ему — наплевать, расскажешь ты нам или нет.

Пожав плечами, будто не согласившись, что Гарри наплевать, ребенок вздохнул.

— Он начал считать вслух. С восьми. А когда закончил… чужаки взорвались.

Молчание явно показалось Кеннету признаком восхищения, и у него загорелись глаза. Он снова вскочил на диван, и стал махать руками.

— Зубы на пару секунд зависли в воздухе, а потом — хлоп! — и упали! — возбужденно тараторил он. — А пыли было столько — как в песчаную бурю! Все исчезли, кроме двоих. Те сбежали. Но во дворе уже было полно Пожирателей. Думаю, их поймали.

Мужчины нервно переглянулись, вспоминая неправдоподобный рассказ одной единственной выжившей и увидевшей магию тлена своими глазами.

Тем временем ребенок вспомнил еще одно событие.

— Одного поймал Серафим, кстати. Мы с ним тоже друзья. Он первый понял, что нас в доме нет и позвал Гарри на помощь.

— Какой вездесущий ваш Гарри… — продолжал хрипеть Кормак, попытавшись стянуть футболку, что удалось не с первой попытки. Тело мужчины горело, словно он только что заболел лихорадкой.

— Поймал? — Симус спросил глухо, будто не верил. — И кто он такой?

— Младший Долохов, — пояснил Кормак, с усилием вспоминая. — Помню его. Красивый, кажется.

— Красивый или нет — не знаю, — пожал плечами Кеннет. — Его отец что-то кричал ему. А потом на шум выбежал Гарри. Значит, точно поймал.

— Это… всё? — с надеждой спросил отец.

Внезапно мальчишка стал серьезным, перестал дурачиться и сел на диван ровно. Мужчины напряглись, понимая, что тот сейчас скажет что-то для него важное.

— Утром после завтрака мы с Серафимом пошли к профессору Люпину и спросили, где мистер Эйвери, — спокойно начал Кеннет, но голос его едва заметно дрогнул.

— Кто-кто?! — Симус резко напрягся, в голосе звучало нескрываемое презрение. Фамилия «Эйвери» была для него словно пощечина.

Кеннет бросил на него сердитый взгляд, сжал губы, но не промолчал:

— Эдвард Эйвери. У него еще шрам на лице, — сказал мальчишка с вызовом, делая паузу.

Кормак нахмурился и покосился на друга с осуждением, словно призывая его держать себя в руках.

— И что… профессор Люпин? — стараясь не спугнуть и не оттолкнуть ребенка, спросил Кормак.

Внезапно Кеннет шмыгнул носом, а мужчины переглянулись. Симус видел — то, что сейчас скажет им Кеннет, оставило в душе у мальчишки гораздо большую рану, чем весь Орден со всеми их палочками. Он превратился в слух и даже подошел ближе к дивану, чтобы не переспрашивать.

— Профессор… заплакал, — прошептал Кеннет. — А потом и Серафим.

От дивана Симуса словно откинуло. Он скрылся в углу и сжал кулаки так, что побелели костяшки. Мужчина не злился на Люпина — тот имел право сойти с ума, как угодно. Хочет рыдать за врагом — его дело. Хуже было то, что он чуть не ударил Кеннета, сына друга, потому что увидел в его глазах настоящую скорбь за ублюдком того Пожирателя. Наверное, мальчишка не знал точно и наверняка, что Стражей в мире Волдеморта косят штабелями за любую провинность, но догадался. Тем более если рядом был второй ребенок, разревевшийся первым, который мог объяснить.

Совсем не вовремя, и не понимая, когда молчание — золото — Кормак решил Кеннета успокоить. Симус даже хотел его остановить, но не успел.

— Не плачь, сынок, — мягко сказал Кормак, подходя ближе и пытаясь обнять мальчишку. — Скорее всего, мистера Эйвери просто перевели на другую работу. Да и человек он был… не самый хороший, скажу честно.

Симус скрипнул зубами — если бы рядом была табуретка, он бы точно запустил ею в друга.

Кеннет словно огнем вспыхнул и враз стал не ребенком, а злым и колючим подростком. К тому же не настолько простым, как мог подумать отец. Он поднялся и мрачно посмотрел на них светлыми глазами исподлобья, а затем молча развернулся и пошел в свою комнату.

У двери он остановился и, не оборачиваясь, тихо бросил:

— Гарри сказал — его казнили, потому что его подставил Ганс и эти… чертовы грязнокровки, — последнее слово он выплюнул, словно яд. — Мистер Эйвери хорошо относился ко всем, и ко мне тоже. Это вы плохие, а вовсе не он!

— Грязно… — начал было Кормак. — Да я убью его!

Отец рванул за сыном, но Симус в этот раз был мудрее, то есть ближе, и успел прижать безумца к стене.

— Теперь ты сына хочешь из виду потерять? — прошипел он. — Считаешь, что их у нас на двоих целый Хогвартс-экспресс?!

Они вдвоем прошли на диван, и только через минуту, когда шум в комнате Кеннета стих, до Кормака дошло самое главное.

— Он сидел… здесь… где она оставила Кеннета… когда уходила…

Приятель позеленел, схватился за горло и побежал в уборную, откуда донеслись не самые приятные звуки. Симус ему помочь не мог — он смотрел на свои дрожащие уже гораздо дольше минуты руки, и просто переживал о том, как бы ему не завыть в голосину. Дрожь не проходила, а друг всё еще выворачивал желудок наружу, и Финниган просто зажал руки между коленями, надеясь, что это поможет. Что еще ему может помочь после того, как он понял, кто такой Гарри Лестрейндж — мужчина просто не знал. Чертовы Уизли его обхитрили, паршивцы. Он им поверил больше, чем себе — настоящий придурок!

Симус узнал знакомого, в его теле — по заинтересованному взгляду, который мальчишка бросил на него, прежде чем уйти в дом. Окликнул его — Гарри Снейпа — инстинктивно и по большой глупости, конечно, но, на удивление, не ошибся. Терять сознание от осознания того, что его сын живёт в одной комнате с почти потусторонним злом и хорошо о нём отзывается, ирландец не собирался. Просить пощады для сына — тоже.

Он сдался сразу же, набравшись жизненного опыта за все эти долгие годы бесперспективной борьбы. Борьбы, в которую он, разумеется, продолжит играть, но уже без сына. Пусть Каллум хоть братом Гарри становится, хоть приёмным дитятком Волдеморта — лишь бы он жил.

Сопротивляться, выставляя мальчишку своим слабым местом и тем самым провоцируя Снейпа? Да он готов больше никогда с ним и словом не перекинуться — лишь бы он жил!

А по тому, что он услышал от Кеннета, — Гарри до сих пор своих в беде не бросает. Симус чувствовал, что доведён до отчаяния и уже готов написать сыну инструкцию «Как стать другом душе мертвеца». Всё по той же причине — лишь бы он жил…

* * *

День после нападения — был очень тяжелым для тех, на кого не могли и подумать. Гарри даже порывался как-то утешить Люпина, но понимал: тот скорее испугается, чем утешится. Эдвард стал для него айсбергом, который неожиданно вырос перед его кораблем. О него в дребезги разбились все представления оборотня о хорошем и плохом, и в нем же воедино сошлись дороги прошлого, ведущие в неизбежное настоящее. Оборотень сам не понимал, почему смерть какого-то Стража причиняет ему такую невыносимую боль — ему, чьи глаза видели, как в муках гибли по-настоящему близкие люди.

Это удивление Гарри чувствовал в нем так отчетливо, что невольно старался закрыть свой разум от мыслей Люпина.

Никто не ожидал, что трибунал вынесет обвинительный приговор. Услышав его, Мальсибер чуть через ограждение не перелез, а Сивый взвыл так, словно сейчас полнолуние. Эдвард рос на их глазах, и они обещали его отцу на могиле, что будут беречь его сына.

Однако в шестнадцать лет, еще в школе и задолго до встречи с Ремусом в том музее, Эдвард сам стал отцом, влюбившись в маглорожденную. Когда ее выгнали из школы и у нее родился сын, которого назвали Гансом, отец выкрал ребенка, чтобы тому не связали магию, и отдал на воспитание родственнице. Любил его всю жизнь и тянул за собой, чтобы тот не пошел по наклонной. Впрочем, согласовывать его на должность в летней школе мужчина не собирался — сын, даже не подозревавший, кто его настоящий отец, обошел наставника и подписал бумаги через его голову, в Министерстве.

Трибунал осудил его не столько за то, что он не заметил коридоры — он их заметил. Первоначально даже планировали пригласить свидетелей этого, среди которых должен был быть и Люпин. Но вскоре стратегию обвинения сменили, и прорыв охраны отошел на второй план. Легилименты трибунала доказали, что Эдвард чувствовал неладное в сыне и глубоко в душе подозревал, что к тому дотянулись щупальца грязнокровок. И они действительно дотянулись — через его мать, чьи силы связали не слишком удачно. Просто Эдвард боялся поверить — и любовь, как это часто бывает, его погубила.

Эдвард Эйвери был действительно виновен в том, что враги подвергли жизни детей опасности, и был казнен еще до того, как в этом доме закончился завтрак.

Гиббон, сглатывая и с трудом сдерживая эмоции, рассказал ему, что на прощание Эдвард улыбнулся и махнул им рукой. Страж видел, что не одинок в последнюю минуту, но ничего не сделал для того, чтобы она не стала последней. Он не защищался, хотя имел законное право возразить — просто не хотел, понимая, что его жизнь закончилась в секунду, когда закончилась жизнь Ганса.

Пожиратели успели забрать его тело — для них сделали исключение, и уже через пару часов его похоронили, через ряд от могилы, где покоилось его старое тело.

Оборотень, узнавший обо всём от Гиббона, напросился на похороны почти с яростью, и Пожиратель не смог отказать. Он стоял у гроба белый, как мел, и даже не сразу заметил, что мужчина в костюме и с двумя черными розами — это милорд. Последний, похоже, прибыл на погост лишь из соображений приличия, раз уж весь круг собрался, и больше смотрел на Люпина, чем на гроб.

В тот момент, когда все кидали в яму цветы, он незаметно протянул Ремусу одну из своих роз. Тот даже не понял, от кого её принял, пока Том не подошёл к нему после церемонии и не протянул открытую руку.

— Отдай, — сказал он тихо. — Тебе оно больше не нужно.

Взглядом он указал на кольцо, и Ремус снял его, неуверенно положив на ладонь Тому. Сложно было недооценить символизм этого поступка, а всё происходило на глазах Пожирателей. Темный Лорд будто бы показал всем, что доверяет учителю, и освободил его, только вот ему свобода уже была не нужна.

Смерть маленького человека прокатилась по всем, словно лавина. Она перемолола разных людей и их чувства до неузнаваемости. Даже сам Гарри задумался, на что он готов ради дочери, и как обезопасить себя от эмоций.

Люпин же и вовсе совершил немыслимое — он шагнул в мир, где терпеть не могут грязнокровок, и, судя по всему, начал в нём обустраиваться. Еще вчера он с ужасом смотрел на их кровь, а сегодня, похоронив Эдварда, проходил мимо учительской, где ещё не всё очистили, с искренним равнодушием.

Шагнул ещё дальше и Серафим — проявив себя как чувствующий человек, отчего врагам должно было стать страшнее. Он рыдал до вечера, и потому все его приятели оказались в курсе незавидной судьбы так полюбившегося им Стража.

Забилась в дальний угол и не выходила из комнаты Кэс, заново обдумывая идеологию чистой крови. Перестал быть похожим на себя и добряк Кеннет, не улыбнувшийся с момента, когда Серафим при нём задал Люпину вопрос: где же всё-таки Страж и не наказали ли его за применённое заклятие?

Собственно, дети точно не утаят тайны, и Гарри был уверен, что через неделю-другую её будут знать все. И если бы эта история не случилась в реальности — её стоило бы выдумать, настолько сильным оказался эффект.

Сам он считал историю Эдварда скучной, как и историю Элис, рассказанную ему Барти очень давно в Хогвартсе. Просто Гарри в который раз убедился: скучные истории о любви — самые опасные, и кромсают души до полной неузнаваемости. Разница лишь в том, что случившаяся в жизни Элис — окончилась удачно, а та, что в жизни Эдварда — нет.

Впрочем, если Эйвери точно знал, почему не верит в свои подозрения, то чем руководствовался Драко, сохранив его старое письмо и спрятав его вместе с другими важными бумагами семьи?

Когда Люпин передал письмо, а Гарри открыл его и прочитал, он сразу не понял, в чем дело.

— Что за чушь?! — воскликнул он, сидя на кровати и подогнув ноги.

На этих словах Кайл повернул голову, но ничего не сказал.

Драко никогда не писал таких глупых, чопорных писем — все его послания всегда были живыми, понятными, словно передавали обычный разговор на бумаге. Можно было бы предположить, что за эти годы он сошел с ума? Но не до такой же степени, в самом деле!

Спустя пару мгновений Гарри понял, что старый друг вовсе не тянет на безумца, а они оба знают старое заклинание Сокрытия — и прекрасно понимают, как его снять.

Кайл узнал бормотание, заинтересовался еще сильнее, но, впрочем, ему было всё равно. Большого смысла скрывать от него каждый звук и взгляд Гарри не видел.

Настоящее письмо гласило:

Гарри,

Твоя дочь — мелкая заноза в заднице! Утащила письмо, которое я хранил в память о тебе. Да, то самое. Знаю, надо было сжечь, но я просто не смог. Не злись на меня хотя бы за это. Теперь, видимо, таскает его, как трофей. Упертая и безумная — напоминает мне её родителя в детстве.

Передай своей чертовке, что ей крупно повезло провернуть такое со мной. Для неё моё сердце всегда открыто, но за остальных не ручаюсь. Пусть не забывает, что жить с твоей фамилией — не прогулка.

Не переживай, прочитать письмо она не сможет, если не знает того же заклинания, что только что использовал ты.

Ты знаешь, что делать.

Драко.

Механически он перечитал письмо несколько раз. Написанное было понятно с первого взгляда, но вдруг нахлынули воспоминания — нож в сердце, боль, острие, скользящее по ребру. Несмотря на задумку, позволяющую освободиться и от жажды, а в случае воскрешения от родственной связи с полукровкой, и заодно помочь Драко задушить свою печаль — та смертельная боль от этого меньше не стала.

А сейчас он читает слова, написанные рукой, что вонзила тот самый нож по рукоять. Гарри не держал на Драко зла — да и сам был перед ним в долгу. Он знал, что ближе Малфоя у него не было и не будет, и каждая буква в письме из прошлой жизни — чистая правда. Однако передавать дочери его слова об «открытом сердце» он, конечно, не собирался.

— Сентиментальный дурак… — пробормотал он себе под нос эпитет в адрес блондина.

— Гарри? — позвал Кайл.

— Что? — неохотно отозвался он.

— Мне кажется, я начинаю умирать раньше времени — от любопытства.

— Когда перестанет казаться, дай знать, подготовлю парадный костюм, — хмыкнул Гарри. — А если серьёзно — привыкай, Кайл.

— Нет. — Тот покачал головой. — Не прогоняй меня!

Гарри перестал ухмыляться и посмотрел на брата внимательнее, понимая, что речь идёт не о спальне.

— Тебе не обязательно идти за мной, — сказал он. — Там темно и страшно.

— Какая разница, если там ты сильный и тебя все боятся?

Слишком взрослая решимость в голосе Кайла не позволила Гарри отшутиться. Ещё недавно он собирался сделать из него едва ли не слугу, но отказался от этой идеи — природа поработала за него. Кайл боготворил старшего брата и без малейших усилий с его стороны, просто пока боялся ему в этом признаться, так сказать, лично. Впрочем, видит Салазар, он хотел дать мальчишке выбор, просто Кайл сделал его гораздо раньше и не хотел отступать.

Он уже легко мог представить, как сидит за столом в подземелье, а Кайл подаёт ему ингредиенты, пока они обсуждают, какую стихию использовать завтра в интересах их общего мира. Из него вышел бы отличный шпион — рассказы о жестоких родителях наверняка растопили бы чьё-нибудь наивное грифиндорское сердце, если вдруг понадобилось бы добыть информацию. Да и вообще, много чего можно сделать с тем, кто предан тебе с пелёнок. Например — спасти мир или его уничтожить.

— Ты научишь меня? — снова спросил Кайл.

Гарри задумался, затем кивнул.

— Научу. Начнём в школе.

Он поднялся и направился к выходу.

— Ты куда?

— В гости к одному идиоту, — бросил Гарри, отправляясь к Ремусу.

Раньше он бы убил за один только факт, что кто-то осмелился открыть его письмо. Но теперь его сковывали этот чёртов дом и обязательства. К его удивлению, Люпин вовсе не искал внутри что-то решающее, способное уничтожить врагов во имя добра и справедливости. Нет, он вскрыл письмо просто потому, что его… одолел интерес.

Гарри действительно было бы любопытно узнать: понимает ли Люпин, насколько он изменился? Помнит ли Сириуса? Ту неразрывную связь с Дамблдором, чья история оказалась ничем иным, как бракованным тиражом, сожжённым огнем нового времени?

Он хотел бы с ним поговорить, о прошлом и будущем, но Ремус его справедливо боялся, стараясь даже в глаза не смотреть. Всю жизнь оборотень пытался внушить друзьям: бояться того, кто тебя побеждает — это нормально. Но если бы тогда, после битвы в Запретном лесу, борьбу удалось остановить, для Гарри это стало бы поражением. Сопротивление сохранило бы слишком много сил и участников, а его жесткой руки для наведения порядка — не понадобилось. Они бы дождались момента, когда могут возродиться, сохранили память о старом режиме, и всё могло бы случиться иначе. Возможно, не в мире, но в Англии точно.

Том тогда недооценивал этого выцветшего, как старый ковёр, мага. Но у него был Гарри, который не упускал даже тончайших нитей и умело дёргал за них, не давая ненависти врагов охладеть. Сейчас его роль исполнял орден грязнокровок, но они не смогут вечно слепо следовать за кузеном. Рано или поздно от них отделятся сильные и умные, найдут союзников, и тогда магическому миру начнут угрожать не только потусторонние твари, но и свои.

Боялся ли он этого?

Разумеется, нет.

Одна только мысль о достойных врагах, которых не стыдно убить, заставляла его сердце биться быстрее.

Поэтому в этот раз он просто изобразил рассерженного и помахал письмом перед носом оборотня, прежде удалив память о смерти Рона, побуждающего Ремуса слишком часто думать о прошлом. Тем более мало ли что подумает об этой смерти Том, если прочитает его глупые мысли. Сейчас он плохо помнит, кто рыжий такой и куда делся — и это залог их спокойствия на троих.

Личная тайна, связывающая Гарри, Драко и Лорда — не должна быть раскрыта, в противном случае их ждет весьма неприятное разбирательство, полное горечи обид и невосполнимых потерь.

Вернувшись в комнату, он обнаружил, что остался один, и принялся размышлять, как быть с дочерью. Странное чувство гордости за подростка, решившегося на откровенную кражу в чужом доме лишь ради разгадки тайны, не покидало его. Она никогда её не узнает — он на это надеялся. Но, тем не менее, было приятно понять, что его ребёнок умеет действовать и не боится последствий.

Дверь приоткрылась, и в комнату проковылял взволнованный Кайл. Он не пошёл к своей кровати, а остановился рядом с Гарри, явно собираясь что-то сказать, но до жути боялся начать.

— Ты давай говори, а то красный весь, сейчас в обморок еще упадешь. Что мне тогда с тобой делать? — сказал Гарри, ободряюще улыбнувшись с кровати.

Переминаясь с ноги на ноги, а в его случае сильно покачиваясь, Кайл прошептал:

— Пообещай не сердиться…

— Неа, — сказал Гарри. — Прости, не могу.

— Ну, ладно, — обречённо вздохнул мальчишка, явно смирившись. — Каллуму пришлось рассказать, что я подслушал тайну родителей. Он же всё время спрашивал, почему я разозлился на мать и кричал на неё. Какую тайну — я никому никогда не скажу, Гарри, честно. Но он хотел понять, как у меня получилось. И я… показал ему твоё заклинание. Только не сказал, что это ты его подсказал.

— Ну, вы ещё дети, — философски изрёк Гарри. — Обет молчания я на вас не накладывал. Это всё?

Кайл зажмурился, словно собираясь прыгнуть в ледяную воду, и быстро выпалил:

— Каллум рассказал Кеннету, какой я сильный маг, а тот — Серафиму. Сегодня Мерида расспрашивала их обоих — знают ли они какую-нибудь магию, чтобы прочесть скрытое. И… они попросили меня ещё раз показать заклинание.

Гарри приподнялся с кровати, нахмурился и нарочито равнодушно спросил:

— И что ты им ответил?

— Она же твоя дочь. И моя… племянница, — он посмотрел на него с лёгким вызовом. — Мало ли, что она хочет прочесть? А вдруг это проклятие?

— Разумный вопрос, — кивнул Гарри.

— Я сказал, что подумаю, и сразу пришёл к тебе, — добавил Кайл. — Мерида обиделась и ушла в библиотеку. Думаю, она поняла, что я не хочу ей помогать… без твоего разрешения. Она тоже знает о тебе, да?

В этой истории был и светлый момент — перед ним стоял не искалеченный судьбой мальчишка, а верный брат, оказавшийся взрослее своих лет. Гарри чувствовал чистоту его помыслов, почти осязаемо ощущал родственную душу. Это чувство накрыло его внезапно, словно штормовая волна в полный штиль, — и он понял, что Кайл испытывает то же самое.

— Они теперь не захотят со мной разговаривать… — пробормотал Кайл.

Гарри усмехнулся.

— У них не будет выбора, Кайл. С тобой заговорят сильнейшие этого мира. Обещаю.

После этих слов он спустился этажом ниже — в библиотеку, где, к его счастью, не было библиотекаря и вход оставался свободным. Здесь книги предназначались не для украшения, а для того, чтобы их читали дети, заполняя пустые умы. Именно поэтому на полках хранились и когда-то запрещенные знания — они сильнее всего притягивают неискушенные юные души.

У окна, подставив лицо беспощадным солнечным лучам, сидел Серафим. По его виду было ясно: он не одобряет затею Мериды, устал ей помогать и не собирается покидать облюбованный табурет даже ради того, чтобы спрятаться в тень. Он осуждающе качал головой, словно пораженный происходящим, и внимательно следил за подругой.

Девушка выглядела так, словно её сводили с ума голоса в голове. Она срывала книги с полок, кусала и без того кровоточащие губы, лихорадочно бормотала названия. Её волосы растрепались, исчезла прежняя нежность во внешности, а обезумевшие глаза пылали ярко-зелёным огнём.

— Не хочешь говорить — и не надо. И без тебя найду… — бормотала она себе под нос. — Скрытые порчи? Нет, порчи мне пока без надобности… Что дальше? Скрытые эффекты любовных заклятий… Серьёзно? В одиннадцать?! Нет, это абсолютно точно не то…

Следующую книгу она небрежно швырнула за спину, едва не задев Серафима. Тот, с ловкостью, достойной заправского ловца, перехватил снаряд и, тяжело вздохнув, аккуратно положил его в стопку на столе рядом с собой. Похоже, таким способом Мерида отбирала более-менее подходящие фолианты, чтобы изучить их позже.

В этот момент в ней кипела неукротимая страсть — к тайнам, к магии, к самой жизни, — и Гарри невольно залюбовался. В её взгляде пылал тот самый огонь, который он когда-то давно видел в зеркале. Прошла минута, прежде чем его заметил Долохов.

Гарри молча приложил палец к губам и кивком указал на дверь. Тот, поколебавшись для вида, поднялся, вытер со лба пот и, не привлекая внимания, бесшумно исчез.

Заняв место Серафима, Гарри уже вскоре сам поймал очередной летящий талмуд.

— Скрытые маршруты бракованных сов. Как поймать беглеца? — прочитал он вслух с лёгкой усмешкой.

Мерида дёрнулась, наступила на раскрытую книгу и с глухим стуком приземлилась на пол. Злющая и взмокшая от жары и усилий, она сидела и смотрела на Гарри исподлобья, взлохмаченная не хуже древней метлы.

— Что, дражайший дядя нажаловался?! — прошипела она громче змеи.

— Вежливее, пожалуйста, когда говоришь о моём брате, — Гарри подчеркнул каждое слово. — Хватит с меня того, что ты обокрала дом моего старого друга.

Мерида шумно выдохнула, явно пытаясь себя усмирить.

— Ладно, — буркнула она наконец.

— Ладно — это значит «извини»?

— Возможно, — бросила она с вызовом и, нахмурившись, вытащила из-под себя очередную книгу. — Чёрт, и это не та!

Гарри подошел и протянул ей руку.

— Не отдам! — рявкнула девчонка.

Гарри закатил глаза и застонал от раздражения.

— А-а-а, — протянула Мерида, сузив глаза, но всё же ухватилась за его руку и поднялась.

— А теперь отдай, — его голос опустился на тон ниже. — Немедленно. Ты не хочешь узнать, как именно я могу сердиться. Поверь.

Сразу погрустнев и растеряв задор, она вынула из кармана светло-зеленый конверт и протянула ему.

— Ты что делаешь?! — возмутилась она уже через пару секунд.

— Листы пересчитываю, — хмыкнул Гарри.

Фыркнув и сложив руки на груди, она всё равно следила за ним неотрывно.

— По лицу вижу — это что-то важное для тебя.

Гарри лишь сдавленно кивнул, но и без слов всё было ясно. Дотронувшись до бумаги, он словно обжёгся, а потом умер во второй раз. В его тёмных глубинах памяти всколыхнулась такая буря, что даже дыхание перехватило. Не заметить подобную боль — невозможно.

— Прости, пожалуйста… я ведь не знала, — виновато прошептала Мерида.

— Ладно, — глухо ответил Гарри.

— Ладно — это значит «прощаю»?

— Возможно, — бросил он уже у выхода и позволил себе усмехнуться.

Книга полетела ему в спину, но он с лёгкостью отбил её движением руки. Затем взмахнул палочкой, и разбросанные фолианты поднялись в воздух, плавно занимая свои места на полках. Мерида огляделась, явно подумав, что пока не способна даже на такую мелочь, и обняла себя руками.

— Не расстраивайся, — мягко попросил Гарри. — Всё у тебя будет — и тайны, и магия. Обещаю.

Она смахнула слезинку и тепло улыбнулась в ответ, как ребенок — его обиженный и смелый ребенок. Видимо, почувствовав разочарование и нужду в разговоре, дочь собрала детей в кладовке раньше назначенного времени. Поэтому Гарри даже представить не мог, что во время первого и запланированного нападения они были не в своих спальнях, а во время неожиданного и второго — не в тренировочном зале.

Слава Моргане и, что важнее, Серафиму, который ни на секунду не забывал о друзьях.

После нападений Гарри лично запечатал старый вход в помещение, уверив Люпина, что теперь дети едва ли вспомнят об этом месте. Правда, тут же создал новый вход с другой стороны лестницы и взял встречи под свой контроль.

Он привёл туда Кайла, Гилберта, Сабрину и Финнигана, настояв, чтобы они все узнали друг друга получше. Времени оставалось мало: последний месяц тренировок подходил к концу, впереди была школа — место, где склеить их души будет гораздо сложнее.

Гарри не видел в них детей. Его мысли уже шагнули в будущее, где он будет ковать их, словно оружие, шаг за шагом, урок за уроком. А для этого у него оставалось всего несколько лет. Тратить их на склоки и детские капризы — он не хотел.

В Хогвартсе многие узнают, кто он такой — и выберут свою дорогу, с которой уже не уйти. Школа станет для них полем битвы, скрытым за старинными стенами и пиршествами. Те, кто выстоят, вернутся к нему не просто учениками, а закалёнными бойцами, готовыми сражаться до последнего вздоха. Остальные… останутся лишь смутными тенями на страницах забытой истории.