Игры не для нас (джен)

Мир менялся на глазах,

Зов стихий в людских сердцах

Посеял первобытный страх, посеял страх…

Самого Дагона сын из морских пришел глубин

То был судьбы недобрый знак... недобрый знак

Все прокладывали путь к морю сквозь иную суть,

Кто-то полз к воде.

Ветхий старенький причал был в его судьбе

как начало всех начал

За собой тащил свою мокрую тетрадь

Из последних сил что-то пробовал писать…

А затем нырнув скрылся под водой.

Зашумел прибой, унося его с собой

Дагон — Король и Шут

Распластавшись щупальцами по кафелю, Ин Хо чувствовал, что окончательно задолбался. У всего есть предел и у его неудач тоже. Если судьбе угодно его наказать, что ж, пожалуйста! Но сейчас было вовсе не время. Сейчас, когда Ки Хун не только сам не оправился, но и болел по новой, когда к нему пожаловал младший братец...

Впрочем, наверное, была в этом высшая справедливость. Намеренно дождаться совпадения всех звёзд и сделать его жалким. Совсем опозорить перед братом, Ки Хуном... Перед последними людьми, на мнение которых ему не наплевать.

Справедливо ли это? Наверное, да. Несправедливо другое. Что Ки Хуну приходится с ним мучиться. Тот слишком добрый. А его братец слишком твердолобый.

Ин Хо хоть совершенно не возражал против боли — заслужил... Он всё это заслужил. Но вот беспомощность убивала. Кафель не был холодным. Сейчас почти зима — Ин Хо запускал подогрев. Благодаря этому валяться ему было так вполне комфортно... Вот только совершенно некогда.

Он знал братца. С того станется и дверь плечом вынести. А значит, нужно как можно скорее грести ластами к коляске. Надеяться помыться самостоятельно уже не следовало, но можно было хотя бы избежать унизительного «Я же говорил!» и тягания его на место от Чун Хо.

Проклятая тушка отвечала неповоротливостью, резкой болью и откатывающейся от него коляской. Ин Хо не поставил её на стопор, и теперь его шансы залезть обратно до появления Чун Хо сравнялись с нулём!

Дверь едва не упала на него, и старший Хван ощутил по этому поводу негодование и грусть. Всем бы проще было. Ну, Чун Хо, конечно бы, попереживал... Но в результате всё же убедил себя, что Ин Хо сам виноват! Нефиг было вредничать и разлёживаться здесь на полу. Он-то всего лишь помочь хотел своему преступнику-брату! Удобно, правда, что Ин Хо такой гад и сволочь?!

Чун Хо, сверкнув глазами, кинулся к нему и быстренько поднял. Было больно. Очень. Ин Хо чуть не выключило — он и не думал, что резкие движения и большие ладони брата могут причинить столько боли... Впрочем, физическая боль его не пугала, пугало то, как смотрел на него сверху вниз Чун Хо. Как на неразумного и глубоко больного. Это было унизительно. Очень.

— Только не говори, что сломал ещё и рёбра! — братец нахмурился и потянулся к нему. Отпрянуть было решительно некуда. Ванная была весьма узка для коляски — вообще чудо, что она туда влезала. Поэтому пришлось терпеть, как Чун Хо прощупывает ему рёбра — делал он это не особо осторожно, даже, скорее, наоборот, поэтому вышло очень... щекотно. Ин Хо боялся щекотки. И этот гад это знал!

Его перекосило, должно быть, очень сильно, потому что брат убрал свои лапы и посмотрел как-то странно. Но страх быстро сменился... пониманием. Вспомнил-таки. А после Чун Хо опустился до шантажа. Наглого. Впрочем, куда ему тягаться с самим Ин Хо?

Расскажет он Ки Хуну, да. В любом случае расскажет. Сейчас он шантажирует его головомойкой, завтра записью обращения властям об игре, послезавтра заставит мачехе звонить. Нет. Пусть рассказывает Ки Хуну. Щекотку Ин Хо хоть и боится, но пережить может.

И тут младшенький обиделся. Реально, даже губы надул. Начал заливать что-то про обещания и то, что свою часть сделки он выполнил. Сделки! Обалдеть! Скоро во всех таблоидах — Молочная сделка. Да Чун Хо сам же у Ки Хуна пачку куда-то спёр! Это не сделка, а всего лишь восстановление статуса-кво.

Чун Хо же несло. Брат напомнил ему... О многом. Хорошем, плохом... Больше о плохом. Ин Хо всегда старался держать свои обещания — это правда. И Чун Хо этому же пытался научить.

Он вдруг очень чётко увидел их самих. Только много лет назад.

* * *

— Ин Хо! Пожалуйста, поговори с ним. Пришёл со двора, молчит, не ест, смотрит волком! — Маль Сун чуть не плакала. Он тогда не стал тратить время, чтоб попытаться её как-то успокоить. Самое лучшее было устранить причину слёз.

Братец и правда сидел у себя в темноте и, кажется, грыз ногти.

— Не делай так, — подошёл к нему Ин Хо, включая ночник, — А то как малыш выглядишь! — он знал куда бить, грызть Чун Хо прекратил, теперь смотрел на него блестящими глазами. — Что стряслось?

— Ничего! — отвернулся от него брательник. — Уходи.

— Прогоняешь меня? — Ин Хо похлопал его по напряжённой спине. — Не обнаглел? Из-за ничего старшего любимого брата? — он добавил в голос обиды.

— Не передергивай так! — высунулся к нему маленький любопытный нос.

— Это как же? Ты разве меня не гонишь? — легонько щёлкнул по тому Ин Хо.

— Ты не поймёшь, что стряслось, — нос снова отвернулся, спина напряглась сильнее. Ин Хо вздохнул и погладил его по волосам:

— Ну да, конечно... Куда мне, — пробурчал он. — Я же старый и тупой, да?

Зарёванная мордочка снова повернулась к нему:

— Не поэтому!

— О, спасибо, милый братик, — усмехнулся Ин Хо, внаглую сцапывая всего Чун Хо, вытаскивая его из угла на свет, к себе поближе. Он держал его за плечи, не давая отвернуться. — Тогда прекрати ломать драму и скажи, в чём дело.

— Со мной ребята играть отказались, — тихо-тихо произнёс Чун Хо, так, что Ин Хо пришлось сильнее к нему наклониться, чтоб расслышать.

— Почему? — поднял он брови. Раньше таких проблем у его коммуникабельного братца не возникало.

— Из-за пустяка, — заныл Чун Хо, внезапно с хлюпаньем утыкаясь ему в шею. Ин Хо аккуратно придержал его, тем не менее поинтересовавшись:

— Какого именно?

— Да так, — братец заёрзал, пытаясь выскользнуть, но Ин Хо держал крепко.

— Хван Чун Хо, ну-ка, рассказывай. Я всё равно узнаю. Ты же знаешь! Я учусь на копа... — понизил голос Ин Хо.

— Ну, я это... — братец тяжело вздохнул, а потом скороговоркой выдал: — Меня дразнить пробовали, что без отца расту. А я им рассказал, что зато у меня брат — коп. Ну и они попросили доказать... Пистолет принести поиграть, — Чун Хо опустил глаза. — Ну я и пообещал сегодня принести. Думал, забудут, ну или скажу, что тебя срочно вызвали. А не забыли. Сказали, что я лжец и больше со мной играть они не будут, — братец с опаской посмотрел на Ин Хо.

— Понятно... — медленно выдохнул тот. Он и правда боялся, что однажды это произойдёт — мелкого начнут шпынять, потому что отец погиб. Но как-то не думал, что тот решит осадить их таким способом. — Пистолет — это не игрушка, знаешь? Особенно малолетним засранцам вроде твоих приятелей. Мне в Академии голову оторвут, ты же понимаешь? Нет у меня пока своего табельного!

— Понимаю, — снова скис Чун Хо. — Просто вырвалось...

— А не должно вырываться! — Ин Хо не злился. Точнее, злился, но не сильно. Главное, чтоб мелкий уяснил урок. — Сегодня ты меня подставляешь, а завтра, может, маму? За языком надо следить. В нашей стране репутация — всё. А обещания надо выполнять, иначе от тебя все отвернутся, уяснил?

— Уяснил, — глухо ответил Чун Хо, сглатывая слёзы.

— Ладно, иди умывайся. Сейчас пойдём к твоим ребятам, — Ин Хо вздохнул.

— Зачем? — расширились глаза у братца, он схватил его за рукав. — Хён, не надо! Я сам решу, не надо!

— Не решишь, но для чего ещё нужен старший брат? — вздохнул Ин Хо. — Пойдем, выполним твоё обещание.

— Но у тебя же будут неприятности, — округлил глаза Чун Хо, по-прежнему не отпуская его. — Не надо!

— Не будет, — Ин Хо потрепал его по волосам. — Поверь и пошевеливайся!

Во дворе мелкий показал ему на группку детишек, среди которых и девчонки были, которые засмеялись было, завидев Чун Хо, но, заметив Ин Хо, притихли.

— Здравствуйте, я старший брат этого оболтуса. Хван Ин Хо, полгода как вернулся из армии, служил в спецназе. Сейчас являюсь курсантом полицейской академии, — отрекомендовался Ин Хо, — Он вам неосторожно пообещал принести пистолет... Дать поиграть, — он посмотрел своим фирменным тяжёлым взглядом. — Этого я вам, конечно, позволить не могу, но вот показать, как тот работает — вполне! — и Хван достал из кармана зажигалку отца, максимально похожую на табельное оружие Сеульских копов — коллеги и подарили. В темноте и гравировки памятной не видно. Он позёрски покрутил пистолетом, удовлетворённо слыша, как от притихших детишек раздался вздох восхищения. — А теперь, — Ин Хо зверски ухмыльнулся, — Покажу, как тот работает! — и он, сверив часы, направил тот на стоявшую в отдаление урну, куда предварительно положил зажжённый фейерверк с самостоятельно удлинённым фитилём... Надо было видеть, как бежали детишки, когда грянул «выстрел».

— С ума сошёл! Бежим! — отчаянно дёргал его за рукав Чун Хо.

— Не бойся, — закатил глаза, отсмеявшись, Ин Хо. — Держи, дарю, — протянул он ему зажигалку. — Нажми на курок.

— Патроны кончились? — с опаской принял тот братец.

— Ага, нажми, только на себя и на меня не направляй, — улыбался Ин Хо.

Чун Хо с опаской направил на многострадальный бак и выпустил... огонёк.

— Но... как? Почему бак щёлкнул? Почему? — шёл за ним по пятам его маленький почемучка.

— Хороший фокусник, как и хороший старший брат не раскрывает своих секретов, — пафосно изрёк Ин Хо, почувствовав внезапно, как стиснули его маленькие ручонки.

— Самый лучший! — сияя сказал Чун Хо. — Теперь меня точно не будут дразнить!

— Не будут. А если будут... Не обещай ничего, а просто скажи мне, — потрепал его по голове Ин Хо. — И запомни урок. Никогда не обещай того, что не можешь выполнить.

— Не буду. Обещаю, — серьёзно кивнул Чун Хо. — Пошли есть, братец...

* * *

Вспоминать было больно. Гораздо больнее всех ран, вместе взятых. И — самое страшное — Ин Хо поплыл. Может, виной была температура, может, противная слабость, может, и воспоминания вкупе с остальным, а главное, обиженная мордочка Чун Хо, которая окунула его в прошлое, но привело это к печальному непродуманному выпаду.

Ин Хо не удержал свой язык. Сначала обмолвился, что Чун Хо первым перестал выполнять обещания, данные ему. Потом и вовсе — обиделся, что тот забыл! Забыл, что вообще давал ему обещания. То было давно — это правда. Но братец ведь не забыл другого. Например, как Ин Хо вылетел со службы. А ведь и это уже быльём поросло. Много лет прошло...

Они с Чун Хо не общались уже почти десять лет. Слишком долго. И больно. Потому что это не было выбором Ин Хо. Даже Ён Хи не понимала до конца, почему он так легко отступил. Почему не стал объяснять, просто закрылся и ушёл с ней от брата с мачехой.

Это не было выбором — это было стилем жизни. Сохранять лицо до конца. Брат его стыдился — имел право. Брат злился — имел право. Но он даже не пришёл к нему и не спросил, почему. Почему Ин Хо так поступил. Легко принял на веру то, что было объявлено официально, о чём судачили люди. Не то чтобы версии так уж отличались бы... Но если б тот пришёл и хотя бы попытался узнать, что чувствует сам «мерзкий преступник», то Ин Хо чувствовал бы себя иначе. Не таким преданным и оплёванным.

Он по-прежнему не считал свой проступок преступлением. Гражданский ссудный договор — не преступление. Нет этого пункта ни в уголовном, ни в иных кодексах. Единственный кодекс, что он с натяжкой нарушил, этический. Но за это со службы с позором не выгоняют. Он не собирался делать поблажек при проверке этому клиенту! Но кто бы ему в этом поверил, если и родной брат отказался? Посчитал взяткой.

Ин Хо тогда и сопротивляться не стал. Подмахнул заявление по собственному, не глядя. Его десятки лет службы слили в унитаз, а самого облили помоями. У него не было ни одного взыскания за эти годы. Когда он брал в долг, то думал, что в худшем случае отделается строгим выговором и покраснеет на заседании комиссии по этике. А тут... Если и Чун Хо не верит, что это не взятка, то упрямство могло привести к уголовщине.

Последнее, что им с Ён Хи тогда нужно было — тратить время на суды... Драгоценное время! Поэтому Ин Хо сорвался и сказал брату правду. И о преданном обещании верить ему, а не молве, и о забытом — беречь себя... Не то чтобы со службой Чун Хо в убойном это было выполнимо... Но он должен был хотя бы стараться! Однако на остров тот заявился по-мальчишески глупо и до конца доиграл в этой же бесящей дебильной манере!

Что там говорилось? Правду говорить легко и приятно? Вовсе нет... Ин Хо вздохнул. На глазах выступили слёзы. Не от злости или боли, скорее, от отчаяния. Чун Хо всё такой же... Не изменился. Всё тот же взбалмошный мальчишка. Вообще не повзрослел. Тем сильнее воспоминания прожигали его изнутри. И тем сложнее было достучаться до него... К тому же он терялся. С какой целью вообще достукиваться?

Теперь Чун Хо волновал вопрос «почему» неподдельно. Потеряв старшего брата, он начал шевелиться. Только вот Ин Хо уже слишком стыдно было обнажать пред ним душу. Та у него изрядно изуродована была и почернела. Терять, впрочем, тоже было нечего. Брат уже видел, в какое чудовище он превратился.

Только был ли смысл убеждать Чун Хо в обратном, если ничего, кроме боли, это не принесёт? Если самого себя Ин Хо приговорил уже давно, дав лишь отсрочку, чтоб привести дела в порядок... Как-то переправить Ки Хуна и Чон Джа в Америку, а уже затем убить себя так, чтоб это дошло и до организаторов, и до Чун Хо... Чтоб тот понял, что мстить некому! И что Ин Хо не стоит его мести... Последнее было сделать сложнее всего.

Потому что Ин Хо разрывало. Он бы хотел вести себя как чудовище, отвратить от себя младшего, чтоб тому самому захотелось его порешить... И опередить его, чтоб не пришлось марать руки, но... В это проклятое «но» всё и упиралось. Часть его корчилась в муках, выла, извивалась и просила о понимании и прощении. Рвалась рассказать, рвалась поделиться в слепой и тщетной надежде, что мелкий сумеет понять...

Напрасно. Тот видит только то, что хочет видеть. За редким исключением. Вот сейчас, например. Ин Хо рассказал об обещаниях. Чун Хо задело. По лицу было видно. Только вот с какой стороны? Тот нашёл ответ на часть своего «почему» или же просто решил, что Ин Хо мудак и пытается его овиноватить на ровном месте? В любом случае — братец быстро сбежал, а на старшего Хвана нахлынуло.

Так, будто он сошёл с ума, да решил искупаться прям на том проклятом острове, а огромная волна немилосердно толкнула его в грудь, сминая рёбра, вдалбливая их осколки в лёгкие и вызывая тем самым остановку дыхания, напоследок ещё и утыкая носом в серый от пепла крематория песок...

Ещё не хватало, чтоб Чун Хо тоже загнался и водрузил вину за его падение на свои плечи... Тем более что это не так... Не совсем так. Никто не заставлял Ин Хо участвовать в играх. И уж тем более никто не заставлял его убивать финалистов. Он сам взял кинжал, сам зарезал тех людей... Сколько бы ни пытался убедить себя, что лошадей, но нет... Они — люди. И он тоже. Прав Ки Хун.

И, наконец, вернулся он в игру сам. Чун Хо просто следовал за ним. Спасти, дурак, хотел... А всё, что дальше... Вспоминать стыдно. Но и тогда выбор был, просто Ин Хо его не увидел. Всё ещё ослеплённый своим превосходством... Не так выразился. Он просто всё ещё мнил, что был какой-то промысел, высший смысл в том, что он выжил. Думал, даже если Чун Хо не очнётся... Всё равно игры — его судьба. Может, найдутся ответы или выход из этого туннеля. Например, получится развалить игру, подставить випов, сделать хоть что-то!

А выход был. И он был пугающе прост. С мёртвого никакого спроса. Что им до его семьи? Совершенно неинтересно. Ин Хо всего лишь нужно было умереть. Но именно это он и не сделал. Так, может, сейчас?

Ин Хо и сам не заметил, как уже, напрягшись, достал с полки бритву. Один взмах, несколько минут боли — и всё кончится. Так легко и понятно... Но руки дрожали, что-то внутри упрямо упиралось, мешая, тормозя, заземляя.

Снова голосок сомнений проклюнулся. Он говорил, что тогда тем более братец себя не простит. Подтачивал, ныл, твердил, что не справится Ки Хун без него... Говорил, что сейчас Чун Хо уже точно у организаторов в печёнках... И смерть его только развяжет тем руки. Что надо прятаться всем вместе: с малышкой, Ки Хуном и братцем с мачехой. Твердил, что Ки Хун его после в новой жизни не простит и там достанет. Последнее было так странно, и в то же время мозги провернулись естественно.

— Надо жить и исправлять свои ошибки! А не бежать, как трус, через смерть! — отчего-то вспомнилось ему сказанное Соном. Он так задумался, что испугался, услышав знакомое покашливание... Бритва со стуком упала. Ки Хун всё видел!

Маятник убойного настроения Ин Хо снова мотнуло к побегу из жизни. Разговор с Ки Хуном вышел странным. Протяжным, мучительным и неожиданно откровенным. Честно, сложись обстоятельства иначе... Ин Хо уверен: они бы стали друзьями. У господина Сона были редкие качества для их времени, такие, ради которых стоило закрыть глаза и на придурь (не лёгкую), и на отменную твердолобость.

От этого было горько вдвойне. Ну оттого, что, кажется, его понял, не простил, но понял этот чужой, по сути, человек, а Чун Хо... Чун Хо сбежал. Он так погрузился в страдания, что едва расслышал, как Ки Хун в отчаянии, видимо, выкатил ему фееричный ответ на вопрос, кто он такой... Ин Хо понял бы и принял любое из: чудовище, сволочь, гад, проклятый кальмар... Да вплоть до жертвы обстоятельств!

Но этот невозможный сказал совсем уж невероятное: отец Чон Джа. Вот так. И нет, Ин Хо не показалось, потому что Сон продолжил, корявенько объяснив это тем, что его, дескать, дочка не поймёт, поэтому бери на себя ответственность.

Челюсть Ин Хо почти оторвалась. Он и не думал, что Ки Хун способен предложить ему... Пусть и стремясь оттянуть от края, но даже так предложить такое! Он не ждал, что тот и правда сдержит потом слово, но и сам факт, что допустил эту мысль хоть на секунду... Уже льстил Ин Хо настолько, что на глаза снова наворачивались слёзы. Отец Чон Джа. Он бы, чёрт возьми, не отказался... Если б не был убеждён в своей полной пропащности!

Поэтому Ин Хо скрутил всё на температурный бред Ки хуна, дабы не заставлять его потом мучиться несдержанными обещаниями, показал, что не воспринял всерьёз. Но всё равно. Ин Хо было приятно. А ещё он понял, что вжикнуть бритвой ему мешали не только логические соображения, но и стоявшее пред глазами личико Чон Джа.

После сказанного стало легче дышать и жить. Остаток вечера Ин Хо провёл прекрасно: боль ощущалась где-то на фоне, сам же он очень старался хоть как-то облегчить валившемуся с ног Ки Хуну существование.

Супец Ин Хо варил с душой. Да, пришлось очень постараться, он едва не сшиб коляской половину кухни, но справился. Ки Хун, наконец-то, с аппетитом поел. И даже не пожаловался, какой безвкусной жижей накормил его вообще далеко не профи Хван. Он же не шеф-кальмар, побойтесь Ктулху!

Чем ближе к ночи — тем гаже состояние. Увы, у Ин Хо ещё и усугублялось всё мыслями о брате. Где тот? Что творит? Не нагрянет ли сейчас сюда спецназ? Не то, что им будет что предъявить Ин Хо, кроме незаконного хранения оружия, но... Малышку разбудят. Ки Хуна растревожат — он у него нервный, флешбэки из игры ещё словит...

Или хуже: сделает что с собой. Вобьёт в голову, что неудачник и брата в чудовище превратит, да и... Нет, кошмар! Ин Хо прищурился и набрал номер. Этот мелкий гад не отвечал. Хотя он звонил ему снова и снова. И сообщения оставлял в стиле: ты не виноват, давай поговорим.

Ещё и Ки Хун снова привязался с этой помывкой. Ин Хо вздохнул. Что та необходима, он понимал, но снова рисковать самостоятельно свалиться не мог. Однако и Ки Хуну, что едва тут ползает, совсем не с руки с ним возиться. Ничего. От грязи ещё никто не умирал... Наверное. Он покосился на малышку — помогать Сону надо было. Да и добровольно отказаться от возможности с этим чудушком повозиться... Нет, он не такой. Надо попробовать самому как-то отмыться. Желательно ночью, чтобы Ки Хун спал.

Единственное — Ин Хо не учёл, что Сон стал хитрее и наглее. Шантаж с угрозой спать (мучиться) на неудобном кресле оправдался. И вот уже Ин Хо с замотанными в мусорный пакет ногами восседал на табуретке в ванной, о том, что он попал туда при активном участии Ки Хуна, который ещё и — чтоб наверняка не сбежал — выкатил коляску из ванной.

Сбежать было отчего. С табуретки мыльный Ин Хо то и дело норовил свалиться — скользко, тушка слабая... Лучше бы тот его на пол прямо сгрузил. Но уже было поздно, потому-то весь взмыленный в прямом смысле этого слова Ки Хун (заодно и постирался, м-да!) ужом извился одновременно придерживать его за спину и пытаться намылить башку.

У Ин Хо теперь перманентно горели уши, щёки и вообще, всё лицо и шея. Он лишь радовался, что трусы с него стянуть этот проклятый енот-полоскун не пытался! А так... Вечер перетёк в ночь нормально.

Хван больше не упал, они оба помылись: Ки Хун вытолкал его из ванной, наказав не приближаться к ней — дверь-то отсутствовала... Ну, Ин Хо было чем заняться — он опять не дозвонился брату, с огромным трудом переоделся и снял с ног мешки. Те немного промокли, и он начал, скрючившись, разматываться.

Он почти доразматывал вторую ногу, когда вернулся Ки Хун. Он что-то насвистывал.

— Эй, покажи бок, — припомнил о его намокшей ране Хван.

— А задницу тебе не показать? — мило спросил Ки Хун. Ин Хо вздохнул: ну вот, а он подумал уже... Впрочем, Сон едва заметно улыбнулся и сел рядом, скинул полотенце с торса и демонстративно начал разматывать... Что ж, рана выглядела лучше. И такой способ показать Ин Хо тоже оценил. Как и то, что его самого молча и на этот раз аккуратно перевязали и всучили таблетки, даже шуточно чокнувшись... Ибо теперь оба запивали колёса шоколадным молоком, вопреки всем заветам врачей, с накапанным туда коньяком.

Ин Хо бы спать — тело очень устало, разум вообще отключался. Но тревога за Чун Хо усиливалась. В итоге, не дозвонившись в тридцатый раз, он не выдержал. Никогда не думал, что ещё наберёт этот номер, но... Он среди ночи позвонил Маль Сун.

Крайнее средство от выходок Чун Хо. Мачеха очень переживала. Всегда реагировала бурно на любой пустяк. А тут объявившийся спустя почти пять лет пасынок, да ещё и спрашивающий о её любимом сыночке.

Естественно, та перепугалась. А ещё неподдельно обрадовалась, услышав его... Проигнорировав кольнувшее сердце, Ин Хо натравил ту на Чун Хо... Вот теперь можно было спать. Братец — тот ещё маменькин сынок. Аппарат абонента не был выключен, значит, точно ответит. А уж та ему мозги промоет... Он не сомневался.

И всё равно Ин Хо нервничал. Вот кто его тянул за язык? Раздражение заставило его искать способы его снять... Что лучше всего отвлекает от душевных мук? По опыту сегодняшнего дня — боль физическая, и он как следует надавил себе на раненый бок... Перестарался. Пришлось губу до крови прикусывать, чтоб позорно не заорать и не перебудить Ки Хуна и малышку...

Улёгшись и обнаружив новую проблему — заснуть мешала боль в спине, он точно не ожидал, что Ки Хун развалится на всю постель морской звездой, а потом ещё и его подтолкнёт к самому краю, а потом... И вовсе странное! Обхватит весьма цепкими руками и, вот так обняв, перевернёт на живот...

Поворот отпечатался болью в потревоженных ногах, облегчением в спине и стыдом во всей остальной тушке. Ки Хун и не думал прекращать его обнимать, ещё и ногу закинул... Тут уже Ин Хо совсем ошалел. Лежал ни живой, ни мёртвый.

Нет, конечно, не видел ничего такого в совместном сне, да и валетную расстановку считал глупостью — чего пятки нюхать, когда можно не нюхать. Но, позвольте, такие выкрутасы в отношении его тушки... В последний раз его жена и позволяла!

Да, мягко, Сон как-то умудрился, его так прижать, чтоб не задеть ни одну из ран... Да, Ки Хун был горяч, как печка — зимой грех жаловаться, особенно с нарушенным из-за травм кровообращением, но! И это важно — тот ведь и сам ужаснётся, когда проснётся (Чон Джа-то кушать хочет и ночью!) и поймёт, кого, облапав, подгрёб под себя... А если ему жена снится?! У Ин Хо волосы на затылке зашевелились, когда он осознал, что лежит тут на животе, ноги у него раненые, спина тоже вся болит, а Ки Хун сейчас объективно сильнее, и вообще...

Додумать помешал звук открывающегося с треском окна... Никогда ещё Ин Хо не был так рад видеть своего братца.