Парадокс выбора (джен)

Возвращение студентов после каникул прошло в довольно привычной суете — кто-то жаловался на холод, кто-то волок чемодан по заснеженной дорожке, не додумавшись использовать базовые чары, а кто-то из младшекурсников вовсе запыхался ещё на подъёме к замку. Гриффиндорцы встречали друг друга тёплыми хлопками по плечу, недосказанными историями о каникулах и быстро собирались устроить очередную факультетскую пирушку.

Замок, как будто слегка проснувшийся после короткой зимней спячки, наполнился голосами, шагами, смехом, тёплым воздухом и привычной, вечно бегущей жизнью.

Первое занятие в новом году по заклинаниям проходило, как обычно, в светлом зале с огромными окнами. Профессор Флитвик, в своей характерной оживлённой манере, подпрыгивал от энтузиазма, явно хорошо отдохнув от преподавания, стоя на сложенных друг на друге книгах за преподавательским столом. Он уже провёл небольшой вступительный спич, поприветствовав всех и порадовавшись, что они «живы и, надеюсь, полны решимости изучать то, что действительно может помочь в настоящей жизни».

— Сегодня, дорогие мои, — провозгласил он, размахивая крохотной палочкой, — мы начнём с простого, но крайне полезного заклинания — Impedimenta! Они же Чары Помех. Используется в дуэлях и для обороны, позволяет временно задержать противника — или замедлить его настолько, что у вас появится время сбежать, атаковать или просто передохнуть. Ну, и также доступно применение к неживым объектам.

Некоторые переглянулись. Эффект был понятен — заклинание почти что «замораживало» движение, делая цель на секунду неподвижной или замедляя её движения до вязкой сонливости.

Уильям стоял в ряду вместе с остальными, не выказывая особенного интереса, однако слушая наравне со всеми. Заклинание прошло мимо него летом: в то время он сосредоточился на более сложных чарах, связанных с разрушением и защитой, а с началом учебного года — практически всё свободное время тратил на совершенствование окклюменции, а остаток отводил самосовершенствованию и отдыху. Так что изучить это будет уж точно не лишним.

— Im-pe-di-men-ta! — Чётко, по слогам произнёс Флитвик, посылая луч света в сторону учебного манекена. Тот едва начал двигаться, как будто по команде, и тут же застыл на месте, будто его намертво приковали к полу.

— Теперь ваша очередь. Парами!

Пока остальные уже с интересом наводили палочки друг на друга, Уильям встал напротив Адама, как ближайшего соседа, который с лёгкой полуулыбкой развёл руками:

— Я готов стать замороженным шедевром, только не повреди кисти, мне ими ещё рисовать.

— Постараюсь, — саркастично отозвался Моррисон и поднял палочку. — Impedimenta!

Первый луч получился слабым, будто нерешительным. Адам чуть дёрнулся, но даже не замедлился. Ну, то, что вышло с первой попытки хоть что-то — наглядно показывает доступность заклинания в изучении и его относительную лёгкость. За один урок вполне по силам выучить его.

Вторая попытка была куда удачнее. Луч света ударил по плечу Адама, и тот действительно замедлился, как будто вязкое пространство сдавило его со всех сторон. Пластика его движений стала тягучей, но хватило пары секунд — и заклинание рассеялось.

Флитвик проходя мимо, одобрительно кивнул:

— Моррисон, хорошее направление. Только добавьте силы, и не забывайте: это магия намерения. Вы должны хотеть замедлить цель. Если сомневаетесь — заклинание не сработает.

— Понял, сэр, — пробормотал Уильям себе под нос и снова поднял палочку.

К концу урока он уже ловко останавливал ретивого товарища, не прилагая лишних усилий. Также и на нём отрабатывал чары сам Фоули, устроив из этого шутливую перестрелку. Базовая структура заклинания оказалась куда интереснее, чем он думал. Оно не просто замедляло тело — вмешивалось во внутренний ритм движения, нарушало энергетическую инерцию, оставляя человека в ощущении краткой пустоты. Всё — будто на вдохе, который не закончился. Довольно жутковато было переживать это самому, однако привыкнуть оказалось на удивление легко. Хоть и крайне неприятный опыт. Словить такое в настоящей битвы, означало неминуемое поражение.

После урока, когда гриффиндорцы сидели в гостиной факультета, оживлённо обсуждая свои дела, Барнс с загадочной ухмылкой потянулся за сумкой и бросил через плечо:

— Вы тут тренируйтесь… а я в Хогсмид. Дела зовут.

— Какие такие дела? — Сразу заинтересовался Адам, поднимая бровь.

— Сердечные, — с невозмутимым видом ответил Барнс, — скажу лишь, что у меня назначено свидание, а имя счастливицы… останется тайной.

Он выдержал театральную паузу и, не дожидаясь реплик, подмигнул и вышел, оставив после себя облако интриги и обсуждений. По его мнению.

На самом деле никто особо даже не удивился. Этот казанова практически каждый два месяца пытается добиться хотя чего-то на этом поприще, будто других дел у него нет. В серьёз увлечение Эдвина сам Уильям не воспринимал — просто розово-букетный период начисто снёс мозги парню. С кем не бывает…

А вот Адам, вдохновлённый и воодушевлённый вниманием к своему вечному творческому горнилу, с гордостью притащил холст вниз, аккуратно обернутый в ткань. Моррисон, уже зная, на что способен друг, только вздохнул:

— Ну, удиви.

Краем глаза за ними посматривали ещё парочка девчонок на год-два младше, но вся их компания стойко это игнорировала.

Полотно оказалось тяжёлым — во всех смыслах. Масло, широкие густые мазки, контрастные цветовые пятна, будто споры между холодом и теплом. Сюжет… был, пожалуй, спорный. На фоне закрученных вихрей, пятен, форм и теней угадывались едва читаемые контуры старого особняка: одно окошко, словно испуганный глаз; перекошенные ступени лестницы, теряющиеся в красновато-оранжевой вспышке. Всё было одновременно тревожным и… красивым.

— Это про дом? — Неуверенно спросил Фрэнк, покручивая в руках перо, которым писал эссе по зельям.

— Это ощущение дома, — уточнил Адам, гордо скрестив руки. — Прошлое, которое никогда не уходит, только меняет облик. И каждый видит его по-своему.

— Ну ты и художник, — хмыкнул Уильям, но взгляд с холста не отводил. Что-то в этой абстракции действительно оставалось притягательным. Как запах старого дерева в чердачной комнате. Атмосферно.

— Думаю, это самое адекватное из всего, что ты выдал за последние месяцы, — наконец сказал Фрэнк, глубокомысленно кивнув самому себе.

Адам довольно расправил плечи.

— Знал, что ты оценишь.

В гостиной зажгли камин, и ребята устроились на сдвинутых друг к другу диванах. Уильям, Адам и Фрэнк обосновались на подушках и креслах, зажали между собой какой-то поднос с домашним печеньем (подарок от родителей Лонгботтома через посылку), и вяло перетаскивали стоящие рядом на журнальном столике шахматные фигуры в сопровождении ленивых шуток и периодического обсуждения учебных заданий. Лили с Мэри подошли чуть позже — тихо, но уверенно, и, сбросив тёплые мантии, сразу уселись рядом, устало выдохнув.

Парни как раз вели небольшой спор о том, когда же ситуация с Блэком и МакКиннон сдвинется дальше.

— Слушай, МакДональд, — протянул Адам, держа в пальцах фигурку слона. — Ты так сидишь и смотришь, будто думаешь, кто из нас безнадёжней.

— Я просто не вмешиваюсь, когда мужчины всерьёз спорят о том, кто первым кого из них поцелует, — спокойно отозвалась Мэри, наклоняясь за печеньем. — Мне это даже снится не должно.

— А вот мы с Адамом считаем, — вставил Фрэнк, — что это будет Марлин. Потому что либо она, либо он от нетерпения выкинет что-нибудь эдакое.

— Ага, а ещё потому, что они два месяца уже ходят друг за другом, как две кометы по орбите, — добавила Лили, хихикнув. — Каждый ждёт, что первый шаг сделает другой. Скучно. Ставлю на Марлин, она менее терпеливая.

— А я — на Сириуса, — с напускной важностью сказал Уильям. — Если этот бабник вдруг не раскроется первым, то мы все зря в него верили. Да и у них вроде всё серьёзно намечается.

— Может, они оба просто боятся. Серьёзные отношения — это не поход в Хогсмид, — вставила Мэри. — Даже Блэки с чувствами иногда не справляются.

— Есть ещё кто из их семейства для сравнения? — Не удержался Моррисон.

Пара смешков прокатилась по кругу, и Мэри недовольно нахмурилась, когда внезапно… хлопнула дверь. В проёме стояла профессор МакГонагалл. Очень-очень злая профессор МакГонагалл. Мигом ребята прервали свой разговор.

— Где, — медленно начала она, осматривая их всех взглядом, в котором явно бурлили не лучшие эмоции, — компания из мистера Поттера, мистера Блэка, мистера Люпина и мистера Петтигрю?

Тишина мгновенно стала гробовой. Печенье застыло в руках, шахматные фигуры вдруг показались совсем неважными.

— Э… — начал Фрэнк, — а мы думали, они в библиотеке?

— Неужели? — Сухо отрезала Минерва. — Тогда библиотека, очевидно, переехала в северную башню. А заодно взорвалась.

И в её голосе прозвучало то самое: «Если вы не при чём, то и не вмешивайтесь», — после чего уже собиралась уходить.

— А что случилось-то вообще? — Осмелился спросить Лонгботтом, когда профессор собралась на выход.

МакГонагалл, даже не оборачиваясь, резко бросила через плечо:

— Мистер Снейп подвергся издевательствам со стороны компании мистера Поттера. И если бы не маленькая второкурсница из Пуффендуя, которая пришла ко мне в слезах, никто бы и не узнал. Однако ситуация вышла из-под контроля и в северной башне произошёл мощный взрыв. Пострадавших, к счастью, не оказалось. Однако ваши товарищи куда-то пропали.

В гостиной повисло удушливое, тяжелое молчание, которое не развеял ни треск камина, ни что-либо ещё. МакКошка наконец покинула гостиную, быстрым цокающим шагом отправившись на поиски.

— Вот же… — прорычала Лили, сжав кулаки, глаза сверкнули так, будто она сама сейчас собиралась кого-нибудь проклясть. Краем глаза Моррисон заметил на ней надетый браслет, отправленный им на праздники в качестве подарка. Конечно, Эванс успела лично его поблагодарить, также угостив печеньем, но всё равно приятно наблюдать, что она действительно его носит. — Да сколько можно?!

— Эм, может, он просто… — начал было Адам, в попытке сдержать гнев девушки.

— Нет, Фоули, не просто, — перебила она резко, даже не дослушав. — Он опять лезет к нему. Они уже пятый год как собаки с цепи, и каждый раз одно и то же. То подножка, то проклятье, то комментарии, от которых хочется уши залить воском. Поттер просто не умеет пройти мимо, если не кинет какую-нибудь колкость или не запустит в него магией. А теперь ещё при малышне, да так, что пуффендуйка в истерике побежала к Минерве. Молодец, просто герой.

— Думаешь, это он начал? — В голосе Мэри звучала скорее не защита, а попытка сохранить нейтралитет.

— Да мне уже всё равно. Он всегда «не начинал», но всегда заканчивается тем, что он стоит над Снейпом, ухмыляется и жонглирует палочкой. Иногда у меня ощущение, что его палочка — это просто указка на «тех, кто не достоин». Вот ведь мудак! — В сердцах выругалась рыжеволосая, которая так и не простила Джеймса за то, что он ей наговорил ещё осенью.

— Сильно ты, — тихо заметил Лонгботтом, — может, всё же подождём, что скажет вторая сторона?

— Пускай хоть хором поют. Мне плевать, — Лили скрестила руки на груди, будто окаменела. — Я устала от этого цирка. Каждый раз, когда кажется, что он хоть немного успокоился, он вспоминает, что Снейп существует, и начинается спектакль. С актом унижения и бесплатным зрелищем.

— Лили, — начал было Уильям, но осёкся. Порой всё было очевидно настолько, что и правда не требовало объяснений. Да и, подумав, влезать сейчас не лучшая идея. Она зла на всю ситуацию, так что может ещё и ему достанется. Однако взрыв в башне? Чем же там жахнули таким?

— Если б вы слышали, что он себе позволяет… — прошептала она, а потом уже громче: — И неважно, какие у меня с Снейпом отношения. Это просто отвратительно. А если бы это был какой-нибудь когтевранец?

И она резко встала с кресла, махнула на Мэри, чтобы та не отставала, и обе скрылись за аркой в сторону лестницы к спальням, оставив за собой напряжение и ошарашенные взгляды.

— Снова бардак, наверняка пошла готовить какой-нибудь коварный план, — буркнул Фрэнк, глядя в огонь.

— Да, — кивнул Уильям, — наверняка. Поттеру остаётся только позавидовать…

Уже на следующее утро весь Гриффиндорский стол в Большом зале кишел гудением и перешёптываниями. Слухи по замку расползались быстрее сов — особенно если речь шла о «падении» Мародёров. Ну, одному из многих, когда их ловили на горячем.

На завтрак Поттер, Люпин и Петтигрю пришли угрюмые, как будто уже съели свою порцию вины. Блэк появился позже остальных, с мятой мантией, усталым видом и явным желанием кого-нибудь прибить взглядом. Он даже не посмотрел на так любимые им заварные пирожные, лишь бросил взгляд в сторону преподавательского стола, где сидела Минерва МакГонагалл, сверкая очками как лезвиями.

— Два месяца отработок, — сказал позже Сириус вполголоса, когда утолил первичную печаль, заев сладким. — Без выходных. Каждый вечер — с семи до десяти. Какой-то агонии достойный приговор.

Он говорил, будто пытаясь отшутиться, но в голосе звучал лязг настоящего раздражения, почти досады, как будто его поймали не за дело, а за то, что вообще посмел быть самим собой.

— И на баллы? — С легкой досадой поинтересовался Моррисон.

— Минус сто пятьдесят с факультета. Вчера ещё, ночью. Мы, оказывается, «дискредитируем честь Гриффиндора», — процедил он сквозь зубы, — и это ещё после той победы в квиддиче, между прочим. А Нюниус сам заслужил, так теперь ещё и он у нас жертва, видите ли.

Уильям кивнул. Он уже знал: МакГонагалл не раздавала наказания по доброте душевной и уж тем более не перегибала палку без повода. Разбираться в том, как именно они достали Снейпа, он не стал. Достаточно было просто взглянуть на лицо Лили, когда она об этом говорила. Там явно было что-то жёсткое.

Но отголоски случившегося задели и его. Теперь вся дуэльная практика с Сириусом, что с боем пробивала себе время среди школьной рутины, отодвинулась на неопределённый срок. Он уже привык к этому — постоянно ходить по кромке, балансируя. А теперь?

— Значит, пока тренироваться не получится, — проговорил Уильям с выдохом, лениво оглядываясь, будто проверяя, не подслушивает ли кто. — Жаль.

— Ну, если хочешь, можешь по ночам устраивать набеги на библиотеку, а потом драться с полками, — мрачно усмехнулся Блэк. — Только не зови меня. Я, похоже, теперь на строгом режиме.

Он откинул прядь волос со лба и впервые за день усмехнулся без злости. Настроение у него, несмотря на всё, было будто не в ноль — в минус. Ну, оно и ожидаемо.

Так и распался их привычный ритм занятий. Отныне Сириус каждый вечер уходил — то мыть старые котлы, то сортировать магические реагенты для зелий, то переписывать по десять страниц школьных правил под диктовку Филча. Иногда он даже не появлялся в общей комнате до самой полуночи, а наутро выглядел так, словно спал в чулане с привидениями. Бедняга.

Да и оставшаяся троица выглядела не лучше, работая как папа Карло — каждый сразу за двоих. Ну, хоть где-то справедливость восторжествовала.

* * *

Аудитория, где проходили занятия по Древним Рунам, — тёплая комната с резными деревянными балками и плотными шторами, что немного приглушали свет, создавая атмосферу сосредоточенного уюта, даже когда в ней было с десяток студентов. За окном медленно летел снег, словно нарочно подчёркивая контраст между шумным замком и тишиной здесь, где каждое слово преподавателя, профессора Бабблинг — было священной истиной в последней инстанции.

Сегодня речь шла об оберегах.

— Вы, конечно, слышали, — начала профессор, неспешно прохаживаясь между рядами, — что в ряде древних домов Великобритании, да и нашем Министерстве используются охранные рунические системы, возрастом превышающие почти пять сотен лет. И это не просто украшения. Это обереги. И как ни удивительно, многие из них до сих пор работают.

На доске появились рунические ряды, вытянутые в овал, похожие на язык, скрученный в клубок. Уильям, сидящий ближе к окну, мельком глянул на символы и тут же узнал два из них — руны защиты и силы.

— Чтобы понять, что такое оберег, — продолжала Бабблинг, — нужно отбросить все упрощения. Это не «щит» и не «барьер». Это зафиксированное намерение, превращённое в устойчивую структуру, подпитываемую магическим фоном местности и, зачастую, привязанной к ней кровью или личными предметами. По сути, оберег — это магическая программа, действующая без участия волшебника. А теперь представьте, насколько сложно её создать.

Она замолчала, давая время осознать сказанное.

— Требуется глубокое понимание как самих рун, так и их взаимодействия в контексте. Нельзя просто начертить символ и ожидать, что вас не проклянут. Нет. Нужно учитывать последовательность, направление, точку фиксации, материю, на которой это выполняется, и лимит прочности.

Кто-то из студентов, похоже, уже пожалел, что выбрал этот предмет. Не впервой, в прочем. Чему быть, того не миновать.

— Некоторые великие мастера на создание полноценного объемного и мощного оберега тратят годы. Не потому, что сложно выучить руны — а потому что невероятно сложно добиться стабильности. Магия сама по себе капризна, она требует уравновешивания. А оберег не терпит ошибок: малейший просчёт, и либо он распадётся, либо сработает неверно… и направит своё воздействие на вас. В истории были неудачные примеры, можете ознакомиться при желании.

Уильям делал пометки, не отрываясь. Это был его материал. Всё же предмет представляет для него прямой интерес. А кто не хотел бы зачаровать свой домик так, что даже отбитый наглухо тёмный маг — и тот не сможет пробиться. Конечно, Риддла не остановил и общий барьер над Хогвартсом в известной ему истории, но тогда было множество нюансов. Лучше уж перебдеть, чем потом постичь судьбу оригинального Джеймса.

— Почему их не штампуют, как заклинания? — Раздался вопрос с другого конца аудитории. — Ну, если такие полезные.

Бабблинг мягко улыбнулась.

— Потому что оберег нельзя просто скопировать. У каждой конструкции есть контекст. Сила. Цель. Он — как индивидуальный организм. Попробуйте клонировать дракона — и получите другую ящерицу. Или чудовище, похлеще Нунду. Конечно, сначала вас осудят за Химерологию, но это уже другая история. Вот и с оберегами так же.

На следующей доске появились примеры базовых рунических форм. Некоторые были похожи на путаницу острых линий и кругов, другие — на вложенные в друг друга кольца. Под некоторыми красовались даты, под другими — имена давно умерших рунологов.

— А теперь — практическая часть, — объявила Бабблинг. — Попробуйте в парах начертить защитную формулу, состоящую из трёх рун: одна — активная, одна — направляющая, одна — фиксирующая. Это ещё не оберег. Это — эскиз. Но без этого эскиза не бывает прочного дома.

Пары начали тихо переговариваться. Уильям поправил чернильницу — Лили, сидящая рядом, уже разложила свой пергамент и кивнула: работаем. Он ответил тем же.

Когда занятия закончились, а ароматы из Большого зала начали пробираться сквозь коридоры, компания, как водится, пошла на обед — неспешно, лениво болтая и перекидываясь фразами, словно у всех за спиной не пара часов зубодробительных рун. В воздухе витал запах поджаристой курицы, картофельного пюре и чего-то сладкого — вероятно, пирогов с мёдом, если Фрэнк угадал верно по восхищённому втягиванию воздуха.

Но главным блюдом на сегодня, как оказалось, был не ужин.

— Так, — начал Эдвин нарочито спокойно, но с тем возбуждённым блеском в глазах, который всегда у него появлялся перед неожиданным заявлением. — Ладно, парни. Хватит гадать. Время раскрыть карты.

— Только не говори, что снова та девчонка из Пуффендуя, — простонал Адам, притворно закатив глаза.

— Нет. Всё серьёзно. Эммелина Вэнс. Когтевран. На курс младше.

На секунду повисла тишина. Даже шаги по каменному полу стали звучать как-то особенно гулко. Все переглянулись.

— Кто? — Первым не выдержал Фрэнк. — Мы вообще такую знаем?

— Она на курс младше, — подчеркнул Эдвин. — Учится у нас под боком. Просто вы слепые, вот и не замечаете.

— Барнс, — Уильям поднял бровь, прищурившись. — Мы не то что слепые. Мы просто не лазим глазами по кому-то младше пятого курса. Это как минимум… странно.

Адам добавил, кивнув:

— И у нас, между прочим, уже есть право ходить в Хогсмид без сопровождения. Ты уверен, что она знает, кто такой Гилдерой Локхарт и ты сам?

— Всё у нас на мази, — Эдвин сжал губы в самодовольной полуулыбке. — Не волнуйтесь. Не флирт какой-нибудь — всё серьёзно. Я теперь… в отношениях. Даже чуть-чуть влюблён, если хотите знать.

Парни переглянулись вновь — теперь с тем выражением, с каким смотрят на человека, который принёс в гости сову и назвал её кошкой.

Уильям только вздохнул, не пытаясь даже спрятать скепсис.

Инфантильный. Не то слово.

И ведь не сказать, что Барнс был идиотом — просто в нём изначально сидела эта лёгкая, почти детская легкомысленность, не переросшая с годами. По сути, парень жил романтическими схемами, в которых важны не личные качества, а эффект новизны. Личность Эдвина была открытой книгой: эмоции на поверхности, решения зачастую необдуманные, зато искренние. Может, в этом и был его шарм. Но как он до сих пор кого-то находит — загадка. Особенно, если учитывать, сколько уже студентов, преимущественно девушек, знают о его непостоянстве, склонности драматизировать и кидаться из крайности в крайность.

Хотя, если подумать… Младше.

Моложе — значит, не в курсе всех его закидонов. Не пересекалась с его бывшими. Видит в нём что-то новое, не замаранное репутацией. Удобно. Даже логично.

Уильям ничего не сказал вслух. Только хмыкнул и хлопнул Эдвина по плечу, продолжив идти дальше.

— Только не забудь, как её зовут, когда будешь писать ей поздравление, а? — Попросил Фрэнк, у которого с Алисой как раз всё замечательно.

Барнс возмущённо фыркнул, но Уильям уже не слушал — всё внимание переключилось на ароматы из зала и мысль о вишнёвом пироге.

Уже почти третий месяц, как динамика отношений между Эванс и Поттером заметно изменилась. Не было прежней лёгкости, что сквозила в воздухе, когда Лили мимоходом с улыбкой присоединялась к компаниям, где сидели Поттер и его товарищи, иногда бросая саркастические реплики в адрес чьих-то глупых замечаний. Теперь всё по другому, как и следовало ожидать.

Они с Поттером молчаливо признавали факт: разговаривать им попросту не о чем. Максимум — краткое «привет» в коридоре, вежливое и сухое, из которого испарилась даже видимость прежнего человеческого тепла. Иногда «до встречи» или равнодушное «всё по плану» при проверке расписания патрулей с Римусом, вокруг которого неизменно был Джеймс. На этом всё. Их взаимодействие превратилось в неуклюжий, вымученный танец молчания, в котором каждый избегал сделать шаг ближе, будто опасался, что даже простая фраза может взорвать напряжение, висевшее между ними.

Уильяму первое время было даже забавно за этим наблюдать.

Тем не менее, в своих обязанностях старосты Лили была безупречна. Ни одного пропущенного обхода, отчёт всегда вовремя, дисциплина — образцовая. Если её что-то и задевало, она не позволяла себе сорваться или сорить эмоциями при исполнении дела. В какой-то степени это вызывало уважение — стойкость, с которой она держала дистанцию, будто самоуважение стояло для неё выше любых «мальчишеских игр». А Уильям, видя всё, лишь раз за разом убеждался в том, насколько по-разному устроены они с Поттером. И даже интересно ведь — как они в итоге сошлись?

Изменились и вечерние сборища. Если раньше Лили и её подруги — Мэри и Алиса — иногда присоединялись к кампании Мародёров, то теперь всё иначе. Девушки чаще находились рядом с Уильямом, Эдвином, Адамом и Фрэнком. Там царило меньше хаоса, меньше идиотии, меньше бесцельных хихиканий над неудачными розыгрышами. Вместо подколов и драк — обсуждение книг, чар, планов на будущее, иногда — откровенные разговоры о жизни, перемежающиеся безобидными шутками. И всем в этой группе было, что сказать друг другу. Лишь Марлин была на обоих стульях сразу, но у неё там своя ситуация с Сириусом.

Что же до самих Мародёров — их репутация на факультете давно стала сложносочинённой. Их, безусловно, любили. Но одновременно с этим и уставали от них. Их выходки срывали уроки, их шутки часто доходили до крайности, а «гениальные идеи» порой заканчивались обмороками первокурсников или взрывающимися туалетами. Особенно раздражало то, как они целенаправленно докапывались до некоторых учеников — Снейп был постоянной целью. И пусть Уильям Снейпа недолюбливал, в этом преследовании было что-то утомительное и… ненужное. Как дети малые, честное слово.

Иногда, в редкие минуты честности с самим собой, Моррисон признавал: да, некоторые выходки у ребят получались действительно смешными. Особенно когда они не затрагивали конкретных людей, а просто были глупыми проявлениями подросткового креатива. Но чаще — это был банальный геморрой. Ходячий, неустанный, неудержимый. Шумный в своей самоуверенности, часто не способный понять, где шутка, а где уже нет.

А будни всё продолжались…