Замок одержимого (джен)

Сэр Андерс фон Веллесхайм застыл над глиняной кружкой с дешевым пойлом. Не то отражение свое в ней высматривал, не то пытался увидеть вместо оного свою судьбу. Или, к примеру, ответ на единственный вопрос, мучивший его не первый месяц.

Как, почему такое случилось, что он, отпрыск одного из знатнейших родов страны, оказался в таком положении? Его дед ходил в поход на далекий пустынный юг по благословению Святого Престола. Его отца принимали при дворе короля. А он, непутевый потомок славных людей, вынужден просиживать в грязной таверне какого-то, Всевышним забытого городишки. И травиться пойлом, которое в былые времена постыдился бы и псу в миску налить забавы ради.

Причем даже за пойло и кормежку, столь же тошнотворную, платить сэру Андерсу было нечем. Не было у него с собой ни гроша. Вообще не было ничего, кроме того, что было на него надето… и меча.

Собственно, именно меч и помог ему хотя бы не умереть от жажды и голода. Потому что даже держатель этой таверны поначалу не собирался привечать сэра Андерса и хотя бы пускать на порог. В потомке старинного рода он видел не более чем кабацкую голытьбу — одного из многих, чьи кошели пусты, но желание попить-поесть имеется. И держатель таверны не собирался это желание неплатежеспособного посетителя утолять. Особенно каждый день.

Однако удаче оказалось угодно хотя бы чуток улыбнуться рыцарю, ставшему бродягой. Так солнце, говорят, и в нынешние времена нет-нет, а проглянет сквозь треклятую серую пелену. Чтобы подарить многострадальному миру хотя бы лучик-другой.

Таким вот лучиком для Андерса фон Веллесхайма суждено было стать ватаге лесорубов, нагрянувших в таверну под вечер. С промысла своего они явились не столько усталыми, сколько возбужденными, голодными, наглыми и громогласными. Причем недостатка в силе, судя по всему не испытывали. Будто не тяжелым трудом весь день занимались, а били баклуши.

И вот беда: даже прежде, чем они прикоснулись к выпивке, успели натворить лесорубы немало бед. Успели набить морду подвернувшемуся пареньку из мастеровых. Успели перевернуть какой-то стол, побив заодно посуду, которую с него не убрали. И девицу-подавальщицу не преминули похватать кто за грудь, кто за зад. Да заодно как помоями облить похабными остротами и «комплиментами» под грубый гогот товарищей.

Чего в таком случае ждать от лесорубов уже захмелевших — держателю таверны страшно было представить. Бедняге подумалось даже, что этот вечер заведение его могло и не пережить. А выставить полдесятка мужиков держатель не мог. Те его едва ли даже на трезвую голову бы послушали. Не было надежи и на вышибалу. Единственного. Те пятеро его самого могли вышвырнуть через порог. Только и оставалось, что звать на помощь.

И вот тогда-то держатель таверны вспомнил о попрошайке, коего он накануне самолично прогнал с порога. Попрошайка, что ценно, был с мечом — держатель таверны заметил. А значит, даже против численно превосходящего противника имел шансы. При условии, что противник тот безоружен. И если сам бродяга впрямь владел мечом. А не просто таскал эту железяку красы ради.

Движимый надеждой, держатель таверны выглянул на улицу. И, осмотревшись, вздохнул, почувствовав хотя бы подобие облегчения. Бродяга с мечом далеко уйти не успел. Но околачивался на противоположной стороне улицы, подле булочной. То ли стянуть чего намеревался себе на пропитание, то ли просто душу травил. Вдыхая аромат свежей выпечки.

— Эй! — окликнул его с крыльца держатель таверны, — не знаю, как тебя зовут, но… помоги, а! Выпивка и харч за мой счет.

Наверное, и года не прошло с тех времен, когда Андерс фон Веллесхайм готов был за подобное «эй!» на дуэль вызвать. Другого дворянина. Простолюдина бы он так и вовсе просто зарубил. Ну, или мог сделать вид, что не услышал окрика — при хорошем настроении.

Но те времена прекрасные миновали. И замок, и земли родовые просто-таки протекли у сэра Андерса сквозь пальцы. Остались лишь титул да меч. Так титул-то, даром, что знатный, на хлеб не намажешь. И мечом железным не закусишь. Потому выбор у рыцаря-бродяги остался небогатый. Либо принять предложение держателя таверны. Либо и дальше мотаться по улицам или дорогам, пробовать охотиться — что не очень-то получалось в одиночку, а то и вовсе подбирать объедки, которые бросают бродячим собакам. Ну и еще глотать слюну, вдыхая ароматы, доносящиеся из булочных или мясницких лавок.

Не раздумывая ни мгновения, потомок рода Веллесхайм выбрал первый вариант.

В таверне держатель лишь молча указал пальцем сэру Андерсу на нарушителей спокойствия. Да и это оказалось лишним. Лесорубы успели проглотить примерно по паре кружек пива на брата. И уже двое из пяти были настроены на драку — до поры, за неимением лучшего, друг с другом. Они вышли из-за стола, толкались, обменивались однословными ругательствами и непонятными посторонним претензиями. Причем все повышая и повышая тон. Один еще плюнул. Хотел наверняка в другого лесоруба или хотя бы на пол, но попал себе на изрядную бороду. Отчего еще больше разъярился.

Вынув меч из ножен, сэр Андерс направился к буйным гулякам.

Убивать он, конечно, никого не стал. Тем паче, это было и чревато в подобных мелких городишках, где все друг другу знают, и всякий приходился остальным, кому приятелем, кому родственником, кому добрым соседом. За чье убийство наверняка бы нашлись желающие отомстить. И еще больше — готовых в случае надобности выгородить мстителя. При таком раскладе не то, что убийце-чужаку не поздоровилось бы. Могли и самой таверне пустить красного петуха. Так, заодно.

Да и не понадобилось убивать. Андерс просто ухватил одного из готовых подраться лесорубов свободной рукой за плечо, резко развернул к себе — и одним взмахом меча распорол ему рубаху да рассек пояс. Лишившись опоры, штаны гуляки соскользнули на пол.

Лесоруб растерялся. Замер. Менее всего он ожидал такого поворота событий. Застыли и его товарищи — уставившись на невесть откуда взявшегося человека с мечом. Сообразили, что драка, если все-таки и состоится, наверняка выйдет отнюдь не забавой, не развлечением. Или развлечением, но не для них.

И все пятеро как воды в рот набрали. Только один попробовал неуклюже сострить, обращаясь к лишившемуся штанов товарищу:

— Теперь понятно, почему та бабенка называла тебя «мой малыш», — да сам же один и гоготнул над этой фразой.

Еще одно неуловимое движение клинка — и борода горе-остряка… вернее, большая ее часть превратилась просто в клок волос. Который наверняка бы упал лесорубу на колени, не поймай тот его рукой. Следом на эту руку упала капля крови. Из царапины, которую оставило острие меча.

— Ты… — дрожащим голосом проговорил обескураженный лесоруб, — ты что делаешь… дьяволов пес?

— Пошли вон! — негромко, но веско и повелительно произнес сэр Андерс. Словно вновь, хотя бы на миг оказался в родном замке и обращался к прислуге.

Да, велений идти вон, подальше, причем навсегда, он и сам успел наслушаться. Сперва от младшего братца Рихарда, едва дождавшегося, когда пройдет сорок дней после смерти отца. А после — едва ль не от каждого встречного. Хоть лавочника, хоть трактирщика, хоть даже кухарки или слуги, которого поколачивает хозяин.

Воспротивиться Рихарду, даром, что был он младшим, сэр Андерс, сам того не ожидавший, оказался не в силах. Пока старший из братьев проводил дни на охоте или оттачивал умение владеть мечом, младший нужные себе мечи… просто прикупал. Распоряжался родовой казной уже почти свободно — даром, что от отцовского имени. Так что большинство ратников, служивших при замке, были к тому времени людьми, набранными Рихардом лично. И потому лично Рихарду верными. Еще братец успел поладить с другими родами — связанными с Веллесхаймами то родственными связями, то вассальными и союзническими клятвами. Так что на их поддержку сэр Андерс в поисках правды тоже рассчитывать не мог.

Будучи же изгнанным из родового замка, незадачливый потомок рода Веллесхайм тем более не мог ничего ответить, услышав требование идти вон. Всякий простолюдин и бедняк, зато имевший крышу над головой считался заведомо выше, чем рыцарь-бродяга.

Но, несмотря на все это былой властности голос сэра Андерса, оказывается, не утратил. Проявилась она, когда нужда в ней возникла. На простолюдинов же такой голос действовал обычно, как кнут на лошадь. Так уж их воспитывали — с младенчества.

А может, лесорубов больше напугал металл меча, а не металл в голосе его владельца. Скорее всего, пригодилось и то, и другое. Как бы то ни было, а предпочли лесорубы из таверны от греха подальше убраться. Уходили понурыми и оробевшими — ничуть не напоминая лихих гуляк, каковыми были до появления страшного человека с мечом. А один из пятерых, вдобавок, еще и поддерживал на ходу готовые вновь свалиться штаны.

Что до держателя таверны, то он в свою очередь не только не остался в долгу. Но и поблагодарил Всевышнего за то, что послал ему человека с мечом, готового за выпивку-еду-ночлег разгонять из таверны особо злостных нарушителей спокойствия. Ведь держать при заведении такого человека выйдет всяко выгоднее, чем платить звонкую монету вышибале. И, как показала история с лесорубами — куда полезнее.

Смекнув это, держатель таверны недолго думая… решил прикормить сэра Андерса. А тот и не подумал возражать. Да, место, выделенное отпрыску рода Веллесхайм для ночлега, было на чердаке, на жестком тюфяке. И кормежка, что ему подавали, частенько состояла из объедков, оставшихся от посетителей — платежеспособных. А уж какой была здешняя выпивка!.. Чуть ли не каждый из жителей городка готов был поделиться впечатлениями от нее. Особенно утренними. Причем слова, которыми выражались эти впечатления, редко бывали достойными записи.

Но даже такие условия казались Андерсу райскими. После ночевки под открытым небом, вдобавок пролившимся дождем. Или хотя бы схватки с бродячими псами за огрызок окорока.

Сколько же успело пройти времени с тех пор, как он осел при таверне — Андерс не знал. Сбился со счета… вернее, вообще перестал дни считать. Какой смысл во времени, если в жизни ничего не меняется, и изменений, похоже, не предвидится? День за днем рыцарь-изгнанник только и делал, что либо валялся на тюфяке, либо просиживал за столом в таверне. Перед тарелкой с объедками или чем-то еще малоаппетитным или кружкой гадкого пойла. Иногда — за болтовней с держателем таверны или кем-то из обслуги. Еще время от времени потомок рода Веллесхайм упражнялся на улице с мечом, дабы не растерять навыков. Но как-то все реже, реже.

Вот и на сей раз всем возможным занятиям сэр Андерс предпочел кружку хмельной гадости. Снова склонился над нею… скривившись, отхлебнул. Да отметил про себя, что так и не утратил до сих пор брезгливости человека благородных кровей. Не до конца утратил, по крайней мере. Хотя надолго ли?

Оторвавшись от кружки, рыцарь-бродяга заметил, что за один с ним стол кто-то подсел. Какой-то парень внешности заурядной, не слишком приметной.

Из-за этой самой неприметности сэр Андерс не знал, что парень этот давно уже здесь ошивается. Не меньше седмицы. Следит за ним, прислушивается к его пьяной болтовне. Сам расспрашивает обслугу и посетителей. А чтобы не вызывать подозрений, делится с собеседниками содержимым своего кошеля.

— Привет, — обратился парень к Андерсу теперь уже напрямую. Взгляд его показался рыцарю-изгнаннику нарочито честным, а голос располагающим к себе. Что было в самый раз для жулика или торгаша.

В другое время потомок рода Веллесхайм не стерпел бы столь фамильярного к себе обращения. Особенно от простолюдина. Не говоря уж о том, что свалился на него новоявленный сосед по столу как снег на голову. Вот только во времена нынешние даже оный сосед наверняка имел положение выше, чем у него, Андерса. Хотя бы потому, что имел собственное жилище и работал едва ли за еду. И вообще, ссориться с посетителями таверны без нужды не стоило. Дабы держатель ее в свою очередь не усомнился в полезности Андерса и не выставил его за дверь.

Тем не менее, радости рыцарь-бродяга при виде соседа по столу не выказал.

— Выпивку покупай сам, — проворчал он.

— Так я не из-за выпивки, — парень усмехнулся, — я лишь спросить хотел. Один всего вопросик! Не желает ли часом сэр рыцарь вернуть себе родовой замок?

Вопрос попал в яблочко. Хмельную одурь с сэра Андерса как ветром сдуло. Вместе с покорностью судьбе. Или, правильнее сказать, равнодушие к оной, достойное смертника.