За кулисами истории (гет)

Так началась моя новая жизнь. И, честно говоря, я до сих пор нахожусь в экзистенциальном шоке от того, куда меня занесло. Но сперва по порядку.

Я проснулась в весьма странной комнате с еще более странной обстановкой. У меня ничего не болело, да и руки были словно не мои. В комнате висела редкая штука , которая могла отражать мир чётче, чем любая бочка с водой. Зеркало. И из него на меня смотрела незнакомка.

Я могла предположить, что Принцы успели меня спасти, подлечили и положили в одну из своих комнат. Что вещи могли быть оставлены кем-то другим. Но то, что я увидела в зеркале отличалось от меня очень и очень сильно. В первую очередь — мне было пятнадцать. Но по ту сторону зеркальной поверхности на меня смотрела девчушка восьми-девяти лет.

У нее были светлые, тонкие волосы и слегка вытянутое лицо с тяжелой нижней челюстью. Телосложение костлявое, а шея не в меру длинная. Глаза зеленые, но не такие зеленые, как у Венди, цвета летней травы, а скорее болотные, с вкраплениями бурого, как в болотной трясине. Она была симпатичнее меня прошлой, хотя и не на много — и почти такой же костлявой. Но это была не я.

Разумеется, я закричала.

В комнату ворвались двое взрослых людей и маленькая рыжая девчонка с облегченно-испуганным выражением лица. И, если честно, то при виде этих людей я забыла, как кричать.

Больше всего меня поразил вид женщины. Короткие волосы и мужская одежда на даме, открытые локти и плечи… Скажу честно, ТАКОГО я не встречала даже у самых отчаянных и легкомысленных девушек Лютного переулка. На девочке было какое-то подобие платья, но такой длины, что лучше бы брюки, как у женщины. Пребывая в шоке от их внешнего вида я даже не обратила внимания на неубранные, распущенные волосы рыженькой.

И тут они начали говорить. Что же — тут я вспомнила как кричать, потому что ни боггарта не понимала! Речь была смутно похожей на столь привычный английский, иногда проскальзывали слова и обороты, которые я могла распознать, но, в целом, это был не мой язык. Какой-то другой, непохожий.

Я не знала где я нахожусь, почему я в этом теле, кто эти странные люди и где мои родные — само собой у меня случилась истерика.

Сейчас я не могу представить, что чувствовали Генри и Оливия Эвансы, когда проснулись от дикого крика своей дочери, которая к тому же их не узнавала и говорила — как выяснилось позже — на староанглийском. При виде электрической лампочки и телевизора она едва не вышибла входную дверь, но, заметив паркующийся автомобиль соседа забежала обратно в дом. И это даже не половина моих выступлений. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что первые два месяца я провела в психиатрической лечебнице.

Отойдя от успокаивающих маггловских зелий (а то, что это были магглы, понять оказалось легко — они ведь успокаивали меня руками, а не палочкой), я начала активно размышлять. Прошло несколько дней прежде, чем я поняла, что на дворе стоит 1966 год от Рождества Христова и после этой новости понадобилась еще одна порция успокоительного.

Это странное, бесконечно странное время с новыми порядками и традициями удивляло меня ежесекундно. В моей так называемой «одежде» я ощущала себя голой, но в подобном виде ходили сотни людей вокруг без малейшего стеснения, повсюду сновали женщины в брюках и более того — эти женщины явно работали в больнице, они лечили. Они умели читать и писать, они не советовались с мужчинами по поводу принятия тех или иных решений, они были словно… равными им. До сих пор это звучит дико для моего уже изрядно перестроившегося сознания.

После первой же трапезы оказалось, что я больше не могу есть мяса. Один его вид, один его запах напоминал мне костер. Но врачи оказались весьма понятливыми людьми и после двух разбитых тарелок с курицей мне перестали приносить мясные блюда. Однако их приносили другим пациентам, что заставляло меня нимало удивляться размерам скотного двора больницы — ведь иначе откуда у них столько мяса?

Но больше всего меня поражало то, как сильно магглы продвинулись с течением времени. Электрические приборы для всего на свете — свет без свечей и заклинаний, вода без колодцев и волшебной палочки, а уж про нужник двадцатого века я вообще молчу. Улица пахла свежо, не было того смрадного, застоявшегося запаха привычного мне маггловского города. Здесь было принято мыться каждый день. Здесь держали животных ради забавы, были собаки размером с кошку, а в клетках разводили грызунов — причем они были такими ухоженными, что даже я не могла бы их назвать переносчиками заразы.

Я заново училась говорить и заново узнавала мир, окружающий меня. За этими постоянными потрясениями я не успевала задуматься о самых главных вещах — как произошло мое перемещение во времени, как пережили мою смерть родные, что случилось с душой несчастной Петуньи Эванс… Мой детский мозг, перегруженный новыми впечатлениями, насущными проблемами и воспоминаниями о моей жуткой смерти просто не успевал задуматься над этим.

Кстати о воспоминаниях. Помимо жареного мяса, я стала бояться огня. Просто до оцепенения — при виде даже малюсенькой вспышки я, колдунья из семьи потомственных пироманов впадала в неконтролируемый ужас. Мне стали сниться кошмары. А потом я узнала нечто странное.

Эти магглы не знали о магии. Им был не знаком волшебный мир. Они считали его не более, чем выдумкой, сказкой. Я пока не знаю, что случилось с тысячами волшебников и волшебниц, а также магических существ в течение веков, но пока что это не важно. Важно только то, что меня больше никогда не будут заживо сжигать на костре…

Через полтора месяца моего пребывания в клинике я начала привыкать к окружающей меня действительности. И к тому, что отныне я — Петунья Эванс, родившаяся в 1958 году. Примерно в это же время я научилась сносно объясняться на новоанглийском языке, а моя «семья» помогала мне справиться с потерей памяти посредством долгих разговоров о прошлом и просмотра еще одного чуда современности — фотографий.

Петунья была старшей дочерью в семье. Еще одна странность, но в мое время в семьях было по пять детей минимум, и наша семья казалась очень небольшой, в то время как в этом времени в среднем у всех было по два— три ребенка и не больше. Пет росла ответственной и старательной девочкой, и, судя по редким подколками Лили — моей новоиспеченной сестренки — временами заносчивой и занудной. Но в целом моя предшественница казалась вполне заурядной девочкой, что не слишком-то удивительно, учитывая то, что сейчас ее телу всего восемь лет. И это отчасти хорошо — все изменения в характере можно списать на взросление. Эта мысль эгоистична по отношению к судьбе девочки, прожившей такую короткую жизнь, но, положа руку на сердце, я рада, что мое земное существование не оборвалось в пятнадцать, пусть даже таким странным путем.

Родители Пет — вполне милые люди со своими достоинствами и недостатками. Однако, несмотря на все переживания за состояние своей старшей дочери, было заметно, что Лили — любимица в семье.

Сестра же была… странной. Ненормальной, я бы сказала, особенно по отношению ко мне. Хотя, в целом, она была симпатичным ребенком, если бы не была рыжей, но, как выяснилось, цвет волос, считавшийся в наше время своего рода уродством, с годами превратился в гордость для его обладательниц, так что здесь присутствует лишь мое субъективное мнение. А еще у нее невозможно зеленые глаза, которые до боли напоминают о Венди.

Лили часто смотрит на меня, как побитая собака. Словно до моего «переселения» она сильно насолила сестре. И я не знаю почему, но не будь я уверена, что она — маггла, я бы тут же записала ее в будущую Темную Леди — до того странную ауру она источала. Не знаю, почему это замечала только я…

Спустя два месяца я перебралась домой. Иногда приходилось возвращаться на обследование, но в целом не было сильных нареканий, и я успешно вживалась в роль постепенно вспоминающей прошлое дочери и сестры. Но дома ждало еще одно потрясение.

Здесь все ходят в школу. Все сословия, все люди страны умеют читать, писать, считать, все учатся или учились раньше. Даже девочки. Это привело меня в дикий восторг, моя мечта, давняя и несбыточная, начинала осуществляться. Я буду учиться. Пусть не магии, но в этом мире столько всего нового и интересного, что даже маггловские предметы кажутся волшебными до мозга костей. Оставалась малюсенькая проблемка — я ничего не знаю.

Весь следующий месяц родители учили меня читать и писать. Считать с горем пополам я умела, но за несколько веков выяснилось, что математика шагнула далеко за пределы элементарной арифметики. Я не знала ничего, что полагалось знать ребенку моего возраста. В то же время у меня было столько возможностей, сколько не было никогда до этого. В каком-то смысле это место стало для меня Раем, и я не собиралась упускать ни единого шанса.

На семейном совете было решено оставить школу на год, чтобы я смогла догнать моих сверстников. И я догоняла. Я поселилась в книгах и чуть ли не засыпала за письменным столом. В этом времени книги не были жутко дорогущей редкостью в кожаном переплете и с золотым тиснением — они были доступны всем, даже бесплатно. Разумеется, родители водили меня в библиотеку, увидев такое рвение в учебе.

Однако вернемся к самому интересному. Спустя неделю после моего прибытия домой, я имела счастье наблюдать Лили у себя в комнате в два часа ночи.

Она стояла, чем-то испуганная, пристыженная и явно переживающая. Я выжидающе смотрела на нее и в конце концов она прошептала:

-Петти, прости меня. Я знаю, что ты ничего не помнишь, но все равно, пожалуйста, прости. Это все из-за меня случилось…

Что же, я знала, что пожалею о своем вопросе.

— Лили, ты сама понимаешь, что я не помню. Давай ты мне все расскажешь по порядку, — я приглашающе кивнула ей на стул перед кроватью и обняла подушку (они здесь просто волшебно мягкие). — Обещаю, что я не буду ругать. И вообще, что бы там ни было, я тебя уже простила.

Последнюю фразу я произнесла с легким сомнением, но все же отмахнулась от этих мыслей. Ну не убила же она сестру?!

Лили плюхнулась на стул и начала свой рассказ, нервно накручивая на палец прядь волос.

— Я тогда показывала тебе фокус с летающим перышком. Я знаю, что ты не очень любишь такое, но мне очень-очень хотелось тебе показать, — Лили шмыгнула носом, а я начала кое-что понимать в том, что не так с девочкой напротив. — Ты разозлилась и сказала, что я ненормальная. Я тоже разозлилась. Мы поругались. Я очень сильно захотела, чтобы тебе стало плохо, чтобы тебя не было, — Лили разревелась, но я даже не пошевелилась, с ужасом понимая к чему та ведет, — я хотела, чтобы ты умерла, — выдавила Лили, наконец и ненадолго замолчала.

Я ждала, пока она проплачется и немного успокоится, чтобы закончить рассказ.

— Ты упала на кровать и не двигалась. Я испугалась и убежала. А потом ты проснулась… такой. Пет, честное слово, я не хотела такого! Я не хотела взаправду ничего плохого! Я больше никогда ничего тебе не сделаю!

И тут я поняла, что меня так пугало в Лили Эванс. Она была Пожирательницей Смерти. (автор взял на себя смелость предположить, что Волдеморт назвал свою организацию в честь существующего магического явления, а не просто создал устрашающее словосочетание).

Пожиратели смерти — жуткое явление даже в необузданном возрасте, к тому же одно из редчайших. Ими не становятся — ими надо родиться. И они рождаются, причем их происхождение может иметь самые разные корни — от чистокровных родов до маггловских семей. Отец говорил, у них есть и внешние приметы, но не упоминал какие. Они очень сильные магически. Бывало, что разозлившийся человек желал кому-то смерти — и она приходила, особенно если пожелание Пожирателя было высказано вслух. У них особенные отношения со смертью, при желании Пожиратель может выменять у Смерти чужую жизнь, отдав взамен свою, но это явление еще более редкое, чем их рождение. Как правило, они живут долго, но почувствовав власть над чужими жизнями, многие сходят с ума и превращаются в монстров.

И вот одна из таких сидит на стуле, в слезах, отчаянии и непонимании. Маленькая рыжеволосая девочка с невозможно зелеными глазами. Лили Эванс. Которая убила свою сестру.

И прежде, чем я успела подумать, что говорю, с языка слетело испуганное:

— Лили, ты ненормальная.

* * *

Этот сумасшедший мир снова и снова подбрасывал мне жуткие и странные даже по магическим меркам вещи. Теперь не было смысла задаваться вопросом, что случилось с душой Петуньи в момент моего «переселения» — она ушла в другой мир еще до того, как моя душа вернулась в этот. Покойся с миром, Петти. Даю тебе слово, что эту жизнь я проживу за двоих.

Благодаря признанию Лили я также поняла, что, несмотря на видимое отсутствие волшебства, магия еще жива, а значит жив и магический мир. И пусть сейчас я не была с ним связана, но осознание того, что место, бывшее моим родным домом, все еще живет ободряло. Оставалась сущая мелочь — узнать, как с ним связаться.

А сделать это было нужно, причем быстро. Лили требовался наставник, хороший и сильный, иначе она со своим потенциалом запросто угробит еще кого-нибудь. Она не была злой, скорее вспыльчивой, с часто меняющимся настроением и бурной реакцией на все на свете. Очень живой, яркий и опасный Пожиратель Смерти, которому надо научиться обуздывать свою энергию и не сойти с ума от таких возможностей. Где найти мастера — я не знала.

Лили же смотрела на меня затравленно и горько. Разумеется, ей казалась оскорблением моя, ставшая в последнее время любимой, фраза о ее ненормальности. Но я не могла позволять ей обманываться тем, что все будет как обычно и что она ничем не отличается от остальных. Она другая и должна понять это как можно раньше. Я не гений воспитательного процесса, но даю слово, Лили поймет, что она может быть опасной и больше никогда не использует свою силу во вред. Даже если из-за этого она меня возненавидит.

Помню, как я познакомилась с одним мальчиком, его звали Джером. Он был на пару лет меня младше и жил неподалеку от нас после переезда в Косой переулок. Джером был оборотнем, а его родители постоянно напоминали ему об этом в очень грубой форме. Мне было его безумно жаль, но когда я попробовала выразить сочувствие, этот маленький мальчик посмотрел на меня очень по-взрослому. Он сказал мне:

— Я могу убить человека, даже если я сам того не желаю. Именно поэтому мне необходимо постоянно напоминать кто я такой и на что способен. Никогда нельзя расслабляться.

Эти магглы не знали о магии, и скажи я Лили, что она — ведьма с огромным магическим потенциалом и способностью убивать по своему желанию — меня вернут в клинику. Приходится использовать другие синонимы. Возможно, это не улучшит наших отношений, но метод Джерома, как я его окрестила, оказывается невероятно действенным на практике. За несколько лет нашего знакомства, он ни разу ни на кого не напал, что просто удивительно для оборотня. Обычно даже самые смирные экземпляры совершали первый укус в течение полугода. Джером же запирал себя так, что не всегда мог выбраться из логова, даже приходя в сознание.