Раненый (гет)

Рон Уизли мёртв, а Драко Малфой жив.

Рон Уизли мёртв из-за Драко Малфоя, а Драко Малфой жив из-за Гермионы Грейнджер.

Эта мысль крутится в голове и сводит Драко с ума.

«Я помогаю тебе выжить, — говорила Грейнджер. — Ты можешь узнать, что там впереди».

«В отличие от многих».

Сначала Драко просто прокручивает всё в голове и переваривает, пытаясь осознать ситуацию, в которой он оказался. А потом с новой силой встаёт вопрос, почему Грейнджер целовала его.

Дважды.

Можно предположить, что Грейнджер так отчаянно боролась за его жизнь всё это время, чтобы жертва Уизли не была напрасна. Мерлин, Уизли пожертвовал собой ради Драко Малфоя — он обязан выжить просто для того, чтобы поделиться этим с магическим обществом.

Однако если всё действительно было так, это всё равно не объясняет поведение Грейнджер.

Возможно, она просто сошла с ума. И это не самый худший вариант.

«Мне жаль, Малфой», — сказала она ему, но почему-то Драко всё ещё уверен, что даже тогда речь шла не об Уизли.

Проходит время, и его воспоминания медленно выстраиваются в цепочку. Теперь Драко знает, как всё было.

Два слова, один взмах палочки — и Выручай-комнату поглотило огненное море. Оно разлилось яростно, и из пламени начали выскакивать неведомые существа, которые стремились уничтожить всё, до чего могли добраться. Драко бросился бежать и даже не чувствовал себя трусом, ведь перед ним с глазами, полными ужаса, неслись Поттер, Уизли и Грейнджер. Он так старался от них не отставать, что не замечал ничего вокруг. Но когда Грейнджер послала ему за спину заклинание, чтобы обрушить стопку наваленных друга на друга вещей и затормозить огонь, Драко обернулся и замедлился.

Гойл налетел на него с размаху, что-то в ужасе выкрикивая, они оба рванули в сторону, но сбились с пути, и вот уже пламя окружало их со всех сторон.

Драко соврёт, если скажет, что в тот момент вся жизнь пролетела у его перед глазами. Тогда он не верил, что может умереть. Он бросился к тумбочке стоявшей неподалёку, запрыгнул на неё, потом выше. Гойл следовал за ним.

Они просто пытались спастись.

Через мгновение они были наверху, а гора рухляди опасно раскачивалась под ними и грозилась вот-вот упасть. Драко сжимал палочку и пытался сотворить хоть какое-то заклинание, чтобы защитить себя, но в голове всё было в таком беспорядке, что в пространстве возникали лишь беспорядочные снопы искр. А пламя волнами набрасывалось на предметы вокруг, огненные животные пожирали всё на своём пути, и где-то у самого выхода мелькали фигуры Поттера, Уизли и Грейнджер, которые готовы были бороться за жизнь до последнего.

И не только за свою.

Когда Гойл взгромоздился на метлу за Поттером, а Драко вцепился в мантию Уизли, он почти было поверил, что всё кончено. А затем где-то сбоку взметнулся гигантский столп пламени — взорвались старые котлы с зельями.

Уизли не справился с управлением… или же это Драко дёрнулся особенно сильно, когда огонь тронул его за ноги?

Этого уже никто никогда не узнает.

Секунда — и он был в свободном падении, и летел прямо в пасть беснующемуся огненному льву. Два заклинания раздались одновременно, ударная волна подкинула его тело словно пушинку, он ударился об стену, крепко приложившись головой, а потом упал куда-то вниз, в место, куда ещё не добрался огонь.

Тогда-то Драко и отключился, поэтому никак не мог узнать, что в считанные секунды Грейнджер опустилась рядом с ним и перекинула его почти безжизненное тело через древко метлы, и её злые слёзы капали ему на спину, когда она почти без сил вылетала из Выручай-комнаты, запершей в себе Адское пламя и огненных существ, что оно породило.

* * *

Драко открывает глаза, а Лайза уже в комнате. Она раздражённо говорит ему поторопится и раскладывает зелья и бинты на кровати.

Турпин меняет повязки быстро и почти неряшливо, не особо заботясь о его комфорте. Драко крепко стискивает зубы, когда она тыкает его палочкой под рёбра, накладывая заклинание на позвоночник, а потом слишком сильно надавливает на метку, на что та отзывается болью. Лайза явно торопится, но в этот раз всё словно и не связано с её личной неприязнью к Драко.

Кажется, она нервничает.

Драко замечает, что Лайзу слегка протряхивает, а когда она встаёт с постели, уголок её губ дрожит, будто девушка сдерживает слёзы.

Драко конечно, ничего не спрашивает, но ему становится не по себе, и весь остаток дня он старается выдавить её образ из головы.

* * *

Когда Эббот входит в комнату и открывает рот, первое, что видит Драко, — облачко пара, которое растворяется в воздухе. Поверх целительской мантии на Ханне обыкновенная магловская куртка, и выглядит это не отвратительно, а скорее как-то жалко.

— Отопления здесь само собой нет, а согревающие чары почему-то барахлят, — Эббот озабочена и делится с ним каждой своей мыслью. — Колина лихорадит, и приходится проверять его каждый час, чтобы температура в комнате не опускалась слишком низко. Я не понимаю, что не так, — жалобно заканчивает она, и Малфой морщится.

Иногда он всё-таки устаёт от её нытья. Ему нравится холод, ведь жар ощущается не так сильно, и можно заснуть хотя бы на пару часов. Но Эббот об этом он, конечно, не скажет. Тем более когда она сама очевидно страдает: ёжится и то и дело растирает себе ладони, при этом нос и щёки у неё слегка краснеют.

— Гермиона говорит, что разберётся, — продолжает она, и Драко перестаёт слушать, уловив знакомое имя.

О Грейнджер он без преувеличения думает постоянно, но у него и мысли нет о том, чтобы напрямую спросить, зачем она спасла его. Впрочем этот вопрос почти перестал мучить его — за время проведённое в заточении у трёх ценительниц и собственного тела он привык к постоянному ощущению непонимания.

Хотя новая загадка, связанная с жутким пронизывающим холодом, который очевидно проникает снаружи, всё же немного интересует его. Драко понимает, что большую часть чар на дом накладывала Грейнджер. Почему теперь начали возникать проблемы? Пара маглов, которая подошла слишком близко, выглядела подозрительно, но согревающие чары?

Возможно, у Грейнджер трудности, ведь если бы её магия была в порядке, ничего этого не случилось бы.

Может быть, дай Эббот ему чуть больше времени, Драко бы осмелился и задал ей вопрос, но она слишком спешит, быстро кормит и поит его, а потом выскакивает из комнаты, и лишь напоследок накладывает свои согревающие чары.

Которые, конечно, не продержатся долго.

* * *

Драко открывает глаза.

Нет, не просто открывает — широко распахивает. И резко садится на кровати, не успевая задуматься.

Что-то не так…

Всё не так!

За окном обыкновенная осенняя ночь: густая темнота опустилась на землю и ветер гоняет сухие листья. Стены не спасают от ледяных порывов, и в комнате жуткий холод. Драко вздрагивает, и чувствует, что тело покрыто мурашками и зубы вот-вот застучат. Но температура не пугает и почти не удивляет его. Это странно.

А вот шум, который наполняет застоявшуюся тишину комнаты, не просто странный — он оглушает. Впервые за всё время, проведённое здесь, Драко слышит посторонние звуки: где-то раздаются ноющие стоны, тихий писк, гулкий звук шагов, скрип половиц, чей-то уверенный голос, но слов не разобрать…

Хлопает дверь и внезапно слышится звонкий крик. Что-то с тяжёлым стуком ударяется об стену и глухо падает на пол.

Драко жмурится и сжимает голову руками. Это… Это слишком много для него, он не способен быстро сориентироваться в пространстве. Он несколько раз отрывисто втягивает обжигающе холодный воздух, а затем смотрит прямо перед собой и замечает тонкую полосу света на полу.

Дверь открыта.

И за дверью что-то происходит, и хотя Драко не уверен, что хочет знать, он откидывает одеяло, неспешно встаёт и, зачем-то захватив палочку, бредёт к выходу.

Пальцы сжимают древко уже уверенно и почти безболезненно, и даже мысль о колдовстве не кажется такой дикой. Только голос Грейнджер эхом отдаётся в голове: «Я бы не советовала. Тебе нужно полностью восстановится».

«Это просто опасно».

На самом деле, Драко убедили её слова и он не хочет испытывать судьбу. Запасы его удачи не бесконечны, поэтому палочка нужна ему скорее не как мера предосторожности, а как символ спокойствия и стабильности. Нечто привычное и своё в этом незнакомом доме.

Коридор залит светом, хотя в нём нет ни одного окна, а двери, точно такие же как его собственная, либо крепко заперты, и за ними слышны тихие стоны и отчаянный плач, либо открыты — но все комнаты при этом пусты. Почти во всех открытых комнатах стоит больше одной кровати, а в некоторых к тому же разбросаны какие-то вещи: книги, одежда, несколько колдографий. В одном месте Драко замечает даже магические шахматы. Где-то прямо на полу валяется постельное бельё, словно комнату покидали впопыхах.

Но он не задерживает на этом своё внимание и продолжает идти вперёд, туда, где особенно много звуков и откуда слышится такой знакомый голос. Он сильно втягивает воздух, словно перед нырком, и толкает дверь в конце коридора.

Прямо перед ним — неестественно вывернувшееся тело и остекленевшие глаза. Мужчина очевидно мёртв, и его палочка валяется в стороне, разломанная на две части. Падая, он размозжил голову о стену, и теперь кровавое пятно резко выделяется на светлом фоне.

Волосы мужчины колеблются под порывами ветра, который залетает в помещение через дверной проём. Входную дверь снесло с петель, и теперь она лежит неподалёку.

Это холл, из которого ведут несколько дверей и длинный коридор, в конце которого слышен шум. Теперь Драко понимает — это звуки борьбы.

Внезапно дверь справа от Драко сотрясается от сильного удара, и он слышит оглушительный визг:

— Там кто-то есть? Выпустите меня! Выпустите меня немедленно. — Это один из трёх голосов, которые теперь Драко может узнать с закрытыми глазами и через толщу воды.

Турпин заходится в истерике, бьётся всем телом о дверь, но та надёжна и крепка, а заклинание, которым её заперли, наложено добротно. Без помощи Лайзе оттуда не выбраться. Драко мотает головой и медленно продолжает свой путь.

Там то и дело мелькают вспышки, а также раздаются слова заклинаний: женский голос перебирает всевозможные боевые заклятия, мужской же не скупится на Аваду. В груди у Драко холодеет, но ноги сами несут его вперёд.

Дверь в конце коридора приоткрыта, и прямо за ней он видит ещё один труп. Это молодая девушка, чуть старше его, и её лицо обезображено, но Драко всё равно может уловить знакомые черты. Он точно видел её когда-то, но даже не утруждается тем, чтобы вспомнить имя, а лишь переступает через безжизненное тело и оказывается в большом помещении, на другом конце которого идёт битва.

— Мерзкие, грязные, отвратительные…

— Инкарцеро!

— Я принесу Лорду ваши головы.

— Петрификус Тоталус!

— Вы не первые и будете не последними. Я уничтожу вас один за другим.

— Экспульсо!

Заклинание летит мимо, попадает в стену над головой у Драко, раздаётся громогласный взрыв, и он прыгает в сторону, не сумев по-человечески сгруппироваться, но всё ещё сжимая палочку в руке. Драко больно падает и задыхается от пыли, взметнувшейся в воздух, но сражающиеся не замечают его, и он успевает оглядеться.

Неясно, сколько идёт бой, но комната уже разнесена. В свете мелькающих вспышек видны перевёрнутые шкафы, которые, вероятно, были заполнены зельями; разлетелись по всей комнате какие-то бумаги, книги; везде валяются осколки тарелок и чашек. Многие покрыты кровью.

В центре комнаты стоит Пожиратель смерти.

У него нет лица, и голос похож на любой другой, поэтому он выглядит как полноценное олицетворение своего названия. Безликое создание в тёмной мантии и уродливой маске, рождённое для убийств. Из-за плотной ткани нельзя разглядеть никаких видимых ранений, но судя по тому, как он двигается, ему пришлось несладко.

Напротив него — Гермиона Грейнджер, которая упорно и стойко сражается, несмотря на то, что Пожиратель загнал её в угол. Она прижимается к стене и отбивается, но спрятаться ей больше некуда.

Драко ползёт вперёд, пытаясь укрыться за упавшим столом. Недалеко у стены лежит Терри Бут, которого Драко узнаёт мгновенно. Бывший когтевранец перевязан не хуже самого Драко, но бинты буро-чёрные от крови. Его грудь слегка вздымается, но больше никакого шевеления в теле незаметно.

— Вы можете сдаться, и мы не причиним вам вреда. Вы всё равно ничего здесь не получите, — упрямо и твёрдо произносит Грейнджер, хотя по её виду заметно, что она в отчаянии. Драко без понятия, почему в помещении нет ни одного человека, кроме неё, способного сражаться. Куда, чёрт возьми, делась Эббот?

Он пытается разглядеть хоть что-нибудь, но кроме искр и тусклой лампы на стене, в помещении света нет. Впрочем, ему это на руку, и он двигается чуть ближе, оказываясь практически за спиной у Пожирателя.

В двух шагах в луже крови лежит парень, и Драко понимает, что знает и его. Это пуффендуец с его курса, и он пока ещё жив, но захлёбывается собственной кровью. Драко узнает заклинание и морщится.

Когда-то и он был на его месте.

Возможно, все, кого он видел, пытались помочь Грейнджер. Наверняка темнотой укрыты больше тел, но это всего лишь пациенты и они могут быть ещё слабее, чем сам Драко.

Поэтому только Грейнджер ещё может вести борьбу. Драко даже не пытается отрицать, что восхищается ей в этот момент. Всё её тело напряжено и натянуто, а рука с палочкой движется уверено, но плавно. Грейнджер действует как профессиональный боец, хотя распушившиеся волосы то и дело лезут ей в лицо и пот заливает глаза. Она скачет по осколкам стены, уверенно перешагивая обломки мебели и не отвлекается от Пожирателя.

Драко она не видит. Он выпрямляется и делает шаг вперёд.

Внезапно Пожиратель выкрикивает очередное заклинание, и её палочка отлетает в сторону, звучно ударяясь о стену. Драко видит, как Грейнджер поворачивает голову, глазами прослеживая траекторию полёта. Он знает, какая отчаянная работа идёт в её голове: она прикидывает, есть ли шанс броситься за палочкой, пока Пожиратель не успел кинуть следующее — поражающее — заклинание.

Шанса нет.

Драко теперь не видит выражения её лица, потому что стоит прямо за спиной Пожирателя. Тот не замечает его.

И это его главное упущение.

Драко бездумно поднимает руку, пальцы сжимают древко палочки. Он знает, что сможет.

— Авада Кедавра.

Время замедляет ход, и Драко видит, как тело Пожирателя обрушивается вниз, изгибаясь отвратительной волной, и опускается на пол, будто сломанное. Впрочем, это он замечает лишь боковым зрением, потому что его взгляд направлен на Грейнджер. Она смотрит на него широко распахнутыми глазами. От удивления и от испуга одновременно. Драко старается не моргать, пока погружается в пучину этих глаз: они затягивают его, он будто растворяется во взгляде, который предназначен лишь ему.

В этом взгляде страх, почти животный ужас, в нём боль и нечто, отдающее отчаянием. Она боялась не справиться, не успеть, не спасти всех тех, за кого отвечает. Она боялась проиграть в бою и в войне. Она боялась умереть.

Драко видит это так отчётливо, чувствует так живо, перенимает её эмоции на себя. Внутренности скручивает, но он всё не может отвести глаз.

А затем Грейнджер кивает. Она, наверное, и сама не отдаёт себе в этом отчёта, но Драко понимает, что это означает.

Это «спасибо».

Гермиона Грейнджер благодарит его за убийство.

Холодная волна обжигает спину, словно удар плетью, и Драко чувствует дрожь, которая охватывает всё тело.

Он убил человека. Его рука подняла палочку, его губы сказали смертельное заклинание, его магия стёрла с лица земли того, кто мгновение назад жил, дышал, думал — и намеревался убить Грейнджер.

Магия…

Он всё-таки ещё был способен к колдовству, хоть это действительно было опасно. Но не для самого Драко.

Неожиданно он чувствует ужасную усталость, и всё тело наливается тяжестью, и возвращается боль, которая была почти забыта. Только метка не болит, а нестерпимо чешется, и Драко на секунду задумывается о том, чтобы на всё плюнуть и расчесать её до крови на глазах у Грейнджер, но передумывает.

Он сплёвывает прямо на пол, разворачивается и уходит. Не то чтобы это выглядит слишком уж впечатляюще со стороны: он припадает на правую ногу, но старательно держит спину прямо и крепко сжимает палочку в руке. Она всё ещё дарует спокойствие.

Кулак сам разжимается, как только Драко пересекает порог комнаты. Рука отказывается служить, только-только зажившая кожа надрывается, и ладонь вновь начинает кровоточить. Драко знает, что не сможет перебинтовать её сам, и ненавидит это.

Но не настолько сильно, как тот факт, что его собственная магия бунтует против него. Он чувствует, как пальцы постепенно онемевают, и месяцы восстановления растворяются в пустоте, как будто их никогда и не было.

Всё сначала.

Можно начинать жить сначала.

Но всё-таки глубоко внутри у Драко плещется некое подобие надежды. Он понимает, что не всё потеряно. Он снова колдовал — он чувствовал магию, бегущую по венам. Руки слушались его почти как прежде. И на какую-то долю секунды он забыл про своё вечное клеймо боли и разочарования — тёмную метку.

Драко старается не думать о том, какое именно заклинание сотворил, и лишь наслаждается этим удивительным мигом, который вернул ему надежду на жизнь, а не пустое существование.

* * *

Спустя полтора часа Грейнджер сидит напротив него и молча меняет бинты. Она не потрудилась зажечь свет, когда пришла, а лишь шепнула Люмос, положив палочку между ними, и теперь её лицо неровно освещено и кажется более худым и бледным.

Драко не хочет думать, но думает.

Почему она не пришла к нему сразу? Точно уж не из-за размышлений о том, что сказать — ведь она молчит. Может, дело в том, что она разводила и успокаивала остальных.

Ведь они все важнее, чем он.

Они — жалкие калеки, пострадавшие из-за войны, у которых есть право разговаривать с ней, шутить, делиться своими переживаниями и рассчитывать на её поддержку, потому что они сражаются на одной стороне.

Они против него, который сделал для Гермионы Грейнджер единственную хорошую вещь — убил человека.

Драко знает, что она понимает: ему не нужны слова. Он не Поттер и даже не Уизли и не хочет слушать дешёвое «ты спас меня» или «ты мой герой».

Хотя бы потому что это не правда. Он не герой. Он — мерзкий, отвратительный слизняк, который, не дрогнув, убил человека, уничтожил, стёр с лица земли…

— Ты идиот, Малфой, — вдруг шепчет Грейнджер, не поднимая взгляда от его рук.

Эта не та благодарность, которой Драко ожидал, поэтому он рассеянно шепчет в ответ:

— Тебя спас идиот.

Мерлин, он действительно идиот! Он совсем не хотел этого говорить.

Драко видит, как Грейнджер крепко смыкает губы, и внезапно осознаёт, почему её голос звучит так тихо. Она попросту боится разрыдаться.

Она только что сражалась со своей смертью, смотрела ей в глаза, но при этом не может выдохнуть и отвлечься от этого, потому что от неё зависят ещё с десяток жизней.

Драко отнимает правую руку, которая перебинтована только на половину, и тянется к её лицу. Грейнджер не успевает среагировать и лишь дёргается, когда Драко дотрагивается до подбородка, вынуждая её поднять взгляд. Вот и всё, на что он способен, но и этого хватает.

Её глаза блестят от непролитых слёз. В них до сих пор столько чувств, столько живых эмоций, что Драко упивается её страхом, её болью.

Драко не хочет врать себе, что не думал, как мог бы сжать её ладони в своих, чтобы хоть слегка усмирить дрожь, охватившую их обоих. Интересно, Грейнджер больше боялась за себя или за тех, что погибнут, если она не справится? И как она справилась, увидев трупы всех тех людей, за жизнь которых она боролась? Тех, чьи тела покинул силы от одного взмаха палочки, хотя она сама неделями билась за каждый вздох?

Драко снова думает об остальных пациентах, которых спасает Грейнджер.

Он хочет спросить: они так же трусливы, как и он?

Так же ущербны?

Она хотела, чтобы они стали лучше?

А хочет ли она, чтобы он стал лучше?

Да и вообще — чего она от него хочет?!

Вопросы разрывают его сознание, стремясь вырваться наружу, и чтобы предотвратить это, Драко делает единственную возможную вещь.

Он целует её.

Он целует Гермиону Грейнджер.

* * *

Она всхлипывает ему в губы и неожиданно подаётся навстречу, прижимаясь всем телом, и Драко, не задумываясь, ловит её в объятия. Одной рукой он легко гладит её по голове, проводит по плечам, а другой сильно сжимает талию. Губы Грейнджер солёные из-за слёз, и Драко жадно слизывает этот вкус и прикусывает нижнюю губу, одновременно тело Грейнджер несколько расслабляется, и она обвивает его руками, словно не желая отпускать. На ней тонкая ночная рубашка и наброшенная поверх целительская мантия. Даже вновь израненные ладони Драко справляются с тем, чтобы спустить её с плеч Грейнджер, и она помогает ему, на мгновение отстранившись. Ненужная тряпка остаётся сиротливо лежать на постели.

В холодном воздухе каждый вздох обжигает и распаляет, и Драко жадно целует Грейнджер, обменивается с ней дыханием, путается в волосах и проводит рукой по спине, изучая, остались ли ещё какие-то границы, которые она не позволит ему перейти.

Сама Грейнджер в это время гладит его между лопаток и ниже, и когда её ладони робко останавливаются у кромки футболки Драко, приятно согревая кожу, он делает вывод, что она не против и не собирается его отталкивать, поэтому отстраняется сам, ловит изумлённый взгляд Гермионы и переключает внимание на её шею, пока ладонь ложится ей на ногу.

Она закидывает голову, часто дышит и едва слышно стонет, а потом решается и всё-таки задирает ткань, с нажимом проводя ладонями по его коже. Драко ловит себя на мысли, что сам просто не способен стянуть эту чёртову футболку, и если Грейнджер не избавит его от неё в ближайшее время, он сойдёт с ума. Он с силой прикусывает кожу на её шее и, услышав нежный, волнующий стон, уже не может сдержать похотливый порыв. Драко рискует всем, когда обхватывает Грейнджер за талию и тянет на себя, спиной падая на кровать.

Грейнджер путается в остатках бинтов, а палочка с тусклым огоньком на конце улетает в сторону и падает на пол. Раздаётся глухой стук, последний свет гаснет, и сердце Драко пропускает удар, когда Грейнджер вздрагивает, и ему кажется, что она сейчас остановится.

Но она приятно удивляет.

Грейнджер лишь крепче приникает к нему, оглаживает пальцами его лицо и сама целует его, глубоко и чувственно. Драко вновь ощущает слёзы на её лице, чувствует дрожь, охватившую тело, и уже не пытается бороться с болезненным возбуждением, которое накатывает волнами.

Его ладони почти потеряли чувствительность, и в остатке он имеет лишь боль, но это не идёт ни в какое сравнение с тем удовольствием, которое Драко получает, когда сжимает ягодицы Грейнджер и затем задирает её рубашку почти до плеч.

«Помоги мне, Грейнджер, не заставляй просить».

Она неожиданно отстраняется и садится; её ноги — по обе стороны от его бёдер. Драко ловит почти обезумевший взгляд и окончательно убеждается, что не он один здесь потерял рассудок.

«Сделай это!»

Она рвано вздыхает и стягивает рубашку через голову, затем отбрасывает её в сторону и снова наклоняется было над Драко, готовясь вернуть поцелуй, но он встречает её на полпути, целует в губы, в щёку, в шею, в ключицу и наконец касается губами груди. Грейнджер дрожит — уже от возбуждения, что-то неразборчиво шепчет и требовательно тянет вверх его футболку.

Драко с радостью расстаётся с ней.

Они отчаянно борются: с остатками одежды, с друг другом, со страхом и воспоминаниями о войне. Их сражение гораздо важнее любого другого, и то, что стоит на кону, невероятно привлекает обоих. Драко неосознанно радуется, что они с Грейнджер могут разделить победу.

Драко думает, что теперь понимает все её слова про новую жизнь, ведь так ярко и остро он ещё никогда и ничего не ощущал, и его явно устраивает такое перерождение.

Адское пламя действительно оставляет свои следы, но теперь Драко уверен, что сможет справиться с последствиями.

Когда он пытается опереться о постель возле головы Грейнджер, ладони резко начинают болеть, и приходится встать на локти. Из-за этого их носы почти соприкасаются, и, помедлив мгновение, Драко прижимается лбом к её лбу. Она как-то рвано вздыхает, словно такой жест для неё интимнее, чем его руки на груди или соприкасающиеся обнажённые колени.

Пальцы Драко, конечно, совсем не были готовы к продолжительным ласкам, но он сделал всё, что мог, поглаживая ладонями и костяшками и одновременно изучая поцелуями её шею и плечи. Теперь Грейнджер должна быть готова, и её тело ясно показывает это, изумительно изгибаясь под ним и маня своим теплом.

Грейнджер направляет его так же, как направляла, когда помогала есть или одеваться. И её нежность переводит Драко через грань. Она слегка изворачивается и разводит бёдра, раскрываясь перед Драко, готовая принять его. Он подаётся вперед и легко проскальзывает внутрь, одновременно прижимаясь к её губам.

— Боже, — то ли хнычет, то ли стонет она, и Драко начинает двигаться во всю силу, на которую способен, полностью игнорируя боль, медленно охватывающую тело.

Он не уверен, нравится ли Грейнджер или нет. Она тяжело дышит, постанывает и крепко сжимает его плечи, но он все равно не понимает, от удовольствия ли. Поэтому надеется, что она получает хоть вполовину такое же острое наслаждение, как он сам, и погружается в неё снова, и снова, и снова…

А затем, спустя время, Грейнджер внезапно теряет контроль, дёргается, будто пытаясь сбросить Драко с себя, издаёт звонкий крик, и сразу после этого сильно кусает его, и Драко шипит, чувствуя, как всё её тело сжимается под ним и вокруг него.

Словно большая волна накрывает с головой сначала её, потом его, и вот они оба уже лежат измотанные и расслабленные. Драко тяжело дышит, пока Грейнджер стискивает одной рукой его ставшие влажными плечи, а второй водит по спине, неспешно поглаживая.

Она уходит через несколько часов, не дожидаясь утра. Драко не в состоянии остановить её ни словом, ни жестом. Она торопливо одевается, напоследок берёт его за руку — чтобы всё-таки закрепить бинты — и уходит.

Он провожает её взглядом, и щурится от яркого света, упавшего из-за открытой двери, а когда вновь обретает способность видеть — Грейнджер уже нет.

Драко откидывается на подушку и бездумно смотрит в потолок, чувствуя полное изнеможение, несмотря на несколько жалких часов сна, который они оба смогли урвать.