Неискупимая / Inexcusable (джен)

Селестия не потеряла счёт времени. Когда всё общество ориентируется в часах по небесному светилу, его хранительнице не дарована привилегия забыться в собственных мыслях. Принцесса буравила взглядом луну ровно сто сорок три минуты; выбери любую, — и она с точностью назвала бы, в каком положении были луна и солнце в те шестьдесят секунд.

Отворилась дверь.

— Ты звала меня, сес... Селестия?

— Звала, — она не сводила взгляда с окна: как обычно, луна в полной силе, а стекло отполировано до такого блеска, что в нём уже ничего не отражалось. Копыта Луны цокали неестественно тихо, а голос звучал неестественно высоко. — Фальшивый облик, как я погляжу, ты натянула обратно.

— Не хотела поднимать переполох.

— Ну ещё бы.

Тишина пеленой укутала комнату. Луна подступила на шаг, и тихий шорох разорвал гробовое безмолвие. Она кашлянула.

— Я была с тобой не совсем искренней.

— Хочешь сказать, история про убийство моей сестры и годы вранья была неполной? — Селестия наконец оторвалась от окна.

— Кхм, в некотором смысле. Я говорила, что хотела спасти мир, что хотела исправить сотворённое и вернуть всё на круги своя, — Луна села рядом, потупив взгляд. — Так вот, я соврала. Столько... столько лет в одиночестве, Селестия! Когда всё живое вымерло, я осталась в пустом Кантерлоте наедине с книгами и статуями.

Она вскинула голову.

— Не об Эквестрии, пони, драконах или ещё ком-то я думала, нет. Я думала лишь о тебе. За всеми усилиями, стремлениями исправить ошибку не крылось какого-то благородства. Я хотела обратить всё вспять, только чтобы вновь повидаться с тобой.

Селестия молча отвернулась обратно к окну.

— И после того, как Дискорд отправил меня назад, а Элементы — на луну, я снова оказалась одна. Но это уже было не страшно. Я увидела тебя... увидела, что план сработал. Мысль о тебе поддерживала меня всё это время.

— Помнишь, о чём нас предупреждали ещё тогда, давным-давно? — спросила вдруг Селестия. — Нам говорили, что жить столь долгий срок опасно, потому что разум начинает искать постоянства. Всю жизнь ты была моим постоянством. Я не могла дождаться, когда заклятие развеется и освободит тебя из заточения, — её глаза были мокры. — А ты вернулась, и оказалось, что ты — лгунья и душегуб.

— Селестия... — Луну передёрнуло.

— Как мне доверять тебе после всего, что ты наговорила? Как я могу просто взять и принять, что всё иначе, а ты опасна и непредсказуема?

— Потому что я твоя сестра!

— Моя сестра никогда бы не поступила, как ты.

— Разве? — Луна окинула взглядом комнату.

Чертоги сестры были усеяны всяческими безделицами и милыми сердцу сокровищами, какие только можно представить. Она скользила взглядом от полки к полке, пока глаз наконец не зацепился за одну конкретную вещь. Кусок оплавленного металла — всё, что осталось от шлема.

— Помнишь тот раз, когда драконы послали своих воинов оскорбить нас?

— Конечно, помню. Они выжгли в лесу огромную просеку по пути к нашему замку.

— А помнишь, как мы их отпугнули?

— Лучами света.

— Нет ничего, на что мы не пошли бы ради защиты наших маленьких пони, — Луна ткнула в сторону покорёженного шлема. — И когда драконы ранили одного из стражей, мы прекратили пускать предупредительные. Я... понимаю, это может казаться иначе, но я поступала так, как требовала необходимость. Попросить Дискорда о помощи, убить себя, убить Тирека — так было надо. И я сделаю что угодно, чтобы уберечь Эквестрию... чтобы уберечь тебя.

— Луна, моя Луна, когда-то сказала мне, что в чужих снах ей было труднее всего, когда приходилось развеивать... убивать что-то похожее на пони, — негромко ответила Селестия. — Все враги и соперники того, кто спит, во сне обретали реальный облик. Однажды она даже сравнила убийство фантазии с убийством настоящего пони. В какое-то мгновение ей понадобилось приспосабливаться, успокаивать себя тем, что они нереальны. Так было надо, несмотря на снедающее чувство внутри.

В конце концов она отстранилась от окна. У неё больше не лились слёзы, но в уголках глаз по-прежнему блестела влага.

— Ты чувствовала то же самое, когда убивала её? Что это — неизбежный долг?

— Да.

Луна оцепенела с полуоткрытым ртом, не в силах выдавить хоть что-то. Попыталась снова, но ничего. Она отвернулась к полке, где лежала часть оплавленной брони.

— Знаешь, я до сих пор помню. Сколько бы она ни шептала и ни бормотала в голове, я до сих пор помню, как убивала тебя, — она зажмурилась, встопорщила перья в крыльях. — Ты не отбивалась. Я применила режущее заклинание, отсекла тебе крыло — ты закричала так громко, что дрожал весь тронный зал. И эхо пронеслось десяток раз, прежде чем утихнуть.

Луна приоткрыла веки, и слёзы ручьём хлынули по щекам.

— Следом мы... я сломала тебе ногу, надавила копытом и дёрнула на себя. Снова крик, но тише. Ты только таращилась на меня, бормотала что-то неразборчивое. Но всё равно не сопротивлялась. Тогда я наклонилась, наступила на шею, прошептала то ли какое-то оскорбление, то ли обвинение. А потом вскрыла... тебе грудь и вырвала сердце. Крика не было. Только вонь крови разлилась по залу.

Луна посмотрела на Селестию, медленно моргнув, и силой заставила себя разжать веки.

— Я бы прикончила себя тысячу раз, если б могла избежать произошедшего. Если бы можно было сделать так, чтобы ничего не случилось, чтобы не видеть того выражения на твоём лице, я бы убила сотню Тиреков, Дискордов, Кризалис или кого угодно.

Селестия отвернулась к окну, прошептав:

— Это меня и пугает сильнее всего.