Покровительство богов и битва с Судьбой (гет)

Сама свадьба сохранилась в его памяти размытым пятном, в котором всплывали отдельные моменты: Джинни, идущая к нему по проходу между гостями; их поцелуй сразу после обмена кольцами; потом — мгновение ясного осознания собственного счастья во время одного из танцев; церемонно поздравляющие их Малфои — их сдержанность и безукоризненные манеры стали настоящим подарком после туч восторженных и невнятных поздравлений, лишь десятая часть которых была полностью искренней; потом он смотрел на проступившие в небе звезды, полной грудью вдыхая прохладный ароматный воздух, вырвавшись из душного шатра, и сжимал ладонь Джинни, которая вышла вместе с ним.

Джинни тоже потом не могла вспомнить деталей — видимо, они оба провели большую часть дня в автоматическом режиме, полностью отключив сознание от шума и суеты праздника. Даже первая ночь плохо сохранилась в памяти, и у Гарри она ассоциировалась с салютом, в какой-то момент разорвавшим небо над Годриковой Лощиной. Зато он превосходно запомнил их первое утро, и нежные лучи зари на щеках просыпающейся Джинни, и медленный, нежный любовный акт.

Свадебное путешествие было сильно сокращено ввиду того, что через три дня начинался учебный год; Гарри, досконально изучивший Европу, провел Джинни по некоторым укромным уголкам, малопосещаемым туристами, однако не менее замечательным. Он рассудил, что с каждым из городов нужно знакомиться без спешки, вдумчиво получая удовольствие от общения с городом, а не в лихорадочной спешке пробегая по туристической программе.

— Пока мы просто сделаем тур по самым красивым пейзажам, миссис Поттер, — говорил он. — А потом пару лет посвятим изучению европейских городов, ладно?

— И как ты себе это представляешь? Переезжать из отеля в отель?

— Нет, — улыбнулся Гарри. — Мы прилетаем в каждый город на рассвете, бок о бок, на метлах, прикрытые дезиллюминационным заклятьем, и облетаем город в поисках подходящего квартала. Потом покупаем там квартиру или дом…живем пару месяцев, изучаем город…потом летим в другой.

— Очень романтично, — мечтательно вздохнула Джинни. — И когда это все осуществится?

— Сразу после выпускного. Впрочем, мне-то эти ЖАБА, пожалуй, уже ни к чему…

— Так может, ну его, этот Хогвартс?

— Соблазнительно, конечно. Но я пока не готов с ним расстаться. Мне кажется, я вообще никогда не буду готов к этому…Хогвартс — это действительно дом.

— Не знаю, готова ли я его покинуть…но я совершенно точно не могу сделать этого без выпускного бала! Да и хочется еще немного поиграть…

— Кстати, мне вот интересно, как мы будем справляться с квиддичем?

— В смысле: как мы будем играть друг против друга? — живо отозвалась Джинни. — Элементарно: как всегда, в полную силу. Я терпеть не могу, когда мне поддаются.

— Это может случиться непроизвольно, — Гарри усмехнулся и чмокнул ее в нос. — Сомневаюсь, что мне удастся искать снитч вместо того, чтобы просто пялиться на тебя.

* * *

Первого сентября они прибыли на платформу практически налегке: чемоданы были уменьшены до размеров спичечного коробка, так что Гарри нес только клетку, а руки Джинни вовсе были свободны. Букля сидела у Поттера на плече — благо они сразу трансгрессировали на платформу. Гарри было немного непривычно в мантии с цветами Когтеврана, но он вскоре перестал обращать на них внимание.

Поездка прошла мирно: Гарри и Джинни оккупировали отдельное купе, Марго ушла к друзьям. Некоторое время супруги просто разговаривали, изредка целуясь, и смотрели в окно. Потом Джинни заявила, что она хочет почитать газету, которую Гарри с утра даже не развернул. Она развернула Пророк и ойкнула от удивления.

— Новый декрет об образовании перенес школу подготовки авроров в Хогвартс, — прочитал Гарри. — Сделка Дамблдора и Фаджа…Джинни, это же Скитер писала! Естественно, чушь…

— Погоди. Тут написано, что Дамблдор принял на должность профессора ЗоТИ рекомендованного Фаджем человека, а тот взамен перенес Центр Подготовки в Хогвартс.

— И зачем это Дамблдору? — хмыкнул Гарри. — Разве что приглядывать за Долгопупсом…

— Не знаю, — Джинни нахмурилась. — Возможно, он посчитал, что школе потребуется дополнительная охрана?

— Разве что он воевать собрался, — настала очередь Гарри хмуриться. — Не представляю, чего может опасаться Дамблдор. Разве что…

— Что?

— Разве что у него есть доказательства возрождения Волдеморта.

— Ну, это уж как-то слишком, — усомнилась Джинни. — Он бы сообщил всем.

— Не уверен…ладно, просто буду глядеть в оба, — Гарри вздохнул. — Может, он действительно просто не хочет выпускать своего Золотого Мальчика из поля зрения?

— Да что ты все на Невилла спихиваешь?

— Да то, что существует такая штука, как Волдеморт, — Гарри хмыкнул. — Вот скажи, зачем он хотел убить Невилла — младенца? Тебе не кажется, что Темный Лорд не такой псих? Куда разумнее было бы похитить его и использовать в качестве жертвы в каком-нибудь ритуале. Значит, Волдеморт считал Долгопупса угрозой для себя. А почему он, Темный Лорд, один из самых могущественных волшебников, мог считать младенца угрозой?

— Ну, может, Невилл потенциально очень сильный маг? Вроде Дамблдора?

— Ага, ага, — Гарри усмехнулся. — Точно, сильный маг. Который даже не знает, как пробить Серебряный Щит. И не может сам его выполнить. В принципе, конечно, если бы Дамблдор хорошенько постарался, то из Долгопупса вырос бы неплохой боец…но не Великий Волшебник.

— Ну, тогда не знаю…

— А вывод только один: именно Невилл может убить Волдеморта. Точнее, даже так — только он может это сделать.

— Хочешь сказать…пророчество?

— Я в этом уверен, — Гарри кивнул. — Причем, как я понимаю, неоднозначное. То есть либо он — Темного Лорда, либо Лорд — его.

— Это ясно, — Джинни задумалась. — А почему тогда…

— Почему старик-директор не учит Невилла с детства? Я так понимаю, что дело не в магической силе, а в специфических личных качествах. К примеру, Долгопупс, прогуливаясь по Косому Переулку, выбрасывает кожуру от банана на мостовую, через пару секунд там появляется Его Темнейшество, поскальзывается и расшибает себе голову об острый булыжник.

Джинни хихикнула.

— Это, конечно, преувеличение…так вот, я думаю, что Дамблдор считает, что дело в личных качествах Невилла…и старательно культивирует требуемые.

— Например?

— Ну, может, в пророчестве говорится, что Невилл может победить не силой оружия?

— А чем тогда?

— Ну, к примеру, — Гарри изобразил задумчивость. — К примеру, любовью.

— Залюбит Волдеморта до смерти? — рассмеялась она.

— Ты в курсе, почему он Выжил? — вкрадчиво осведомился Гарри. — Не потому, что его Авада не берет. Потому что его мама, Алиса Долгопупс, пожертвовала собой ради сына. Самопожертвование — вообще самая мощная разновидность магии. Может, и от него требуется нечто в таком роде? Но он, скажем честно, не является образцом жертвенности…поэтому Дамблдор предпочитает иметь его поблизости и капать ему на мозги, выковывая героя-самоубийцу.

Джинни содрогнулась.

— Ты чересчур уж радужного мнения о директоре, Гарри.

— Может быть, — Гарри пожал плечами. — Может, Дамблдор просто принимает в нем глубокое участие и старается помочь ему в его внутренних проблемах и противоречиях. И позволил Фаджу навязать себе соглядатая, и авроров-молокососов на шею повесил, чтобы заранее подобрать среди них надежных людей, или вообще потому, что его старческий маразм на почве всеобъемлющей любви быстро прогрессирует…

Они рассмеялись и до поры оставили эту тему. Экспресс прибыл к станции Хогсмида точно по расписанию, как, впрочем, и всегда. Оставив чемоданы (уже в нормальном, не уменьшенном, виде) в купе, Гарри, Джинни и примкнувшая к ним в последние полчаса Марго вышли на перрон. Гарри привычно улыбнулся, заметив созывающего первокурсников Хагрида, но рукой махать не стал: в этом мире он не дружил с ним, по крайней мере, пока. Гарри проложил путь к каретам, невольно отметив то, что он видит фестралов. Видимо, физической (то есть зависящей от тела) связи между способностью видеть их и виденной смертью не существовало.

Гарри нашел свободную карету и приглашающим жестом распахнул дверцу. Джинни и Марго юркнули внутрь, а Гарри помедлил, оглядывая толпу. Внезапно он сделал два шага в сторону и ухватил за локоть Денниса Криви.

— Если ищешь Маргариту, то она едет с нами, — улыбнулся он и подтолкнул мальчишку к карете. Потом залез сам и закрыл дверь; карета мягко тронулась и, плавно набирая скорость, покатилась к замку.

Ворота Гарри почувствовал безошибочно — его с некоторых пор обострившиеся чувства в напряженной обстановке улавливали малейшие колебания магии. А уж защитные чары, наложенные на Хогвартс, не почувствовать он просто не мог: сначала по спине продрало холодом, а потом по телу на секунду разлился невыносимый жар. Гарри покрутил головой, чтобы избавиться от неприятных ощущений.

Большой Зал, как всегда, был великолепен: плавающие в воздухе свечи, блеск золотых тарелок и кубков, яркие флаги факультетов над столами и полотно с гербом Хогвартса — на стене позади учительского. Сияющий Дамблдор на своем неудобном, хотя и величественном троне, привычно хмурый Снейп, и вполне предсказуемый, хотя от этого не более приятный сюрприз: розовая кофточка и жабье лицо, искрящееся фальшивой улыбкой на месте преподавателя ЗоТИ.

— Ты чего такой озабоченный? — шепнула Джинни.

— Долорес Амбридж собственной персоной, — процедил Гарри. — Вон та жаба. Ладно, поговорим после.

Джинни пошла к столу Гриффиндора вместе с Марго и Деннисом, Гарри двинулся к столу Когтеврана. Сидеть здесь было несколько странно…впрочем, странностей хватало и так, чтобы обращать внимания на такие вещи. Гарри отвечал на приветствия и что-то говорил — в тему, предельно вежливо, так что от него быстро отвязались. Вскоре в зал вошла профессор МакГонагалл, ведя за собой вереницу первокурсников. Песню Шляпы, имена новичков и вердикты артефакта Гарри почти не слышал, как незадолго до этого не слышал слов сокурсников, что, впрочем, не мешало ему хлопать вместе со всеми, улыбаться и поздравлять новеньких с поступлением на факультет умников. Его мозг усиленно работал, обрабатывал поступившую сегодня информацию, выдвигал версии и прорабатывал планы; Гарри не отвергал никакие, даже самые безумные идеи — ибо в них всегда находилась крупица истины.

— Прежде чем наполнять головы, надо наполнить желудки, потому — ешьте! — провозгласил Дамблдор, едва последний первокурсник уселся за стол; МакГонагалл уже сидела по правую руку от директора, а Филч как раз скрывался с табуретом и Распределяющей Шляпой. Гарри с директором был в корне не согласен — он бы предпочел сначала услышать версию Дамблдора, а потом уже спокойно есть. Но его мнение никого не интересовало, а потому пришлось поддаться общему порыву и наброситься на еду.

— Итак, теперь, когда вы слушать старого маразматика, можно немного и поговорить, — начал директор.

Гарри спешно проверил ментальную защиту — она была в порядке; интересно, из чьей головы Дамблдор выудил эту фразу про маразматика? Меж тем старик дождался, пока смешки в зале утихнут, и попытался продолжить, но был прерван столь знакомым Гарри покашливанием.

— Дорогие ребята…

В этот раз Гарри слушал речь старой жабы очень внимательно. Все то же самое — о том, как министерство печется об образовании, и тому подобная чушь. Для себя Гарри эту пятиминутную речь перевел так: «Я — крот Фаджа, стукачи — герои, новые порядки». И он не сомневался в том, что Дамблдор все понял не хуже.

— Спасибо за содержательную речь, Долорес, — улыбнулся Дамблдор. — Вы уже могли заметить, что в Большом Зале стоит лишний стол; совсем недавно было принято решение о переносе в Хогвартс Центра Начальной Подготовки Авроров. Это решение обусловлено некоторыми экономическими вопросами. Вкратце можно сказать так: будущие авроры будут учиться по своей программе на территории школы; некоторые из наших преподавателей будут проводить открытые уроки по вопросам новейших открытий в своей области. На такие уроки смогут приходить все желающие. Также несколько объявлений касательно учебного процесса: матчи по квиддичу начнутся в конце октября, Запретный Лес по-прежнему запретен для посещения, так же как и деревня Хогсмид для всех, кто не имеет разрешения или младше третьего курса. На этом все; завтра будет первый учебный день, так что отправляйтесь по постелям.

Гарри немедленно подошел к Джинни, чтобы обсудить нового преподавателя. Но этого ему сделать не дали: подошедшая профессор МакГонагалл велела следовать за ней.

— Профессор, могу я узнать, куда вы нас ведете? — вполголоса осведомился Гарри. — Мы уже чем-то провинились?

— Не говорите ерунды, мистер Поттер, — сухо ответила она, заводя их в небольшую комнату по соседству с Большим Залом. — Вот здесь нам никто не помешает. Согласно правилам школы, у вас есть выбор — жить вместе со своими однокурсниками в общих спальнях или воспользоваться одной из комнат для студентов-супругов. Что вы предпочитаете?

— Разумеется, отдельную комнату, — ответила Джинни.

— Я так и думала, — кивнула МакГонагалл. — Вы знаете коридор за статуей вепря на пятом этаже?

— Которую надо погладить по левому уху? — уточнил Гарри.

— Да.

— Знаем.

— В нем висят два гобелена. Стукните палочкой по центральному камню в стене между гобеленами, восьмой снизу, на уровне глаз, и скажите пароль: Венус Мерита. Откроется проход в гостиную, там будет коридор, в нем десять дверей — по пять с каждой стороны, и одна в конце. Эта, последняя — ванная, на одной из десяти дверей найдете свою фамилию. Впрочем, в данный момент вы — единственная супружеская пара среди студентов. Свою комнату защищайте самостоятельно, как пожелаете, ваших познаний должно хватить. На этом все…хотя нет, еще кое-что: если пожелаете, можете сидеть за одним столом, по вашему выбору.

— Спасибо, профессор МакГонагалл, — Гарри согнул спину в вежливом поклоне.

Она ушла, а Поттеры тихонько двинулись в указанном направлении. Гарри, досконально знавший все тайные ходы, вел Джинни кратчайшим путем, минуя потоки расползающихся по гостиным студентов. На пятом этаже Гарри без труда нашел вход в нужный коридор. Нужный камень он ясно видел — для него он словно слегка светился. Гарри приложил к нему палочку.

— Венус Мерита.

Часть стены растаяла, открыв проход в небольшую гостиную. Они прошли по ней и вошли в коридор; третья дверь справа была отмечена табличкой «Поттеры». Гарри распахнул дверь. Двуспальная кровать, узкое окно, закрытое витражом, небольшой стол, два стула, шифоньер, туалетный столик с высоким зеркалом. У кровати стояли их чемоданы.

— Весьма уютно, ты не находишь? Хорошо быть женатым…

— Хорошо замужем, — улыбнулась Джинни. — Действительно, куда лучше общей спальни.

Гарри достал палочку и сделал сложное изящное движение. Чемоданы распахнулись, одежда вылетела и заняла место в шифоньере; книги и прочие принадлежности оказались на наколдованных полках; футляры с метлами (для своей «Молнии» Гарри тоже соорудил хранилище, простое и удобное) прислонились к стене.

— Здорово, — одобрила Джинни. — В бытовом колдовстве ты смыслишь, я вижу, ничуть не меньше, чем в боевом.

— Меньше. Помимо вот этого я умею только чистить и ремонтировать, даже складывать все приходится вручную.

Джинни улыбнулась и неожиданно широко зевнула, едва успев прикрыть рот рукой. Они заснули через полчаса, держась за руки и лежа лицом друг к другу.

Проснулись рано — стрелка часов приближалась к семи; Гарри принялся выполнять зарядку (неудовлетворенный способностями этого тела, он каждое утро тренировал его выносливость, гибкость и силу), Джинни отправилась инспектировать ванную. Вернулась она через четверть часа, донельзя довольная, и принялась прихорашиваться. Причину ее хорошего настроения Гарри понял довольно быстро — когда сам пошел умываться. Ванная ничуть не уступала ванной старост, которой они оба могли пользоваться по праву, даваемому значком капитана команды, но была в их полном распоряжении — а значит, никаких очередей — это раз, и возможность посещать ее вдвоем — это два.

В Большой Зал они спустились одними из первых, и вместе сели за стол Гриффиндора. Джинни тут же завела с кем-то разговор, позабыв про еду.. Когда Зал начал заполняться, старосты начали раздавать расписания. Гарри взял свое и с любопытством взглянул на него.

— Двойная Защита, две трансфигурации, потом два урока чар, и после обеда — две нумерологии.

— А у меня ее нет, — Джинни толкнула его локтем в бок. — Придется сидеть одной.

— Сходи к своим, — посоветовал Гарри. — Проведай, как там настроения в Гриффиндоре.

— Наверное, имеет смысл. Ну что, пошли за учебниками?

— Ты еще ничего не съела, — строго ответил Гарри. — Я женился на девушке, а не на призраке…так что завтракай, я все принесу.

— Спасибо, — она чмокнула его в щеку и принялась поспешно наполнять тарелку.

К классу ЗоТИ Гарри подходил со смешанными чувствами и во всеоружии — то есть нагруженный двумя сумками и готовый делать все что угодно. Внутрь зашли со звонком (вернее, ударом часов) и тут же расселись. Гарри, недолго думая, усадил Джинни на первую парту.

— Мне вчера показалось, что ты об этой Амбридж плохого мнения.

— Вот именно, — шепнул Гарри. — Поэтому и надо сидеть впереди — на нас будут меньше обращать внимания…ну и вообще, я о ней настолько плохого мнения, что с удовольствием сорву пару уроков. А с первой парты делать это гораздо удобнее и безопаснее.

— Волшебные палочки уберем, перья вынем, — проговорила Амбридж своим писклявым голосом, входя в класс. — От разговоров можно воздержаться. Цели курса на доске, — она взмахнула палочкой.

Все это настолько напоминало Гарри его прошлую жизнь, что он даже улыбнулся — уж в этот-то раз он этой старой жабы не боялся совершенно; благо методы воздействия на эту сволочь он определил заранее. В случае если просто снимает баллы — игнорировать, если попытается заставить кого-нибудь «писать строчки» — пять минут Круциатуса, затем — Обливиэйт.

А пока Гарри равнодушно записал цели курса и принялся «читать» первую главу. Джинни попыталась поднять руку, но Гарри ее удержал; зато поднял когтевранец, по фамилии Уэйзи.

— Вам что-то неясно, мистер…

— Уэйзи, профессор. В вашем курсе ничего не говориться об использовании заклятий.

— Теоретического знания…

— То есть мы не будем практиковаться в заклинаниях? — удивился Уэйзи. — А как мы будем сдавать ЖАБА — тоже только теоретически?

— При должном уровне подготовки применение заклинаний на экзамене не составит никаких проблем, — безапелляционно заявила жаба.

Гарри стало любопытно, да и злость разобрала, так что он поднял руку.

— Да, мистер…

— Поттер, мэм. Вы, я так полагаю, как компетентный преподаватель Защиты от Темных Искусств, в совершенстве знаете теорию своего предмета и, соответственно, для вас не составит никаких проблем применить свои познания практически, несмотря на то, что вы этой практики не имели больше десятка лет, верно? — самым своим любезным тоном заговорил он.

— Разумеется, — высокомерно кивнула она. — Так в чем ваш вопрос, мистер Поттер?

— Видите ли, у нас было много учителей по этому предмету, и каждый из них обязательно включал в программу обучения практику. Поэтому моим…коллегам…трудно поверить, что одних теоретических знаний будет достаточно для успешной сдачи экзамена. Давайте убедим их в этом: я пошлю в вас какое-нибудь разрешенное заклинание из области Темных Искусств, а вы его успешно отразите. Вы согласны?

Амбридж заколебалась, Поттер загнал ее в ловушку своим предложением. Отказаться — значит показать, что она никуда не годный преподаватель и вообще ничего не смыслит в своем предмете; согласиться страшновато — все-таки Поттер — потомственный чистокровный маг, а он все немного с закидонами. В конце концов гордость и самоуверенность победили: Амбридж достала палочку.

— Можете начинать, мистер Поттер, — сказала она, поднимая палочку в защитную позицию.

Гарри поднялся, легонько поклонился Амбридж и достал палочку.

— Лонгус Долор! — воскликнул он, направляя палочку на профессора.

— Протего! — отчаянно завопила Амбридж, показывая свою полную несостоятельность: этот элементарный щит мог защитить разве что от самых простых заклятий, а не от проклятья Длительной Боли.

Серебряный луч прошил хлипкую защиту и ударился в грудь профессору. Она заорала дурным голосом, упала и принялась в агонии биться на полу. Гарри медленно подошел к поверженному профессору, наколдовал носилки, переложил Амбридж на них.

— Что с ней?

— Жить будет, — оптимистично сообщил Гарри. — Сейчас доставлю ее к мадам Помфри…

Гарри вернулся всего через десять минут; едва он вошел в класс, повисла напряженная тишина. Гарри спокойно уселся за парту и принялся «читать» первую главу.

— Гарри, ты с ума сошел? Тебя же отчислят! Что это было? — громко прошипела Джинни.

— Вот именно, что? — философски спросил Уэйзи.

— Вам правда интересно, что за заклятье я использовал, или просто поболтать хочется? — спросил Гарри. — Если хотите, могу объяснить.

Класс немного пошумел, а потом дружно потребовал объяснений. Гарри вышел к доске.

— Заклятье Лонгус Долор относится к Темной Магии пятого уровня и вызывает длительную физическую боль, от двух до пяти часов, в зависимости от мощи. Оно не относится к запрещенным, так как, во-первых, может быть заблокировано контр-заклятьем или одним из высших щитов, во-вторых, в отличие от Круциатуса, не причиняет необратимых повреждений нервной системе, которые впоследствии усиливают любую боль, вызывают судороги и иногда могут привести к смерти. К тому же, если маг обладает сильной волей, например — может сопротивляться заклятью Империус, то он может аналогичным образом избавиться от этого проклятья.

Гарри объяснил, как насылается проклятье и научил, как его можно заблокировать. Студенты как раз хотели попросите его, чтобы он рассказал что-нибудь еще, когда сквозь дверь класса просочился призрачный феникс и голосом Дамблдора потребовал Поттера в директорский кабинет. Гарри пожал плечами, подмигнул Джинни и отправился на ковер к директору. Перед горгульей затормозил.

— Меня ждут, — сообщил ей Гарри.

Горгулья не отреагировала. Гарри вздохнул и достал палочку.

— Может, все-таки, по-хорошему? — спросил он.

Горгулья на палочку покосилась, но с места не двинулась. Тут Гарри вздохнул еще тяжелее, а потом как-то резко взмахнул рукой с зажатой в ней палочкой. Статую снесло с места; она все еще закрывал проход, но теперь пробраться было вполне реально. Гарри пролез внутрь и ступил на лестницу, которая быстро доставила его к двери в кабинет. Он постучал и, дождавшись приглашения, вошел.

— Добрый день, профессор. Вызывали?

— Да. Садись, — строго ответил Дамблдор, умело скрывая изумление — пароля-то он Поттеру не давал. — Попрошу объяснить, как профессор Амбридж оказалась в больничном крыле под действием пыточного заклятья «Лонгус Долор».

— Производственная травма, — невозмутимо объяснил Гарри. — Издержки учебного процесса. Излишняя самоуверенность при полной некомпетентности всегда ведет к неприятным последствиям.

— Поконкретней, пожалуйста.

— Хорошо. Вкратце: в учебном плане профессора Амбридж не было ни слова о применении заклятий во время учебы. Это, естественно, вызвало некоторое недоумение со стороны учеников, но профессор объяснила, что при должном знании теории не должно возникнуть никаких проблем с практикой. Я, желая помочь ей в ее нелегком труде, предложил ей помощь в разрешении этого противоречия мнений, которое может пагубно сказаться на учебном процессе.

— И как это связано с происшедшим? — немного помедлив, спросил директор. Похоже, он просто переводил речь Гарри на нормальный язык.

— Я предложил профессору Амбридж, чтобы она, опираясь на свои глубокие теоретические знания, продемонстрировала, что их вполне достаточно для успешной практики. Ведь она давно работает в министерстве, и практики у нее не было. Профессор согласилась, разумеется, при условии, что я не буду применять против нее непростительных заклятий. Результат вы видели сами, я полагаю.

Дамблдор задумчиво смотрел на Поттера, Гарри отвечал тем же. Директор, после пяти минут размышлений, попытался применить легиллименцию, но наткнулся на мощную защиту, окружавшую мысли и воспоминания Поттера. Гарри, почувствовав попытку вторжения, хищно улыбнулся и сам пошел в атаку — не осторожную и незаметную, а мощную и грубую. Блока он, конечно, не пробил, но заставил директора поморщиться от внезапного укола боли. Дамблдор оставил свои попытки, и минуту рассматривал свои сплетенные в замок пальцы.

— Хорошо, тогда поговорим откровенно… — начал он, когда понял, что Гарри разговор завязывать не будет.

— Я удивлен, что вам знакомо это слово, Дамблдор, — нагло ответил Гарри. — Неужели вы рассчитываете, что я как на духу выложу вам все, что вас интересует, директор? Предлагаю игру: вопрос-ответ. По очереди задаем друг другу вопросы и отвечаем на них честно и полно, благо оба чуем ложь и полуправду. Разумеется, вопросы должны быть конкретными. И, пожалуй, я оставлю за собой право прерваться в любой момент. Ваш ход.

— Хорошо, — Дамблдор кивнул. — Почему ты выбрал именно это заклинание?

— По нескольким причинам. Во-первых, потому что был уверен, что его она не отразит, и тем докажет свою некомпетентность. Во-вторых, потому что я не хотел, чтобы она смогла сегодня вести уроки. В-третьих, я хотел причинить ей боль. Зачем вам нужно, чтобы Центр Начальной Подготовки Авроров находился здесь?

— Так я могу вербовать себе сторонников среди молодых авроров и приглядывать за Невиллом Долгопупсом. К тому же, я хотел укрепить защиту школы. Почему ты хотел причинить профессору Амбридж боль?

— Потому что она вызывает у меня отвращение и я хотел наказать ее за ее мерзость. Сколько крестражей Темного Лорда вы обнаружили, кроме дневника Реддла?

Вот такого вопроса Дамблдор явно не ожидал. Он напряженно размышлял пару минут, что ему следует делать. Гарри достал палочку и недвусмысленно направил на директора.

— Я думаю, вам лучше медленно, очень медленно, левой рукой, двумя пальцами достать волшебную палочку и уронить ее на пол, Дамблдор, — крайне ласково посоветовал Гарри. — Я что-то нервный в последнее время и подозрительный, совсем как Грюм. И что-то мне подсказывает, что вам очень хочется сейчас плюнуть на все договоренности, связать меня и под Сывороткой Правды узнать все интересующее. Вы, директор, конечно, Великий Волшебник, но я молод и ловок; два слова я сказать успею.

Дамблдор взглянул в его зеленые глаза и как-то сразу понял, что ему следует послушаться: Поттер, видимо, довольно сильно нервничал, и сейчас не мог полностью сдержать собственную силу. Аура мощи, столь похожей на мощь самого директора, но более дикая и, пожалуй, более жесткая, вырывалась из Гарри и подавляла всякое желание сопротивляться. Он поднял правую руку вверх и левой очень медленно и аккуратно достал из правого кармана волшебную палочку. Потом отвел руку в сторону и разжал пальцы. Палочка загремела по полу.

Гарри улыбнулся, протянул руку, и палочка директора скользнула ему в ладонь — почти скользнула, зависнув воздухе на расстоянии дюйма. Гарри повертел ее над ладонью и аккуратно уложил на стол. Дамблдор изумился — Поттер прекрасно знал, что палочка подчиняется победившему, но сознательно не вступал во владение!

— Я жду ответа на мой вопрос, господин директор.

— Один. Невилл.

— Прежде чем вы зададите следующий вопрос, выслушайте мой совет. Я отвечу на ваш вопрос, каким бы он ни был, разумеется…я держу свое слово, — Гарри взмахнул палочкой, сверкнула вспышка, и все портреты оказались оглушенными. Он все же понизил голос: — Видите ли, я совершенно не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моем прошлом. Поэтому естественный вопрос «откуда ты знаешь о крестражах» приведет к…нежелательным последствиям. Вы, я думаю, пока не торопитесь на тот свет, а все эта паника и дезорганизация, которая начнется после вашей смерти, меня так раздражает…

— Понятно, — Дамблдор спокойно — внешне — кивнул. Конечно, его распирало любопытство…но дело вкупе с жизнью были дороже. — Сколько крестражей сделал Том?

— Без понятия, — Гарри ухмыльнулся и пожал плечами. — Мне только известно, что он был одержим идеей разделить душу на семь частей. И я могу предположить, что до своего исчезновения он сделал только пять. Я не знаю, где они находятся, и опять же могу только предположить, что ими стали реликвии Основателей: медальон Слизерина, Чаша Пуффендуй, Диадема Когтевран, а также дневник и кольцо, принадлежавшее его деду. Кстати, весьма любопытное колечко, вы его наверняка видели: с крупным черным камнем. Думаю, лет семьдесят назад вы бы все отдали, чтобы заполучить этот камешек.

— Воскрешающий Камень?

— Да, профессор, да! — рассмеялся Гарри. — Волдеморт, сам того не зная, сделал залогом своего бессмертия Воскрешающий Камень, эту ловушку для глупцов! То есть наполнил его название настоящим смыслом, правда, только для себя. Я нахожу в этом определенный юмор…Почему вы думаете, что школе в этом году понадобится усиленная охрана?

— Предчувствие.

— И все? Никаких фактов, даже косвенных? Плохо дело. Вы читали Библию?

— Читал, — Дамблдор удивился такому вопросу.

— Ищите и обрящете, сказано там. Намек понятен? Я этим заниматься не собираюсь, поскольку лично себя и свою семью защитить сумею при любом раскладе и от кого угодно. И помните, директор: я — союзник, пока вы не пытаетесь меня использовать, не лезете в мою жизнь и не мешаете мне и моим близким. Попытаетесь удовлетворить свое любопытство не чисто умозрительно, и получите три фронта: Волдеморт, Министерство и мой домен, в который войдут многие семьи Британии, которые пока на вашей стороне.

— Я тебя ясно понял. Позволь просто задать вопрос, можешь на него не отвечать…кто ты?

Гарри расхохотался.

— Меня зовут Гарольд Джеймс Поттер, я сын Лили и Джеймса Поттеров. Черт с тобой, Альбус, дам подсказку…если не поймешь — грош тебе цена.

Гарри выложил на стол две палочки: из остролиста и из бузины. Глаза Дамблдора расширились — он узнал их, узнал обе палочки, ведь он их уже видел: одна принадлежала Невиллу, а вторую носил он сам.

— Ясно…а как к тебе попала Бузинная?

— Так же, как и к вам, Дамблдор, — Гарри усмехнулся. — Я взял ее в бою с Темным Лордом.

— Можно еще вопрос? Ты назвал Воскрешающий Камень «ловушкой для глупцов». Почему?

— Потому что мертвым не место в подлунном мире. Воскрешающий камень с толком сможет использовать либо историк, чтобы узнать о прошлом со слов мертвых…либо тот, кто идет умирать, дабы умереть без страха, твердо зная, что встретишь своих мертвых, умереть и смертью своей спасти живых.

— А…ты знаешь, как там?

— Как ТАМ? Нет. Я вернулся…именно вернулся, а не остался, — Гарри взмахнул палочкой, и портреты пришли в себя. — Поговорим теперь о делах мирских. Я прекрасно понимаю, что Амбридж — пушечное мясо, которое вы без сожаления засунули под проклятье должности. Но студентам надо учиться…организуйте дополнительные курсы, ОК?

— Чертово проклятье, — пробормотал Дамблдор.

— Директор, а вам не приходила в голову мысль упразднить эту должность? — вкрадчиво спросил Гарри. — По-моему, это стоит сделать, полностью отменить такой предмет, как ЗоТИ.

— Это невозможно.

— Возможно, ведь одновременно вы введете новый предмет — скажем, Искусство Выживания в Экстремальных Ситуациях. ИВвЭК, тоже неплохо звучит. Если я что-нибудь смыслю в проклятьях и Темной Магии вообще, это должно решить проблему.

Последние слова он говорил уже с лестницы, что было грубейшим нарушением этикета; но Гарри на этикет сейчас было плевать, а Дамблдора, всерьез и надолго выбитого из колеи этим разговором, сейчас даже явление Волдеморта с чистосердечным вряд ли бы отвлекло от размышлений.

* * *

Амбридж вышла из больничного крыла на следующий день, злющая, как месяц не кормленная Нагайна. Впрочем, злиться на Поттера она могла сколько угодно: Гарри действовал с ее разрешения и даже одобрения, что не преминули бы подтвердить присутствовавшие при этом студенты. А теперь, мало того, что она пять часов испытывала жгучую боль во всем теле, так еще над ней смеялась вся школа! И, что особенно ее бесило, совершенно не на ком было сорвать злость — на уроках все ученики вели себя примерно. Она была уверена, что за этим стоит этот чертов Поттер. Разумеется, она написала обо всем Фаджу; министр ответил очень оперативно и кратко, но легче от этого не стало: «Дура». Теперь у нее появилась еще одна цель, помимо основной задачи — шпионить за Дамблдором — Амбридж решила во что бы то ни стало отомстить Поттеру.

Но пока ничего не выходило — на уроках Поттеры (все трое) являли собой образец сдержанности и вежливости, все нападки они игнорировали. Она снимала с Гриффиндора и Когтеврана кучи баллов, ставила за домашние работы «Отвратительно», не читая их…в итоге на очередном педсовете ей напомнили, что должность-то проклята, и никто особо не удивиться, даже Фадж, если с ней случиться что-то плохое. Словом, намекнули: Поттеров трогать — жить не хотеть.

А в конце второй недели Дамблдор объявил, что в школе, по многочисленным просьбам студентов, будет открыт Клуб по Защите, в котором студенты будут изучать ЗоТИ «сверх программы». В клуб сразу же записались все…Амбридж на три дня легла в Больничное Крыло с «нервным расстройством»: Поппи всерьез опасалась, что замминистра кого-нибудь покусает…

* * *

Гарри стал всеобщим героем и спасителем, особенно для пятых и седьмых курсов. Все-таки им предстояло сдавать серьезные экзамены, да не Амбридж, которая ограничиться собственной теорией, а комиссии! А легкость, с которой Поттер решил общие проблемы, изящество, его действий, и блеск результата привели в восхищение даже Снейпа.

— Вот ведь, напакостил на свою голову, — ворчал Гарри по вечерам. — Теперь мне все проходу не дают. И зачем выпендривался, спрашивается?

— Ну, зато нам теперь нормально преподают Защиту, — утешала Джинни.

— Все, теперь я официально становлюсь мизантропом, — Гарри был настроен очень решительно. — Говорили мне, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, а я, дурак, не верил…

— Хватит ворчать, — нахмурилась Джинни. — Ну что ты, в самом деле? Через пару недель все забудут.

— Ну ладно, перестану, но только при одном условии: когда меня опять потянет на добрые дела, ты меня остановишь, ладно? — улыбнулся Гарри.

— Ладно, — Джинни закатила глаза. — Какой ты иногда бываешь занудный…

Гарри виновато уткнулся ей в плечо. В последнее время он постоянно испытывал легкое чувство вины перед Джинни, ведь он продолжал ее обманывать. Удивительно, но раньше его не было — появилось только после того разговора в кабинете директора. Гарри вздохнул и решительно отстранился.

— Джин, я не знаю, почему не сделал этого раньше, — Гарри вздохнул, но все же нашел в себе силы продолжить. — Видишь ли, все это время…я обманывал тебя и всех остальных.

— Что ты хочешь сказать? — Джинни сразу насторожилась, печальный опыт с дневником Реддла до сих пор не изгладился.

— Я…не тот, кто ты думаешь, — Гарри смотрел в пол. — Ты, да и все остальные, заметили, что Гарри Поттер изменился с начала лета…стал другим. Но я объяснял это тем, что просто наконец повзрослел, и всех это устраивало. Но я больше не могу врать тебе, просто не могу. Я не Гарри Поттер, с которым ты была помолвлена, но, тем не менее, я — Гарри Поттер.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Трудно объяснить, — Гарри вскочил и принялся расхаживать по комнате. — Придется, наверное, начать с теории. Послушай: есть множество миров, вернее — различных версий реальности. Некоторые из этих версий отличаются какой-нибудь мелочью, вроде цвета волос, некоторые — очень сильно, некоторые — немного. Есть два мира: в каждом из них есть Поттеры и Уизли, Малфои и Долгопупсы, Дамблдор и Волдеморт. И все они, в общем, похожи…чуть различаются характером, скажем. И вот в одном из миров в Хэллоуин восемьдесят первого Волдеморт приходит в дом к Долгопупсам, а в другом — к Поттерам. И в одном из миров Невилл носит шрам, а в другом — Гарри. А, при этом миры еще имеют люфт во времени, лет на пять. Но история в них идет примерно одинаково, за исключением незначительных деталей…для истории, и огромной разницы — для конкретных людей.

Гарри продолжал ходить, а голос его, в начале неуверенный, набирал силу.

— Я из другого мира, я — Гарри Поттер, «мальчик, который выжил», моя жизнь была игрушкой в руках Дамблдора, потому что у меня не было даже бабушки, как у Невилла — здесь. Меня воспитывали маглы, и до одиннадцати я понятия не имел о магии или о том, как умерли мои родители. Философский камень, потом — Тайная Комната, потом из Азкабана сбежал Сириус, и в Хогвартс прислали дементоров, чтобы его ловить; потом был Турнир Трех Волшебников и я — малолетний Чемпион! Я выиграл…как и должен был по плану Волдеморта, в конце меня перенесло к нему, он взял мою кровь, чтобы возродиться. Мне не поверили, никто, кроме Дамблдора. На пятом году ЗоТИ у нас вела Амбридж…у меня на руке остались превосходные шрамы, которые я вечер за вечером вырезал Режущим Пером у нее на отработках. «Я не должен лгать», круче всякой Черной Метки. Люди гибли…из-за меня, за меня, погиб Сириус, умер Дамблдор, потом — Грюм. Потом, в последней битве…умер Фред, оба Криви, Ремус и Дора Люпины, десятки людей! Я опять выжил…в отличие от Волдеморта.

— И…что?

— Все должно было быть прекрасно: мы с тобой любили друг друга, война закончилась, с потерями, но закончилась! Не тут-то было. Кошмары, еженощные кошмары, впрочем, они появлялись, когда бы я ни спал. Я стал злым и раздражительным, друзья отвернулись. К чести твоей, ты терпела меня почти год. А потом, потом я обнаружил, что алкоголь заглушает кошмары. Плохой выход, но зелья вызывали страшную зависимость и привыкание, а спать по пару часов в несколько суток…сама понимаешь. Умирать я все еще не хотел, из чистого упрямства. Я договорился с собой: напиваться только три дня в неделю. Волшебный мир меня достал, в нем не осталось никого, кого бы я любил, кроме тебя, но я не хотел отравлять тебе жизнь. Я ушел…четыре года я жил, сам не зная зачем. Попутно разобрался в политике, экономике, юриспруденции, стал настоящим экспертом в Темных Искусствах и Защите от них. Благо после смерти Волдеморта я смог наконец раскрыть свой потенциал. Я, самый сильный волшебник Британии, жил в добровольном забвении. Но однажды в мой сон пришла Геката, и она предложила мне: умереть, попробовать найти бессмертие и почти наверняка умереть, или поменяться местами со здешним Гарри. Ну, я думаю, он освоился в моем мире: чертовски богат и знаменит, и не скован никакими обязательствами или привязанностями. А я…черт, я, по сути, занял его место…любопытно, мне двадцать два там, здесь — восемнадцать. И я счастлив: во-первых, никаких кошмаров. Во-вторых, никакой судьбы. В-третьих, у меня живые родители и сестра. В-четвертых, ты. Нет, я не прав — ты, это главное.

Гарри замолчал и остановился, прижавшись лбом к холодному стеклу окна.

— Наверное, ты сейчас испытываешь злость…я обманывал тебя. Впрочем, и всех остальных тоже, но это не оправдание, верно? Вот я и вспомнил урок, который впечатала мне в руку Амбридж: я не должен лгать. Но знаешь, я…я испугался, побоялся сразу рассказать всем правду. Я ведь не был уверен, что здесь люди — те же, что и в моем мире; а родителей и сестру я вообще не знал! Я решил приглядеться…а потом уже более или менее освоился и неплохо справлялся со своей ролью. Помнишь свой день рождения, и мою награду?

— Поцелуй, — тихо сказала Джинни. — Тогда он показался мне лучшим в моей жизни.

— Просто у меня был опыт. Я знал, какой поцелуй тебе понравится больше всех. Я знал, как ты целуешься и как мне следует целовать тебя. Я знал, что ты обожаешь летать — не просто умеешь, а именно обожаешь, что для тебя каждый полет значит то же, что всегда значил для меня: освобождение.

— Помнишь, о чем мы говорили в поезде?

— Про Невилла? Что ему придется пожертвовать собой?

— Да.

— Не придется. Просто такой выход — идеален. Главное — ему придется умереть, потому что, пока он жив, Волдеморт бессмертен. Но у него есть шанс…мизерный, надо сказать…если Волдеморт использует для своего возрождения его кровь, а потом сам убьет его. Причем в определенный момент. Тогда Долгопупс сможет выжить…если захочет. Ты же знаешь, наверное, когда умираешь, есть варианты: ты либо идешь дальше, либо остаешься в виде призрака. У меня был третий: вернуться. Я вернулся…и я подозреваю, что платой за это стали кошмары.

Гарри все еще прижимался лбом к стеклу — он просто не решался повернуться и увидеть реакцию Джинни. А она меж тем выбралась из дивана, подошла и положила руку ему на плечо. Гарри осторожно обернулся.

— Спасибо, Гарри, — тихо шепнула она. — Я…рада, что ты здесь.

— И тебя не волнует моя история?

— Волнует, конечно, — Джинни усмехнулась. Потом придвинулась ближе и нежно добавила: — Но она не мешает мне тебя любить.

Она поцеловала его, требовательно и успокаивающе одновременно; Гарри в очередной раз подумал, что их с Джинни поцелуи — самый надежный шифр: сказать друг другу они могут что угодно, но никто ничего не заподозрит.

— Мне стало легче, действительно, — Гарри успокоился и утянул Джинни на диванчик.

— В чем такая уж тайна? В твоей истории нет ничего плохого.

— Нда? — он с сомнением покачал головой. — А если бы такую историю рассказали мне, я бы сдал рассказчика в Святой Мунго. Вот почему ты мне поверила, не требуя доказательств?

— Наверное, потому что люблю тебя, — Джинни подмигнула, а потом нахмурилась. — Слушай, а действительно странно. Бред сумасшедшего.

— Вот-вот, — Гарри усмехнулся. — А имеющиеся у меня доказательства — это мои собственные воспоминания, да кое-какие вещи, что я принес с собой.

— Вещи? — в Джинни проснулось живое любопытство.

— Мантия-невидимка, теперь их тут две.

— Мантий-невидимок довольно много…

— Сказку о трех братьях помнишь? — ровно спросил Гарри.

— Конечно, — удивленно ответила она.

— Так вот эта ТА САМАЯ мантия невидимка, — Гарри вытащил ее из-за пазухи. — Всегда ношу ее с собой, привычка. Никогда не выцветает, не рвется, не поддается никаким чарам вроде манящих, действует безотказно и вполне способна спрятать двух взрослых.

Джинни взяла серебристую ткань и внимательно осмотрела, потом накинула на плечи и подошла к зеркалу.

— Действительно безотказно, — удивилась она. — Обычно все-таки есть такое мерцание…

— Ну да, это — второй экземпляр самого полезного из Даров Смерти. Конечно, легенда о том, что эти вещи — Воскрешающий Камень, Мантия-Невидимка, Бузинная Палочка — даны людям самой смертью, скорее всего — только легенда. Однако свойства этих предметов описаны вполне точно.

— Дары Смерти? Откуда такое название?

— Не знаю, — Гарри пожал плечами. — Вообще-то, существует распространенное заблуждение, что если собрать все три Дара, то можно победить смерть.

— Почему заблуждение?

— Да это очевидно, — Гарри усмехнулся. — Из всех даров по-настоящему полезна только мантия. Дальше идет этот, — он выложил на стол Бузинную Палочку.

— Это…самая мощная в мире палочка? — благоговейно прошептала Джинни. Она протянула к ней руку: — Можно?

— Конечно, — Гарри кивнул. — Да, это Бузинная Палочка, Жезл Судьбы, Палочка Смерти. В веках тянется кровавый след этой палочки. Последними ее хозяевами — в этом мире — были мастер волшебных палочек Грегорович, Геллерт Гриндевальд, Альбус Дамблдор. Сейчас ее хозяин я, хотя палочка по-прежнему у Дамблдора.

— Не поняла, — Джинни нахмурилась.

— Очень просто, ты же наверняка слышала от Олливандера, что «палочка выбирает волшебника»?

— Да.

— А вот о чем все забывают: если волшебник победит другого и заберет у него палочку, то трофей будет служить ему даже лучше, чем прошлому хозяину. Ну, кроме сильно особенных палочек…некоторые, например, так связаны с хозяином, что его врага просто убьют. Я победил Дамблдора, но палочку отбирать не стал. Она ему еще понадобится…

Они помолчали. Гарри просто смотрел в огонь, весело пляшущий в камине, и наслаждался моментом: таким уютным, домашним и простым, несмотря на всю сложность положения и трудность сделанного признания. А Джинни размышляла о том, что этому миру здорово повезло: вместо Гарри Поттера, хорошего человека и сильного волшебника, он получил Гарри Поттера, Великого Волшебника, умного, коварного, жесткого, но при этом — доброго, понятного, уютного.

— А…Волдеморт? Ты будешь сражаться с ним, если он появится?

— Не знаю, Джинни, — Гарри действительно не знал. — Понимаешь, я знаю, что он — практически воплощение понятия «зло». Но еще я знаю, что когда-то он был обычным ребенком, который никогда не видел любви, выросшим в очень жестоком мире.

— Это не оправдание всем его зверствам.

— Нет, конечно, — Гарри вздохнул. — Понимаешь, он изучал Темные Искусства, почти ничего о них не зная. Он хотел быть бессмертным и искал способы достичь бессмертия — все Великие Маги проходят через это. И он нашел способ добиться бессмертия…способ ужасный, ни один разумный волшебник, понимающий в магии, не пойдет на то, на что пошел он. Ты ведь слышала о крестражах?

— Кажется, да…но не помню в точности.

— Кусок собственной души заключается в предмет, если мага убьют, то этот кусок — крестраж — удержит душу в мире, и, с помощью специфического ритуала, можно возродиться. Но Том Реддл не имел понятия, чем заканчиваются такие игры с душой…во что превратиться человек, добровольно разорвавший свою душу. И это — последствия всяческих запретов на «Темные Искусства». А сейчас таких запретов еще больше, чем раньше, между тем кусочки опасного знания все еще есть. Причем это — только инструкции, никаких объяснений. То есть, если любой образованный волшебник из чистокровной семьи, придерживающейся традиций, ЗНАЕТ, ПОЧЕМУ нельзя пользоваться некоторыми разновидностями магии наряду с тем, что он знает, как их выполнить…то все остальные просто имеют ЗАПРЕТЫ, без объяснений. Как Том Реддл, не имеющий понятия, ЧТО есть крестраж. Все, что он мог прочитать и найти: «Крестраж — это залог бессмертия, для этого надо убить человека и проделать такие-то действия».

— А то, что для этого нужно убить человека, недостаточно плохо? — возмутилась Джинни.

— Нет, — Гарри покачал головой. — Это нормально. В конце концов, можно ведь найти умирающего от неизлечимой болезни, и убить его. Словом, ничего настолько уж страшного. А предложение заманчивое, верно? А то, что после этого ты уже не будешь человеком, этого он не знал. Поэтому мне его жаль…

— А…разве можно ему как-то помочь?

— Сейчас? Мизерные шансы…и, в любом случае, он умрет. Для того, чтобы сделать свою душу целой, нужно раскаяться…а он уже настолько не-человек, что это почти невозможно.

— А почему он умрет?

— А ты в курсе, сколько он натворил? — хмыкнул Гарри. — Мука раскаяния убивает.

— То есть ты не будешь с сражаться с Ним?

— Я этого не говорил, — Гарри хищно ухмыльнулся. — Я не буду сражать против Волдеморта или за Дамблдора, или за Министерство. Если у Тома хватит ума не лезть к нам, не пускаться в максимализм вроде «кто не с нами — тот против нас», если он не будет слишком уж зарываться, то я останусь в стороне.

— А то, что он будет убивать людей, тебя не волнует? — Джинни отодвинулась от Гарри и хмуро посмотрела.

— Волнует, — Гарри был серьезен. — Так же как и то, что в данный момент, при нынешнем режиме, магия деградирует, а волшебники, по сути, вымирают. Посмотри — мы уже почти не отличаемся от маглов…даже празднуем те же праздники. Это надо изменить в любом случае.

— И ты готов спокойно смотреть, как люди будут умирать? — воскликнула Джинни. — Я не могу в это поверить!

— Нет, конечно, — Гарри вздохнул и покачал головой. — Ты ведь еще так молода…послушай, я дам Дамблдору информацию, как уничтожить Волдеморта окончательно. Но он ей воспользоваться вряд ли сможет, и Волдеморт возродится, этого не избежать. А если он возродится, люди все равно будут гибнуть, неважно, буду я сражаться, или нет.

— Но ты сможешь сделать так, чтобы погибло меньше людей!

— Смогу, — он равнодушно пожал плечами. — Но не буду. Просто потому, что их будет не так много. Если бы речь шла о миллионах…я не хочу своим вмешательством спасти сотню незнакомцев и потерять даже одного-единственного близкого. Я не готов потерять ни тебя, ни маму с папой, ни Марго…понимаешь? НЕ МОГУ. Давай закончим этот бессмысленный спор на этом, пока мы не разругались окончательно.

— Я не могу поверить, что тебе настолько безразличны судьбы людей, — тихо сказала Джинни.

— Мне они не безразличны, — Гарри устало вздохнул и потер виски. — Просто я не хочу быть героем, неблагодарная работа. Если он придет ко мне в дом, я убью его. Я даже готов вступить в Орден Феникса, но только при условии, что ты, Поттеры, Уизли, Блеки, Люпин — все будут в БЕЗОПАСНОСТИ, настоящей безопасности, надежно скрытые в неприступной крепости, защищенной всеми мыслимыми мерами защиты. Хотя лучше всего было бы просто жить с вами, чтобы знать, что вы — в безопасности. Я не хочу воевать. Сражаться — пожалуйста, но не воевать.

Он поднялся и отправился в спальню. Этот разговор оказался даже сложнее, чем он мог ожидать: не было обвинений или упреков во лжи, зато были тяжелые вопросы о его отношении к Волдеморту. И Гарри показалось, что Джинни была несколько разочарована его нежеланием вступить в схватку со злом. Она ничего не понимала, не знала в точности, что он пережил…для нее «мальчик, который выжил» всегда был и останется героем, а Гарри героем быть отказывался. Это злило, а мысль о том, что их отношения могут испортиться от такой глупости…она бесила и причиняла почти физическую боль.

Джинни сидела на диване перед камином и думала о разговоре с мужем. Она ничуть не рассердилась и не расстроилась, когда он признался в том, кто он и откуда — наоборот, обрадовалась. Ей этот факт, что ни говори, здорово льстил, несмотря на то, что никто не знал о нем. Но это отношение Гарри к Волдеморту, его нежелание исполнить свой долг, его…эгоизм! Она не могла понять, почему, почему Гарри отказывается остановить это чудовище, Тома, хотя он разрушил его жизнь, как жизни многих. И особенное ее огорчало его равнодушие к чужим жизням.

Гарри лежал уже больше часа, но сон не шел. Он поднялся и вышел в гостиную. Джинни по-прежнему сидела на диване перед огнем, но на его появление никак не отреагировала. Гарри подошел и уселся рядом…а Джинни отодвинулась подальше. Сердце Поттера наполнила горечь, настолько знакомая, что хотелось завыть, разодрать грудь и выбросить наружу эту проклятую мышцу. Но он все же справился с собой, хотя боль никуда не ушла.

— Хочешь узнать главную причину, по которой я не хочу воевать? — глухо спросил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я не хочу становиться его преемником. Я, как уже говорил тебе, изучал Темные Искусства и достиг в них вершин мастерства, так же, как и в Светлой Магии. И с тех пор я все время балансирую на грани…каждое грубое слово в мой адрес, каждый косой взгляд, любая мелочь, например, недостаточно расторопный официант, все это рождает во мне желание поднять палочку, и…выбор огромен, хотя самым притягательным вариантом всегда является «Авада Кедавра». Я побеждаю себя, чаще всего…но не всегда. Несколько раз я срывался, правда, не по таким мелким поводам. Я убил семь человек, Джинни…трех пожирателей, которые сумели отвертеться от Азкабана, двух каких-то хамов, которых я видел впервые в жизни, и двух авроров, только-только выпущенных в патруль, они пытались взять у меня автограф и были чересчур настойчивы. А в бою…в бою так просто сорваться и начать убивать каждого соперника, без разбора — мужчину, женщину, ребенка, ведь Волдеморту служат и дети…знаешь, когда вот так срываешься в первый раз, приходишь в ужас…потом ужаса становится все меньше. Я не хочу становиться чудовищем, не желаю отказываться от собственной человечности. Я могу драться, могу, когда мой бой действительно спасет людей и не подвергнет моих опасности. Но если я потеряю кого-то, кого люблю…о, я отомщу, отомщу всем, всему миру, и умру навсегда вместе с ним.

Гарри говорил очень медленно, с трудом подбирая слова, в горло словно песка насыпали, взгляд был тускл и безжизнен, руки судорожно сжаты. Он договорил с огромным трудом, судорожно вздохнул и вдруг взорвался безумным криком, несшим в себе все накопленное за годы отчаяние, всю пережитую боль, все свои страхи, которых у него было не мало. Это был крик заключенного, который много лет рыл подкоп из своей камеры, только что выбрался наружу, глотнул свежий воздух свободы, и увидел окруживших его тюремщиков, которые пришли, чтобы снова бросить его в бездну отчаянья и мрака.

Джинни слушала Гарри, но слов почти не слышала — так поразил ее этот глухой голос и мертвый взгляд. И даже это признание — в том, что он убивал невинных в общем-то людей — не перевешивало его отчаяния. Джинни уже собралась было обнять мужа и извиниться за свое поведение, когда Гарри закричал. Он кричал долго и страшно, она никогда не слышала, чтобы люди кричали так. Но самым страшным был даже не этот нечеловеческий вопль, а реакция комнаты на него: пламя в камине взвилось и загудело, камни камина раскалились добела; стекло окна задрожало и со звоном вылетело наружу тысячей осколков; со стен падали картины, а кое-где их камни покрывались сетью мелких трещин; ну а мебель просто взбесилась и разлеталась на части. Наконец крик затих, и обессиленный Гарри рухнул вперед, ударившись головой о каминную решетку.

Джинни смогла пошевелится, только когда заметила текущую изо рта и носа Гарри кровь. Он подскочила к нему и оттащила от камина, который теперь горел, как положено. К счастью, Гарри дышал, хрипло и слабо, но, пока он лежал лицом вниз, кровь не попадала в легкие. Джинни понимала, что нужно бежать за помощью, но не могла заставить себя отойти от мужа. Но этого и не потребовалось: помощь пришла сама. В камине вспыхнуло зеленое пламя, и из него выскочил растрепанный Дамблдор. Он мигом оценил и состояние Гарри, и разгром комнаты.

— Что случилось, мисс, простите, миссис Поттер? Мои приборы с ума сошли, такой здесь был выброс магической энергии, как будто здесь человек десять с умом в жертву принесли…только вот энергия была нейтральной, а не Темной…

— Мы разговаривали, и я, наверное, повела себя как дура, Гарри очень расстроился, а потом он вдруг так страшно закричал, и пламя вспыхнуло, и все остальное…а потом он рухнул на пол, и у него из горла и носа кровь пошла…

— Хорошо, что здесь заглушающие чары стоят, — хмыкнул директор. — А то бы весь замок сбежался, потому что кричать так, чтобы горлом кровь пошла…а у других — из ушей…

Джинни сначала не поняла, о чем он говорит, а потом сообразила и коснулась уха. На пальцах осталась кровь, уже подсыхающая. Дамблдор в это время осматривал Гарри: кровь уже не шла, но вид у юноши был просто потрясающий — краше в гроб кладут. Напоследок он раскрыл ему веки и вздрогнул: глаза были ярко-красного цвета, но старый маг довольно быстро понял, что это просто лопнули сосуды, точно так же, как в гортани.

— Что с ним, профессор? — тихо спросила Джинни.

— Серьезных повреждений нет, все это можно вылечить за десять минут. Но Поппи, я думаю, будет настаивать на том, чтобы продержать его в больнице пару недель.

— Ну, это обычная история, — облегченно улыбнулась Джинни. — Она с обычным переломом сутки держит.

Дамблдор попытался было поднять Гарри, чтобы отнести в Больничное Крыло, но, стоило ему наклониться, как одна рука схватилась за его бороду, а вторая сунула палочку под горло.

— Проваливай, Альбус, — прохрипел Гарри. — Я могу с тобой сотрудничать, но я тебя по-прежнему ненавижу, даже учитывая, что тот ты мертв. Ты везде одинаков, старик. У тебя есть свой Золотой Мальчик, им и манипулируй.

Гарри отпустил бороду и прохрипел «вон». Однако, как бы ни был слаб его голос, как бы плохо ему не было, палочка в руке лежала твердо и уверенно, как влитая.

— Я всего лишь хотел тебе помочь, Гарри, — сказал Дамблдор, отходя к камину.

— Еще раз назовешь меня «Гарри», проверю тебя на устойчивость к «Авада Кедавра», — злобно прохрипел лежащий на полу волшебник. — Лорд Поттер, и не иначе.

Дамблдор скрылся в камине, а Гарри с трудом попытался подняться. Джинни метнулась к нему.

— Не надо, — Гарри оттолкнул ее руку. — Не хочу тебя обидеть, но мне…не требуется…чья-то помощь.

Говоря это, Гарри поднимался — тяжело, с огромным трудом, но поднимался. Последние два слова он выговорил, уже стоя на ногах. Бледный, окровавленный, он дошагал до чудом уцелевшего дивана и опустился на него. Потом позвал одного из домовиков Поттеров и приказал ему принести несколько зелий из его комнаты. Домовик вернулся через десять секунд и принялся жалобно причитать.

— Родителям ни слова, — приказал Гарри. — Свободен.

Домовик исчез, а Гарри открыл обе принесенные бутылки: из первой сделал три глотка, из второй — пять. Потом закрыл их, аккуратно поставил на пол рядом с диваном, закрыл глаза и откинулся на спинку. Джинни тихонько присела рядом, не решаясь даже заговорить, а уж тем более прикоснуться. Через пару минут Гарри открыл глаза, краснота уже сходила, и посмотрел на жену. Заметил кровь на мочках ушей, достал палочку и прошептал несколько заклятий.

— Здорово я тебя напугал, правда? — спросил он нормальным, не хриплым голосом. Потом протянул ей руки.

Джинни только этого и ждала — она бросилась в объятья к мужу и разрыдалась — от облегчения. Такое с ней случалось весьма и весьма редко, ни обида, ни страх, ни боль не могли заставить ее заплакать. Гарри нежно прижал ее к плечу и шептал какие-то успокоительные слова; Джинни, в свою очередь, тоже что-то всхлипывала. Все это было невнятно, сумбурно и тихо, и, тем не менее, друг друга они понимали прекрасно.

* * *

Потом жизнь вновь потекла своим чередом: уроки, домашние задания, вскоре к ним прибавились тренировки по квиддичу, которые Гарри и вскоре просто возненавидел — ведь они отнимали минимум четыре вечера, которые он мог бы провести рядом с Джинни (две тренировки у Когтеврана и две — у Гриффиндора).

А вообще Гарри наслаждался жизнью. Раньше дни текли мимо него, не оставляя в памяти особенных следов; теперь он научился проживать каждый день сполна, запоминая его и храня, несмотря на то, что день был почти неотличим от прошедших и будущих. Гарри запоминал именно эти, чуть различные отличия — немного измененное настроение, внеплановые посещения гостиных (Поттеры то и дело наведывались в гости к когтеврану и гриффиндору, вдвоем, разумеется), погоду, выражение лиц и произнесенные слова. Он хотел, чтобы в памяти хранилось как можно больше счастливых дней, и у него это получалось. Особую пикантность наслаждению Гарри придавало почти перманентное отсутствие в школе Дамблдора. Видимо, директор искал крестражи… «вот и пусть ищет» — думал Гарри, «а с меня достаточно».

Что касается уроков, то они не отличались особым разнообразием — все это Гарри когда-то уже проходил; к Снейпу Гарри ходил только на контрольные, чтобы получить допуск к ЖАБА; некоторую сложность представляла только нумерология. Амбридж вела себя подозрительно тихо, впрочем, пару раз прочитав ее мысли, Гарри успокоился — ничего конкретного она пока не замышляла.

Зато «семинары», которые, по сути, являлись обычными уроками начинающих авроров, представляли для Гарри (и еще пары ненормальных когтевранцев) огромный интерес. На аврорские «ЗоТИ» ходили все, и, как следствие, ничего интересного там не было. А вот на чарах, трансфигурации и зельях (их вели МакГонагалл, Флитвик и Снейп — раз в месяц у каждого) было жутко интересно: рассказывали про новейшие открытия в этих областях. Еще Снейп, являясь признанным мастером дуэлей, вел их. Гарри был единственным, кто мог сражаться с ним на равных (конечно, Гарри мог сражаться и с тремя Снейпами одновременно, но к чему светиться?), что вызывало серьезное уважение со стороны взрослых авроров.

В середине октября авроры носились по замку ошалелые — им обещали устроить завтра лекцию «Великого», то бишь — Грозного Глаза Грюма. У Гарри в связи с этим родилась забавная идея. Он послал Буклю близнецам Уизли, и уже к вечеру она принесла Карту Мародеров. Грюма Гарри засек мгновенно…

Дрожащие от возбуждения молодые авроры сидели в большой двухъярусной аудитории, дожидаясь явления Великого в полной тишине. Вскоре самые внимательные уловили приближающийся стук деревяшки; дверь распахнулась, и их взорам предстало испещренное шрамами лицо, обрубленный нос, волшебный глаз и деревянная нога ветерана. Он подошел к кафедре и обвел взглядом трепещущих молокососов.

— Меня полгода уговаривали прочитать эту лекцию, поэтому советую слушать и запоминать хорошенько. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!

Все вздрогнули от раскатов его голоса. Грюм выхватил палочку и заклятьем оглушил придурка, который посмел усмехнуться.

— Вот это что — бдительность? — заорал он. — Вы что, палочки будете доставать, только когда вас убивать начнут? Запомните раз и навсегда: ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! «Постоянная» — значит, вы должны соблюдать ее всегда, в любой ситуации! Когда сидите на уроке, когда едите, когда заходите в бар или трахаете подружку! Аврор всегда должен быть готов к нападению, или вскоре он будет мертвым аврором. «Бдительность» означает, что вы должны быть готовы к нападению в любой момент, с любой стороны. Должны заглядывать в глаза каждому — они могут быть под действием заклятья Империус; должны проверять, что вы едите или пьете, потому что у опытного аврора ОЧЕНЬ много врагов. Так, а теперь каждый должен вырвать себе глаз, с этого года волшебные глаза становятся униформой. Ну, чего вы ждете? У меня тут, в портфеле, глаза всех цветов и размеров, всем хватит.

Слушатели натурально охерели, по-другому и не скажешь. Кто-то посчитал это шуткой, другие подумывали как-нибудь отвертеться или бросить эту работу, кое-кто робко потянулся к глазам. Неизвестно, чем бы это все закончилось, но дверь в этот момент распахнулась, и в комнату влетел Дамблдор, а за ним на волшебных носилках следовал Грозный Глаз Грюм, без своей деревяшки и волшебного глаза, бешено ругающийся.

— ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! — заорал Грюм, который был в полном комплекте, так сказать, и выхватил палочку. Уже было поднявший палочку Дамблдор помедлил.

— У меня что, раздвоение личности началось? — пробормотал он, ошалело глядя на себя.

— Ну, что замерли? — заорал Гарри (а Грюмом в полном комплекте, был, конечно, он). — Атакуйте уже! Видите: два Грюма и Дамблдор, сразу же ясно, что тут подстава! Что уселись, бараны! В таких случаях аврор должен сразу атаковать обоих подозреваемых, а разбираться потом!

— Что замерли? — заорал настоящий Грюм. — Делайте, как говорят, или я вас сам сейчас на части порву!

Дамблдор ошалело почесал в затылке и пробормотал нечто вроде «сами разбирайтесь». И ушел. А оба Грюма начали что-то синхронно орать про «ПОСТОЯННУЮ БДИТЕЛЬНОСТЬ». Вдвоем у них, надо признать, получалось гораздо громче.

Пару часов спустя Гарри и Грюм, жутко довольные удачной лекцией, зашли в кабинет Дамблдора. Тот посмотрел на них, почти одинаковых, и поднял брови.

— И кто есть кто? — спросил он.

— Узнаешь через пять минут, — хмыкнул, покосившись на часы, Гарри. Он отдал Грюму глаз и ногу, потом развалился в одном из кресел и достал из-за пазухи припасенную фляжку с виски. Грюм «оделся», хмыкнул, и достал такую же.

Через пять минут Гарри превратился в самого себя и отсалютовал Грюму фляжкой. Тот уважительно кивнул и отпил из собственной.

— Хорошая лекция получилась, Поттер, — похвалил Грюм. — Показательная. Только тебе-то это зачем?

— Посмеяться захотелось, мистер Грюм, — ухмыльнулся Гарри. — Мне давно их напугать хотелось.

— А чего ты им такого сказал? — поднял брови аврор.

— Объявил, что с этого года, в целях «постоянной бдительности» и уменьшения смертности среди авроров, волшебные глаза становятся униформой, а потом приказал им вырвать себе глаз. Вы очень не вовремя появились, еще бы чуть-чуть…

Поттер подождал, пока Грюм досмеется, потом отсалютовал ему и убрался восвояси.