Когда мы встретимся вновь (гет)

Нижнюю губу саднило, но это почти не занимало Катиного внимания, ибо Александр небрежно смахнув с большого стола для совещаний пару папок, настойчиво прижимал Катю к его краю. Катины ощущения подсказывали почти не функционирующему мозгу, что стол — твёрдый, что бедро она уже ушибла. Кроме того, затухающий разум робко намекал, что дверь только притворена, но не закрыта, что всё это неприлично, и неуместно, и... Но поздно, поздно. Катя отчего-то всхлипнула и поудобнее обняла мужчину за плечи. Александр пытался справиться с полами блузки, которая каким-то чудом продолжала оставаться на Катиных плечах, губами провёл по тонкой ключице и отстранился. Катя протестующее застонала, подалась вслед за ним. Воропаев покачал головой, одной рукой придерживая Катю на месте, а второй потянувшись к пиджаку.

— Отключу и продолжим. Не вздумай двигаться!

Слова Александра прозвучали как приказ, Катя вздохнула и двигаться не стала.

Пиджак небрежно свисал с монитора, и, торопясь, Александр чуть не перевернул его в попытке вслепую нащупать не унимавшийся телефон. Попытка не удалась, пиджак слетел на пол, а Воропаев, поминая дьявола, убрал руку с Катиного живота и наклонился. Это было забавно и Катя, возбуждение которой немного схлынуло, пристроилась на краешек стола и тихонько засмеялась. Александр, присев на корточки, ответил ей сердитым взглядом.

За спиной раздалось приветствие, и Катя, одной рукой испуганно проверяя, застёгнута ли блузка, а второй нервно одёргивая вполне нормально сидевшую юбку, обернулась. В распахнутых дверях, ведущих в общую приёмную, стояла Виноградова.

— Катя, тут к тебе... Она говорит, что у тебя не отвечает телефон... — не заканчивая фраз и не вполне осознавая, что за картинку она видит в кабинете подруги, бодро проговорила Юлиана.

Однако оглядев Катю повнимательнее, мельком взглянув на выпрямившегося и теперь не спеша надевавшего пиджак Воропаева, Юлиана покачала головой, шепнула: «Пять минут» и отступила из кабинета, закрыв за собой дверь.

Катя сползла со стола на пол. И тут же чуть не упала — ноги отказывались её слушаться. Неловкими пальцами она всё поправляла и поправляла одежду и старалась не глядеть на Александра. А Александр, взяв Катю за плечи, развернул её к себе лицом. Катя вывернулась и отпрыгнула от него на два шага.

— Перестань! — голос её сорвался. — Зачем ты... Как я могла? Ты...

Катя чувствовала, что срывается в так несвойственную ей истерику. Или что-то похожее было уже, в прошлой жизни, жизни с Андреем? Это было неправильно и неприятно ей самой, но поделать Катя ничего не могла. Да, в дурацком положении, в котором она оказалась, тоже виновата была сама. Хотя Александр тоже. Но она больше. Бе-зус-лов-но. Не-сом-нен-но.

— Так не может больше продолжаться.

— Отчего же? Совершенно не вижу препятствий для продолжения. Помнится, вас, любезная Катерина Валерьевна, вчера ничего не смущало.

Катя нахмурилась и отвернулась.

— И позавчера...

Катя покраснела, вспомнив, что было позавчера.

-...И три недели назад.

— Прекрати!

— Командный голос на мне тренировать — совершенно бессмысленное занятие.

Катя ничего ему не ответила, просто пялилась в пространство, потому что перед глазами опять возникла недавняя сцена. И это он виноват! Нет, она. Она проявила дурацкую инициативу в отношениях, она уже несколько месяцев не может разобраться в себе. Она в рабочем кабинете чёрт-те чем занимается. А появление в пикантный момент Юлианы, её раскрытый то ли в удивлении, то ли в возмущении, а, может быть, и в ужасе, рот — это просто вишенка на торте Катиного безумия. Хотя нет, нет. Хуже всего выглядывающая из-за плеча Виноградовой мама. «Боже, стыдно-то как». Катя оттолкнула руку Александра, который легонько дёргал её за прядь выбившихся из причёски волос.

— Катерина, я не понимаю...

— Это видно, что не понимаешь.

Сама Катя точно знала, что сейчас срывает злость не на том человеке. Остановиться, однако, она не могла, хотя видела, что и так немягкие черты мужского лица заострились, а в глазах появилось ничем нескрываемое недовольство. На секунду ей стало даже интересно, сколь долго он сможет это недовольство не высказывать вслух.

Недолго.

— Послушай меня, женщина...

Катя дёрнулась, очень уж снисходительно прозвучало это «женщина», снисходительно и унизительно. Катя успела отвыкнуть от того, каким в действительности может быть Александр Воропаев. Но, кажется, сейчас ей напомнят. Александр заметил её невольное движение и понял, но не остановился. Возможно, его тоже, наконец, достало подвешенное состояние, в котором они находились последний месяц. «И по чьей вине?»

— ...Женщина, да. Екатерина Валерьевна, позвольте спросить, сколько вам лет?! — Он перевёл дыхание и заговорил спокойнее, но от этого его спокойствия Кате стало ещё хуже. — Не пора ли уже решить, чего ты хочешь? И вести себя соответственно возрасту? Перестать трепать нервы мне, ломать мою размеренную и, поверь, вполне без тебя удачную жизнь. Я не мальчик для развлечения. А если у тебя создалось такое впечатление, если я вёл себя так в последнее время... так ты достала меня уже! То «хочу», то «не хочу», то «слишком быстро». Жаркий секс на рабочем месте нам нравится, но мы так боимся, что об этом узнают... кто-нибудь узнает. Взрослая разведённая баба...

Грубое слово вылетело, словно пощечина. Кате захотелось ударить Александра в ответ, несмотря на то, в чём-то с ним она была согласна. В чём-то. Но это же не повод говорить ей такие вещи, оскорбительно это и нечестно. А Воропаев продолжал и более длинной речи за весь месяц, что меж ними длились отношения, она от любовника не слышала.

— Я повёлся, сам виноват...

Катя удивилась, услышав некое подобие самокритики из его уст, но удивление её было мимолётным, да и воропаевская самокритика очень быстро закончилась.

— ...Вступил в эти ненужные мне отношения. Ты бульдозер, Катерина, ты знаешь это? Молчи! Аргументы в стиле «ты сам такой» выскажешь потом своей кровати, до которой я так и не был допущен. Целый месяц ты ведёшь себя как девочка, у которой родители — правоверные мусульмане. Повторю: чего ты хочешь? Или это всё, — он зло хохотнул, — просто в пику бывшему мужу? Решила насолить ему таким неоригинальным способом?

Катя не могла больше молчать, но от возмущения потеряла голос и вместо возражения выдавила из себя неразборчивое:

— Ты... как можешь... как...

Александр не обратил на её попытку выговориться внимания, развернулся и направился к выходу из Катиного кабинета.

— Сейчас сюда, опомнившись от шока, ворвётся твоя группа поддержки, излагай им свою версию. Не забудь сказать, как тебе стыдно и что во всём виноват Александр Воропаев, — он взялся за круглую дверную ручку. — Только мне больше не звони. И, в следующий раз, когда встретимся, будь добра, сделай вид, что мы с тобой не знакомы.

Он распахнул дверь, за которой, действительно, уже стояли расстроенная Елена Александровна, Юлиана с суровым выражением лица и откуда-то взявшаяся Короткова. Катя, несколько раз сглотнув, и, стараясь не глядеть на мать и подруг, смогла заговорить:

— Александр... Александр Юрьевич...

Воропаев и не подумал вежливо посторониться, пропуская встревоженных дам — он стремительно, чуть задев Машу плечом, вышел из кабинета, бросив напоследок:

— Ты даже по имени меня нормально назвать не можешь. Ариведерчи, Екатерина Валерьевна.

Юлиана и Маша бросились к Кате как встревоженные наседки, и так же закудахтали. Елена Александровна присела в кресло и смотрела на дочь со смесью укоризны и сочувствия. Катя же всё глядела на закрывшуюся дверь и не реагировала на шум, поднятый подругами, ни на тревожный взгляд матери.

— Он больше не позвонит, — наконец прошептала Катя и некрасиво, с всхлипываниями и потёкшей с ресниц тушью, разрыдалась.