Дикая охота капитана Ивашова (джен)

Тем временем из ворот Твери в сторону стольного града Лукошкина выдвинулся огромный караван купцов. Путь им предстоял хоть и недалёкий, но опасный. По дороге на юг, ближе к Клину, на обочине стали находить трупы, растерзанные каким-то зверем невиданным — то ли рысью, то ли медведем. Страх обуял округу. Путники, следовавшие из Новгорода, Тихвина, Торжка и других северных городов в столицу, теперь старались избегать прямой дороги и чесали лишних сто вёрст в обход, через Волок Ламский.

Но участники каравана не страшились опасной зоны. Не далее как вчера их подрядился охранять заморский вояка-рубака Геральт из Ривии — тот самый, что за месяц успел разгромить бесов с горы Кудыкиной, очистить от нежити огромное Оршанское болото, отвадить русалок от деревни Старые Перечницы, да между делом снёс башку отпетому конокраду и насильнику Федьке Золотому Зубу.

Караван был устроен так. Замыкал его новгородский гость Елпидифор Тапочкин. Перед ним ехали "немцы" — торговцы из западных королевств: Джонсон, Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит. В голове колонны присутствовал инициатор и самый бесшабашный участник этого похода — тверской гостинодворец Афонька Никитин. А по правую руку от него в седле свежекупленной кобылки по кличке Плотва сидел ведьмак, объятый думой.

Изначально план у Геральта был самый простой. Требовалось разжиться лошадёнкой, доехать до Лукошкина, где крутится куча заезжего денежного люду и где больше шансов урвать хороший контракт. Раздобыть себе ружьё, а лучше пистоль, подучиться обращаться с ним — когда ведьмак недели две тому впервые увидел огнестрельное оружие в деле, то решил, что в жизни однозначно пригодится. А когда Лукошкинская Русь примелькается, исчерпает себя — ехать к соседям: немцам, шведам, туркам... Всё выглядело просто и осуществимо. Ровно до позапрошлой ночи.

Тогда на притихшую Тверь неведомо откуда налетел ураганный ветер, в дальние холмы били молнии. Собаки, петухи, младенцы и колокола словно силились заглушить друг друга криком и звоном. Тверичи вскакивали с лавок и полатей, хватали вилы и в поисках неведомого врага обходили дворы, мешая прадедовские заговоры с молитвами и матюгами. Пушкари, решив спросонья, что идёт штурм, палили в темноту и, по слухам, разнесли в предместьях монастырские пивоварни и чью-то баню. Проснулся в холодном поту и Геральт, только-только вернувшийся с болот. Ночная катавасия в сочетании с кошмарами и головной болью стали для него верным знаком — Дикая Охота явилась сюда.

Но главным источником тревоги было даже не это. Во сне ведьмак явственно видел Цири. Вот она скачет под чёрными тучами по полю какой-то битвы. Перевёрнутые пушки, изрубленные трупы в кольчугах и стрелецких кафтанах, брошенное знамя с двуглавым орлом... Вот конники Дикого Гона, даже не скрывающие своё подлинное обличье — воинов эльфов-Ольх: они кружат над девушкой, как вороны, выхватывают клинки, плетут заклинания... Он, Геральт, со следами кандалов на руках, рвётся ей навстречу с диким криком "Не-е-ет!!!". За ним бежит шальной малый в глупом шапо с козырьком, планшеткой на плече и в синем мундире. "Митька, вперёд!" — командует он кому-то...

Белый Волк, как никто другой, знал — такое не снится зря. Эти подонки нашли Цири. И она, естественно, метнулась за помощью к первому, кого вспомнила, кого знала, где искать — Геральту. Терять её в таком положении категорически не следовало. Первейшим долгом ведьмака теперь было собрать всю доступную информацию о своей воспитаннице. А лучшим для этого местом опять же было Лукошкино — перекрёсток всех путаных русских дорог.

Странствие Геральта неожиданно обрело новый смысл...

Стоял жаркий, безветренный летний денёк. Лошади лениво тащили огромные скрипучие телеги, гружёные полотном, мёдом, воском, брёвнами, бочками с солёной рыбой и даже небольшой партией моржового клыка. Путники двигались налегке — видя, как из-под свалявшихся волос возчиков льются водопады пота, даже чопорные немцы сняли свои шляпы. Разудалый Афонька Никитин ехал на своём иноходце в одних синих портах и нательной льняной рубахе, беспечно отпустив поводья.

— Ведьмак, а ведьмак! Ты пошто ушёл во мрак? — окликнул он погрязшего в дурных воспоминаниях Геральта. — Вчера ж ещё молодец молодцом был, помнишь, как сделку обмывали?

— Отвали, — меланхолично махнул рукой Геральт. Под другим ухом у него и так уже жужжала муха, так что слушать ещё и трёп торгаша совершенно не хотелось.

— А как мы в трактире у кузнецов тех молодух отбили, а потом попёрли с ними голышом купаться? Помнишь? — гнул свою линию Никитин. — Ты ж тогда самым здоровым подмастерьем чуть стенку не пробил! А Манька под тобой такие рулады выводила — мне аж завидно стало: чёй-то лучшая баба на посаде, да не со мной?... — Тут Афонька понял, что ведьмаку в самом деле худо, и оборвал ностальгию по вчерашним пьяным подвигам, две трети которых он сам же на ходу и выдумал.

— Гер Герыч, ты это... Уважь товарища, слово молви, что за беда приключилась? Ужо помогу!

— За моим другом гонятся, — уклончиво удовлетворил Геральт Афонькино любопытство. — Если я его не разыщу первым, то от него и костей не оставят.

— Что за морды? — уточнил Никитин. — Разбойнички? Шамаханы? Лезгины лихие?

— Ты не поверишь, Афонька, но гораздо хуже их всех вместе взятых. Тебе не по зубам. Я пойду один. Мне бы только доехать до Лукошкина и разжиться там весточкой, а дальше — как судьба распорядится.

— Э-эх, ведьмак, судьба — шлюха та ещё, — подпустил философии купец. — Я тебе, старинушка, средство повернее подскажу. Небось не знаешь, что для розыска в Лукошкине царь-батюшка милицию завёл?

— Афанасий Афанасич, разговор есть! — пискляво окликнули Афоньку. Никитин обернулся и сплюнул: сзади к ним с Геральтом на своей кляче приближался Тапочкин. Ухарь Афанасий и трусоватый желеобразный новгородец невзлюбили друг друга едва ли не с первой минуты знакомства, терпя друг друга лишь ради полезных связей. Тапочкин наконец поравнялся с лидером каравана и начал шептать на ему на ухо, думая, что делает это тихо.

— Афанасий Афанасич, ты пойми, хоть ты и есть человек уважаемый и гостиной сотни купец, но зря ты с ведьмачищем этим хороводишься. Люди сказывают — оборотень он, человеческими жертвами питается. Вон и божок у него поганский заместо креста висит...

— Я всё слышу, милсдарь Тапочкин, — с металлической ноткой в голосе прервал его "оборотень", демонстративно обнажив стальной меч до половины. Милсдарь Тапочкин икнул и схватился за седеющую рыжую бороду.

— Ты повежливей с им, Елпидифор Провыч, а то как бы он тобой на привале не закусил, — при этих словах Афонька подмигнул ехидно. — А крест я сам как-то в Нижнем пропил — и ничего, золотой себе заказал.

— Тьфу на вас! Изыдите, нечестивые! — пискнул в гневе новгородец и погнал своего скакунчика обратно к возам.

— What's the matter? Was ist das? Det skandalen? Diese Russen! [1] — заволновались Джонсон, Янссон, Карлсон, Ларсен и Шмит. Геральт ещё раз подивился, что местные языки были отчасти знакомы ему. Русские изъяснялись на наречии, напоминавшем говор нордлингов, Джонсон — на отдалённом подобии Старшей Речи, Шмит и другие немцы и шведы — на языке, который можно было бы принять за диалект краснолюдского. "Уж не из этого ли мира пришли наши предки в годы Сопряжения Сфер?" — подумал ведьмак.

— Вот дурень, а... — выдохнул вслед новгородцу Афонька. — Так о чём говорил-то я... В милицию тебе идти надо, Герыч! У них сыскной воевода знаешь, какой орёл?! Прошлой осенью у меня в Лукошкине на ярмарке кошелёк срезали. Раньше бы — пиши пропало, а Никита Иванович мне уже на другой день возвернул! И дружка твоего вытащат!

— Охотно верю на слово, — отозвался Геральт. Всё равно он здесь был один, как перст, а если этот солтыс Никита был действительно столь гениальным сыщиком, он мог стать хорошим подспорьем в поиске Цири. — А как мне найти отделение? Город-то большой...

— Я уж и сам плохо помню. Вроде от Колокольной площади первый поворот налево, второй направо, там храм Ивана Воина, от него наискось в переулок и направо сызнова. Там не ошибёшься.

На ночь пришлось вставать под открытым небом верстах в сорока от Клина. Виной тому была захромавшая лошадь на одном из никитинских возов: пока дотащились до ближнего села, пока перековывали конягу — солнце уже пошло на снижение. Утомлённые дорогой немцы требовали немедленного привала. Тапочкин, напротив, считал его плохой идеей.

— Окститесь, люди! — взывал он. — Тут в лесах чудище поганое шастает, люд православный деревнями жрёт! Как наскочит среди ночи на нас — так и подохнем без покаяния, аки бродяги одичалые!

— А ведьмака я на что подряжал? — окрысился на него Афонька. — Помолчи-ка ты лучше, Тапочкин, не доводи до греха.

— Я сожалеть, но мы не иметь другой выход, сэр, — перешёл на русский Джонсон. — Мои партнёры есть уставать езда. До город ехать пять часов. Мы иметь спать здесь.

— Ja, natürlich! Wirklich! Bei mir tut der Arsch weh! Diese Russische Wegen! [2] — поддержали Джонсона Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит.

— Тогда решено, — закончил Никитин. — Ведьмак! — окликнул он Геральта, который флегматично наблюдал, как жуёт траву рассёдланная Плотвичка. — Настала службишка твоя! Сейчас работнички пойдут дров нам наломают, а тебе их от чуда-юда прикрывать.

— Как всегда, дров наломали одни — а прикрывать их задницы должен старый израненный ведьмак, — усмехнулся Геральт, проверил остроту мечей и двинулся к возчикам.

— Погоди, я с вами пойду, — встрепенулся Афонька. — Я, Герыч, страсть как охоту обожаю. Зимой — хошь верь, хошь не верь — в одиночку с ножом засапожным о-от такого медведя взял.

— Здесь не только медведи, милсдарь, — предостерёг Геральт. — Ножичка может и не хватить. А потом скажут, что я тебя порешил, и посадят меня в яму. А оттуда — на шибеницу. Лучше вернись к своим.

— Да ну на хер, — радикально отказался Никитин. — Скучный эти немцы народ — не накатишь с ними, не попоёшь. Сидят, табак свой вонючий смолят, друг с дружкой лают — «гав дую в дуду? Я-я их бил». И Тапочкин надоел, божья корова. В Твери ещё я его в кабачок звал, да в баньку, да с девками, по-людски — у него жопа сыграла: нельзя, ох-ох, грех-грех! А ты, ведьмак, мужик нормальный!

— Редко слышу такие слова, — ухмыльнулся Белый Волк. — А в ваших краях ты вообще чуть не первый, кто не считает меня угрозой.

— Мы, Никитины, такие. Страха не ведаем, упрёка не слушаем, — гордо заявил Афонька. — Прапрадедушка мой, Афанасий тож, вообще великое дело учудил! С московскими купчишками они собрались и по Волге — да в Персию, да в Индию! Только вот не вернулся старый, там и загинул где-то в лесах вечнозелёных. Слышь, ведьмак?! Как в Лукошкино доедем, да кубышку зашибём, вернусь я в Тверь, зачну лодьи в Индию снаряжать! А тебя с собой возьму — басурман гонять будешь, тигров там с шакалами. Выручку всю пополам. Давай, а?!

— Предложение заманчивое, но не сейчас, — отозвался Геральт. — У меня, между прочим, друг пропадает. Давай лучше готовить дровишки, пока не стемнело.

Дело пошло на лад. Никитинские работники рубили и ломали дрова, ведьмак похаживал по опушке с обнажённым мечом и принимал эликсиры, а Афонька сидел на пеньке, подбоченясь, и всеми командовал. Внезапно внимание Геральта привлёк резкий запах от одной старой сосны. Слишком знакомый и ничего доброго не сулящий.

— Афанасий, скажи кметам, чтоб побыстрей закруглялись, — предупредил Геральт. — Уже закат. А в этом лесу, судя по меткам, охотится баюн.

— Херня, не бывает котов-баюнов, — привычно отмахнулся Афонька. — Вот домовых у меня цельная семья за печкой живёт. А кот-баюн только в сказках и водится. И вообще он маленький должен быть, не может он человека порвать.

— Метка оставлена слишком высоко для маленького безобидного котика, — возразил ведьмак. — Похоже, у вас в России баюны такие же, как и у меня на родине. То есть очень опасные.

— Ладно, уломал, красноречивый, — сдался Афанасий Никитин-младший. — Чёй-то заждались немцы наши костерка. Братва, кидай работу! Тут на цельный острог хватит!

— Глянь-ка, хозяин, — отозвался рыжий возчик, — огоньки зелёные в лесу! — В сумеречном бору и в самом деле загорелись два зелёных глаза, их появление сопровождалось громким недовольным басистым мявом.

— Может, рысь? — спросил работник помоложе, безбородый совсем ещё парень.

— Баюн, — отрезал Геральт. — Метки врать не могут.

— Вот мы его сейчас тёпленького и вздуем, — оптимистично заметил Афонька. — Айда вперёд кошатину добывать!

— Очень не советую это делать, — молвил ведьмак. — Он будет отступать и заманивать нас в чащу. А там того из нас, кто окончательно заблудится, найдёт по запаху, загипнотизирует и слопает живьём. Жертвы баюна впадают в полное оцепенение, не могут даже крикнуть "На помощь", хотя видят и чувствуют всё, что делает с ними хищник. А баюн, как все кошки, любит поиграть с добычей... Моя задача, Никитин — охранять тебя и твоих людей, а не использовать их как живца.

— Умеешь ты пугать, Герыч, — поморщился Афонька. — Отходим!

Кот-баюн, похоже, решил, что это относится и к нему — он сердито зарычал на прощание, развернулся и исчез в темноте.

— Ох, страсти-то какие, — сказал рыжий. — Батюшка ведьмак, а он нас в поле не тронет?

— Вряд ли. Лесные кошки не любят открытые пространства — и довольно редко нападают на человека. Эту особь, видимо, кто-то спугнул... — Геральт резко помрачнел и стихшим голосом добавил: — В принципе, не заходить в лес вполне достаточно. Но караулить придётся.

Ведьмак замолк и задумался. О том, что спугнуть редкого, осторожного и мнительного баюна, которому с его способностями даже ни к чему вылезать из своей берлоги, могла разве что Дикая Охота. Кошки всегда чуяли её первыми — как и ведьмаков, кстати.

Опасения Геральта вскоре оправдались.

Облака надвинулись на луну, и темно стало — хоть глаз выколи, но ведьмаку после эликсиров это была не помеха. Он своевременно углядел, как от опушки леса кралось что-то большое и поджарое. Страховидла зыркнула фосфоресцирующими глазами и направилась прямо к лагерю.

Заржали кони, повскакали с мест люди. Это был самый опасный момент. Ведьмака загипнотизировать мог только очень опытный чародей, но обычному человеку хватало нескольких секунд контакта глазами с баюном, чтобы впасть в полный ступор. Геральт решил отвлекать внимание на себя, но едва он направился к баюну, как заметил, что его кто-то нагоняет.

— Ты думал — я самый интерес пропущу? — Это был неугомонный Афанасий Никитин.

— Если тебе жить надоело, мог бы сказать, — зашипел на него Геральт. — Я бы достал меч и сделал проще, без мучений.

— Да иди ты... Хуже Тапочкина, — обиделся Афонька. — Тебе ж пособить хочу. Как он на тебя вылупится, я такой сбоку и его ножиком...

Баюн был уже близко, прижимался к земле, неслышно переставляя мягкие полосатые лапы. Ведьмак, подражая ему, сгруппировался и как можно незаметнее выставил серебряный меч перед собой, выжидая момент для контратаки после гляделок. Но вовремя заметил, что что-то пошло не так.

Кот выбрал жертвой Афоньку. Не мигая, только слегка шевеля усами, он сверлил Никитина взглядом, и тот находился уже на полпути к полному одеревенению.

Ещё минута — и случилось бы непоправимое. Геральт что есть духу наскочил на хищника и нанёс ему размашистый удар мечом по задней лапе.

— ЯЯЯАААУРРРР!!! — прогрохотало над полем. Острые, почти стальные когти разодрали ведьмаку бок. Баюн охромел, завалился на бок, но успел задеть охотника. Геральт откатился подальше и продолжил кружить вокруг огромной кошки, соблюдая ту же тактику — парировать каждый бросок лапы зверя ударом клинка, чтобы обездвижить и затем спокойно прикончить его.

Баюн ещё дважды ободрал Геральта, щёлкал зубами, пытаясь укусить, но его раненая лапа давала накачанному эликсирами противнику преимущество в маневренности. Когда на помощь подбежали мужики с топорами, зверюга могла только ползать на брюхе и издавать душераздирающий рёв. Ведьмаку осталось сделать только один последний удар, перебив баюну позвоночник. Что и произошло незамедлительно.

— Ну ты орёл, — одобрительно воскликнул очнувшийся-таки Никитин. Он облокотился на добытого Геральтом зверя и попытался встать в героическую позу, но, видно, не до конца отошёл от баюновых чар — ватные ноги утянули его наземь.

— God damn it! Unbelievable! Das ist fantastisch! Mein Gott! — восхищённо качали головами Джонсон, Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит, обозревая место поединка. Ведьмак отряхнулся, помог горе-напарнику встать и пошёл обратно в импровизированный лагерь, где в его сундучке хранились обеззараживающие и кровеостанавливающие средства.

— Герыч, я нынче должник твой, — бормотал Афонька. — Как в Лукошкине товар сбудем, сабельку повострее себе подберу и с тобой на пару друзей твоих спасать. Только бы в столицу без приключениев доехать нам...

Но без приключениев всё-таки не вышло.

На другой день, когда до Лукошкина оставалось от силы часа два, Геральт разглядел далеко впереди группу всадников. Вскоре стало заметно, что это десятка два стрельцов с саблями наголо, эскортирующие явно благородного и богатенького милсдаря в роскошном синем кафтане с дурацкими рукавами, которые свешивались чуть не до земли, даже если их хозяин сидел верхом. И стрельцы, и их начальство были настроены весьма воинственно.

— Большой боярин к нам едет, — удивился Афонька Никитин. — С чего это честь такая? Неужто ты, ведьмак, Змея Горыныча порубал и за то тебе шуба с царского плеча полагается?

— Я по драконам не работаю, — отрезал Геральт и напряжённо добавил: — И сдаётся мне, эта орава едет вовсе не государственные награды нам вручать.

— А ну стоять, аршинники! — скомандовал Длинный Рукав. — Слово и дело государево!

Эта вроде бы невинная фраза нагнала на честную компанию уныние. Тапочкин икнул и начал, бормоча молитвы, прятаться за мешки. Джонсон, Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит вынули изо ртов трубки и упали с лиц. Даже развесёлый Афонька насупил брови.

— А ты кто таков есть, боярин? — дерзко полюбопытствовал он. — Что-й то я тебя в Лукошкине не видывал!

— Больно надо мне перед вами, худородными, ликом сверкать, — спесиво прошипел Длинный Рукав. — Аз есмь стольник государев князь Арбатско-Покровский! Даден мне царский указ: ведьмака так называемого, что с вами в стольный град следует, под стражу взять и в железа заковать, яко разбойника, душегуба и шпиёна держав заморских!

«Начинается», подумал Геральт, сжимая ладонь на эфесе меча. Когда шестеро стрельцов спешились и двинулись к ведьмаку, его медальон не то что завибрировал — задёргался, сигнализируя о присутствии какой-то нехорошей магии. Это означало, что и "стрельцы", и "князь", скорее всего, липовые. Но у медальона тоже было одно прелюбопытное свойство.

— Ну что, желтоглазый, саблюку добром отдашь, аль нам её с тела твово мёртвого сымать? — нагло щерясь, сказал малый, бывший в группе захвата за главного. Вместо ответа ведьмак с обречённой миной отдал "стрельцам" оба меча и последовал за ними.

— Как же так... — недоумевал Афонька, глядя, как отряд уводит арестованного Геральта.

— А я говорил... — прогудел Тапочкин. — Зато сэкономим на ём.

— Ну ты и шкура, милсдарь Тапочкин, — раздался из-за спины новгородца знакомый голос.

Милсдарь оглянулся, икнул и обмяк — на телеге примостился точно такой же Геральт.

— Мать моя женщина, — поразился Афонька. — Ты как... как это делаешь? Ты как от них убёг, ведьмак?

— Они взяли не того парня, — почти весело ответил тот. — Есть такой вид магии — иллюзии наводить. Однако твой партнёр прав. Теперь я стал слишком опасным спутником и не смогу стеречь ваш караван. Я должен вас покинуть.

— Герыч, я хоть в аду гореть и буду, но не за жадность, — сказал Никитин, достал мешочек и отсыпал Геральту обещанную сумму. — Вот только три червончика удержу, за то, что не довёл ты нас...

— В каком смысле? — съязвил ведьмак.

— В хорошем. Ладно, Герыч, бывай! Не поминай лихом Афанасья Никитина! Если чего — в Гостином Дворе завсегда найдёшь меня! Сыскному воеводе привет!

Видимо, у группы захвата был хороший чародей или просто амулет, снимающий иллюзии. Иначе Геральт никак не мог объяснить себе тот факт, что минут через двадцать после расставания с караваном его атаковали снова. Воины были в том же числе, но теперь, судя по всему, в настоящих обличьях. Это были неприятные коренастенькие плосколицые типы в неопрятного вида шапках с лисьими хвостами, оснащённые кривыми мечами и луками.

— Ак-шайтан кирдык! Порубаллы! Мешкы заталды! — кричали они.

Ведьмак срубил на скаку сперва одного, затем другого, но приметил, что часть всадников выстроилась поодаль и приготовила луки к стрельбе. Геральт, конечно, мог отбить стрелу на лету, но не более одной. Потому он принял единственно, как казалось, верное решение — позорно бежать, пока есть силы у Плотвы.

Но в самый разгар погони в партию включился ещё один неожиданный игрок.

В небе со стороны Лукошкина навстречу Геральту двигался неопознанный летающий объект. Подлетев поближе, он оказался самой элементарной кметской ступой, которой управляла с помощью помела старая страховидная магичка. Вторым пассажиром ступы был шальной малый в глупом шапо с козырьком, планшеткой на плече и в синем мундире.

— Подержи руль, Никитушка! — залихватски скомандовала магичка своему напарнику. — Перво-наперво шамаханов расшугаю, а там уж свидетелем займёмся!

[1] "В чём дело?" (англ.), "Что такое?" (нем.), "Что за скандал?" (швед.), "Ох уж эти русские..." (нем.)

[2] "Да, в самом деле" "Правильно!" "У меня уже задница болит!", "Ох уж эти русские дороги!" (нем.)