Дикая охота капитана Ивашова (джен)

Горох был не в духе.

Это случалось с ним всё чаще и чаще. Да и само состояние государева «невдуха» проявлялось теперь каким-то особенно гнетущим образом. А именно: засыпал царь всея древней сказочной Руси плохо и за полночь, вставал поздно и бессмысленно блуждал по терему немытый и нечёсаный, бормоча себе под нос разные непедагогичные слова. Изредка забредал на кухню, брал там бутыль какой-нибудь бражки и запирался с ней в своих покоях. Жизнь в царском тереме замерла, так как ежу было понятно, что лезть Гороху под руку в такую эпоху не следует. Даже царица-матушка Лидия Карповна — и та отправилась «пребывать в положении» в загородный дворец, куда-то то ли в Марфино, то ли в Павшино. И правильно сделала. В моё время много писали, что депрессуха в доме плохо влияет на внутриутробное развитие, и всё такое…

Хотя на остальном Лукошкине — и вообще на России — это сказывалось слабо. Горох по натуре в общем-то не злобный мужик, в нездоровой страсти к массовым казням и прочей опричнине замечен не был. А от того, что сунувшийся было к нему со свежим доносом дьяк Филимон сразу же был сослан к чёрту на рога, для отделения вообще польза сплошная… Хотя, с другой стороны, следующей «жертвой режима» может пасть кто угодно, в том числе я. Поэтому ваш покорный слуга, сыскной воевода — капитан милиции Никита Ивашов, то и дело вынужден бросать служебные дела и добровольно-принудительно тащиться на очередной нудный выпивон с государем-надёжей.

Шагая по коридорам терема, я уже трижды увернулся от дворовых, тащивших куда-то полные мешки пустых бутылок. Да-а… Как в дурацком анекдоте: «Штирлиц шёл на рекорд — объём пустой тары грозил превысить площадь квартиры». Наконец я достиг цели — из приоткрытых дверей в царские покои показалось печальное опухшее лицо его расклеившегося величества.

— Явился, участковый, — угрюмо выдохнул Горох. — У меня как раз заначка в сундучке осталась с прошлого раза-то. По твою душу берёг, хе-хе…

Интерьер Гороховой опочивальни за три дня, что я отдыхал от алкоголя, несколько изменился. Стало меньше бутылок, а пол и стол были усеяны кусками какой-то рваной грамотки.

— Что это было? — поинтересовался я.

— Что-что… Политик европейский, будь он окаян, — промычал царь. — Пока я тут пузырюсь, ляхи себе королём болвана какого-то выбрали. Войной теперь мне грозит, пёс кудлатый…

— Войной? — В воздухе запахло грозой. Последний набег шамаханских орд лукошкинцы отбили всего года два назад, и теперь мы снова были в опасности. От того, что теперь противником будет вся из себя европейская Польша, было не легче: в эти века с побеждёнными никто не церемонился.

— Ну да. Вот ты ж видишь — грамоту мне прислал. Коли ты, говорит, лапоть азиатский, не перестанешь запорожцев в службу свою сманивать — налечу, говорит! Растопчу, говорит, не помилую! А что мне ещё делать-то?! Крымский хан опять на Изюмском шляхе безобразничает! С татарвой-то без казаков не сладишь!

— Тупик, — пожал я плечами. Войны на два фронта редко кончаются хорошо.

— Так я тебя чего позвал-то, — забурчал Горох. — Вот сундучок с заначкою видишь?! И забирай её, постылую, с концами себе! И всё прочее спиртное в тереме чтоб с концами конфисковал! Завязываю я, Никитка!

— Браво, — искренне восхитился я и пожал ему руку. Видеть нормального, энергичного, решительного Гороха после месяца бухих истерик было одно удовольствие.

— А то пока я тут в запое прохлаждаюсь, враг подлый набежит, всю землю русскую в горстях вынесет, — здраво рассудил царь и, перехватив проходящего по коридору подьячего, скомандовал ему: — Еремейка!

— Не вели казнить, батюшка, вели слово молвить! — на всякий случай взмолился Еремейка, едва не уронив кипу каких-то бумажек.

— Молчи лучше, — процедил Горох. — Значит, так: ты все доклады да грамотки из городов пограничных за два месяца последних собери и мне на стол сюда тащи прямо! Ляхи клятые на меня сабли навострили, а сколько войска у меня на них — хрен знает!

— Слушаюсь! — почти по-военному щёлкнул пятками подьячий и понёсся выполнять приказ.

.

— А ты, участковый, давай змия зелёного из терема изгоняй, — распорядился государь, задумчиво почёсывая шею, и добавил: — Пока меня опять на дух спиртной не потянуло…

Дело государственной важности заняло часа два, если не больше. Как всякий русский мужчина, Горох был невероятно изобретателен в организации тайников «от жены», и даже мне с моим богатым сыскным опытом пришлось изрядно попыхтеть, чтобы обнаружить их все. Когда я аккумулировал достаточное количество «пузырьков», царские стрельцы под моим пристальным наблюдением вынесли их на задний двор и вылили — чтоб наверняка.

Когда я вернулся в царский кабинет, чтобы сообщить об успешном завершении операции, то первым, что я услышал, был надсадный басовитый хохот. Горох читал какую-то грамоту и сотрясался от смеха.

— Никитка… хыхыхы… — подозвал он меня. — Глянь-кось… га-га… что Филька-паску… гыгыгы… паскудник выдумал! Совсем… ха-ха-ха… в ссылке умом поехал!

Стыдно признаться, но без язвы-дьяка в Лукошкине даже нашей суровой опергруппе стало заметно скучнее. Поэтому я взял последний Филимонов шедевр и погрузился в творчество великого скандалиста.

«Царю и великому князю… Великия… Малыя… верный холоп Филька Груздев челом бьет…» Так, ритуальные формулы опустим, ближе к делу. Вот: «… сведал я худое за воеводой нашим Васькой Бильдюгиным. Мало того, что сей фараон разъегипетский жалованье стрелецкое ворует, контрабанду разводит, жёнок посадских бесчестит противоестественно, да кузнеца Степанова за худые подковы в тройку себе заместо коня запрягал! Оный Искариот облезлый веру оттич и дедич попрал и с силою диавольской спознался наисердечнейше!!!»

Прогнав пошлую мысль, я продолжил чтение:

«Сижу я, грешник голимый, как-то утречком на завалинке, мытарства свои воздушные незлым словом поминаючи, и тут гляньте-ка! Чешет по нашей улице мужик такой подозрительный, виду заморского — поляк не поляк, немец не немец, чухна не чухна, а чёрт-те что такое! Весь в чёртову кожу затянутый, глазами сверкает, аки кот блудливый, космы седые по ветру треплются — как есть колдун! А из-за спины два меча вострые душегубские торчат недвусмысленно…»

Геральту рожа плюгавого человечка, пристально рассматривавшего его экипировку, тоже сразу не понравилась. В его маленьких бегающих глазках явственно читались склочный характер, презрение ко всему сущему и мания доносительства. Ведьмак насмотрелся на таких типов ещё в своём мире — последние годы шпики ходили за ним чуть не табунами и мерещились ему даже в нужниках.

Собственно, это и была одна из причин, почему Геральт скрылся в этом лесном царстве на краю всех миров — здесь ему и Цири хотя бы не угрожали полоумные охотники за Старшей Кровью. Какое-то время он отсиживался в лесном убежище, а потом выбрался в ближайший город, решив снова взяться за ведьмачий промысел. Благо здешние ельники и болота тоже изобиловали страховидлами всех цветов и размеров. И повадки их слабо отличались от знакомой Геральту фауны.

— Гой еси, иностранец-засранец, — прервал ведьмачьи размышления сиплый окрик плюгавого. — Ты кто таков — гость честной али тать лесной?

Геральт разумно решил не замечать шибздика. В городе Скотопригоньевске на него и так уже сбегались смотреть целыми улицами, как на дрессированного слона из Офира. Местный солтыс — стопудовый бородатый жмот, похожий на раскормленного краснолюда — вообще едва не наделал в штаны, когда «колдуна желтоглазого» провели к нему, но работёнку Геральту всё же сыскал. Теперь Белый Волк намеревался спокойно и аккуратно выполнить её.

Потому ведьмак рассердился, обнаружив, что плюгавый крадётся следом за ним. Но виду он не подал, чтобы не будить стражу в воротах и не устраивать скандал раньше времени. Когда башни городка пропали из виду за соснами, Геральт нарочно притормозил, делая вид, что вытряхивает камешки из сапога. Пользуясь неожиданной остановкой объекта, топтун подобрался к нему на расстояние вытянутой руки. Любознательность его не осталась безнаказанной.

— Аааай! — завизжал задохлик, когда ведьмачья ручища схватила его за ворот, подняла наверх и встряхнула. — Сгинь, пропади, нечистая! Наше место свято!

— И не сомневаюсь, — невозмутимо ответил Геральт, не выпуская преследователя. — Тебя кто за мной послал, священный мой? Воевода? Может, сам царь ваш?

— Я сам пришёл! — гордо пискнул шпиончик. — Да пусти ты! Матерь Божья, спаси и сохрани раба твово Филимона… — Он помянул ещё пару-тройку местных пророков, пока не понял, что ведьмака этим не возьмёшь, и сник.

— Богослужитель, что ли? — спросил Геральт.

— Ага, — как-то неуверенно сознался шпиончик. — А ты чёрт! Ты ж от меня за сто вёрст шарахаться должен, убоясь благодати Божией! Аль не так?

— Что-то не боюсь я — наверное, благодати в тебе кот наплакал. А чертей я сам гоняю. Работа такая у меня. Кудыкину гору знаешь?

Кудыкина гора — высокий холм в пятнадцати верстах от Скотопригоньевска — была главной достопримечательностью окрестностей. Колорит горе придавала местная нежить, каждое полнолуние учинявшая там вечеринки у костра с музыкой, плясками, развратом и, по слухам, жареной человечиной. Этой ночью у чудищ намечался очередной праздник…

— Вот мне воевода награду посулил, если я её от всех гадов очищу.

— Дык как же ты бесов гнать будешь, коли на тебе креста нету! — снова заистерил Филимон. У него-то как раз на верёвочке болтался металлический крестик, на том же месте, где Геральт носил медальон.

— Об этом не беспокойся. И без тебя обучен. Или со мной в засаду сядешь? — угрожающе спросил ведьмак. От этой перспективы топтун как-то сразу стушевался.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнул он зачем-то через левое плечо. Наверное, от сглаза. — Пусти на волю, ты, чертяка несытая! Не губи душу первоссыльную, произволом самовластным в лес дремучий заброшенную!

— Политический? Ну проваливай давай, страдалец. Небось воевода уже заждался доносов твоих, — с этими словами Геральт отпихнул Филимона подальше и двинулся на Кудыкину гору присматривать место для засады.

— Принимайте работу, милсдарь воевода, — сказал усталый ведьмак на следующее утро в палатах градоначальника. — С вас пятнадцать червонцев золотом, как договаривались. — Он смахнул со лба пот, поставил воеводе на стол свой мешок и распахнул.

Бильдюгин крякнул, поперхнулся пряником и принялся неистово тыкать себя щепотью во все части шарообразного тела крест-накрест — похоже, у местных это и впрямь был сильнейший охранный знак. Немудрено: из мешка на него смотрели свиные рыла, клыки, волосатые получеловечьи ноги с копытами и птичьими когтями на концах, — всё то, что ведьмачий меч оставил от участников шабаша. Всё это так воняло серой, что воевода обделался уже абсолютно незаметно.

— З-забирай сребреники свои, б-бесёныш к-кровожадный, — заикаясь, вымолвил воевода, кидая Геральту кошель с монетами. — И ме-ме-мешок свой возьми, да-да сожги па-пакость эту в чистом п-поле до заката! Что-о-об я ха-харю твою не в-видал больше!

— Скажите, какая цаца, — процедил ведьмак, забирая гонорар. Ушёл он из воеводского терема, громко хлопнув дверью.

Воевода ощутил невероятное облегчение.

— Егор! — крикнул он в окно дворовому. — Беги к Фёдору Стратилату за попом — пусть всю горницу святой водой заливает! — И добавил: — И портки мои простирнуть не забудь!

Тем временем Геральт, бросив трофеи в болото, уходил из негостеприимного городка по дороге на юг, что тянулась до самого Лукошкина...

Признаться, тогда я не обратил внимания на очередную — простите за каламбур — Филькину грамоту. В отделении скопилась масса висяков, Митька снова попал под суд Линча на базаре, а тут ещё Горох взвалил на нас функции контрразведки в связи с международным кризисом…

Здесь надо сделать лёгкое отступление, чтобы понять, какая напасть свалилась на Лукошкино. Недавно наши польские соседи выбрали себе на очередном сейме нового монарха. Всё бы ничего, но избирательное ралли выиграл… не кто иной, как главнокомандующий пан Казимир Збышковский! Мало того, что двинутый милитарист-шовинист, как многие генералы — так ещё и кузен королевны Златы Збышковской, экс-невесты нашего Гороха, отравленной австрийским посланником Алексом Борром прошлой зимой! Дело вызвало громкий международный скандал, мы работали на пределе, но всё-таки раскрыли козни мерзавца, и в настоящее время он пребывал в самом надёжном и глухом каменном мешке империи Габсбургов.

Но до клана Збышковских, ослеплённого трагедией и оскорблением фамильной чести, факты не доходили. А до воинственного Казика, ура-патриота Речи Посполитой и фанатичного католика — и подавно. В то, что дражайшая кузина была отравлена единоверцем-австрияком, его шляхетский мозг верить отказывался напрочь: то ли дело — интрига москалей-схизматиков! Молодой король лихорадочно искал повод отомстить ни в чём не повинному царю, и наконец прицепился к русскому жалованью хлебом и порохом для Запорожской Сечи. Вообще-то двойное подданство украинских казаков устраивало обе страны, и даже было закреплено международными документами. Но на стол Гороха лёг ультиматум — либо он разрывает все контакты с Сечью, либо поляки атакуют.

Где угроза войны, там и шпионы. Ни ФСБ, ни Ми-5 в древней сказочной Руси тупо нет, и царь просто не нашёл другого выхода, как бросить на выявление агентов вероятного противника в Лукошкине наше отделение. Перебрав всех подозрительных персонажей в верхах, мы с Митяем на третью неделю работы выявили подьячего из Разрядного приказа, который сливал секретную информацию аптекарю Зальцбургеру из Немецкой слободы. По Зальцбургеру работала уже Яга. Втёршись к нему в доверие под предлогом сбыта целебных трав, наша криминалистка установила на аптекаря колдовской «жучок». С его помощью мы узнали интереснейшие вещи — герр Зальцбургер уже давно выполнял мелкие поручения польского посла Адамкевича и католического священника слободы. А последний, по данным Кнута Гамсуновича, был тесно связан с иезуитами. Ни фига себе агентурная сеть…

Увы, увлекательные игры разведок почти совсем оторвали нас от нормального уголовного розыска. Поэтому, чтобы не утонуть под грудой незакрытых дел, мы приставили к Адамкевичу Шмулинсона, а иезуиту для росписи костёла снова подсунули Савву Новичкова. А ядро нашего коллектива вновь повернулось лицом к простым гражданам. Как раз вовремя…

— Граждане Сидоровы, успокойтесь, и мы продолжим нашу беседу. Говорить будет молодой человек, как непосредственный свидетель. Где и когда вы обнаружили труп?

Когда в нашу горницу набилось всё семейство Сидоровых — десять человек, этой ночью при странных обстоятельствах потерявших кормильца, — я сразу почувствовал себя припёртым к стенке. А уж когда хор бабьих, детских и стариковских голосов взорвался плачем «Нашего уби-и-и-или!!!» — стало совсем нехорошо. Никак не могу притерпеться к таким выплескам эмоций, несмотря на весь мой стаж. Насилу я настроил себя на деловой лад и выяснил из рыданий обезглавленного рода, что покойного первым обнаружил один из сыновей — тринадцатилетний Тёмка. Пацан старался держаться "как настоящий мужчина", подобно своим сверстникам из моего времени, что облегчало его допрос. Вот только бы родичи не влезали...

— Дак это, дяденька мильцанер, мы с утречка встали, я козу на лужок повёл, а за околицей в бурьяне мужик валялся, — Сидоровы жили в селе Курякине, в пятнадцати верстах от Лукошкина. — Ноги поперёк дороги вытянул, я споткнулся, смотрю — тятя это… Думал, пьяный опять, будить стал, а он… — Тёмка всхлипнул. — Он чёрный весь уже, не дышит, и глазищи у него страшные… пустые такие…

— А что он делал вообще ночью в чистом поле? — поинтересовался я.

— Так он домой с гулянки шёл, — подала голос вдова Арина Кузьминична. — В Сморчкове сестра евонная с мужем дочку за колодезника выдавали, ну и Михайлу моего в гости зазвали тож.

— Я ж вам говорила, неслухам, — встряла мать покойного Пистимея Макаровна, старуха, пожалуй, гораздо более древняя и высохшая, чем Яга. — Я ж говорила, неча с этими жлобами сморчковскими знаться. Завидовали они Мишаньке нашему по-чёрному, вот и загубили на корню! То-то всю ночь гром гремел да собаки выли, не к добру...

— Да что ж вы тут аки базар птичий шумите, батюшке Никите Иванычу дедукцию всю распугали! А вот ужо бабуленька Ягуленька вас лягушками обернёт да соломинкой надует — познаете, где раки зимуют!

— Митька, неслух! Будешь мною народ потерпевший пугать облыжно — сам головастиком станешь!

В общем, в отделении воцарился нормальный рабочий тарарам. Насилу мы сорганизовали "народ потерпевший" и с Ягой выдвинулись на место преступления. Младший сотрудник Лобов был оставлен на хозяйстве, а за лёгкое превышение полномочий получил наряд вне очереди на ремонт курятника. Наверное, отдавая ему приказ, я подсознательно надеялся, что он прибьёт петуха...

В Курякино наша кавалькада — Сидоровы на старой скрипучей телеге и мы с бабкой в нашем полицейском возке — въехала уже во второй половине дня. Сидоровский двор найти оказалось легко — он был самым большим, богатым и крепко срубленным в селе. Похоже, в подозреваемые смело можно записывать всех соседей покойника — традиционную мужицкую зависть ещё никто не отменял. У входа в дом нас встретили двое с почти одинаковыми бородами лопатой — но один в рясе и скуфейке, а другой в штатском.

— Помогай Бог, сыскной воевода! Отец Онуфрий, — представился поп.

— Здрав буди, батюшка участковый! Сидоровы мы, — начал штатский.

— И вы? — спросил я.

— Дык я ж брат двоюродный Михайле Михалычу, царство ему небесное. Ефим Авдеич я, староста тутошний.

— Подумаешь, ста-а-ароста, — проворчала Пистимея Макаровна, — Покойник в доме, а он на поминки стол накрыть по-людски не может! Рази ж одной бутылки на всех хватит?

— Да помолчи хоть сейчас-то! — прервал её Ефим. — Совсем бабы охренели, вперёд батьки в пекло лезут, — добавил он себе под нос. Так, похоже, родственнички жертвы начинают войну за наследство. Это может послужить подсказкой при дальнейшем расследовании. Наша заслуженная эксперт направилась прямо в горницу, где лежал омытый и готовый к погребению гражданин Сидоров, а я приступил к опросу свидетелей.

— Ефим Авдеевич, у меня к вам, как к представителю власти, пара вопросов. Ваш двоюродный брат не обращался к вам с жалобами на агрессию со стороны односельчан? Ну там всяких кирпичей в окно, красных петухов не подпускают?

— Дык у кого ж рука поднимется? У нас же полсела родня — так сложилось уж. Да и вообще Михалыч первый благодетель на миру был. Коли у кого на скотину мор или городские на правёж выставить грозятся — все к нему шли.

— Ясно-понятно. А серьёзные внутрисемейные споры были — из за наделов, например, или по методам воспитания детей?

— Белку в глаз бьёшь, батюшка, — отозвалась Пистимея. — Ефимка-бездельник уж сто лет на покос наш зарится! И как ни зайдёт — всё-то и на теляток наших косится, и на поросяток! Пока Мишанька мой живой был — хоть боялся лапы к хозяйству тянуть. Теперь-то всё отымет, жлоб...

— Ты что плетёшь, квашня маразменная?! — не выдержал староста. — Всё-то тебе, жадюге, воры мерещатся!

— С ворами разберёмся, — прервал я их, подпустив в голос как можно больше металла. Было видно, что опрос особых результатов не даст. В попытках заграбастать богатый бесхозный двор Сидоровы готовы обвинить в преступлениях против человечности хоть мать родную, а то, что курякинцы в контрах со сморчковцами, я знал ещё по Митькиным байкам. — Бабуля, вы закончили обследование тела?

— Закончила. — Скорбные нотки в голосе Яги предвещали что-то недоброе. — Худо дело, Никитушка. Чародейством чёрным сгубили мужика.

— А я что говорила? — снова сорвалась Пистимея Макаровна. — Сглазили Мишаньку сморчки эти поганые! Вяжи их, батюшка участковый!

— Рот закрой, кошёлка старая! — рявкнул Ефим, явно не намеренный сдавать тётке позицию старшего. — Не знаешь, что ли — не след органам препоны чинить!

— Хватит! Брек! — скомандовал я, встав между готовыми к драке Сидоровыми. — Семейные сцены попрошу отложить до ухода опергруппы! Продолжайте, бабуля.

— А ты, Пистимея-свет Макаровна, на соседей не клепи, — наставительно произнесла эксперт-криминалистка. — Колдовство больно могучее лиходеи применили, не под силу человеку такое. У меня и той мурашки по коже забегали, как в горенку вошла. Знать, либо то сам дьявол был, либо…

— Окстись, ведьма! — не вытерпела гражданка Сидорова. — Ты что мелешь?! Не мог Мишанька мой чертям душу заложить, он ни одной службы не пропускал, перед отцом Онуфрием за версту шапку ломал! А ты, халда халдейская…

— Ох, надоела ты мне… Роток — на замок! — махнула платком бабка, и губы Пистимеи моментально сомкнулись, а в них вырос очень убедительный, здоровый ржавый амбарный замчище. Убедившись, что больше никто к ней не полезет, Яга продолжила:

— И навряд ли то чёртовых рук дело было. Коли дьявол за душой запроданной является, он беспременно на лбу у грешника печать свою оставляет. А мужик ваш чист — ни пятна, ни звезды какой, ничего. Знать, какая-то заморская нежить в село ваше заявилась, про которую я и ведать не ведаю…

— А теперь — на место убийства. И Пистимею Макаровну расколдуйте, пожалуйста.

— Может, не надо? — спросил Ефим, наконец ощутивший себя полновластным хозяином в этом доме.

— Расколдуйте, — с нажимом повторил я Яге, адресуясь, естественно, всей склочной семейке потерпевших.

Место преступления, на которое провёл нас Тёмка, с виду было ничем не примечательным куском земли, наглухо заросшим бурьяном и лопухами — нормальный сельский пейзаж. Вот только чуть в сторону от предполагаемого местонахождения трупа находилось нечто странное.

Вы ведь видели дурацкие фильмы канала РЕН про пришельцев, оставляющих круги на полях? Теперь я наблюдал вот такой вот круг вживую, метрах в двух от меня. Примятая и закрученная против часовой стрелки трава, обледенелый (?) участок в центре… Картину всего этого безобразия довершали явственные следы конских копыт на вытоптанной земле. Сложно было определить, сколько всадников здесь побывало, но на эскадрон хватило бы. Рассмотрев ближайший ко мне след в лупу, я увидел, что гвозди на подковах имели шляпки экзотической формы — какой-то хренадцатиконечной звезды. Ни в нашем царстве, ни в сопредельных странах такой продукции не выпускают…

— Ничего не понимаю я, старая, — развела руками бабка. — Вроде и заклятие мощнейшее здесь чую, и что нечеловечье оно, чую… А вот чьё, неочевидно мне никак.

— Кощей, ясен перец, — буркнул я, продолжая изучать следы. Уже когда мы возвращались в город, эти копыта с эксклюзивными гвоздиками навели меня на одну мысль:

— А знаете, бабуля… Кем бы ни были преступники, сюда они телепортировались! И, наверное, отсюда тоже!

— В смысле? Ох, соколик, бывает, загнёшь ты словцо такое вот неподобное — ажно уши сворачиваются.

"У вас тут, извиняюсь... хаос!" — вспомнил я популярную хохму.

— Мгновенно переместились с места на место без помощи упряжки, ступы или мотоцикла "Харлей Дэвидсон".

— Думаешь, Никитка?

— А как иначе?! Вне круга этих следов нет. По дороге из Сморчкова в Курякино движение незначительное, так что затоптать их за полдня было просто некому. Опять же, ваши замеры силы заклинания косвенно подтверждают эту версию.

— Красиво излагаешь, — недоверчиво пожала плечами Яга. — Вот только не разгадка это ещё? Мы ж даже кого искать, не сообразим... Кощей такого точно не умеет. Вельзевул тоже не подходит. А окромя них с такой силой и не колдует никто на Руси...

— Обратимся к Кнуту Гамсуновичу, — внёс я предложение. — Он в своё время себя проявил как большой специалист по заморской нежити, может, и найдёт что у себя в библиотеке.

— Ладно, будь по-твоему, — эксперт-криминалистка тяжело переживала неудачи, и эта не была исключением. — Но допрежь ужина даже рыпаться не смей!

Кнут Гамсунович Шпицрутенберг, полномочный посол Пруссии в Лукошкине и неформальный лидер Немецкой слободы, к счастью, нашёл время нас принять и даже попотчевать дорогим и диковинным горячим бразильским шоколадом. Я не представлял, как он в меня влезет после высокой бабкиной кухни, но из международной вежливости допил чашку до дна и даже нашёл силы закусить классическим венским рогаликом. Наконец герр Шпицрутенберг закончил рыться в книжных шкафах и вернулся к нам с толстым томом под мышкой:

— Герр полицеймейстер, я полагаю, вы ищете именно их. Вам повезло — это одна из старейших печатных книг, ещё работы самого Гуттенберга. У меня единственный экземпляр в Европе. — Кнут Гамсунович открыл нужную страницу и стал зачитывать по-русски, старательно подбирая слова:

— "Много есть известий в христианском мире о кочующем сонмище нечистых духов, именуемом Дикой Охотой. Как правило, наблюдают их на британских островах, во владениях императора, а так же в королевствах датском, шведском и норвежском — в краях с самыми долгими зимами и холодными ночами. Скачут они в поднебесье во тьме ночной, по разным сведениям, то на лошадях, то на оленях, сопровождаемые чёрными псами, появляются и исчезают внезапно, и всех несчастных, что попадутся волею судеб им на дороге, гонят на тот свет".

— С характером следов, данными экспертизы, показаниями свидетелей вполне согласуется. А автор ничего не пишет о том, как можно им противостоять?

— Увы, герр Ивашов... Если ему верить, это удавалось лишь святым отшельникам, да и то не всегда.

Признаться, я здорово скис. Наш враг — крупная международная преступная организация, сплочённая, хорошо вооружённая, собаку съевшая на похищениях и убийствах, владеющая технологией, которая позволяет её членам за секунду уйти от любой погони… Это означает верный «глухарь». По крайней мере, в моём мире раскрыть такую группировку было почти нереально, если вы не Джеймс Бонд или Крепкий Орешек.

Но хватит на сегодня, проблемы надо решать по мере поступления. А сейчас — бегом в терем и спать, спать, спать, пока петух не отошёл от устроенных ему Митькой гонок...

Нет, ну что за собачья работа — сыскной воевода! Даже ноги перед сном спокойно помыть не дают! Стоило мне опустить в колодец ведро, как снизу сначала раздался характерный «бэмс» от столкновения с головой, а потом очень знакомый голос обиженно загундосил:

— Э-э, полегче там, участковый! Я всё понимаю, час неприёмный, только что ж драться-то сразу?!

Из сруба, кряхтя и потирая шишку на зелёной башке, вылез водяной. При виде его облипшей ряской физиономии на меня нашли противоречивые чувства. С одной стороны, мужик он классный, здорово помог нам когда-то в деле Чёрной Мессы, в покер играть умеет — словом, душа общества. Но с другой стороны, очень не любит он покидать без надобности родную речку Смородину. И раз уж сейчас водяной здесь, то следует вывод: пригнала его какая-то беда неминучая.

— Давно не виделись, гражданин водяной. Вы случаем не по делу Дикой Охоты?

— Но ч-чёрт возьми, участковый… Опять ты белку в глаз бьёшь. — И почему в Лукошкине каждый второй в ответ на удачную догадку обвиняет в жестоком обращении с животными?! Ладно, хватит шутки шутить, настало время снятия показаний.

— Они и до вас добрались… Вы серьёзно попали — прошлой ночью их группировка убила случайного прохожего.

— За меня не пузырься, Никита Иваныч — не полезут эти гады в воду ко мне. Они кореша моего, лешего, той же ночью прижучили. Приставил их атаман клинок ему к горлу и говорит: выдай, пёс поганый, нам головою девку-ведьмачку белобрысую, как же её… О! Дитя-Неожиданность её кличут. А что лешему делать-то! Нету у него ведьмачек в лесу! И Машенек-то с Настеньками не каждый день встретишь…

При слове «ведьмачка» меня кольнуло ощущение дежавю. Не так давно я уже сталкивался с похожим понятием. Читал где-то — то ли в протоколе, то ли в доносе… Донос? Точно! Ссыльный дьяк Филимон! Обвешанный оружием иноземец! Сафари на чертей под провинциальным Скотопригоньевском!

— Так у него ещё и девушка есть?

— У кого?

Я вкратце пересказал водяному сюжет последнего послания гражданина Груздева.

— О, спасибо, напомнил. Я ж чего ещё хотел тебе сказать, сыскной воевода… Ко мне брательник мой старший в гости заплывал, Стерляжий Царь. Волгой-матушкой он заправляет. Когда он дозором водоёмы свои подвластные обходил, жалились ему русалки под Тверью где-то — мол, науськали на них бабы чудо-юдо заморское, ведьмаком прозванное. С виду мужик старый, лохматый, рожа в шрамах, глаза как у кота — словом, срамота. Наверное, вот этого самого дьяк твой и застал.

— Предполагаете, попытка заказного убийства?

— Да нет, жалко их ведьмаку тому стало, рукой махнул, — плывите, говорит, куда хотите, а бабам посадским доложусь, что так и так, всех одолел. А идёт он в нашу сторону, у всех на Лукошкино дорогу спрашивает. Ох, неспроста вся эта погань на нас посыпалась, участковый… Голову положу — заодно тот ведьмак с Охотниками Дикими.

— Теперь благодаря показаниям водяного у нас есть первая значительная зацепка — некий «ведьмак» и как-то связанная с ним «ведьмачка», имеющие непосредственное отношение к банде, — воодушевлённо информировал я опергруппу после завтрака. — То ли они сообщники Охоты, то ли наоборот, группировка их за что-то преследует — понять не удалось. Но если нам удастся разыскать этих Бонни и Клайда, мы можем получить прямой выход на убийц Сидорова.

— Угу, — отозвался младший сотрудник Лобов, дожёвывая оладушку. — Никита Иваныч, у меня, значится, уже план прехитрый народился! Надо все кабаки прочесать аккуратненько, в штатском, да теребень кабацкую расспросить — не видали ли каких Бонек да Клайдов в Лукошкине? А уж как адресок ихний получим, так со стрельцами и…

— Митя, стоп. Их зовут вовсе не Бонни и Клайд. Именами мы вообще не располагаем. Водяной указал только их особые приметы: очень светлые, почти белые волосы, лица в шрамах, жёлтые глаза с сужающимися зрачками…

— Ужо найдём, — с уверенностью заявила Яга. — Чай, по городу такие стадами не бродят. А если нежить они, значит, магия какая-то у них имеется, её завсегда засечь можно. Да хоть бы и Василий мой учует, — добавила она, обращая негодующий взор на кота. Он как раз вскочил на пустующую лавку и, пользуясь тем, что его якобы не замечают, потянул блудливую лапку к крынке со сметаной.

— Кстати, бабушка, последние две ночи наш питомец не совсем адекватно себя ведёт, — не упустил я случая нажаловаться. — Топает по терему, как три слона, скребётся под каждой дверью, мяукает с подвыванием... Может, кот чем-то болен?

— Может, болен, а может... и взаправду почуял кого. Никитушка, глянь-ка в записках своих, какое я там время смерти Сидорова огласила? А то не помню ни шиша...

Открыв ларчик с бумагами по текущим делам и пошуршав в нём, я нашёл вчерашний протокол осмотра трупа:

— Так, так... Около четырёх утра.

— А сколько на колокольне било, когда Васька тебя прошлой ночью будил?

— Вроде тоже четыре раза... Блин, точно...

— Знать, зверь так на Охоту эту окаянную реагирует. А раз сегодня опять заскрёб — видать, возвращались сюда ироды зачем-то.

— Тогда готовьтесь, бабуля — народ с заявами об убийствах повалит, — мрачно пошутил я.

Но вместо вдов и сирот новых жертв призрачных негодяев дежурный стрелец пригласил в отделение... Кнута Гамсуновича.

— Доброе утро, господин посол. Я так понимаю, в слободе возникла внештатная ситуация? Что-нибудь с Новичковым?

— Гутен морген, герр полицеймейстер... Нет, ваш соглядатай не относится к делу. Ночью у меня украли книгу!

— Странный выбор. В вашей резиденции масса более привлекательных для лукошкинского домушника вещей. Наверное, что-нибудь особенное?

— Невероятное совпадение — это тот самый фолиант Гуттенберга, откуда я вчера зачитывал о Дикой Охоте!

— Вы можете конкретно кого-нибудь подозревать?

— Герр Ивашов, в нашей колонии часто оседают разные подозрительные личности, преследуемые властями в Европе. Среди них бывают и астрологи, и алхимики, и дьяволопоклонники вроде покойного пастора Швабса. Я могу назвать минимум пять-шесть человек, увлекающихся потусторонним... Скажем, тот же Зальцбургер.

— Опять он... Но как ему поможет ваша книга в его разведывательной деятельности?

— Вы с вашим царём совсем рехнулись на шпионаже, герр полицеймейстер. Поляки тут ни при чём — Зальцбургер на досуге балуется добычей философского камня. До того, как перебраться в Россию, он жил при дворе маркграфа Тюрингии и вконец разорил его своими опытами.

— Кстати, о Швабсе... Что вы думаете о его преемнике, патере Скоттини?

— О, на свете нет кунштюков, на которые не была бы способна эта каналья, — процедил посол. — Вот только ему нет нужды у меня воровать. Скоттини — мой давний партнёр по бильярду, он вполне мог выпросить книгу миром.

— Мой вам совет, господин посол — проверьте кого-нибудь из прислуги или охраны. Возможно, преступник, как и в деле Мессы, действовал не сам, а с помощью кого-то из вашего окружения...

Как выяснилось впоследствии, так и было. Сначала, когда мы с господином Шпицрутенбергом выехали к нему, то обнаружили, что похищенный раритет был подброшен обратно!

— Гиммель-герр-готт! Что за шутки?! Воришка испугался?

— Тут возможны варианты, Кнут Гамсунович. Либо преступник не нашёл применения краденому и, не став дожидаться, пока мы возьмём его след, вернул. Либо он просто почерпнул из книги нужную ему информацию и больше в ней не нуждается.

— И ещё кое-что, герр Ивашов — это был человек образованный, с уважением к книге. Обычный вор просто выкинул бы её в канаву.

— Значит, ваша дворня точно в этом не замешана. Но всё равно это должен быть некто, вхожий в ваш дом.

— Доннерветтер, должен признать — Скоттини подходит лучше всего. Я всегда понимал, что он, как все иезуиты, записной подлец, но предполагал, что он, как лицо духовное и официальный представитель Рима, чем-то должен брезговать... Но всё-таки — ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ ему справочник по демонологии?! Мало старому папскому шакалу своих?! — Кнут Гамсунович начал серьёзно злиться. — Прошу прощения, герр Ивашов, эта история так глупа, что вывела бы из себя самого Сократа! Ведь даже уголовного дела по вашим законам вы теперь возбудить не сможете...

— Сможем, если похититель нанёс книге ущерб — вполне можно раскрутить его на компенсацию, — сказал я и полистал книгу, проверяя, все ли листы целы. Взгляд мой остановился на страничке, посвящённой Дикой Охоте, которую я запомнил со вчерашнего. Она была заляпана чем-то белым... Воск! Подозреваемый читал её при свечах. Похоже, по ночам к кому-то из с виду честных немцев приходят оригинальные мысли...

Окончательный ответ на вопрос немецкого посла дал нам наш сексот-доброволец Савва Новичков, когда несколько часов спустя явился ко мне с докладом. Основоположник кубизма был по натуре "жаворонком", на работу в костёл Немецкой слободы приходил спозаранку, и, как оказалось — очень вовремя:

— Дворецкий посла немецкого у патера исповедовался. Он всё с кулем здоровым каким-то ходил, может, то покража посольская и была. Про что говорили — хрен знает, я языкам-то не обучен. Но я к езуиту посоветоваться по работе зашёл — так он комнатушку свою всё ладаном обкуривал, будто бесы к нему повадились. Ох, дурные там дела, Никита Иванович...

— Уж не патер ли Охоту Дикую ту сюда вызвал, как думаешь, соколик? — задумчиво обратилась ко мне Яга. — Я думаю, он там заклинание искал, коим их с того света на этот призвать можно. Опять же гады эти по ночному времени объявляются обычно... А раз Васька их почуял, да католик тот от них кадилом отмахивался — видать, нашёл он слово заветное.

— Дык чё мы стоим, коллеги милицейские? — разухабисто вклинился в разговор Митька. — Скрутить еретика, пока он опять нам на голову Вельзевула какого не устроил — и всё!

— Я бы, признаться, рад закрыть дело поскорее, но если мы обезглавим католическую общину, царица нас не поймёт, — резонно, как мне казалось, возразил я. — Австриячка всё-таки. Да и Горох не одобрит. В нынешней международной обстановке наши действия против отца Скоттини могут быть использованы Варшавой как предлог к войне.

— И-их, Никитка, опять застряли мы с тобой. Ни туда, ни сюда, — проворчала эксперт-криминалистка. — Вроде и виноват кругом макаронник этот, но и трогать его опасно. Небось ведьмака того неведомого проще будет добыть...

— Кстати, да, бабуля! На нём имеет смысл сосредоточиться. Во-первых, между ним и бандой есть какая-то слабая, но связь, если верить показаниям водяного. Во-вторых, о ведьмаках здесь никто не знает, он из какой-то неизвестной точки планеты, а может, вообще с Марса или из параллельного мира. Здесь просто не может быть силы, которая бы его "крышевала", и нам достаточно легко будет до него добраться. Потому что, в-третьих, он сам направляется в Лукошкино.

— Дык он ещё когда доползёт... — пессимистично отозвался Митяй.

— Это можно вычислить. Коллеги водяного последний раз видели его в районе Твери, это примерно километров полтораста от нас...

— Чего-чего? — хором удивились наши сотрудники. Забыл я, что здесь метрическую систему ещё даже не изобрели, но уж очень неудобно человеку из XXI столетия считать в аршинах, вершках и конных переходах.

— Проехали. Ладно, попробуем показать на лошадках, — я достал бумагу, карандашик и как мог, перевёл расстояние между подозреваемым и нами "в попугаев". — Хм... Это где-то от силы дня два верхом с учётом всех привалов и остановок. Так что завтра ключевой свидетель будет у нас в руках!

Тем временем из ворот Твери в сторону стольного града Лукошкина выдвинулся огромный караван купцов. Путь им предстоял хоть и недалёкий, но опасный. По дороге на юг, ближе к Клину, на обочине стали находить трупы, растерзанные каким-то зверем невиданным — то ли рысью, то ли медведем. Страх обуял округу. Путники, следовавшие из Новгорода, Тихвина, Торжка и других северных городов в столицу, теперь старались избегать прямой дороги и чесали лишних сто вёрст в обход, через Волок Ламский.

Но участники каравана не страшились опасной зоны. Не далее как вчера их подрядился охранять заморский вояка-рубака Геральт из Ривии — тот самый, что за месяц успел разгромить бесов с горы Кудыкиной, очистить от нежити огромное Оршанское болото, отвадить русалок от деревни Старые Перечницы, да между делом снёс башку отпетому конокраду и насильнику Федьке Золотому Зубу.

Караван был устроен так. Замыкал его новгородский гость Елпидифор Тапочкин. Перед ним ехали "немцы" — торговцы из западных королевств: Джонсон, Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит. В голове колонны присутствовал инициатор и самый бесшабашный участник этого похода — тверской гостинодворец Афонька Никитин. А по правую руку от него в седле свежекупленной кобылки по кличке Плотва сидел ведьмак, объятый думой.

Изначально план у Геральта был самый простой. Требовалось разжиться лошадёнкой, доехать до Лукошкина, где крутится куча заезжего денежного люду и где больше шансов урвать хороший контракт. Раздобыть себе ружьё, а лучше пистоль, подучиться обращаться с ним — когда ведьмак недели две тому впервые увидел огнестрельное оружие в деле, то решил, что в жизни однозначно пригодится. А когда Лукошкинская Русь примелькается, исчерпает себя — ехать к соседям: немцам, шведам, туркам... Всё выглядело просто и осуществимо. Ровно до позапрошлой ночи.

Тогда на притихшую Тверь неведомо откуда налетел ураганный ветер, в дальние холмы били молнии. Собаки, петухи, младенцы и колокола словно силились заглушить друг друга криком и звоном. Тверичи вскакивали с лавок и полатей, хватали вилы и в поисках неведомого врага обходили дворы, мешая прадедовские заговоры с молитвами и матюгами. Пушкари, решив спросонья, что идёт штурм, палили в темноту и, по слухам, разнесли в предместьях монастырские пивоварни и чью-то баню. Проснулся в холодном поту и Геральт, только-только вернувшийся с болот. Ночная катавасия в сочетании с кошмарами и головной болью стали для него верным знаком — Дикая Охота явилась сюда.

Но главным источником тревоги было даже не это. Во сне ведьмак явственно видел Цири. Вот она скачет под чёрными тучами по полю какой-то битвы. Перевёрнутые пушки, изрубленные трупы в кольчугах и стрелецких кафтанах, брошенное знамя с двуглавым орлом... Вот конники Дикого Гона, даже не скрывающие своё подлинное обличье — воинов эльфов-Ольх: они кружат над девушкой, как вороны, выхватывают клинки, плетут заклинания... Он, Геральт, со следами кандалов на руках, рвётся ей навстречу с диким криком "Не-е-ет!!!". За ним бежит шальной малый в глупом шапо с козырьком, планшеткой на плече и в синем мундире. "Митька, вперёд!" — командует он кому-то...

Белый Волк, как никто другой, знал — такое не снится зря. Эти подонки нашли Цири. И она, естественно, метнулась за помощью к первому, кого вспомнила, кого знала, где искать — Геральту. Терять её в таком положении категорически не следовало. Первейшим долгом ведьмака теперь было собрать всю доступную информацию о своей воспитаннице. А лучшим для этого местом опять же было Лукошкино — перекрёсток всех путаных русских дорог.

Странствие Геральта неожиданно обрело новый смысл...

Стоял жаркий, безветренный летний денёк. Лошади лениво тащили огромные скрипучие телеги, гружёные полотном, мёдом, воском, брёвнами, бочками с солёной рыбой и даже небольшой партией моржового клыка. Путники двигались налегке — видя, как из-под свалявшихся волос возчиков льются водопады пота, даже чопорные немцы сняли свои шляпы. Разудалый Афонька Никитин ехал на своём иноходце в одних синих портах и нательной льняной рубахе, беспечно отпустив поводья.

— Ведьмак, а ведьмак! Ты пошто ушёл во мрак? — окликнул он погрязшего в дурных воспоминаниях Геральта. — Вчера ж ещё молодец молодцом был, помнишь, как сделку обмывали?

— Отвали, — меланхолично махнул рукой Геральт. Под другим ухом у него и так уже жужжала муха, так что слушать ещё и трёп торгаша совершенно не хотелось.

— А как мы в трактире у кузнецов тех молодух отбили, а потом попёрли с ними голышом купаться? Помнишь? — гнул свою линию Никитин. — Ты ж тогда самым здоровым подмастерьем чуть стенку не пробил! А Манька под тобой такие рулады выводила — мне аж завидно стало: чёй-то лучшая баба на посаде, да не со мной?... — Тут Афонька понял, что ведьмаку в самом деле худо, и оборвал ностальгию по вчерашним пьяным подвигам, две трети которых он сам же на ходу и выдумал.

— Гер Герыч, ты это... Уважь товарища, слово молви, что за беда приключилась? Ужо помогу!

— За моим другом гонятся, — уклончиво удовлетворил Геральт Афонькино любопытство. — Если я его не разыщу первым, то от него и костей не оставят.

— Что за морды? — уточнил Никитин. — Разбойнички? Шамаханы? Лезгины лихие?

— Ты не поверишь, Афонька, но гораздо хуже их всех вместе взятых. Тебе не по зубам. Я пойду один. Мне бы только доехать до Лукошкина и разжиться там весточкой, а дальше — как судьба распорядится.

— Э-эх, ведьмак, судьба — шлюха та ещё, — подпустил философии купец. — Я тебе, старинушка, средство повернее подскажу. Небось не знаешь, что для розыска в Лукошкине царь-батюшка милицию завёл?

— Афанасий Афанасич, разговор есть! — пискляво окликнули Афоньку. Никитин обернулся и сплюнул: сзади к ним с Геральтом на своей кляче приближался Тапочкин. Ухарь Афанасий и трусоватый желеобразный новгородец невзлюбили друг друга едва ли не с первой минуты знакомства, терпя друг друга лишь ради полезных связей. Тапочкин наконец поравнялся с лидером каравана и начал шептать на ему на ухо, думая, что делает это тихо.

— Афанасий Афанасич, ты пойми, хоть ты и есть человек уважаемый и гостиной сотни купец, но зря ты с ведьмачищем этим хороводишься. Люди сказывают — оборотень он, человеческими жертвами питается. Вон и божок у него поганский заместо креста висит...

— Я всё слышу, милсдарь Тапочкин, — с металлической ноткой в голосе прервал его "оборотень", демонстративно обнажив стальной меч до половины. Милсдарь Тапочкин икнул и схватился за седеющую рыжую бороду.

— Ты повежливей с им, Елпидифор Провыч, а то как бы он тобой на привале не закусил, — при этих словах Афонька подмигнул ехидно. — А крест я сам как-то в Нижнем пропил — и ничего, золотой себе заказал.

— Тьфу на вас! Изыдите, нечестивые! — пискнул в гневе новгородец и погнал своего скакунчика обратно к возам.

— What's the matter? Was ist das? Det skandalen? Diese Russen! [1] — заволновались Джонсон, Янссон, Карлсон, Ларсен и Шмит. Геральт ещё раз подивился, что местные языки были отчасти знакомы ему. Русские изъяснялись на наречии, напоминавшем говор нордлингов, Джонсон — на отдалённом подобии Старшей Речи, Шмит и другие немцы и шведы — на языке, который можно было бы принять за диалект краснолюдского. "Уж не из этого ли мира пришли наши предки в годы Сопряжения Сфер?" — подумал ведьмак.

— Вот дурень, а... — выдохнул вслед новгородцу Афонька. — Так о чём говорил-то я... В милицию тебе идти надо, Герыч! У них сыскной воевода знаешь, какой орёл?! Прошлой осенью у меня в Лукошкине на ярмарке кошелёк срезали. Раньше бы — пиши пропало, а Никита Иванович мне уже на другой день возвернул! И дружка твоего вытащат!

— Охотно верю на слово, — отозвался Геральт. Всё равно он здесь был один, как перст, а если этот солтыс Никита был действительно столь гениальным сыщиком, он мог стать хорошим подспорьем в поиске Цири. — А как мне найти отделение? Город-то большой...

— Я уж и сам плохо помню. Вроде от Колокольной площади первый поворот налево, второй направо, там храм Ивана Воина, от него наискось в переулок и направо сызнова. Там не ошибёшься.

На ночь пришлось вставать под открытым небом верстах в сорока от Клина. Виной тому была захромавшая лошадь на одном из никитинских возов: пока дотащились до ближнего села, пока перековывали конягу — солнце уже пошло на снижение. Утомлённые дорогой немцы требовали немедленного привала. Тапочкин, напротив, считал его плохой идеей.

— Окститесь, люди! — взывал он. — Тут в лесах чудище поганое шастает, люд православный деревнями жрёт! Как наскочит среди ночи на нас — так и подохнем без покаяния, аки бродяги одичалые!

— А ведьмака я на что подряжал? — окрысился на него Афонька. — Помолчи-ка ты лучше, Тапочкин, не доводи до греха.

— Я сожалеть, но мы не иметь другой выход, сэр, — перешёл на русский Джонсон. — Мои партнёры есть уставать езда. До город ехать пять часов. Мы иметь спать здесь.

— Ja, natürlich! Wirklich! Bei mir tut der Arsch weh! Diese Russische Wegen! [2] — поддержали Джонсона Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит.

— Тогда решено, — закончил Никитин. — Ведьмак! — окликнул он Геральта, который флегматично наблюдал, как жуёт траву рассёдланная Плотвичка. — Настала службишка твоя! Сейчас работнички пойдут дров нам наломают, а тебе их от чуда-юда прикрывать.

— Как всегда, дров наломали одни — а прикрывать их задницы должен старый израненный ведьмак, — усмехнулся Геральт, проверил остроту мечей и двинулся к возчикам.

— Погоди, я с вами пойду, — встрепенулся Афонька. — Я, Герыч, страсть как охоту обожаю. Зимой — хошь верь, хошь не верь — в одиночку с ножом засапожным о-от такого медведя взял.

— Здесь не только медведи, милсдарь, — предостерёг Геральт. — Ножичка может и не хватить. А потом скажут, что я тебя порешил, и посадят меня в яму. А оттуда — на шибеницу. Лучше вернись к своим.

— Да ну на хер, — радикально отказался Никитин. — Скучный эти немцы народ — не накатишь с ними, не попоёшь. Сидят, табак свой вонючий смолят, друг с дружкой лают — «гав дую в дуду? Я-я их бил». И Тапочкин надоел, божья корова. В Твери ещё я его в кабачок звал, да в баньку, да с девками, по-людски — у него жопа сыграла: нельзя, ох-ох, грех-грех! А ты, ведьмак, мужик нормальный!

— Редко слышу такие слова, — ухмыльнулся Белый Волк. — А в ваших краях ты вообще чуть не первый, кто не считает меня угрозой.

— Мы, Никитины, такие. Страха не ведаем, упрёка не слушаем, — гордо заявил Афонька. — Прапрадедушка мой, Афанасий тож, вообще великое дело учудил! С московскими купчишками они собрались и по Волге — да в Персию, да в Индию! Только вот не вернулся старый, там и загинул где-то в лесах вечнозелёных. Слышь, ведьмак?! Как в Лукошкино доедем, да кубышку зашибём, вернусь я в Тверь, зачну лодьи в Индию снаряжать! А тебя с собой возьму — басурман гонять будешь, тигров там с шакалами. Выручку всю пополам. Давай, а?!

— Предложение заманчивое, но не сейчас, — отозвался Геральт. — У меня, между прочим, друг пропадает. Давай лучше готовить дровишки, пока не стемнело.

Дело пошло на лад. Никитинские работники рубили и ломали дрова, ведьмак похаживал по опушке с обнажённым мечом и принимал эликсиры, а Афонька сидел на пеньке, подбоченясь, и всеми командовал. Внезапно внимание Геральта привлёк резкий запах от одной старой сосны. Слишком знакомый и ничего доброго не сулящий.

— Афанасий, скажи кметам, чтоб побыстрей закруглялись, — предупредил Геральт. — Уже закат. А в этом лесу, судя по меткам, охотится баюн.

— Херня, не бывает котов-баюнов, — привычно отмахнулся Афонька. — Вот домовых у меня цельная семья за печкой живёт. А кот-баюн только в сказках и водится. И вообще он маленький должен быть, не может он человека порвать.

— Метка оставлена слишком высоко для маленького безобидного котика, — возразил ведьмак. — Похоже, у вас в России баюны такие же, как и у меня на родине. То есть очень опасные.

— Ладно, уломал, красноречивый, — сдался Афанасий Никитин-младший. — Чёй-то заждались немцы наши костерка. Братва, кидай работу! Тут на цельный острог хватит!

— Глянь-ка, хозяин, — отозвался рыжий возчик, — огоньки зелёные в лесу! — В сумеречном бору и в самом деле загорелись два зелёных глаза, их появление сопровождалось громким недовольным басистым мявом.

— Может, рысь? — спросил работник помоложе, безбородый совсем ещё парень.

— Баюн, — отрезал Геральт. — Метки врать не могут.

— Вот мы его сейчас тёпленького и вздуем, — оптимистично заметил Афонька. — Айда вперёд кошатину добывать!

— Очень не советую это делать, — молвил ведьмак. — Он будет отступать и заманивать нас в чащу. А там того из нас, кто окончательно заблудится, найдёт по запаху, загипнотизирует и слопает живьём. Жертвы баюна впадают в полное оцепенение, не могут даже крикнуть "На помощь", хотя видят и чувствуют всё, что делает с ними хищник. А баюн, как все кошки, любит поиграть с добычей... Моя задача, Никитин — охранять тебя и твоих людей, а не использовать их как живца.

— Умеешь ты пугать, Герыч, — поморщился Афонька. — Отходим!

Кот-баюн, похоже, решил, что это относится и к нему — он сердито зарычал на прощание, развернулся и исчез в темноте.

— Ох, страсти-то какие, — сказал рыжий. — Батюшка ведьмак, а он нас в поле не тронет?

— Вряд ли. Лесные кошки не любят открытые пространства — и довольно редко нападают на человека. Эту особь, видимо, кто-то спугнул... — Геральт резко помрачнел и стихшим голосом добавил: — В принципе, не заходить в лес вполне достаточно. Но караулить придётся.

Ведьмак замолк и задумался. О том, что спугнуть редкого, осторожного и мнительного баюна, которому с его способностями даже ни к чему вылезать из своей берлоги, могла разве что Дикая Охота. Кошки всегда чуяли её первыми — как и ведьмаков, кстати.

Опасения Геральта вскоре оправдались.

Облака надвинулись на луну, и темно стало — хоть глаз выколи, но ведьмаку после эликсиров это была не помеха. Он своевременно углядел, как от опушки леса кралось что-то большое и поджарое. Страховидла зыркнула фосфоресцирующими глазами и направилась прямо к лагерю.

Заржали кони, повскакали с мест люди. Это был самый опасный момент. Ведьмака загипнотизировать мог только очень опытный чародей, но обычному человеку хватало нескольких секунд контакта глазами с баюном, чтобы впасть в полный ступор. Геральт решил отвлекать внимание на себя, но едва он направился к баюну, как заметил, что его кто-то нагоняет.

— Ты думал — я самый интерес пропущу? — Это был неугомонный Афанасий Никитин.

— Если тебе жить надоело, мог бы сказать, — зашипел на него Геральт. — Я бы достал меч и сделал проще, без мучений.

— Да иди ты... Хуже Тапочкина, — обиделся Афонька. — Тебе ж пособить хочу. Как он на тебя вылупится, я такой сбоку и его ножиком...

Баюн был уже близко, прижимался к земле, неслышно переставляя мягкие полосатые лапы. Ведьмак, подражая ему, сгруппировался и как можно незаметнее выставил серебряный меч перед собой, выжидая момент для контратаки после гляделок. Но вовремя заметил, что что-то пошло не так.

Кот выбрал жертвой Афоньку. Не мигая, только слегка шевеля усами, он сверлил Никитина взглядом, и тот находился уже на полпути к полному одеревенению.

Ещё минута — и случилось бы непоправимое. Геральт что есть духу наскочил на хищника и нанёс ему размашистый удар мечом по задней лапе.

— ЯЯЯАААУРРРР!!! — прогрохотало над полем. Острые, почти стальные когти разодрали ведьмаку бок. Баюн охромел, завалился на бок, но успел задеть охотника. Геральт откатился подальше и продолжил кружить вокруг огромной кошки, соблюдая ту же тактику — парировать каждый бросок лапы зверя ударом клинка, чтобы обездвижить и затем спокойно прикончить его.

Баюн ещё дважды ободрал Геральта, щёлкал зубами, пытаясь укусить, но его раненая лапа давала накачанному эликсирами противнику преимущество в маневренности. Когда на помощь подбежали мужики с топорами, зверюга могла только ползать на брюхе и издавать душераздирающий рёв. Ведьмаку осталось сделать только один последний удар, перебив баюну позвоночник. Что и произошло незамедлительно.

— Ну ты орёл, — одобрительно воскликнул очнувшийся-таки Никитин. Он облокотился на добытого Геральтом зверя и попытался встать в героическую позу, но, видно, не до конца отошёл от баюновых чар — ватные ноги утянули его наземь.

— God damn it! Unbelievable! Das ist fantastisch! Mein Gott! — восхищённо качали головами Джонсон, Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит, обозревая место поединка. Ведьмак отряхнулся, помог горе-напарнику встать и пошёл обратно в импровизированный лагерь, где в его сундучке хранились обеззараживающие и кровеостанавливающие средства.

— Герыч, я нынче должник твой, — бормотал Афонька. — Как в Лукошкине товар сбудем, сабельку повострее себе подберу и с тобой на пару друзей твоих спасать. Только бы в столицу без приключениев доехать нам...

Но без приключениев всё-таки не вышло.

На другой день, когда до Лукошкина оставалось от силы часа два, Геральт разглядел далеко впереди группу всадников. Вскоре стало заметно, что это десятка два стрельцов с саблями наголо, эскортирующие явно благородного и богатенького милсдаря в роскошном синем кафтане с дурацкими рукавами, которые свешивались чуть не до земли, даже если их хозяин сидел верхом. И стрельцы, и их начальство были настроены весьма воинственно.

— Большой боярин к нам едет, — удивился Афонька Никитин. — С чего это честь такая? Неужто ты, ведьмак, Змея Горыныча порубал и за то тебе шуба с царского плеча полагается?

— Я по драконам не работаю, — отрезал Геральт и напряжённо добавил: — И сдаётся мне, эта орава едет вовсе не государственные награды нам вручать.

— А ну стоять, аршинники! — скомандовал Длинный Рукав. — Слово и дело государево!

Эта вроде бы невинная фраза нагнала на честную компанию уныние. Тапочкин икнул и начал, бормоча молитвы, прятаться за мешки. Джонсон, Янсон, Карлсон, Ларсен и Шмит вынули изо ртов трубки и упали с лиц. Даже развесёлый Афонька насупил брови.

— А ты кто таков есть, боярин? — дерзко полюбопытствовал он. — Что-й то я тебя в Лукошкине не видывал!

— Больно надо мне перед вами, худородными, ликом сверкать, — спесиво прошипел Длинный Рукав. — Аз есмь стольник государев князь Арбатско-Покровский! Даден мне царский указ: ведьмака так называемого, что с вами в стольный град следует, под стражу взять и в железа заковать, яко разбойника, душегуба и шпиёна держав заморских!

«Начинается», подумал Геральт, сжимая ладонь на эфесе меча. Когда шестеро стрельцов спешились и двинулись к ведьмаку, его медальон не то что завибрировал — задёргался, сигнализируя о присутствии какой-то нехорошей магии. Это означало, что и "стрельцы", и "князь", скорее всего, липовые. Но у медальона тоже было одно прелюбопытное свойство.

— Ну что, желтоглазый, саблюку добром отдашь, аль нам её с тела твово мёртвого сымать? — нагло щерясь, сказал малый, бывший в группе захвата за главного. Вместо ответа ведьмак с обречённой миной отдал "стрельцам" оба меча и последовал за ними.

— Как же так... — недоумевал Афонька, глядя, как отряд уводит арестованного Геральта.

— А я говорил... — прогудел Тапочкин. — Зато сэкономим на ём.

— Ну ты и шкура, милсдарь Тапочкин, — раздался из-за спины новгородца знакомый голос.

Милсдарь оглянулся, икнул и обмяк — на телеге примостился точно такой же Геральт.

— Мать моя женщина, — поразился Афонька. — Ты как... как это делаешь? Ты как от них убёг, ведьмак?

— Они взяли не того парня, — почти весело ответил тот. — Есть такой вид магии — иллюзии наводить. Однако твой партнёр прав. Теперь я стал слишком опасным спутником и не смогу стеречь ваш караван. Я должен вас покинуть.

— Герыч, я хоть в аду гореть и буду, но не за жадность, — сказал Никитин, достал мешочек и отсыпал Геральту обещанную сумму. — Вот только три червончика удержу, за то, что не довёл ты нас...

— В каком смысле? — съязвил ведьмак.

— В хорошем. Ладно, Герыч, бывай! Не поминай лихом Афанасья Никитина! Если чего — в Гостином Дворе завсегда найдёшь меня! Сыскному воеводе привет!

Видимо, у группы захвата был хороший чародей или просто амулет, снимающий иллюзии. Иначе Геральт никак не мог объяснить себе тот факт, что минут через двадцать после расставания с караваном его атаковали снова. Воины были в том же числе, но теперь, судя по всему, в настоящих обличьях. Это были неприятные коренастенькие плосколицые типы в неопрятного вида шапках с лисьими хвостами, оснащённые кривыми мечами и луками.

— Ак-шайтан кирдык! Порубаллы! Мешкы заталды! — кричали они.

Ведьмак срубил на скаку сперва одного, затем другого, но приметил, что часть всадников выстроилась поодаль и приготовила луки к стрельбе. Геральт, конечно, мог отбить стрелу на лету, но не более одной. Потому он принял единственно, как казалось, верное решение — позорно бежать, пока есть силы у Плотвы.

Но в самый разгар погони в партию включился ещё один неожиданный игрок.

В небе со стороны Лукошкина навстречу Геральту двигался неопознанный летающий объект. Подлетев поближе, он оказался самой элементарной кметской ступой, которой управляла с помощью помела старая страховидная магичка. Вторым пассажиром ступы был шальной малый в глупом шапо с козырьком, планшеткой на плече и в синем мундире.

— Подержи руль, Никитушка! — залихватски скомандовала магичка своему напарнику. — Перво-наперво шамаханов расшугаю, а там уж свидетелем займёмся!

[1] "В чём дело?" (англ.), "Что такое?" (нем.), "Что за скандал?" (швед.), "Ох уж эти русские..." (нем.)

[2] "Да, в самом деле" "Правильно!" "У меня уже задница болит!", "Ох уж эти русские дороги!" (нем.)

Мои опасения оправдались лишь частично. После нашего краткого доклада Горох, недолго думая, подписал ордер на обыск падре Скоттини. За что ему отдельное спасибо — даже не стал, как обычно, набиваться в добровольные помощники. То ли государь понимал, что дело слишком тонкое, то ли был слишком заморочен проблемами обороны... В любом случае, его присутствие в рядах опергруппы осложнило бы международную обстановку до крайности, и через пару месяцев нам пришлось бы работать в условиях осаждённого города, в перерывах между артобстрелами, голодными бунтами и ловлей лазутчиков. Как говорит Шмулинсон, оно нам надо?!

— Кстати, — вспомнил я, — Абрам Моисеевич вчера в условленное время для отчёта не являлся. Это наводит на подозрения... На обратном пути навестим польское подворье и потолкуем о его судьбе.

Но в Лукошкине скорость слухов опережает скорость света, и, подходя к католической кирхе Немецкой слободы, мы обнаружили сгрудившуюся вокруг неё группу из сорока-пятидесяти бюргеров, вооружившихся граблями, вилами, сковородками и прочими подручными средствами. Их ряды эффектно дополняли расфуфыренные усачи в цветастых кунтушах и пернатых шапках и шлемах. Судя по форме одежды и количеству клинков и пистолетов за поясами, это были члены свиты посланника Речи Посполитой, ясновельможного пана Адамкевича. М-да, похоже, что ушлый иезуит мобилизовал на свою защиту всю католическую общину города...

— Ратуйте, люди! — разорялся кто-то из поляков, пытаясь для пущего драматизма выхватить из-за пояса один из десятка пистолетов и шмальнуть в воздух. — Чи слышите глос ойца небесного?! Кляты схизматы, дьяблями провядзёны, идут до косцьолу зубожачь матку бозку!

Звонарь бил в набат. Наиболее слабонервная часть митингующих уже плюхалась на колени и затягивала молитвы. В моё время такого энтузиазма от католиков ожидать было бы странно, но здесь, в средневековой Европе, где ещё живы очевидцы религиозных войн, такие явления, пожалуй, норма... Что не делает их менее опасными и провокационными, чёрт побери! Ничего, теперь этот Скоттини у нас допрыгается ещё и до "разжигания национальной и религиозной розни"!

— Ну что ж, раз межконфессионального конфликта нам не избежать,пойдём напролом. Митя, Фома, берите Брыкина и Заикина и вежливо, без членовредительства разоружите наших немецких друзей. Бабуля, мы с вами направимся на разборки с гоноровой шляхтой, как наиболее воинственно настроенной.

— Сыскной воевода Ивашов Никита Иванович, имею ордер на обыск за подписью государя! Кто здесь старший?! — нарочито громогласно обратился я к "прегордым ляхам". Один из польских представителей, надушенный паныч в зелёном, украшенном рубинами жупане, развернулся ко мне — очевидно, русским он владел лучше остальных.

— Юзеф-Мария-Сигизмунд-Август Подъяблонский, — представился он, галантно расшаркавшись, а потом тем же галантным и при этом убийственно брезгливым тоном продолжил: — Прошу пана воеводу простить, но не след ему имать отца святого на цугундер. Людям боязно, что царь их духовного напутствия лишает.

— Пан Подъяблонский, у следствия есть основания подозревать патера Скоттини в контактах с нечистой силой. Так что очень вероятно, что его духовные напутствия могут оказаться недействительными. Живописец Савва Новичков, господин Шпицрутенберг и его дворецкий могут подтвердить. Поэтому попрошу вас и ваших товарищей сдать всё оружие нашим сотрудникам и прекратить подстрекательство к массовым беспорядкам.

— Прошу пана простить, но я верный сын римской церкви и не стану помогать еретикам разорять костёл, будь греческой веры они или лютеранской. И коли русь вкупе с немцем угрожает посполитому посольству и Ватикану, поправ все договоры и трактаты — мы ляжем костьми на этом пороге, но не посрамим чести шляхетской.

— А цел ли у вас, добры молодцы, порох в пороховницах?! — с ехидцей в голосе поинтересовалась Яга, махнув платочком. Подъяблонский посмотрел в пороховой подсумок, пошарил там, убедился, что боеприпасы исчезли и процедил:

— Холера... Да ты ведьма?!

— Вьедзьма! Ратуйте, панове! — заверещал всё тот же "лучший стрелок", так и не разобравшийся со стволами.

Коллеги пана Юзефа при слове "ведьма" потянулись за саблями. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, но тут из боковой улочки показались четверо бравых молодцов в железных кирасах. Вначале я решил, что к иезуиту выдвигается подкрепление, но затем заметил за их боевыми плечищами знакомое лицо и шляпу с плюмажем. Кнут Гамсунович, как неформальный лидер района, не мог не вмешаться в ситуацию, и надо сказать, очень кстати! За ним на явно породистом и дорогущем скакуне выезжал немолодой, грузный всадник. Количество блестящих перстней на пальцах и подбитый дорогой чернобуркой кунтуш выдавали в нём лично посла Адамкевича. Вот и отлично, у нас в отделении накопилась масса вопросов к его деятельности...

— Майне дамен унд геррен, вас ист лос?! Мы с герром посланником Речи Посполитой обсудили ситуацию и пришли к выводу, что кирху трогать не следует, но и угрожать герру полицеймейстеру тоже рискованно. У вас ведь есть ордер на обыск от царя?!

— Да, пан воевода! Хотел бы я знать! — пророкотал Адамкевич. — Когда пан подсылал шпионить за мной своего жида на посылках — это ещё можно было стерпеть, но когда милицейская ведьма ломится в храм... То скандал, пан воевода!

Плохо дело: похоже, старый лис раскрыл Шмулинсона с самого начала, и теперь мы рискуем обнаружить его хладный труп где-нибудь в лопухах за городом. В этом веке за жизнь разоблачённого шпика никто не даст и ломаного гроша... Я предъявил Адамкевичу ордер, тот просмотрел его на свет, недоверчиво покачал головой и сказал:

— Езус-Мария, с этого и надо было начинать... Предлагаю пану компромисс: я свою клиентелу уведу на подворье и лишу жалованья на неделю за гвалт. Но в костёл ведьму пан не впустит и святого отца допросит на моих глазах — во избежание эксцессов.

Подъяблонский перевёл "компромисс" на польский, а Кнут Гамсунович — на немецкий, и толпа начала успокаиваться и разоружаться. Конечно, фактический запрет на проведение экспертизы был серьёзной помехой, но не лезть же поперёк представителю государства, находящегося с нами на грани войны! Теперь хотя бы можно было работать без боя. Однако отдельные наэлектризованные Скоттини фанатики пытались выделываться. Когда это происходило, я делал знак Митяю, и тот проводил разъяснительную работу:

— Найн! Посягание на духовный лицо есть дер смертный грех — айнц, и противоречь Аугсбургский эдикт — цвай! Мы отдавать отец Скоттини на дыба нихт! Мы быть стоять посмертно?!... насмерть?!... Ой!

— Мы жаловаться сам царица! Она чтить муттер Божий! Она всегда покрывать... покривить... покровить честных немцев! Ай!

— Нет веры схизматам! Ратуйте... Ой!

— Вопросов больше нет, граждане? Молчание — знак согласия. Митя, следуй за мной! Бабушка, боюсь, ваше пребывание в кирхе оскорбит религиозные чувства публики...

Патер Скоттини, встретивший меня в своей "каптёрочке" слева от входа, был низеньким, сытеньким человечком с пронзительными чёрными глазками-перчинками и блестящей тонзурой, плавно переходящей в натуральную лысину. Он напоминал актёров, играющих сыщиков и мелких жуликов в итальянских кинокомедиях.

— Чем прогневила моя скромная особа достопочтенного синьора Ивашова?

— Святой отец, у нас есть основания полагать, что вы подговорили гражданина Матиаса Гнобиха, дворецкого и домоправителя прусского посла Шпицрутенберга, похитить у него антикварную книгу пятнадцатого века оккультного содержания. Затем вы, вопреки вашему священному сану, призывали с её помощью потусторонних существ из так называемой Дикой Охоты, возможно, неоднократно...

— Опять! Опять эти извечные русские двойные стандарты, уважаемый синьор! — прервал меня Скоттини голоском, напомнившим мне мультяшного Дуремара. — Ваша полиция без всякого стеснения держит в штате нераскаявшуюся колдунью, чернокнижницу и бывшую людоедку! И нагло тащит её на обыск, когда в том же самом обвиняют меня! Католические государи Европы и его святейшество папа не простят царю столь вопиющей нетерпимости!

Присутствовавший при этой сцене Адамкевич молчал и только сдержанно усмехался в усы, мол, "давай, браток, ври дальше, тяни время".

— Бабушка Яга — не "людоедка", а наш сотрудник при исполнении. Пойдём дальше: вы поддерживали тесный контакт с аптекарем Зальцбургером, замеченным нами в шпионаже в пользу Польши.

— Ну вот опять, пан воевода, — слегка обиженно вступил в разговор Адамкевич, — пан аптекарь лишь пользует меня и мою супругу от индижестии желудка, а вы...

— Не верю, не верю! — всплеснул я руками, нагло пародируя Станиславского. — Вряд ли таких высоких особ так плохо кормят, подавать дипломатам несвежее ни при одном дворе не принято. Да и факт таинственного исчезновения моего секретного сотрудника наводит на подозрение. Не ведись в посольстве так называемая "легальная" разведка, вы выпроводили бы его как-то иначе... Митька, аккуратно, не мни кубки лапами! Это произведения искусства!

— Никита Иваныч, я тут ещё какие-то порошки виду непотребного наблюдаю! — отозвался младший сотрудник, зарывшийся в какой-то сундучок в углу. — Освидетельствовать не желаете?

— Это от головы! — встрепенулся Скоттини. Я всё-таки отошёл в угол к Митьке и осмотрел найденные им порошки. Понятно, что кокаина среди них быть не могло, но вид, а главное — запах их наводил на очень нехорошие ассоциации. От них разило жжёной убоиной в смеси с экскрементами каких-то животных, кровью и, кажется, ушной серой — точнее уже не скажу, пусть Яга разбирается.

— Порошки я забираю с собой как вещественные доказательства.

— А теперь, пользуясь случаем, я хотел бы попросить пана воеводу удалиться. Патер, как мой духовный отец, желал бы переговорить со мной с глазу на глаз, — вмешался Адамкевич. Меня так достало слушать, как эта парочка шпионов ломает комедию, что я охотно вышел в вестибюль. А имея в распоряжении книгу, снадобья и образцы воска, бабуля могла получить нужные результаты и без визитов к капризным "добрым католикам".

Но подслушать, что обсуждают подозреваемые, было важно. Разговор патера и посла шёл на латыни, в которой я ни бум-бум, и поэтому пришлось снова припахать Шпицрутенберга.

— Что он говорит? — шепнул я ему на ухо.

— "Вы в уме ли, святой отец?! Ваши игры в вызывание духов поставили под удар меня и моих людей! В Европе копайтесь в колдовских порошках сколько угодно, но здесь Лукошкино! Местные власти возьмут нас за глотку и вытрясут всё, что мы знаем!" — переводил он мне, аккуратно прислушиваясь. — "Теперь валите всё на аптекаря, на пруссака, хоть на маму родную — вы изгадили положение, вы и спасайте!"

— Та-ак, ясно. Зальцбургер всё-таки и здесь замешан... Брыкин, Заикин, присоединяйтесь к охране Кнута Гамсуновича и приступайте к поискам господина аптекаря.

Зальцбургера пришлось искать часа два. Узнав, что нагрянула милиция, он крепко струхнул и спрятался в огромном шкафу в своей аптеке. Он мог бы провести там остаток жизни, но... попробуй-ка не чихнуть в окружении сушёных лекарственных растений и толчёных жаб с крысами и пиявками пополам! Когда еремеевские стрельцы привели аптекаря на опознание, Адамкевич и Скоттини, которых сторожил Митька, резко побледнели и нервно переглянулись: точно, он что-то о них знал!

— Гражданин Зальцбургер, укажите, кто из этих иностранных подданных давал вам поручения шпионского характера за умеренную плату?

— Я-я не виноват, найн! Э-э-это всё есть он, он! — жалобно заёрзал аптекарь, тыкая пальцем в польского посла.

— А вот эти порошки, — я встряхнул у него под носом мешочком из запасов падре, — готовили вы? И с какой целью?

— Э-это я, яволь! Их бин старий грешник... альхимия... кольдофство немношко... Я исповедалься герр патер, он наложить на меня эпитимия и отобрать порошок...

С Адамкевичем всё было ясно, и ему предстояла весьма неприятная аудиенция у Гороха. Порошки, книгу и образцы воска от Скоттини предстояло предоставить Яге. Моя домохозяйка сотворила своё безотказное заклинание, заменявшее нам дактилоскопию, и над кухонным столом из воздуха соткались лица всех, кто держал вещдок в руках: сначала я, потом Кнут Гамсунович, потом до боли надоевшая рожа с глазками-перчинками.

— Всё, соколик, ужо не отвертится итальяшка твой прескверный! — удовлетворённо хлопнула в ладоши эксперт-криминалистка. — Только заклинаний он по книге не вычитывал, нету их в ней... А порошки те из щенят да крысят невинно убиенных при полной луне деланы, с помётом вороньим смешаны, да ещё болячка из свиного уха выковырнутая в них раздавлена! — Брррррр... — Для чего такое нужно, не слыхала я, но по составу видно, что на чёрное колдовство экстракт тот замыслен...

— Бабуля, вы выше всех похвал, как всегда, — удовлетворился я. Теперь пауки, сплетшие в Лукошкине сеть международного шпионажа, в наших руках. Связь их с Дикой охотой мы доказать ещё успеем. Главное — расхлебать всю эту кашу, пока Олёна не вернулась от родственников. А не то и следствие запорем, и молодую семью загубим... Нехорошо получится, да?

Звук, который меня разбудил на следующее утро, сложно было однозначно назвать кукареканьем. В этой какофонии было всё: и "пок-пок-пок", и "кар-кар-кар", и хлопанье крыльев и падающих тел... Открыв глаза, я заметил за окном парящую в воздухе серо-буро-малиновую хрень, которая при ближайшем рассмотрении оказалась облаком перьев. Тут я понял, что что-то не так, и перевёл взгляд на грешную землю. А там... Мама дорогая!

Наш петух, уже изрядно потрёпанный, но всё ещё на ногах, дрался с Кощеевым вороном! Конечно, благородный порыв нашего штатного будильника понять было легко, но служебный долг требовал прервать петушиные бои на территории отделения и допросить чёрную птицу по всей форме. Наскоро одевшись, я выскочил во двор и с помощью дежурного Семёнова попытался сделать хулиганью "брек". Спустя пару минут и несколько заклёванных до крови пальцев нам это удалось. Оскорблённый нашей чёрной неблагодарностью кочет, склонив гребешок, поплёлся в курятник, а ворон, методично пересчитав уцелевшие перья в крыльях, забузил:

— Что за беспредел такой, участковый? Ничего не сделал, только залетел, а ты петухов всяких на меня спускаешь! Зашкварить меня хотели, падлы ментовские?! Кощей недоволен будет!

— Угомонитесь наконец, — скомандовал я. — Только и знаете, что каркать... Полагаю, гражданин Бессмертный в приступе сознательности решил помочь следствию по делу Дикой Охоты?

— Ишь чего захотел, Никитка! Чтоб господин мой на твою рожу наглую шестерил, когда ты его, можно сказать, правой руки лишил!

— Кощея Кирдыкбабаевича вроде ещё никто не калечил, — я не сразу сообразил, что речь идёт об Олёне.

— Эх, ты! Фуражка есть — ума не надо! — продолжал хамить пернатый Промокашка. — Ты что ж, участковый, бесовочку свою потребил да забыл? — На этом месте я почувствовал плохо контролируемое желание оторвать ему клюв и засунуть ему же... куда подальше, в общем!

— Гражданин ворон! Прекратите сейчас же оскорблять сотрудника милиции при исполнении и чётко и ясно выкладывайте, что произошло! Иначе беседу продолжит петух! А он сейчас настроен крайне агрессивно!

— Так бы и сказал, — спасовал ворон. — Короче, сыскной воевода... Кощеюшка милость тебе оказать решил и так дельце твоё с ведьмаком обстряпать, чтобы не напрягал он тебя более. Но и милиции твоей велел передать, чтоб она препятствий в разборке той не чинила! Ибо то всей силе нечистой бесчестье, коли она без легавых одного беспредельщика не завалит!

— То есть вы мне ключевого свидетеля слить предлагаете. Внаглую. В лицо, — резюмировал я.

— Да какой он свидетель! Вся братия наша на него господину жалится — колет, рубит, режет только так! На Кудыкиной горке нелюдь честная культурно посидеть собралась, мясца православного покушать — так он подстерёг да всех и положил! Охота эта дикая опять же из-за него наезжает! Вот папа и решил — ведьмачину в расход, а девку его тварям этим сбагрить, чтоб они на каравай наш хлебала не разевали более...

Существование "ведьмачки" на этом свете подтвердилось. Но почему же тогда те же леший и водяной не слышали о её появлении? Видимо, она сейчас находится слишком далеко от Лукошкина. Возможно, она в Сибири, а там на лесных просторах можно скрываться десятки лет. Возможно — за границей, и значит, вне нашей юрисдикции...

— Гражданин ворон, хочу вас сразу разочаровать. Если и существует эта ведьмачка, то она прячется так далеко, что даже возможностей вашего босса не хватит, чтобы предъявить её Дикой Охоте на тарелочке с голубой каёмкой. А это значит — его план не работает. И чтобы вытеснить Охотников, ему всё равно понадобится помощь родной милиции. Итак, у меня три вопроса. Откуда и зачем прибыла Охота?! Какие контакты она поддерживает с Бессмертным?! И зачем ей было убивать ни в чём не повинного мужика из Курякина Михаила Сидорова?!

Ворон хотел ещё поломаться, но увидел, что к нам присоединяется Яга, и выложил, наверное, всё, что знал:

— Откуда припёрлись — не ведаю. Кощей сказывал, что они дитя какой-то старшей крови сыскать хотят, а зачем — то лучше не знать нам... Являются ему духами бесплотными в зеркале волшебном. Про Сидорова сам впервой слышу, может, сведал он лишнего, за то и смерть принял...

— Зря мы с этим вороном возились, Никитушка, — критически поцыкала зубом Яга, когда после окончания беседы с летающей Кощеевой "шестёркой" опергруппа собралась на совещание. Из окна можно было разглядеть россыпь чёрных и разноцветных перьев на лужайке. — Только понты превеликие раскидывал, а результату зримого следствию не принёс.

— Почему же? Есть результаты! Во-первых, из показаний ворона можно сделать вывод, что ведьмак — не сообщник группировки, а преследуемая ей потенциальная угроза. Во-вторых, он действует не один. На нашу территорию вместе с ним действительно проникла некая "ведьмачка" — возможно, его воспитанница или сожительница, которая является основной мишенью наших подозреваемых. В-третьих, нам известно, что гражданин Бессмертный подчинённых в свои отношения с таинственными пришельцами посвящает минимально. Следовательно, люди (или кто они там?) Охоты — величины, равные ему в криминальной иерархии, а по магическим способностям, вероятно, даже превосходящие.

— Никита Иваныч, а может, ведьмачку энту мне поручите? — не удержался от инициативы Митька. — У меня ж, сами знаете, к полу слабому подход проверенный, опытом розыскным шлифованный!

— Молчи уж, кот мартовский! Подход у него... — заворчал сотник Еремеев. — То-то в понедельник чеботарь Бебякин на тебя жалился — грит, сотрудник ваш старшенькую его в кустах над речкой до третьих петухов чеботарил!

— Цыть оба, — погрозила пальцем бабка. — Не время сейчас дела Митькины кобелиные разбирать, — и продолжила:

— Расклад у нас, Никитка, такой выходит, что надо нам срочно ведьмачине твоему навстречу мчать, пока до него прихвостни Кощеевы не дорвались. Пойду пока со стрельцами сарай разгребу да ступу на воздух вольный вытащу — чой-то соскучилась я, старая, по ней.

Так как нам, скорее всего, предстояла нешуточная драка, необходимо было как следует вооружиться. Я нацепил на шею бабкину ладанку, на пояс — саблю. Уродский кремнёвый пистолет брать не хотелось, но подумав, я присовокупил и его, под чутким руководством сотника Еремеева впервые зарядив эту штуку как следует. Осталось дождаться Митьку, который по моему поручению смотался к Гороху. Через час с хвостиком младший сотрудник вернулся с подзорной трубой, которую царю в прошлом году презентовали английские купцы.

— Во, Никита Иваныч, — протянул мне Митяй залихватско-корсарское устройство. — Государь сказывал, стёклы у ней мутноваты малость, но сейчас денёк ясный, не беда...

— Задание выполнено. А теперь — седлай госпожу лошадушку и мотай в деревню Сычи, за Олёной. Мы с Кощеевой мафией снова сходимся на ринге, ей там оставаться опасно!

Бабуля что-то шепнула Митьке на ухо и убийственным тоном прошипела: "Только тссссссс!"

— Место я ему потаённое указала, — упредила эксперт-криминалистка мои дурацкие вопросы. — Его ни Кощей, ни бог, ни чёрт не ведают... и тебе не открою! Там Олёнушку и упрячем, пока все катавасии не утрясём. Ну-кось, теперь лететь пора нам, свидетеля выручать...

Перед стартом Фома размашисто перекрестил нас и снял шапку, сделав траурное лицо — всё-таки не верил он в успех нашей затеи. Думаю, вам тоже эта вылазка могла показаться безрассудством — всего два милиционера, в том числе одна пожилая женщина, против целой группы захвата... Но эта пожилая женщина — Яга! Что, сами понимаете, меняет расклад в корне. Да и я тоже не с пустыми руками на операцию летел...

К тому же меня крайне не удовлетворял ход следствия. Хотя что я себе льщу — никакого хода, в сущности, и не было. Как сказал бы мой давний кумир Шерлок Холмс, "мы катились, как два бильярдных шара в лузу". А теперь настал самый подходящий момент, чтобы перехватить инициативу и первыми раскрыть тайну загадочного ведьмака. Благо перехватить этого интригующего деятеля сейчас будет всяко проще, чем потом выцарапывать его из Кощеевых застенков.

Ведьмак обнаружился быстро. Верстах в двадцати от города навстречу нашей ступе из-за холма на взмыленной лошадёнке вылетел всадник, вполне соответствующий данному дьяком Филимоном словесному портрету. Это был крепкий, нестарый, но рано поседевший мужчина с иссечённым шрамами лицом, жёлтыми, почти кошачьими глазами и двумя самурайского вида клинками, прикреплёнными за спину.

— Бабуля, поздравляю! Мы его нашли, — удовлетворённо сказал я, отложив подзорную трубу.

— Рано радуешься, соколик! Вон глянь, и погоня Кощеева аккурат к обедне поспела! — предостерегающе молвила Яга, указывая на гребень холма, на котором можно было уже отчётливо разглядеть группу вооружённых до зубов конных шамаханов. Они разворачивались, готовясь окружить загнанного ведьмака — и явно не для того, чтобы попить с ним чайку с баранками. Нет, шалишь, мы первые его открыли! Я потянулся было за пистолетом, но у эксперт-криминалистки, как всегда, была идея получше:

— Подержи руль, Никитушка! Сперва я шамаханов расшугаю, а потом и свидетелем займёмся! — с этими словами бабуля протянула мне метлу, освобождая руки для заклинания. Избалованный Сивкой-буркой, я уже несколько отвык от управления летательным аппаратом, и в результате ступа сильно наклонилась вперёд, едва не вывалив нас прямо под ноги врагу.

— Ох, молодёжь, учишь, учишь вас... Вправо веди, вправо! — Когда ступа выправилась, Яга встала в патетическую позу и принялась читать заклинание:

— Гой еси вы, полчища несметные! Ой, не вам со мною силушкой меряться! Не скакать бы вам на борзых конях, не махать бы вам саблями вострыми, мать-сыру-землю сапогом поправ, а бежать вам зайцами пужливыми, да сто вёрст по полям без роздыху, да по норкам сидеть, ушки свесивши!

Бабка закончила вовремя: шамаханы уже изготовились атаковать. Вдруг внезапно отряд исчез, а на его месте на пригорке возникло примерно тридцать зайцев-русаков, которые со страху от вида нашей ступы и ржания ведьмачьей лошадки сразу же порскнули кто куда. Я, хоть и привык к колдовским штучкам моей домохозяйки, не смог удержаться от смеха при виде этой картины.

— Браво, бабуля! Снижаемся...

Яга посадила ступу в нескольких метрах от ведьмака, который уже успел спешиться, слегка расслабиться и расчёсывал лошади гриву, приговаривая не то по-белорусски, не то по-русски, не то по-польски: "Тихо, Плотвичка, тихо...". Оригинальная кличка для кобылы, не правда ли?

— Гражданин... ведьмак, можете смело следовать в Лукошкино. Вам уже ничего не угрожает.

— Милсдарь из милиции? — ведьмак обернулся к нам и заговорил неожиданно понятно. На щеке несостоявшейся жертвы шамаханов виднелись свежие следы когтей какой-то зверюги. — Мне необходимо встретиться с сыскным воеводой.

— Это я. Ивашов Никита Иванович. С нами бабушка Яга, наша бессменная эксперт-криминалист.

— Геральт из Ривии, — представился ведьмак и протянул мне руку в ответ, видимо, демонстративно пожав её со всей силы. — Я ожидал чего угодно, но не такой торжественной встречи.

— Ривия — это где? — уточнил я. Политическая карта этого мира хоть и не была до конца мне известна, но про Ривию я однозначно никогда ни от кого не слыхал.

— Долго объяснять, а время дорого...

— Что ж, гражданин Геральт, в отделении вы успеете разъяснить нам всё, — напустил я на себя сурово-рабочий милицейский вид. — Вы очень вовремя пришли. Мы расследуем весьма запутанное дело, где вы можете выступить главным свидетелем.

— Милсдарь воевода не возражает, если я доеду до Лукошкина своим ходом? — не менее безапелляционным голосом ответил ведьмак. По одному этому тону стало понятно: Геральт преследует какие-то свои цели, ясные ему одному, и расколоть его нам будет очень и очень непросто. — Плотвичку я здесь не брошу, а в ступу к вам третьим не влезу, не так ли?...

Ведьмак оказался на редкость смирным подконвойным. После работы с лукошкинцами, которые, плюя на мифы о забитом русском народе, качают права к месту и не к месту, было одно удовольствие наблюдать, как гражданин Геральт из загадочной Ривии следует верхом на своей Плотве в кильватере нашей ступы, не пытаясь бежать и не угрожая сановитой роднёй. Даже казалось, что сейчас старый охотник произнесёт голосом Юрия Яковлева классический монолог: "С восторгом предаюсь в руки родной милиции, надеюсь на неё и уповаю...". Эх, побольше бы нам таких кармических вознаграждений за проработку заведомых "глухарей"!

— Милсдарь Никита, — вывел меня из мечтательного оцепенения Геральт, — а нет ли в Лукошкине сейчас проблем с нежитью?

— В самом городе опасных для человека видов практически нет, — охотно подыграл я. — Периодически забредают разные бесы, призраки, упыри с кладбища, но мы справляемся. Разве что в окрестностях... — Тут я начал потихонечку выводить ведьмака к главному и заговорщицки подмигнул. — Несколько дней назад в селе Курякино предположительно объявилась так называемая Дикая Охота...

— Они уже у вас, — помрачнел Геральт. — На самом деле Охота — главная причина моего пребывания здесь. И пребывания здесь одного моего друга...

— Подруги, если быть точным, — поправил я, не упуская случая показать информированность родного отделения. — Нам рассказал о ней подручный одного из местных воров в законе. Он предлагал нам выдать боссу на расправу вас обоих, но не на тех напал.

— В ней всё и дело, милсдарь. Видишь ли, моя воспитанница Цири, мягко говоря, не совсем обычный человек. Природа и воспитательницы-чародейки наделили её, скажем так, особыми способностями. И в нашем мире нашлась масса влиятельных ублюдков, которым эти способности были нужны позарез. Многие из них поплатились за свой нездоровый интерес ко мне и Цири шкурой. Но не всех останавливал страх.

После одной из стычек я оказался на волосок от смерти. Вилы в грудь — не самая приятная рана. Цири спрятала меня, инсценировав мои похороны, и выходила. Она и... и ещё один человек. Когда я вышел на поправку, она открыла мне портал в этот мир, думая, что сюда не добраться нашим врагам. Среди которых с недавних пор числится и Охота. Дикий Гон — так по-другому называют её в Ривии и Каэдвене.

Мои спасительницы тоже подобрали себе миры по вкусу — так мы условились. Цири уже взрослая девушка и выживет без меня, кроме того, я обучил её многим ведьмачьим приёмам... Но если у нее на хвосте снова повиснет смерть, то она побежит ко мне. И я снова приму на себя предназначенный ей удар.

— Дочурке своей, стало быть, защиты ищешь? — участливо поинтересовалась Яга. — Понимаю, Геральтушка, не можешь ты нам довериться никак, оттого и темнишь. Только меня, старую, не провести тебе — я такие дела сердцем вижу...

— Милсдарыня почти права, — вздохнул Геральт. — С одним уточнением: ведьмаки бесплодны. Настоящие родители Цири — особы куда более благородных кровей. Но они в обмен на важную услугу обещали мне её по Праву Неожиданности. Так что с какого-то времени я стал ей отцом.

— Это когда то отдаёшь, чего дома не знаешь? — отозвалась Яга. — Меня тоже так вот деточкой малой к бабке-ворожейке в лес отвели, в ученье ей оставили да и забыли. Сердилась я сперва шибко на людей за Иудин грех тот, ругалась даже: фу, мол, русским духом пахнет... Да потом поняла: чего ж хорошего — ещё одной дурёхой из Подберёзовки быть, под тяглом ходить? А так я человек вольный, уважаемый. А нынче вишь — экспертиза милицейская на службе государевой! Того гляди, и в дворянки столбовые выйду...

— Бабуля, а вы что, тоже из Подберёзовки? — изумился я.

— Да нет, то к слову пришлось... Я уж и не вспомню, как деревенька наша звалась — чай, четыреста лет назад было, тогда ещё идолам языческим втихаря в лесу кланялись...

На подъезде к лукошкинским воротам нам пришлось притормозить. Из ворот медленно, как старый удав-констриктор, выползала роскошная кавалькада — золочёная карета с геральдическим белым орлом на дверцах в окружении знакомых уже распальцованных панов. Похоже, государь объявил-таки Адамкевича персоной нон грата. Увидев участкового в ступе с Бабою Ягой, наши польские партнёры обомлели, а некоторые даже пороняли в дорожную пыль шапки. Думаю, страшноватый желтоглазый ведьмак с его мечами тоже им доверия не внушил.

— Я, конечно, предполагал, что милиция от лукавого, но не до такой же степени! — демонстративно по-русски молвил Подъяблонский. Тоже мне, дьяк Филька выискался... Разглядел я и на редкость кислую рожу Адамкевича. То ли дипломат он был хреновый, то ли сознательно провоцировал конфликт, выполняя инструкции короля — но уже по выражению лица было ясно, что добра Гороху от Польши ждать не стоит.

— Ещё свидимся, пан участковый! — несколько зловеще пробасил он из окошка кареты и добавил: — Не советую баловаться с ведьмами в ступе: чем выше пан на ней взлетит, тем больнее разобьётся о грешную землю! — Я к шуточкам про свои взаимоотношения с Ягой уже привык, но моя домохозяйка поношения от подозреваемых не терпела и на прощанье погрозила посольскому кортежу кулаком:

— Так вот в индюка надутого и превратила бы прям! И не перечь, Никитка! Пущай радуется, что в сане посольском пребывает, а не то я б ему с-под хвоста перьев понавыдирала!

Дорогу в отделение Геральт запомнил плохо — если до гостиного двора ещё вела относительно широкая улица, то за ним Лукошкино превратилось в настоящий лабиринт сотен крошечных переулков, по сторонам которых возвышались одинаково глухие заборы, а за ними — схожие деревянные фасады с коньками. Горожане, насколько понял ведьмак, были народом острым на язык, и насупленный, деловитый воевода не пользовался среди них авторитетом:

— Глянь-кось, кум, участковый с бабкой летать затеяли! Не иначе на двор постоялый на Смоленской дороге бонбу сбросили, недаром я им жалился — там самогонку компотом разбавляют!

— Я вот так мыслю, Лексеевна, — может, милиция в воздухе от нас втайне срамотой занимается? Мне отец Кондрат сказывал, что есть меж немцев прелюбодеи удалые, коих хлебом не корми, дай на дереве, аль в колодце, аль в ином каком месте непотребном пошалить! А Никита Иваныч — человек грамотный, с послом немецким знается, вот и нахватался паскудств заморских...

— Окстись, блядун старый! Бабка ментовская ещё Владимира Красно Солнышко помнит, куда ж ей в полёте озоровать! Как есть рассыпется!

— А энто что за рожа? — Чей-то указующий перст ткнул в сторону Геральта. — Так зенками бесстыжими и шарит, и шарит! Ишшо на наших женшин позарился!

— Ой, тятенька, больно он мне надобен, лешак облезлый! Страшный — аж жуть!

— Да не лешак энто, а ведьмак богомерзкий, что под Тверью давеча завёлся! Вон Никита Иваныч его метлой под арест гонят — оттого и гневается, чёрт кудлатый!

— Я так мыслю, Лексеевна — а чего энтот ведьмак жрёт? По всему видать, девиц молоденьких, в соку самом...

— Греховодников старых навроде тебя! Грабли убери свои!

В какой-то момент Геральту захотелось наложить на себя знак Аксий, чтобы не получить потом кличку "Мясник из Лукошкина". К счастью, ближе к отделению — самому высокому терему в переулке и ближней округе, на заборе которого было выведено затейливыми буквами МИЛИЦИЯ — гомон поутих. Мощные дубовые ворота растворились, приглашая въехать внутрь. Ведьмак спешился и провёл Плотву под уздцы на территорию отделения, охраняемую стрельцами из какого-то отдельного отряда, в синих кафтанах с трёхцветными шевронами на рукавах. Ступа с сыскным воеводой и престарелой чародейкой приземлилась неподалёку.

— Семёнов, проводи гражданина Геральта в помещение. Сейчас составим протокол, — скомандовал Ивашов, перелезая через бортик ступы и подавая руку Яге. Навстречу участковому вышел самый крупный и грузный стрелец с саблей в дорогих позолоченных ножнах — надо полагать, сотник — и отчитался:

— Никита Иванович, аптекаря немецкого мы в поруб спровадили, да подворье посла польского обыскали тщательно. Премного любопытственного открыли, но Шмулинсона нет нигде. Ни живого, ни мёртвого. Вся родня его третий час в отделении сидит, шумство учиняет, батьку найти слёзно просит...

— Как раз вовремя... Митька вернулся?

— Так точно, воевода-батюшка. С полчаса тому прилетел. В остальном порядок покамест...

— Иди, иди, не задерживайся, чудо-юдо, — скомандовал Геральту стрелец Семёнов, — И яйцерезки сдай. — Ведьмак понял, что его всерьёз собрались арестовывать, но мечи сдал без особого сопротивления, мысленно оценивая имеющиеся возможности побега. Внутри милицейский терем оказался неожиданно уютным — было видно, что воевода и вправду тут же живёт. В горнице за столом с важным видом сидел огромных размеров бугай, с виду из кметов, и что-то записывал. На лавке сидела полная чернявая милсдарыня в летах, с зарёванными глазами, держа за руки двух маленьких, очень похожих на неё мальчиков.

— И шо ви тут скрипите?! — стонала она. — И шо ви тут мене скрипите пёрышком, шоб вам на том свете так скрипели над ухом всю жизнь?! Если бы мой Абраша не имел этих гешефтов с вами, он сейчас сидел бы дома целый-невредимый и таки кушал кугель с мясом и луком! А ви сманили его до своей контрразведки и я второй день не знаю, мене его ждать или уже надевать траур?!

Мальчики что-то канючили на непонятном Геральту говоре, но было ясно, что им надоела эта волынка и они хотят домой.

— Сара Иосифовна, — начал на высокой ноте бугай, — я, конечно, вас яко гражданку и мать чту всемерно, только что ж вы сотрудникам милицейским на последние нервы действуете?! Мы заявление ваше честь по чести приняли, а чтоб человека пропавшего сыскать, срок великий надобен, они по мановению ручному с небес не падают...

— Ви только послушайте этого босяка! Я делаю ему нервы! Он тут портит воздух, вместо того шоб найти любимого мужа честной женщины, — и я ещё ему делаю нервы!

Кмет только махнул рукой. В этот момент сверху, с чердака, раздался какой-то грохот. Бугай вскочил с места, и с возгласом "Васька, я т-тебе! Извиняйте, гражданочка, я сейчас..." потопал на лестницу. В этот момент в горницу вошли участковый и Яга. Сара Иосифовна тут же на них набросилась:

— Пропадают люди, а участковый таскается Бог знает где! Это не милиция, а гармидер на нашу голову! Никита Иванович, я усё понимаю, но если ви сгубили Абрашу, я пойду до самого царя бить челом, шоб ви обеспечили мене и детям матерьяльно на всю остатнюю до гроба жизнь!

Но не успел Ивашов сказать и буквы в свою защиту, как с лестницы раздался знакомый топот, и в горницу триумфально вступил великан-кмет, держа за шкирку невысокого носатого человека в запылённом, измятом чёрном одеянии.

— Не дрейфите, гражданочка, — удовлетворённо прогудел он, — нашёлся сердешненький ваш!

Тайна исчезновения гражданина Шмулинсона раскрылась быстро и несколько предсказуемо. Подслушав разговор Адамкевича с Зальцбургером и Подъяблонским, он понял, что его "спалили", и если он не примет срочные меры по своему спасению, то будет самым пошлым образом зарезан в каком-нибудь тупике. Поэтому ночью он аккуратно, чтобы не будить Сару и мальчиков, покинул дом и архинезаметно — даже Яга не засекла! — прокрался в самое безопасное место в городе. Которым, как вы уже догадались, был чердак нашего терема. Там он провёл полтора дня, доедая взятый с собой запасец мацы, и мы, замороченные оперативными мероприятиями, ничего не замечали. Только когда мадам Шмулинсон явилась в отделение заявить о пропавшем без вести, Абрам Моисеевич решился перейти на легальное положение. Впрочем, попробовал бы он не перейти!

— И шо ты там два дня делал, шлемазл?! А мальчики таки должны ходить сиротами при живом отце?! Абрам, я поседею раньше времени с твоего угрозыска!

— Сарочка, золотце, опять ты делаешь кипеш на пустом месте! Подумай сама, как бедный еврей может отказать, когда его умоляют сквозь горьких слёз такие люди? А если бы твой Абрам не делал дел государственной важности, коварный враг таки уже пришёл бы до Лукошкина, и шо бы мы с этого имели? Тока погром! Оно тебе надо?

— Сара Иосифовна, я опять отберу у вас Абрама Моисеевича, устроить разнос ему вы всегда успеете... Митя, Зальцбургер желания сотрудничать пока не изъявлял?

— Не-а, Никита Иваныч. Видать, запугали вашего аптекаря шибко, и все таблетки евонные успокоительные не спасут. Я с ним заговариваю тактичненько так, даже зубов-рёбер не попортил, а он то плачет, то смеётся, то аки ёж на голу жопу щетинится...

— Тебя, по ходу, могила исправит... — Ч-чёрт, о главном-то я и забыл спросить... — Олёна уже в укрытии?

— Все повеления бабулины в точности исполнил, батюшка! Хошь и кочевряжилась супружница ваша, — мол, я вас всех ещё сама из пекла вынимать буду, — на госпожу лошадушку ея светлость усадил и добровольно-принудительно в место укромное доставил!

— Ох уж мне твоё добровольно-принудительно, Митька...

Когда Шмулинсоны ушли домой, я вздохнул было с облегчением, надеясь подшить уже показания ведьмака к делу. Но нет нам, оперативникам, покоя. Гори, но живи, блин...

— Батюшка сыскной воевода, гонец к нам со двора государева! Дела дюже срочные! — влетел с докладом Семёнов. Следом за ним явился стильно одетый малый с легкой растительностью на лице, судя по дороговизне шмоток — из детей боярских.

— Государь тебя, Никита Иванович, велит имать и пред очи свои пресветлые предъявить. Государыня матушка гневаться изволят! Ей патер католицкий челом бьёт, что ты-де его в вечную каторгу на Камчатку упечь грозился, ризницу всю в костёле распохабил-разворовал, а дароносицу златую младшему сотруднику подарил на пропитие!

— Ты что ж, стервец пижонистый, на органы родимые бочку пустую катишь?! — не стерпел Митяй. — Кабы я такое произведение декоративно-прикладное в кабаке продуванил, я б на всю жизнь запомнил! Ох, доля наша тяжкая милицейская...

То, чего я и опасался, всё-таки произошло — Скоттини решил действовать через Лидию Карповну, играя на её западноевропейском происхождении и симпатии к бывшим единоверцам. Впрочем, волноваться пока рано. Горох любит изображать перед публикой сурового гонителя милицейского произвола, но наше отделение — его любимая игрушка, и нехорошим дядям по капризу беременной супруги государь ее не отдаст.

Я захватил наш главный козырь — чародейный порошок, заготовленный Зальцбургером и патером для непонятных пока надобностей, и записи нашей эксперт-криминалистки, оставив её разбираться с ведьмаком. Яга нашла к Геральту из Ривии какой-то свой магический подход, это стоит использовать — а я пока возьму на себя дела текущие...

— Бабуля, займитесь ключевым свидетелем, а то он явно скучает без нашего внимания. Меня вызывает Горох. Неявка может вызвать не только отсечение моей головы, но и Третью мировую... Надеюсь, вернусь к вечеру!

Ждали меня в царских палатах многие... Кроме царской четы, в тронном зале присутствовали боярин Кашкин, дьяк Посольского приказа Сергий Лавровишнев и ряд европейского вида господ — очевидно, представителей католических держав. Кнут Гамсунович, сидящий на входе со своей злосчастной энцикопедией нечисти, едва заметно подмигнул мне — похоже, специально пришёл изобразить здесь моего адвоката. Я отметил, что австрийского посла князя Шварцен-Неггера среди рассерженной мировой общественности не было. Добрый знак — пока Вена ценит династический союз с Россией, разные збышковские и адамкевичи не осмелятся на агрессию.

— Ну что, господа посланники заморские, — начал Горох максимально суровым и беспристрастным тоном, — вот вам верный холоп мой Никитка Ивашов с повинной явился! Коли набедокурил чего супротив лиц ваших неприкосновенных, выкладывайте мне как на духу — я с ним самолично разберусь, по-нашему! — На этом месте государь хрустнул в кулаке чем-то хрупким для убедительности.

С лавки встал господин с эффектной бородкой и в гигантском кружевном воротнике — по виду то ли испанец, то ли француз — и задвинул речь на хорошем русском:

— Ваши царские величества! Мы, посланники великих держав, придерживающиеся учения святой Римской церкви, и я, их скромный дуайен маркиз Корнет-и-Пистон, собрались здесь, чтобы пред вашим лицом требовать объяснений от господина сыскного воеводы Ивашова, позволившего себе враждебные действия против католической общины Лукошкина и её духовного отца. Всё моё существо содрогается при мысли о несчастных прихожанах немецкой колонии, которые не осмелятся переступить порог варварски разорённого костёла, хоть отец Скоттини и выразил готовность продолжить там своё служение...

— Господа, господа! Хороший полицеймейстер есть должен прежде всего выполнять инструкция непосредственный начальство! Инструкция требовать в той числе пресекать опасный эксперимент с чёрный магия, а тем более — когда колдовать лицо, носящее духовный сан, что есть абсолютно недопущено! Герр Ивашофф лишь исполнить долг, а герр папа должен сам следить за свой клирик, чем они заниматься на досуге, я!

— Сие обычная московитская клевета на западный мир! — с пафосом заявил Корнет-и-Пистон. — У вашей полиции нет никаких доказательств...

— Есть, господин посол! — с этими словами я достал из кармана заветный ларчик с образцом порошка и поднёс его моему суровому обвинителю. Маркиз недоверчиво взял его аристократичной рукой в надушенной перчатке, открыл, понюхал содержимое... и закашлялся едва ли не до рвоты. По рядам дипкорпуса побежал нехороший шепоток...

— Это было обнаружено мной и младшим сотрудником Дмитрием Лобовым в служебных помещениях католического храма Немецкой слободы, господа! А здесь — заключение экспертизы о составе порошка Скоттини и о его явно колдовской природе!

— С прискорбием должен сообщить моим достопочтенным коллегам, что герр полицеймейстер прав, — Тут Кнут Гамсунович раскрыл свой пресловутый фолиант, из-за которого весь сыр-бор загорелся. — Здесь сказано, что порошок, добытый им у патера, создан безбожными александрийскими алхимиками и предназначен для того, чтобы облекать в плоть духов, призванных в мир живых... Хоть я и не имею чести принадлежать к римской церкви, господа, но уверен, что Ватикан не одобряет подобных действий. Вы же задумайтесь — стоит ли вам защищать колдуна и еретика, который, будь он подданным любого из представленных здесь монархов, был бы сожжён на костре после длительных пыток?!

Тем временем Геральт проходил допрос в милицейском участке Лукошкина. Допрос был очень странным. Далеко не таким, каким представлял его себе Белый Волк по опыту общения с разнообразными тюремщиками, ипатами и комесами — не говоря уж о покойном Вильгефорце.

Баба Яга — та самая страховидная магичка, подвизавшаяся в милиции эксперт-криминалистом — с энтузиазмом потчевала ведьмака различными яствами. Бабкину снедь Геральт одобрил, но ел с опасением, что, если следствие затянется, то он потеряет форму и не сможет даже залезть на Плотвичку.

— А теперь готовься, Геральтушка, — молвила Яга, когда обедать ни у одного из них уже сил не осталось. — Уж больно ловко ты вопросы мои каверзные обходишь, — и где научился, непонятно... Посему должна я у тебя путём колдовским подноготную твою повыведать. Никита Иванович того не одобряет, но уж больно дело сурьёзное на отделении повисло...

Ведьмак снял амулеты, разлегся на лавке и поймал себя на мысли, что его уже как-то незаметно начали гипнотизировать — желание сопротивляться отсутствовало совсем. "Или это какой-то пирожковый эффект" — мысленно усмехнулся Геральт. Яга нависла над ним так, чтобы контакт глазами был прямым, и начала монотонно читать заклинание:

— Как стоят леса да бескрайние, непролазныя тайги моря зелёные, как в них плещутся бездонные да пять озёр, глубоки да тёмны омуты тихие... Гой вы, дебри глухие, расступитеся, чёрны омуты, иссушитеся, слову моему покоритеся! Так и память долгая ведьмачая, наговорами да чарами сокрытая, не противься ты моей волюшке, имена ослобони заветные...

Ведьмак почувствовал лёгкое головокружение. Горница и слегка зловещее лицо магички стали постепенно расплываться, поглощаемые темнотой. "Зря я снял защиту" — подумал было Геральт, но не успел что-либо предпринять: руки и ноги уже не слушались его. Через несколько секунд ривянин видел вокруг только черноту, из которой утробно звучало заклинание Яги.

Внезапно посреди тьмы зажёгся ярко-белый прямоугольник — Геральту пришлось зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть. В прямоугольнике замелькали словно бы ожившие картины, на которых ведьмак приметил известные ему события и лица.

...Цинтра, тронный зал, молодые супруги Дани и Паветта торжественно клянутся отдать ему то, чего не знают... Он сам, Геральт из Ривии, бредёт по лесной тропе, выводя белобрысую девчонку — маленькую Цири — из чащоб Брокилона... Цири, уже постарше, упражняется в бое на мечах под руководством других ведьмаков... Неудачный поединок с Вильгефорцем в Башне Чайки... Ведьмак, Йеннифер и Цири на лестнице в замке Стигга спускаются навстречу огню и дыму... Он собственной персоной, истекающий кровью на грязной улочке Ривии; Йен, Трисс и Цири, склонившись над ним, пытаются вытащить его с того света... Потом — похоронная процессия, превратившаяся в бегство на лодке по затуманенной озёрной глади. Отворяющийся портал в неведомый мир. Потом — ещё один и ещё...

Когда перед глазами Геральта замелькало скотопригоньевское захолустье и рожи воеводы и Филимона, он услышал глухое довольное "угу" и сообразил, что Яга, посредством тончайшей магии проникнув в его память, выскребла всё, что лукошкинской милиции очень хотелось узнать. И особенно то, что ведьмак желал сохранить неузнанным.

"Скоро это закончится, к добру или к худу", подумал Белый Волк. Но тут перед глазами его замелькали совсем другие картинки. Мирный буколический пейзаж. Дорога в полях, старые кметские хатки, ветряная мельница...

Столб дыма на горизонте. Искажённые горем и страхом лица. Всадники, похожие на нильфов, но с белыми перьями на шлемах, окружившие втроём кого-то...

Несущаяся на них маленькая фигурка верхом на вороном коне. Очень знакомая ведьмаку фигурка...

— Цири!!!

Убийственно-яркая вспышка. И полная темнота. Постепенно из неё начали проступать очертания горницы и крючконосый профиль Яги...

Через пять минут Геральта наконец отпустило. Конечности слушались плохо, голова гудела, как после посиделок с Лютиком.

— Теперь, надеюсь, вы довольны, — протянул ведьмак слабым голосом.

— Чему тут радоваться-то... Таковых злодеев и тридцати трём богатырям не избыть, а они супротив тебя и с Кощеем нашим Бессмертным спознались! Он по их наущению небось тебя шамаханами травил!

— Теперь, надеюсь, я свободен, — добавил Геральт. — Благодарю за подмогу и гостеприимство, милсдарыня Яга, но прошу отдать мне оружие и эликсиры. Без них я стану опасным для общества бродягой, и хлопот у милиции сразу прибавится.

— Вины твоей нет пока в делах наших, не след тебя в порубе держать. Но без пригляду мы тебя эльфам твоим межпространственным в лапы не отпустим. Митька, чёрт, где шляешься?!

— Здесь я, бабуленька! — На пороге возник Митяй, что-то дожёвывавший и воровато озиравшийся по сторонам.

— В службу защиты свидетеля пойдёшь. До третьих петухов с ним неотлучно пребудь и обидчиков к особе его не подпущай! Даже коли костлявая сама за ним с косой явится — бей дубьём да гони в шею!

Митькина защита, естественно, Геральту не понадобилась. По дороге до Гостиного двора никто не решился выказать своё недовольство присутствием ведьмака ему в лицо, а тем более — подкрепить его оружием. А на дворе их обоих уже поджидал тароватый Афонька Никитин, чьи работные люди в ширине плеч младшему сотруднику Лобову ничуть не уступали.

— Герыч! Митька! Други мои, господа дорогие! Сейчас я вас по-нашему, по-тверски попотчую!

— Может, не надо? — взмолился ведьмак. — Милсдарыня Яга уже ввалила в меня столько, что я при таком питании и утопца не смогу догнать. Жирный ведьмак — мёртвый ведьмак, Афонька...

— А ты не ешь! Ты пей! И ты, Митрий Лобов, винцом зелёным купеческим не брезгуй! Наше, семейное — "Афанасий Никитин"!

— Ваше степенство, не имею таких правов я — на службе пити! Окончательно не могу! Бабуленька Ягуленька сведает, что я с подозреваемыми нажрамшись, и быть мне козлом аль бараном до старости! Помилуйте!

— Ещё чего! Меня, гостиной сотни купца, мент позорить будет, морду от угощения воротить?!

Пьянка была неизбежной. И она состоялась. Геральт тем не менее употреблял мало, стараясь в незнакомой обстановке сохранять ясную голову. Зато Никитин с Митькой, похоже, устроили соревнования по передозировке. И заодно по невероятности баек, сюжетам которых позавидовал бы сам Лютик:

... — Ох и вредная та Катька была — страсть! Сколь ни пытался папаша ейный дочу замуж сплавить, все женихи с фигой масляной да личностью битой домой возвертались. Одному парню и вовсе балалайку на башку напялила — ну не люб он тебе, за что ж струмент-то поганить? А Петрухе хоть бы хны: "Я, грит, таких баб как раз и обожаю, как есть женюсь!" А сам думает: "Ну погоди, квашня дурная, я тя объезжу"...

... — А когда я маленький был, я такую рыбу обратно в Волгу выбрасывал! А прапрадедушка Афанасий в Индии индейскую рыбу-пилу голыми руками из моря споймал и... и хвост ей откусил тут же!

... — А ещё, помню я, эпизод в деле нашем уголовном был — мы с Никитой Иванычем призрака живого брали! Огромадный, страшенный, на коне — и сам и конь в косую сажень, землю есть буду! Вон как те... Охти ж бли-и-ин... И впрямь духи...

... — Это не наши. Это Кудряшкина с-под стола... Эге, и правда летают! Ведьмак! Глянь!

Геральт обернулся к окну — так, больше для очистки совести. В густо-синих лукошкинских сумерках были отчётливо видны белесые фигуры всадников, под тихий стон двигавшихся над стольным градом. Ведьмак не мог не узнать в них Дикий Гон — и на всякий случай отпрянул в сторону, чтобы Гон раньше срока не узнал его. Нападать на такого опасного врага следовало врасплох.

— Гляньте, гражданин ведьмак! — Протрезвевший Митяй указывал пальцем в окно кабака. — В Немецкую слободу супостаты тронулись! Там шпиёнов заморских нам ловить велено, а Охота ваша с ними спелася!

— Правда? — воспрял духом авантюрный Никитин. — Ух, ироды! Герыч, а давай мы их ... того... пымаем?

И, подпихивая слегка очумелого Лобова локтем в бок, Афонька исчез за дверью. Митька охотно побежал за ним.

— Стойте! Куда вы?! Вам самим с ними не совладать! — рванул следом Геральт.

Довольный, что, по сути, всё обошлось, а официальная санкция на дальнейшие розыски Скоттини получена, я бодро шагал домой в отделение, торопясь узнать результаты бабкиной работы с ведьмаком. Яга встретила меня уже в горнице, за столом с бодро пыхтящим самоваром.

— Нету ведьмака уж с нами, Никитушка, на Гостиный двор к дружкам своим подался.

— Вы его так просто отпустили? Но он, во-первых, в серьёзной опасности...

— Не суть, Никитка! Я с ним Митеньку отправила, да и сам он такой молодец удалой — у меня ажно дух захватило! Ты ешь давай, я, старая, всё как есть по форме изложу, а ты варениками горячими заполируешь...

Бабуля разлила чай, и, пока я уничтожал вареники с творогом, вкратце изложила мне результаты... как бы это назвать... ментального сканирования. Итак, гражданин Геральт, по профессии — ведьмак с сорокалетним стажем, зарегистрированный в королевстве Ривии и Лирии (в неустановленном параллельном мире), оформил опекунство над Цириллой Фионой Элен Рианнон, иначе Цириллой Эмгыровной, оставшейся круглой сиротой в ходе локального военного конфликта. Вдобавок девушка по наследству получила могучие паранормальные способности, как-то — навык открывать порталы в иные миры, что делало её желанной целью для туземных наполеонов и гитлеров.

В возрасте девятнадцати лет гражданка Рианнон была похищена ОПГ "Дикая Охота", основанной группой эльфов подвида Aen Saevernhe под руководством неких Аваллакха и Эреддина Бреакк Гласа. Целью похищения была эксплуатация её сверхспособностей для развязывания агрессивных войн между вселенными и геноцида иных рас. Цирилле Эмгыровне удалось бежать и после всех треволнений добраться до опекуна. Вскоре после этих событий на ведьмака было совершено вооружённое нападение во время массовых беспорядков в родной Ривии. Был ли это случайный эксцесс или спланированное покушение, установить не удалось.

Принимая во внимание опасность ситуации, Геральт и Рианнон приняли решение скрыться за границей известного им мира и разделиться, дабы сбить со следа эльфов Охоты, серийных маньяков-чародеев и других потенциальных преследователей. В организации бегства принимали непосредственное участие некие Йеннифер из Венгерберга и Трисс Меригольд, дипломированные чародейки, в прошлом сожительствовавшие с гражданином Геральтом. Но, судя по тому, что группировка вновь села на хвост обоим, укрытие было выбрано неудачно, и ведьмаки решили отправиться в Россию с целью обретения политического убежища... Фу-ух, кажется, ничего не пропустил.

— Ну что ж, — приосанившись, начал я тоном Большого Серьёзного Начальника, — теперь мы...

Но теперь мы не смогли даже поесть спокойно: снаружи загудел ветер, а в горницу влетел с прижатыми ушами верещащий на одной ноте бабкин кот. Теперь жди Охоту в городе и окрестностях — примета верная... Но прятаться я от них не буду, не дождётесь!

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! — с этими словами я, еле успев ухватить табельную саблю, выкатился на двор — и в темнеющем вечернем небе увидел их.

Всадники Охоты реяли над лукошкинскими колокольнями, на которых уже трезвонили напропалую. Передвигались они слишком высоко над землёй, чтобы я разглядел их как следует, но мне показалось, что на эльфов они непохожи — скорее на скелетиков из разорённой Индианой Джонсом гробницы. Навороченные шлемы, невнятная псевдокельтская символика на плащах... Даже если это призраки, то всё же не из нашего мира, и тут ведьмак не соврал.

Мои размышления о сущности гадов прервало появление взбудораженного Фомы Еремеева в сопровождении двух вусмерть перепуганных слободских немцев.

— Никита Иваныч, у колбасников опять в храме чертовщина зачинается! Грохот там и скрежет зубовный, да визг свинячий, будто режут кого!

— Там же, наверное, Митяй... И Геральт... Фома! Стрельцов в ружьё и — на выезд!

Костёл Немецкой слободы был разгромлен вподчистую. Алтарь растрескался и был покрыт не то плесенью, не то изморозью, распятие отвалилось и беспомощно валялось в дальнем углу, частично разломанные скамейки загромождали проход, и нам пришлось потратить несколько минут на разбор бурелома. В центре помещения красовался уже знакомый по эпизоду в Курякино круг — вроде бы выжженный, но в то же время ледяной.

— Совсем Скотина-то наш краёв не видит! — прогудел Фома Еремеев. — Прямо в церкви божией с нечистыми хороводы водит... Ого, а вот и он, родненький, доигрался уже...

Патер Скоттини был мёртв окончательно и бесповоротно. Но это было еще полбеды. Ряса и тело горе-демонолога были изрезаны характерным зазубренным ножиком — таким обычно пользуются наши заклятые друзья шамаханы. Один из них лежал тут же — без личины, но почерневший и с симптоматичной маской ужаса на лице. Похоже, Кощей и его компаньоны из Дикой Охоты решили устроить разборку в маленьком Лукошкино...

— Дас ист всё они, герр полицеймейстер! — На выходе из храма нас встретило человек двадцать немцев, они тащили с собой двух мужчин с надёжно заломанными за спиной руками. — Этот кошмарний вервольф и пьяний еретик иметь опять сквернить наш костёл, я! Мы просить ваше разрушение... разрешение немножко зажигать их на дер костёр!

"Кошмарний вервольф" при ближайшем рассмотрении оказался гражданином Геральтом. Ведьмак хоть и был, если верить бабке, боец отчаянный, но против такого количества дюжих бюргеров и не растерявших хватку наемников ему было не сдюжить — плюс еще мясничиха фрау Айсбайн крепко припечатала его сковородой. В роли пьяного еретика выступал некий разудалый дядя, по виду — купец-гостинодворец.

— Батюшка сыскной воевода, не слушай ты их! Немцам веры нет! Я Афонька Никитин, сын Афанасьев, торговый человек тверской! Ведьмак мне друг, он шкуру мою от кота-баюна спас!

— Граждане немцы, настоятельно прошу вас передать этих двоих лично мне! Ведьмак проходит у нас ключевым свидетелем по делу об убийстве, а гражданин Никитин и вовсе мимо проходил! Актуальные проблемы оскорбления чувств верующих мы обсудим позже с Кнутом Гамсуновичем!

Еремеев и стрельцы изъяли у экспатов помятых Геральта и Афоньку. Осатаневших немцев можно было понять: их святое место второй раз за два дня оказывалось в центре криминального скандала.

— Милсдарь воевода, я их почти достал, — удручённо молвил ведьмак, его лицо пересекал окровавленный рубец, — Но вмешались сначала наемники мэтра Кощея — троих из них вы найдете у ограды. Потом на нас с милсдарем Афонькой навалились эти милейшие люди и попытались... привлечь к ответственности.

— Кстати об ответственности — где Митька?! Его же Яга послала за вами следить?! Голову отверну...

— Вызывали, Никита Иваныч? — Наш балбес вылез откуда-то из кустов. — Я, как бабуленька Ягуленька мне велели, за страхолюдом сим следил всемерно и прям на гнездо бесовское и вышел. Там, по всему судя, шамаханы первыми объявились, езуита со служками зарезали, а потом и эти... лютые... из ниоткуда вылезли, давай их самих рубить-колотить! Ух, страх-то какой! Поджилки трясутся, мурашки галопом скачут, волосы до облаков дыбом восстают! Но я в руки себя за ноги взял, как они разлетелись, в костёл залез, глянул... За порошок они тот смердячий подрались, судя по всему!

— Наркотик? — со знанием дела спросил Геральт.

— Нет. Этот порошок должен был помочь им обрести плоть. Странно, почему они терпели раньше, а не забрали его у Скоттини вместе с головой. Может, патер еще не снабдил их достаточным количеством снадобья? А теперь подготовил столько, сколько Охоте было надо — себе на погибель...

— В Подберёзовке в старые годы случай вышел, — встрял Митяй. — Жил-был на отшибе мужик, прибился невесть откуда, Хвастом прозвали. На все руки необнакновенный мастер был, а пуще всего — лекарь, знахарь да коновал. Ну знамо дело, где знахарские дела, там и травы колдовские, и наговоры зловещие, а где колдунства сильные процветают, там прямая дорожка к чёрту тянется. Вот чёрт думает — ну, братец, волей-неволей, а мой будешь! Обернулся он собачкой махонькой, чёрненькой, минуту улучил, как Хваст на двор выбежит — да в избу шасть! Хваст нужду справил, домой вернулся, глядит — а у него за столом лукавый развалился, пряники уписывает, романеей запивает... Здрав буди, говорит, хозяин, я бес Мефошка, и потому как положительный ты мужик, желаю в службу твою поступить. А как станет тебе заботами моими зашибись, и возмечтаешь ты мгновению ту прекрасную остановить — вот тогда душой своей и рассчитаешься...

— Да, Митя, эта штука посильней, чем "Фауст" Гёте. Доскажешь потом. А сейчас — марш в отделение! Имеешь три наряда вне очереди за недогляд за ключевым свидетелем! Его два раза подряд могли убить!

— Ну что ж, — сказал я, глядя, как стрельцы уносят тело богослужителя, — теперь пора серьёзно поговорить с неким Кощеем Бессмертным... Гражданин Геральт, вы, я погляжу, опытный охотник и диверсант. Готовы оказать посильную помощь правоохранительным органам?

— Ему придется о многом мне ответить, — кивнул Геральт. — И за многое. Если по его вине хоть волос упал с головы Цири — боюсь, бессмертие магистра окажется мнимым. Далеко ли обосновался милсдарь Кощей?

На Лысую гору, где расположилось подземное укрывище и лаборатории Кощея, они выступили на следующее утро.

— Фома Силыч, бегите за отцом Кондратом и разъясните ему ситуацию! Пусть намаливает все башни и колокольни для отражения Охоты! — раздавал Никита Ивашов последние распоряжения. — Митяй, госпожу лошадушку как следует накормил? Тогда продолжай обрабатывать Зальцбургера, пока бабуля сил не набралась для нового сканирования. Только аккуратно, без жертв!

Магичка снабдила сыскного воеводу ладанкой от страховидл и некоей берестяной грамоткой, содержавшей, судя по всему, важное заклинание.

— Я весточку лешим да водяникам пошлю: коли встретите девицу-богатырку белобрысую — сразу знать дайте, а лучше — сразу в Лукошкино её зовите! — отозвалась Яга и пошла гонять по двору младшего сотрудника.

Сивка-Бурка неслась над землёй подозрительно быстро. "Уж не родня ли она единорогам?" — подумал Геральт. За большой рекой — не Волгой, не лукошкинской Смородиной, а какой-то ещё — деревеньки и перелески исчезли, и потянулся нескончаемый хвойный лес. Из-за еловых верхушек ведьмак легко разглядел какое-то возвышение, которое по приближении оказалось огромным песчаным холмом.

— Резиденция нашего клиента, гражданин Геральт, — молвил участковый. — Лысая гора.

— Проход внутрь где-то есть? — скептически поинтересовался Белый Волк, слезая с Сивки-Бурки на твёрдую землю и аккуратно опустошая пузырьки с эликсирами.

— Прямо под нашими ногами. Открывается на пароль. Сейчас шпаргалку от бабки найду...

— Торопиться не надо, наши эликсиры начинают действовать через пятнадцать минут, — ответил ведьмак.

— Это на мышечную силу? Скорость реакции? Или всё вместе?

— Вам всё равно, милсдарь воевода, их не выпить. Для обычного человека, не прошедшего Испытание Травами, один глоток может вызвать остановку сердца.

Наконец Ивашов зачитал по "шпаргалке" магички-эксперта заветное слово, и Геральт отпрянул в сторону — песочек осыпался внутрь, обнажая вход на лестницу. Парадные анфилады магистр Бессмертный обставил нарочито мрачно — чёрный камень стен и плиток, иллюзии змей под ногами... И не только змей. И не только под ногами.

Участковый, как человек бывалый, шагал прямо сквозь мороков. Ведьмак следовал за ним, на всякий случай поглядывая на слабо светящийся медальон.

— Интересный приборчик, — одобрил медальон Никита. — Для чего он?

— Детектор магии.

— Типа счётчик Гейгера, — сослался сыскной воевода на какого-то местного чародея.

— Скорее счетчик Виго, — ухмыльнулся Геральт, вспомнив чертовски приятные обстоятельства, при которых он заполучил медальон от обольстительной и коварной Фрингильи.

— Вот я смотрю, вы с первого раза определили, что вокруг нас мороки, — заметил Ивашов. — Это с помощью медальона, или у вас просто глаз намётанный?

— Матёрым ведьмакам для такого медальон необязателен. Мы видим, что мороки чуть более расплывчаты по краям, чем материальные страховидлы. Слабая иллюзия, наши лучше делают... Ого, а вот эти уже настоящие...

Навстречу бойцам лукошкинской милиции по лестнице поднималась группа из семи-восьми упырей. Вида они, правда, были нетрадиционного — в проржавевших шлемах и доспехах, но со свеженькими отполированными клинками. Надо сказать, мечи им не помогли — Геральт, быстро сгруппировавшись, сколдовал им под ноги знак Аард. Затем он хотел добить скатывающихся по ступенькам упырей Игни, но Ивашов его опередил: продолжая посмеиваться над трепыхающимися, растерявшими оружие врагами, он стал хлестать их по физиономиям ладанкой Яги. Через какие-то три минуты от мертвецов не осталось ничего боеспособного.

— Похоже, Кощей тщательно готовился к нашему рандеву, — сделал невесёлый вывод Никита Иванович, отряхивая прах с форменных брюк. — Вон, армию зомби себе завёл...

— Нордлинги называют таких тварей драуграми, — заметил Геральт. — В них превращаются те, кто был убит в бою чародеем — остаточная магия или что-то в этом роде.

— Вряд ли. Доспехи очень старого фасона, вся магия бы просто улетучилась за века. Кощей скорее всего разрыл какой-нибудь курган викингов, реанимировал обнаруженные останки...

Лестница уже закончилась, и они подступили прямо к защищённым шипами воротам Кощеева логова. Словно шипов в помещении не хватало, из-за внезапно открывшихся заслонок выползло несколько на редкость гнусных членистоногих. Они напоминали Ведьмаку сколопендроморфов, но с характерными паучьими жвалами. Побелевшему же Ивашову они напоминали скорее о забеге в отхожее место.

— Эти уж мои, — выкрикнул Геральт и сложил пальцы знаком Игни, выводя перед собой что-то вроде черты, вдоль которой взметнулись языки пламени. Ведьмак скомандовал "Назад!" и, пока членистоногие не убежали далеко, кинул в огонь какую-то склянку. Жидкость оказалась на редкость горючей: компаньоны чуть не опалили себе носы, а из кострища послышался жалобный писк поджариваемых тварей. Когда огонь утих, они вдвоём прошли практически по подгоревшим хитиновым панцирям и тронулись дальше.

— Интересно, сколько бы мне заплатили за этот зоологический музей, — задумался вслух ведьмак.

— У вас есть зоологический музей? — обрадовался Никита.

— При университете.

— Какой культурный у вас мир всё-таки, гражданин Геральт, — поразился сыскной воевода. — В голове не укладывается, что университеты и высокая поэзия могут сосуществовать с драконами, гигаскорпионами этими вашими...

— А ты сам, милсдарь Никита, пришелец вроде меня — потому так и говоришь, — усмехнулся Геральт.

— Но чёрт возьми, как вы догадались?

Теперь им уже некому было преграждать путь, и они, тихо и осторожно балагуря, вступили в самое сердце Кощеева дворца. К немалому удивлению напарников, шипастые ворота раскрылись перед ними сами. Посреди гигантской залы с мрачным, но до смешного напыщенным декором стоял, предположительно, сам магистр Бессмертный. Он был примерно таким, каким представлял его себе ведьмак по рассказам сотрудников милиции — высоким, высохшим старцем с безумными огоньками в глазах. Облачён великий и ужасный Кощей был в чёрный костюм почти нильфгаардского фасона с кружевным воротником, поверх которого была надета ржавая кираса с черепом, окружённым змеями. Оружие повелителя тёмных сил составлял не менее ржавый клинок ростом почти с него самого.

— Что, мусорок, уважил всё-таки старого? Сам ведьмачину своего привел?! Я старался, выслеживал, вынюхивал, отборных шамаханов по его шкуру немытую посылал, а он пожалуйста — лёгок на помине! — Своим однообразным хамством величайший из чародеев Лукошкина и всего Русского царства напомнил Белому Волку главарей вызимского или новиградского ворья.

— Гражданин Бессмертный, не ломайте комедию. Вы не в том положении сейчас, — безапелляционным тоном ответил Никита. — Мы пришли к вам потому, что знаем — вы между двух огней. С тыла вам могут ударить силы Дикого Гона, с которыми вы что-то не поделили. Принимая во внимание это обстоятельство, я рассчитываю на ваши показания, которые позволят нам закрыть дело об известном вам убийстве гражданина Сидорова...

— А ты на меня Гонщиков не вешай, начальник, — надменно проскрипел Кощей. — Верно смекаешь — не други мы, да и не были ими никогда. Их фраер твой иезуитский сдуру вызвал, думал, служить ему ельфы эти станут... От него они, видать, и про меня выпытали. Не хотел я им с самого начала сопутствовать, да вожак ихний за горло самое взял меня...

— Всяк другого мнит уродом, несмотря что сам урод, — сфилософствовал участковый.

— Я подозреваю, что милсдарь прав, — вмешался в разговор ведьмак. — Сложно представить, что мага высшей категории можно шантажировать, но именно так оно и было.

— Во, слышишь, сыскной воевода, что кореш твой глаголет?! — с энтузиазмом прохрипел Кощей. Ивашов понимающе подмигнул Геральту: мол, давай, коли дальше...

— Я догадываюсь, как это произошло, мэтр, — отметил Геральт. — Ты так пропитан магией, что в тебе уже не осталось почти ничего человеческого. В этом и залог твоего кажущегося бессмертия. Даже лучшие чародеи и чародейки бессильны против таких, как ты. Но и тебя можно уничтожить — астрально. Стоит Дикой Охоте оборвать некий метафизический волосок, на котором висит твоя сущность — и нет больше бессмертного Кощея. От тебя не останется даже праха, который можно развеять по ветру. И зная это, милейший милсдарь Эреддин Бреакк Глас сделал милсдарю Бессмертному предложение, от которого он не мог отказаться. Я улавливаю истину?

— Ты прямо белку в глаз бьёшь, ведьмак, — сокрушенно молвил магистр. — Только что дальше со мной делать изволишь? Пытки людские нежить не страшат, а истребить ты меня никак не можешь. Вон, Никитка не даст соврать…

— Я хочу лишь сделать тебе ещё одно предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — ухмыльнулся Геральт. — Ты — заказчик, я — ведьмак. Я разрешаю все твои разногласия с Эреддином и его всадниками навсегда. Ты выплачиваешь мне за это любую сумму золотом по своему усмотрению.

— Совсем менты оборзели, уже на пару с ведьмаками доят, — заворчал Кощей.

— Гражданин Геральт! Вы находитесь здесь на правах дружинника, поэтому не зарывайтесь! Это уже вымогательство и предложение услуг наёмного убийцы с привлечением сотрудника милиции в качестве укрывателя! — внезапно запротестовал и сыскной воевода.

— Есть и другой выбор. Ждать, пока Эреддин прорвёт твою магическую защиту. Или уступить ему территорию и власть без борьбы, чтобы вытирать грязь с подошв его сапог, — возразил ведьмак. — Выбор есть всегда. Разнится только отношение к последствиям.

— Уломал, красноречивый, — всплеснул анорексическими руками Кощей. — Золота бесы мои верные тебе отсыплют, когда эльфов своих поборешь. А ведьмачку свою обратно под бочок не хочешь?

— А давай, — согласился Геральт, заскрипев зубами. В другой ситуации он бы снёс голову за любой грязный намёк в адрес Цири, но информация от Кощея была слишком нужна.

— Нету! — захихикал мэтр Бессмертный, довольно топнув ногой. — Силы мои нечистые на тыщу вёрст вокруг всё обшарили — не видать девки твоей!

— Гражданин Бессмертный, ещё один уточняющий вопрос, — вступил в разговор Ивашов. Похоже было, что у него появилась идея. — А вы с помощью волшебного зеркала искать не пробовали?

— Да не работает оно, сверло худое! — вознегодовал Кощей. — Пять раз за два дня последние велел ведьмачку вашу показать — не грузится картинка ни хрена! Только рябь показывает какую-то...

— А когда вы организовывали покушение на гражданина Геральта и вели деловые переговоры с Охотой, читалась картинка?! — с нажимом в голосе продолжил участковый.

— А ты откуда догадался? — выдал себя Кощей, всплеснув тощими руками. Ведьмак почувствовал, что начинает догадываться, что сыскной воевода имеет в виду.

— Кощею Гон теперь тоже отказал в доверии — возможно, еще до драки за порошок духов. Насколько я знаю всадников Охоты, они могут поступить так — сделать ставку на того единственного, кого Цири в незнакомом мире встретит с распростёртыми объятиями. Эреддин будет идти за ней по нашим следам, по мере возможностей расчищая нам путь.

— А потом подстроит так, что мы же и принесём ему гражданку Рианнон на блюдечке с голубой каёмкой, — подхватил сыскной воевода. — Да, Геральт, преступники, похоже, имеют все шансы нас переиграть...

— И что теперь делать?

— Для начала — провести следственный эксперимент. Кощей Кирдыкбабаевич... Не делайте резких движений, серебро вас не убьёт, но постельный режим обеспечит надолго! Лучше велите вашим чертенятам доставить зеркало в зал...

— Зеркало-коверкало, а ну покажь мне ведьмачку безбашенную, Цириллу-свет Эмгыровну неисправимую! — Кощей звучно тюкнул посохом об пол.

Геральт, Ивашов и Кощей замерли перед зеркалом, как вкопанные. Их отражения в стекле исчезли, и вместо них появились всадники, похожие на нильфов, но с белыми перьями на шлемах, окружившие втроём кого-то... Несущаяся на них маленькая фигурка верхом на вороном коне. Очень знакомая ведьмаку фигурка...

— Цири!!! Это она, милсдарь Ивашов!

Вельможный пан Бронислав Выдра, шляхтич герба Побаг и товарищ панцирной хоругви подлясских гусар, скакал через березняк, разделявший владения Речи Посполитой и подлого непокорного Лукошкина. Сопровождали его товарищи той же хоругви — Стах Радзинский и Ежи Вендорский. Товарищи Выдре подвернулись верные — пожалуй, более верные, чем он того заслуживал. С ними не страшно было идти в разведку. Собственно, из разведки вся троица и возвращалась.

Передвигаясь с превеликой осторожностью по Брынским лесам, три гусара, веселых друга, вышли чуть не под Вязьму и установили, что проклятые схизматы и их деспот Горох не теряли даром времени. У Вязьмы встало заслоном двадцатитысячное русское войско, командовал которым зять государев — молодой боярин Мишка Медведев. С юга, от Калуги, на Рославль и Брянск боярин Ржевский вёл рать поменьше, в пятнадцать тысяч клинков. Горох был готов к войне. А в тылу у посполитого ополчения были Австрия, связанная с Россией династическими альянсами, неуправляемая Запорожская сечь, которая неизвестно за кого выступит, турки, шведы...

— Ох, не будет с таким proportio vires* похода, — сокрушался Выдра. — Казимеж Збышковский уже не тот ныне, не решится. Начнёт к Гороху посланников подсылать, ни о чём потрепется да и повернёт до Варшавы, трясця его матери.

— А чем нам, паны добродии, долги платить, он подумал? — сердито пробасил Радзинский — самый отчаянный из всей троицы. — На мне, видит Бог, пятнадцать тысяч злотых. Где я в мирное время их возьму?! Две деревни погорелые, кметы второй год лебеду варят...

— И не говори, — отозвался Ежи Вендорский. Проблемы с долгами у всех разведчиков были идентичны. Внезапно пан Ежи с интересом начал вглядываться в боковую лесную тропинку. Вендорского боевые товарищи ценили за то что он, подобно сторожевому псу, первым чуял возможную угрозу.

— Панове, у нас гости...

— Казаки? — забеспокоился Выдра. — Разбойники?

— Лучше, панове, лучше! Девки, самой ядрёной породы! — закрутил ус Вендорский. — За ягодами собрались, ха!

— Теперь они и есть наши ягодки, — довольно проурчал Радзинский, чьи жизненные потребности ограничивались самой низменной физиологией. — Довольно мы, паны браты, постились, пора и разговеться!

Возражать панцерные товарищи ему не стали. Девки были удачно застигнуты врасплох и даже не пытались сопротивляться попытке славной гусарии поправить боевой дух. Правда, было их всего двое, но лазутчиков сие не смутило, ибо сказано "Vivamus at que amemus"**.

Пан Ежи в силу медлительного склада натуры попал к шапочному разбору. И теперь, пока Выдра и Радзинский привычно обминали дары Венеры, он стоял на страже, дабы неприятель не взял панов в плен с позорно спущенными портами. Конечно же, топот копыт за деревьями не укрылся от него.

— Стерегись, пан Выдра! — тревожно воскликнул наблюдательный Вендорский. — Опять кто-то едет. Москалей на подмогу позовет, гвалт будет великий…

— Рубать надо, — мрачно процедил Стах Радзинский, не отрываясь от молодухи потолще. — Хрусть и пополам.

— Не торопитесь, панове, он всего один, — успокоил товарищей Выдра, бросив девицу помельче и отряхнувшись. Всадник приблизился уже на расстояние видимости — Сопляк совсем, с ним и жидовский скрипачик управится.

С этими словами Выдра взялся за бандолет* * *

, думая подстрелить вражеского всадника как зайца раньше, чем он успеет навредить. Но конник сделал некий еле заметный — особенно вдали — жест рукой, и бандолет нелюдской силой вырвало из рук пана Бронислава. При этой операции Выдра сломал два пальца, а ружьё нежданно выстрелило, продырявив коню пана Вендорского шею.

Когда всадник — молодой, но уже с изрубленным лицом белобрысый малый — подобрался поближе и разглядел, чем развлекается честная компания — кровь от ярости прилила к его голове, и он рванул с обнажённым мечом на Выдру и Радзинского. Стах едва успел взгромоздиться на кобылу, и при попытке уклониться от замаха неизвестного свалился обратно наземь, едва не почеломкавшись с муравейником.

Ежи Вендорский кое-как высвободился из-под умирающей лошади, но тут клинок незнакомца опустился точнёхонько на его голову. Бронислав Выдра, подтверждая славу первого бойца на Подляшье, увильнул от следующей атаки белобрысого наездника, а затем едва не кослулся его виска саблей. Враг не получил даже царапины, но шапо обронил, и стало пану видно из-под него девичью косу и нежные ушки.

— Так то баба?! — взъярился пан Выдра. — А-а, пся крев! Посеку! — И он с занесённой для неотвратимого фамильного выдровского удара саблей ринулся на неприятельницу. Но загадочная паненка ловко парировала удар, потом ещё...

— Держись, пан Бронислав! Иду на помощь! — пророкотал Радзинский. Кое-как он взобрался назад в седло, пришпорил венгерского жеребца и на полном скаку ударил воинственную деву булавой с родовым кличем: — Бей, круши, жги, дави!!!

Но вдруг — о, будь проклято это "вдруг"! — неслышно вышел из ельника дедусь самого благообразного обличья. Портили его только некоторые мелкие детали — сучкоподобные пальцы, птичье гнездо в лохмах, борода изо мха... А так дед как дед.

— Пошто девок рубаете, гостюшки? — недовольным басом продудел дедусь.

— Иди до дьябля, старый пень, пока цел! — прикрикнул Выдра, выбивая из седла бой-девку и готовясь отделаться от нежданного врага. Дедусь смолчал. Только почему-то стал выше и слегка одеревенел. Потом сравнялся ростом с обоими верхоконными и стал совсем дуб дубом — только руки-ветви шевелились. "Иисус-Мария, леший! Горе нам..." — подумал замерший Стах, Бронислав же молча сидел разинув рот.

Лесовик вырос с пол-сосны, сгрёб гусар за шкирки и стащил с коней, стискивая в кулаках. Выдра почувствовал, как сжимают его узловатые ветви-пальцы, сокрушая кости, как впиваются в холёное мясо сучья. Напротив него в таких же деревянных "пальцах" корчился Радзинский, исходя площадной бранью. Потом Бронислав было застонал "Pater noster, qui es in caelis* * *

...", но с ужасом понял, что нет сил помолиться. А потом... Потом не было уже ничего.

Лесовик стряхнул обоих покойников на дорогу и стал уменьшаться. Кора его вновь стала человеческой кожей, плющ — бородой.

— Эк они тебя, девица, — молвил лесовик, приняв обычный облик и помогая паненке встать. — Вот он каков-то — гонор панский! Дерутся, а у людей путных чубы трещат! Поезжай за мной, к друзьям тебя выведу.

— Извини, но мне с тобой нельзя ехать, — ответила девка, с помощью лешего залезая на коня. — Однажды меня уже приютил один старичок-лесовичок — а оказался людоедом и извращенцем. Теперь ему уже не надо никого насиловать и сжирать, — и для убедительности она чуть выдвинула меч из ножон.

— Ух ты! Чёртова баба... — обиженно сказал лесовик, отпрянув от клинка. — Вдругорядь загнал бы я тебя в трясины зыбучие, да нынче девок забижать мне не велено...

— Кем не велено? Если твои друзья — те, о ком я думаю, то живыми я их и знать не хочу. Уйдем отсюда, Кэльпи, — сказала девица, заправляя короткие волосы обратно под шапочку. — Не хочу снова влипать в неприятности из-за такой скотины.

Леший, ворча на неблагодарную молодёжь, удалился в своё убежище в чащобе, которую даже медведи обходили десятой дорогой. Тем необычнее казалось, что оттуда вскоре выпорхнула ласточка — и что полетела она в сторону Лукошкина, неся весточку хозяина Брынских лесов Яге. Видели это ополоумевшие девки, что весь бой от греха подальше просидели в кустах, и тоже не молчали.

Но свидетелями схватки стали не только люди и старый леший. Как показала дальнейшая история, к большой беде.

— Теперь возьмите эту падаль, привяжите поперек сёдел и вывалите по ту сторону границы королевства ляхов, — скомандовал всадникам Эреддин. — Это будет наш дар им в знак уважения.

— Squaess'me, Rionn* * *

, — вмешался Смаэль аэп Браголлах, один из самых отчаянных Красных Всадников, с лицом, изуродованным когтями немыслимой здесь твари, — но зачем нам быть могильщиками для туземцев? Неужели твой план требует, чтобы мы выполняли за D'hoine грязную работу? Ты думаешь, что потом они в благодарность...

— В этом мире, как и везде, D'hoine готовы вцепиться друг другу в глотки, — перебил его Бреакк Глас. — Достаточно одной мелкой стычки, чтобы короли и цари бросились на поле брани. Почему бы не ускорить процесс истребления ими друг друга? В конце концов некому будет обороняться от нас, и те, кто выживет, с радостью пойдут к нам в услужение. Лишь бы не было войны — старая песня трусов и рабов.

А когда мы осядем здесь, обретем себе земли и D'hoine, овладеем огневым боем этого мира, вернём власть над Старшей Кровью — нам не нужны будут Ведуны, неустанно диктующие свою никому не понятную волю. Не нужны будут Короли Ольх, которые ныне меняются чаще, чем погода. Мы станем новым, вольным, гордым народом, — Эреддин задумался, пытаясь предугадать, как нарекут потомков его Всадников. Взгляд Лиса обратился на изобиловавшие вокруг деревья... — Aen Birche. Народом Берёз. И другие народы и государства посторонятся и дадут дорогу нашим коням. Особенно любезные мне и вам Aen Elle.

— Но есть кое-что поважнее, — не успокаивался Смаэль. — Дитя-Неожиданнность была здесь, кони её чуют! Она не должна была уйти далеко. Мы не должны её упустить, Rionn!

— Пока вокруг неё крутятся недобитый ведьмак и его новый друг-воевода, — осадил его Эреддин, — они будут путаться у нас под ногами. А когда загремит порох, разрывая в клочья человечину и превращая в угли города — никому в этом мире не будет дела до одинокой девчонки на лядащей лошадке, Смаэль аэп Браголлах. Мы заполучим и Старшую Кровь, и освободившиеся земли. Твоя же настойчивость только спугнёт её и продлит наши поиски. По коням, Всадники!

Эреддин и еще двое воинов-эльфов подобрали убитых поляков и, привязав их к седлам, направились на запад. Они чувствовали, что теперь обретают полную свободу действий. Забрав у надменного богослужителя D'hoine снадобье, дававшее им возможность полноценного материального присутствия в этом мире, они могли многое. Всё. Почти всё.

* Cоотношение сил (искаж. лат.)

** Жить — значит любить (лат.)

* * *

Бандолет — укороченный кавалерийский мушкет, этакий обрез XVII века, состоявший на вооружении польской гусарии.

* * *

"Отче наш, иже еси на небеси" (лат.)

* * *

Rionn — король, вождь (Старшая Речь)

— Подведем итоги, гражданин Геральт... А как вас по отчеству, кстати? — начал я, когда Сивка-Бурка с нами обоими на спине взмыла над Лысой Горой.

— Можно Весемирович, милсдарь воевода, — ответил ведьмак.

— Итак, Геральт Весемирович, — откашлялся я. — Мы видим, что гражданка Рианнон жива, хотя и ранена в стычке с нарушителями границы. А главное — судя по особенностям народного костюма потерпевших, она уже на территории России, и мы правомочны взять вашу воспитанницу под защиту. Кроме того, сговор гражданина Бессмертного и ОПГ "Дикий Гон" дал трещину, что мы можем использовать.

— Скорее он может использовать нас, чтобы выйти на Цири. Как и Эреддин, — осторожно дополнил ривиец. — А потом приставит ей кинжал к горлу, заставит открыть себе портал в какой-нибудь дикошарый мир и уйдет от вас. Так что милсдарь участковый намерен делать дальше?

— Теперь — к Гороху. То, что мы видели по Кощееву зеркалу, уже откровенно попахивает актом агрессии. Предупредить о начале польско-литовской интервенции — мой долг вообще-то...

— Надеюсь, после высочайшей аудиенции мы зайдем отдохнуть? Куда-нибудь, где старый усталый ведьмак без труда достанет себе вина и девочек? Я угощаю, — с интонациями змея-искусителя предложил Геральт. Видно было, что вся эта история с Охотой порядком его допекла, и теперь даже смертельная опасность не остановит его на пути к расслабону.

— Гражданин Геральт, даже если это не взятка — то во-первых, я женат, а во-вторых — на службе, — обиделся я на такое панибратство. Реноме сурового и справедливого милиционера перед пришельцем из иного мира нужно было тщательно поддерживать.

— Мой друг Лютик как-то говорил, что кавалер, брезгующий вином, застольной беседой и обществом прекрасных милсдарынь, либо при смерти, либо замышляет некое чудовищное преступление против человечности. А заодно краснолюдости, эльфийскости и низушести.

Я почувствовал, что теряю остатки веры в человечество — хотя откуда она у милиционера? Шекспир и Гёте тырили сюжеты у Митьки, Булгаков — крылатые фразы у этого Лютика... А ещё творческая интеллигенция!

— Может, лучше у нас?

— Никита Иванович, еще одного обеда от гроссмейстера Яги я не выдержу, — отклонил предложение ведьмак. — Компромиссный вариант: выпить мы выпьем, но к мазелькам я вас не возьму.

Речи Геральта напомнили мне о нашей эксперт-криминалистке и о тех трудах, которые мы на нее взвалили. Удастся ли ей получить от лесной братии какую-нибудь весточку о судьбе Цири, пока не поздно? Пока она не слегла от ран посреди леса без всякой медпомощи, пока не стала добычей волков, или каких-нибудь упырей, или, что еще хуже, группировки Бреакк Гласа? Это будет самое позорное поражение, которое можно будет записать на счет лукошкинского отделения. Зато, если вспомнить о кровожадных замыслах "народа ольх" — последнее...

— Вперед, Кэльпи. Скачи. Прочь из леса, прочь...

С тех пор, как Красные Всадники раскрыли ее очередное убежище, и она, по уговору с Геральтом, сбежала к нему в мир, княжна Цинтры, как ни странно, еще не бывала ни в одной лихой переделке. До сегодняшнего дня. Ведьмачка, понимая местное наречие хоть через два слова на третье, могла бы какое-то время продолжать путешествие незамеченной. Пусть не долго, потому что в Русском государстве одинокие вооруженные всадницы в диковинку — здесь девиц из приличных семей предпочитают запирать на три засова до свадьбы, а холопке кто оружие даст? Но шансы спокойно разыскать ведьмака она имела.

Был маленький нюанс — Цири не смогла бы спустить никому надругательства над беззащитной женщиной, даже если негодяев трое,и они отменные бойцы на саблях. Эта черта не прошла для нее даром. Наспех перетянутое оторванным рукавом кафтана раненое плечо все еще кровоточило, саднили кости, явно пострадавшие от булавы покойного ныне Стаха Радзинского.

— Давай, Кэльпи, — торопила ведьмачка коня, — Поднажми. Сейчас нам главное — побыстрее добраться до людей.

И желание Цири исполнилось.

Вскоре на прогалине меж деревьев девушка заметила несколько человеческих фигурок — таких же, как она, всадников. Трое из них везли поперек седел не то мешки, не то пленных, не то погибших товарищей.

Красные Всадники. На этот раз они имели вид не призрачных живых скелетов, как обычно бывало в чужих мирах, а воинов Aen Elle из плоти и крови — идеальных машин уничтожения, облаченных в блестящие гибкие панцири. Всадники не парили в воздухе, а скакали по тропе, как положено, и не обращали на Цири ни малейшего внимания. У неё не было времени размышлять, почему. Дитя-Неожиданность, дочь Паветты, мгновенно развернула поводья Кэльпи и двинулась обратно в чащу, постепенно увеличивая скорость.

Внезапно ведьмачка ощутила признаки подступающего транса. По инерции продолжая подстегивать коня, она мчалась через лес, не разбирая дороги. Ибо видела Цири уже совсем другой пейзаж. Пейзаж после битвы.

Перевёрнутые пушки, изрубленные трупы в кольчугах и кафтанах, брошенное знамя с двуглавым орлом...

Вот конники Дикого Гона кружат над девушкой, как вороны, выхватывают клинки, плетут заклинания...

И Геральт, со следами кандалов на руках, рвётся ей навстречу с диким криком "Не-е-ет!!!".

За ним бежит шальной малый в глупом шапо с козырьком, планшеткой на плече и в синем мундире. "Митька, вперёд!" — командует он кому-то...

— Вот оглашенная, — пожал плечами леший, рассматривая выпавшую из седла без сознания девицу. — Вечно вы, шкодное племя, старых не слушаете. А мне за вас перед бабкой милицейской головой отвечать...

Под одну мышку леший взял девку, под другую — коня и понёс их, грузно топая ногами-корнями, в лесные глубины. Здесь царило настолько древнее и непробудное чародейство, что даже востроухие Всадники, о которых упредила его Яга, не рискнули бы сюда сунуться. Леший был единственным, кто разгуливал здесь без опаски. Ну, почти единственным.

На неведомой людям поляне среди елей и сосен, поодаль от замшелого каменного болвана, забытого еще до прихода славян, стояла старая-старая изба, бог весть на чем держащаяся. На стук лешего по крыше из нее вышла женщина, закутавшаяся в платок, приняла с рук на руки юную ведьмачку и закрыла дверь снова.

Лесной хозяин вздохнул и со всей силы дал конику по заду для скорости, направив его в заранее уговоренное место. Избушка же со страшным скрипом начала подниматься на ноги.

Сквозь слипающиеся веки Цири всё-таки разглядела некую комнату вокруг себя, а в комнате — черноволосую женщину.

— Госпожа Йеннифер... полусонным голосом отозвалась Цири. — Вы всё-таки меня нашли...

— Енифери твоей ведать не ведаю, — ответила женщина. — Добрые люди меня обычно зовут Олёной. А недобрые не зовут, я по их душу сама прихожу. — На этом месте Цири вспомнила, что она всё-таки больше не на Острове Яблонь. Проморгавшись, девушка обнаружила, что лежит на лавке в обычной вроде бы избе — просторной, но почему-то очень мрачной.

Под потолком висели сомнительной свежести корешки, вершки, лапы и хвосты — явно ингредиенты для зелий. Олёна, оказавшаяся весьма непохожей на Йеннифер, сидела поодаль, между колченогим столом и печкой, достаточно широкой, чтобы засунуть туда человека... Человека?

Цири вскочила с кровати и захромала к окну. Движения давались ей болезненно — сабли у тех мародёров, надо признать, были хороши. При первом взгляде на окно наблюдательная ведьмачка поняла, что с видом что-то не так. То ли изба стояла на каком-то высоком фундаменте, то ли... Но тут постройка сильно пошатнулась. Цири, уцепившись за подоконник, удержалась на ногах и увидела, что из пола избушки растут две гигантские заскорузлые птичьи лапы, судя по всему — куриные, которыми сей жилой дом осторожно ступает по полузаросшей тропе.

— A d'yeabl aep arse... — вырвалось у жертвы Старшей Крови.

— Привыкай, девица, — отозвалась Олёна. — На Руси всякие чудеса случаются. Об иных не слыхивала даже твоя Дикая Охота. Так что можешь не робеть. Ты в безопасности в этой избушке, — Хозяйка на мгновение задумалась и добавила: — Пока.

— Так ты чародейка, госпожа Олёна? — спросила Цири, подумав с надеждой, что она сможет позвать на помощь Трисс Меригольд или Йеннифер, но вспомнила, что таинственная особа о них и не слыхала.

— Чародейка. Ещё какая. Наш местный страх и ужас Кощей Бессмертный сказал бы даже — бесовка. Он с некоторых пор меня ненавидит.

"Добрый знак", — подумала Цири. Судя по тому, что она успела услышать об этом Кощее, мэтр мог бы составить достойную компанию Вильгефорцу.

— А ты кто? — продолжила беседу хозяйка дома на куриных ногах.

— По имени — Цирилла. А так... Тут без разбега не освоить. Сначала я была принцессой. Потом — сироткой. Потом — ведьмачкой. Чародейкой. Разбойницей. Рабыней. Предназначением. Неожиданностью. Заложницей у людей. Заложницей у эльфов. А для тебя я кто? Тоже заложница? — Цири инстинктивно потянулась к мечу, но не нашла его — он лежал на столе у Олёны.

— Какая из тебя заложница! Если правду про тебя сказывали, то ты сама кого хочешь заложником возьмешь.

— Я ищу человека. Он поселился у вас, на Руси. Уже, наверное, довольно давно. Его имя — Геральт из Ривии. Он ведьмак. Охотник на чудовищ.

— И что за страна-то такая?

— Неважно, — Цири не была расположена откровенничать с этой особой. Уж кто-кто, а она твёрдо усвоила, что чародейки всегда не то, чем кажутся.

— Тогда тебе повезло, что мы встретились, — молвила Олёна. — Я могу тебя привести к нему в ближайшие дни.

— Чем докажешь? — недоверчиво-ехидным голосом ответила Цири. — А вдруг бредет твоя избушка прямиком в ловушку?

— Лукошкинская милиция тебя бережёт, Неожиданность наша колючая, — отбилась от обвинения чародейка, — Смотри...

На стене, на том месте, куда здешние кметы вешают образки своих святых, висело заморского вида блюдце, расписанное видами портового города и таинственным словом "Барселона". Олёна, замолчав, водрузила на блюдце свеженькое мытое яблочко и стала его катать. Катания длились где-то минут пять. Когда Цири укрепилась во мнении, что блюдечко просто не работает, на его поверхности стали проступать шевелящиеся фигурки, слышаться голоса и свист ветра...

— Что ты теперь видишь, Цирилла?

— Вижу... Вижу двух всадников на чалой кобыле. Они летят на ней по воздуху... — Цири вспомнила об Эреддине, висящем у неё на хвосте, и её передёрнуло.

— Что ты?

— Не обращайте внимания, госпожа Олёна. Это личное. Слишком личное... А вот же Геральт! Вон он, сидит за тем гонцом в дурацкой шапке!

— Это не гонец, дорогая моя, — ответила Олёна, наблюдая, как яблочко кружится по той же траектории. — Это сыскной воевода, Никита Иванович. Мой супруг. Перед Богом и людьми. Теперь ты видишь, что ты в надёжных руках.

— Сыскной воевода Никита-ста Иванов, сын Ивашов, да ведьмак Гараська к государю! — раздался бравый голос караульного стрельца в коридорах терема. Нам распахнули тяжелые двери в святая святых — покои Гороха, где сидел сам царь, хмурясь и посматривая украдкой на штоф.

— Ну заходи, Никитка, гостем будешь. На какую же такую силу нечистую милиция твоя вышла, что весь город перебулгачила? Яга экспертизная по воротам да башням мечется, заклинания читает. Фома Еремеев отца Кондрата распихал — тот с крестным ходом по городу тронулся. Кнут Гамсунович ландскнехтов отборных по всей Немецкой слободе в ружьё поставил. Митька твой, прости Господи, крест с Ивана Воина свинтить хотел потяжельше, чтобы им от Гона Дикого отбиться...

— Я в курсе, Ваше Величество, сотник Еремеев уже доложил. Мы имеем дело с передовым вторжением отряда эльфийских империалистов-расистов из параллельной вселенной, прекрасно вооруженных, обученных самой передовой магии и запугавших даже Кощея. Вызвал их, если верить показаниям последнего, покойный отец Скоттини по неосторожности. Гражданин Геральт из Ривии может подтвердить.

— Что ж я про тебя-то забыл, гость заморский?! — всплеснул руками гульливый Горох. — Не гневайся на меня, старого дурня, добрый молодец! Сейчас велю холопам поляну накрыть!

В общем, зря я "ведьмака Гараську" ко двору представил... Набежали слуги с выпивками и закусками, и на час вперед царь-батюшка увлекся застольной беседой с моим ключевым свидетелем о географии и геополитике его мира, его ресурсных богатствах, религиозных убеждениях, научных и магических достижениях, устройстве войска, ведьмачьем оружии... Я хоть и испытывал гордость за такой интерес первого лица к окружающей среде, но прибыл со слишком важной и тревожной новостью, чтобы затягивать этот саммит без галстуков! Впрочем, все мои попытки вежливо перебить Гороха заканчивались басовитым "Не лезь к царю!" и затыканием моего оборзевшего рта соленым огурцом или редькой. Когда я в очередной раз собрался с силами, дверь в покои отворилась от удара кулаком, и перед нами предстал запыхавшийся, истекающий потом гонец.

— Великий государь, шлет тебе грамотку воевода смоленский Васька Шеин! Не вели казнить, вели слово молвить!

— Холодненькой выпей, отдохновение прими и молви, — скомандовал адресат.

— Конница польская рубеж наш воровски нарушила намедни, — начал наконец гонец. — Отрядом малым, но делов он натворить успел. Воеводе девки из бояр Бодровых села донесли — подстерегли-де ляхи их в лесу, ссильничать хотели, да какая-то девица-богатырка с лешим тамошним на подхвате на них как налетит! Только клочки вражьи полетели по закоулочкам! Девица та сбежала неведомо куда, за болота, где дозоры наши не ходят. А час спустя с десяток всадников неведомых нашу заставу порубило и на закат прошло. Вроде не ляхи уж. Саженные, востроухие, и глаза лютые, нечистые...

— Приметы девицы не сообщали? — вклинился я.

— Белобрысая, — зачастил гонец. — Мечами заморской работы опоясанная, двумя аж, вот те крест! Глаз дурной у ей, зелёный... Порубленная всяко — не впервой ей биться...

— Вот и ведьмачка твоя нашлась, Никита Иваныч, — мрачно молвил Горох. — Слушайте указ мой — по всем городам объявить, что девицу оную... как её? — Я подсказал. — Кириллу царь за доблесть геройскую шубой со своего плеча жалует! А ты, — обратился он к гонцу, — как отдышишься, скачи на Вязьму к Мишке Медведеву, да передай ему приказ мой! С Шеиным в Смоленске соединиться и ляхов первыми на копия подымать, пока от них наши земли кровью не заплакали!

Впервые в жизни я присутствовал при эскалации европейского конфликта лично. Теперь Лукошкину придется со дня на день ждать нападения. И если от межпространственных эльфов должны сработать молитвы отца Кондрата и колдовское экранирование Яги, то вот с поляками придется воевать по-настоящему, по всем правилам — с осадами, блокадами, артобстрелами, бомбардировками и наверняка большими потерями...

— Паны гусария и войско выбранское*! Паны посполитое рушенье! — воззвал к войску Казимир Збышковский, для вящей важности вдарив булавой по тяжёлому медному щиту. — Сегодня утром на священной земле Речи Посполитой вражьи клинки вероломно, без объявленья войны, унесли in Regnum Caelorum** троих наших верных товарищей! Отныне мы мстим схизматам не только за честь моей sora inocenta* * *

Златы, — на cлове inocenta многие из шляхтичей нехорошо ухмыльнулись, но король предпочёл этого не заметить, — теперь запятнана сама отчизна, сама святая церковь наша!

Монарх Речи Посполитой обоих народов удовлетворенно оглядел полное конных и пеших поле под Могилёвом, который он до поры до времени избрал ставкой. Благодаря проведенным им переговорам вся эта рать могла не опасаться удара в спину. Вчера он совещался с канцлером Адамом Кмитом и шведским посланником бароном Бильдтом, который привез ему гарантии ненападения от своего монарха, одобренные риксдагом. После них Збышковский дал аудиенцию нунцию Его Святейшества кардиналу Бергольо, подтвердил ему со слов Адамкевича слухи о погроме костела в Лукошкино и расправе над братом ордена Иисуса Баудолино Скоттини — в результате тот поклялся, что Святой Престол приложит все силы, чтобы удержать императора от враждебных действий в тылу братьев-католиков.

Затем король принял по-восточному пёструю свиту Давут-паши, прибывшего по поручению султана, чтобы добиться от Польши уступки туркам Астрахани и Казани — в случае победы над Горохом, конечно. Магометанина Казимир выслушал, но пока ничего обещать не стал. А после переговоров его самого на уютной пуховой перине до утра принимала молодая пани Марта Новицкая, друзьям дома известная как Мартося, что славилась на всю Могилёвщину богатыми пирами и вольным нравом.

Таким образом, за reactio соседей можно было не волноваться. Пугало Казимира другое: двое из троих разведчиков, трясця их матери, были убиты явно не людской рукой. Да и следы копыт конских, что были оставлены вокруг их трупов в изобилии, были подкованы не на русский, козацкий или татарский лад. Сразу полезли в голову дошедшие до Варшавы слухи о богопротивных созданиях — ведьмаке, или же wiedzmine, и Дикой Охоте, наводящих ужас на лесные деревушки во владениях Гороха.

" Уже не ведаю, как с этим быть, — размышлял полководец. — Если это и впрямь vires infernales* * *

— все одно, шляхта уж не поверит мне. Если принять, что то нападение схизматов — не попаду ли я в дьявольские сети, не обращу ли войско католическое в орудие богопротивной воли? Эх, стареешь ты, пан Казимир — уже чёртиков забоялся...". Вслух он, разумеется, вымолвил другое:

— Не отплатим врагам веры за кровь братов и святых отцов наших — значит, умерли наши старые славные virtuti militari* * *

! Иль мы уж не поляки — цыгане?! Не отступим же, панове добродии! Не посрамим знамёна Сапеги, Батория и Вишневецкого! Ратуйте! — и несгибаемый круль польский и князь литовский отсалютовал войску своему саблей.

— Ратуйте! Виват пан круль Казимир! Vivat Polonia! Za wbity estem! — откликнулся многотысячный хор грубых, лужёных, отчаянных, вскормленных дичью и вспоенных водкой глоток. Он водил этих "белых орлов" на турецкие крепости, татарские курени, силезские замки, шведские форты, слывшие неприступными — и побеждал. Как правило.

"Скольких из них приведу я обратно в Могилёв с победой? — задумался Збышковский. — И с победой ли? Сколько заплачет вдов польских? А сколько — таких, как Мартося?". Казимировы мысли тут сами собой переключились на разметавшиеся по подушкам Мартосины медные кудри, на её греховно-пламенное налитое тело... Пан король почувствовал, что боевой дух его переходит в некое иное качество, и, боясь забыться, гаркнул громко даже для самого себя:

— Шляхетство, час на сборы и — по коням! Пять тысяч дьяблов их матке в загривок!!! — Сей thesis он, как в старые добрые времена гетманства, подкрепил оглушительным свистом в два пальца.

Так начался поход.

— Фух, Никитушка, вроде все ворота да проломы заговорила, — отчиталась моя домохозяйка прямо с порога. — Которые я не прикрыла, те отец Кондрат обходит, иконами намоленными подкрепляет, чтобы ельфам да пильфам враждебным проходу не было! Только дитя неожиданное с Олёнушкой твоей и проскочит!

— Цири? И... Олёна? Но как.. как они спелись? — обалдел я.

— Того сама не ведаю, случай слепошарый — он повластней меня будет. Только птичка мне только что весть от лешего знакомого принесла — едут они по лесам Брынским, в скором времени в Лукошкино будут. А ты ешь садись, горе моё правоохранительное, уж солнце закатилось!

— Бабуля, принудительное кормление вообще-то по международному праву считается пыткой, — отбояривался я. — Мы с гражданином Геральтом уже в царских палатах нагурманились...

— Кстати, как там государыня-то наша, целёхонька? — поинтересовалась Яга. — А то от этих охот одичалых у матушки выкидыш произойтить может... Без наследника русская земля останется, бояре такую смуту подымут!...

— Лидия Карповна в пределах нормы, — отрапортовал я. — Горох её хотел укрыть в каком-то секретном бункере под теремом — отказалась, готова хоть сама с мушкетом наперевес отстаивать наш суверенитет.

— Знать, здорова, — успокоилась эксперт-криминалистка. — А Геральт что же? Загулял с царём-то?

— Ведьмак сегодня ночует в президентских апартаментах, как почетный гость Гороха. Тот на него обрушил всю свою любознательность, пока вдоволь про ривийские дела не наговорится — не выпустит...

— Батюшка Никита Иваныч! — загудел Митяй, на пару со стрельцом Заикиным втаскивая в горницу толстого Зальцбургера с изрядно попорченным "фейсом об тейбл". — Раскололся аптекарь наш шпиёнский, чистосердечное сотворить желает! — Да уж, Митька — не горбатый, тут могила бессильна... С другой стороны, в нынешнем цейтноте времени блюсти формальности у нас нет, а Зальцбургеру повезло, что он не в царской темнице, где его бы вздёрнули на дыбу без всяких юридических уголовностей. Я отодвинул тарелки, достал планшетку и принялся записывать остатками карандаша.

Итак, наберите воздуху в грудь... Идея с вызыванием духов александрийским порошком изначально принадлежала Кощею! С Зальцбургером он связался через замаскированного шамахана, когда узнал о его агентурной работе на Адамкевича. То ли хотел с самого начала подставить его и Скоттини, а под шумок конфликта провернуть очередное крупное дело, то ли перевербовать польского посла и распространить свое влияние на западных соседей — аптекарь не врубился. Но одно он точно знает — связник находился в городе еще сегодня утром...

— Значит, после наших охранных мероприятий уйти агент не успел... А чей он принимал облик во время этого визита?

Вместо ответа Зальцбургер как-то странно выпучил глаза и осел на лавку. Я перевел глаза на Заикина — на лице его появилось выражение нехорошего торжества, а в руке — только что выдернутый из бока горе-шпиона окровавленный шамаханский кинжал. Пользуясь нашим замешательством, вражина, не выходя из образа нашего стрельца, прыгнул к Митьке и приставил нож ему к горлу. Тот попытался стряхнуть Кощеева засланца... но не смог! Ни Яга, ни я ни пальцем пошевелить не могли! Что за магия? Где её источник!

— А теперь, псы ментовские, слушайте волю господина моего бессмертного! Коли вы ему местонахождения Цириллина не раскроете да медальон ведьмачий не сдадите — помереть вам всем по очереди смертью безвременной! — молвил шамахан на чистом русском.

— Ты первый, — раздался знакомый хладнокровный голос у него за спиной. Диверсант уронил нож, малость поцарапав Митьку, глаза его остекленели. — А теперь возьми свой заговоренный камешек, или статуэтку, или кусочек дерьма, и проглоти его. На моих глазах.

Из-за шамаханского плеча высунулся и подмигнул нам Геральт. Шамахан достал из кармана чёрный кристаллик и действительно засунул его в рот. Внезапно оцепенение спало с нас, а уголовник упал как подкошенный и стал дергаться в конвульсиях, хватаясь за живот.

— Он слонялся около дворца, я опознал его с помощью медальона, — пояснил ведьмак. — Когда его величество соблаговолил захмелеть, я выскочил в окно и бесшумно следил за ним до отделения. Сейчас он был под знаком Аксий — впервые удалось применить его с затылка...

— А что за колдовство он использовал? — спросил я.

— Лежачий камень то был, — ответила бабка. — По щелчку пальцев особому в действие приводится. На косую сажень вокруг него и вода не течёт, и время нейдёт... Только на вопросы колдуну отвечать можно. Шамаханы им мертвяков заговаривают до похорон да последнюю волю их доподлинно вызнают.

— Я знаком с подобной магией, — отозвался Геральт. — Наши чародеи тоже научились пассивировать через заговорённый уголь и самоцветы. Но если нашему клиенту не дать в течение получаса активированный уголь и не нейтрализовать камень, ему конец. Остановится сердце, кровь, мозги, лёгкие...

— Поняла, бегу уже за лекарствием, — Яга полезла рыться по тайникам, а я крепко задумался. Теперь Гороху, мне, всему отделению, всему городу грозит настоящая война на два... нет, на три фронта. Если не на четыре. И сражаться нам придётся не меньше, чем стрельцам, казакам и латникам. Бойцы милиции — тоже ведь бойцы...

*Войско выбранское — легкоконное шляхетское ополчение с пешими военными холопами-пахолками, составляло основную массу армии Речи Посполитой.

**В царствие небесное (лат.)

* * *

Невинной сестры (лат.)

* * *

Дьявольские силы (лат.)

* * *

Воинские доблести (лат.)

Настоящего Фому Заикина патруль обнаружил через час в углу вселукошкински известного кабака Михалыча. Он сидел в углу в бессознательном состоянии, и все принимали его за обычного пропойцу. Но, закрывая заведение, Михалыч нашел, что клиент спит настолько мертвецким сном, что так даже пьяные не умеют. Яга откачала героя, и мы устроили ему очную ставку с шамаханским диверсантом, уже отведавшим активированного бабкиного угля.

Конец был немного предсказуем — шамахан был торжественно расколот. По его данным, Кощей вновь задумал совместные операции с Диким Гоном: описания "шайтан-всадников", с которыми должны были соединиться основные силы орды, слишком совпадали с показаниями ведьмака. Шамаханская конница должна зайти с тыла полякам после того, как они разделают наши войска, а затем поставить под контроль как можно больше российской территории, опережая Aen Elle. Сам он был направлен в Лукошкино, чтобы внедриться в отделение (что и сделал) и выбить из нас местоположение Цири, а затем, когда вражья сила будет уже в городе, проследить, чтобы все ценные артефакты из подвалов Горохова терема попали на Лысую Гору, а не в межпространственные эльфийские закрома.

— Теперь положение становится слишком опасным, — сделал вывод Геральт. — Ни мэтр Бессмертный, ни Эреддин не отступятся от носителя Старшей крови, зная какие возможности она даёт. Вы уже убедились в этом, милсдарь участковый. Насколько я знаю, Цири и Олёна сейчас находятся в неких Брынских лесах...

— Так ты ж нас ещё подслушиваешь, змий бесстыжий! — неодобрительно покачала головой Яга.

— Подслушивать и слышать — это, как говорят в вольном Новиграде, две большие разницы, — отвел её возражения Геральт, — Сейчас, когда нам всем всё известно, мы не можем терять ни минуты. Кому-то из нас предстоит отправиться в Брынские леса на перехват наших дам. Чтобы служить и защищать, сами понимаете.

— Вы предлагаете свою кандидатуру, конечно? Геральт Весемирович, вы проходите ключевым свидетелем, а значит, являетесь точно такой же приманкой для преступной организации, как и гражданка Рианнон. Если мы потеряем вас обоих, у нас рассыплется самое громкое дело в истории отделения... пожалуй, вообще в истории, — Что это меня понесло? Ведьмаку же начхать на наши милицейские проблемы, — Цири останется неотомщённой, а Красные Всадники — беспросветно безнаказанными, — подчеркнул я главное.

— А вот для того, чтобы этого не случилось, я возьму с собой в дорогу одного из ваших сотрудников. Лучше всего, если это будет ваша магичка. Её знания могут быть полезны против Aen Elle. К тому же связь с милсдарыней Олёной держит именно она.

— Я предпочёл бы видеть нашего эксперт-криминалиста в отделении, но вряд ли кто-то, кроме неё, сможет лучше обеспечить вашу безопасность.

— Понимаю, Никитушка, сам пуще себя прежнего к Олёне рвёшься. Чай, жена родная теперь, а не бесовка-полюбовница, — покачала головой бабка. — Но прав ведьмак — на дело такое чародей нужен, когда Охота окаянная по полям рыщет. Он мечом, я словом незлым тихим — вместе и отгоним ворогов.

Я заколебался. Скорее всего, Геральт и Яга были правы. Но не нравилось мне, что командование над отделением плавно переходит в ведьмачьи руки. Не хотелось бы подчинять все силы милиции задаче поиска разудалой дочки залётного охотника-наёмника — слишком много проблем города придётся теперь решать... Мои размышления прервал очередной гонец от Гороха:

— Никита Иванович, великий государь срочно совет военный держать удумал, вас призывает! Видать, не удержали наши ляха...

Избушка на куриных ногах семимильными шагами двигалась по лесам и лугам, избегая больших дорог, но неуклонно держа направление на северо-восток, к Лукошкину. Цири и Олёна, то и дело подпрыгивая на ухабах, корнях и рытвинах, вели старую добрую кухонную беседу за полночь.

— Поначалу всё шло как по маслу. Геральт остался здесь — ему понравилось, что в ваших лесах есть на кого поохотиться. Йеннифер нашла себе довольно забавный мир. В городе, где она поселилась, люди до утра пляшут на балах, пьют какую-то горькую дрянь под названием "кофе", а правит ими древний старик император. Не то Франц, не то Иосиф...

— Кофе пробовать случалось. И знаешь, ты права, — ответила Олёна, — А ты так и осталась при дворе короля Артура?

— Ненадолго, — продолжила Цири, слегка призадумавшись над репликой. — У короля был советник — Хэнк Морган, чародей... То есть на самом деле, скорее всего, алхимик и механик. Он мной сразу заинтересовался, учил меня стрелять из пистолета, принимать эти... телеграммы... Сэр Галахад, конечно, вбил себе в голову, что он меня хочет отбить, и вызвал Хэнка на поединок. Тот его пристрелил, пока Галахад еще меч вынимал из ножен. Был скандал, и нам с Морганом пришлось отбыть на север.

А потом... Красные всадники пронюхали про нас и налетели откуда ни возьмись. Хэнк пытался прикрыть меня, скорее всего, его убили. А я, согласно нашему уговору, направилась к Геральту. Уж вместе мы что-нибудь придумаем. Может, навсегда от них избавимся.

— Так почему же вы не встретились сразу?

— Портал был нестабилен. И я угодила совсем не туда, куда провела Геральта. Оказалась где-то далеко на юге. Вокруг вместо леса и изб — глиняные хатки, соломенные крыши, подсолнечник.

Несколько дней отходила... от Охоты. Жила у пасечника. Рыжий Панько — так, кажется, его звали. Замечательный мужик. Он лечил меня пчелиным мёдом и потрясающими байками. Вроде страшные, но как дослушаешь до конца — уснуть не можешь от смеха. В дорогу надарил припасов... Две недели я сбивалась с пути, петляла, ехала на север. Пока не повстречала тех троих.

— Судя по рассказам лешего, то польские всадники были. Плохо дело. Если конница Речи Посполитой рыщет вдоль границы, они действительно готовят нападение. Нужно срочно убираться отсюда.

— Разве они найдут нас в лесах? — возразила Цири. — Да и если найдут... Догонят ли избушку? Испугаются, дунут врассыпную и не будут догонять. А если ещё и магию применим...

— Ты увлекающийся человек, — покачала головой Олёна. — И не видела в работе пушек. Одно попадание ядра — и от нас только курьи ножки останутся. Так что мы не должны столкнуться с ними. Кстати, надо бы поглядеть, где ж они сейчас?

Жена участкового достала из мешочка еще одно яблоко и метнула им в блюдо с надписью БАРСЕЛОНА, повторяя заклинание:

— Свет ты мой яблочко, ясное моё блюдечко, покажи мне силу враждебную, над полями нашими веющую, кота польского, мышелова литовского, Казимира да Збышковского...

Цири увидела мирный буколический пейзаж. Дорога в полях, старые кметские хатки, ветряная мельница... Столб дыма на горизонте. Искажённые горем и страхом лица, с опаской косящиеся на большак.

По большаку длинной, длинной, длинной человеческой многоножкой двигалось войско. Над всадниками, похожими на нильфов, но с белым оперением на шлемах, красовалось похожее на реданское красное знамя с белым орлом. За ними следовала лёгкая кавалерия в богато разобранных кунтушах и шапках с невообразимыми султанами. Потом — пикинеры и жолнеры в синих кафтанах, железнобокие наемники в надраенных до блеска доспехах... Цири на миг показалось, что она снова на острове Танедд и видит, как сходятся армии Нильфгаарда и Северных королевств в битве за право грабить, убивать и насиловать покорённые народы.

— А где же теперь русские? — встревожилась Цири. — Вдруг мы до них доберёмся, а там уже... бранное поле?

— Свет ты мой яблочко, ясное моё блюдечко, справьте службу сегодня последнюю, покажите рать русскую под Вязьмою...

Но армии не было.

Был в беспорядке брошенный лагерь, посреди которого торчали тут и там осиротевшие и нестрашные пушки. Был какой-то комес в белом кафтане — Олёна сказала, что это царский зять боярин Медведев, — который объезжал караулы из тех, кто остался, рычал проклятия и крестился. Но армии уже не было.

Зато в блюдечке Цири увидела хорошо знакомый обледенелый круг и выходящие из него следы конских копыт.

— Красные Всадники! Явились в облике Гона и распугали их...

— Вряд ли. Видишь следы копыт? Насколько я знаю. они бесплотны.

— Уже нет. Я встретила их в лесу, когда меня сюда леший занёс. Они тащили поперёк сёдел то ли пленников, то ли убитых. Их вроде было трое...

— Трое, — задумалась Олёна. — Уж не твои ли это поляки побитые?

— Зачем им? — Цири пожала плечами.

— Как это называет наш Никита Иванович, международная провокация. Твои эльфийские знакомые хотят Лукошкино с Варшавой стравить. А зачем? Бог им судья. Завоёвывать нас — слишком мало их. Тебя под шумок захватить — больно велик шумок.

— Очень может быть, что и захватят, — невесело молвила Цири. — Уж очень их возбуждает моя Старшая Кровь. А заодно и Русь с Польшей в придачу, когда ваши торжественно друг друга порубят.

— Но их мало, — возразила Олёна. — Им понадобится подкрепление... или союзник. Кощей пытался перехватить Геральта и выведать у него, где скрываешься ты. Возможно, они его используют... А возможно, он их.

— Куда этому Кощею, — отклонила идею Дитя-Неожиданность. — Теперь вся наша надежда — на ведьмака и милицию. Поспеют ли на выручку?

— А вот же они, — указала Олёна на окно. Цири, высунув голову наружу, увидела на горизонте чёрную точку.

Спустя пятнадцать-двадцать минут точка разрослась и стала выглядеть как летающая ступа с двумя пассажирами. Еще минут через пять Цири разглядела, что управляет ступой с помощью помела старая страховидная магичка. А за спиной у неё стоит...

— Геральт!!! — замахала ведьмачка обеими руками, едва не вывалившись прямо под куриные ноги избы. — Мы здесь!!!

— Дело сделано, — удовлетворённо молвил Эреддин, глядя на бегущих вдаль солдатиков-D'hoine в смешных красных колпаках. — Мы убили двух зайцев: дали D'hoine место для драки и оставили без защиты Hen Ichaer. Она, как мне известно, движется сюда и скоро попадёт нам в руки. Воля её предков Seidhe наконец будет исполнена, и Старшая Кровь вернётся к законным хозяевам.

— Еще один вопрос, Rionn... — Смаэль аэп Браголлах не унимался.

— Ты стал слишком любопытен, юный Смаэль. Но я сегодня в добром расположении духа.

— Откуда вы это узнаете?

— Я использовал стычку с воинами Бессмертного, и сделал нескольких уцелевших своими глазами и ушами. Они сами не подозревают об этом. Один из них сидит в милиции Лукошкина и все, что видел и слышал он, доступно и твоему предводителю.

— Вы не говорили, Rionn, что обучались искусству у Аваллак'ха, — вмешался Керрадаин, один из ближайших помощников Ястреба.

— Он бы и не стал доверять мне своё искусство, и правильно сделал, — пояснил Эреддин. — Но после того дня, когда наш верховный король Ауберон Муирептах столь неудачно опочил от... хм... большой любви к маленькой неожиданности, мы оказались в большом долгу друг перед другом. Я обещал вернуть ему Зиреаэль, а он — для упрощения задачи поделиться со мной уменьями.

— Я слишком хорошо знаю вас, Rionn, — продолжил Керрадаин, — и не поверю, что вы упустите такую возможность...

— Ты знаешь меня преступно хорошо, Керрадаин. Не убить ли мне тебя ударом в спину? — Смаэль не понял, шутит Ястреб или нет, и насупился. — Аваллак'х стал слишком зависим от моей поддержки, чтобы требовать Цири у меня. Нынче власть Ведунов уже не та, что раньше. Простые воины винят их в смерти последнего законного Короля Ольх. Мол, притащили свою D'hoine, она и свела в могилу нашего славного, нашего рубаху-парня... Да и в смуте они не так уж и невинны. А от доброй стрелы не всегда можно укрыться чарами.

— Так в чём же цель нашей погони, Rionn? — снова осмелился подать голос Смаэль. — Для чего нужна теперь Старшая Кровь? Как оружие в усобице, чтобы одни Aen Elle одолели других Aen Elle и запугали третьих?

— Какие же мудрые и проницательные создания сражаются за меня, — усмехнулся Бреакк Глас. — Народу Ольх и иным нашим племенам нужен объединитель. Тот, чей авторитет, чье превосходство как короля, чародея и воина будут неоспоримы. Тот, кто не только вернет Старшему народу былую мощь, но и распространит ее до конца вселенных. В этом-то и поможет маленькая Неожиданность. Подчинив ее своей воле, мои противники обретут мощный источник стихийной магии, который станет грозным оружием.

Так лучше пусть оно служит нам с вами — сначала закрепимся в этом мире, потом вернемся, овеянные славой и волшебной защитой, и враждующие вожди Aen Elle опустят копья перед новым Королём. Королём Эреддином, властителем Ольх, Холмов, Берёз и всего, что пожелает прийти под руку его. И власть этого нового короля будет непререкаемой. А любое сопротивление и сомнение — болезненно наказуемым.

"An'badraigh aep cuach, определённо что-то здесь не так, — задумался Смаэль аэп Браголлах. — Не знаю чем, но чем-то мне это не по нраву".

— Как разбежались?!!! Лепёхи вы коровьи, а не воинство православное!!! Мишке, вору, ноздри велю рвать, батогами драть и в Туруханск навечно!!! — Затем Горох выдал такой девятиэтажный загиб, что даже у видавшей виды Яги отвисла челюсть. — А делать будем так... — Царь замер в позе сменившего профессию Ивана Васильевича, помял пальцами бороду, подумал и наконец изрёк:

— Слушайте, бояре, волю государскую! Еремейка, записывай... Я сам сей же день под Вязьму выеду и рать на себя приму! За местоблюстителя своего на Лукошкине оставляю Анфима Федосеева Кашкина — ему и гостей заморских принимать, и челобитье разбирать, и за податями да ясаком ведать! А порядок правоохранительный блюсти да оборону стольного града чинить ему Никитка Ивашов пособит! Вы же, бояре мои верные, до возвращенья моего с победой им обоим яко мне повинуйтесь!

Бояре забурчали. Кашкин хоть и был самым толковым в Думе, но далеко не самым родовитым, а уж про меня и говорить нечего.

— Ведьмаку же Гараське велю при моей царской милости в страже состоять и оберегать всечасно от силы людской али сатанинской! Коли живот мой сбережёшь — жалую тебе дворянство да коня любого с конюшен дворцовых, какого сам изберёшь. А коли нет... — Царь несколько погрустнел... — То сложить тебе на плахе буйну голову!

— Государь, — ответил Геральт, — в таком положении лучше всего будет, если я выдвинусь наперёд вашего величества в расположение оставшихся войск Медведева и произведу там... предварительную очистку. Если вас прямо около ставки будут ждать голодные оборотни, получится нехорошо. А у нас, ведьмаков, принято на совесть работать.

— Что ж ты, дурной твой глаз, государя всея Руси бросаешь?! — возбух было Горох, но быстро успокоился и продолжил: — А бабушке Яге с тобой вкупе зачистку от элемента уголовного проводить! Коли прав участковый и колдовские силы на нас сбираются, оный клин чародейский она клином и вышибет!

— Ну что ж, гражданин Геральт, пора на операцию, — сказал я ведьмаку, когда они с Ягой выходили из дворца. — Бабуля, вы как летите — в верной ступе или опять Сивку-Бурку напрокат будете брать?

— Э нет, бабуленька-Ягуленька, воля ваша, а госпожу лошадушку я на растерзание эльфам и цвельфам шкелетным не отдам, — запротестовал Митька. — Такая скотина нужна самому!

— Ведьмак мужик здоровый, ступа с им маневренность растеряет да ворогам в лапы и свалится, — оценила риски моя домохозяйка. — Да и к коню он привычный. Так что ты не обессудь, Митенька, угоним мы лошадушку. А противиться будешь — конским яблоком оборотишься!

На подворье выяснилось, что госпожа лошадушка разделяет Митяевы опасения и от Геральта шарахается, так что план пришлось менять на ходу. Бабка и ведьмак уместились в небольшое пространство ступы, заготовив ладанку и приняв сто грамм эликсира перед боем.

— Поехали! — скомандовала эксперт-криминалистка, загребая воздух метлой. Ступа, неровно держа высоту, направилась на запад — в сторону, куда держат путь собирающиеся на Колокольной площади Гороховы полки.

— Счастливого полёта! — помахал я им фуражкой и направился в терем — передать домовому Назиму указания Яги, обсудить с Митькой и Еремеевым мероприятия по профилактике, заглянуть к отцу Кондрату, а потом к Кнуту Гамсуновичу с его пресловутым колдовским справочником. Рассказы гражданина Геральта о нестабильных порталах навели меня на одну идею...

Ласточка перебирала лапками на плече Яги и что-то щебетала гроссмейстеру на ухо.

— Вот и умницы, — удовлетворённо заметила магичка. — А Олёнке передай — пускай за Уваровкой налево сворачивает да за речку. Там на лугу и встренемся, — Ласточка внимательно выслушала инструкцию — и только её и видели.

— Всё больше проникаюсь уважением к лукошкинской милиции, — улыбнулся Геральт. — Главное, чтобы они вдруг не изменили курс.

— Не изменят, им же легче, — отмахнулась бабка. — Первейший пункт устава нашего милицейского — место встречи изменить нельзя!

"Хорошо бы побыстрее, — подумал ведьмак. — А то у меня уже ноги затекают здесь".

"Хорошо бы побыстрее, — подумала Яга. — А то забодал он мне своими мечами в бока тыкаться бессовестно...".

Вскоре лес внизу, казавшийся бескрайним, поредел, открывая взгляду Геральта весьма и весьма немалое поле. По краям его притулились три или четыре деревеньки, виднелись купола какого-то монастыря, доносящийся снизу запашок выдавал присутствие тучного стада коров. Это все удивления не вызывало. А вот похожий на двуногую коробочку объект, выруливающий влево на обочине проезжего тракта, чрезвычайно заинтриговал ведьмака.

— Сколько рубликов милсдарыня предложит за страховидлу? — попробовал пошутить Белый Волк.

— Я тебя, Геральтушка, попрошу избушку мою не обижать, — мягко огрызнулась Яга. — Мы с ней огонь, воду да трубы медные одолели! Сколько зим в родненькой перезимовано, сколько Ивашек да Федек зажаре... — Бабка осеклась, заметив, что Геральт на нее поглядывает крайне нехорошо. Неловкое молчание могло бы затянуться, если бы снизу не донеслось:

— Гера-альт!

Ведьмак машинально посмотрел вниз, едва не вылетев из ступы. Избушка была почти под ними. Из окна высунулась беловолосая девушка, оживленно жестикулируя... Цири?

— Геральт! Спускайся к нам! Мы ждем тебя! Привет от госпожи Йеннифер!

Цири!!!

В движущейся избушке было на удивление хорошо. Стряпню Цири и Олёны, судя по громкому чавканью, одобрила даже взыскательная гроссмейстер Яга. Геральт же не ел, только полез в дорожную сумку и стал доставать оттуда флакончики эликсиров.

— Сто грамм перед боем, — усмехнулась участковиха — весьма эффектная темноволосая милсдарыня, в которой явно было что-то от бесовки.

— У меня, дорогие дамы и мазели, нехорошее предчувствие, — пояснил ведьмак. — Когда все так удачно складывается, как у нас, значит, жди на горизонте какую-нибудь задницу. — К его изумлению, никто даже не покраснел.

— К слову, — вступила бабка, оторвавшись от пирожков. — Надоть нам, Цирилла свет Эмгыровна, с тобой да с отцом твоим названым обсудить планы хитрые, как тебя от Гона Дикого сокрыть покрепче...

— Скрыть? То есть опять под надёжный замок в богато обставленную камеру? — покачала головой, насупившись, Цири. — Я ведьмачка. Я дочь Паветты, княжна Цинтры, дитя Лары Доррен. И прятаться я не буду. Я буду драться вместе с Геральтом и вашим участковым, даже если нас будет трое против тысячи.

— Ты, матушка, хоть и княжна, а не забывай, как со старшими речь держать подобает, — Теперь настал черед Яги демонстрировать гонор.

— Я столько скакала по временам и пространствам, что теперь в три раза тебя старше! — не полезла за словом в карман Неожиданность.

— А ну хватит! — Олёна сжала кулаки, и между ними заискрило что-то электрическое. Точно бесовка, подумал ведьмак. — Нет у нас времени! Полмира по нашему следу бежит!

— Она вообще-то права, гроссмейстер, — обратился Геральт к Яге. — Пытаться её усадить в укромное место и закрыть на три оборота — всё равно что ловить неводом ветер. Я пробовал. Пробовала Йен. Пробовали эльфы. В нашем плане Цири должна стать боевой единицей, потому что она всё равно будет рваться в гущу сражения.

Но гуща сражения сама их нашла.

Из-за "слепой" стены избушки, где окон не было, чуткие уши ведьмака услыхали едва донесшийся клич:"Deith!!!"*. И за ним — свист стрелы. А за ним последовали уже язычки пламени и запах дыма.

— Шамаханы? — спросила Олена, выплескивая на очаг пожара крынку с водой.

— Хуже. Эльфы, — коротко ответила Цири. Они с бабкой и Геральтом тоже подключились к тушению. Но на каждый водоразлив следовала новая команда "Deith!!!", новый пяток пылающих стрел. Стало ясно, что вода кончилась, а избушка, в которой заходился пожар, уже двигалась с трудом.

— Ну держитесь, пришельцы зажигательные, — проворчала Яга. — Будет вам потоп до животных и гадов... — Она достала с виду обыкновенный носовой платок и скомандовала: — Молодёжь, отойди в сторонку!

Геральт и Цири отскочили к окнам. Ведьмак увидел скачущего Красного Всадника и стал выжидать, когда тот подойдет поближе, чтобы выбить из седла знаком Аард.

— Иэхх, текёт река Волга! — Яга обернулась вокруг своей оси и махнула платком. Тут же на горящие стены хлынули потоки воды. Настолько мощные, что пожар они потушили, но вымыли из стены пару бревен. Они покатились под ноги коням Aen Elle, сбив их. Спешенные эльфы, обнажив клинки, бежали следом. Цири узнала одного из них.

— Эреддин! — вскрикнула ведьмачка на Старшей Речи. — Уйди прочь, Эреддин! Я вам не нужна!

В этот момент двое или трое Всадников, обогнав избушку, пошли на штурм со стороны двери. Геральт попытался сколдовать под конские копыта Аард, но очевидно, ведьмачьи Знаки воинов-Ольх не брали. То ли от резкого качка избы, то ли от срикошетившего от заговора Знака ведьмак свалился на пол. Да так удачно, что крепко приложился виском о сундук. Кое-как, преодолевая боль в голове, он встал, но следующее резкое движение избы свалило всех.

Очевидно, один из эльфов ухватился за куриную ногу и, судя по жалобному скрипу избушки, пытался ее рубить. Та стряхивала паразита изо всех сил, и, кажется — стряхнула. Снизу раздался стон и хруст рёбер. Товарищи покойного оказались посмышлёнее и атаковали через дверь, прорубая её клинками. Но их встретили мечи ведьмака и заклинания Олёны.

Тем временем у заднего пролома развернулся настоящий магический поединок. Яга пыталась превратить Эреддина и его подручных в что-нибудь мелкое и насекомое, но Бреакк Глас мощно сопротивлялся. От заклинаний бревна в избушке потихоньку расшатывались

— Ястреб вам не по зубам, — сказал Геральт. — Нужно как-то отступать.

— А как? Избушка еле ходит, — пожала плечами Олёна. — Коней подберут вороги, нагонят и надбавят. Пешком мы и подавно не уйдём. Хотя...

— Ступа же есть, неслухи, — тяжело выдохнула Яга. — Дверь распахните, мы с Цирькой и вылетим. А ты, Геральтушка, нас здесь и прикроешь. Медальёном, чай, мороки наводить не разучился?

— Держись, Геральт. Мы справимся, — Цири выкатывала ступу. — Береги Олёну, она меня уже спасла от Охоты один раз. Теперь мы вернём долг...

Через несколько минут погони всадники приволокли четырёх пленников к Эреддину Бреакк Гласу, в позе триумфатора воссевшему на коне возле покинутой вроде бы избушки.

— Отличная работа, всадники! — Ястреб даже сдержанно-аристократично похлопал. — Керрадаин, тебе выпал удел отмстить им за Эланда и Оттгерна. Но девчонку не тронь. Сам знаешь.

— Начнем, — Керрадаин занес меч и... Все потенциальные жертвы стали становиться прозрачными и таять.

— A d'yeabl aep arse! — вырвалось у Эреддина. — Не разгадать простую иллюзию! Осёл! Каменный тролль! Дубина! — бил он себя по голове.

— Вот же они! — Смаэль аэп Браголлах указал на удаляющуюся ступу.

— Нагоним их в астрале. Там еще никто не уходил. Полетаем?! — с вызовом крикнул Бреакк Глас.

Но в разгар трансформации что-то пошло не так...

Неудачный уход в астрал обладал, как выяснилось, сильным травмирующим эффектом. Зоркие глаза Эреддина еще успели разглядеть, как уходит за горизонт избушка на курьих ножках, но ни сил, ни желания продолжать погоню уже не осталось.

— Итак, Кнут Гамсунович, я зашторил окна, — Немецкий посол зажёг взятый напрокат у Шмулинсона семисвечник и теперь шарил по демоническому фолианту в поисках нужной странички.

— Яволь, герр Ивашов, я тоже готов. Страница сто десять. "Дабы закрыть проход в адские сферы, должно двоим, взявшись за руки и свободные руки возложив на распятие, прокричать трижды три раза как можно громче "Сlaudeo! Claudeo! Claudeo!**".

— Во всяком случае, другого пути нет. Хоть вышла Охота не из ада, а из царства эльфов и феечек, теперь они будут в ловушке. — Мы взялись за руки, напоминая памятник русско-немецкой дружбе, ухватились пустыми руками за перекладины креста с "гимнастом" и начали орать что есть силы заветное латинское слово.

По окончании процедуры ни я, ни герр Шпицрутенберг говорить не могли. Страшно саднило горло. Но если мы всё сделали как следует, то Дикий Гон теперь находится в прочном капкане. Выйти в астрал им будет сложно, запросить из мира Ольх подкрепление — тоже. Отряд Всадников немногочислен, и наши при поддержке Яги и сверхспособностях ведьмака с ними рано или поздно справятся...

— Армии Медведева больше нет, пан круль, — сообщил Збышковскому на военном совете полковник Кастлевич. — Есть донесения моих лазутчиков: враг дезертировал, остались только две казачьих сотни, одна стрелецкая, из тридцати орудий только четыре при пушкарях... Victoria est!

— Не верю в такое счастье, — скептически повел усами Казимир. — Я не я буду, если это не хитрый план Гороха. Схизмат готовит нам ловушку.

— Да будет пану ведомо, что лазутчик наш видел в небесах саму Дикую Охоту собственной персоной. Москали струсили спьяну, просто струсили и побежали, пся крев, — убеждал Кастлевич. — Хвала святому Венделину, Лукошкино нам открыто!

— П-пан к-круль, — вбежал в шатёр хорунжий Подъяблонский. — Т-там н-на нас сама С-смерть п-пошла...

— Да протрезвится пан Подъяблонский, а потом пусть докладывает, — отмахнулся Адам Кмит. — Але мы не на смертный бой с еретиками идём? Где ж быть костлявой, как не при войске?

— К-клянусь Б-богоматерью Ченстоховской...

— Этот не отстанет... Пойду посмотрю, что там, — Казимир Збышковский вышел и увидел, что по полю к лагерю движется женщина с непроницаемым лицом и в чёрном балахоне с капюшоном. А на плече у неё большая и совсем не волосяная коса.

Она спокойно прошла мимо часовых, которые даже сабель не успели выхватить. Бравые швабские пехотинцы и варшавские жолнёры расступались перед ней, осеняя себя крестами и призывая Иисуса и Марию в защиту, кто-то даже грохнулся без сознания. Наконец Смерть достигла короля, что ждал её, скрестив руки на груди.

— Здравствуй, король польский, великий князь литовский, — молвила Она, оказавшаяся вовсе не безносой. — Нужен ты мне.

— Забирай, — со стоической решимостью молвил Казимир. — Что ж ты, курва? Двадцать лет под тобой ходил я, в самой жаркой сече был, а ты только сейчас без боя явилась?

— Нужен ты мне живым, — ответила ему Смерть, — Много знаю. Поговорим, где меньше ушей.

Они вошли в огромный шатёр, который Збышковский отбил в деле под Хотином у самого великого визиря. Король велел Кмиту и Подъяблонскому удалиться. Те, увидев его спутницу, возражать не стали.

— Никакая ты не смерть. Я её сто раз в лицо видел, — ответил Казимир.

— Ты прав. Я не смерть. Но и не курва. Я Олёна, король.

— И что желает сообщить пани Олёна войску польскому? Не иначе открыть нам, где царский воевода прячется?

— Он больше нигде не прячется. Его армию разогнала Дикая Охота. Она и подбросила трупы твоих людей дозору, чтобы заманить тебя в свои лапы. Ты в ловушке, король. Охота и Кощей используют тебя.

Казимир посмурнел еще больше. Подтверждались все его опасения.

— Чем подтвердит пани свои слова?

Вместо ответа Олёна протянула ему на ладони гвоздики от подков — тех самых, чьи следы нашли у тел мёртвых Радзинского, Вендорского и Выдры.

— Узнаёшь ли, король?

— Теперь узнаю, — сказал Збышковский, — Если пани права, то мы совершаем грех, воюя наущением антихристова племени.

— Не только. Кощей собирает орду шамаханов в степи. Когда вы с Горохом истощите друг друга, они ринутся на вас, сомнут войска, опустошат города, дойдут до Вислы — некому будет сдержать их больше.

— А пани не есть ли жена участкового Ивашова, что сама ходила в бесовках при Кощее?

— А откуда еще мне тогда знать, Казимир Збышковский? — Олёна продолжала поддерживать отстранённо-загадочный тон.

— Что тогда следует нам предпринять?

— Я отправлюсь в царскую ставку, король. С собой у меня будет твоё послание к Гороху, в котором ты предложишь ему выступить совместно против Охоты и шамаханов.

...Вскоре польский стан покинул чёрный конь со всадницей с непроницаемым лицом и в чёрном балахоне с капюшоном. Когда дозорные или разъезды пытались остановить её, она лишь показывала им пакет с большой коронной печатью — и её отпускали, молвив вслед "Помогай Бог!".

Олёна мчала что есть духу к лесной опушке. Туда, где ее ждала потрёпанная, но еще живая изба на куриных ногах.

*Deith — Огонь!!! (Старшая Речь)

**Claudeo — закрываю (лат.)

* * *

Victoria est — это победа (лат.)

Я как раз заканчивал прием заявления купца Лабзина об ограблении и нанесении ему побоев любовником его обожаемой супруги, когда заметил в окошке движущийся в сторону отделения неопознанный летающий объект. Приблизившись, он оказался вполне опознанной бабкиной ступой, в которой кроме Яги сидел кто-то беловолосый. Был ли то гражданин Геральт или гражданка Рианнон, разобрать пока было нельзя.

— Извините, Епимах Илиодорович, я сейчас. Заявлению вашему дан ход, по следу преступника мы пустим младшего сотрудника Лобова, — бросил я через плечо, выбегая навстречу эксперт-криминалистке.

— Никитушка, принимай-ка Цириллу потерпевшую, я покамест пойду на грудь хвачу для успокоения, — прокряхтела бабка, переваливаясь через край ступы. — Нас Охотники окаянные зайцами почли, обложили и айда насмерть убивать!

Снежный человек в первом приближении действительно оказался девушкой. Во втором приближении он оказался девушкой со шрамами, мечом неизвестной в Лукошкине марки и глазами, зелеными, как у волшебника Изумрудного города. Не иначе, это и была пресловутая Цири — она же дитя Старшей Крови. Я аккуратно помог нашей домохозяйке выбраться из ступы и обратился к пассажирке:

— Гражданка Цирилла Фиона Элен Рианнон, я полагаю. Вам помочь?

— Да ну вас, — бесцеремонно заявила Цири и акробатически неуловимым движением выпорхнула из ступы. Митяй, с интересом поглядывая на свидетельницу, понёс летательный аппарат в сарай, а мы повели Дитя-Неожиданность в терем, где нас всех ждали фирменные Ягины пытки чаем со сладостями.

То ли от непривычки спать на печи, то ли от неспокойной международной обстановки, то ли от ветра, поддувавшего из щелей в стене избушки, Геральт той ночью видел очередной нехороший сон.

Он восседает верхом на Плотвичке в первых рядах огромного войска. По правую руку от него — участковый с планшеткой на плече и в синем мундире, почему-то верхом на Митьке, Горох в кольчуге, какие-то стрельцы. По левую — те самые польские всадники, в пошло роскошных шлемах белыми перьями. Они готовятся атаковать. Противник их — Красные Всадники в астральном обличье, во главе их Кощей, размахивающий шамаханской сабелькой.

"Ак-Шайтан кирдык!!!" — командует Кощей, и Дикий Гон галопом бросается в бой.

— Иду на вы! — ревет Геральт, пришпорив Плотву, и увлекает за собой всю объединенную армию. "Митька, вперед!", — командует Ивашов, дав под бока младшему сотруднику. Завязывается бой. И вот...

Он лежит на гребне холма, израненный и брошенный Охотой. Все, кто был с ним — мертвы. С холма скатывается голова сыскного воеводы в форменном шапо с козырьком.

— Статья 105, пункт 3, вплоть до пожизненного заключения, — бормочет голова, но увидев ведьмака, меняет пластинку: — Геральт... Они забрали Цири... У них твой медальон и твои эликсиры... Все потеряно. Довольно... больше не могу...

— Нет. Нет. Не может быть!!! — Геральт из последних сил делает рывок, но... чьи-то руки удерживают его. Очень ласковые, очень знакомые руки... Руки Йеннифер?

— Что с тобой? Опять твои дурные сны? — Да, это она. Роскошные черные волосы, фиалковые глаза, ароматы крыжовника и сирени. — Скоро ты начнёшь вещать, как последняя Иоля, — Геральт с удивлением замечает, что они снова верхом на чучеле единорога.

— Йен, милая, я сегодня не в лучшей форме... — мягко увиливает ведьмак, но чародейка явно обижена. Внезапно ее лицо меняется, глаза становятся зелёными, она уже больше похожа на Олёну.

— Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! — произносит женщина. Единорог, курва, оказался живым и взбрыкивает. Геральт летит в распахнувшийся нестабильный портал, ударяется о твердую поверхность...

Ведьмак валялся на полу избушки, вставшей на курьи ноги и выполнявшей хитрозадый манёвр. Дверь открылась, и внутрь вошла Олёна в чёрном балахоне. Косу она поставила в угол, вынула из складок балахона какой-то пакет и положила на стол.

— Доброе утро, ведьмак, — молвила участковиха. — Не знала, что вы в Каэр Морхене все на полу спите.

— У вас не дом, а какая-то птица Рух, — проворчал Белый Волк, поднимаясь и отряхиваясь. — Похоже, наш трюк со Смертью сработал, милсдарыня Олёна.

— Никто не осмелится помешать безносой, — усмехнулась бывшая бесовка. — Зато послание от короля к Гороху с нами. Казимир оказался умнее, чем мы думали.

— Всё-таки старый добрый нейтралитет всегда помогал ведьмакам решать проблемы, — слабо улыбнулся Геральт. — Я тут, как видишь, слегка починил избушку. Дыру забил досками. Подгоревшую стенку подмазал снадобьями гроссмейстера Яги для прочности.

— Значит, ничто не мешает возвращаться к своим. Избушка-избушка, по дороге на Лукошкино, встречь войску государеву — пошла!

Это было потрясающе. Число эпизодов, висевших на Эреддине и его компаньонах, было уже из области высшей математики — и это без Сидорова, Скоттини и церковного служки. Даже если Геральт не вернется живым, то показаний Цириллы Эмгыровны хватит, чтобы закатать всю шайку Красных Всадников лет на сто восемьдесят за похищение, принуждение несовершеннолетней к развратным действиям, международный терроризм, массовые убийства на почве расовой ненависти и эксплуатацию рабского труда! Впрочем, Горох не захочет кормить настолько опасных преступников ананасами за счет казны, головы им отрубят — и всего делов…

— Так я сюда и попала. Здесь почти все, как у нас. Только, кажется, люди подобрее. Пасечник, Олёна, госпожа Яга... Еще и поэтому я не хочу, чтобы Ястреб объединился с вашим Кощеем и оставил после себя горы из костей на равнинах из мяса. Только сначала мне нужно найти Геральта и Олёну.

— Не бойсь, внучка, избушка-то моя у них осталась! — эксперт-криминалистка пихнула Цири локтем в бок. — Уйдут от ворогов, в Лукошкино к вечеру добегут, коль не случится чего! А ты тут сиди и живи, тебе ещё показанию богатую против Гона Дикого давать, правосудие крепить... И плюшки доёдывай, а то мы их столько и с Васенькой не одолеем! — Кот при этом тёрся о ногу Неожиданности и уничтожать бабкину хлебопродукцию не собирался вовсе.

— Извините, госпожа гроссмейстер, но я не могу так. Я слишком... слишком в долгу перед Геральтом. Он дважды спас меня там. Госпожа Олёна помогла мне здесь. Это будет... — голос Цири слегка задрожал, — как-то... в детстве я бы сказала — ужасненько несправедливо, если теперь я их брошу.

— Сожалею, Цирилла Эмгыровна, но наша эксперт-криминалист совершенно права, — начал я. — Лукошкино магически экранировано до полной неуязвимости, а в чистом поле мы не можем гарантировать безопасность ни Геральту Весемировичу, ни вам...

— Да Всадники же утратили свою силу, я сама видела!

— А Кощей, к сожалению, нет! И он имеет вредную привычку западать на молоденьких пленниц! Так что советую вам пределов города не покидать. Лошадь ваша все равно сдана на хранение гражданину лешему, а наш транспорт мы не отдадим.

— Что ж, я и не буду просить, — Гражданка Рианнон встала из-за стола, развернулась и двинулась к выходу. Моя домохозяйка сделала неуловимую комбинацию из трёх пальцев, и Цири остановилась в дверном проёме, наткнувшись грудью на невидимое препятствие. Потом ещё раз. Потом ещё.

— Ваша взяла, господа милицейские. Я остаюсь. До первой возможности.

...Вечерело. На душе скребли кошки с остро наточенными когтями. Возвращаясь с доклада у царицы и Кашкина, я объехал все ворота и опросил караулы, но ни избушка, ни Олёна, ни даже ведьмак с его характерной внешностью отмечены не были нигде. Что же с ними стало и будет? Неужели попались эльфам, полякам или шамаханам? Мысль о том, что и Геральт, и жена дорого продали бы им свою жизнь, грела слабо...

— Ещё такое дело есть, участковый, — сообщил Фома Еремеев, поворачивая телегу. — Селиванов да Пыпин в патруле у кузнецкого ряда мужика приметили сумнительного. Личиком аки барышня франкская, а ушки востренькие, ровно лисьи. Всё отмалчивается да в разговоры не вступает, и плащ с сапогами на нём заморский. Надо бы его в розыск заявить, как есть шпиён...

Из еремеевского доклада я выловил одну важную деталь. Острые уши в моё время все поклонники фэнтези считали ключевым признаком эльфа. Неужели Красный Всадник в городе? И один ли? На подворье мою догадку подтвердил кот. Василий опять маялся дурью, как при приближении врагов в облике Охоты — вылетел во двор, скрёб всё, что можно и нельзя, пометил Митькину ногу и пытался пометить мою. Но его вовремя забрала бабка, которая с моими догадками не смогла не согласиться.

— А как ты сам мыслишь, Никитка, нешто бы враги такие разужасные нас с Цирилкою из рук упустили б вот так вот запросто?! Помяни мое слово — выслеживают они нас! На хвосте нашем в город пробраться воровски думают да отделение живьем спалить! — Яга сбагрила попискивающего кота Цири, на коленях у которой тот сразу воспрял духом и замурчал.

— Они здесь? — Гражданка Рианнон аккуратно отложила Ваську, не переставая гладить.

— Пока один только, — покачала головой наша эксперт. — По Васеньке видно... Вот что, Никитушка да Цирилушка, я вам скажу: пущай приходит, вражонок ушастый! Мы прямо в тереме чебурашку эту засланную тёпленькой и возьмём на живца!

— Предоставьте его мне, госпожа Яга, — начала напрашиваться Цири. — Без своих колдовских фокусов против меня он долго не продержится.

— Это и пугает, Цирилла Эмгыровна, — урезонил я её. — Вы тут же начнёте вершить страшную месть. А нам необходимы его показания против остальной группировки. Мёртвые же не болтают. Поэтому вас мы переводим в резерв. Сядете в засаду в нашем порубе, на случай, если противник попробует уйти через двор...

Собрав опергруппу и рядовой состав, я объяснил диспозицию. Цири засела в порубе на месте шамахана, которого бояре забрали в царскую пыточную. В отведённой ей Олёниной светёлке мы, подобно агенту 007, прибегли к трюку с тремя подушками. Митька, оснащённый оглоблей в супертяжёлом весе, встал "на номере" в своей комнатушке, мы с Ягой засели на антресолях, прямо по-над лестницей. Еремеев максимально незаметно рассредоточил своих людей по двору, чтобы эльф не попытался угнать в дорогу ступу или госпожу лошадушку.

Наступила ночь, и наш засадный полк замер в тревожном ожидании. Чу! Кажется, он пришёл, этот добрый эльф с двухметровой катаной для шинкования пушечного мяса... Дверь открылась (кажется, какой-то бесшумной отмычкой), и на пороге в лунном свете возникла человекообразная тень с отчётливо вырисовывающимися остренькими ушками.

— Cad te esse, Hen Ichaer?! Me caemm! Me va te'aeskaeppe!* — прозвучал звонкий голос.

— Цирилку нашу кличет, — без перевода догадалась бабуля и добавила с интонацией разборчивой мамаши девицы на выданье: — Не дождешься, лис востроухий, не для тебя её роза цвела...

Ответом эльфийскому диверсанту был режущий ухо взмяв и шипение — так грязно ругаться может только чёрный кот, на которого наступили в темноте. Судя по дальнейшим шумам, Васька вцепился противнику в ногу, а тот хромал наверх, тщетно пытаясь стряхнуть пушистую "гирю".

— Будем брать, — решил я пользоваться ситуацией и спустился навстречу пришельцу, держа руку на эфесе сабельки. Моя домохозяйка спускалась следом, освещая путь зеленым огоньком. В его свете я успел заметить, как полутемная фигура, дергая все время правой ногой, замахивается рукой с метательным ножиком, и вовремя отвернулся. Кинжальчик воткнулся в перила в считанных сантиметрах от нас.

— Гражданин эльф, советую не делать резких движений. Они могут быть опасны для вашего здоровья.

— Thaess aep, — на иностранном языке ответил гражданин эльф и резким движением ноги отбросил в угол Василия, уставшего его держать. Достав из ножен уже серьезный клинок, длинный, для боя по-взрослому, он захромал в мою сторону. Фехтовальщик я хреновый, но как прикрыться саблей от удара другим мечом, уже знал. Яга хотела было колдануть по гаду, но не рискнула накрыть своих в темной комнате — словно в ответ на громкое возмущение кота в горницу вломились один за другим Митяй и домовой Назим.

— Ыэээх, это что за супостаты противоправные сумбур заместо музыки под ухом задают? Батюшка воевода, дозвольте нарушителю поперек хребтины ума надбавить, а то ж за полночь уже…

— Ты щто орёщь, дарагой? Уважаэмых людэй щто бэспокоищь? Соловьи спят, слющяй…

Но Митькин кулачина и Назимов ухват столкнулись друг с другом. Эльф понял, что его окружают, и на одном дыхании сиганул в окно, выбив с мясом ставни.

— Не дайте ему уйти! — скомандовал я во весь голос. — К порубу не пускайте! — Но нашу самодельную КПЗ поздно было оберегать. Поруб был мощно взломан изнутри, и с его стороны на Красного Всадника надвигалась чрезвычайно сердитая гражданка Рианнон.

— Милсдарь воевода, оставьте его! Он мой!!!

— O-o-o, bloede beanna! Squaess'me, luned, peer caemm con'me!** — грозно ответил террорист, одной рукой отмахиваясь мечом от нас с Цири, другой второпях доставая из кармана нечто вроде рыболовной сети. Но бабуля сработала оперативно — сеть накинулась на самого лазутчика и спутала, свалив с ног.

— Зря вы так. Теперь мы можем вам инкриминировать еще и нарушение правил рыболовства, — с этими словами я направился к поверженному Красному Всаднику, чтобы при помощи Цири и Митьки "оформить" гада как следует. И тут как обычно, случилось непредвиденное.

Задержанный стал истончаться и таять на глазах. Дикий Охотник выглядел офигевшим больше всех нас, так что вряд ли это была особая магия для побегов.

— Не бзди, Никитушка, — шепнула Яга. — То чародейский порошок поганый кончился у него, вот и развоплощается помаленьку. Теперь уж руками супостата не залапаем — сейчас за бутылкой пойду...

Скелетик иронично осклабился, вздымая клинок. Хоть он, отрезанный нами от астрала, и был теперь лишь обычным призраком, лишенным магической супермощи, сопротивление бывший эльф оказать мог. А слинять ему было и вовсе легче легкого — с первым ветерком...

Но ситуацию снова спасли звуки мира животных. «Ку-кари-и-ку-уу!!!» — прогремело со стороны курятника. Наш хохлатый будильник был недоволен тем, что его подняли на ноги раньше времени, и мстя его была ужасна. Особенно… для члена грозной межпространственной группировки! Его эфирный камуфляж стал оседать какими-то клочьями, бледнеть и съеживаться. Перед нами стоял обычный эльфийский боевик со сломанным клинком смешной дизайнерской формы, да еще и слегка растерянный.

— Не любишь, — удовлетворенно отметил я. — Гражданин Дикий Охотник, именем закона вы арестованы!

Убедившись, что призрачный Гонщик больше не страшен, на него бросились все — включая петуха. И наконец из этой кучи малы раздался усталый, но до боли родной гул:

— Не извольте беспокоиться, батюшка-воевода! Спымал я змеёныша за места мягкие да держу в пожатии крепчайшем! Брыкается ещё, п-паразитина…

— Убери грабли, утопец недорезанный! У всех у вас на уме только одно! — возмутилась в ответ Цирилла Эмгыровна, и младший сотрудник стушевался.

— Thaess aep, bloede D'hoine, te'faeс aep arse, bleadd*... — придушенно донеслось из недр горы наших сотрудников.

Наконец ОПГшный шпик был извлечен из-под груды милиционеров, приведен в чувство и надежно зафиксирован в порубе. Так как террорист не владел русским, а личный состав отделения — Старшей Речью, я прибег к услугам гражданки Рианнон в качестве переводчика.

— Ваше имя?

— Смаэль аэп Браголлах.

— Гражданство?

— Не понял тебя, D'hoine.

— Отставить грубить милиционеру!

— D'hoine означает "человек", всё в порядке, — пояснила Цири.

— Подданство?

— Я Aen Elle, сын Старшего Народа, Народа Ольх. Мой государь — Король Ольх Куальнге Гаол.

— Вы узнаёте эту девушку.

— Да. Она — Дитя Старшей Крови. Я пришёл по велению моего господина, чтобы вернуть её кровь и её семя Народу Ольх.

— Опять термины непонятные пошли. Разъясните поподробнее.

— Это кровь Ведунов Старшего Народа, наше главное достояние. Потомки Старшей Крови могут обладать самыми необычными умениями. Они были способны открывать двери миров, призывать единорогов, неожиданно для себя переворачивать своей магией на голову мир.

— А что вы планировали делать с гражданкой Рианнон по получении... гхм... генного материала?

— Избавиться. Она слишком строптива, вы уже знаете. Эреддин бы нашёл способ. Но я молил предков, чтобы он не поручал это мне. Было бы противно служить палачом.

— Если вы такой гордый и щепетильный, то как связались с шайкой?

— D'hoine... вроде неё... — Цири сжала кулак на рукояти меча, — изгоняли и убивали наших братьев Aen Seidhe. Такие, как я, были молоды, наивны, решительны. Я жаждал мести за братский народ. Но Эреддин...

— Имеется в виду главарь банды? Отзывается на кличку Ястреб?

— Да. Эреддин Бреакк Глас. Он был военным вождем. Одним из самых успешных. После смерти короля Ауберона началась смута. Эреддин был одним из главных претендентов на трон, но предпочел сделать королем Куальнге. Я только сейчас начинаю понимать... Он нуждался лишь в надежном тылу. Чтобы продолжить охоту на тебя, Дитя-Неожиданность. Чтобы влить Старшую Кровь в жилы нашего рода и вернуться ее повелителем. И тогда никто на свете не сможет устоять перед его натиском. Ни наш двор в Тир на Лиа, ни любое другое королевство.

— А покорённые русские и прочие земли использовать как базу для завоевания иных миров?

— Здесь он будет взращивать воинов со Старшей Кровью. Получит провиант. Оружие. Особенно его волнует огнестрельное оружие. У нас такого нет, войско Ольх брало с собой Ведунов. Но Ведуны — его главные враги в придворной борьбе.

— Вы, я погляжу, не очень-то в восторге от этих идей, гражданин Смаэль, — заметил я. — раз уж решили обрести в нашем лагере новых друзей, не поделитесь с нами далеко идущими планами босса?

— Сейчас он направляется к Saevernhe Кощею, уладить наши маленькие недоразумения. Кощей собрал ораву своих дикарей, которые почитают его богом, и ведет их на запад. Послезавтра орда будет стоять на Сухман-реке, правом притоке Смородины. Эреддин со свитой тоже едут туда. Ваш чародей позволил себе выйти из-под контроля, а у нас нет теперь сил, чтобы вернуть прежнее положение, с ним надо говорить...

— И наконец, — Блин блинский, чуть не забыл спросить главное, из-за чего эта каша и заварилась. — Зачем ваши сообщники убили черносошного крестьянина села Курякина Сидорова Михаила Григорьевича?

— Кого? — На лице эльфа отразилось искреннее обалдение. — Да, там путался под копытами какой-то до смерти напуганный D’hoine, но вряд ли Эреддин приказал бы убить его ради забавы. Он велит убивать, только когда это выгодно. Скорее всего, он попал под заклинание и не успел убежать…

Итак, пазл практически сложен. Остается надеяться, что межимпериалистические противоречия не дадут Кощею и Ястребу окончательно спеться... Хотя при грамотном употреблении наш остроухий задержанный сможет нам помочь в этом деле. У меня возникли кое-какие соображения, которые я изложил, пока Яга загоняла вновь растаявшего Смаэля в бутылку для задержанных призраков.

— Итак, по информации, полученной от задержанного по подозрению в терроризме гражданина Браголлаха, лидеры преступного сообщества "Дикая охота" в ближайшие два дня должны прибыть в мобильную ставку Шамаханской орды для переговоров с гражданином Бессмертным о предстоящем разделе России на оккупационные зоны, а также, судя по всему, для пополнения запасов материализационного порошка. Задержать их там будет проблематично — обоих главарей будут охранять крупные формирования степняков. Поэтому предлагаю следующее.

Опергруппа направляется в ставку Гороха и передает гражданина Браголлаха в распоряжение командования в качестве языка. Затем мы также выдвигаемся следом за призрачной группировкой и, используя магию нашего эксперт-криминалиста, загоняем остальных Красных Всадников в предназначенные для бесплотной нежити ёмкости для последующего допроса в отделении и громкого скандального процесса. Дела в городе временно сдаём Еремееву. Вопросы?

— Дык это, Никита Иваныч, — проявил Митька пытливый ум по Задорнову, — я бы, прежде чем на эльфов с сифилидами идти, у царя-батюшки сотню конную прикрытия ради запросил, а то и пушчоночку малую да соли мешок, чтоб заряжать! От Кощея блатного да шамаханов антиобщественных бережение тож иметь надо!

— Вишь ты, устами младенца истина воздвиглась, — ухмыльнулась бабуля. — Только я, старая,вот каку поправку в конституции твои внесу... Мешки с солью нам за собой по степям таскать не с руки будет, а вот жемчуга объём невеликий имеют. Помнишь, Никитушка, как мы Каргу-Гордыню непотребную уделали? Небось и на Охоту управа будет в случае чего!

Примерно так и выглядели наши дальнейшие действия. Яга развернула свои и Олёнины жемчужные запасы. Государыня Лидия Карповна во дворце для порядка поохала, что я поломал всю дисциплину, но "за фатерлянд и за Горошек" предъявила жемчужное ожерелье и даже хотела обобрать придворных боярышень. К борьбе с нежитью мы были относительно готовы. Но забыли — как учил Наполеон, на войне ситуация меняется каждое мгновение...

Куриные ноги уже четвертый час несли ведьмака и бесовку по крайне однообразной дороге. От скуки Геральт фальшиво затянул старую солдатскую песню, слышанную им на военных дорогах Соддена и Ангрена:

Там, вдали, за Яругой, сверкали огни.

То червонный закат разгорался.

Ландграф Эгмонт Баррайс вел свой рейтарский полк,

На подмогу Фольтесту сбирался.

Они ехали молча в ночной тишине

Сквозь высокие травы Заречья.

Но кирасы и шлемы блестят при луне —

Нильфов тыщ двадцать пять шло навстречу.

И геройский Баррайс поскакал на врага,

Завязалась кровавая битва…

На этом месте ведьмак услыхал, что за перелеском словно бы в ответ хором грянули:

В нашей лодке водки — пруд!

Нам её не перепить!

Коль червонцев нам дадут —

Мы не будем их копить!**

То выбредал со стороны Можайска стрелецкий полк. Пестрели кафтаны, блестели на утреннем солнце бердыши, грохотали и скрипели вывозимые по убитой дороге пушки. При виде несущегося на них из-за поворота гигантского птицедома бойцы пороняли шапки, начали сами собой выстраиваться в боевой порядок и готовиться к стрельбе

— Вы что творите, мамку ж вашу так?! — возмутился полковник. — Не стрелять! То ж Яга милицейская с разведки возвращается! Своих не узнаете, чуханы семибатюшные?!

Чуханы тут же поумерили боевой пыл, расступились перед куриными ногами, некоторые даже сняли шапки. Олена махала стрельцам рукой в окно, ведьмак, поразмыслив, помахал тоже.

— Братишки, как в государеву ставку попасть? — крикнула Олёна. — Донесение ему важнейшее имею!

— Эк ты, бабушка Яга, помолодела, — восхитился полковник. — Да ты почти приехала ужо, там за углом да налево!

— Что же ты смолчала, что ты не Яга? — не понял Геральт.

— Зачем хорошего человека разочаровывать? — пожала плечами участковиха.

Изба, пробираясь меж движущихся на запад пеших и конных отрядов, достигла главной ставки — слегка хаотичного сборища палаток и кибиток, окружённых конструкцией в виде краснолюдского вагенбурга. Бесовка называла её "гуляй-городом" — точно в яблочко. Внутри города царил полный гуляй. Геральту и Олёне тяжело было вести бревенчатого коня среди путающихся под ногами обозных телег, государевых гонцов, конных дворянских ополченцев, бранящихся пушкарей и залетных казаков.

Посередь лагеря избушка, перевалившись с боку на бок, затормозила. Под татаканье барабана ее окружал отряд наёмников в кирасах, испанских шлемах и пернатых шляпах, вооруженных пиками. Командовал ими мордатый дядя с подкрученными усами цвета драконова дыма с пламенем и обкорнанным в каком-то бою левым ухом.

— Майне дамен унд херрен, вилькоммен ин гауптквартир дер кёниг всея Русса! Ихь бин старий зольдат, воевать за семь королей унд вольний город Любек! Если вы не иметь аусвайс, ихь вас немножко расстрелять за дер шпионаж, я! — выпалил одноухий и щелкнул каблуками.

Геральт, недовольно замычав, протянул мордатому царскую грамотку:

— Сойдет?

— Айн момент! — Безухий достал из жилетного кармана замызганные очки и начал читать... — О, я! Личный подпись сам герр кёниг Горох! Фантастиш! Проезжать, шнелля, шнелля!!! — и замахал на избушку руками.

— Избушка-избушка, правь налево, к шатру государеву, красного бархата да с позолотою, — распорядилась Олёна.

— Твоя воля, батюшка, токмо срамотно мне, старому! — стенал боярин Бодров, пробравшийся бочком из вверенного ему обоза в царский шатёр. — Государь всея Руси Великия и Малыя и Белыя, ровно гулящий человек, в портах казацких скакает играючи!

— Бодров, вот есть у тебя мозг в башке аль нету?! — огрызнулся Горох. — Как я тебе в выходном платье позолоченном на коня полезу?! Иль велишь государю твоему подол задирать, аки тётка Матрёна после третьей? Катись взад в обоз колбасою полтавской, казну войсковую пересчитывай!

— Слушаюсь! — почти пропищал Бодров и полез вон из палатки, но едва не был сбит с ног царским стрельцом, торжественно провозгласившим:

— Ведьмак Гараська и жёнка милицейская Олёна к государю!

Горох, оторвавшийся от игры в шахматы сам с собой, был слегка ошарашен, увидя, как к нему заходят изрядно поцарапанный Белый Волк с синяком под глазом и жена сыскного воеводы в зловещем чёрном балахоне поверх магически подпаленного и прорванного эльфийскими стрелами сарафана.

— Ну,садись, Олёнушка, гостьей царской будешь. От кого ж вас удирать угораздило? — заинтересовался государь.

— Эльфы. Те самые. Они существуют, — лаконично ответил Геральт. — Впрочем, у милсдарыни Олёны для вас вести поинтересней.

— Я встретила Цири, ту девицу-богатырку, которую все ищут — и Никита, и Кощей, и Дикий Гон, — пояснила бесовка. — Она рассказала, как Охота толкала Польшу на войну с нами, и даже нашла доказательства. Мы поделились ими с Казимиром Збышковским, и теперь он передумал воевать. Вот подлинная грамота от него, великий государь, — жена милиционера вынула из складок балахона Казимирово послание и вручила Гороху. Тот пробежал его взглядом и отрицательно покачал головой:

— Не верю! Не верю! Не иначе лях замыслил меня на мировую выманить, а сам в полон предательски взять. Не такой они народ, чтоб с нами супротив Охоты трактаменты чинить, ибо православных хуже чертей почитают...

— Государь, он сам с малой свитой по моим следам скачет! Явно же не на приступ!

— Тем лучше, — гнул свою линию царь. — Мы его сами полоним и тем Польшу папёжскую к вечному миру принудим! Бодров, пошто стал аки хрен моржовый?! Кличь стрельцов по коням! Давненько я с королями не пластался!

Олёна махнула рукой.

— А ты, ведьмачина заморская, думай теперь, како мне тебя наградить — под зад пинком аль головой на плаху? — пустился в нотации владыка всея Руси. — То, что ты особу государеву без защиты должной оставил — за такое участь твою и Никитка навряд ли смягчит.

— А не ляхами ли он часом засланный, батюшка? — высунулся из-за угла боярин Бодров. — Сам посуди...

— Ты здесь ещё?! Брысь, холоп! Сам разберусь! — Горох запустил в любопытную боярскую рожу кушаком, и его как ветром сдуло.

— Ваше величество, милсдарь Никита вам, конечно, не аргумент, но гроссмейстер Яга...

— Государь! Сыскной воевода с Митькой из Лукошкина скочут! — влетел тот же стрелец, уронив Олёну. — Языка вражьего везут!

Через минуту в ставку вступила вся непобедимая опергруппа. Никита Ивашов нёс в стеклянном штофе полупрозрачное существо, в котором Геральт с удовлетворением признал Смаэля аэп Браголлаха.

— Великий государь, — начал сыскной воевода. — Отделение располагает информацией, которая позволит нам провести операцию по разгрому международного преступного клана "Красные Всадники", они же "Дикий Гон", они же Aen Elle. Но для этого силам правопорядка потребуется помощь армейских подразделений...

— Горох тебе никого не отпустит, — обернулась к мужу Олёна. — Меня здесь приняли за польскую шпионку. Я пыталась доставить предложение мира от короля, но царь не поверил...

— Стоп-стоп-стоп, это здесь при чём вообще? Какие шпионы? — недопонял участковый. — Мы с бабулей наблюдали по дороге сверху группу польских кавалеристов с белым флагом, но это парламентёры скорее...

— С белым, говоришь? — встрял Горох. — Не наврала Олёнка твоя, прости, участковый, был грех... Бодров! Вели стрельцам брата моего Казимира в шатёр прямо вести да стол накрывать! Вижу я, нам всем поговорить о премногом надобно...

Так политические конъюнктуры изменились в корне...

Геральт, как самый опытный боец, возглавлял авангард объединённых Гороховых и Казимировых сил, выдвинутый на Сухман-реку побеждать Красных Всадников. Сюрприз был в том, что нашу группу "Альфа" составляло ровно десять человек. Я не шучу! Ведьмак, ваш покорный правоохранитель, Митька, бабуля, а в качестве прикрытия — трое удальцов из дворянского ополчения и трое крылатых гусар Люблинского полка. И всё! Конечно, пока у Aen Elle нет волшебных порошков и открытых порталов, их боеспособность не выше нашей, но есть нюанс — шамаханы! По агентурным данным, их минимум тысяч двадцать, и верховодит ими лично Кощей, который не упустит возможности завалить трупами опостылевшую милицию...

А все обязательные на любой российской войне тёрки с союзниками! Ни царь, ни король польский, несмотря на историческое примирение, не решились отпустить с нами сколько-нибудь значительный отряд. Каждый опасался, что коллега воспользуется убылью в рядах и устроит ему вооружённую подляну. А все силы коалиции разом за нами поехать не могли. Во-первых, их связывали обозы. Во-вторых, дело неожиданно осложнили наёмники из обеих армий — они давно все знали друг друга по кампаниям в Европе и устроили повальное братание с морем шнапса. Бойцы так лихо вспоминали минувшие дни, что убитых и то было бы проще добудиться.

— Может, подождём, пока они разживутся у гражданина Бессмертного проявителем, и тогда упакуем? — предложил я. — А то как в этой степи призраков на ветру ловить, я слабо представляю. Пылесос бы нам, только где ж его возьмёшь...

— Есть один способ, милсдарь участковый, — задумчиво молвил Геральт, приняв последний требуемый эликсир. — Однажды мне пришлось укрощать вышедшего из-под контроля джинна.

— И успешно?

— Вроде да, так как больше я о нем не слышал. Заклинание это я помню хорошо — ведь благодаря тому курвину джинну я встретил Йеннифер. Но для чистоты эксперимента мне понадобится помощь гроссмейстера Яги. — На этой невинной реплике бабка внезапно залилась густой краской "Тиккурила" и возмутилась:

— Ишь чего удумал, греховодник общипанный! Мало ему молоденьких чародеечек — ещё на мои мощи тленные позарился!

— Та-ак, мы его на грудях наших доблестных пригрели, а он, мечехвост белобрысый, домогательствами блудными к бабуленьке-Ягуленьке занимается?! — загудел наш неистребимый младший сотрудник. — Ух я щас... — Но Митя живо получил знаком Аксий по губам и притух.

— Бабуль, что вы, в самом деле, себе вообразили?

— Никитка, я ж когда его воспоминания считывала, во всех видах насмотрелася, как он, охальник, Ениферь свою потреблял со страстию, джинна в пузырь обратно загнамши!

— Сыскной воевода, дозволь трёп ваш важный милицейский прервать, — обратился к нам сотник ополчения Васильчиков. — Там навроде за речкой кто-то на нас во весь опор скачет!

— Поглядим, — я с разудалым видом Джонни Деппа приставил к глазу подзорную трубу и несколько офигел. Цири, которая должна была находиться в безопасном Лукошкине на попечении лично Лидии Карповны, мчалась по степи на одной из наших патрульных лошадок, а за ней нёсся целый табун зазывно машущих сабельками диких шамаханов. А чуть справа и чуть поодаль... Точно разобрать было тяжело, но скорее всего это снова были неадекватные сыны Народа Ольх, встретившие свою старую мишень.

Кощей принимал партнеров-соперников в златотканом шатре, что шамаханы держали специально для него в ханской ставке. Эреддин Бреакк Глас, оглядываясь по сторонам, подумал, что предводитель лукошкинской нечисти жил, однако, в пошлой роскоши.

— А интересные вы эльфы, Всаднички Красные, — мэтр Бессмертный демонстративно ткнул пальцем куда-то посередь астрального тела короля Дикой охоты. — Портал вам Никитка перекрыл, силушку вы свою подрастеряли, духами беспочвенными болтаетесь. Вы ж теперь ноги мне мыть должны да воду пить! Ан нет! Ультиматумы мне читаете!

— Aen Elle никогда не прекращают борьбы, — ответил металлическим, почти двимеритовым голосом Эреддин. — Даже в настолько неблагоприятных условиях.

— Наша старая сделка пока еще в силе, D'hoine, — вступил Керрадаин. — Ты получаешь полцарства и участкового, мы — полцарства и Цириаэль. Для полноценного выполнения ее условий нам необходимо снадобье.

— Да не кипешуй ты так, брат по разуму, — уговаривал Кощей. — Верну я вам всем облик матерьяльный. За ведьмачку.

— ЧТО?! — Если бы Бреакк Глас мог, он бы побагровел.

— А смысл мне вам, дохлякам призрачным, сокровище таковое отдавать? Вы ж ее и вдвадцатером не удержите!

— Мы возьмем то, что принадлежит нам, и не спрашивая тебя, — Эреддин встал в боевую позицию, но хозяин Лысой Горы сделал сложный финт руками, и Ястреб на мгновение развоплотился, а его призрачный меч остался лежать сломанным у Кощеевых ног.

— Ох и невежа ты, Ястреб эльфийский, — прокряхтел Кощей. — А я ж тебе сюрпризом приятственным потрафить желал. Зеркало моё верное, ну-ка покажь мне Цириллу неожиданную, Кровушку Старшую!

Зеркало сработало не сразу, показывая поначалу лишь тёмную муть, в которой неспешно вращались туда-сюда песочные часы. Внезапно муть исчезла, часы тоже, и на их месте возник пыльный степной шлях вдалеке от каких-либо поселений. На обочине валялись с незапамятных времен два черепа — конский и человечий.

Тут Эреддин услышал людскую молвь и конский топ, и из-за поворота, погоняя коняшку, вынеслась Цири. Одну руку она держала на эфесе меча, а от непередаваемого выражения зеленых глаз даже астральному межпространственному телу бывалого эльфийского вождя сделалось нехорошо. Внезапно девушка резко свернула в сторону. Зеркало спанорамировало налево, показав Кощею и эльфам причину — навстречу мчал шамаханский передовой разъезд. Справа — другой. От реки — третий.

— Вас Охотой Дикой в народе кличут, — вещал мэтр Бессмертный, довольный произведённым эффектом. — Вот и устроим девке неуловимой потраву спортивную. Чьи поединщики быстрей её заарканят — тому и род Лары Доррен преумножать, и порталами володеть. По рукам?

— По рукам, — молвил Бреакк Глас. Он знал, что его подручные не дремлют, а исполняют очередной хитрый план.

... — За что душите-давите, господа мазурики?! Я ж бес подневольный, самец низкоранговый... — лепетал холоп-бесенок, загнанный в угол призраками Керрадаина и его оруженосца Леофрика. Их матово-белые лица излучали такой мощный заряд ужаса, что чертенок начал по-настоящему задыхаться.

— За то, что ты сейчас возьмешь в закромах своего хозяина снадобье для выхода из астрала в материальную форму. Принесешь его в укромное место. Проведешь обряд как следует. Или мы вернемся, и у тебя откажут легкие, — пригрозил Керрадаин.

— Это мы еще можем, — добавил Леофрик.

— Сей момент, — бросился бесенок прочь. Теперь руки Дикого Гона вновь были развязаны.

— Они снова материальны... — задумался я вслух. — Как им удалось обвести Кощея вокруг пальца?

— А как мы обводили, Никитушка? — бодро заявила Яга. — Теперь неча нам зевать! Ну, воины наши верные, клином стройтеся да план-перехват премудрый выполняйте!

Кавалеристы, встопорщив усы, ринулись в авангард выручать Цири, уже спустившуюся к реке. За ними следовала Яга в качестве колдовской поддержки, за бабкой — мы все разом. Но тут русско-польский сводный спецотряд попал под дождь шамаханских стрел — часть степняков зашла в обход слева и теперь грозила взять нас в клещи. "Все назад!" — скомандовал я, когда мы потеряли троих убитыми и едва не потеряли Дитя-Неожиданность. И вовремя. Девушка-ведьмак скакала изо всех сил, но орда уже форсировала Сухман вовсю.

— Ну, смотрите вы у меня, оккупанты косоротые, — буркнула бабка и ответила мощным заклинанием, подождав, пока мы все выберемся из воды, — Гой вы птички, быстрокрылые невелички, петушки — красны гребешки, к речке быстрой летите, водицу синюю зажгите!

— Ты что делаешь, старая! — внезапно забеспокоился ведьмак. — Прекрати! Цири от огня может хватить магический припадок. А тогда... тогда можно ждать всего, чего угодно. Со Старшей Кровью не шутят!

Но было поздно. Как только гражданка Рианнон пересекла Сухман-реку, вода внезапно вспыхнула на протяжении километров этак пяти — будто в нее десять лет сливали бензин с сорока заправок, а потом бросили окурок. Шамаханские кони поддались панике и бестолково заметались по берегу, сбрасывая седоков прямо в огонь.

— Зря боялся, Геральтушка! И неча меня, эксперт-криминалиста почётного, вперёд старостью попрекать! Зазнобе-то твоей, чай, тож годочков за девяносто будет!

Ведьмак закрыл глаза и сосчитал до десяти. Но я держал их открытыми, а одним еще и глазел в подзорную трубу. И увидел, что гражданка Рианнон с каким-то нехорошим, эпилептичным выражением лица расставляет дрожащие руки, а воздух вокруг нее плывет, как если бы вокруг была сорокаградусная жара. И самое стрёмное — девушка начала тихонько подвывать.

— Цири!... Цири?... Блин...

— Я же говорил, — пожал плечами Геральт. — Похоже, сейчас она начнет чудесить. Теперь готовьтесь к худшему.

Если степное Кощеево воинство было, читай, бито, то вот Красных Всадников бабкино чародейство впечатлило слабо. Они сами стали расти и при этом словно сбрасывать плоть. "Переходят в астрал", пояснил Геральт. Наконец они снова стали теми живыми костяками, какими впервые и явились в Лукошкино.

— Цири, берегись!!!! Они сзади!!! — заорали мы хором, но было поздно. Межпространственные эльфы словно ухватили беспамятную девицу-богатырку некими энергетическими арканами и собрались было телепортироваться... но так и остались стоять над рекой.

— Бабуля, как вам удалось здесь их заблокировать? — не понял я. — Вроде в городе вам отец Кондрат был необходим...

— Не я это, соколик, — смутилась моя домохозяйка. — Видать, Кощеюшка иродов не пущает, хочет сам княжну заграбастать.

Сильно это не утешало. Сейчас мы, по сути, могли лишь бессильно наблюдать, как межпланетные негодяи тащат свою добычу в место, где гражданин Бессмертный их не достанет — а мы и подавно...

— Избушка-избушка, стань к Лукошкину задом, ко врагу передом! — оторвал меня от занятий пессимизмом знакомый голос. — Ну, ващи величества, не поможете даме пушку зарядить?

— Олёна? — обернулся я. Не прогадал... По шляху действительно поскрипывала покалеченная, но готовая дать отпор всем гадам избушка на курьих ножках. Из окна мне махала платком Олёна, а в дверном проёме было видно, как возятся с небольшой мортиркой... Мать моя амнистия — Горох на пару с Казиком Збышковским!

— Пан Горох, разве это соль? Вот у нас в Величке — одного кристаллика хватит двадцать упырей убить!

— Иди нафиг, краковяк оглашенный, помогай лучше орудию наводить! Уйдут ведь Гонщики!

— Не отвлекайтесь, пан Горох, холеры тикают!

ТРАХ ТАРАРАХ БУМ! Хорошо, что вовремя пригнулся, а не то быть бы мне сейчас подсоленной рыбкой к пиву... Подняв голову, я заметил, что группа Всадников слегка поредела, некоторые из них моргали, периодически исчезая, как изображение в старом отцовском телеке.

— Ай, молодца, Олёна! Потом расскажешь, как ты их сорганизовала! Ваше величество, гражданин Збышковский, продолжайте накрывать противника, мы с Геральтом обеспечим захват.

— Ты ж сам соли нажрёшься, участковый! — остерёг государь.

— Не нажрётся — я за ними слежу. Как они на блюдечке появятся, так я и отбой вам просигналю! — крикнула в окошко моя любимая бесовка. — И только попробуй мне геройски погибнуть!

— А где наши войска?

— Следуют за нами, пан участковый! — молодцевато рявкнул Казимир Збышковский. — Но когда мы раздавим агарян, клянусь святым Яном, я вытрясу из пана все, что он знает о покусителях на честь и жизнь вельможной панны Златы!

— Охотно, по всей форме, ваше величество, — Кому, как не мне, знать, что российская сторона тут ни при чем... — Геральт Весемирович! Митька, чёрт... — Младший сотрудник еще пребывал под Аксием, и мне пришлось лично раскочегарить плеткой его коняшку. — Будем брать!

— Ну так что, участковый? Прикончим их по старинке? — предложил Геральт, пришпорив Плотвичку. — Ты справа, я слева?!

— По ситуации, — отозвался я, заряжая пистолет жемчужинками по старой памяти. — Младший сотрудник Лобов, следуйте строго за мной!

К счастью, под Аксием люди весьма и весьма послушны, и Митяй рванул за нами без разговоров. Может, попросить Геральта постоянно его под Знаком держать... Избушка потрусила дальше, неудержимая и убойная, как шагающий танк Чубакки.

— Плохо дело, — запереживал Кощей перед зеркалом, кусая запущенные жёлтые ногти. — Эльфов, дураков, они перебьют, но и Цирилку окаянную зацапают! — В поисках выхода из положения гражданин Бессмертный придвинул к себе чудом уцелевшую книгу заклинаний и минут пять в легкой прострации блуждал взглядом по страницам.

— Во! Сильная штука! — обрадовался король лукошкинского преступного мира. — Возликуй ты на славу, Земля-Матушка, воспляши да взыграй от радости, ходуном ходи до облак перистых! Да омой себя ты Сухман-рекой, сполосни ею поля свои пыльные! Пусть снесёт она моих ворогов, унесёт их во омуты в бездонные! Всё, кранты вам, аспиды милицейские, пришельцы эльфийские да ведьмаки смертоносные! Мне едину теперь над Вселенной владычить!

Не успел сам Кощей обрадоваться своей выдумке, как почувствовал, что оттоманка ходит под ним ходуном, а из-под земли доносится нарастающий гул. Завизжали бесенята-холопы, на которых падал потерявший равновесие от толчков шатёр. Бессмертный дважды падал и дважды вставал, но третий его подъём прервало опускающееся на макушку зеркало.

Придя в чувство, Кощей обнаружил, что шамаханский стан практически полностью разрушен. Осколок зеркала еще что-то показывал, хотя изображение стало черно-белым и начисто пропал звук. "Крестный отец" всея сказочной Руси внимательно пригляделся к стекляшке, и увиденное ему сильно не понравилось.

— Твою ма-а-а-ать! — застонал бессмертный мерзавец. — Все, опять самому легавых гонять надобно!

Кощеево заклинание было настолько ядреным, что все прочие от него, похоже, потеряли силу. Красные Всадники из грозных астральных полупризраков стали обычной конной массовкой из фильмов Питера Джексона. Гражданка Рианнон пришла в чувство и завязала драку со своими похитителями — плохо только, что в степной дорожной пыли мы не видели, чья берет. И даже вода Сухман-реки, которой нас всех окатило, оказалась негорючей — правда, керосином провонять все-таки успела.

— Ага, получили, подонки глямурные! — Митяй также очухался от Аксия и теперь радовался чему-то своему. Поднявшись на ноги, я увидел, что Геральт с моим младшим сотрудником вытаскивают за руки из лужи бабку, параллельно следя за ходом боестолкновения Цири с межпространственными эльфами.

— Что там? — фамильярно пихнул я в бок ведьмака, подбирая планшетку. Подзорная труба, к сожалению, была испорчена с концами, и надежда была в основном на острый глаз Геральта Весемировича.

— Цири молодец. Моя школа, — сдержанно улыбнулся Геральт. — Нашего общего друга Эреддина только что оставили без коня. И теперь ее высочество княжна Цинтры направляется обратно к нам в гости.

— Уря-а, воевода-батюшка! Наши победи... Дык это что же, теперь вся эта шпана межпланетная прямо на нас прёт? — вышел из эйфории сотрудник Лобов. — Ну всё, не поминайте лихом, воевода-батюшка, да ты, ведьмак, друг ситный! Ужо приму я смерть богатырскую, аки мужик настоящий, да десяток ворогов на хвосте в пекло утащу...

— Это достаточно несложно, — помотал седой головой ликвидатор страховидл. — Нам даже умирать необязательно. Подумайте вот о чём, милсдари милицейские. Мэтр Кощей тоже здесь, как мы знаем. Его лагерь где-то за рекой, откуда пришли шамаханы.

— Я полагаю, о нем пока можно забыть, — ответил я. — Кощей Кирдыкбабаевич — интриган матёрый, он скорее предпочтет прикончить конкурентов вашими руками.

— Тем хуже для Ястреба, — вымолвил гражданин Геральт.

— Кощея я проконтролирую, соратнички, — уверенно сказала Яга. — Вы девку вызволяйте, а я уж тыл держать буду! — Закончив тираду разухабистым ковбойским "Йих-ха!", бабуля помчалась на соединение с Горохом и моей ненаглядной.

— Пся крев, как же ноет всё, — закряхтел Казимир Збышковский, пытаясь понять, что произошло. — Але не ведают паны, какого дьябля мы все мокрые, и кто нас из халупы выбросил, как кутят?!

— Кощей гадит, — сделал вывод Горох, потирая ушибленные места. Избушка, завалившаяся на угол, с трудом принимала вертикальное положение. — Ух чёрт, шамаханов-то сколько к нам понасыпалось!

И впрямь — на берегу кучей малой собралась уцелевшая группировка Кощеевых подданных, обожженных, обалдевших, но тем не менее большая и грозная. Увидев, что им противостоит всего трое, шамаханы воспряли духом и стали активно готовить атаку. с целью смять, заарканить и пленить за выкуп.

— Ну вот, пан Горох, то пришло нам время уносить честь шляхетскую с собой в могилу, — стоически сказал Казимир, готовясь дорого продать свою жизнь.

— Твоя правда, брат поляк, — взялся за сабельку царь. — Дык ведь и русские не сдаются!

— Погоди помирать доблестно, — потрогала государя за плечо Олёна. — Кто это к нам из-за косогора скачет? Никак наши!

— Ой, при лужку, при лужке —

При счастливой доле,

При знакомом табуне

Конь гулял на воле!

— тянули всадники ополчения с холмов. Из-под красного полотнища с белым орлом в тон им добавили:

— Jeszcze Polska nie zginęła,

Kiedy my żyjemy!

Co nam obca przemoc wzięła,

Szablą odbierzemy!

Навстречу шамаханской орде под зычные команды выезжала сверкающая кольчугами, шлемами, панцирями и дамасскими саблями кавалерия союзных армий. За служилыми детьми боярскими, гусарскими хоругвями, усатыми запорожцами и железнобокими рейтарами готовились к стрельбе краснокафтанные стрельцы и синежупанные жолнёры. Пушкари запихивали в голодные орудийные жерла гигантские чёрные арбузы ядер.

— Иисус Мария... — с облегчением вздохнул пан круль Збышковский. — Спасены! Вернусь в Варшаву — вот такую колонну Богородице поставлю на Старом Мясте!

— Воины мои верные! — вспомнил царь своё призвание и свой патриотический долг. — Деретесь вы не за Гороха, но за государство, Гороху врученное, за землю Русскую! Только это... меня тож прикройте, пока шамаханы не опомнились!

...Исход боя казался очевидным. На шамахан, еле-еле выстроивших боевой порядок, бросились конники Медведева и Ржевского с одной стороны и гусария Кастлевича с другой. Стрелки и артиллерия начали уже вести огонь, но осторожно, чтобы не задеть своих же.

— Наддай, православные! Рви! — активно болел Горох с порога восставшей с колен на ноги избушки. Олёна, пустив её по тылам, помаленьку что-то подколдовывала, и сабли братьев-славян с поразительной легкостью рассекали шамаханские кольчуги. — Ничего, мы их щас к реке прижмём — и крышка!

— Себе крышку готовь, царь-косарь! — распорядительским тоном взвизгнул с того берега невесть откуда взявшийся Кощей. Он развел руками и с завываниями начал колдовать. — Думаешь, я тут един Бессмертный?!

Убитые шамаханы внезапно оказались не очень убитыми. Невзирая на жуткие рубленые и стреляные раны, отсутствие руки, ноги, а то и головы, покойники стали вставать на ноги и снова бросаться в бой. Не ожидавшие такой подставы бойцы коалиции стали подаваться назад.

— Может, солью по упокойничкам бахнем? — внес предложение Горох. — Полегчить молодцам моим надобно!

— Бахнуть мы бахнем, только на раны нашим поболее достанется, чем врагу, — урезонила его Олёна.

— А-а, курва! — зарычал пан Збышковский, вытаскивая откуда-то из-под кружевного воротника серебряное распятие на серебряной же цепочке. — Коли москали струсили, я один перебью упырей! Все одно, панове — мне цыганка нагадала в битве с нехристями помирать! Deus Vult!

Озверевший от слишком долгого ожидания Казимир вылетел из побитой жизнью избушки и помчался в гущу битвы. Кто знает, чем бы всё закончилось, не явись на гребне холма Яга.

— Ах во-от что Кощеюшка удумал, ни дна ему ни покрышки... — проворчала бабка, оглядывая театр военных действий, и махнула платком: — Беспокойные — угомон найдут, драки ищете — мир обрящете, костью ляжете ископаемой... Прах к праху, пыль к пыли, землица к землице!

Вскоре боярами, панами и казаками овладела превеликая обида — от того, что противник исчез в самой горячке боя. Боевые мертвецы осели безобидным серым прахом, остатки шамаханской рати посыпались в Сухман-реку и под огнём, выбираясь на крутой берег, уходили в глубь степей. Казалось бы, можно праздновать победу, но чего-то важного все-таки не хватало.

— Бабушка Яга, Кощея не видала? — озадачила эксперт-криминалистку Олёна.

Эксперт-криминалист огляделась вокруг, но увидела только тощую нескладную фигурку всадника на горизонте.

— Охти ж мне, старой! Опять эта тарань приблатнённая в утеклецах ходит! Ну, избушка моя верная, принимай хозяюшку! — Горох помог бабке взобраться на порог. — Всей гурьбою зверя загонять станем!

— Ге-е-ральт! Никита Ива-а-нович! Наконец-то! — Цири, не успев затормозить, попыталась заключить ведьмака в объятия.

— Гражданка Рианнон, кто вас выпустил из Лукошкина? — вознегодовал сыскной воевода. — Вы же понимаете, что за вашу безвременную гибель ответственность несу я как начальник отделения!

— Нет времени объяснять. Они скоро нас нагонят. Ничего, мы им еще покажем!

— Хочешь показать — не горячись. Теперь ты в ганзе, — угомонил ее Геральт.

Ведьмак кое-как составил из всех участников популярный боевой порядок "беличий капкан", выдуманный когда-то скоя'таэлями против темерской кавалерии. Сам Белый Волк занял позицию у валуна, задумчиво вертя в руках медальон и выжидая. Наконец Aen Elle соблаговолили приблизиться на опасное расстояние.

— An badraigh aep cuach! Их тут двадцать, не меньше! — воскликнул Леофрик. — Что будем делать, Rionn?

— Это лишь иллюзия, — сердито ответил Эреддин. — Но кто-то из них наверняка настоящий...

Тут на всадников бросились четыре Митьки Лобова и четыре Геральта с двух сторон. НАстоящий младший сотрудник с криком "Раззудись плечо, размахнись рука!" поднял самого молодого Всадника — Войдиля аэп Килкеннана — вместе с конем — и швырнул эдак на полстае, зацепив и сбив им Керрадаина. Иллюзии ведьмака, от которых он отбивался, быстро переключились на трех других эльфов. А сам Геральт тем временем быстро и эффектно нанёс Керрадаину крайне убийственный удар.

— Кончаем их быстрее! — крикнул ведьмак, метнув знак Аард под ноги кобылы одного из противников. — Медальон мой уже дымится!

Цири, как могла, отбивалась от насевших на нее спешенных эльфов. Но тут на выручку ей пришли сотрудники лукошкинской милиции. Кулаки Митяя вывели обидчиков Неожиданности из игры, а сыскной воевода сделал ловкую подножку Леофрику и обезоружил его мощными ударами по рукам.

— Митька, вперёд! — услышал Геральт откуда-то слева призыв участкового. — Брать всех живыми! — Сам он занимался теперь эльфами покрупнее — видимо, личной охраной Ястреба. Теперь их было четверо против пяти.

— Врёшь, D'hoine! Не возьмёшь! — Это живучий Керрадаин умудрился встать на ноги и из последних сил саданул ведьмака по левому плечу. Обычный человек остался бы без руки. Но мутант, напичканный эликсирами, вывернулся раньше, чем удар достиг цели — и раньше, чем Керрадаин успел прикрыть старую рану.

— Вот ... на! ... результат вооружённого сопротивления при задержании! — констатировал участковый, отмахиваясь царской саблей от Aen Elle. Потеряв адъютанта, Эреддин понял, что дело дрянь, и стал делать неясные телодвижения.

— Скорее, милсдарь Никита! — крикнула Цири, увернувшись от оставившей ей новый шрам на ноге саберры. — Он выходит в астрал! Не дайте им черпать силы оттуда!

Участковый, заняв безопасную позицию, достал свою пукалку — пистолет — и выстрелил крайне необычным боеприпасом. Геральт еще не видел здесь, чтобы огнестрельное оружие заряжали таким крупным и блестящим, похожим на жемчужины снарядом...

Как ни странно, он сработал. Перевоплощение сорвалось, и вместо грозного скелета глазам милиционеров предстал обыкновенный эльф Ольх — разве что держащийся руками за раненую arse. Тем временем Геральт, Цири и Митька обезвредили оставшийся воинский контингент.

— Теперь ты в ловушке, Эреддин, — молвил ведьмак. — Один против четверых. Либо пуля Никиты, либо наши мечи тебя доконают. Есть еще и третий выбор: забыть о Цири и уйти с честью. Сохранив, как говорят комесы, знамёна и оружие. Я не питаю злобы к Народу Ольх и не пущусь в погоню. Решай, Ястреб, что для тебя — меньшее зло.

— Слышал, Ястребок щипаный, что умны люди говорят! Сдавайся! — проскрипел подозрительно знакомый голос. — Да Цирилку, оторву ведьмачью, предъявить не забудь! Негоже такой хабар ценный легавым бросать!

Геральт обернулся и увидел, что к ним на тощей кобылке приближается мэтр Кощей собственной персоной. На его облезлой фигуре блямкали великоватые рыцарские доспехи, а гигантский церемониальный меч Бессмертный заменил на более легкий и короткий клинок.

Итак, Кощей Кирдыкбабаевич вступил в игру собственной персоной. Не знаю, заблокировал он портал случайно или нарочно, но теперь явно решил использовать ситуацию с выгодой для себя на полную катушку. Шоу "Монстры против пришельцев", сотрудникам милиции вход бесплатный...

— Нету у тебя портала более, пташка божия, — ядовито цедил гражданин Бессмертный. — Теперь либо мой с потрохами будешь, либо участковому в пытку пойдешь...

— На вашем месте, гражданин, я бы тоже не спешил праздновать победу, — решил подсбить я с него спесь. — Судя по громкому "ура" сзади, шамаханы сломлены, и объединенный миротворческий контингент России и Польши скоро будет здесь. Вы остались без армии против очень, ОЧЕНЬ большой группы врагов.

— Степняков сих безмозглых не жалею. Шамаханки новых нарожают, — усмехнулся босс боссов лукошкинской мафии. — А мне лично вся конница королевская да вся рать царская ни копья не сделают — я ж Бессмертный по жизни. Не видать тебе, Никитка распогоненный, полону да позору моего!

— Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой!

Госпожа лошадушка, как обычно, не заставила ждать себя и заявилась из Лукошкина со скоростью новенького "Сапсана". Гражданин Бреакк Глас ошалело вправлял отвисшую челюсть: только сейчас я заметил, что у эльфов ведьмачьего мира клыков нет. Знакомый с бурями Кощей только скептически тарабанил костяшками пальцев по эфесу меча.

— Цирилла Эмгыровна, предлагаю продолжить поездку на более быстрой и экономичной модели, — галантно подав ведьмачьей воспитаннице руку, я помог ей пересесть в Сивкино седло.

— Это и есть хитрый план? — шепнула ведьмачка мне на ухо.

— Он самый, — как можно незаметнее процедил я и, когда гражданка Рианнон уселась, что есть силы стебанул Бурку под зад. Оскорбленная лошадь взвилась аж метров на пять над землёй и сиганула вдаль как минимум на третьей передаче.

— Чего стоишь, доходяга-D'hoine?! За ней! — с чапаевскими интонациями возопил Эреддин и пришпорил жеребца товарища. Но Кощей его примеру не последовал. В жизнь воплощался самый опасный вариант развития событий.

— На Сивку меня кинуть решили? Пущай эльф за ней по всему белу свету мотается, на нём пахать и пахать ещё! А я с вами, фараонами, разберусь, — гражданин Бессмертный обнажил клинок, готовясь к атаке. Противники замерли перед тем, как с места в карьер ринуться друг на друга. Мы со стороны выглядели, наверное, как в финале штампованного видеобоевика с Ван Даммом. Только победу хорошим парням не гарантировал даже расклад "все на одного" — этим одним был Кощей.

И тут за нашими спинами заскрипела избушка и родной голос Олёны зычно скомандовал:

— Руки вверх! — Мы поняли, что дело наше выгорело.

— Сейчас-сейчас, — крестный отец подозрительно охотно поднял руки, бормоча себе под нос явно подзабытое боевое заклятие. Но Яга откуда-то с порога над нашими головами крикнула "Берегись, милиция! Стрелять будем!", мортирка шваркнула, а на нас посыпались мелкие кристаллики ядрёной, магически обогащённой поваренной соли. Прищурившись и подняв голову, я увидел, что Кощей очумело сидит на своем кабысдохе, обсыпанный столовой приправой с головы до ног и тихо воет:

— Менты-ы-ы — козлы-ы-ы... Всё, капе-е-ец... Вяжите-е-е...

Эреддин гнал изо всей силы, но до Сивки-Бурки ему было не достать — она уже превратилась в микроскопическую точку. Ястреб начал плести барочно-цветистое детальное проклятие на классической Старшей Речи, но где-то на середине обнаружил, что чародейная лошадь и её всадница возвращаются.

— Ага, ты всё-таки испугалась, маленькая наглая D'hoine, — обрадовался кандидат в Короли Ольх. — Иди же, иди к большому папочке, Цириаэль.

— Я иду, Бреакк Глас! — воскликнула приближающаяся Цири с новой, пугающей интонацией. — Ты забыл — за тобой должок! Еще с Тир на Лиа! — Прошла еще минута, и меч Неожиданности прошел в считанных дюймах от виска эльфийского вождя. В другое время он бы лишь посмеялся над безрассудной bloede beanna. Но теперь он остался один. Кощей предал. Дружина была перебита или пленена горсткой людишек. Шансы противников были равны — и возможно, у некоторых даже равнее других.

Еще с минуту они гарцевали, парируя удары друг друга. И ни один не мог одолеть — княжна Цинтры и предводитель Ольх лишь оставили друг другу пару царапин. Внезапно Сивка-Бурка взмыла ввысь: Ястреб лишь успел срезать ей кусок хвоста. А потом Эреддин заметил в руках у Цири пукалку, такую же, как у сыскного воеводы. И едва успел уклониться от выстрела.

Это уже был не жемчуг, а старый добрый смертоносный металл. Рана оказалась не смертельной, но рука эльфа, державшая клинок, была пробита навылет. От резкой боли Эреддин самопроизвольно разжал пальцы — и остался безоружен. Перед тем, кого должен был укротить и смирить.

— Это только за меня, — молвила Цири, нацеливаясь снова. Ястреб был настолько ошеломлен ситуацией, что даже не пытался улизнуть. Да и куда — от резвейшего коня миров всей округи?

Второй кусочек металла вошёл ему в шею. Король Дикой Охоты, надежда и краса воинства Ольх завалился вниз головой. Конь в испуге вскочил на задние ноги, стряхнул всадника и помчался в никуда.

— Это за всех, кого вы загубили и осиротили со своей охотой за Старшей Кровью. Воистину Дикой. За всех, кого вы использовали, стравили друг с другом. За всех и всё, — на глазах Цириллы выступили слёзы. Она наклонилась над Ястребом, словно ожидая чего-то. Но кроме судорог, ничего не увидела.

Как Цири отправилась прочь, Эреддин Бреакк Глас уже не увидел и не услышал.

Пока монархи дружественных держав опутывали гражданина Бессмертного заговоренной бабулей веревкой и складировали в мешок, я обратился к Олёне:

— Мы-то думали, что тебя надо держать в безопасном месте... А ты сама нас спасаешь.

— Да где уж мне, участковый, — пожала плечами жена. — Сам все время сказывал, мол, хоккей — игра командная... Однако кое-что осталось. Где же Цири? — Ох уж эта гендерная солидарность...

— Сейчас отправимся на поиски, Геральт уже в бой рвется, — ответил я. — Она направилась куда-то в сторону Лукошкина, не должна пропасть.

— Зачем ей пропадать, — с гордостью усмехнулся ведьмак,— скоро мы все увидим Цири. Я слышал стрельбу — там, очень далеко. А теперь слышу конский топ.

— Дык эликсиры твои и на слух действуют? — спросила Яга. — Ох, соколик, отлил бы ты мне малость, а то я, кажись, глохнуть начала от канонад энтих воинственных...

— А сдюжит ли гроссмейстер — без испытания Травами? — парировал Геральт Весемирович. — И вообще, тайны Каэр Морхена — это святое...

— Ты меня травами не пугай, ведьмачишка! — подбоченилась моя домохозяйка. — Коль жаба удавила — так и скажи, что не желаешь товарищу боевому милицейскому пособить!

Перебранку прервала гражданка Рианнон, в самый драматический момент ворвавшаяся в наш тесный кружок. Они с гражданином Геральтом заключили друг друга в настолько медвежьи объятия, что я даже испугался, что придется расцеплять их Митяем. И то не хватит.

— Всё, — бормотала Цири. — Всё. Всё кончилось. Нет больше Ястреба. Нет больше страха.

— Что-то кончилось, — сфилософствовал ведьмак, гладя воспитанницу по голове рукой в кожаной перчатке. — Что-то начинается...

— Батюшка воевода, коли наши одолели, можно я на минуточку в стан шамаханский слазаю — ну как они там винище Кощеево али бузу свою непотребную побросали? Ить в такой миг печальственный да не выпить... Грех!

— Да, Митя, умеешь ты испортить торжественную минуту...

Вечером мы собрались у лагерного костра, как у камина миссис Хадсон, подводя итоги столь удачно завершившегося дела. Вокруг шёл пир победителей — Горохова рать и армия Речи Посполитой гуляли, празднуя триумф над Диким Гоном и лично гражданином Бессмертным. Наш государь и пан Збышковский к общему веселью не присоединились — засиделись в шатре, обсуждая конкретные условия вечного мира между братскими народами. Пленённые Aen Elle во главе со Смаэлем аэп Браголлахом под чутким руководством царских стрельцов чинили избу на куриных ногах. В общем, все при делах...

— Выворотень. Хорошо прожаренный. Можно есть, яд вышел весь, — ведьмак снял с вертела сочно выглядящее мясцо и предложил присутствующим. Младший сотрудник Лобов сразу замотал головой, я, подумав, тоже отказался. А вот Яга, Цири и даже Олёна, не моргнув глазом, принялись за кулинарную экзотику. М-да, поживешь на Лысой Горе — научишься есть всякую гадость.

— Где ж вы, Геральт Весемирович, редкое животное добыли?

— Да почти тут, под ракитовым кустом. Это так, рядовое событие, — отмахнулся ведьмак. — Мне вот интереснее, как теперь распорядится государь судьбой мэтра Кощея.

— Обыкновенно — Кощея еще до заката в бочонке с солью увезли на Соловки. Надеются, что монахов он побоится и не сбежит... Хотя, если вспомнить отца Кондрата и его байки про богомолье, то святость их вызывает серьёзные сомнения.

— Мне другое волнительно — как же Цирилка-ослушница из Лукошкина пробралась? — глухо пробурчала Яга, дожевывая жесткого выворотня. — Мы же жестко при отбытии наказали — всех впущать, никого не выпущать, при сопротивленье огонь открывать?!

— Старший по званию для некоей княжны Цинтры приказ отменил, — ответствовала Цири, потягиваясь на вещмешке.

— Еремеев, что ль? — не понял Митька.

— Кашкин? — не понял я.

— Поднимай выше, сыскной воевода, — усмехнулась Цири. Да, раньше надо было догадаться. Лидия Карповна — по нынешним допетровским понятиям, та еще оторва — не могла не оценить порыв зеленоглазой Неожиданности к борьбе.

— А ты, княжна, великую силу при дворе взяла — к самой государыне теперь вхожа, — оторвалась от вкусной и здоровой ведьмачьей пищи глава экспертного отдела. — Шубу с царского плеча обещанную хоть выторговала?

— А как же! Только она осталась в отделении — не буду же я летом в ней ездить. А у вас одно из самых безопасных мест, которое я знаю.

— В Лукошкине?

— Вообще, — уточнила гражданка Рианнон.

— Дык это, сотрудники мои ненаглядные да ведьмаки сильномогучие, у меня тост заздравный народился! — привлек внимание Митяй, доставая реквизированную в Кощеевом стане бутылку коллекционного шотландского виски. — Творятся у нас нынче контакты близкие с цири... — Цирилла Эмгыровна крайне нехорошо посмотрела на непутёвого сына Подберёзовки. — С цили... цилизацией чуждой! И кабы не контакты эти, нипочём не спасли бы мы Лукошкино от лиха неминучего! А засим предлагаю — накатим за мир-дружбу да милицейскую службу! — Пришлось, кряхтя, подниматься и пить стоя — и все-таки закусить выворотнем: с вискарём шутки плохи.

— Хорошо выступил милсдарь Лобов, — стал держать ответный тост Геральт. — Я скажу проще: за самый эффективный тайный сыск, который я встречал за долгие годы!

— Ведьмак, все хочу тебя спросить, — заинтересовалась Олёна, — А кто такая госпожа Йеннифер, с которой меня Цири одно время путала? — Чёрт, то ли она запьянела, то ли я, но мне стало казаться, что жена заигрывает с нашим ключевым свидетелем, и в башке забродило нехорошее предчувствие. — Супруга? Полюбовница?

— Это нечто большее, чем и то и другое. Гораздо большее... — уклонился от темы Белый Волк. — Главное — теперь мы сможем вернуться к ней с лёгким сердцем. Красные Всадники в плену, Короля у них больше нет, — девица Рианнон скромно потупилась, — а обещанный гонорар от мэтра Бессмертного я забрал себе при разделе добычи.

— А царь тебе чем отплатил? — вступила в диалог бабка. — Дай бог — не тем, чего дома не ведает! А то вдруг у Лидии Карповны престолонаследник народился? Это ж кризису политичному быть!

— Не переживайте, еще рано, — Судя по "поплывшему" голосу, Цири уже начало развозить. Теперь нам с Геральтом придется еще Митьку от нее отгонять. Для его же безопасности...

— Отплатил по-царски, — уклончиво ответил ведьмак. Нет, все-таки напился я, а не Олёна — именно меня потянуло на застольные спичи.

— Внимание! — ухнул я, разливая трофейный "Гленфиддич". — У меня родился экспромт! Мы с гражданином Геральтом, если хорошо подумать, занимаемся одним делом! Если не одним, то очень схожим. Он ловит и истребляет угрожающих людям монстров — вампиров, оборотней, Годзилл, террористов. Мы арестовываем и изолируем от общества угрожающих людям... людей. А иногда и Кощея, и демонов, кстати...

— Мысль не потерял, Никитка? — пихнула меня в бок моя домохозяйка.

— Так вот! Я предлагаю выпить за то, чтобы мы оба стали наконец не нужны! За момент — а он настанет! — когда не будет ни стра-хо-видл, ни жуликов, ни воров, и мы с вами, Геральт Весемирович, встретим в тапочках за газетой спокойную старость...

— Нет, нам, милиционерам, тихой старости не жди, — не поверила моей поддатой утопии Олёна. — Хватит еще на наш век преступлений.

— Милсдарыня сейчас повторила мысль одного старого моего знакомого, — подхватил Геральт. — Он мне говорил, что выворотней, стрыг эндриаг и василисков когда-нибудь не останется, а сукины дети будут всегда. Так что лукошкинское отделение еще не скоро закроется на замок навечно. А вот в нашем мире поголовье чудовищ, говорят, падает и падает. Как останусь без заказов, пойду к вам. В милицию.

— Не волнуйтесь, Геральт, место найдется, — ответил я и немедленно выпил.

Все дальнейшее я помню плохо. Кажется, к нам на огонёк забрался Горох с Казимиром, и царь с ведьмаком затеяли игру: что сильнее — перстень с хризопразом или иллюзия от Геральтова медальона? Кажется, Горох проиграл и по собственным условиям пари должен был кукарекать, а мы с Митькой прикрывали ему рот, чтобы не подрывать авторитет... Кажется, потом мы все хором пели Высоцкого: мою любимую "Страшно, аж жуть", "Опального стрелка", затянули было "Охоту на волков", но я охрип... Кажется, Геральт клянчил у меня ноты для своего эстрадного дружка Лютика, и я даже пытался ему что-то накорябать на одном старом протоколе... Дальше ничего не кажется, отрубился напрочь. Никогда не закусывайте виски выворотнем!

P.S.

Геральт проснулся уже явно в полдень и не сразу сообразил, что находится в Гороховом шатре меж двух храпящих монархов. Подумав, что он первый со времен Сопряжения Сфер ведьмак, удостоенный такой чести, Белый Волк поднялся на ноги и побрёл на двор. Там задумчиво сидела и терла виски Цири. Подойдя поближе, ведьмак заметил, что сидит она на молодом боярине без чувств, зато с бланшем под глазом — очевидно, тот пытался воспользоваться пьяным видом дочери Паветты.

— Геральт... Это пустельга или я еще не проснулась? — показала Цири куда-то в небо.

Это действительно оказалась пустельга. Когда она, покружив над лагерем, села ведьмаку на плечо, тот увидел небольшой свиток, привязанный к её лапке, отвязал и развернул.

"Геральт! — гласило послание. — У меня путаются мысли. Ходит слух, что Дикая Охота сгинула где-то на краю миров, и дороги снова для нас безопасны. Если это правда, приезжай в Ринду, в корчму, где мы встретились в первый раз. И возьми с собой Цири — я безумно по вам обоим соскучилась. Ходит также слух, что ты застрял в постели нашей общей дорогой подруги Трисс. Если это правда, лучше не показывайся у меня на глазах никогда.

Твоя дорогая подруга Йеннифер"

— Послание от Йеннифер? — спросила Цири.

— Именно. Ну что, Дитя-Неожиданность, на этот раз тебя ожидают вместе со мной, — молвил Геральт. — Собираемся в дорогу. Но для начала примем-ка старые добрые "Слёзы Жён".

— Подожди, — ответила княжна Цинтры. — Я же царскую шубу так и не забрала... Даже Кэльпи остался у лешего...

Долго ли, коротко ли, но ведьмак и его воспитанница покинули гостеприимное Лукошкино. Уже когда Цири открывала портал, ведьмак заметил, что медальона у него нет. Совсем. Вместо него на шее болталась ладанка изготовления гроссмейстера Яги. "Как же это произошло?" — лихорадочно вспоминал Геральт. И вспомнил.

Ведьмаку неудержимо захотелось укусить себя со злости в зад. Но вместо этого он только засмеялся.

П.С.

Громкий, как соседское сверло, вскукарек петуха заставил меня разлепить глаза... Очень удивило наличие пуховой перины и подушки — кажется, мы засыпали в походных условиях. Но оглядевшись, я понял, что действительно снова в отделении. Избушка нас развезла? Или, может, Цирилла Эмгыровна телепортировала? Тогда почему мы не дрыхнем вповалку где-нибудь в сенях?

Еще одна деталь слегка выбила меня из колеи — на гвозде, где я обычно вешал ладанку, теперь болтался медальон в виде морды какого-то малоприятного, но крупногабаритного зверя. Ведьмачий? Но откуда? И зачем — ведь ни инструкции к нему, ни фига... Тут дверь в комнату приоткрылась, и вошел Назим, укоризненно покачивая головой.

— Салям, участковый. Агдам выпэй — сразу лэгчэ станэт, даа? — Домовой кавказской национальности протянул мне до боли знакомую бутылку похмеляющей жидкости, даже пахнущей, как положено, резиной. — Э, слющяй, вы зачэм с вэдьмаком — шмэдьмаком талысманамы помэнялысь?

Думаю, ни я, ни Геральт Весемирович не смогли бы ответить на этот вопрос...

... — Значится так, — с максимально строгим и деловым лицом объявил я сотрудникам за завтраком, — кто помнит, как мы с гражданином Геральтом махнулись артефактами, тому ничего не будет. Кстати, а сам-то он где?

— В Лукошкине не объявлялся навроде, — сообщила Яга. — Небось к чародейке своей ускакал, не попрощавшись. Назим сказывал — сгрузили они нас в отделение скрозь портал нестабильный, да подарок царский у Еремеева приняли, да и съехали.

— Так вы же с Геральтом теперь побратимы, — напомнила Олёна. — Еще на Сухман-реке Горох пожелал, чтобы вы медальоном и ладанкой обменялись. Что-то про культурные связи плёл, про мягкую силу какую-то...

— Ну всё, — выдохнул я. — Криминалист — ведьма, жена — бесовка в отставке, теперь еще и названый брат — ведьмак, крокодил Данди из Ривии... Полный боекомплект. Для кунсткамеры только дьяка в родне не хватает...

Как говорят композиторы, "вспомнишь Гуно — и вот оно". Сотник Еремеев практически тут же сообщил:

— Воевода-батюшка! Мне ведь Брыкин с утра докладал, что Филька Груздев из ссылки сбёг самовольно да в городе объявился! Ночью ктой-то под ворота пачку анонимок доносительных запихал, гляжу — почерком уж больно знакомственным...

Жизнь Лукошкинского ОВД снова вступала в проверенную рабочую колею.

КОНЕЦ