Шипы (гет)

— Хозяин прибыл! — возникает рядом с нами домовушка Тал.

Я испуганно дёргаюсь, рассыпая бумаги. Тётушка недовольно смотрит, на то, как я тянусь поднять их. Изящное движение палочкой, и бумаги ровной стопкой ложатся на поверхность стола. Я неловко улыбаюсь, касаясь собственной палочки, хитро закреплённой в складках платья.

Часы показывали полдень. Как и предыдущие шесть дней до этого, не считая вчерашний, мы с тётушкой занимались в малой гостиной. Сегодня начали с «математических» упражнений. В этот раз тётя Мюриэль дала мне реальные списки доходов и расходов поместья, датированные последними тремя месяцами и предложила (приказала) соотнести их. Я уже почти закончила, решила ещё раз проверить итоговые суммы в каждом списке, когда сообщили о прибытии отца.

После вчерашней прогулки верхом мне казалось, что я уже не так сильно боюсь встречи с ним, но отчего-то сейчас тело не желало меня слушаться. Надо встать и идти приветствовать родителя, но я продолжала сидеть и испуганно таращиться на тётю.

Та, глядя в мои «оленьи» глаза (а учитывая, что они карие, сходство было однозначным), только фыркнула.

— Брат, конечно, не подарок, но убивать родную дочь не станет.

Потом подумала и, растянув губы в ехидной ухмылке, добавила:

— Зря он столько времени сдерживался, что ли.

Спокойствия слова тётушки не добавили. Хотя страх мне и самой казался иррациональным. Отец, несмотря на все мои эскапады (хотя это было не столько экстравагантно, сколько вульгарно), продолжал относится ко мне очень терпеливо и даже тепло. Думаю, проблема в том, что я испытывала ужасный стыд. Я была виновата перед всеми, но никому больше мои поступки не нанесли реального ущерба. А отец едва не умер на руках у братьев после устроенной мною сцены.

— Идём, Мелинда, — скомандовала тётушка. Когда я послушно поднялась, очень захотелось спросить, не наслала ли она на меня Империус.

— Перенеси нас к хозяину, — приказала тётя Мюриэль домовушке.

Мгновение спустя мы стояли перед дверью в отцовский кабинет. Тётя постучала. Дверь приглашающе приоткрылась. Я прошла следом за тётушкой, чувствуя, как горло предательски сжимается.

— С возвращением, брат, — даже в голосе у тёти улыбка. Она обнимает ступившего ей навстречу отца, а я с любопытством смотрю на него из-за её спины.

Отец был очень красивым мужчиной, хотя после смерти матери сильно постарел. Несмотря на это, вся фигура его излучала силу. У меня даже открытые участки кожи чуть-чуть пощипывало от ощущения его магии, которой был пропитан весь отцовский кабинет. Братья были очень на него похожи. Тёмная медь волос, чуть смуглая кожа, голубые глаза, не слишком полные губы. Черты лица резкие, но приятные. Породистые.

Наконец, лорд Аден Прюэтт обратил внимание на меня.

— Здравствуй, отец.

— Здравствуй, Мелинда.

Я вздрогнула, крепко стиснула кулаки и закрыла глаза. Хотелось что-нибудь разбить, махать руками и кричать. Рот раскрылся против воли. Я уже чувствовала потоки брани, готовые сорваться с языка, и закипающие от собственного бессилия слёзы.

На плечи опустились чьи-то руки. Я распахнула глаза, встретившись взглядом с незнакомой женщиной, которую совершенно не заметила ранее. Всё моё внимание было направлено на отца.

Её взгляд был неприятным, как будто она видела меня насквозь. Очень хотелось отвернуться или хотя бы зажмуриться. Она как-то это поняла и тихо приказала:

— Смотри в глаза и не смей отворачиваться.

Я подчинилась.

Голова тяжелела с каждой прошедшей минутой. Впрочем, долго это не продлилось. Женщина меня отпустила и тут же повернулась к успевшему сесть за свой стол отцу. Рядом со столом на креслах (точнее на кресле, оба мужчины сидели на подлокотниках) обнаружились братья. В соседнем сидела тётушка.

— Что скажешь, Мариз? — спросил отец у незнакомки. Во мне вспыхнуло раздражение, но, как и при встрече с тётушкой, с каждым разом подавлять его было всё проще. Как считает тётя Мюриэль, причина в том, что я полностью осознала, что мысли и эмоции не мои, их всего лишь пытаются мне навязать. Природные способности к окклюменции давали о себе знать — я усиленно сопротивлялась попыткам на себя влиять.

— Полный комплект, милорд, — усмехнулась женщина. — Ментальные закладки на негативную реакцию почти на всех старших членов семьи. Несколько Обливейтов разной степени давности. Некоторые появились сразу после закладок, другие с ними не связаны. И нужно ли мисс всё вспоминать, вопрос очень непростой.

С каждым словом мне становилось всё дурнее. Отец тем временем коротко распорядился:

— Покажи.

Женщина приблизилась к столу. Несколько последующих минут я имела удовольствие любоваться на сеанс легилименции со стороны.

Когда зрительный контакт прервался, глаза отца потемнели. А я малодушно решила, что совершенно не хочу вспоминать то, воспоминания о чём у меня стёрли. Потом правда, решила не зарекаться. Кто предупреждён, тот вооружен, как гласит народная мудрость. А знать, кого следует опасаться хотелось отнюдь не из праздного любопытства. Мне в школе ещё два года учиться как-никак.

Отец встал из-за стола. Приблизился ко мне. Я смотрела на него снизу вверх. Очень хотелось всхлипнуть и прижаться к нему. Спрятаться от всех невзгод. Но я натворила столько дел, что уже навряд ли когда-нибудь смогу себе это позволить.

— Я приношу свои извинения, отец, за недостойное поведение. В будущем я постараюсь приложить все усилия, чтобы больше не разочаровывать Вас и не подрывать Вашу репутацию и репутацию нашего Рода.

Пожалуй, я могла собой гордиться. Ни разу не запнулась, не поддалась желанию опустить или отвести взгляд. Я уже не маленький ребёнок и обязана нести ответственность за себя, свои слова и действия. В конце концов, мне было уже шестнадцать. До магического совершеннолетия оставалось совсем немного. Так как я родилась в конце октября, отправилась в Хогвартс на год позже ребят, родившихся со мной в один год, но до начала осени. До моего семнадцатилетия оставалось меньше четырёх месяцев.

В этот момент, смотря прямо на отца, я поняла, что готова принять любое его решение относительно моей дальнейшей судьбы. Оставалось лишь надеяться, что он не изгонит меня из Рода.

— Фабиан сказал, ты выезжала на Яростном.

Я… удивилась. Очень. Лицо отца было суровым все время с того момента, как он впервые посмотрел на меня. Но сейчас взгляд его изменился. Смягчился.

Это почти сделало меня счастливой. Я улыбнулась.

— Да. Он уже совсем вырос и окреп. Красивый такой. Правда крупный очень, седлать его для нас обоих сущее мучение, — с каждым словом в голосе появлялось всё больше эмоций. Очень хотелось рассказать отцу всё, что было у меня на душе в тот момент. Он лучше других понимал, какое это счастье, летать верхом на гиппогрифе. — Но мы справились. Поступь у него твёрдая и размеренная. В полёте вообще чудо. Крылья работают равномерно, размах у них, правда, большеват. Сложные манёвры нам не светят. Но силы много, так что скорость развивает значительную и из пике выходит хорошо. Я, поначалу, побоялась, что крыльям гибкости не хватит, но он их так и этак разворачивает, ловя потоки… — я просто захлёбывалась во впечатлениях. Мысли неслись бурным потоком, так что я не успевала озвучивать их все. Кажется, мои излияния вовсе не имели упорядоченности, зато экспрессии в них хватало. Где-то растеряв весь трепет, я стала жестикулировать, расписывая все слабые и сильные стороны, которые успела прочувствовать в своём любимце.

Когда я, наконец, умолкла, повисшую тишину разрезало звонкое восклицание Фабиана.

— Ну ты даёшь, — протянул старший брат. — А ведь нам ни слова по этому поводу не сказала, да Гид? — наследник кивнул.

— А что вам, бестолочам, рассказывать, — фыркнул в ответ на это замечание отец. — На одном гиппогрифе вы летаете, когда острых ощущений хочется и на высший пилотаж тянет, на другом, если «прогуляться» захотелось, третий — чтоб девицу прокатить, и так до бесконечности. А здесь один — и на всю жизнь. Это вам не просто скотина, это друг.

Братья не отвечали. Фабиан выглядел возмущённым. А вот Гидеон — печальным. Я знала, что его задевает, что он не перенял в полной мере таланта к обращению с этими гордыми животными. Поэтому, а не только из-за занятости, со мной занимался Фабиан. А ещё ему тоже хотелось иметь своего гиппогрифа.

Не думаю, что брат всерьёз завидовал, но это его однозначно беспокоило. Впрочем, вспоминая опять историю о прапрадедушке и его непокорном гиппогрифе, своего Наездник не обязательно встречает в детстве или юности. Это вполне может произойти и в зрелом возрасте.

Я снова посмотрела на отца. Он выглядел довольным. Кажется, ему было приятно слушать мой рассказ-отчёт о первом после трёхлетнего перерыва полёте. Когда отец снова посмотрел на меня, его взгляд посерьёзнел. Но не помрачнел.

— Оставьте нас, — коротко распорядился он. — Харт, — рядом возник личный домовик отца, — покажи нашей гостье приготовленные для неё комнаты.

Домовик поклонился и сразу же исполнил поручение, перенеся менталистку в её покои. Первой кабинет покинула тётушка. Следом ушёл Фабиан, ободряюще улыбнувшись мне напоследок. Гидеон же не слишком спешил. Его желание присутствовать было мне понятно, он Наследник в конце концов. Отец властным жестом показал брату на дверь. Тот не стал возражать, но на меня взглянул вопрошающе. Я покачала головой. Было заманчиво попросить брата остаться, но отец — не чужой мне человек. К тому же, проблемы создала я, мне и разбираться с их последствиями. Мужчина кивнул и, ласково потрепав меня по плечу, оставил нас одних.

Отец прошёл к своему столу, взглядом указывая мне на кресло, в котором до этого сидела тётушка. Я послушно опустилась в него. Сидела прямо, максимально элегантно опустив сцепленные в замок руки на сомкнутые колени. Смотрела почти уверенно. Страха не было, но трепет перед Главой Рода я испытывала. Как и любой здравомыслящий младший член семьи. Да и дядя с тётушкой в серьёзных случаях старшему брату обычно перечить не решались, если совсем честно.

— Мелинда, — начал отец, — ругать и наказывать тебя я не собираюсь. Уверен, слова в духе «все мы виноваты» тётушка и братья повторили тебе на разные лады не по разу за эти дни. Я тоже прошу у тебя прощения, за собственную слепоту и невнимательность, — я собиралась возразить.

Уж отец-то точно не был ни в чём передо мной виноват. Последние несколько лет тяжело дались нашей семье. Мало того, что моё поведение омрачало наше имя в глазах общественности, так ещё и разгорающиеся политические и социальные волнения, дающие о себе знать даже на закрытой территории нашего поместья. И вот попробуй уследить за нерадивой дочкой и за причинами изменений в её поведении, когда десять месяцев в году она в школе, а оставшиеся два вы пересекаетесь раза три в день максимум, и то за приёмами пищи, перед и после которых у тебя деловые встречи.

Отец покачал головой, прося меня помолчать.

— Да, я могу оправдываться занятостью, но я не только Глава Рода, но и твой отец. И как отцу оправдания мне нет.

Я поджала губы. Честное слово, мне проще было бы терпеть его ругань, чем покаяние.

— Но оставим это. Судьба открыла нам глаза и дала шанс всё исправить, не будем его упускать. Приглашенный мною Мастер ментальных техник уничтожит закладки в твоей голове. Что касается Обливейтов, тут решать только тебе, хочешь ты вспоминать или нет. После этого тебя осмотрит наш семейный целитель, я уже вызвал его, он будет к вечеру, вы с Мариз как раз должны будете закончить.

Я молча кивала, слушая отца. Мне всё ещё было сложно решиться на полное снятие Обливейтов, но терять крупицы собственной памяти не хотелось, это во-первых. А во-вторых, истина дороже. Конечно, я рискую обрести пару-тройку лишних поводов для беспокойства, но кто предупреждён…

— Исходя из его рекомендаций, — продолжал тем временем отец, — назначим даты для проведения ритуалов. Самые серьёзные придётся отложить до твоего совершеннолетия, но, думаю, что забрать тебя из школы на выходные будет не очень сложно. Дальше. Амулеты теперь носить будешь всё время. Я уже взял кое-что из семейного сейфа, наденешь после осмотра целителя.

Отец замолчал. В принципе, он не сказал мне ничего нового. Примерно такой план почти сразу обрисовал Гидеон. Неплохое, по всей видимости, настроение отца подстрекало поинтересоваться более далёкими моими перспективами, но портить момент не хотелось. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Пап, — поражаясь собственной смелости, обратилась я к отцу, — а давай завтра утром вместе полетаем?

Отец был удивлён и, кажется, растроган моим предложением. По крайней мере, он ласково мне улыбнулся. С лица его не ушли все тени, но оно показалось мне куда как более живым, чем минуту назад.

— Конечно полетаем, дочка.