Повелители бури (джен)

Глава 3.

Безупречное лезвие

На пустыре тихо. Земля, отведённая под строительство, не может порадовать глаз — сплошь ровный настил песка и мелких камушков, кое-где пучками торчащая сухая прошлогодняя трава, отчаянно пытающаяся не потерять внешнюю степенность, мелкие полевые цветочки, чудом пережившие сухую зиму. Люди сюда не ходят: в отличие от некоторых других пустырей, этот не хранит в себе никакой тайны, загадочным не кажется. Просто выжженная пустошь. Вряд ли на ней и построят что-то, компании за этот кусочек территории не ссорятся. За спальным районом, незримо для глаз, пустырь остаётся сам себе на уме. Тут никто не потревожит, и внимания обращать не станут. В общем, идеальное место для того, что посторонним видеть не стоит.

 — Это особая техника какая-то? — Андрей перескакивает прорытый в земле канал: дожди превратили пару луж в самостоятельный ручеёк. Ника позволяет переставить себя с бережка на бережок, как котёнка, и не барахтается. — И вообще… получается, у тебя два тела?

 — Тело одно, — авторитетно заявляет девчонка. Она оглядывает место, куда они пришли, с любопытством в сверкающих глазах; присаживается на корточки, с самым увлечённым видом трогает гальку и песок, выдёргивает травинку и вертит перед собой, прикусывает её кончик. — Обличий два. Человеческий облик или облик оружия.

 — Ты катана?

 — Катана. С тати не путай — тати больше изогнут.

 — А что с твоим человеческим обликом? Ты выглядишь как ребёнок, потому что тебе два месяца?

Они всё больше отдаляются от домов. Пустырь достаточно широкий, задним краем он прячется в лесной зоне, и за полосой деревьев точно не будет видно лишних подробностей. Может, это странно — молодой мужчина в официальном наряде и девчушка в школьной форме почему-то оказались на дальнем конце города, и всё же так лучше, чем проверять посреди улицы. Что подумают или скажут люди, Андрею без разницы. Он всегда умел направить сплетни в нужное для себя русло. Однако очень не хочется, чтобы их прервали в важный момент, так что лучше предостеречься и выбрать безлюдное место.

 — Я выгляжу как ребёнок, потому что так выгляжу, — удивляется Ника, словно речь идёт о максимально понятной вещи. — Что-то не устраивает, блондинчик?

 — И откуда ты умная такая, — закатывает глаза Андрей. — Ладно, давай тут.

Он останавливается, и девочка следует его примеру. Кругом ни души, только прямой ветер бьёт потоками шероховатую поверхность обедневшей земли. Небо укрыто белыми облаками с ярко-голубыми прорехами, точно шрамы на незатронутой коже. Пар и чистота вечно воюют на небосклоне, пытаясь отнять друг у друга свободное пространство, и сейчас верх берёт непогода. Будет неприятно, если пойдёт дождь. Ладно ещё Андрей без зонта, но Ника промокнет и может простыть. А вообще он с большим удовольствием поискал бы того, кто привык объяснять нюансы существования Оружий и выложил бы информацию последовательно и сразу, а не как новообретённая спутница — выуживать по кусочку надо.

Ника складывает руки за спиной и чуть подаётся плечами вперёд. Она стоит напротив, на расстоянии полуметра, и взирает снизу вверх, но не кажется оттого слабее или меньше. Наоборот, Андрей видит перед собой не наивную дурочку, а другое существо, сущность, которую пока не может постичь. В чём-то её взгляды явно отличаются от взглядов типичных десятилетних девочек. У неё своя позиция и свои знания о мире. И в то же время она в восторге от мороженого и толком не видела деревья — рассматривает с искренним и всепоглощающим любопытством. Её явно держали взаперти. С каким же мотивом?

 — Призыв — это призыв, — весьма многословно сообщает Ника. — Хозяин отдаёт приказ, по которому Оружие переходит из одной формы в другую. Без приказа мы так не можем. Я могу сражаться в этой форме, — она поднимает ладонь, и та на глазах заостряется, принимая ту самую огранённость, которой можно резать, — но не могу стать катаной, пока ты не призовёшь. Когда я катана, управлять мной можешь только ты. Вообще-то… может быть и по-другому. Безымянных может обратить любой, потому что у них потенциала — ноль с хвостиком. А меня многие пытались, но сумел только ты. Хозяин и именное Оружие должны соответствовать друг другу по уровню сил и стремлениям. Это основа всего. Раз ты мне подходишь, придётся мне тебя потерпеть.

«Или мне тебя», — вздыхает Андрей, но внимательно запоминает всё услышанное. Ника говорит о том, в чём разбирается, пусть и без деталей, и хотя бы так надо уловить суть. Получается, Андрей единственный сумел сделать так, чтобы Ника приняла форму катаны — опять прославился. Тех безымянных они раскрошили, но нет гарантии, что они не успели передать новость. Ника может быть либо жертвой какой-то злой силы, державшей её взаперти, а может оказаться преступницей, которую закрыли от мира для всеобщего блага — неясно. Однако Андрея ярлыки не интересуют. Он вспоминает, с каким ужасом зацепилась за него девочка, когда он выступил против преследователей, с каким отчаянием хваталась за шанс. Человек она или нет — не важно. Она живая. И тюрьма ей не подходит.

Если она всерьёз опасна, в чём Андрей не сомневается, его задача — совладать с опасностью и вынести из этого выгоду. Если надо сдерживать Нику, он сдержит. Ничего особенного.

 — Коли так судить… — Ника на секунду смолкает, точно размышляя, стоит ли. Затем продолжает прямо и откровенно: — То, что ты призвал меня, ещё не всё возможное. Ты просто смог обратить, но это не полное подчинение — со стороны нас обоих. Те отродья, что пытаются меня загнать, не успокоятся, они и на тебя перейдут.

 — То есть я их следующая цель? — ни страха, ни удивления Андрей не испытывает, разве что отголосок азарта. А что? Даже занятно будет. Пытаться выстоять против размытого облика своего врага, о котором и Ника ничего не знает.

 — Да. Они попытаются достать меня через тебя, — девочка смотрит ему в глаза, и это первый раз, когда она целиком серьёзна. Когда не насмехается, не шутит и не вредничает, а просит о помощи так, словно на кону стоит всё. — Андрей… Давай заключим договор. Ты полноценно станешь моим Хозяином, я — твоим Оружием. Это клятва. Всё делится на двоих. Но вместе с тем снимаются все ограничения, и мы сможем целиком использовать силы друг друга, — она подбирается, мрачно и горестно выплёвывает: — Я не хочу обратно к ним. Они постоянно пытались сломать меня, всеми способами, это тяжело, понимаешь? Я не хочу обратно! И даже если ты окажешься ничуть их не лучше, пусть так, лишь бы это сделали не они. Я тебе душу готова доверить. А взамен требую твою, — Ника поднимает подбородок, бросая вызов всему. — Решай.

Девчонка, превращающаяся в катану, изменила всё. В Андрее оказался скрыт некий потенциал, который он раньше не применял, ещё и способность как-то приказывать не только обращённому Оружию, но и безымянным — иначе почему они застыли? За всем этим что-то стоит. Егор умер, в его квартире — осколки Оружий, и кто-то тщательно перерыл все его бумаги, забрав необходимое. Возможно, Егор ввязался во что-то, что недоступно обычным людям — как раз таки в то, что обычно считают городскими мифами. И поплатился за то жизнью. Андрей просто обязан отыскать правду и понять, что привело давнего знакомого к гибели, а раз к этому добавляется взаимопомощь с девчушкой-мечом — почему нет? Тем интереснее.

 — Договорились, — улыбается Андрей и решает быть честным. — Мне нужно кое-что разузнать о смерти одного человека. Поможешь в этом — я тебя защищу. И никому не отдам, никаким чёрным гончим.

 — Легко, — улыбается в ответ Ника. Поддаваясь инстинкту, Андрей протягивает ей руку, и Ника проводит по его раскрытой ладони пальцами, точно что-то выискивая. Затем её рука заостряется, и крест-накрест на ладонь ложатся два идеальных пореза, кровь каплями искрит на них, не скатываясь, а девочка кладёт свою ладонь поверх. Её глаза говорят вместо голоса. Мир отступает и смазывается, резкостью выделяя лишь два силуэта среди пустой раскрошенной земли.

 — К бою, Ника, — срывается с губ.

Ника улыбается — и всё выгорает в сиянии.

Ничего постороннего не существует. Кругом пропасть, глубокий бездонный космос, галактиками сверкания перекрывают друг друга, проносятся в солнечном ветре, не опаляя, но дотрагиваясь и прошивая насквозь. Перед Никой проносится всё, от начала до конца. Бегущий ребёнок, тащащий за руку другого, тёмные переулки и умоляющий крик. Пустые стены, коридор с кожаными сидениями, взрослый говорит впредь быть разумнее. У взрослого каштановые волосы, зачёсанные назад, и холодные глаза. Внутренний двор дома ухожен, над цветами порхают бабочки, получается ловить их ладонью, не смыкая пальцев — быстрая реакция. Дети в классе такие одинаковые, никакого развития. В книгах нет ответов, но отчаянно надо найти, так что одна книга за другой. Когда правильно говоришь, тебя правильно понимают. Справляешься со всем, что берётся под руку, безмерный талант, который никак не находит дела по душе. За соседней партой — тихий парнишка, чёрные волосы падают на лицо. Просьба вполголоса и отпечаток удара на лице. Круговорот человеческих лиц. Все говорят, что справляешься и просто счастливчик. Ни в чём из того, что делаешь, нет смысла. Живёшь не в том мире, в котором должен жить. Принадлежишь чему-то другому.

«Ты всегда знал, что должен быть Хозяином», — думает Ника, разглядывая, как длинные пальцы листают тетради с конспектами, точно заведённый механизм. Радости нет. Всплески энтузиазма сменяются ещё большими провалами пустоты. Дома холодно и одиноко, все форточки открыты. Взрослый ушёл. Справляешься сам, получается сразу, как и всё, за что берёшься. Люди разных возрастов, здесь их больше, здесь занятия проходят по-другому. Блестящие рекомендации, много знакомых. Угрюмый парень со светлыми глазами говорит, что однажды поплатишься за свою особенность.

«Ты не такой, как они, поэтому тебе одиноко!» — хочется Нике кричать. Она следует по воспоминаниям, как по пыльным страницам дневника, который ни разу не перечитывали. Только первые страницы по сто раз перевёрнуты, выучены до дыр между строчками. Эти и несколько других страниц. Она изучает их подробнее, прокручивает несколько раз. Всматривается, как на ладонях тают фантомы. Дверь дома закрывается. Фантом тает на ладонях… Его никто никогда не мог понять. Он попросту не там родился.

«Найди меня! — зовёт Ника, но её голос, прерываемый бестелесным танцем узнавания, не может достичь прошлого. — Найди меня, Андрей! Со мной ты не будешь один! Ты Хозяин, ты ведь!..»

Он ждал именно её появления. Как и она не подпускала никого из пытавшихся, потому что такой Хозяин должен быть один, и это только Вознесенский.

Андрей Вознесенский. Двадцать четыре года. Слишком талантливый, слишком амбициозный, слишком хорошо помнящий своих призраков. Хозяин Вероники. Вот он кто. И вот кем он был. А кем он станет — уже будет результатом совместных трудов, никак иначе. Ника протягивает руки к далёкому силуэту ребёнка, свернувшегося в углу вмиг опустевшей комнаты, но дотронуться до него не может. Слишком большой разрыв.

«Если бы я пробудилась раньше…»

Это действительно не человек, но и не животное, и не вещь. Это такая простая истина, почему сразу не принял? Как в фэнтезийных романах про другие расы, но разве что так даже сложнее — у Оружия свой склад ума и души, даже восприятие мира иное. Они видят цвета, запахи и звуки совсем не так, как люди. Для них полноценно смотреть на материальную реальность можно лишь глазами Хозяина, иначе они не ощущают полноценности — вот почему заключают контракты с людьми. Это как способ жить. Менять облик не больно и не сложно, просто переход от одной формы к другой. И память бесконечна, всё держит в деталях, как вырезанную гравировку на клинке.

По-своему это прекрасно. Андрей видит весь характер этой девочки-катаны, словно она на ладони у него стоит — такая своевольная, храбрая и решительная, с ней глаз да глаз нужен. Только из-за того, что он её Хозяин, подчиняться она и не подумает. Насмешливая, её легко обрадовать, легко сбить с толку, огорчить или разозлить. Она могла бы выглядеть на двадцать, тридцать, сорок лет, но выглядит на десять, потому что на столько себя воспринимает, это сложнее обыкновенного взросления. Она как дитя — ничего ещё в жизни не видела. Она нуждается в поддержке, в терпеливости и в твёрдой руке, в способности ей отказать или отвесить оплеуху, и в то же время чтобы её пытались понять, чтобы о ней заботились. Андрей себя в роли родителя не пробовал, но теперь на нём лежит ответственность за юное, непорочное существо, которому на самом деле очень страшно, больно и одиноко. Она проснулась в полной изоляции, хотя просыпалась ради человека. Вокруг были лишь те, кто желал ей зла. Она никому не доверяет, потому что всего лишь хочет жить.

А главное… главное, главное — сгусток энергии, света, пульсирующий на самых кончиках пальцев у Андрея. Это и называется «ядро». Это душа. Душа Оружия, заключённая в материальную оболочку, напоминающая осколок драгоценного камня. Ядро находится в самом Оружии, но чтобы знать, где оно, нужно заключить договор, поклясться о нерушимом союзе. Ядро имеет имя. У безымянных его нет, вот почему они бездушные, их легко разбить — их ничего не защищает. А сердце, душа и разум Ники — вот они. Андрей видит их, любуется сиянием и переливами прекраснейшего, что видел на своём веку — трогательное, трепетное нечто, центр существования одной неприкаянной одинокой души.

Касается ласково и поглаживает струящийся свет. Она очаровательна. Её нужно защитить.

«Тебе было так грустно одной, — хочет сказать Андрей, но не способен вымолвить ни слова, пока они в одном потоке. — Но всё страшное позади. Я рядом. Слышишь?»

Девочка-катана со сверкающим взглядом и желанием кусаться и царапаться, если это позволит обрести свободу. Оружие Андрея, которое он назвал Никой. Вот она что. Вот она кто.

«Теперь мы с тобой связаны».

Пролетает всего мгновение, и Андрей обнаруживает, что по-прежнему стоит на пустыре. Город шуршит в отдалении, взывая к возвращающимся, небо бело-голубое, переменное, как сама суть жизни, ветер гуляет вседозволенно и размахивает рукавами. Ника всё ещё тут. Правда, не в человеческом обличье, и хотя она больше не держит Андрея за руку, её след не простыл, а присутствие всё так же ощущается. Он поднимает левую ладонь, на которой был начертан крест: раны превратились в два светлых шрама, будто им уже много лет, но не исчезли. Опознавательный знак? А в правой руке — Ника.

Изящная катана с отполированным до блеска лезвием, заострённым с одной стороны и чуть загибающимся. Японская сабля. Только в этот раз есть отличие: её рукоять не одноцветная, а переменчивая: теперь золотое переплетается с чёрным, смешиваясь и придавая катане изысканный вид. И на гарде, окружающей переход лезвия в рукоять, красуется подвеска, напоминающая Андрею японский фурин — на тонкой цепочке маленький стеклянный шарик, от которого идёт кисточка из чисто золотых нитей.

 — Симпатичная побрякушка, — произносит Андрей, разглядывая её. — Для чего она?

«Это не побрякушка, а символ контракта,  — отзывается в его сознании звонкий птичий голосок. — У тебя шрамы, у меня подвеска».

 — Не очень равноценно.

«Позволь напомнить, меч, который ты держишь в руках — это моё тело! Так что очень даже равноценно». Но заметно, что Ника не настроена ругаться. Андрей чувствует её до странного близко, будто они стали единым существом, улавливает полностью настроение: девочка в чистом восторге, прыгала бы от счастья, если бы могла. Рукоять в ладони тёплая, сверкает слегка. Идеально сбалансированный, готовый к сражению клинок. Андрей делает пробный выпад и тут же получает цоканье: «Эй, между прочим, я тебе не штык! »

 — Ты колюще-режущее оружие, — напоминает недовольно Андрей.

«Больше режущее, чем колющее! И вообще, если ты ещё додумаешься гардой бить, я тебе уши отгрызу! »

 — Спасибо за идею!

«Вознесенский! »

Посмеиваясь, Андрей прокручивает катану в руке и пару раз режет воздух, проходясь косо по пустоте. Ему не доводилось раньше обращаться с холодным оружием, и он слегка растерян: совсем не то же самое, что видеть на экране или читать описание. Какой-никакой, а вес меч имеет. Кроме того, прицеливаться им — не то же самое, что прицеливаться топором, клинок длинный, как-то надо рассчитывать расстояние. Ещё и Ника комментирует каждую попытку с язвительной интонацией, сама веселясь на полную.

«Нет, ну ты определённо нуждаешься в моём контроле! » — так и машет хвостиком она.

 — С контролем мы будем разбираться позже, дитё, — Андрей взмахивает снизу вверх и слышит, как вдоль лезвия свистит воздух. Заточена идеально. — Ножны к тебе не прилагаются?

«Зачем ножны?  — снова Ника в шоке от его логики. — Если бой захочешь прекратить, тупо возвращаешь мне человеческую форму, прикинь! »

 — Ты явно не тех слов набралась из моего лексикона.

«Что услышала — то повторяю. Я ж десятилетка, забыл?  — девчонка хмыкает. — Так что как хочу, так и выражаюсь. Позаботься лучше о себе. Тебя противник раз сто бы уже убил, пока ты тут про ножны мечтаешь! »

«Я не бью детей, я не бью детей», — повторяет себе Андрей с глубоким вдохом. Его эмоции тоже не скрываются от союзницы, и она заливается злорадным смехом. Действительно, как хорошо, что отсюда их не увидят — проблем с полицией Андрей не хотел бы, тем более что парень, размахивающий мечом посреди пустыря, больше смахивает на клиента психушки. Ника наблюдает за его попытками сражаться с весельем, как зритель в кинотеатре, разве что попкорна ей не хватает.

«Кстати,  — вспоминает она вдруг, — я не очень поняла по твоим воспоминаниям, но… кто такая Вера? »

Удар рассекает неподвижность. Деревья в лесу голые, ещё не успевшие покрыться листвой, а подстилка — опавшие с прошлого года кусочки. Андрей останавливается. Смотрит на клинок в опущенной руке.

 — Вернись, Ника, — произносит он. Девочка опускается на ноги, от каблучков раздаётся лёгкий стук, пышные полы юбки кратко взмывают, как птичьи крылья. Андрей на неё не смотрит, а голос его полон спокойной отстранённости: — Вера — всего лишь призрак. Её не существует. Я не хочу об этом говорить.

Девочка склоняет голову набок, но не переспрашивает. Иногда она, возможно, умнее, чем догадывается.

Спустя час перед Никой открывается массивная тяжёлая дверь, пропуская в незнакомую обитель, и девочка бодро перешагивает порог. Андрей ступает следом за ней и закрывает на замок; внутри сначала прихожая, маленькая и тесная, зато отсюда путь в большую комнату с невысоким потолком. Вся комната сияет чистотой. Здесь ровные углы, светлые стены, а мебель в тонах белых, чёрных и красных. Широкий диван посреди комнаты, закругляющийся полумесяцем к кофейному столику. Стеллажи с кучей книг. Всё это выглядит как изысканный современный интерьер — Ника насмотрелась на такие глазами Хозяина — и довольно мало говорит о своём владельце. Зато повсюду чисто, пыли нет. Ника разглядывает встроенную в потолок люстру, подлокотники дивана, на которых минимум поднос поместится, и через спинку перелезает на сам диван, бухаясь в окружении складок юбки.

 — Разуться забыла, — окликает её Андрей.

 — Лазуцца забыла, — передразнивает его Ника, коверкая звуки. Хозяин хлопает её по макушке сложенной газетой и проходит в одну из двух комнат, куда ведут двери, левая и правая. Ника сначала рассматривает телевизор — чёрная, блестящая плазма напротив дивана. Затем подскакивает и ныряет в противоположную комнату, оглядывается. Она никогда не была в человеческих жилищах, пусть и получила их изображения через воспоминания; самой можно всё пощупать, понять, как оно устроено, и это гораздо интереснее! Туфли девочка сбрасывает, оставаясь в колготках. Ступни погружаются в мягкость ковра. Такое помещение, очевидно, называется спальней.

Кровать двуспальная, прибрана. Две тумбочки. Шкаф с зеркалом. В тех же цветах, что и зал, и Ника обходит каждый уголок, заглядывает в шкаф, забирается в отделение с вешалками — она там помещается в полный рост. Стоит немного, окружённая рубашками и куртками, как лесом. Этот лес совсем другой, хотя оба они — чащи, заплутать можно и забыться; каждое дерево показывает какую-то дорогу, каждое о чём-то говорит. Андрей предпочитает одноцветные рубашки, часто с коротким рукавом, а верхнюю пуговицу может расстегнуть. Ника заглядывает и в ящики: равнодушным взглядом окидывает аккуратную стопку полотенец, шуршит руками на полке с джинсами, погружается до локтей в свитера и греет запястья в них.

У него не слишком много вещей. Если быть точнее, необходимый минимум. Всё, что имеется, новое и свежее — видимо, Андрей избавляется от старой одежды и сразу приобретает новую. Деньги позволяют, вон, даже Нику приодел, значит, долгов за ним не водится, на жизнь спокойную хватает. Вроде бы Ника должна всё знать о своём Хозяине — она ведь видела всю его память — но в то же время она ни черта не понимает его как человека. Какой он? Добрый или меркантильный, чего хочет, о чём мечтает? Андрей не раз протягивал руку помощи нуждающимся, однако неясно, какой личной ценой ему то обходилось. Как вообще можно всем нравиться, хотя не сидишь тише воды ниже травы, что-то делаешь? Какие же люди непонятные. Ника вытаскивает руки из свитеров и рассматривает тумбочки. Тут нет никаких фотографий или подставок. Всё просто и лаконично.

 — Что рыскаешь? — интересуется со спины мужской голос, и Ника подскакивает, сразу разворачивается, отводит резво правую ногу назад, разворачивает ладонь ребром… Фыркает сама себе: это Андрей. Пришёл из зала, хмурится, разглядывая её, хотя в вопрос не вкладывал ни капли злобы, только дружелюбие. Инстинкты не побороть. Ника отлично помнит, как уже попробовала поладить с людьми, когда только попривыкла быть в сознании. Они обошлись с ней не очень ласково.

«Это Андрей, — напоминает она мысленно. — Он меня не тронет». Но она не может ничего гарантировать, даже контракт защитой сильной не станет — это всего лишь договор. Она видела его воспоминания, но в его руках власть страшнее — её ядро. Если Андрей захочет её сломать, у него на руках главный козырь. Захочет ли?

Лицо у него не то чтобы одухотворённое, но точно притягательное. Этот человек окутан солнцем, словно в его плащ замотался, ореол вокруг головы возвёл. Глаза изумрудами горят, черты лица волевые и привлекательные, и такого сложно не слушать — затягивает. Ника в обаянии мало что знает. Однако она уже видела обаятельного человека, который в нужный момент становился холоднее льда и смертоноснее металла, и впредь её настораживает всякое лицемерие. А ведь Андрей — её единственная надежда.

Ника хочет жить. Хочет быть свободной. Исполнение этих желаний требует всего одного: доверия к Андрею Вознесенскому. Доверия ему ценой своей души. Как же всё сложно поворачивается, что выбирать приходится меж двух огней, и всё-таки — пусть этот пацан будет самым опасным решением Ники, он, по крайней мере, совершенно искренне вступился за неё. Даже если он плохой человек, нечто благородное в нём есть. Порывы, которым он подчиняется, не так злы. «Я, наверно, просто пытаюсь себя успокоить», — вздыхает Ника.

 — Разглядываю, что ты за зверь, — хмыкает она вслух. — Принюхиваюсь.

 — И как, много поняла?

Вызов в его взгляде, вот что сложно скрыть за любой улыбкой. Сейчас, в общении с Никой, Андрей не пытается строить из себя кого-то особенного, не улыбается без желания, и потому видно всю его блистательность без подоплёки. Глаза у него лукавые, будто предлагающие поймать его на слабости — этакий вызов всему миру, мол, раскройте меня, сломайте, ну же. А никто и не подступается. Такой вызов не примет ни честный человек, ни смелый. Слишком очевидно, что любого, кто всерьёз попробует пробиться, Андрей сам раскусит и выпотрошит. Ника не шутила, сказав, что человек он занятный — он действительно интересный. Осталось только понять, правда ли такой благородный или это служит высшей цели.

 — Ни фига.

 — Следи за языком, дитёныш.

 — Следи за дитёнышем, старик.

Андрей усмехается краем рта. Ника щурится шаловливо в ответ.

 — Покушать ты любишь, а как насчёт сна? — интересуется Хозяин и возвращается через зал в третью комнатку. Ника хвостиком ступает за ним, оказываясь в небольшой кухонке — тоже в стиль всей квартире. Наверно, сразу делали едино.

«Вот дурачок!» — и Ника объясняет ему, что Оружиям нет необходимости вообще поддерживать функции организма. Человеческая форма — не человеческое тело, и хотя некоторые физиологические процессы им доступны, например, дыхание, в еде нет нужды. Просто это вкусно. А вот спать порой нужно, чтобы восстановить силы. На этих словах по лицу Андрея пробегает тень; он делает быстрый шаг к девочке и пальцами отводит её подбородок в сторону.

 — Твоё ухо восстановилось, — замечает он. Голос у него не высокий и не низкий, обладает некой мелодичностью, но не возвышенной и звенящей, а скорее лёгкой и отдающейся эхом. Вряд ли он хорошо поёт, но говорит точно складно. Золотистые гладкие волосы вечно спадают на лицо, с одной стороны заправленные за ухо, и в правом ухе у него два мелких колечка по краю. Такой чужой, ни с кем не ласков. Ах, если бы Ника хоть немного больше понимала в людях! Может, она бы сумела постичь, что в душе Хозяина творится! Вспоминается, что было замечание, и Ника встряхивается.

 — Мы контракт заключили, — ворчит она, — и энергия распределилась между нами обоими. Видимо, залечилось.

Он недоволен или что? Беззастенчиво задирает свою рубашку — чёрную, из плотной ткани — и разглядывает медицинский пластырь. Белая заплатка на светлой коже. Фигура у него вполне гармоничная: Ника пытается в голове состыковать увиденные образы человеческих тел и приходит к выводу, что Андрей, видимо, хорошо следит за своим «храмом». Тот же тянет пластырь за край и рассматривает место, где до этого была рана. Поднимает на девочку-катану мрачный взгляд.

 — Покажи руку, — требует Вознесенский. Ника не подчиняется, и он тянет её за запястье сам. Тот порез тоже закрылся. — Итак, сколько энергии ушло и куда?

 — Ты вообще умеешь что-нибудь, кроме как спрашивать? — если честно, Нике уже приелось отвечать на самые простые тупые вопросы. Ядовито, точно с недоумком разговаривая, она чеканит: — При заключении договора высвобождается большой объём энергии. Такой, что его хватило бы не только пару царапин залечить, но и жизнь спасти. Ясно? А спать я пойду! Надоело рожу твою видеть!

 — Скатертью дорожка, — фыркает Андрей. — Тебе у дверки коврик постелить?

 — На диване устроюсь. Там приятнее, чем в этой твоей горнице, — и Ника гордо шагает в зал. Ей не нравится такая расцветка: пусть она кажется аккуратной, слишком много тут идеального. Безликое такое, не разберёшь, что за чем стоит, сколько теней переплетаются в одну, сколько шагов от угла до угла надо сделать, чтобы не пропасть. Зал побольше спальни, он по центру квартиры, и отсюда Ника хотя бы сможет за обстановкой наблюдать нормально. Андрей приносит ей длиннющий свитер — девчонке практически по колени — с махровыми носками и советует на ночь переодеться, уходит в душ — что за приверженец чистоты. Ника заворачивается в свитер, сваливает в один угол широкого дивана все подушки и падает в них. Так мягко! Как будто на облаке. Она никогда не спала на таком мягком. Там, где была раньше, только стекло да холод…

Андрей гасит свет, и комната погружается во мрак: за окнами уже вечереет. Сам же он садится на диван рядом, озаряется облик электронным светом: включил ноутбук. Его сияние Нике не мешает, и она просто лежит в окружении подушек, подтянув к себе ноги в больших пушистых носках. Андрей тихо стучит по клавиатуре, оглядывается на Оружие нечитаемо, поднимается. Куда-то ходит и возвращается: в одной руке кружка, в другой что-то тёмное. Притворяющаяся спящей, Ника содрогается всем телом, когда на неё летит чернота, и в это мгновение всё вспоминает — готова задушенно крикнуть, как тёплая ткань опускается на её плечи и обволакивает хрупкое детское тельце со всех сторон.

 — Чтобы не замёрзла ночью, — тихо произносит Андрей, заметив её реакцию, но ничего с тем не делая. Только погодя немного добавляет: — Я не причиню тебе вреда. Не бойся.

«Я не причинения вреда боюсь…» — но ответить Ника не может. Только заворачивается в плед и позволяет себе расслабиться. Ночь длинная, а утром, очевидно, дорогуша-Хозяин потащит её по делам. Всё равно дети умные спят в эти часы. Вот и она поспит. Хотя бы попробует. Бдение сменяется медитацией, и ощущения концентрируются на себе, отвлекая от внешнего мира; состояние, что у Оружия называется отдыхом, а у людей — дрёмой. Ника выдыхает и прячет лицо в подушках. С утра она будет готова к чему угодно.

Ника затихает в своём гнёздышке, так что Андрей остаётся наедине с собой. На экране горит вопросительно поисковая строка браузера, и быстрые пальцы вбивают запрос — придётся много времени потратить, лишь надежда мерцает, что получится найти хоть крупицу информации. «Оружие и Хозяин». Немного подумав, он меняет запрос на другой, более привычный слуху: «Мечи». И приписывает: «Городской миф».

Некоторые энтузиасты всегда распускали о них слухи, будто там или в другом месте их видели, но источник сплетен никогда не удавалось отследить. Егор был из тех, кто всем сердцем в сказку верит, именно в эту, и не раз с пеной у рта доказывал, что его мечты реальны. Мечи, мол, существуют. Просто, словно в теории заговора, их открытость регулируется некой скрытой полицией. Не то чтобы их существование скрывалось, Егор был уверен, что даже центр этой «полиции» может найти, но официальные новостные ресурсы никогда не упоминали Мечи вовсе. Так те и оставались всего лишь легендой, хочешь верь, хочешь не верь. Андрей не верил, пока ему на руки не свалилась суматошная девчонка, способная превращаться в катану и убивать себе подобных.

Легенды всё такие же, какими были. Прямо на улице, в супермаркете, выбирая продукты к обеду, или в библиотеке — где угодно рядом с тобой может находиться не человек, а существо по человеческому подобию. Прямо-таки сказочное создание: человек, на самом деле являющийся оружием, Мечом. Таких может быть бесконечно много, но самых главных среди них семьдесят два, как демонов Гоетии, и нельзя заранее узнать, кто из них как относится к человечеству. Может, они друзья нам, может, враги, может, им нет дела. Их покрывает собственная полиция, есть среди них и преступники, мафиози да наёмники. Весь набор.

Нигде ни слова о том, что Мечу нужен человек, способный его обратить. Ни про имена, ни про ядра, ни про контракт нет ни слова — не просочилась информация. Андрей проглядывает все статьи и обсуждения, забредает в тёмные уголки интернета и тщательно обшаривает даже пустяковые сайты и форумы, только больше путаясь в теориях. Кто-то прям считает их ангелами, а кто-то — действительно демонами, способными истребить человеческий род. И ладно бы были они не правы, но ни о каких целях Оружий Андрей вообще не в курсе. Ника просто хочет выжить, глобальных целей у неё нет — если, конечно, не скрывает, но сложно лгать тому, кто держал в руках твою душу. «Возможно, источник этих сплетен — другой Хозяин, — размышляет Андрей, потирая переносицу: глаза начинают побаливать. — Надо будет спросить Нику, возможно ли расторгнуть контакт. Вдруг это один из тех, кто порвал со своим Мечом? Если он рассказал и про «полицию», может, та существует на самом деле. Под кого же копал Егор? Под них, под таинственных мафиози, под ещё кого-то?»

Сомнения, что Егор не просто себе вены вскрыл, уже становятся твёрдой уверенностью. Все его книжки были заменены слишком аккуратно. Он мог что-то нарыть, а это что-то оказалось опасным — и в его доме были обломки Оружия. Ника рассказала, что если сломать безымянного, от него останутся такие осколки, которые постепенно сотрутся в пыль. Недели не хватило на то, чтобы остатки безымянных растаяли. Вопрос первый — откуда осколки? Если Егор не мог дать отпор, выходит, какое-то сражение всё-таки было. Вопрос второй — почему, опять же, Андрея не изучили?

В роду Вознесенских семейных тайн вагон с тележкой, и это станет видно, если взглянуть на известные факты. Андрей закрывает ноутбук и обеими ладонями растирает виски; неподвижный взгляд устремлён в пропасть, пересчитывая варианты, как пробегают пальцы по корешкам расставленных по полкам книг. Множество вещей могут насторожить таинственных недоброжелателей, даже Егор всего не знал. О своём персональном призраке и долгосрочным походам по психиатрам Андрей ему не рассказывал, да и о дяде молчал, но основа-то не была скрыта. Отсутствие родителей, опекун ушёл, стоило прогреметь восемнадцать лет воспитаннику, об этом Андрей всё-таки рассказывал. А если кто-то всерьёз возьмётся, то и остальное отыщет. Так что, не прочесали его личное дело? Так аккуратно подчистили смерть Егора, но на его завещание и личные связи внимания не обратили? Кто это, чёрт возьми, был, и почему Андрей оказался защищён, каким образом?!

Голова побаливает в затылке. Андрей оглядывается на Нику. Девочка лежит на подушках, свернувшись, как котёнок, накрытая пледом. Ровное тихое дыхание, плечи едва-едва поднимаются и опускаются. Она будто в коме, а не спит, почти неживая — губы плотно сомкнуты, глаза закрыты, ресницы не трепещут. Когда она пробовала новые вкусняшки, к её щекам приливал румянец, во время побега она была белая, как мел, а раны сухими не оказывались — по крайней мере, у неё есть кровь. Раз способна переварить еду, то и внутренние органы. «Физиологические процессы» — о дыхании в том числе. Её тело человеческое, но мир для неё другой. Она иначе воспринимает цветовой спектр, вкусы и запахи, и хотя ей всего два месяца, о себе она знает достаточно, разговаривает и мыслит здраво. Наверно, Оружие рождается с готовым пластом информации и навыков, или же о ней позаботился кто-то в месте, откуда она сбежала.

Цвет лица у Ники ровный, и она словно в любую секунду может открыть глаза и снова побежать. Вымотанная, истерзанная, ожидающая атаки со всех сторон — ей можно только посочувствовать. Андрей прикидывает: если никуда не уходить, наверняка её преследователи отыщут. Более того, они могут знать об Андрее и том, что он сумел призвать эту катану. Хотя, судя по её словам и шоку безымянных, никому другому это не удавалось. Кроме всего прочего, если это те же особы, что «позаботились» о Егоре, они профессионалы и их стоит остерегаться. Риск риском, веселье весельем, а умирать Андрей пока не планирует. Он не выполнил ещё то, ради чего родился. И не встретился со своим призраком. До тех пор нужно жить, и Ника — прямая тому угроза.

Он может её сдать. Хладнокровно и ясно Андрей обдумывает этот вариант: если он останется на месте и дождётся прибытия лапочек-киллеров, но вместо сопротивления позволит им забрать Нику, выгоды особой не будет. Свидетеля наверняка пришьют на месте, а то и с собой заберут — он ведь сумел её обратить, значит, может пригодиться. Зачем внедрять в девчонку датчики? И она такая зубастая и когтистая, чтобы в неё что-то зашить, надо обладать недюжей силой, властью или ещё чем-то, чтобы присмирить хоть на время одной операции. Опыты на ней ставили, что ли? Пытали? Два месяца всего — что она может знать или что успела сделать? Единственное место, где Андрей найдёт ответы, — это источник, откуда всё пошло. Место, откуда она ушла. Только там знают истину.

Конечно, неплохой вариант. Но… Андрей смотрит на её лицо. Во сне Ника спокойна так, как не была ни секунду пролетевшего дня. Он кожей чувствует исходящее от неё ощущение забвения — глубокого и затягивающего, как тёмный омут без дна. Ей нужно убежище. Кров, отсутствие опасности, отдых. Немного обычных житейских радостей, ведь она ничего в мире ещё не видела толком, хотя знает, что как называется и выглядит. Кто-то, рядом с кем она сможет хоть немного меньше ждать подвоха и ножа в спину.

Полузабытым сном возникает образ дотлевающий, рассыпается в прах прямо по ладоням, першит в горле, пробирается в лёгкие, застилает глаза. Тогда он ничего не смог сделать. Так что получается, забота о Нике — попытка откупиться от преследующего шаг за шагом прошлого греха? Андрей смотрит на этого ребёнка. Она лишь немногим старше выглядит, чем та, кого он так желал защитить. Но не сумел. Она растаяла, а он остался один.

Эта девочка — не Вера.

Пощёчина прилетает от собственной руки, отдаётся болью в дёснах. Андрей крепко зажмуривается. Конечно, у него есть выбор. Будет проще отдать Нику так желающим её поймать и пойти с ними на условиях мира — так он может разузнать прямо в первоисточнике, что было с Егором и за что его распяли. Он не очистится, если всего лишь защитит одну девчонку-клинок. Но тут в дело вступает другой фактор, ещё значительнее.

Они поклялись друг другу. Андрей обещал, что рядом с ним никто не тронет Нику, Ника обещала, что последует за ним и будет его мечом. Воину нужно оружие. Оружию нужен Хозяин. Она нуждается в свободе, а он — в ответах. Это равноценная сделка. Андрей может быть сколько угодно плохим человеком, но от данного слова он никогда не откажется, тем более от честно и прямо высказанных условий. Никому он Нику не отдаст. Она — его Оружие, и чёрт со всеми преследователями. Потенциал у неё огромный, он сам почувствовал, первый раз её призвав. С такой силой трудно совладать, но Андрей справится на раз-два. Никуда она без него не пойдёт, и он не станет жертвовать ей ради своей выгоды. Именно ей — не станет.

Жертве ещё придёт время принестись, самой на алтарь прийти, но до тех пор главная цель — выжить. Завтра они постараются покинуть эту квартиру. Андрей приваливается к спинке дивана. Рядом едва различимо дышит Ника. Всё они решат утром, а там и определятся, куда направляться. Всё — утром. Переливчатый смех раздаётся в далёких уголках сознания. Андрей загоняет их как можно глубже. Сейчас — реальность. Призраки потом.

Призраки потом…