Сила привычки (джен)

Пончиковая «У Гриди» оказалась, на удивление, одной из тех вещей, над которыми были не властны время и пространство.

— Кофе, чёрный, — Пятый с усилием растянул губы в подобии улыбки, не желая показаться грубым.

Лучившийся приветливой доброжелательностью взгляд стоявшей за прилавком Агнес — точно взгляд призрака прошлого и будущего Рождества одновременно — заставлял его чувствовать себя неуютно: он знал, когда она умрёт и как, но ничего не мог поделать с её раком. Может, Пятый становился чересчур сентиментальным, но ему казалось, что она заслуживала большего.

Возможно, Эллисон могла решить эту проблему одной фразой… но её здесь не было. И под «здесь» подразумевалась грёбаная альтернативная вселенная, в которой он застрял. Другого объяснения тому факту, что информации о его семье не нашлось — вообще нигде, абсолютно ничего, полный, сверкающий в своей первозданной округлой чистоте сферический ноль в вакууме! — он придумать не смог.

В полдень первого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года у самых разных женщин по всему миру, которые ещё с утра в тот день даже беременными не были, на свет не родилось сорок три удивительных ребёнка.

Сэр Реджинальд Харгривз всеми правдами и неправдами не усыновил семерых из них и не воспитал в соответствии со своими извращёнными представлениями о том, как растить будущих героев и спасителей человечества; старины Реджи просто не существовало. Ни следа, ни упоминания. Ни-че-го. А единственная известная «Амбрелла» — выдуманная злая корпорация из компьютерной игры. Если кто-то или что-то действительно настолько сильно изменил прошлое, откуда бы тогда взялся сам Пятый?

Всё это не имело абсолютно никакого смысла, если только он каким-то образом не оказался в другом мире.

— За счёт заведения, дорогой, — в дополнение к заказанному кофе Агнес поставила перед ним тарелку с пончиком и тепло улыбнулась.

— Спасибо, — Пятый сказал это настолько душевно, насколько кто-то вроде него вообще мог быть душевным, и с охотой вгрызся в пончик, щедро начинённый арахисовым маслом в качестве начинки; он на секунду даже зажмурился от удовольствия.

За открытиями последних суток — одно интереснее другого — такие мелочи, как еда или сон, совершенно вылетели у него из головы, и всё то время, пока он собирал информацию, его не оставляло ощущение, что судьба прицелилась, плюнула и попала: пусть в этом мире не случилось Харгривзов, но геройско-злодейская деятельность бурлила как бы не в сотню раз активней, чем в родном. Куча героев переменного состава под предводительством двух основных — Ледибаг и Кота Нуара, — противостояла злодею Бражнику, постоянно клепающему одержимых бабочками-акумами миньонов, и битвы случались по несколько раз в неделю; Париж до сих пор не лежал в руинах только благодаря способности Ледибаг исправлять причинённый во время сражений ущерб. Даже жаль, что никто из его мира не обладал подобной силой: можно было бы спасти Бена и Пого, не позволить Лютеру озвереть, причём во всех смыслах, без проблем залатать связки Эллисон и всех помирить ещё до того, как стало поздно; возможно, даже исправить его самого, то, что сделала с ним Комиссия. Хотя вот это уже вряд ли.

С одной стороны, зря Пятый не познакомился с местными героями, когда выпала такая возможность. Их маски не были фальшивой данью приличиям, и люди, по крайней мере широкая публика, действительно не знали, кто они на самом деле, так что выйти на контакт получится не раньше следующего нападения Бражника, но ждать неизвестно сколько — при условии, что он его не пропустит вообще — не казалось разумным выбором, не в условиях цейтнота. С другой же стороны, просмотр нескольких десятков репортажей о сражениях оставил у него не самое лестное впечатление: Ледибаг, Кот Нуар и их нерегулярные помощники зачастую вели себя как идиоты, красуясь друг перед другом, напропалую флиртуя и отпуская сомнительной ценности шуточки вместо того, чтобы делать дело. Не из-за этого ли они вот уже несколько лет не могли справиться с одним-единственным злодеем? От них вообще будет хоть какой-то прок?

Однако его собственные братья и сёстры тоже были теми ещё выпендрёжными долбоёбами, видимо, геройство и идиотизм связаны на каком-то глубинном уровне, можно даже сказать фундаментальном. О какой критике местных вообще можно говорить, если сами они проебали спасение мира тупым опозданием. Серьёзно, Пятого аж трясло от воспоминаний о неспособности дорогих родственничков следовать элементарной инструкции и просто прийти, мать их, вовремя! В голове до сих пор не укладывалось, что Клаус — господи, Клаус! — оказался пунктуальней Вани, Эллисон и Диего.

Одно хорошо: сам Пятый на героя никак не тянул и потому всякой хернёй не страдал.

Может, конечно, он был несправедлив к местным, но ведь не на пустом месте, особенно если учесть, что это наверняка именно Бражник толкнёт Ваню сделать то, что вызовет апокалипсис, по крайней мере, такое у Пятого сложилось мнение после всего, что он про него выяснил: либо его марионетка каким-то образом притащит её сюда, либо она сама прискачет спасать Пятого (от этой мысли ему парадоксально становилось теплее на душе, даже несмотря на все последствия) и попадёт под власть акумы, ведь сила Вани полностью основана на эмоциях, а из-за неопытности они у неё постоянно хлещут через край, что сделает её невероятно уязвимой.

Поэтому к третьему апреля две тысячи девятнадцатого года Бражник должен прекратить своё существование — так или иначе, — и пусть осталось меньше десяти дней, но у Пятого уже имелся какой-никакой след. Помогут ему местные или нет, он справится; а если нет, то вернётся дальше во времени и попытается снова. Это, конечно, может вызвать другой апокалипсис или этот же самый, просто раньше, однако…

— Дорогой, может быть, ты хочешь воспользоваться телефоном? — прервала его размышления Агнес.

— А?

— Ты выглядишь усталым и вот уже пять минут как сидишь без движения, остекленело уставившись в пустую чашку, а время, между тем, довольно позднее. Лучше, если тебя заберёт кто-то из родителей.

— Благодарю за заботу, но мне отсюда буквально два шага пройти, — Пятый вежливо улыбнулся. Он оставил на чай достаточно, чтобы компенсировать ей стоимость пончика «за счёт заведения» и ещё немного сверху. Оставил бы больше, но это всё, что имелось в карманах у попытавшегося ограбить его по пути сюда идиота. Не то чтобы Пятый заранее не предполагал такого исхода, когда выбрал кружной маршрут от библиотеки до пончиковой по самому неблагополучному району.

Едва за ним закрылась дверь, как он телепортировался, и поздний вечер Индианаполиса сменился ранним парижским утром.