I'll Fight (гет)

День 271 до.

Он уверен, что сдох в том облёванном (и совсем не только им) тёмном закутке, даже после того, как, открыв глаза, находит себя в собственной кровати. Это настолько неправильно, что кожа покрывается мурашками, и всё его естество протестующе трепыхается, заставляя подскочить. Метнуться к зеркалу и, вцепившись в края рамы, смотреть на себя, сопротивляясь желанию отвести взгляд.

Забыть, что такое зеркала. Забыть, как он выглядит.

Драко сам не знает, что выискивает в отражении. Глаза вовсе не стали по-рыбьему мёртвыми, на его щеках румянец и полосы от подушки. На его лбу вовсе не светится «Чёртов убийца». «Ебаный Пожиратель». «Мерзкое отродье».

Ничего подобного, и это всё так же противоестественно, как и то, что он ещё смеет стоять, дышать и даже чувствовать.

Нужно собраться.

Сегодня он будет вести себя совершенно нормально, он будет торчать на входе, будет проверять учеников и изображать вселенскую скуку. Он будет действовать только по обстоятельствам, совершенно ничего не планируя. Начать думать — значит, проколоться. Значит, окончательно все проебать.

Драко откапывает засунутый в самый дальний угол сундука флакончик с антидотом к сыворотке правды и убирает крохотную склянку в карман.

**'

Всё в порядке. Всё в порядке. Всё в полнейшем порядке — его мантра сегодняшнего дня.

Всё в порядке. Он позволяет Панси ерошить свои волосы и требует, сидя на завтраке, чтобы они притащили сладости из Хогсмида. Он не смог выпить ничего, кроме стакана яблочного сока, но шумел и ёрничал по каждому поводу и избежал ненужного внимания.

Всё в порядке. Падма недоверчиво косится на него вместе с МакГонагалл, когда он, проводив взглядом последнего ушедшего студента, накладывает согревающие чары и, наколдовав кресло, погружается в чтение.

Всё в порядке. Он ополаскивает лицо, пытаясь смыть панику. Возвращается на пост и начинает с маниакальной концентрацией проговаривать каждое слово, которое видит на странице.

Всё в порядке. Драко закрывает глаза на парочку вредилок из чистого противоборства снобизму Грейнджер. Он не понимает, как всё ещё смеет думать об этом, но он думает.

Всё в порядке.

Его сердце обезумело. Оно трепыхается, готовое разорвать все путы сосудов и вен.

Хагрид врывается в холл, закрывая собой свет, идущий с улицы, словно огромное тёмное пятно. Великан орёт и не может устоять на одном месте. Драко почти этого не замечает, как не обращает внимания на бледнеющие лица декана Гриффиндора и однокурсницы. Ему не нужно слушать объяснения. Он и так знает, что произошло.

В ручищах лесника девчонка из гриффиндорской команды по квиддичу. Без признаков жизни.

Он проебал возможность. Всё нихуя не в порядке.

* * *

Блейз ломает ему нос. Пару раз, насколько Драко может судить, и он совершенно не сопротивляется. Он — упивающийся праведной болью бессильный уебок. Он знает, что получает по заслугам. Забини даже не нужно произносить это вслух.

За необдуманность. Голова долбится об стену, когда Блейз трясёт его, как тряпичную куклу.

За то, что подверг опасности каждого ебаного пиздюка в школе. Кожа на скуле расходится; нахер перстни, дружище, возьми кастет. Раздроби все кости.

За то, что вообще сделал это, хоть даже и не мог иначе. За ебаные лживые утренние улыбки. За то, что Панси задыхается в соседней комнате от осознания, что он может кого-то убить.

Он щерится другу в лицо, поднимая верхнюю губу в каком-то подобии улыбки, его зубы выпачканы кровью, она, чистейшая и благороднейшая, сочится из его рта, и он благодарен. Ему хуево, но от сочувствия он вышел бы в окно.

* * *

К десяти он просто не может оставаться в комнате. Умывается, вправляет нос и не заморачивается, чтобы свести синяки.

Бежать. Нахер отсюда. Из этих стен, в которых ему определённо нет места.

В школьных коридорах нет ни души. Конечно. Все сидят по факультетским гостиным и яростно пытаются осмыслить то, что произошло сегодня. Строят предположения одно безумнее другого и трясутся от страха. Драко хочется того же, но вместо этого он бредёт к стадиону.

Его метла в ближних раздевалках ещё с прошлого года, однако в дальних горит свет, и ему любопытно.

А вдруг там Поттер? Абсурдная мысль. Бесится от осознания, что не смог всех защитить, и размазывает сопли по щекам от поруганного геройского достоинства? Он давно не нарывался на очкарика в одиночестве. А сейчас самое время для приватного разговора по душам. Кулаки буквально чешутся, а его лицу хуже уж точно не сделать. Драко решает прогуляться и обнаруживает, что реальность еще абсурднее, но, похоже, у него какая-то чуйка на красно-золотых.

На этот раз Грейнджер ревёт в квиддичной раздевалке. Точнее, заканчивает реветь, когда он до неё доходит — слёзы уже не текут, но она опухшая и едва заметно икает. Она в гриффиндорской секции, разумеется, но и дверь никто не запирал.

— Ты что, меня преследуешь? — она окидывает его, застывшего на пороге, каким-то обречённым взглядом.

Дерьмовый день, заучка? У меня тоже.

— Да, — пожимает плечами он. — На тебе с десяток следящих заклинаний, и парочку маячков подшаманил с GPS для верности. Всё это срабатывает, когда ты начинаешь распускать нюни.

Она округляет глаза и даже чуть подаётся вперёд:

— Ты знаешь, что такое «маячок», Малфой?

— Нет, как ты могла такое подумать! — тоже округляет глаза Драко. — Я ведь живу в пещере, а на самолеты шиплю и тычу в них палкой.

Она совершенно неожиданно, видимо, для самой себя хихикает и тут же хмурит брови и облизывает губы. Девчонка пялится на него так, будто только сейчас поняла, что это он. Наверное, это действительно так.

Он практически даже не цапался с ней в этом году. В поезде и пару раз, когда нарывался Поттер. Ничтожно мало по сравнению, например, с прошлым, когда он думал, что вот-вот наступит какая-то странная новая жизнь и очень старался ей соответствовать. За прошедший месяц он абсолютно ни разу не назвал ее грязнокровкой, например. Интересно, как она себе это объясняет? Объясняет ли вообще?

Или она рассматривает его потрясающий макияж?

— Что с твоим лицом?! — ну да, синяки — отличный отвлекающий окрас, притягивают на себя все внимание.

— У меня специфический фан-клуб, Грейнджер, — хмыкает и скрещивает руки на груди, мимолетно поглаживая плечи. — Могу узнать расписание и прислать приглашение, хочешь?

Она молчит. Не знает, что сказать?

Драко вспоминает, что была ещё встреча у мадам Малкин. Потащился туда в последний момент, устроив матери последнюю передышку от родного дома на многие месяцы. Нарвался на эту чудесную троицу и не смог не пиздануть. И почти сразу же пожалел, потому что добавил причину в строчку маминого списка для слез по ночам. Дерьмо. Он ненавидит себя за это.

— Очкарик по-любому гонит на меня, да? — выходит даже с более тянущей отчаянной обречённостью, чем он хотел. — Ну, я о том, что случилось сегодня с вашей подружкой.

Он спрашивает это первым, справедливо полагая, что этот вопрос просто обязан прийти ей в голову, и реши она задать его, Драко не знает, как отреагировал бы.

Морщинка между ее бровей разглаживается, потому что они ползут вверх. Ей лучше без челки, а ещё он не позволит ей взять и изобразить недоумение.

— Да брось, Грейнджер, у него на меня стоит сильнее, чем на всех подружек, — он усмехается, она закатывает глаза, — И это общеизвестный факт! Не думай даже спорить. Откуда я, ты думаешь, так много знаю о слежке? А недавно, плещась в ванне…

— Ты хочешь сказать мне, что Гарри... Что?!! Эй! Не смей даже думать, чтобы курить здесь!

В ее глазах настоящее возмущение, а потом добавляется чуточку неожиданного веселья, когда она понимает, что он улыбается.

Он на эмоциональных качелях, подлетает туда-сюда, крутится солнышком.

Драко отступает в темноту и, пройдя через коридор, замирает в проходе в слизеринскую часть. Прикуривает сигарету, проводит линию дымом по краю дверного проема и возвещает:

— Здесь нет твоей власти! Я в укрытии.

Грейнджер посылает ему взгляд типа «ты-что-поехал-дурачок?» и попросту теряется. Наверное, обдумывает, какова вероятность, что он чокнулся. И эта мысль отдаёт весельем. Наверняка так и есть.

Он держится, но чувствует, как отказывают тормоза. Он не знает, как разобраться, Драко даже не уверен, а стоит ли разбираться. Ему и так есть о чём переживать. А ещё он может умереть в любой из дней, включая сегодняшний.

— Гарри действительно считает, что ты…можешь быть замешан в этом…

«Говори прямо, Гермиона, — хочется поправить ему, — Поттер говорит, что я — собачка Волдеморта, когда выражается достаточно мягко». Этого не стоит говорить.

— А я действительно считаю, что он тупой хуесос, — ну, сейчас разозлится.

— Ты ж сама ему не веришь, — быстро добавляет он и еле удерживает губы, чтобы не улыбнуться ещё шире: он попадает в точку.

Во-первых, Поттер именно это ему и орал, когда они начинали рычать друг на друга в коридорах, так что суть его претензий чётко угадывалась; ну и, во-вторых, он просто подслушал один из их разговорчиков о себе. Совершенно, кстати, случайно.

У чертова шрамоголового была эта хуева волшебная карта, и хуев ублюдок и вправду за ним следил. А еще он абсолютно всем делился со своими друзьями. Так что Грейнджер точно в курсе всех его действий, слов и прочих сведений, добытых поттеровским шпионажем. И все это её нихера не убеждает.

Ищешь оправдания всем и каждому, Грейнджер?

Блядь.

В этом разговоре неловких пауз между ними намного больше, чем самих слов, так что он не может сказать точно, сколько они уже молчат. Сколько она уже пялится на его грёбаную левую руку? Сука, нужно было смотреть не на стену, а на неё, может, успел бы отвести.

Малфой, — скажет она, — а закатай-ка, пожалуйста, свой левый рукав.

И что бы он ни ответил, какую причину бы ни привёл, это будет только «да» или «нет».

Из какого-то крана позади него капает вода, а воротник рубашки давно стал жёстким от впитавшейся в него крови.

— Значит, коридор — территория нейтральная?

Что?

— Ага, — хрипит он. Что? — Здесь — да.

И делает шажок вперед.

— А где — нет? — Грейнджер тоже их делает. Несколько чуть нервных шажков по направлению к нему.

— В Хогвартсе, конечно, там это линия фронта.

Она снова закатывает глаза. Грейнджер, что, мать твою, ты делаешь?

— Я, пожалуй, пойду, Малфой, — она направляется к выходу.

— Давай, — она не отвечает, но чуть оглядывается.

Она не спросила.

От этого неприятно горькое чувство на языке и в мозгу. Грейнджер не просто верила Поттеру, она знала, что дружок прав. Потому что это очевидно.

Не спросила это у него как раз потому, что это совершенно понятно и без слов. Она испугалась оказаться правой и не стала проверять. И у них с Грейнджер только что появился настоящий маленький секретик.

Драко грустно. Так невосполнимо одиноко, что он, не зная, куда деть руки, обхватывает себя ими и сжимает изо всех своих сил.

 

День 270 до.

 

Воскресенье ожидаемо проходит в шепотках за спиной и косых взглядах. Панси заплаканная и молчит. За завтраком, когда МакГонагалл объявляет, что Белл жива, хоть и направлена в Мунго, Драко думает, что это лучшее, что слышали его уши в этой жизни.

Он всё ещё никого не убил. По чистой случайности, но всё же нет. Счастье заполняет каждую его частичку, он позволяет себе начать дышать.

 

День 269 до.

 

Он снова рассматривал Грейнджер. Взгляд примерзал и не мог двинуться. Он чуть не потащился к её парте, и, наверное, сел бы рядом, если бы Панси не поймала его за локоть и не потянула на шажок назад.

Он падает на свое место, достаёт учебник и пергамент, забывает вынуть перо и снова поднимает взгляд на кудрявую голову. Она смотрела в его сторону сегодня всего один раз. За завтраком чуть прищурила глаза и забегала ими по слизеринскому столу, пока не остановилась на нём. Драко помахал ей чайной ложечкой, и она, поспешно отвернувшись, затараторила что-то девчонке Уизли. И старательно не поворачивалась туда, где он, предположительно, мог быть вот уже девять часов.

* * *

Удача снова поворачивается к нему лицом. Грейнджер роняет сумку, рассыпая всё её содержимое, когда рыжий увалень врезается в неё, и неопределённо машет рукой, призывая не помогать ей. У её придурков тренировка, хер знает, откуда ему это известно. А он просто продолжает сидеть, как сидел, пока все ученики рассасываются, даже чуть дольше, потому что лазящая под столами Грейнджер не замечает его.

Она вскрикивает и нелепо-смешно всплескивает руками, когда наконец натыкается на него глазами. Он бы улыбнулся, не будь он в бешенстве. А тут именно оно, дерёт, сука, его нутро с первых минут, как открыл глаза.

Потому что какого хера, а?

— Ты меня напугал, Малфой! — стоит тут и снова начинает раскладывать бумажки в правильном порядке.

— Да, — соглашается он, во рту ебучая Сахара, — я тебя напугал.

Она поворачивает голову к нему и натыкается на его прямой пустой взгляд и невеселую усмешку. Девчонка явно хотела ответить что-то, что с этим вот лицом не сочеталось. Как быстро люди привыкают к отсутствию угрозы просто от нежелания пускать это дерьмо в свою жизнь.

Не хочется с этим разбираться, будущая героиня, да? Нет уж, сучка. Она смотрит на него и молчит. Он видит даже, как пару раз её рот приоткрывается, но она быстро захлопывает его и немного сжимает пальцами ткань юбки. И выдает:

— С тобой все в порядке, Малфой?

— Не-а, Грейнджер, нихуя, — ухмыляется он, пригвождая её к полу, — со мной нихуя не всё в порядке.

По коридору, издавая по-настоящему дикие звуки, прокатывается лавина мелкоты. Драко взмахивает палочкой, прикрывая дверь. Грейнджер будто не обращает на это никакого внимания. Стоит у своей парты, хмурится и не собирается с визгами прорываться к выходу. Наоборот, даже присаживается на столешницу. У нее будто отсутствует инстинкт самосохранения.

Ну ничего, сейчас он немного приведёт её в чувство.

— Что происх…

— Какого хера ты всё ещё здесь? — он обрывает ее, это сейчас не имеет ни малейшего значения.

— Где — здесь? — отвечает она и даже чуть машинально оглядывается по сторонам. Ищет, что ему могло не понравиться в кабинете?

— В Хогвартсе, Грейнджер! — сквозь её тихую задумчивость начинают проступать привычные черты раздражения, он хорошо выучил их за половину десятка лет. Её глаза сужаются на пару миллиметров для начала. — Какого хера ты здесь забыла, идиотка?

Почему ты не мчишься опрометью к воротам? Почему не орёшь в истерике на Дамблдора, требуя, чтобы он немедленно отправил тебя к тебе, какая же ты тупая сука, домой? Почему не отступаешь спиной назад от всех нас, визжа, что пошли мы все тут дружно далеко и надолго? Ты вообще понимаешь значение слова «геноцид», ебанашка?

— Я учусь здесь, Малфой.

Геноцид, пизда ты героическая, это когда волей судеб какая-то группка назначается виновной во всём на свете. На самом деле хорошая идея. Чудесно работает при начале мировой революции. Для выхода пара, для отвода глаз.

Быть в этой группке, вот что хреново, Грейнджер.

— Тебя, нахуй, не должно быть здесь и в помине! — ты, ебаная ошибка Вселенной, почему до тебя это ещё не дошло?

Ее подбородок задирается, у неё пиздец какая тонкая шея. Он схватится за неё, если потребуется, вытащит за шкирку, закажет экипаж и отправит нахуй отсюда. Потому что ей совершенно не обязательно подыхать во имя не своих проблем. Она имеет возможность сделать их не своими. Так какого хера этого не происходит?!

— Как же я жила без этих песенок о Грейнджер-грязнокровке?! — его перетряхивает от ярости. Разозлилась, мечет молнии из глаз. И ни одного взгляда на дверь, верно он назвал её идиоткой.

Под чьими знамёнами ты так радостно собираешься проститься с жизнью, а? Кто и что стоит выше, чем твоя ебаная жизнь? А, ну конечно… Как он сразу не дошёл?

— Достаточно весело, предполагаю, — причём тут это, как ей удается совмещать такой мозг и умственную отсталость в одной черепной коробке? — Это не твоя чёртова жизнь, ты здесь пиздец какая лишняя.

— Она моя. И я в ней на своем месте, хорёк. А вот с твоим нахождением здесь я бы поспорила.

Он отталкивается от парты с такой силой, что она чуть отъезжает, Грейнджер вздрагивает, но всё так же не двигается. Гордость не позволяет?

— И где же, по-твоему, я должен быть? — какая она мелкая, ему даже приходится ссутулиться. — Давай, где? Где, Грейнджер? — скажи, блядь, это мне в лицо, скажи.

— В чёртовом Азкабане ты должен быть! Вместе со своим… — да, давай, скажи, что со своим папашей Пожирателем, да, сука?

— Почему ты, нахуй, такая тупица?! — он смеётся, но это больше похоже на рычание. Замечательно. Зачем тебе членораздельная речь, она всё равно не поймёт. — Какого ты всё ещё не поняла, что это не так закончится?

Он не хочет всех этих смертей, которые однозначно будут. Не хочет, чтобы кто бы то ни было умирал. Например, она.

— И как же всё будет, Малфой? Тьма победит, огонь с небес поразит всех грязнокровок, а ты займёшь место у ног рядом с троном?

Она раскраснелась, она зла, и это почему-то работает антидотом к его собственной злости. Нет, дура, всё будет совсем не так. Всё будет в десяток раз хуже!

— Да, именно так. Солнце скроется, океаны крови выплеснутся на землю, а ты умрёшь. Вместе со своими маглами-родителями, кстати, — он бросает это мягким шёпотом, наслаждаясь тем, как на её лице отражается паника. Она абсолютно точно об этом думала. — Отличная перспектива, верно?

Он подобрался к ней настолько близко, что может видеть каждую побледневшую веснушку на ее щеках. Она пахнет какими-то сладостями и страхом. Пялится, как завороженный, представляя, как от её лица отливает кровь, ага, эта её грязная кровь, как тускнеют глаза. Какая это, к чёрту, твоя жизнь, Грейнджер?

Она отталкивает его от себя, хватает сумку и выходит, хлопая дверью.

Дурацки пустой вышел разговор.

* * *

На занятия он не идет. Драко не идёт вообще никуда, и к обеду он в стельку. Еле ворочает языком, пытаясь объяснить час колотившему дверь Блейзу, что просто трахал он всё это в рот. И школу, и обязательства, и Волдеморта, и Грейнджер.

Хуев год, хуевы последние пару лет, хуева дальнейшая короткая жизнь — всё его хрипло-невнятное бормотание сводится к этому. Драко не помнит, как звучит его нормальный голос.

Какой во всем этом смысл? Мир рушится, все давно катится в ад. И он не пойдёт отрабатывать заклинания, которые никогда ему не пригодятся, будет сидеть здесь, курить и глотать огневиски, как взрослый.

Кто-то хочет рассказать ему, как вернуть нормальную жизнь?

Нет?

Ну и идите все нахуй.

* * *

Он принимает единственное верное, по его мнению, решение: попросту уходит в запой. Домовик таскает ему выпивку и еду из дома, мать шлёт гневные письма, а он разводит из них костёр прямо на полу, едва не сжигая ковёр.

Блейз собрался бороться с ним, поэтому Драко не пускает его на порог. Накладывает заглушающие, корчится три ночи подряд от наказаний Лорда за свой провал и засыпает там, где голова касается пола.

В среду — а это среда? — к нему присоединяется Паркинсон.

Панси влюблена уже два года. Это взаимно, он весел, богат и готов носить его лучшую подругу на руках. Всё было бы просто отлично, но на руке бывшего капитана его факультетской команды то же уродливое клеймо, что и у него. У Маркуса Флинта так же нет никакого выбора.

«Не стал ты квиддичной звездой, братан, — хмыкает Драко про себя. — Никем ты не стал. Как и я».

В океане боли Панси могут затонуть целые флотилии. Драко проводит вечер, прижимая её к себе и неся какой-то бред про то, что всё будет хорошо. Что Флинт выживет, и он, Драко, так же ужрётся, как сейчас, на их свадьбе, и ей обязательно будет за него стыдно.

Он проводит так больше недели, разносит комнату, ревёт, смеётся, помогает Гойлу пригласить на свидание какую-то пятикурсницу, выступая суфлёром с помощью заклятия тихого разговора.

Вернее, думает, что помогает, на деле — икает, ржёт и шепчет непристойности. Грегори бы ответил ему потом, если бы всё не было так плачевно. Драко знает это, и ему… Плевать? Ага.

Драко Малфой бежит от реалий собственной жизни, и никто не хочет вставать у него на пути.

Поттер наверняка сказал бы, что это из-за отца. Драко уверен, что это просто потому, что он охерел.

— Ты охамел! — орёт на него Снейп. Крёстный покрывает его всё это время. Драко не знает, как именно, и ему совершенно безразлично. А когда терпению декана приходит конец, и он влетает в комнату с явно заготовленной тирадой, чтобы направить его на путь истинный, встречает полное разочарование.

— Пошел ты нахуй, старый хрыч, — весело приветствует его Драко и блюёт ему на ботинки. Ах, простите! — Ты тоже во всём виноват!

Крёстный сдувается, Драко это видит, но ему всё равно. У Снейпа был выбор когда-то, очень-очень давно, но он был. И вот теперь это бьёт и по нему тоже. Так что Драко абсолютно не жаль, получите распишитесь.

Северус устраивает над его головой ледяной ливень и оставляет скляночки с самым отвратительным антипохмельным зельем, которое Драко в свой жизни пробовал.

 

День 258 до.

 

Он похудел, штаны висят, а рубашка болтается. Синяки под глазами уже не просто синие, они черные, выглядят как провалы, Драко похож на панду или мертвеца. На мёртвую тощую панду.

Он шатается по замку без какой-либо цели, избегая голосов и не имея ни малейшего понятия, куда идет. Посмеивается, размышляя, что если Поттер в этот самый момент пялится на свою карту, то у него должна была уже закружиться голова от этих метаний.

Драко залезает на подоконник, прислоняется затылком к стеклу.

Как там мама?

Он не отвечает ей. Не знает, что написать. Он просто не может написать нужные слова.

Какие нужные слова, блядь? Привет, дорогая мама, извини что не отвечал, был очень-очень занят, купаясь в бассейне безумия, отвращения к самому себе и панического страха. Да, мамочка, и за тебя тоже, за всех нас.

— О-о-о ебаный, аха-ха…

Как ты справляешься там, мамуль? Нашим дорогим гостям всего хватает? Крики из подземелий не утомляют тебя? Сколько домовиков подохло в этом месяце? Тёмный Лорд не говорил тебе, когда собирается позволить отцу вернуться домой?

Скорее он сломает себе руки, чем возьмётся за перо. Нахер.

Драко вертит головой и понимает, что находится в том самом коридоре, на стене которого четыре года назад появились кровавые письмена о Тайной комнате. Как банально. Закрывает глаза и проваливается в то, что хранил за семью замками, туда, где впервые рухнуло его детство.

Он был любознательным, учился новому с той же рьяностью, что гонял на метле. Кто же знал, что библиотека собственного поместья станет точкой отсчёта конца?

* * *

Неприметная книженция заговорила с ним, когда он выбрал её пустые страницы, чтобы записать рецепты на каникулах. На странице проявились пометки и исправления, а зелье вышло превосходно.

Не то чтобы это совсем не смутило, просто… Ну оставил его затерявшийся в веках наверняка почётный предок свой зачарованный дневник на полках, ну так ему же в плюс, сейчас как поднатаскается, как поразит всех этих идиотов, не способных отличить боярышник от сушёных гусениц!

Блядь.

Это был первый раз, когда он видел отца таким. Страх, опустошение и крах надежд. Люциус и не пытался скрыть это от сына, был уверен: не поймёт. И, конечно же, он не понял. Как много банальностей.

Он притащил книжонку к Гойлам, и Грегори радостно спалил его перед родителями, мол смотрите, ничерта Драко сам не учится.

Сердце выписывает кульбит, и Драко летит куда-то ещё глубже.

— Мой муж не умеет существовать в тишине, — смеялась Нарцисса и одаривала отца этими растянутыми во всё лицо улыбками, морщила нос, сияла глазами, и говорила, что Люциус — шумный.

Вот прям весь. И Драко помнит отца именно таким.

Громкий, статный и весёлый. Отец входил в комнату, заполняя её собой всю, приносил какофонию звуков, ощущений и общности, и Драко смотрел на отца и до безупречности хотел всё это скопировать.

Вот он, жизненный ориентир Драко Малфоя — шум, счастье и улыбки! Кому скажешь — не поверят.

А ему хочется, не оправдываясь, а просто...

— Я должен был вырасти именно таким, — шепчет Драко пустоте, — сильным и умным, уверенным в себе и таким же громким. У меня был бы красивый дом, любимый ребенок, сияющая от счастья жена.

Когда-нибудь намного позже, естественно. Сейчас у него должны быть лучшие годы. Занятия, тренировки, ни к чему не обязывающие влюблённости и просто беззаботные деньки.

У него все просто обязано было идти именно так. А появилась чёртова книжка и много чего ещё, конечно, но…

Драко не помнит, как, вернувшись в поместье, отец попросил его принести её, но до сих пор отлично чувствует, как появилось то оцепенение во взгляде отца и как именно с этого гребаного вечера шум из Люциуса начал медленно исчезать.

Что понял тогда Малфой-старший?

Наверное, что ОН точно не мёртв. Что пытается вернуться. Что подготовился к такому исходу и обязательно найдёт однажды способ.

Отец подкинул дневник рыжей нищебродке на следующий же день, а мэнор потонул в криках матери, которые были для него загадкой. Почему не уничтожил? Не утопил?! Не сжёг?! Не испепелил?!!

Драко не спросил ни отца, ни крёстного, но почти уверен: нужна была жертва, и так уж вышло, что подвернулся именно он. Разбудил, связал с собой. А отец подменил жертвенного барашка.

Малодушно? Ага, если бы.

Узнай он об этом тогда, в двенадцать — потерял бы в отце героя, потерял бы точку опоры. А после... А потом, как по накатанной, вперёд, вперёд, куда — совершенно непонятно.

Отец выгрыз у жизни ещё пару лет его блаженного неведения. Драко хочет почувствовать благодарность, но в сердце слишком много горечи, и он просто сворачивается в клубок, отмечая, какими неудобными и большими стали части тела.

Отец в тюрьме. Драко мотает головой, стараясь вытрясти все мысли.

НЕТ! Блядь, нет-нет-нет-нет...

Что угодно, вырвите все ногти и зубы, распорите грудную клетку и распните его на всех крестах. Только не заставляйте думать об этом.

Драко замирает, ему хочется почувствовать себя совсем ребёнком. Хочется прийти среди ночи к родителям и, забравшись под одеяло, больше не думать о том, как же одиноко и грустно ему было последние пару лет своей жизни. Но отец в камере, а мать угасает в собственном доме. А одиночество и боль никуда не пропадают, распахивая свои объятия, стоит только чуть отпустить себя.

Он вскакивает, охваченный паникой и той любовью, которую некуда выплеснуть. Она жжёт и расползается по венам, и Драко, совсем не ожидавший, что в нем всё ещё осталось что-то подобное, срывается с места.

* * *

Блейз косится, наблюдая, как он запихивает в себя вторую порцию овсянки. Драко терпеть её не может, но сейчас подойдёт абсолютно всё, буквально что угодно, только не смотреть на гриффиндорский стол каждую секунду.

Он делает глупость за глупостью, он наслаждается этим и до приступов паники боится этого. Он так устал. Заебался от страха, от бесконечных гонок. Драко теряется в водовороте людей которые полезны, правильны или потому, что так нужно, и ему отчаянно хочется кого-то для себя.

Кого-то, кто будет смотреть на него не как на Драко Малфоя — раболепно или со страхом, или с участием и всепоглощающей любовью, а просто как на Драко. На него, которому шестнадцать. Любящему мятное мороженое и солнце, подпрыгивающему на месте, когда он хочет что-то рассказать, язвящему, с одной ямочкой на левой щеке. Драко нуждается в том, чтобы кто-то сказал ему, что он со всем справится, что они найдут выход, что больше не нужно быть одному.

Именно по всем этим, несомненно, оправдывающим его по всем пунктам, причинам перед Грейнджер сейчас опускается задыхающаяся сова с массивной коробкой. Он явно не рассчитал, когда вчера отправлял сову с галеонами и запиской: «Я не знаю, какой ей нравится, давайте самое лучшее. Всё!».

Там куча шоколада и его грёбаное: «К черту, Грейнджер, больше не реви».

Драко смотрит, как девчонка таращится на посылку, и наблюдает повышенное внимание отлепившегося от жрачки Уизли. Нужно было приписать там, что он еблан. Она как-то боязливо тянется к чёрной ленте на коробке. Ее брови слегка хмурятся, и она, почти храбрясь (Драко, веселясь, фыркает в чертову ложку овсянки, и она на его, блядь, носу!), откидывает крышку. И замирает.

— Что-о-о? — вытягивает он, прячась за стаканом сока от трёх взглядов, совершенно некстати обратившихся на него.

— Там по-любому какие-то суперстарые, никому не нужные книжки!

— Не-е-ет, — обрывает Нотта Панси, — там ромашки и вязаные носки с отклонениями!

Драко задыхается от смеха.

— Оставьте, — трясясь, влезает Блейз, — мы забываем, с кем имеем дело. Там его голые фотки!

Драко пододвигает к себе третью тарелку овсянки и показывает им фак в улыбающиеся лица. Они счастливы, что он вылез из норы, могут простить всё что угодно.

Уизли красный как рак от злости, Поттер аж привстал, надеясь, судя по всему, увидеть там что-то невероятно страшное и опасное, а Грейнджер красная от… Да просто от смущения.

* * *

На втором уроке он успевает подумать, что возможно, конечно, не стоило. А за минуту до третьего Грейнджер хватает его за рукав и незаметно затягивает в какой-то класс.

Она стоит и смотрит на него слегка возмущённо, обиженно, но именно с той долей удивления и открытости, что ему нужна, и Драко впервые позволяет себе прямо, без оговорок подумать о ней.

Почему ты никак не свалишь из моих мозгов, Грейнджер? Потому что всю свою жизнь, а если точнее, всю ту её часть, что потратил на соответствие социальному статусу, бессмысленные погони за чем-то, чего сам так и не смог себе объяснить, и вранье самому себе, он смотрел, как она наслаждается буквально каждой минутой своих дней? Потому что ему интересно, способен ли он так же?

— Это что такое было, Малфой?!

Он хмыкает и пожимает плечами.

— Шоколад, Грейнджер, отравленный, естественно. Надеюсь, Поттер угостился, и через пару часов вы все самозабвенно влюбитесь в меня.

— Так и знала, что вся эта твоя армия поклонников просто не может быть на пустом месте! — она улыбается? — Тебе не кажется, что подкормить кого-то сладостями, чтобы они накормили твоё эго, — не самая честная сделка, Малфой?

— Лучший обменный курс, который могу предложить, — он вскидывает руки перед собой, сумка сваливается с плеча, повисает на локте, но ему совершенно это не мешает.

Потому что она улыбается. Не широко, почти одними уголками губ и совсем чуть-чуть глазами. Но ему хватит. Драко ещё не совсем может смириться с мыслью в своей голове, что ему нравится просто говорить с ней.

Она похожа на совесть всего этого мира совсем немного меньше, чем абсолютно. Когда не выглядит действительно злой от его выходок, когда не искрит в его сторону глазами. Когда делает вид, что они вовсе не презирали друг друга всё то время, что были знакомы.

— Ты взбесил Рона, — он чувствует себя как кот, слизавший всю сметану. — И, судя по всему, ты этим безмерно доволен.

— К вашим услугам, мисс, — подтверждает Драко. «Отчитай меня, — думает он, — скажи, чтобы не смел. Чтобы съебывал куда подальше и не приближался к тебе никогда».

— Спасибо, — говорит эта незнакомая ему Грейнджер под звон возвещающего о начале урока колокола, пожёвывая губу и сама, судя по всему, не понимая, какого чёрта это вырвалось из её рта.

Она перехватывает ремешок сумки и направляется к выходу. Драко видит, как её рука сжимает ручку двери и как, явно неуверенная в своём решении, Грейнджер оборачивается.

— Я здесь, потому что они тоже моя семья, Малфой. И это делает эту жизнь именно моей.

Он кивает, беззлобно ухмыляется и собирается подождать ещё пару минут перед тем, как выйдет.

* * *

— Ты занимаешься какой-то ерундой, — Драко с показательным усердием превращает мышь в свечу целых семь раз перед тем, как обратить на Блейза внимание.

— Это называется учиться, Забини, попробуй, — тот мотает головой и не собирается соглашаться играть в Драко-делает-домашнюю-работу-отвалите. — Чем я, по-твоему, должен заниматься?

Он сидел в гостиной, потому что в комнате снова всё разнёс и не собирался туда возвращаться. Пишущий какой-то бред для Трелони Нотт, потрескивающий камин и трескотня младшекурсников на заднем плане дарили краткое, но всё же успокоение.

А потом припёрся Блейз и — здравствуйте.

Драко предпринял попытку сбежать, прихватив с собой мыша для отработки, но это было неверное решение для улицы.

— Да не об уроках я, — отмахивается Блейз, — Крэббу письмо из дома пришло, он говорил?

Грызун плюхается с лавки и улепётывает, Драко провожает его взглядом и крутит палочку в пальцах.

— Говорил, — хмыкает, — начнём планировать вечеринку? Где закажем поминальные ленточки?

Блейз не хочет участвовать в конкурсах по лучшим саркастическим замечаниям на свете. Его лучший друг хочет услышать, что Драко знает, как всё разрулить, потому что так всегда было, да? Потому что он, Драко Малфой, сейчас встанет, отряхнётся и скажет: «Хватит наматывать сопли на кулак, всё ок! Скоро у нас всех, прям всех-привсех, будут новые крутые татушки, и мы пиздец как этому рады! Ага-ага, я прям в этом уверен». Или: «Пошёл Лорд нахуй, пацаны. Мы теперь в оппозиции!»

Они все ждут этого, потому что он сам так долго выстраивал вот это вот отношение. Потому что всегда стремился быть первым, самодостаточным и уверенным в каждом своём действии. Это откуда-то из детства. Но так-то все именно оттуда, так что он заводится? Он заразил всю свою компашку вот этим вот: Драко Малфой пойдёт к успеху и вас обязательно всех с собой потащит, только не отставайте, вы мне, блядь, нужны.

Как там сказала Грейнджер? Семья? Плечом к плечу и прямиком на смерть проторённой им дорожкой.

— Он вроде даже рад.

Да, Блейз, он рад. Это чудесно в нашей ситуации, жаль не продлится долго. А если всё же затянется? Что если, узнав о том, что Винсент станет вторым после него, и смотря тому в глаза в поезде, Драко ни черта не ошибся, и восхищение и жажда были искренними?

Мир получит ещё одну Беллатрису. Гниющую в тюрьме десятилетиями, сумасшедшую, опасную... С лицом парня, за которого писал домашку, чтобы тот не получал нагоняй за неуспеваемость.

— Я хочу увезти мать, — Драко почти шепчет. — К чёрту мэнор, мы там всё равно уже не хозяева.

— Нарцисса никуда не поедет без Люц…

— Он не вернётся, Блейз. Брось.

Драко хочется отрезать себе язык и захлебнуться от льющейся в глотку собственной крови. Он упирается локтями в расставленные колени, прячет в ладони лицо, а потом переводит их на шею.

— Это будет поцелуй, Авада или чёрт знает что ещё, да и какая разница.

Нет никакой разницы, дружище. Мой отец такой же покойник, как и я, варьируется только, кто из нас будет оплакивать другого.

Они сидят там, пока зубы не начинают стучать от холода.

 

День 256 до.

 

Он нарывается. Просто не может терпеть это дальше, а изнуряющие полеты и бесконечная ходьба по замку больше не затыкают мысли, плавящие мозг.

Поттер разворачивается и скалится, когда они врезаются друг в друга плечами, не поделив коридор. И Драко понимает, что да-а...

Иногда очкарик бывает дичайше зол. Это даже не злоба, это чистейшее безумие, потому что нормальные люди не могут выходить из себя настолько резко и сильно.

Чаще всего Драко предпочитает, когда Поттер держит себя в руках, потому что слова ранят намного сильнее кулаков, а здесь у него безоговорочное первенство.

Однако нет, не сегодня.

Он выслушивает стандартные поттеровские излияния чисто из солидарности и, едва очкарик успевает захлопнуть рот, бьёт со всей дури прямо в переносицу, чувствуя, как хрустнули очки, и получая моментальный ответный удар.

Чуть отлетает, слизывает с треснувшей губы кровь и практически задыхается в обволакивающей ярости. Драко разрывает от всей этой хуйни в голове, которую пытался не выпускать наружу всё это время.

Нахуй всё это! Все эти ебаные метания и сожаления! К черту всё, потому что у него есть ярость! Разминает пальцы и бросается вперёд.

Хватает за волосы, бьёт коленом куда-то в живот. Воет от безумия и восторга.

Поттер вырывается, выворачивает руку, его кулак метит в солнечное сплетение, но Драко дёргается и поэтому всего лишь получает по рёбрам. Орёт и валит уебка на пол.

Они катаются по полу, оставляя за собой дорожки из кровавых капелек, бесконечно молотя друг друга. И к моменту, когда Спраут бросается их разнимать, становятся похожи на хорошо отбитые стейки.

У них две недели отработок, и завтра Снейп истрахает ему мозг, но Драко готов платить, и поэтому он, развалившись прямо на полу, орёт прямо в два ошалевших лица. В лицо профессора и гребаного Поттера, если быть точнее.

Драко заебался бежать от себя.