История Канхи: индийские приключения Сиэля (джен)

Чандравали была служанкой в доме у сахибов, но регулярно отпрашивалась ночевать к родителям.

Отец ее был зажиточный человек ( у него было несколько коров, которых раньше Чандравали ходила пасти вместе с другими деревенскими девушками), но он любил маму Чандравали и не хотел брать в дом еще одну жену, хотя мог бы себе это позволить. И матушка Амрита была дома полновластной хозяйкой, но одним рукам со всем по хозяйству управиться все-таки очень тяжело, поэтому при всяком удобном случае Чандравали убегала домой ей помогать.

К счастью, жена сахиба Сиэля мэмсахиб Лиззи была хоть и ровесницей Чандравали, но очень доброй и умной хозяйкой, которая, в отличие от заносчивых сахибских женщин из Гарнизона, быстро научилась понимать нужды своих деревенских служанок и прощала им мелкие провинности и отлучки в гости к родителям или на посиделки и пляски с подругами. Она даже специально дарила им для родителей и посиделок гостинцы — нитки для рукоделия, разноцветный фруктовый сахар и рахат, и даже иногда бутылку-другую восхитительной содовой воды!

Иногда Чандравали даже думала, что не будь мэмсахиб Лиззи сахибской женой, а родись в деревне, из нее бы вышла хорошая подруга и даже, наверное, отличная пастушка, что не боится джунглей, ночной темноты и волков — такая же, как они с Радхой.

Вот и теперь, ясным солнечным утром Чандравали торопилась закончить дела по хозяйству в родительском доме, чтобы, прежде чем отправиться в сахибский дом, успеть встретить возвращающихся с ночного выпаса девушек, а главное, Радху, с которой они дружили ближе всего с самого детства.

Но от чистки овощей для завтрака ее оторвали громкие крики, пение флейты и стук барабанов.

Каждый в деревне знает — барабан зазвучал, бросай все дела и беги узнать, что случилось.

И она поскорее вытерла руки и выбежала из дома — чтобы увидеть, как по главной улице движется удивительная процессия!

Впереди всех, неистово распевая имя Нараяны, кружилась в танце ее милая Радха!

Ее длинные косы то летели по ветру, то обвивали ее тело черными змеями, ее юбка, сверкая блестками, раскрылась как колокол, ее ноги мелькали так часто, что едва за ними мог уследить глаз, ее руки в такт словам изгибались в жестах благословения, радости и восторга!

Она то приседала, то играла плечами и бедрами, флиртуя со всем миром, дерзкая, как воплощенная красота!

Браслеты Радхи звенели, а взор ее сверкал, как у дикой пантеры!

Чандравали распахнула рот от восхищения — Радха была лучшей танцовщицей деревни, но еще никогда она не плясала так прекрасно!

Следом за ней в танце бежали другие девушки.

Они тоже кричали и пели, стуча по земле и по крышам навесов окрестных домов пастушьими палками.

А следом за ними по улице верхом на тигре ехал господь Кришна.

Чандравали сразу узнала его — как узнает любой, кому с детства рассказывали о нем — и захлопала в ладоши от восторга, как он был прекрасен!

Его длинные волосы были распущены по плечам, украшены прекрасными цветами и павлиньими перьями.

Его смуглая кожа была расписана цветами, волнами и золотом.

Его украшения сверкали, но еще ярче сверкали его веселые глаза.

Господь Кришна ехал верхом на тигре, тигр ступал степенно и важно, а бог играл на флейте так сладко, что сердце всякого вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.

Но самое главное, его лицо было лицом, что знакомо каждому в деревне — лицом весельчака и хитреца Канхи, который пришел в деревню какое-то время назад и нанялся к сахибу боем, а потом куда-то также внезапно запропал…

И это было чудесно и прекрасно, а главное именно так правильно, как и должно быть.

Всякий, кто слышал о господе Кришне, сказал бы, что именно так и бывает!

Рядом с тигром по правую руку от Кришны шел старик Балдео.

Он шел, расправив плечи и тоже иногда начинал приплясывать от радости, как молодой, поводя худыми руками по воздуху в превозносящих священных жестах и откидывая ногами коленца.

За ними, трубя в раковины и стуча в барабаны, валил народ.

Чандравали захохотала в голос от переполнившей ее радости и, не помня себя, бросилась плясать вместе с подругами, как не плясала никогда раньше.

Так процессия дошла до главной площади, где росло священное дерево и стоял деревенский храм.

Перед храмом их уже ждали жрец Уграпат, его вторая жена, знахарка Ачьюта, и его сын Аян, а еще сам староста деревни Вришбхан-джи.

Вид у них всех них был растерянный.

— Господи, прости, что не узнали тебя! — обратился к Кришне Вришбхан-джи благоговейно сложив руки. — Прости нашу слепоту и неверие, мы так благодарны…

— Дядюшка Вришбхан, разве вы не узнали меня? — засмеялся тот и спрыгнул с тигра. — Это же я — Канха! Канха, который пришел в вашу деревню и которому вы дали стол и кров и свое покровительство! Это я должен благодарить вас за вашу доброту и гостеприимство!

Чандравали заулыбалась — ей очень это понравилось.

А ее подруга Радха гордо вскинула голову и посмотрела вокруг сияющим взглядом — теперь никто на свете не посмеет упрекнуть в чем-либо ее любимого папу, когда сам господь сказал о нем такие чудесные слова!

— Но в каком доме ты остановишься теперь? — растерянно спросил Вришбхан-джи.

— Но я уже у себя дома! — сказал Кришна, поводя рукой. — И ты, и все другие столько раз были у меня в гостях! Каждый праздник у меня отмечали!

И жрец Уграпат просиял — это было правдой, господь всегда был с ними в своем доме — в храме! — и каждый праздник они отмечали с ним.

Он собрался что-то сказать, но не успел — его перебил истошный крик.

— Архат! Архат! — кричал кто-то. — Наконец-то!

На площадь запыхавшийся и жалкий вбежал Акил и парни, что его стерегли по ночам, чтобы он не сбежал до той поры, когда его отведут в гарнизон.

— Архат, помоги! Я… — крикнул Акил, но, взглянув в лицо Кришны умолк с открытым ртом.

Узнал Канху.

И все вокруг, не удержавшись, захохотали и захлопали в ладоши, так это было смешно — именно так, как с детства бабушки и дедушки им рассказывали в любимых историях, как всякие злыдни чинили Канхе козни, а он только за нос их водил, да выставлял на посмешище.

Но Акилу было вовсе не до смеха. Он тоже знал эти истории и знал, что за всякое злодейство следует неминуемая карма.

Он затрясся всем телом, а потом грохнулся на колени, всхлипнул и заревел, как маленький мальчик.

— Прости меня-я-я-я, господи-и-и-и! — выл он. — Прости-и-и-и! Не смотри на меня-я-я-я!

Канха подошел к нему, но Акил, скуля, закрыл лицо руками от стыда.

— Акил-Акил, сучий ты потрох, бедовая голова… — с улыбкой сказал Кришна. — Разве не ты просил спасти тебя? Разве не ты звал меня быть твоим защитником-адвокатом? Смотри — я пришел помочь тебе очиститься от грехов.

— М-меня завтра повеся-я-ят… — заикаясь, всхлипнул Акил. — Это мокша, д-да?

По толпе прошел ропот — да, всякий знал и истории, как даже асуров Кришна прощал и давал им разрешение на благое перерожение, но для освобождения — мокши — нужно было умереть.

— Мокшу еще заслужить надо. — строго сказал Канха. — Поэтому я приехал быть твоим адвокатом и спасти от веревки твою шею. Но если ты нарушишь свое покаяние…

— Нет, нет, господи! — заголосил Акил, обнимая его ноги. — Никогда я не буду прежним!

— Вот и славно! — Кришна улыбнулся легко и ясно, словно речь шла о каком-то простом и решенном деле. — А теперь слушайте, люди Барсаны…

Наступила тишина, люди затаили дыхание и, казалось, даже птицы перестали петь свои утренние песни.

И в этой тишине раздался противный рычащий звук и лязг, ненавистный и знакомый всем и каждому в деревне.

Мерзкая какофония стремительно приближалась и вот на главной улице показался трактор сахиба — видно тот решил тоже узнать, что такое стряслось в деревне на рассвете.

Кришна прищурился на трактор и поднял красивую расписанную цветами руку:

— Ну-ка , стой.

Сказал он это негромко, но услышал его каждый.

А трактор вдруг замер как вкопанный, так что сахиба едва не вытряхнуло из кабины!

Восторженный ропот прошел по рядам людей и умолк.

Сахиб повозился в кабине, попереключал какие-то рычаги, но трактор заглох и безмолвствовал.

Тогда сахиб распахнул дверь и высунулся из кабины.

— Ты кто такой? — грозно спросил сахиб Сиэль у архата.

— Это наш господь — Кришна! — поспешил объяснить жрец Уграпат, боясь, как бы божество не прогневалось.

— Чушь! — отрезал сахиб. — Богов не существует. Кто это?!

— Кешава! — весело отозвался Кришна, отбрасывая за спину прядь своих черных украшенных цветами и перьями павлина волос.

И девушки невольно заулыбались — воистину, того можно было назвать прекрасноволосым.

— Камаланаяла! — еще веселее воскликнул он и состроил девушкам взгляд зоркий и нежный, а глаза его воистину стали в этот миг подобны лотосам.

Пастушки зарделись и заиграли глазами в ответ.

— Гопиприяджана! — добавил довольный их реакцией Кришна и девушки восторженно засмеялись еще громче, ведь это была правда, Кришна — любимец пастушек-гопи!

— Не похож! — отрезал сахиб сердито, которому видно это надоело.

— Кто же я по-твоему? — распахнул Кришна в дурашливом притворном удивлении раскосые глаза.

— Мой беглый бой — Канха! — сказал сахиб надменно. — Прохвост и балабол!

— Все верно! — не стал спорить тот. — Я Бихари — шалун и ловкач, Манмохана — очаровывающий умы мудрыми речами! И я же — Динанатха — прибежище обездоленных!

На этих словах староста Вришбхан-джи снова молитвенно сложил руки — видно было, что он собирается просить Кришну помочь делам Барсаны.

Но Кришна не дал ему вставить и слова.

— Все так запутано стало в маленькой Барсане, что я приехал разрешить споры и развеять печали! — сказал он. — Но с какого же спора мне начать?

Акил весь подобрался и обратил к Канхе умоляющее лицо, но Канха сделал вид, что и его не заметил.

— Слышал я несколько дней и ночей назад, как спорил сахиб со жрецом Уграпатом…

— …Что богов нет и души нет, все это мракобесие! — немедленно подхватил сахиб Сиэль. — И колеса перерождений нет — после смерти из человека вырастает лопух, а такие плуты как он и ты только морочат людям голову!

Толпа задохнулась от возмущения и грозно зароптала, добрый жрец Уграпат сжал кулаки и стиснул зубы, чтоб не осквернить уста каким-нибудь неподобающим ответом при боге, а жена Уграпата Ачьюта вскинулась, сверкнув глазами и перехватила клюку так, словно сейчас же готова была бежать и задать палкой трепку сахибу будто простому мальчишке за оскорбление мужа!

— О, сахиб! — с притворным смирением, в котором было столько яда, сколько не найдется у всех кобр Индии, сказал Канха. — Мы уважаем твою веру в бездушный лопух столь же сильно, сколь ты уважаешь наши традиции!

Чандравали не выдержала и засмеялась.

А с ней захохотали и другие, потому что сказано было очень метко.

Сахиб нахмурился — видно было, что он силится понять, в чем же его подкузьмили.

— Но я говорю о другом споре! -продолжал Канха все тем же елейным тоном. — Совсем недавно ты сказал нашему доброму жрецу Уграпату «Держу пари, что ярмарка, которую хочет устроить Вришбхан-джи, принесет куда меньше пользы, чем если бы вы на эти деньги построили мельницу по Голодранскому образцу…»

— По Голландскому! — поправил сахиб Сиэль. — И это правда, от мельницы было бы куда больше пользы!

— Мой покойный господин Винсент Фантомхайв был очень одухотворенный человек. — сказал Канха и прошелся так, мягко ступая с пятки на носок, как прокрадывается кошка, заметившая зазевавшегося цыпленка. — Он говорил, что слова джентельмена крепко и нерушимо, верно?

— Верно. — кивнул сахиб Сиэль. — И что с того?

— Мой покойный господин говорил… — Каришна прищурился совсем уж лукаво. — … что джентельмен не пожалеет никаких средств, чтобы выиграть пари! Это дело чести, говорил покойный господин Винсент!

— Ах, ты расписная обезьяна! — возмутился сахиб Сиэль, сообразив, что к чему. — Мне что, по твоему на свои деньги мельницу ставить?!

— Пари есть пари, господин сахиб! — развел руками Канха. — Слово есть слово! Вы построите мельницу, а мы устроим ярмарку. А после сравним, кто больше выручит и кто был прав — наш добрый любимый дядюшка Вришбхан — или вы!

Несколько мгновений толпа восхищенно молчала, а потом хором издала вскрик восторга. Так ловко поймать агронома и мелиоратора на слове!

Чандравали поняла, что у нее колотится сердце.

Ведь не важно, кто выиграет — если Сахиб построит мельницу, то не придется ей и ее маме, а также мамам подруг и самим подругам надрываться с домашними тяжелыми жерновами, а с разных окрестных деревень богачи будут возить в Барсану муку для лучшего помола и будет цвести торговля, а дальше — со временем — мельницу можно будет у сахиба выкупить и тогда жизнь в Барсане и вовсе станет чудесной!

Воистину, Кришна -хитрейший из хитрецов, помощник обездоленных!

На сахиба, которого только что при всех разули на большие деньги, было очень смешно смотреть — он покраснел пятнами, сжимал и разжимал кулаки, а потом хлопнул дверью кабины.

— Ладно! Мельница будет! — крикнул он оттуда, собираясь явно завести свой трактор и уехать.

— Э, добрый мой господин, подожди! — крикнул ему Кришна. — А как же еще один спор?

Сахиб замер в кабине, а потом снова открыл дверь и высунулся.

— Ну, что еще?! — крикнул он раздосадовано. — Какой такой спор?

— Что делать с другим твоим боем — с вот этим вот Акилом. — невозмутимо сказал Канха.

Акил затрясся и завсхлипывал, понимая, что сейчас решится его судьба.

— Ах да… — Сахиб нахмурился. — Так ты все-таки решил быть его адвокатом?

— Все-таки решил. — кивнул Кришна. — Сейчас буду держать речь в его защиту. Только мне для этого нужен большой таз с водой.

— Я принесу! — крикнула Чандравали, чей дом был совсем неподалеку.

Она поспешила наполнить водой большой медный таз и принесла его, изнывая от любопытства, что же придумал Кришна.

— Спасибо, моя красавица! — улыбнулся ей Канха, ласково и в глазах у него сверкали веселые искры. — Встань рядом с Акилом, обещаю, долго тебе не придется держать эту тяжесть.

— Скажи, Сахиб, правда ли, что законы Британской Короны, что записаны в книгах законов, священны? — спросил Канха, обернувшись к трактору.

— Правда. — кивнул оттуда мелиоратор. — И Акил нарушил один из них.

— А правда ли, что потому этот закон с в я т, что сахибы верят, что получили закон «не укради» от самого Белого Бога? — снова спросил у него Канха.

— Есть такая легенда. — снова кивнул Сахиб.

— А правда ли, что на книге, в которой это записано, сахибы клянутся в суде и она была первой книгой законов у сахибов Британской Империи? — спросил Канха в третий раз.

— Правда. — надменно сказал Сиэль. — То, что я атеист не отменяет того, что я уважаю традицию клясться в суде на Библии.

— Слышали, слышали? — сказал Канха. — Сахиб Сиэль признает, что уважает книгу законов, полученную от Белого Бога.

Люди закивали — и Чандравали вместе со всеми.

И тут Канха схватил Акила за голову и трижды макнул в чан, выкрикнув какие-то незнакомые слова — должно быть заклинания.

Наступила озадаченная тишина.

А потом сахиб Сиэль издал вопль возмущения.

— Ах ты…! — видно было, что у него не сразу получается даже найти от гнева подходящие выражения. — Чурка крашеная! Ты кем себя возомнил?! Миссионером?!

— Но Сахиб! — развел руками крайне довольный Канха. — В первой книге законов сказано, что тот, кто покается и будет таким образом посвящен Белому Богу, делается чист от всех своих грехов и преступлений! Ты сам сказал, что эта судебная книга и эти законы для тебя священны!

— Отвести бы тебя в гарнизон и там высечь! — в ярости прокричал сахиб. — Чтоб не лез в проповедники!

Но толпа только разразилась злорадным хохотом и градом насмешек — и второй раз поймал сахиба на слове хитрый Канха! И Акила при всех от грехов очистил — добрый господь, мудрый и славный Кришна!

Сахиб, мрачнее тучи, снова хлопнул дверью трактора и стал дергать его рычаги, но Канха опять его окликнул.

— Подожди-подожди, а как же третий спор? — спросил он громко.

— Третий? — сахиб высунулся из кабины, бледный от гнева. — Смеешься, мальчишка?!

— Третий — и первый из споров! — сказал Канха серьезно. — Каким методом лучше поля пахать! Сахибскими машинами, как велит Белая Королева — или плугом, как от века пашем мы!

— Так это же очевидно! — крикнул сахиб Сиэль. — Скоро сюда прибудет из Германии комбайн Рейнегольд фон Гуттенберг и расставит все точки над И!

— Хорошо, сахиб! — развел руками Канха, словно не видя его гнева. — Так и быть, подождем твоего «рейнегольда», тогда и проверим!

Сахиб спрятался в кабину, завел трактор, и, дымя, поехал прочь.

Но Канха опять поднял руку и совсем уж негромко сказал:

— Стой, асур-машина.

И трактор — вот чудо — опять вздрогнул и встал, как вкопанный.

Слышно стало, как чертыхается сахиб — видно, он там себе что-то отшиб.

Наступила тишина, а потом люди стали смеяться.

А потом еще громче — сахиб Сиэль напрасно бранился и копошился в кабине — трактор стоял молчаливой глыбой.

Наконец Сахиб Сиэль распахнул дверь кабины и спустился по лесенке вниз — стало сразу видно, что он еще почти мальчишка, да и росту в нем совсем не много!

— Какого черта?! — грозно крикнул сахиб и пнул колесо. — Что не так?!

— То, что трактор сделан поля возделывать, а не праздно по улице кататься. — любезно просветил его Канха. — Если использовать вещь не по делу — она всегда ломается, разве не так, сахиб?

— Убирайся! — огрызнулся тот, крутясь вокруг бесполезной теперь машины.

Чандравали и другие жители деревни чуть животы не понадрывали от смеха.

— Просто совпадение! — наконец крикнул сахиб с обидой в голосе, развернулся на каблуках и пешком зашагал прочь в сторону сахибского дома.

Вслед ему неслись насмешки и улюлюканье.

Канха довольно качнул головой и повернулся к Вришбхану и Уграпату.

— А давайте-ка за завтраком обсудим, как нам лучше провести ярмарку? — предложил он и те согласно закивали.

Канха улыбнулся и взмахнул рукой, благословляя всех.

А потом указал пастушкам на мирно развалившегося в пыли площади под священным деревом тигра.

— Гопы мои чудесные, дайте моему тигруле вдоволь молока! Он издалека меня вез, устал!

И ушел прочь, вместе со старостой и жрецом обсуждать важные дела, отдавая должное стряпне Киртиды и Радхи.

Чандравали рассмеялась и побежала скорее относить домой уже не нужный больше для спора таз, чтоб еще успеть увидеть, как ее подруги будут поить молоком чудесного божественного тигра, до того как она побежит на свою работу — в дом сахиба, узнать, как-то гордец Сиэль Фантомхайв переживает произошедшее, а также послушать, что-то он скажет своим дочке и жене.

Это ведь тоже сулило очень большое веселье, грехом было бы такое упустить!