Help (гет)

Для того, чтобы умереть, надо быть<

живым.

Первой её эмоцией был страх. Клаус мог чувствовать сладкий запах страха, буквально волнами исходивший от неё. Постепенно страх сменился гневом, затем яростью и, наконец, ненавистью.

— Пусти… Отпусти!

Она кричала, царапалась, отчаянно пытаясь вырваться из кольца его рук, но его объятия были словно железные оковы — биться с ним бесполезно. А Клаусу было смешно смотреть на её жалкие попытки: «Она настолько слаба?» Он рывком развернул двойника, сильнее сжимая её предплечья.

Она дрожала под холодными струями дождя, мокрая одежда липла к телу, а по лицу без остановки текли слёзы. Его улыбка становилась всё шире и шире, а хватка — всё сильнее и сильнее.

— Неужели, Катерина, ты действительно думаешь, что я сейчас тебя отпущу? — он наклонился ближе, пытаясь разглядеть огонь её глаз сквозь пелену слёз. — Я потратил столько сил на твои поиски, дорогая. Можешь гордиться собой.

"Бред. Что он несёт?"

— Иди к чёрту! — Елена дёрнулась, пытаясь вывернуться. — Отпусти меня!

— Прошло пятьсот лет, и вот как ты меня встречаешь, — продолжил он, не обращая внимания на её усилия. — Я могу обидеться.

Он наклонился ближе к ней, почти касался носом её щеки, тихо шепча слова, так что душу леденило и пробирала дрожь. Она замерла, казалось, даже сердце остановилось на миг. Но на самом деле оно продолжало биться, колотилось как сумасшедшее; кровь шумно бежала по венам, а дыхание сбилось.

Клаус вдохнул глубже, и его будто ледяной водой окатили, будто только сейчас он смог проснуться из долгого крепкого сна. Он слышал, видел, ощущал.

— Ты не она.

Елене хотелось смеяться над абсурдностью ситуации, но вместо смеха вышел лишь сдавленный стон.

Клаус опешил, выпустив её, сделал шаг назад. Он наблюдал, как, обессилев, она медленно осела на землю. Он вглядывался в неё, пытаясь поверить в свою удачу, искал какие-нибудь отличия. Искал, но не нашёл. Опустился на корточки перед ней, взял в ладони её лицо, посмотрел в её глаза и увидел разницу. Они у неё были пустые, остекленевшие, без каких-либо эмоций. Глаза Петровых всегда горели огнём, который манил к себе, а потом безжалостно сжигал. А её глаза…

— Ещё увидимся, дорогуша, — и он исчез.

А у неё уже началась истерика: хриплый смех вырывался из её груди. Она задыхалась, плакала и смеялась. Будто какая-то ниточка, державшая всё это время её на плаву, оборвалась, позволяя ей тонуть в пучине собственных эмоций.

* * *

Её глаза обдавали холодом.

За тысячи лет жизни на него смотрели с любовью, с ненавистью, с обожанием, со страхом. Но никогда ещё он не видел такого пустого взгляда, сквозь который невозможно ничего разглядеть, словно внутри неё вакуум.

Но он отчётливо слышал стук её сердца, ощущал тепло её тела.

Человек.

Вот что самое главное.

— Скоро пустота внутри тебя исчезнет.

Свет в её окнах погас.

* * *

Она знала, что Джереми сегодня вряд ли придёт домой ночевать, но, несмотря на это, всё равно спустилась вниз.

Голова до сих пор кружилась, а горло саднило. Она постоянно оборачивалась, искала взгляд серых глаз, но, не находя его, убеждала себя, что это был всего лишь глюк. Возможно, ей не стоило принимать за раз такую большую дозу. Но нервы были на пределе, а ей срочно нужно было расслабиться.

Родители не одобрили бы это.

«Плевать. Их всё равно уже нет».

Она села на пол, прислонившись головой к стене, и стала считать удары часов.

Один... Два... Три... Четыре...

Что-то не давало ей покоя. Её не отпускало ощущение чего-то неизбежного, будто её жизнь скоро перевернётся с ног на голову. Это чувство отличалось от прежней горечи от утраты. Это было что-то необычное, почти сверхъестественное.

— Ты сходишь с ума, Гилберт.

Ей показалось, что в темноте блеснул взгляд серых глаз. Но она встряхнула головой, убеждая себя, что то был всего лишь блеск многочисленных сувениров, стоящих на полке.

Она вылила воду, как и всегда, не притронувшись к ней.

Всё произошедшее лишь плод её воображения. Ведь так?