Help (гет)

Когда уходит родная душа, начинает сдавать и тело.

Если бы была возможность, какую смерть вы бы себе предпочли? Быструю, краткую и безболезненную? Так, чтобы уснуть и не проснуться назавтра? Или это был бы мучительный конец, так, чтобы чувствовать каждую унцию боли, которую вы причинили при жизни другим? В конце концов, что такое на самом деле смерть? Является ли это концом, или же наоборот — это начало чего-то нового?

Для Елены Гилберт смерть была омутом, манящим бесконечной глубиной, холодной пустотой и успокаивающей темнотой. Она хотела бы сделать шаг с обрыва, ощутить вкус свободы на кончике языка, закрыв глаза, поприветствовать смерть распростёртыми объятиями. Наверное, нормальная девушка семнадцати лет не должна думать так, ведь вся жизнь впереди, не так ли? Но Елена не считала себя нормальной: она была чёртовой уродкой с безобразными шрамами и рубцами на душе и со всепоглощающей виной на сердце. Каждую ночь, ложась в постель, она снова и снова мечтала заснуть навсегда. И утром, просыпаясь, она смотрела на себя в зеркало, и горечь вперемешку с разочарованием заполняла всё её естество. Дни, недели, месяцы слились в единое целое с солоноватым привкусом крови и слёз.

И снова скрип лестниц, и снова бессонница. Осторожно вступая босыми ногами, Елена спустилась на кухню, не забыв взглянуть на настенные часы.

3:45

Девушка привычно налила воду в стакан и облокотилась на барную стойку.

— Ровно сто шесть, — тихо прошептала девушка.

Скрип входной двери и громкий стук.

— Чёрт! — поднимая упавшую статуэтку, выругался парень. Услышав шаги, он начал готовить оправдания типа «я готовился к тесту вместе с Мэттом, тётя Дженна, и…», но, увидев сестру, облегчённо выдохнул.

Елена, всё ещё держа стакан с водой, безразлично посмотрела на брата. Джереми не в первый раз приходил домой посреди ночи, и Елена не в первый раз заставала его с бутылкой в руках и перегаром, которым разило от него за километр.

— Привет, Джер, — она скользнула по нему взглядом и остановилась на бутылке.

— Как дела, Елена? — беззаботно спросил он и, не дожидаясь ответа, прошёл мимо сестры к лестнице.

— Кончай с этим, Джереми, — Елена сжала в руках стакан и повернулась к брату.

Джереми, посмотрев на неё с грустной улыбкой, сделал глоток из бутылки.

— Поговори со мной, Джер. Всё будет хорошо, ведь…

— Ничего уже не будет хорошо, — парень прервал сестру тихим голосом. — И ты это знаешь.

Его взгляд упал на календарь позади неё. Сделав ещё один глоток, он осипшим голосом выдал:

— Сто шесть?

Елене не нужно было долго думать, о чём он говорит. Её взгляд снова стал пустым. Столько дней прошло со дня смерти их родителей. Столько дней они не живут, а существуют. И вот уже столько дней каждая их встреча превращается в очередную перепалку. Так или иначе, Елена оставила его слова без ответа — это не тот вопрос, на который требуется ответ. Она подняла взгляд на поникшего брата; её сердце сжалось от его вида, и она попыталась снова поговорить с ним.

— Алкоголь не способ справиться с их потерей. Мы могли бы…

— Ты предлагаешь справиться с их потерей так, как это делаешь ты?

В повышенном тоне голоса открыто звучали ненависть и презрение, а глаза нашли её предплечье, закрытое длинным рукавом футболки. Елена поёжилась от его взгляда и натянула рукава ниже. Это движение стало последней каплей, внутри что-то оборвалось, и желчь поднялась к горлу.

— Перестань лезть ко мне в душу! — он уже не сдерживал раздражение и гнев, переходя на крик. — Сначала разберись в себе!

Парень взбежал по лестнице наверх, на ходу вливая в себя остатки алкоголя. Он громко хлопнул дверью комнаты и кинул бутылку в стену. Обессиленно прислонившись к двери, закрыл глаза. Беспомощность и отчаяние сковали тело железными цепями. С каждым днём он задыхался всё больше и больше, замечая свежие раны на теле сестры. Она держала его за идиота? Или что? Неужели она искренне верит в то, что длинные рукава скроют её многочисленные шрамы? И что ему остаётся делать? Всё, что он может — это вливать в себя алкоголь, чтобы забыть о чёртовом мосте, чёртовой сестре с её идиотской моралью и уродливыми шрамами. Вот и всё, на что он способен.

Оставшаяся посреди гостиной Елена вздрогнула от звука разбившегося стекла и, выйдя из оцепенения, посмотрела на стакан в руке. Медленно вернувшись на кухню, она вылила воду в раковину и сползла вниз по стенке. Жизнь стремительно катится по наклонной, и что она делает? Только усугубляет ситуацию. Ей пришло в голову, что Миранда и Грейсон, вероятно, недовольны ею. Они осуждали её, девушка это чувствовала, но, опять же, она была совершенно бессильна. Горе от потери родителей затапливало её, ведь, по сути, она была всего лишь девочкой, оставшаяся сиротой в семнадцать.

Дженна Соммерс, на плечи которой легла тяжёлая ответственность в таком молодом возрасте, в эту ночь тоже не спала. Дети потеряли мать, а она потеряла старшую сестру, карьеру, мечты и любовь. Она тоже тяжело справлялась со смертью сестры и глубоко переживала за детей. Каждую ночь в ожидании Джереми она не спала: сидела у себя в комнате, прислушиваясь к любому шороху в доме. Каждую ночь она слышала скрип половиц под босыми ногами Елены. Каждую ночь тихо лила слёзы, сидя на полу, зачёркивала очередной день в календаре и доставала очередную бутылку из тайника.

— Сто шесть… — снова сидя на полу с бутылкой вина в руках, она лила слёзы, слушая очередную перепалку племянников.

Не бывает безвыходных

ситуаций… Тебе просто нужно умереть раньше,

чем тебя убьют.

Резкий хлопок двери заставил Дженну вздрогнуть, вырывая из мыслей. Голова нещадно болела, напоминая о недопитой бутылке наверху. Бросив отчаянный взгляд в сторону входной двери, Дженна снова принялась за подгоревшие блины.

— Привет, тётя Дженна, — Елена схватила чашку остывшего кофе, но, сделав глоток, поморщилась и поставила на место.

— Джереми ещё не встал?

— Похоже, он уже ушёл, — Дженна натянуто улыбнулась и преувеличенно бодрым голосом спросила: — Будешь завтракать?

Елена заметила круги под глазами тёти, печальный взгляд и до безобразия фальшивую улыбку. Сжала кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу ладони. И тоже улыбнулась. Игнорировать очевидную проблему — это, наверное, семейное. Делать вид, что всё хорошо. Не замечая боль других, тонуть в пучине собственных страданий. Это нормально. По крайней мере, для них.

— Нет, я тоже пойду.

Девушка помахала тёте на прощание и выскочила на улицу. Дженна перевела взгляд на испорченный завтрак и вздохнула.

— Ну, конечно…

Было чертовски обидно. До слёз. Она из кожи вон лезла, пытаясь облегчить им жизнь, в ответ получая равнодушие. На что она только рассчитывала? Ведь она не Миранда. Не умеет вкусно готовить, не умеет утешать и поддержать в нужный момент. Ей бы разобраться в самой себе, горечь и обида обволакивали её, затуманивая разум. Хотелось забиться в угол, зарыдать в голос и услышать тихий ласковый голос сестры. Положить голову ей на колени, совсем как в детстве, вслушиваться в её успокаивающие речи, ощущая прикосновения её рук к волосам, вдыхать такой родной запах. Хотелось просто её присутствия. Чтобы она была жива. Ведь Миранда обязательно помогла бы ей, подсказала бы, что делать и как справиться, вылила бы на неё тонну нравоучений и бесцеремонно отобрала бутылку. Плевать. Если это её вернёт, то Дженна готова стерпеть любые её нотации, любое наказание и любую прихоть. Лишь бы она была рядом.

* * *

Елена всегда была прилежной ученицей, верной подругой, послушной дочерью, заботливой сестрой и просто милой девушкой. Всегда. Была. Но после автокатастрофы она замкнулась в себе, не замечая никого и ничего. От неё прежней не осталось буквально ничего; все её друзья, близкие и родные потеряли надежду на её возвращение. Она была потеряна. Казалось, уже навсегда.

И потому никто не удивился, когда она посреди урока выскочила из кабинета без каких-либо объяснений.

«Забирай мелкого, пока он ещё цел».

Донован засунула телефон в карман брюк и поспешила на выручку Джереми. Тайлер Локвуд, в очередной раз прикрывая свою ревность заботой о девушке, начал лезть к младшему Гилберту. А тому дай только повод подраться, влить адреналин в кровь, чтоб заглушить на время внутреннюю боль.

— Перестань, Тайлер! — воскликнула Викки, оттаскивая его от Джереми.

— Ещё раз увижу рядом с Викки, и ты труп.

Глаза Локвуда налились кровью, гнев выплёскивался наружу рваным дыханием. Он сжал кулаки, пытаясь одержать вверх над эмоциями, позволил девушке оттащить себя на приличное расстояние от Джереми.

— Да пошёл ты! — Гилберт вытер кровь, сочившуюся из разбитой губы, тыльной стороной ладони.

— Что происходит?

Елена схватилась за живот, пытаясь отдышаться. Посмотрев между парнями, она сделала шаг к брату, тем самым вставая между ними.

— Скажи своему брату, чтобы он держал эту дрянь при себе.

Тайлеру не нужно было уточнять, что он имел в виду, Елена догадывалась, о чём он. Знала. Замечала покрасневшие глаза, бледную кожу, нервозность, дрожь в руках. Замечала, но игнорировала.

— Это я…

— С тобой мы поговорим позже! — Локвуд перебил свою девушку, вырывая свою руку из её захвата и направился в сторону парковки.

— Тай! — Викки побежала за ним.

Джереми остался наедине с Еленой. Девушка смотрела на него, ничего не говоря, но Джереми не нужно было слов, её глаза говорили намного больше.

— Что бы ты ни сказала, мне плевать.

Елена бросилась к брату, обыскивая его, её пальцы проворно забирались в каждый карман.

— Где это, где это, где… — она отчаянно шептала, пытаясь достучаться до брата. На глаза наворачивались слёзы, отчаянно хотелось ударить его, накричать, привести в чувства.

— Что ты делаешь? Отвали! — закричал Джереми, пытаясь оттолкнуть сестру. Но та продолжала искать со всем рвением, которое у неё было. Если Гилберт чего-то хочет, то она это получит.

— Отстань от меня! — ему наконец удалось отцепить её от себя.

— Это может плохо закончиться, — тихо сказала Елена, прямо смотря в глаза брату. Слёзы уже вовсю катились по щекам.

Джереми схватил её за запястья, больно сжимая. Обнажил шрамы, увидев свежую, в некоторых местах ещё кровоточащую полосу.

— Это тоже может плохо закончиться!

— Мне больно, Джер…

И она имела в виду именно это. Ей было больно. Невыносимо. Внутри горело пламя, которое она пыталась потушить физической болью. Ей казалось, что это единственный выход. Разве нет?

— Остынь, парень, — послышался незнакомый голос. Его обладатель был приятной внешности: густые каштановые волосы, зелёные глаза, высокие скулы. Он схватился за руку Джереми, пытаясь ослабить его хватку на запястьях девушки.

Джереми скинул с себя руки незнакомца, бросив последний взгляд на сестру, подхватил сумку с земли и ушёл, не оглядываясь. Несказанные слова повисли в воздухе между ними.

"Мне тоже больно".

Елена опустила голову, сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос.

— Ты в порядке?

Несколько раз моргнув, она вскинула голову и зло посмотрела на нежелательного свидетеля ссоры брата и сестры.

— Ты кто такой?

— Я… новенький, — он запнулся, внимательно посмотрев на девушку. — Недавно переехал.

Елена усмехнулась, сделала несколько шагов назад и оглянулась в поисках выроненной сумки. Снова посмотрев на парня, она презрительно прищурила глаза.

— Добро пожаловать в Мистик-Фоллс, — она прошла мимо него, задев его плечом. Наклонившись, подняла сумку и незаметно кинула в неё маленький пакетик, выпавший из карманов Джереми.

В конце концов, она получает то, что хочет. Не так ли?

* * *

Солнце, что минуту назад ярко светило, скрылось за грозными тучами. Небо окрасилось в мрачный серый цвет. В воздухе стоял тяжёлый запах дождя, окутывая разум девушки ещё сильнее. Её волосы тёмным ореолом лежали на асфальте, руки были раскинуты в стороны. Она ещё никогда не чувствовала себя настолько расслабленной. Ей было так хорошо, что, казалось, она может объять весь мир. И плевать, что это действие наркотиков. Какая разница, если ей сейчас хорошо? Какая, к чёрту, разница, если, наконец, впервые за все эти месяцы она перестала чувствовать эту давящую вину? К чёрту всё! Она наконец дышит.

Елене хотелось воспарить над землёй, словно птица, подняться ввысь, взлететь, расправляя крылья. Она рассмеялась, вставая с земли. Подошла ближе к краю моста, который забрал у неё родителей. Нет, она не позволит забрать ещё и саму себя. Ведь просто нужно сделать шаг. Тогда она взлетит, не так ли?

Она посмотрела вниз, сделала глубокий вдох и вдруг ощутила влагу на лице. Нет, она не плакала. Конечно нет. Это просто дождь. Просто дождь. Елена рассмеялась и сделала шаг вперёд.

Но кто-то схватил её за руку, сильно потянул, и она ударилась спиной о твёрдую мужскую грудь. Её обдало запахом сладкой мяты и крепкого виски, и в сознание врезались слова, сказанные с еле заметной хрипотцой:

— Не так быстро, дорогуша…

Заглянув в глаза смерти, я увидел только

собственное лицо.

Доминик Опольский

Ночь прекрасна мраком, она манит нас своей тьмой. Под покровом ночи, освещённой лишь луной, таится загадка — большая тайна. И вы соврёте, если скажете, что никогда не хотели разгадать эту опасную загадку. Но за это можно расплатиться жизнью. Ведь в ночи скрывается нечто большее, опасное, необъяснимое. Вы можете называть это как хотите: хищники, черти, посланники дьявола, сверхъестественные существа. Не имеет абсолютно никакого значения. Самое важное то, что, открыв для себя тайну, вы не сможете никому об этом сказать.

Знаете, что самое страшное в этих хищниках? Они убивают не столько ради пищи, сколько ради удовольствия. Медленно, смакуя каждую каплю крови, словно выдержанное веками вино. Они любят стоны боли, звук замедляющегося сердцебиения, крики ужаса, полные страха взгляды. Им нравится загонять добычу в угол, наблюдая, как она бьются в истерике, пытается найти выход, выжить. Нравится, как жертвы ползают на коленях, умоляют, прося пощады.

Что может быть лучше чувства абсолютной власти? Когда ты решаешь исход всех событий, когда ты стоишь выше всех, когда ты силён и имеешь безграничную свободу. Когда даже смерть бессильна против тебя. Не зависишь ни от чего и ни от кого.

— Ты помешала мне насладиться едой, — бросив осушённое тело в сторону, он направился к силуэту в конце переулка.

Неясным силуэтом оказалась миниатюрная девушка, очень хрупкая на вид. Она затаила дыхание, пытаясь побороть страх перед монстром; подняла подбородок, смело глядя в его глаза. Но в следующий момент задохнулась из-за его хватки на горле.

— У меня есть информация для тебя, — прохрипела она, пытаясь убрать его руки, сжимающие тонкую нежную шею всё сильнее, — Клаус.

Как много значений в одном лишь имени, как много эмоций и чувств. Он не без самодовольствия распознал оттенки страха, паники и благоговения.

Брюнетка упала на колени, пытаясь восстановить дыхание. Собирая остатки гордости и силу воли, она медленно поднялась, используя стену в качестве опоры.

— Надеюсь, что эта информация действительно окажется полезной. Не хотелось бы терять такое милое личико, — мужчина даже не пытался стереть кровь с лица. Он казался невозмутимым, лишь огонёк в его глазах выдавал его веселье. Конечно, он веселился, ему было забавно, тогда как она готова была взорваться от напряжения, страха и отчаяния. Он — единственный выход.

— Кэтрин, — выдохнула девушка. — Я знаю, где она.

— Катерина, — Клаус проговорил имя, растягивая гласные. На его губах появилась ухмылка, от которой Анне хотелось бежать без оглядки. Но она заставила себя оставаться неподвижной. — Давненько я не получал новостей от неё. Говори.

— Мистик-Фоллс, — Анна собралась духом, чтобы сказать то, для чего она пришла к нему, — она в Мистик-Фоллс. Убей её.

— Милая, думаю, я сам могу решить, что мне делать, а что нет.

Он угрожающе двинулся в её сторону, пока не приблизился вплотную. Она сделала шаг назад, упираясь в стену.

— Где гарантии того, что это не она подослала тебя? Может, это какая-то ловушка?

— Она предала нас, — глаза девушки вспыхнули ненавистью, доказывая правоту её слов. — Я просто хочу избавиться от неё.

— Ах, Катерина всё так же в своём репертуаре.

Он рассмеялся, запрокинув голову, и Анна уже пожалела о своём приходе сюда. Это определённо была плохая идея. Да, точно.

— Спасибо, дорогая.

Одно быстрое движение, и она тяжёлым мешком свалилась на землю у его ног. Ей действительно не стоило прерывать его ужин.

* * *

Солнце забиралось лучами в каждый уголок, принося с собой тепло и радость. Зелёные листья в некоторых местах уже начали желтеть, сообщая о наступлении осени. Звонкий смех детей, гул голосов не затихали ни на минуту. Мистик-Фоллс был полон счастья и спокойствия. На первый взгляд.

Этот город с тихими улочками, ровными подстриженными газонами и белыми домами был просто магнитом для всего сверхъестественного. Под самым носом мирных жителей происходили порой ужасные и жуткие вещи, необъяснимые смерти и природные явления. Люди, по своему обыкновению, опасаясь всего непонятного для их разума, находили совершенно нелепые отговорки, лишь бы не замечать очевидного.

Но разве можно их винить? Некоторые монстры выглядят снаружи настолько очаровательными и милыми, что казалось преступлением винить их в каких-либо злодеяниях.

Ряды таких монстров возглавлял Никлаус Майклсон — первородный вампир с ангельской внешностью и жестокостью дьявола. Шагая по направлению к эпицентру распространения всех новостей городка, он улыбался каждому прохожему, так что на щеках у него появлялись ямочки, приводя в восторг ничего не подозревающих граждан.

Мистик-Гриль встретил его тишиной и одним-единственным посетителем у бара. Клаус присел за барную стойку, недалеко от парня, хлещущего алкоголь прямо из бутылки. Окинув его взглядом, он прислушался к его сердцебиению: оно билось в едином быстром темпе, ровно и без колебаний, что было отличительной чертой вампиров.

— Отличный выбор, — поворачиваясь к парню лицом, он указал стаканом бурбона на его бутылку.

— Из личных запасов, — брюнет даже не взглянул на нарушителя его одиночества.

Он не обратил особого внимания на новоприбывшего, совершенно не интересуясь внешним миром. Погрязнув в своих мыслях, он не заметил и прищуренного взгляда нового собеседника.

— Довольно гиблое место, не находишь?

— Это единственное место, где можно скрыться от осуждающего взгляда младшего братца.

Клаус усмехнулся, отворачиваясь от брюнета, сделал глоток бурбона:

— Семейная драма?

— Скорее любовная.

— Дай угадаю, — Клаус снова повернулся к собеседнику, — роковая красотка, встрявшая между двумя братьями.

Брюнет наконец повернулся к Клаусу, заинтересованно глядя на него.

— Знакомо?

— Даже не представляешь насколько, — дружелюбная улыбка Клауса грозилась превратиться в хищный оскал.

— Деймон Сальваторе, — прищурившись, он отсалютовал бутылкой Клаусу.

У Деймона напрочь отсутствовало чувство самосохранения, но, как и у каждого вампира, у него были обострены инстинкты, которые сейчас буквально кричали в его сознании об опасности.

— Я даже знаю имя этой красотки, — продолжил Клаус.

В 1864 году Катерина Петрова сбежала в небольшой провинциальный городок под названием Мистик-Фоллс и, притворившись сироткой Кэтрин Пирс из Атланты, завоевала доверие одной из семей основателей — Сальваторе. Своей красотой и очарованием ей удалось влюбить в себя братьев, что впоследствии обернулось против них. Деймон и Стефан Сальваторе остались одни с разбитым сердцем, вечной молодостью и неутолимым голодом. Всё это было известно Клаусу. В конце концов, слухи о резне в маленьком городке дошли и до него.

— Катерина Петрова, — краем глаза он видел, как напрягся Сальваторе, — больше известная как Кэтрин Пирс.

— Кто ты, чёрт возьми? — Деймон уже сжимал горло потенциального врага, но Клаус легко вывернулся от его хватки. И в следующую минуту Деймон стоял на коленях, пытаясь вытащить ножку от стула из живота.

Клаус сел перед ним на корточки; положив одну руку на его плечо, другой он всадил кол ещё глубже. Он уже собирался задать вопрос, когда его отвлекла вибрация мобильного в кармане брюнета.

— Можешь звать меня просто Клаус.

Деймон захлёбывался кровью, корчась от боли, на что Клаус только улыбался, наслаждаясь зрелищем.

Он забрал телефон из кармана Сальваторе и, оставив того упиваться ненавистью к нему, направился прочь из Гриля.

* * *

«Анна пропала, Пёрл винит Кэтрин. Ты знаешь, что это значит».

«Разберись. Я на занятиях».

Итак, маршрут был построен. Старшая школа Мистик-Фоллс. Серьёзно?

Клаусу хотелось смеяться над абсурдностью ситуации. Он не понаслышке знал о жестокости младшего Сальваторе. Более того, иногда он завидовал ему, восхищался им. Остекленевший взгляд, тёмная сетка вен под глазами, окрашенные в красное клыки, разбросанные части тела и безумный смех — всё это для Клауса было произведением искусства, которое, увы, создал не он. Стефан пил взахлёб, наслаждаясь каждой каплей, глотал горячую жидкость до тех пор, пока не был покрыт ей с ног до головы. И Клаус никогда не видел даже тени сожаления на его лице. Ему казалось, что он нашёл кого-то кровожаднее, бесчувственнее и безумнее его самого.

Но, видимо, он ошибся?

Сальваторе-младший выглядел как самый обычный подросток, одетый в серую футболку и джинсы, с перекинутым через плечо рюкзаком. Виноватая улыбка на губах и сожалеющий взгляд, направленный на девушку перед ним, совершенно не сочеталось с образом в голове Клауса.

— Добро пожаловать в Мистик-Фоллс, — знакомый голос заставил его взгляд переместиться на брюнетку, которая уже направлялась в его сторону.

Он успел скрыться за одной из машин, стоящих на парковке, но девушка всё равно, казалось, ничего не замечала. Она быстрыми шагами направлялась в сторону моста, на ходу вытаскивая из сумки какой-то пакетик. Клаус, бросив взгляд на оставшегося Стефана, направился за девушкой.

Бросив сумку куда-то в сторону, она села посреди моста, а затем и вовсе легла. Она смотрела на небо, раскинув руки в сторону. На её губах играла безмятежная улыбка, почти счастливая. Почти.

Он тоже посмотрел на небо. Сиявшее недавно солнце заслонили за собой тучи, окрашивая всё в тусклый серый цвет. И Клаусу показалось, что девушка, лежащая на земле, сливалась с небом. Она была такой же невзрачной и тусклой, совсем не такой, какой он помнил Кэтрин Пирс.

«Она погасла, — думал он. — Превратилась в пепел».

Горела, горела и в итоге сгорела дотла.

Он всматривался в её лицо, видя всё те же безупречные черты, но при этом не видя ничего. Вслушивался в её смех, не слыша его. Он пытался понять: неужели она действительно изжила себя?

Он сделал шаг в её сторону именно в тот момент, когда она сделала шаг с края моста.

— Не так быстро, дорогуша…

Он держал её в руках, но, казалось, не чувствовал её.

Для того, чтобы умереть, надо быть<

живым.

Первой её эмоцией был страх. Клаус мог чувствовать сладкий запах страха, буквально волнами исходивший от неё. Постепенно страх сменился гневом, затем яростью и, наконец, ненавистью.

— Пусти… Отпусти!

Она кричала, царапалась, отчаянно пытаясь вырваться из кольца его рук, но его объятия были словно железные оковы — биться с ним бесполезно. А Клаусу было смешно смотреть на её жалкие попытки: «Она настолько слаба?» Он рывком развернул двойника, сильнее сжимая её предплечья.

Она дрожала под холодными струями дождя, мокрая одежда липла к телу, а по лицу без остановки текли слёзы. Его улыбка становилась всё шире и шире, а хватка — всё сильнее и сильнее.

— Неужели, Катерина, ты действительно думаешь, что я сейчас тебя отпущу? — он наклонился ближе, пытаясь разглядеть огонь её глаз сквозь пелену слёз. — Я потратил столько сил на твои поиски, дорогая. Можешь гордиться собой.

"Бред. Что он несёт?"

— Иди к чёрту! — Елена дёрнулась, пытаясь вывернуться. — Отпусти меня!

— Прошло пятьсот лет, и вот как ты меня встречаешь, — продолжил он, не обращая внимания на её усилия. — Я могу обидеться.

Он наклонился ближе к ней, почти касался носом её щеки, тихо шепча слова, так что душу леденило и пробирала дрожь. Она замерла, казалось, даже сердце остановилось на миг. Но на самом деле оно продолжало биться, колотилось как сумасшедшее; кровь шумно бежала по венам, а дыхание сбилось.

Клаус вдохнул глубже, и его будто ледяной водой окатили, будто только сейчас он смог проснуться из долгого крепкого сна. Он слышал, видел, ощущал.

— Ты не она.

Елене хотелось смеяться над абсурдностью ситуации, но вместо смеха вышел лишь сдавленный стон.

Клаус опешил, выпустив её, сделал шаг назад. Он наблюдал, как, обессилев, она медленно осела на землю. Он вглядывался в неё, пытаясь поверить в свою удачу, искал какие-нибудь отличия. Искал, но не нашёл. Опустился на корточки перед ней, взял в ладони её лицо, посмотрел в её глаза и увидел разницу. Они у неё были пустые, остекленевшие, без каких-либо эмоций. Глаза Петровых всегда горели огнём, который манил к себе, а потом безжалостно сжигал. А её глаза…

— Ещё увидимся, дорогуша, — и он исчез.

А у неё уже началась истерика: хриплый смех вырывался из её груди. Она задыхалась, плакала и смеялась. Будто какая-то ниточка, державшая всё это время её на плаву, оборвалась, позволяя ей тонуть в пучине собственных эмоций.

* * *

Её глаза обдавали холодом.

За тысячи лет жизни на него смотрели с любовью, с ненавистью, с обожанием, со страхом. Но никогда ещё он не видел такого пустого взгляда, сквозь который невозможно ничего разглядеть, словно внутри неё вакуум.

Но он отчётливо слышал стук её сердца, ощущал тепло её тела.

Человек.

Вот что самое главное.

— Скоро пустота внутри тебя исчезнет.

Свет в её окнах погас.

* * *

Она знала, что Джереми сегодня вряд ли придёт домой ночевать, но, несмотря на это, всё равно спустилась вниз.

Голова до сих пор кружилась, а горло саднило. Она постоянно оборачивалась, искала взгляд серых глаз, но, не находя его, убеждала себя, что это был всего лишь глюк. Возможно, ей не стоило принимать за раз такую большую дозу. Но нервы были на пределе, а ей срочно нужно было расслабиться.

Родители не одобрили бы это.

«Плевать. Их всё равно уже нет».

Она села на пол, прислонившись головой к стене, и стала считать удары часов.

Один... Два... Три... Четыре...

Что-то не давало ей покоя. Её не отпускало ощущение чего-то неизбежного, будто её жизнь скоро перевернётся с ног на голову. Это чувство отличалось от прежней горечи от утраты. Это было что-то необычное, почти сверхъестественное.

— Ты сходишь с ума, Гилберт.

Ей показалось, что в темноте блеснул взгляд серых глаз. Но она встряхнула головой, убеждая себя, что то был всего лишь блеск многочисленных сувениров, стоящих на полке.

Она вылила воду, как и всегда, не притронувшись к ней.

Всё произошедшее лишь плод её воображения. Ведь так?