First (гет)

Эйлин устало села на табуретку. Теперь приготовить обед для нее целое испытание. А ведь просто хотела порадовать сына любимым блюдом. Северус приехал из Хогвартса какой-то не такой, как всегда, замкнутый и холодный. Нет, он никогда не любил «нежности» и с детства учился сдерживать эмоции, чтобы не спровоцировать магический выброс, но этим летом Северус просто превзошел сам себя. Раньше он всегда первым делом рассказывал, как прошел год, чему научился, чем впечатлился. А тут лишь «нормально» на все вопросы да безразличное пожатие плеч на вопрос, как дела у Лили. Можно было бы, конечно, списать все волнение на то, что Северус переживает за результаты СОВ, но Эйлин слишком хорошо его знала. Если бы он нервничал из-за экзаменов, он бы не отрывался от книг, бесконечно с ними сверяясь. А кроме того, прошла уже целая неделя каникул, а к ним еще ни разу не зашла Эванс. Тут не надо было быть провидицей, чтобы понять — дети поссорились. И Северус явно очень глубоко переживал этот разрыв. Эйлин подмывало подлить сыну зелье болтливости, чтобы все выяснить. Но, во-первых, у нее сейчас не хватило бы сил, чтобы его сварить, а во-вторых, Северус за этот год обзавелся привычкой на автомате проверять всю еду и питье на зелья. Значит, оставалось вызвать сына на разговор.

Эйлин еще немного посидела, отдыхая и приводя свои мысли в порядок. Потом поднялась и принялась расставлять тарелки.

— Северус, обед!

Сын появился на кухне через две минуты, все такой же сосредоточенный и холодный.

— Приятного аппетита, сынок.

— Спасибо, мама.

Северус принялся сначала за суп из баранины, потом за бобы с ребрышками. Эйлин только вяло ковырялась в своей тарелке.

— Ты опять ничего не ешь, — с укором сказал Северус.

— Я покушала, пока готовила, — отмахнулась Эйлин. — Возьми еще ребрышек.

Сын покачал головой:

— Спасибо, я уже наелся. Все было очень вкусно.

Северус поднялся и принялся было за мытье посуды, но Эйлин остановила его:

— Сначала чай. И разговор.

Северус вздохнул, но уселся за стол. Эйлин разлила по чашкам янтарный напиток, сделала небольшой глоток и спросила:

— Что происходит, сынок?

— Все в порядке, мама. Не стоит волноваться.

— Нет, Северус, не обманывай меня. Ты поссорился с Лили?

Он на мгновение залился краской, руки дрогнули, но он постарался вернуть себе невозмутимый вид.

— Да, но ничего страшного. Я знаю, она никогда тебе не нравилась.

Эйлин вздохнула.

— Это так. От этой девочки вечно одни проблемы: магглорожденная ведьма со вздорным характером, гриффиндорка, одним словом. Авантюры и неприятности летом. Стычки и проблемы в школе. Ты ведь и на факультете ни с кем не сошелся из-за нее. А вот врагов нажил…

— Мама, давай не будем.

— Нет, Северус, выслушай меня. Конечно, мне никогда не нравилась Лили Эванс. Но она нравится тебе. И без нее ты несчастен. А я не могу допустить, чтобы мой единственный сын ходил с видом дементора. Расскажи мне. Ведь раньше у тебя никогда не было секретов от меня.

— У тебя тоже не было секретов, мама. Ты расскажешь, что с тобой происходит?

— Сделка? — улыбнулась Эйлин и выгнула бровь.

Северус отзеркалил ее мимику:

— Сделка. — А потом разом посерьезнел и спросил с тревогой в голосе: — Так что с тобой происходит, мама?

— Это проклятие от твоего деда за то, что я вышла замуж за маггла. И поскольку мой отец уже давно мертв, то и снять проклятие некому. В Мунго мне помочь не могут. Брат тоже.

— Совсем нет средства?

— Я пью кое-какие зелья. С ними легче. Но ты сам знаешь, проклятие, полученное от родителей, никто, кроме них, снять не может. Да и ничего такого совсем уж страшного в этом проклятии нет. У меня не растут рога, я не превращаюсь по ночам в жабу… Так что папенька меня еще пожалел. Ничего мучительного или с отвратительными внешними проявлениями, просто слабость и упадок сил. Первое время я вообще ничего не замечала, потом списывала общую слабость на что угодно, а когда поняла, что это проклятие — отца в живых уже не было. Тут действительно ничего нельзя сделать.

— Сколько?

И Эйлин сразу поняла, о чем спрашивает сын:

— Я надеюсь, что смогу увидеть результаты твоих ТРИТОН.

— Мама!

И Северус вскочил из-за стола и рухнул перед ней на колени. Она уложила его голову на свои колени и принялась гладить по черным блестящим волосам. Он прятал лицо в ее фартуке, а она уже жалела, что рассказала ему. Она и так немного приврала. Хорошо, если она успеет отправить его на седьмой курс. Наконец-то его плечи перестали нервно вздрагивать, а дыхание выровнялось. Он поднял свое лицо, бледное, покрытое некрасивыми красными пятнами:

— Мама, я что-нибудь обязательно придумаю. Обязательно!

Эйлин ласково отвела пряди с лица сына и переключила его внимание:

— А теперь ты расскажи мне, что все-таки стряслось. Больше всего я хочу, чтобы ты был счастливым.

И для Эйлин это оказалось испытанием не меньшим — слушать, что пережил ее мальчик, как он оказался опозорен перед всей школой, а Лили — его единственный друг — не смогла простить вырвавшиеся слова. Ей хотелось по очереди удушить Поттера, Блэка и Эванс за то, что заставили страдать ее Северуса. Но она привыкла мыслить рационально. Тягаться с Поттерами и Блэками ей не под силу. Даже в суд на них не подашь за оскорбление достоинства: богатые мальчики выйдут сухими из воды, адвокаты неплохо заработают, а газетчики разнесут эту историю по всей магической Британии. Нет уж, так только хуже будет. А вот с Эванс можно что-то решить. И тут мозг Эйлин зацепился за несоответствие. Северус прекрасно владел собой и практически никогда не опускался до ругани. Разумеется, живя в Паучьем Тупике, можно выучить слова куда грубее, чем «паршивая грязнокровка». И сын их, конечно, знал и применял по случаю — но всегда очень уместно. А тут… Тут что-то было не так. Конечно, кто угодно может списать это на стрессовую реакцию. Кто угодно, но не тот, кто когда-то довольно близко дружил с Блэками. Эйлин прекрасно помнила, как Вальбурга насылала фирменное проклятие сквернословия на тех, над кем хотела поиздеваться. И вот из галантного кавалера вместо «Я готов ждать, сколько потребуется» начинает сыпаться гадость вроде «Сколько же можно за тобой бегать, идиотка?». Или что похуже. Все зависело от того, насколько зол и растерян был человек во время действия проклятия. Накладывалось оно невербально и отследить его было сложно. Разве что если знаешь о нем.

— Северус, а этот Блэк не мог наслать на тебя проклятие сквернословия? — и Эйлин рассказала сыну о том, что знала.

— Я так и знал! Я не мог такое сказать! Сам не понял, что на меня нашло, — но нахлынувший энтузиазм быстро сошел. — Но Лили не хочет и видеть меня. Она теперь считает, что наши пути разошлись навсегда. А я только-только наладил отношения с однокурсниками. Они, конечно, те еще снобы, ни во что не ставят магглорожденных и даже могут жестоко подшутить. Но Лили как будто не понимает, что такое деловые связи. У Мальсибера, например, родственники занимаются производством котлов. А у Эйвери — самое большое собрание литературы на итальянском. Даже «Яды» Борджиа есть!

Северус все говорил и говорил, словно прорвало плотину, которую он тщательно сдерживал. И Эйлин его прекрасно понимала. Все ее мальчик делал правильно. К сожалению, она не могла ему дать поддержку. А все свои связи растеряла, выйдя замуж за маггла. Разве что Малфой к ней неплохо относился (еще бы, их помолвка была ему тоже поперек горла, но смелости разорвать ее, обвенчавшись с любимым, хватило у Эйлин). Но Абраксас не станет этого демонстрировать явно. Хватит и того, что он окажет протекцию ее сыну.

— Так, Северус, может, это и к лучшему, что ваши пути с Лили разошлись сейчас? — мягко спросила Эйлин.

— Мама, я… — Северус замялся, словно сам стеснялся своих чувств и не мог подобрать им определение. — Я не могу без нее.

Он хотел сказать, что все время думает о ней. Всегда. О том, что обидел. О том, что она больше не будет смеяться с ним, а будет над ним. О том, что он не сможет обсудить с ней новое зелье, или заклинание, или пластинку, неважно. И он все никак не может понять, что же будет дальше делать. Но Эйлин как будто поняла его без слов.

— Попробуй поговорить с ней еще раз. Она, наверное, уже сама жалеет, что не дала тебе еще одного шанса. Расскажи про заклятие. Я почти уверена, что оно на тебе было. Попробуй, ради меня, — добавила Эйлин, видя, что сын собрался снова замкнуться и лелеять свою гордость.

— Хорошо.

— Тогда иди, можешь взять с собой пирог. Все равно наш чай безнадежно остыл.

— Может, завтра?

— Иди.

— А посуда?

— Я помою. Ну, живо — переодевайся, я пока заверну тебе пирог.

Отступать Северусу было некуда, и он отправился собираться в поход за прощением Лили Эванс.

* * *

Где-то на полдороге энтузиазм Снейпа растворился. Зато память услужливо подкидывала и возбужденные радостные лица врагов, и любопытно-глумливые — зевак, собравшихся ради представления Мародеров, и — что самое худшее — лицо Лили, с этой смешинкой, затаившейся в глазах и уголках губ. Он тогда думал, что сорвался на ругань из-за этого предательства, а не проклятия. Выходит, он и вовсе не виноват. А как она его тогда отбрила возле гриффиндоской гостиной: «у тебя своя дорога, у меня своя». Как будто это не она отдалилась от него за этот год. Как будто это не ей было так весело проводить время со своими друзьями. А вот его «друзья» все были неправильные… Но он всего лишь думал о будущем. Сама же она и вовсе дружит с оборотнем, а от всех его доводов отмахивается, предпочитая не замечать очевидного. А он, между прочим, за нее переживает, но ей же плевать! Ей же важнее, что говорят ее дорогие гриффиндорцы, а не он. Его снова накрывала обида и злость. Он и сам не заметил, как ноги понесли его вовсе не к дому Эвансов, а к той самой иве, которая служила им крепостью и домом. Но злость и обида так застилали ему глаза, что он совершенно забыл о старых корнях, за которые так легко зацепиться и свалиться в воду. И именно это он сделал.

— Б#$&%!

И тут же хлебнул воды. На секунду мелькнула мысль, что вот он сейчас потонет, пусть она поплачет. Но мысль быстро закончилась — вместе с кислородом. Снейп отчаянно оттолкнулся от дна и вынырнул, жадно хватая воздух. Кажется, кто-то что-то кричал. Кажется, кто-то тянул ему руку. Он отчаянно уцепился за крутой берег, подтянулся, распластался на речной траве.

— Сев, Сев, Сев, — до боли знакомый голос скороговоркой звал его по имени, — ну же, ты живой?

Чьи-то тонкие руки пытались его перевернуть, но он приподнялся на локтях и принялся отплевывать воду. Кое-как он дополз до ивы, прислонился к ее могучему стволу, и лишь тогда его пронзила догадка: «Лили!»

Она же, увидев, что он прямо сейчас помирать не собирается, возвышалась над ним, уперев руки в бока, и гневно смотрела. Маленькая, мокрая, но ужасно сердитая. А солнечные блики, расцвеченные зеленым, играли на ее огненных волосах и фарфоровом личике. Она была такой хорошенькой, что Северус против воли улыбнулся.

— Он еще и смеется! Собирался топиться — так и тонул бы!

— Лили, — булькнул Северус.

— Ты меня испугал!

— Я не хотел, — откашлявшись, сказал Северус. — Прости меня. Я никогда так не думал и не думаю. Это все проклятие!

— Проклятие? — Лили явно смутилась.

— Да, проклятие сквернословия.

— Никогда о таком не слышала, — Лили поджала губы: она не любила ошибаться. Ведь получается, что она повела себя ничуть не лучше, а даже хуже. Ее-то никто не проклинал.

А Северус уже подскочил, схватил ее за руки и спешно рассказывал о том самом Блэковском проклятии. Очень на них похоже. И на темных магов Блэков. И на этого идиота Сириуса. Лили смотрела, как капельки воды стекают с длинных волос ее Сева, а одна собралась на носу. И как же она собиралась жить без своего друга. Все эти дни ей было так больно и обидно, словно ее разделили на две половины. Она уже почти убедила себя, что Снейп — предатель и в этом своем гадюшнике пропитался идеями превосходства чистокровных…

— Ладно, Северус, — серьезно сказала она. — Я, конечно, еще спрошу у Поттера — он совсем не умеет врать, и не может быть, чтобы Блэк не поделился со своим другом этим идиотским проклятием…

— Так ты меня прощаешь?

В голосе Северуса было столько надежды, что Лили не выдержала и разрыдалась.

— Да, — всхлипнула она и ткнулась носом куда-то в Северусову грудь.

Тот как-то странно ее обнял, вроде и крепко, но как-то полуотстранившись, полубоком. Но Лили уже было решительно все равно, и она блаженно рыдала, вместе со слезами вымывая горечь и собственную обиду.

Северус неловко утешал ее, не зная, что сказать. Да и совершенно не вовремя образовавшийся стояк очень мешал. Хоть ты снова лезь в воду.

Через какое-то время они уселись под ивой прямо в лужу, что натекла со Снейпа. Все равно оба вымокли и перепачкались до невозможности. И говорили, говорили, словно стараясь возместить те дни, что они не разговаривали.

— А знаешь, хорошо, что ты не пошел к моему дому. Я попросила папу спустить тебя с крыльца, если ты придешь…

— Вот спасибо, — ухмыльнулся Северус. — Ты уж не забудь ему сказать, что передумала.

Лили рассмеялась.

— Уж не забуду. А что ты в руках нес?

Северус горестно вздохнул:

— Мамин пирог.

И вдруг, сам не зная зачем, он рассказал все Лили. И хоть она тоже понятия не имела, что со всем этим делать, но с таким энтузиазмом принялась составлять план, чем и как они могут помочь миссис Снейп, что на душе у Северуса стало легче: теперь он не один.

Домой Северус вернулся поздно. Мокрый и грязный. Но счастливый.