Покушение (джен)

Малкович вызвал Евгена Кватерника ближе к ночи, когда огни на центральном этаже Управления погасли.

— Я недоволен вашей работой, Евген.

Брови полковника сошлись на переносице. Кватерник насторожился. Конечно, о расформировании экипажей не может идти и речи. Не те люди, не те навыки.

— Я приказал расформировать семнадцатый экипаж. Агенты будут теперь в поле.

В поле — значит, на оперативной работе. Майор кивнул.

— Работать будете по Йованич вместе с идеологами. Будете прорабатывать ее самостоятельно, без опоры на их разработки. И да, Гречанова из тридцать первого Войтарского тоже включите в вашу группу в качестве подмоги. Он будет вам очень полезен.

Кватерник молча козырнул. Остаток ночи он провел в себя в кабинете, щуря светлые зеленые, почти прозрачные глаза на длинную опись документов по сербским националистам, хранившихся в архивах Управления.

Утром он собрал группу. Пять мужчин и две девушки в штатской одежде. Устало потер заломивший висок и сразу полез в карман за коробочкой, где лежал аспирин — бессонная ночь дала о себе знать.

Евген пододвинул к краю письменного стола проектор, вынул из жестяного футляра катушку с пленкой. Щелкнул рычажками, вправляя ленту.

— Божена, выключите свет.

Матовый плафон лампы погас, и спустя пару минут на белой стене замерло изображение женщины. Худая, высокая, густые волосы зачесаны назад, а глаза замерли, вытаращенные в камеру.

— Магда Мария Йованич, — сказал майор устало. — Родилась в Загребе седьмого мая сорок третьего года. Вдова, муж погиб в семьдесят четвертом году в автокатастрофе. Детей нет. К уголовной ответственности ранее не привлекалась. Политические убеждения — ультраправый национализм и неонацизм. Взяла на себя ответственность за покушение на Председателя Президиума Скупщины. Подозревается в связях с Organisation der ehemaligen SS — Angehorigen. Это значит: «Организация бывших членов СС». Наша задача — проверить каждое сказанное слово. Зовут ли ее действительно Магда Йованич? Кто ее муж? Как он погиб? Встречалась ли она с людьми, работающими в ОДЕССА?

Первый этап — работа в архивах. Милорад Гречанов стер рукавом форменной куртки пыль и открыл первый том. Аккуратно подшитые донесения седьмого отдела УДБА по югославским националистам.

Магда Йованич попала в поле зрения УДБА шестнадцатого мая семьдесят пятого года. Текст ее выступления по радио был записан на пленку, и эта пленка была аккуратно подшита в бумажный пакет. Гречанов осторожно открыл клапан и вложил кассету в приемник. В тишине кабинета с потрескиваниями раздался голос:

— Граждане! Наши друзья по крови и делу! Национальный комитет «Родна Сербия» приветствует вас в этот знаменательный день…

День покушения на первого заместителя Председателя Президиума Скупщины Драгомира Войтича. Милорад прослушал всю речь до конца, выключил приемник и перевернул страницу досье. Ничего интересного. Он взъерошил светлые волосы, вчитываясь в набранные на печатной машинке страницы. Жизнь добропорядочного преподавателя университета — лекции, научные конференции и по вечерам кафе на Вождоваце, где она выступала ярым пропагандистом. Отчего такая перемена в ее тихой жизни?

На изучение всех толстых семьдесят томов ушло почти две недели. Никакой зацепки. Любовников не было, подруг тоже. Телефоном практически не пользуется. Аккуратно оплачивает все счета, пользуется услугами прачки, молочника и парикмахера. Маршрут не меняет, покупает один и тот же набор продуктов в одних и тех же магазинах. Никуда не выходит, увлечений нет. Попытка внедрить к ней агента не удалась. Письменная характеристика агента прилагалась.

Молодой человек вздохнул, откладывая в сторону блокнот, где значилось три фамилии. Поразительная биография. Неестественно чистая. Такого не может быть у обычного человека. Она ведет себя одновременно и очень осторожно, и очень вызывающе, если взять в расчет собрания националистов. Но и на собраниях она ни с кем не вступает в контакт. Все завсегдатаи давно уже взяты в разработку. Никто из них не сотрудничал с немцами и подозрительными личностями. Либо Йованич используют втемную, что, однако, исключается в виду необычной чистоты ее биографии начиная с шестнадцатого мая семьдесят пятого года, либо она искусный конспиратор.

Но обмануть спецслужбы, которые взяли ее в тройное кольцо наблюдения, практически невозможно. Следовательно, все ее сегодняшние контакты — это не случайность.

Милорад написал в блокноте: «Не исключена вероятность, что Й. — агент стратегического назначения, ориентированный на работу в тылу спустя много лет после вербовки. Мина замедленного действия».

Кто, когда и каким образом снарядил эту «мину»? — он снова почесал затылок. Информации до покушения практически нет, обрывочные сведения. До переезда в Белград в семьдесят первом году жили в Загребе. Полиция Загреба крайне неохотно предоставила сведения о том, что проживали они на улице барона Тренка. Гречанов решил отправиться в Загреб сам.

Кватерник выслушал сотрудника, кивнул:

— Я получу на это санкцию полковника. Продолжайте, Божена.

Божена, симпатичная блондинка тридцати лет, раскрыла папку. Милорад сел на свободный стул и отложил в сторону свой блокнот.

— Вам, мужчинам, конечно, не понять, — она кокетливо улыбнулась. — Я смотрела медицинские карты Йованич. Она регулярно проходила диспансеризацию, но за исключением одного врача. В графе «гинекологические заболевания» стоит прочерк, нет штампа «здорова». И так на всех ее картах. Она уклонялась от посещения гинеколога.

— Вам видится это странным, Божена? — на губах Евгена заиграла усмешка.

— Да, конечно. Особенно, если сравнить то, что после каждой диспансеризации она перебивалась с хлеба на воду.

— То есть?

— Она давала взятку, чтобы избежать осмотров.

— Но зачем?

— Вероятно, есть то, о чем она не хочет говорить. Я предлагаю провести внеочередную диспансеризацию в Белградском университете, но только Йованич будет обследовать наш эксперт.

Кватерник недоверчиво улыбнулся, пожал плечами:

— На безрыбье и рак рыба. Но только вы этим лично займетесь, лейтенант.

— Так точно.

Магда взглянула на заместителя ректора непонимающе, собрала с кафедры листы с лекцией:

— Диспансеризация? Но она уже была в прошлом месяце.

— Решили повторную сделать. Ради вашего же здоровья.

Йованич зашла за ширму, стала натягивать чулки.

— Одевайтесь, — врач прошла мимо нее и села за стол. Женщина взглянула на нее поверх ширмы и застегнула юбку.

— Наследственные заболевания были? — врач включила лампу.

— Нет.

— Венерические?

— Нет.

— Контузия?

— Нет.

— Переохлаждение?

— Нет.

— Аборт?

Магда замерла, потом заторопилась застегнуть пуговицы. Но маленькие круглые пуговицы не попадали в петли. Она прикрыла шрам на животе кофтой. Врач вскинула голову и громко переспросила:

— Аборт делали?

— Операция на восьмом месяце беременности. Но это давно было, семнадцать лет назад.

Йованич отвернулась, подхватила сумочку:

— Что у меня?

— Ничего, — женщина протянула ей обходной лист. — Вы здоровы.

В кабинете профессора горел камин и тепло пахло сухими можжевеловыми дровами. Сам профессор кутался в теплый плед.

— Это у меня после тюрьмы, — неуверенно улыбнулся. — Господа, вы обратились ко мне с любопытной просьбой. Конечно, я не откажу вам в такой необычной консультации. Угощайтесь чаем.

Малкович улыбнулся в ответ, взял чашку тонкого костяного фарфора. Профессор смешно подергал кустистой бровью, пожевал губами.

— В словах вашего эксперта у меня нет сомнений. Действительно, пациентка, как явствуется из анализов, не болела ни сифилисом, ни гонореей. У нее не было венерических заболеваний. Но слова о полостной операции на восьмом месяце беременности.

Старик на секунду замолчал.

— Это фантастически, конечно, потому что аборты на таком сроке это уже не аборты, а преждевременные роды путем искусственного вмешательства. Их не делают. Это очень опасно для беременной. Летальный исход в половине случаев из-за большой кровопотери. Такие операции не делают.

— А ее версия об аппендиците имеет место быть?

— Нет. Характер шрама указывает на то, что это было хирургическое вмешательство именно в репродуктивные органы.

— Это могла быть санирующая операция в результате ранения?

— Если верить словам вашего эксперта, то это узкий шрам с ровными краями, хорошо зашитый. При осколочных и иных ранениях такого не бывает, остаются и другие отметины.

Малкович помолчал, потом осторожно спросил:

— Вы сказали, что такие операции не делают. Но ей кто-то сделал такую операцию да еще и высокопрофессионально. Скажите, вы не знаете других подобных случаев?

— Нет. На территории Югославии точно нет.

— А за ее пределами?

Профессор не притронулся к чашке, подпер кулаком седую бородку.

— В тридцать восьмом году я был на международной конференции хирургов в Берлине. Один подающий большие надежды молодой человек изложил свою теорию полостных операций. Она не была лишена некой разумности, но такие манипуляции с человеческим организмом негуманны. Ее освистали. Но я точно помню, что в сорок первом году, еще до оккупации Югославии, про этого моего немецкого коллегу написали статью. Этот молодой человек успешно провел целых три операции на беременных женщинах. Правда, о том, сколько было неудачных попыток, журнал умалчивает.

— У вас сохранился этот журнал?

— Да, да. Он где-то здесь должен быть, — профессор встал и повернулся к книжным полкам, заставленных книгами. Деян пил чай, разглядывая корешки книг. «Акушерство», «Ведение беременности»…

— Вот. Смотрите. Статья о чудесном докторе Отто Краузе.

Полковник пробежал взглядом статью, потер ладонью лоб.

— А сейчас этот молодой человек практикует. У него есть своя клиника где-то под Берлином, — профессор посмотрел ясными глазами на офицера контрразведки. Деян поднялся, протянул руку:

— Спасибо, профессор. Вы нам действительно помогли.

Вечером Мария принесла две чашки чая и корзинку с вязанием. Старый Дик пристроил седую морду на край корзинки и задремал. От его дыхания вздымались и опадали пушистые ворсинки мохеровых клубков. Мария быстро щелкала спицами и беззвучно шевелила губами, считая петли. Малкович застегнул пуговицы домашней куртки и прикрыл открытую форточку. На столе перед камином лежала книга в красной обложке.

— Мдислав Павич. Избранные стихотворения, — Мария наклонилась к книге. — Деян, неужели ты читаешь этого новомодного рифмоплета? Его каждый день критикуют во всех газетах.

Деян усмехнулся.

— В какой-то степени Павич мой коллега. Он неплохо пишет, — ответил, скрывая улыбку, и взял книгу со столика. Развернул там, где лежала закладка. «Вопрос… Ответ…». Это были копии стенограмм допросов бывшего бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга, скрытые под обложкой художественной книги. То, что сказал профессор, дало новую ниточку. Архивы Управления дали точную информацию. Отто Рихтер Краузе входил в группу Йозефа Менгеле.

Он начал свои медицинские опыты в Дахау в тридцать третьем году и закончил их в Маутхаузене в сорок пятом…

Малкович вздохнул, стараясь побороть тошноту. Теперь доктор Краузе был жив, жил в Западном Берлине, у него частная клиника…

Он рванул ворот рубашки, расстегнул пуговицы.

— Деян, — спицы полетели на пол. Мария подхватила мужа под локоть. — Что? Сердце?

— Воды.

Отпил прямо из графина, отдышался. Пальцы все равно дрожали.

— Врача?

Полковник вздрогнул, быстро пробормотал:

— Нет, нет. Это нервное, пройдет.

Закрыл глаза, чувствуя, как отходит, отпускает внезапная боль. Леночка, первая жена, умерла в газовых камерах Освенцима.