Волчья тень (гет)

.

Небо было удивительно глубоким и ясным. Такое голубое и такое высокое...

— Поднимайся! В реальном бою тебя никто жалеть не будет.

Да-да, конечно… Сама же напросилась.

Носком сапога Уилфред подтолкнул меч в её сторону. Впрочем, назвать мечом эту железку язык не поворачивался, скорее уж кусок дешевой стали, заточенный с одного конца. Но в их положении и такое оружие — большая удача. Если удавалось захватить что-то подороже, это сразу продавали. Деньги были нужнее.

В пояснице тянуло, голова шла кругом, но Эл поднялась. Взяла в руки меч. Её немного мутило.

Уилфред стоял напротив и, как всегда, презрительно щурился.

— Ну и что это ты изображаешь? Беременную цаплю? Выпрямись! Встань боком! Ноги! Перенеси вес!

Эл послушно выполнила все указания. Все равно он снова победит, так какая разница…

Уил занес оружие для удара, но тут же опустил:

— Элайв, что такое?!

— Что?

— Ты себя видела? Да у тебя во взгляде написано: “Убейте уже меня поскорее“. Так нельзя. Соберись!

Ну вот, еще и взгляд не тот…

Перехватив меч поудобней, Эл ждала удара. И он, конечно, тут же последовал. Она отражала выпады как могла.

— Почему ты отступаешь? Не защищайся, нападай, Темный тебя раздери! Кому я показывал?

Элайв попыталась напасть, но Уилфред не собирался поддаваться. Его меч был сразу везде: как только она замечала открытое место и целилась, так сразу же открывалась сама. Уилфреда это просто бесило:

— Думай быстрее! Думай на шаг вперед!

Эл попыталась пойти в атаку, но — секунда — и кончик меча смотрит ей прямо в лицо.

— Убита, — выдохнула она.

— Уже который раз, — мрачно подтвердил Уилфред, опуская оружие. — Все на сегодня. Никакого терпения с тобой не хватит…

Забавно, что Мара говорила то же самое. А ведь в магии Эл гораздо талантливее, чем в фехтовании.

Выдохнув, она побрела на дрожащих от напряжения ногах к дому. Нет, воин из неё никудышный. Не хватает ловкости, быстроты, ума, в конце концов…

— Зачем ты меня тренируешь? — обернулась она к Уилфреду. — Ведь я уже давно не хожу с тобой на дело.

Никого рядом не было. Куда он делся?

— Уилфред?..

Лес был тих, будто Владыка создал его секунду назад.

Вдруг что-то налетело на неё со спины, повалило на землю:

— Не можешь драться железом, так борись! Ну! — хрипел в ухо знакомый голос.

Ах так… Так?! Ну получай!

Эл наугад ударила назад, примерно туда, где должно было находиться его лицо. Раздался тихий вздох. Хватка чуть ослабла. Она попыталась перекатиться на спину, но Уилфред все ещё крепко держал. Эл билась, рычала, но ничего не выходило.

Нащупав рукой голую кожу, она вцепилась в нее пальцами и выбросила всю свою злость пополам с магией. Он выругался, но не отпустил. По её пальцам тек живой огонь, она могла изжарить его до смерти и знала это, но теперь было уже все равно. Получай, получай!

Взвыв, он оторвал от себя её руку, которая будто прикипела к коже, и отполз в сторону.

— Ты что творишь?!

Там, где секунду назад были её пальцы, вздувались пузыри.

— Ты сказал сражаться? Я сражалась. Ведьма, которую застали врасплох, способна и не на такое.

— Ты вообще соображаешь? Я же для тебя стараюсь! Рано или поздно тебе придется драться, и я не хочу, чтобы тебя убили.

В его устах это звучало почти признанием в любви. Эл оценила такую откровенность, но в ней все ещё клокотала злость, и усмирить её было непросто.

— Меня не убьют. Это не так легко, как ты думаешь.

— Неужели? А у меня почти получилось.

— Ты застал меня врасплох! Накинулся со спины!

Уил набрал в грудь воздуха и заорал так, что птицы с шумом взлетели с веток:

— А ты думала, тебя предупредят?! Пришлют письмо с гонцом?! Эл, перестань быть такой дурой!

А вот это он зря. Ой как зря…

— Не смей так со мной разговаривать, — тихо ответила Элайв. Она хотела сказать это спокойно, но слова прозвучали змеиным шипением.

— А то что?

Огонь бушевал внутри, сметая все на своем пути. Эл могла бы превратить наглеца в угли, даже не прикасаясь, но держалась из последних сил. Потом ведь придет чувство вины, начнет грызть… Но лечить она Уилфреда не будет, нет. Сам справится, раз такой умный.

— Что? Что ты мне сделаешь? — не унимался Уилфред.

— Брошу тебя, — глухо ответила она, все ещё борясь с желанием сжечь ему что-нибудь.

— Вот как? И думаешь, я тебе позволю?

— Я не буду спрашивать.

Резко развернувшись, едва различая дорогу, она пошла прочь, в лес. Уилфред ничего не сказал, не попытался остановить. Ну конечно, зачем. Было ли ему вообще хоть какое-то дело до неё? Нет, совсем нет!

Они жили вместе уже три года. Снова и снова Эл возвращалась мыслями к тому дню, когда встретила Уилфреда. И как это её угораздило довериться такому человеку?..

* * *

Тем летом Элайв скиталась по Рейнхиллу, ночуя в самых дешевых трактирах, и искала себе место. Все таверны и харчевни были полны работников, а в ремесленники никого просто так не брали. Даже хозяйка “Чаши и когтя“ ничем не смогла помочь. Особенно после того, что там случилось.

Было одно место, где Эл обрадовались, но когда она поняла, чем занимается эта женщина… Её холодные костлявые руки, как она ощупывала Эл, оценивала, как лошадь… Бр-р! Нет, ни за какие деньги. Впрочем, накопления скоро кончатся, и тогда действительно не станет никаких денег.

К лекарям не стоило даже идти. Такие моментально видели колдуний и деревенских травниц и связываться с ними не любили. Как и никто в Терравирис.

Она бесцельно бродила по улицам, заглядывая то в один, то в другой переулок и гадая, где же будет безопаснее устроиться на ночлег. В кошеле осталось всего несколько монет, нужно экономить… Но и к Маре уже не вернуться. Это будет поражением. Это будет означать, что Эл не справилась, что она все ещё маленькая девчонка, ничего не умеющая и ни к чему не способная. А между тем ей уже исполнилось пятнадцать! И она докажет, что может сама всего добиться!

В одном из темных проулков ей встретился человек. Он не спешил, как другие, шел медленно, опустив глаза в землю. Незнакомец двигался лениво и вальяжно, хотя по одежде нельзя было сказать, что в его карманах водилось много золота или серебра. Среднего роста, на голову словно соломы набросали, а глаза цепкие, хоть и смотрит скучающе, переводит взгляд с каменных стен на дорогу, бродячих кошек и обратно, ни на чем не задерживаясь. Что-то в нем привлекло её внимание. Не задумываясь о последствиях, Эл спросила:

— С вами все в порядке?

Он с трудом сосредоточился и улыбнулся, точно пьяный:

— А что, не похоже?

Половина его тела была спрятана под плащом, и Эл готова была поклясться, что там что-то неладно. То, как он прижимал руку к боку, как волочил ноги…

— Вам нужна помощь?

Он привалился плечом к стене, практически перегородив узкую улочку.

— А вы можете помочь?..

Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос! Рассердившись, Эл дёрнула полу плаща, отводя её в сторону.

Чутье не подвело: локтем он прижимал к боку окровавленную тряпку. Одному Владыке известно, сколько он так уже бродит по городу! Его походка не была ленивой, поняла она, это была слабость теряющего силы человека. Он начал медленно сползать по стене, не замечая этого.

— Осторожней! — Эл поймала его, но, конечно, не смогла удержать. Её сил едва хватило, чтобы мягко опустить его на каменную кладку.

Глаза его были открыты, но свет стремительно уходил из них.

— Сейчас… Сейчас…

Она могла помочь. В этот час улицы были пустынны, и он мог так и умереть в одиночестве, но ему повезло. Теперь Эл не оставит его.

— Там есть что-то? — спросила она, опасаясь навредить. — Обломок стрелы? Или копья?

Он слабо покачал головой. Хорошо.

Тряпка полетела в сторону, с противным хлюпаньем оторвавшись от раны. Это был огромный порез, кто-то вспорол несчастному бок. Оставалось надеяться, что внутри все цело.

Прижав ладони по обеим сторонам от раны, она попыталась соединить её края. Руки мгновенно намокли и испачкались. Ерунда. Лишь бы выжил.

Эл не пользовалась своим даром много лет. Испытывая отвращение к любому огню, она похоронила свой собственный давно и надежно, но теперь только он и мог помочь. Не надеясь на успех, Эл позвала свою магию. Та отозвалась в тот же миг.

Огонёк от сердца к рукам. По венам — живительное тепло. Ладони горячеют. Хорошо. А теперь все тепло ему. Все силы. Этого хватит, чтобы остановить кровь, чтобы кожа снова срослась. Он едва слышно застонал. Да, больно, горячо. Но зато будешь жить.

В этот момент Эл не думала о том, что открыто колдует прямо на улице. Она не думала, что этот человек мог оказаться охотником, следящим за ведьмами. Ей было важно повлиять хоть на что-то, спасти хоть чью-то жизнь, если уж её собственная летела в пропасть…

Рана затягивалась быстро: сил было много, а огонь никогда не подводил. Сосредоточившись на работе, она и не заметила, что мужчина с интересом наблюдал за процессом.

Когда Эл закончила, то наткнулась на серьезный взгляд серых глаз:

— А ты, стало быть, ведьма?

Она в страхе отдернула руки, и они были красны от чужой крови.

— Не бойся, я вор. Будем держаться вместе.

* * *

Все эти годы Эл так и жила, держась за него. А вот Уилфред, кажется, не очень ею дорожил. Она была полезна: лечила его раны, следила за домом. Её даже не нужно было защищать, она отлично справлялась с этим сама. Понятно, зачем Уил оставил её рядом, но вот зачем он нужен ей? Последнее время Эл задавалась этим вопросом все чаще.

Когда-то она мечтала, что Уилфред станет её мужем. Она думала, что это навсегда. А теперь… От былого пламени остался только… Пепел.

Пепел пахнет горечью. Мокрый пепел — отвратительная чёрная каша, от которой вязко несёт гарью.

Что за проклятье на ней такое?! Почему все, что ей дорого, сгорает в серую пыль? Мать думала, что защищает дочь, когда назвала её Элайв, а получилась злая насмешка. Зачем жить, когда близкие умирают?..

Эл остановилась, привалившись к дереву. Столько лет прошло, и снова, будто это было вчера… Стоило прикрыть глаза, и воспоминания забрали её в свой мягкий плен.

Она была совсем маленькой. Тем вечером отец оставил Эл с тёткой и поспешил домой. Будто чувствовал что-то. Не нужно было его пускать, тогда остался бы хоть кто-то, но нет. Только холмик мокрого пепла. И больше ничего.

Когда ни он, ни мать, не вернулись, тётка отправила своего старшего сына узнать, не случилось ли чего. Он пришел белый, как полотно, долго молчал. Эл выставили на улицу, чтобы она не слышала. Уже тогда стало ясно, произошло что-то непоправимое.

Не дожидаясь новостей, она побежала домой, и… Дальше она ничего не помнила. Только запах гари, пропитавший одежду и волосы. Он долго преследовал её наяву и во сне. Проклиная себя за то, что осталась жива, она постоянно задавалась вопросом: как мог случиться такой страшный пожар? Почему?

А вдруг виновата она, Эл? Нет, её там не было, но её дар — внутренний огонь… Отвратительный огонь! Эл надолго забыла про свои способности, и даже когда её приютила Мара, не пользовалась ими.

Тихо с неба падал легкий пушистый снег. Эл так и стояла, обняв тонкий ствол и утонув в воспоминаниях. Мороза она не чувствовала, только слезы холодили щеки.

Люмина, её названная мать, была немногим лучше тетки. Разве что была богата и дома появлялась редко. Мара поселила Эл в собственном замке. Старая груда камней тогда показалась маленькой девочке настоящим дворцом, и она даже рада была оказаться в таком необычном месте, но потом началась учеба. Нет, не секреты владения её врожденным даром, только зелья и травы, бесконечные зелья и травы…

Может, тогда Эл и полюбила лес? Как любила его мама. Она всегда говорила: “Спроси у леса, он все знает. Нужно только услышать“. Сама ведь и правда слышала: говорила с деревьями, а они отвечали ей.

Когда Эл вспоминала об этом, у нее щемило сердце. Мама была так талантлива, и так глупо погибла! Взять хоть зелье убеждения. Его Ариадна придумала незадолго до смерти, но очень боялась, что оно попадёт в чужие руки. Поэтому, записав рецепт, она не указала главного ингредиента. Она заставила дочь вызубрить полный состав, и только Эл знала этот секрет. О чем тогда думала мама, чего боялась?.. Эл рассказала все Маре, и вместе они смогли восстановить правильную рецептуру.

Зелье не имело вкуса и запаха, но давало власть над человеком почти безграничную. Выпив нужное количество, несчастный верил во все, что ему говорили в течение нескольких минут, после чего не сомневался в этом до конца жизни. Никакого “противоядия“, никаких дополнительных усилий: просто и чисто.

Только если человека заставляли сделать что-то уж совсем неприятное, в конце концов он начинал сомневаться в принятом решении и досадовать на самого себя, но тогда достаточно дать ему зелье ещё раз. Ну разве не гениально?

Эл такое мастерство было недоступно. Она могла сварить любое зелье, даже самое сложное, но сама ничего нового не придумывала. Хотя Эл и была рожденной ведьмой, но ощущала себя абсолютно бездарной.

Она глубоко вдохнула прохладный и влажный воздух. Неподалеку что-то тихо зашуршало. Здесь рядом ручей, к которому звери ходят на водопой. Дойти до него? Опустить руки в ледяную воду, напиться… Вода успокаивает, она нежна и деликатна. Ведьмы ненавидят реки, а она — терпеть не может огня. И как назло именно он дарован ей Мудрой, именно его рождает её магия! Ну что за наказание!

Она всегда была неправильной, отличилась и здесь. И как прикажете искать свое место? Куда податься, если никто тебе не друг и не брат? Если тебя не пугает то же, что и остальных, и, что ещё хуже, — не радует то, что должно радовать?

Завела бы семью, занималась домом. Ну не любит она Уилфреда, а многие ли женщины любят своих мужей?

Зачем что-то искать, когда она умеет варить зелья и могла бы жить этим и горя не знать. Да, радости от этого никакой, и наскучивает так, что выть хочется, но… Никто не живёт так, как мечтает, с чего ей-то должно повезти?

А Эл почему-то чувствовала, впереди её ждёт чудо, большое и светлое. Такое, о чем и подумать не смела, от чего дух захватывает. Только как к этому прийти?..

Холодный ветерок жестко облизнул лицо.

Здесь хорошо, потому что здесь — она сама по себе. Лес принимает её, как принимает каждого зверя и птицу такими, какими они рождены. А какой рождена она, Элайв? Ведьмой. Пылающим факелом. Разящим мечом. И если она рождена ведьмой, так почему бы ею не стать?

Элайв резко распахнула глаза. Она должна найти себе наставницу и пройти обучение. Только после этого можно войти в полную силу, только так научишься управлять своей магией и сможешь творить все, что захочешь. Быть тем, кем захочешь. Решено!

Упав на колени, она прижала большой палец правой руки к ладони на левой и, опустив голову, прошептала:

— Мудрая, будь милосердна! Проложи мне путь к служению тебе! Я знаю, все владеющие магией под твоим покровительством. Ты любишь тех, кто ищет знаний и мудрости. Так помоги мне!

Элайв затихла, прислушиваясь и почти веря в то, что услышит ответ. Ветер пробежал по лесу, играя на струнах ветвей что-то таинственное, но благосклонное.

* * *

Эл вернулась домой поздно. Ещё с порога она заметила, что Уил сам замотал обожженную руку тканью, а в комнате пахло мазью, изготовленной для таких случаев еще осенью. Ну и славно, можно об этом больше не беспокоиться.

Они ссорились уже не первый раз, и сегодня снова, как и всегда, просто сделали вид, что ничего не было. Вот только легче от этого не стало. Сон был прерывистым и беспокойным, и Эл только сильнее устала, вместо того, чтобы отдохнуть.

Огонь в очаге горел ярко и жарко, но все же Эл дрожала от холода, свернувшись калачиком под тонким одеялом. Зимы в Терравирис не жалели ни зверя, ни человека: лес заметало чуть ли не до середины сосен, а морозы стояли такие, что и в двух шубах не согреешься. Тяжко приходилось тем, у кого не было дома с толстыми стенами и достаточно дров. Элайв и Уилфреду тоже было непросто. Их полуземлянка прогревалась, но ненадолго. А ночи были такими холодными, что зубы стучали.

Устав ворочаться с боку на бок не в силах уснуть, она резко села, нечаянно разбудив Уилфреда, дремавшего рядом.

— Что такое? — тоже вскочил он.

— Нет-нет, спи. Все тихо.

Она положила руку ему на плечо, и он перевернулся на другой бок.

И зачем она продолжала заботиться о нём? Когда-то они собирались пожениться, но теперь Элайв была даже рада, что этого так и не случилось. Она благодарна ему, но все же Уилфред совсем не тот, кто ей нужен. Да и нужен ли вообще кто-то?..

Словно почувствовав, что о нем думают, Уил тихо спросил:

— Ты почему не спишь?

Элайв обернулась, напоровшись на его острый взгляд:

— Так, задумалась. Да и не очень-то хорошо спится на голодный желудок.

— Ох, простите, ваше величество, что оставил вас сегодня без ужина.

Она снова отвернулась, пропустив эту колкость мимо ушей. Когда Уил узнал, что она жила в замке, пусть и чужом, пусть и работая каждый день, как и остальные слуги, он стал над ней подшучивать. И зачем все это терпеть? Пора, пора что-то менять…

Уилфред не дал Элайв снова уйти в свои мысли:

— Как рассветет, пойдешь со мной в деревню? — уже более миролюбиво спросил он.

— Зачем?

— Добудем немного еды.

— То есть украдем?

— За кого ты меня держишь? Честно купим. Если мы будем красть у местных, они нас быстро сдадут, а я хотел бы еще пожить.

— Разве у нас остались деньги?

— Ну да, я кое-что припрятал на черный день. Купим хлеба, яиц, может, сыра.

При мысли о еде в животе заныло. Как наяву представилась плошка горячей тыквенной каши, заправленной молоком и медом… Пока она жила у люмины, Эл могла есть вдоволь, а теперь о такой роскоши и мечтать не приходилось, даже черствый хлеб сейчас был бы за праздник.

Наверху холодный ветер вновь затянул свою унылую песню, а где-то в углу заскреблась мышь. И зачем она тогда сбежала? Жила бы в замке как прежде… Нет, ее бы уже выдали за какого-нибудь рыцаря, так что правильно сбежала. Надо бежать и теперь! Эл не знала, как это устроить, но она должна была…

— Иди сюда, — Уилфред притянул её обратно к себе, под одеяло. — Вдвоем теплее.

Тяжело вздохнув, она сжалась в его объятиях. Подумать только, когда-то это казалось ей уютным, она чувствовала себя дома, в безопасности, а теперь… Уже засыпая, она поклялась, именем самой Мудрой поклялась, что это последние дни, которые они проводят вместе.

* * *

Уилфред выполнил свое обещание: утром дома появилась еда. Оставалось только надеяться, что он действительно её купил, хотя откуда у него деньги? И сколько, интересно, пришлось заплатить за эти яйца, хлеб и сметану? Под конец зимы у людей почти не остается запасов и никто не станет продавать последнее — нужно свою семью прокормить.

После завтрака Уил куда-то пропал, ничего толком не сказав. Элайв и не настаивала на объяснениях, сейчас ей очень нужно было остаться одной, чтобы все обдумать. Но она не рассчитывала только на свой ум, потому что знала: лучшие мысли приходят во время разговора с Богиней.

На небольшом сундучке у очага стоял домашний алтарь. Скромный, совсем не такой, как в святилищах Ферлиберт, о которых рассказывала люмина, но и за эту малость её бы осудили на смерть, если бы нашли.

Эл зажгла свечу, и тёплый свет озарил то немногое, что удалось собрать во славу Мудрой: сушеная змеиная кожа, букетик змеиного глаза, лист из старой книги с нарисованными песочными часами и словами молитвы.

Встав на колени, она прочла их вслух:

— Пусть кровь моя холодна, пусть крыльев я лишена, но глаза мои зоркие ищут правду, и ум мой острый узнает её.

Вот теперь ответы придут, обязательно. Теперь можно думать.

Как только потеплеет и дороги просохнут, нужно идти в столицу, это понятно. Первым делом — наведаться в “Чашу и коготь“. Клара подскажет, где найти наставницу, она знает всех ведьм Терравирис, а то и Ферлиберт. Мара всегда говорила, что Клара поможет и не обманет, но никогда не объясняла, какие отношения их связывают. Она вообще мало рассказывала, её люмина. Учила Эл всем тонкостям ремесла, но почти ничего не говорила о себе и на вопросы отвечала неохотно.

Нужно будет навестить её после посвящения. Вот Мара обрадуется, что из Эл все-таки вышел толк! Может, наконец, и расскажет что-нибудь интересное про маму. У Эл всегда было чувство, что люмина от чего-то защищает её, но теперь детство закончилось и она хотела знать все.

В лесу раздался непривычный звук: громкий человеческий голос. Что случилось? Эл вскочила на ноги. Тут никто не охотится, лес слишком густой, да и до замков благородных господ далеко. Кто-то заблудился? Или пришел из деревни? Что им нужно?

Эл совсем не хотелось выходить, но чутье подсказывало, что так будет безопасней, чем сидеть внутри землянки. Из нее никуда не денешься, если что случится.

Послышался грубый голос:

— Да здесь они живут! Здесь! Я точно знаю.

Как не вовремя ушел Уилфред! Или вовремя? Он что-то знал? Нет, он бы забрал её с собой, не мог же он…

Спина взмокла от страха, но Элайв постаралась взять себя в руки. Еще не случилось ничего плохого. И она ничем не провинилась. Уж за последнюю декаду — так точно. Но если они зайдут…

Эл решилась мгновенно, хоть это и было горько. Самодельный алтарь полетел в очаг. “Прости меня, Мудрая! Если выживу, сделаю новый, ещё лучше“, — подумала она, кусая губы.

Проверив кинжал на поясе, Элайв выбралась на поверхность. К дому шел крупный мужчина в овчинном тулупе и заломанной шапке. Она смутно его помнила: кажется, он был старостой в деревне.

— Вот она! Я же говорил! А мужик твой где?

За старостой шли несколько солдат. Зачем они здесь?

— Чего молчишь? Где он?

— Не знаю.

— Ой, не ври мне, девка! Ой, не ври, — зло усмехнулся староста. — Вместе они живут, — добавил он, обращаясь к солдатам. — Вместе и воруют небось.

Она закрыла собой дверь:

— Там никого нет.

— Ишь ты, храбрая! — усмешка слетела с его лица, будто её тряпкой стерли. — А ну отойди. Я сам проверю.

— Да что вам нужно?

— Обокрали нас утром, а то не знаешь? Кроме твоего сердечного больше и некому.

Эл очень постаралась, чтобы на её лице ничего не отразилось. Если бы Уилфред был рядом, она бы сама его с удовольствием придушила. Говорил ведь, что купил еду! Но сейчас надо было спасаться: когда они не найдут вора, то возьмут его подружку. А в тюрьму совсем не хотелось. Там ведьм много, но ни одна не успеет стать её наставницей. В темнице их долго не держат.

Староста устал болтать и просто отпихнул Эл от двери. Солдаты пошли вниз по земляным ступеням. Другой возможности не будет. Бежать, бежать быстро и не оглядываясь!

Она не успела уйти далеко. Позади послышался шум, мимо просвистела стрела. Ну, Мудрая, выноси, одной не справиться.

Эл бежала изо всех сил. Воздух в легких заканчивался, дороги она не различала, ветки хлестали по лицу, но она бежала, подгоняемая страхом. Если схватят, то будут судить за все преступления Уилфреда, а там список большой…

Погоня не отставала. Кто-то кричал вслед:

— Остановись! Кругом наши люди!

Их было слишком мало, чтобы окружить Эл, но достаточно, чтобы поймать. А этого нельзя допустить, нельзя!

Лес стал гуще, поваленные деревья мешали бежать. Она перепрыгивала через них, но понимала, что надолго её не хватит. Что делать? Что…

Эл споткнулась и полетела на землю. Мелкие кусты, палки, влажная земля… Нет, встать! Встать и бежать дальше!

Едва она поднялась на ноги, кто-то схватил её за платье:

— Все, попалась!

Вытащив кинжал из ножен, Эл обернулась и резким движением направила его в живот солдату, но лезвие лишь соскользнуло в сторону по ребру нагрудника. Проклятье! Она попыталась ударить его в единственное открытое место — в лицо, но не успела. Он перехватил руку и выбил оружие.

— Все, теперь все, — довольно пропыхтел солдат. — Набегались. Пойдешь со мной.

* * *

Веревка больно натирала руки, но если это будет худшим, что случится за день, то можно и потерпеть. Эл привели в деревню, и теперь решалась её судьба.

— Эта сволочь у меня уже больше года ворует! Вы сами видели в доме: все мое. Кроме того, что они сожрали, — добавил староста.

Капитан отряда, почти пожилой, с пышными рыжими усами и бородой, смотрел хмуро, и взгляд его не сулил ничего хорошего.

— Она, что ли, ворует? — сурово спросил он.

— Она. И дружок ейный.

— Я не знала, что это ворованное! — возмутилась Эл, и это было чистой правдой.

— Как же! Ты все время с ним жила, и не догадалась?

Капитан расправил усы:

— Мы можем оставить девушку тут. Этот ваш вор вернется за ней, и мы его схватим.

— Ваша милость, ну что это вы такое придумали! — староста аж шапку с головы сорвал. — Она либо сбежит, либо его предупредит! Да и не придет он, я эту породу знаю.

Элайв поджала губы и отвернулась. Как ни обидно это признавать, она была согласна: Уил за ней не вернется. А если и попытается, то почует засаду и сбежит. Вот ведь, хотела от него избавиться — так получай.

Окинув всех тяжелым взглядом, капитан, крякнув, поднялся на ноги:

— Вот что, ребятки, везите-ка вы её в тюрьму. Дело ясное.

— Правильно, — обрадовался староста, — там ей самое место!

— Но ведь я не воровала! — воскликнула Эл больше от обиды и уже ни на что не надеясь.

Капитан посмотрел на её травническое кольцо:

— Там разберутся.

По закону травницы могли жить свободно. Они не несли угрозы, их не топили, как прочих ведьм. Но если уж попала в переплет, то выбраться тяжело. Снимут кольцо — и получится самая обычная ведьма. А речная вода всех примет, ей все равно. По коже пробежал холодок, Элайв уже чувствовала у своих ног шуршащую рябь.

Ну почему, почему все пошло не так? Мудрая, неужели ты оставила свою верную дочь?..

* * *

Телега, груженая людьми, направлялась в столицу. Кроме Эл в ней сидели еще несколько бедолаг, пойманных в округе за какие-то преступления. Она почти надеялась увидеть среди них Уилфреда, но нет. Светлые боги, неужели это и правда не совпадение? Неужели он действительно бросил её, зная, что придет облава? Это было слишком даже для него.

На кочках потряхивало, приходилось вжиматься в сено, чтобы не выкинуло. Еще утром она собиралась сбежать, но представляла это совсем не так. Нет, конечно, все складывалось очень мило: путешествие в столицу, еще и на колесах, а не на своих двоих, но только не привезут ли её к берегу реки? Может, даже не Латы, а какой-то поменьше да потише. И позвать на помощь некого.

Им ведь уже все понятно: Эл воровка, да к тому же и ведьма. Таким самое место если не на виселице, то хотя бы в тюрьме. Даже хорошо, что она не пыталась взять что-то потяжелей кинжала, иначе сразу бы прибили. А так еще на телеге успеет покататься, Рейнхилл посмотрит, тюрьму местную…

Не желая думать о том, что ждет её дальше, Эл прислушалась к тихому разговору стражи.

— Да, не повезло тебе… — сочувственно качал головой один.

— И поменяться не с кем, — досадливо продолжал второй. — У нас строго, ты знаешь: раз охранять поставили, надо выходить.

— Так праздник же, может, отпустят.

— Да ну, что ты, службы не знаешь, — безнадежно махнул рукой солдат, — у всех праздник, кроме нас. Говорят, на площади столы будут с хлебом и вином, и все бесплатно, для народа. Магистрат даже обещал десяток свиней зажарить, но, наверное, врет.

— Конечно, врет, кто будет мясо просто так раздавать…

Столы, праздник? Что все это значит?

— Ну, знаешь, король не каждый день женится, может, и правда что-то такое будет. Народу стекается сейчас в столицу… Толпы! И все ждут бесплатного угощения, традиция такая. Хлеба-то, поди, на всех не хватит.

— Ага, хлеба не хватит, а мяса хватит? Ерунда! Ты в столице недавно, порядков наших не знаешь, а я тебе так скажу: где что можно украсть, обязательно украдут. Даже если король распорядится народу свинины выдать, думаешь, мы ее увидим? Как бы не так! Все, все у магистрата осядет.

— Мне вот и вина не достанется, я в карауле буду, — сердито ответил солдат и замолчал.

Как интересно, королевская свадьба! Эл никогда такого не видела. “Пожалуй, и не увижу“, — подумала она, посмотрев на свои связанные руки.

Впрочем, может, рано отчаиваться? Вдруг в Терравирис по случаю праздника всех отпустят? А на ней-то, по сути, преступлений никаких. На грабежи она не ходила… Последнее время. Опознать её никто не сможет. Ну да, жила с разбойником. Ну, готовила ему, лечила по случаю. Так он заставлял! Попробуй откажись. Жалко все-таки, что Уил её не побил, с синяками бы натуральнее вышло. Да и вообще, какая из неё разбойница: грамоте обучена, умеет говорить хорошо, почти как благородные, манеры всякие знает (спасибо люмине).

Нет, её не должны казнить. Не может все вот так закончиться.

Телега скрипела и подпрыгивала на каждом ухабе, грозя выкинуть бедолаг, сидящих внутри, на каждом повороте. Чем ближе подъезжали они к Рейнхиллу, тем серее становился снег, тем больше на пути встречалось маленьких деревушек и селений. Вдалеке уже виднелась крепостная стена, когда впереди показался столб серого дыма.

— Что это?

— Что там?

— Да понятно что, — глухо откликнулся солдат, зябко кутаясь в плащ. — Проезжай мимо, не останавливайся, — прикрикнул он на возницу, и трясти стало еще сильней.

За очередным поворотом лес ушел в сторону, как уходит темный полог, отодвигаемый хозяйской рукой, и пленники увидели, что происходило у каменных стен.

Несколько десятков человек, дети и взрослые, провожали кого-то на тот свет. Погребальный костер горел давно, и сейчас уже было не разобрать, мужчина ли это был или женщина. На каменном постаменте, испещренном изображениями животных и птиц, бушевал огонь, пожирая свою жертву.

Эл быстро отвернулась. После ухода родителей она больше не бывала на сожжении покойников, и вспоминать об этом сейчас ей не хотелось. Но и закрыв глаза, она продолжала слышать тихий гул: люди прощались. По традиции они вспоминали вслух добрые дела ушедшего, его хорошие качества. Так они свидетельствовали перед богами: умер хороший человек. Встретьте его, светлые боги, приютите в своем чертоге.

Из разноголосицы выделялся будто один голос, произносивший молитву снова и снова. Но нет, это был хор — из случайных прохожих, из тех, кто уже сказал все, что знал, но не хотел уходить. Эл услышала, как люди, сидящие рядом, подхватили, и не заметила, как сама присоединилась к ним.

— Не был умен — уползай змеей, не нажил богатства — убегай лисицей, был зол — уползай пауком, не защитил — ускачи конем, не любил — убегай волчицей. И на крыльях ворона вернись в родной дом.

Эти слова знал каждый в обеих королевствах. Говорили, что когда-то она могла вернуть к жизни умершего, но не теперь, не в эти темные времена. И все же, сколько ни запрещали в Терравирис “ложных богов”, вытравить это окончательно не смог ни один король. Вера в силу слов, надежда на возвращение любимых или хотя бы лучшую жизнь для них после смерти была сильнее.

— Не был умен — уползай змеей, не нажил богатства — убегай лисицей…

Солдаты должны были прервать молитву ложным богам, хотя бы среди заключенных, но Эл заметила, как безмолвно двигаются их губы, повторяя древние слова:

— … и на крыльях ворона вернись в родной дом.

* * *

Вопреки обыкновению, Анна ворвалась в башню своей наставницы, Вильгельмины, без стука. Кровь бешено стучала в висках, как боевые барабаны, грудь тяжело вздымалась.

Старая королева стояла вполоборота у полок со склянками, в обычное время скрытых от взглядов слуг тонкой магией. Вздохнув, Вильгельмина спросила:

— Какой шигген за тобой гнался?

Анна молчала, только смотрела на нее во все глаза.

— Вы меня обманули, — наконец, тяжело дыша, выдавила она. Роза... Ее роза этим утром стала почти белой, точно первый утренний снег, только кончики лепестков еще ало рдели, как будто кто-то пролил на них каплю крови.

Вильгельмина обещала, что этого никогда не будет, но вот Ричард почти позабыл ее. Как легко... И больно, пусто внутри.

Словно не видя, куда шагает, она прошла на свое привычное место подле Вильгельмины. Отодвинула тяжелый стул с жесткой резной спинкой. Села. С ожесточением рванула из волос крепко засевший гребень, закусила губу, да так и осталась сидеть с разворошенным вороньим гнездом на голове. Злые, горячие слезы обожгли щеки.

Вильгельмина бесстрастно наблюдала за ней. Затем взяла с полки зеленоватый флакон и протянула Анне.

— Пей.

Она вскинулась, точно ужаленная:

— Отравить хотите?

Вильгельмина беззлобно усмехнулась.

— Пожалуй, только ты и способна отравиться обыкновеннейшей мятой. А теперь пей и будь добра... обьясниться.

Когда зелье ледяным когтем впилось ей в горло изнутри, Анна только тихо охнула. Морозный холод опустился в желудок, поднялся вверх, в голову, окутал лоб зимней короной — и растаял, оставив в голове только кристальную ясность.

Стало и правда легче. Анна моргнула и произнесла уже значительно спокойнее:

— Вы сказали, что Ричард будет моим. Вы обманули меня. Сегодня я узнала точно... никакого зелья, что вы мне обещали, не существует.

Она уронила голову на ладони и зарыдала.

— Только мяту зря извела, — с досадой бросила Вильгельмина. — Что, ходила в “Чашу и коготь“? И у всех подряд спрашивала, нет ли у кого-нибудь зелья для чистой и настоящей любви?

Анна всхлипнула.

— Ходила, — хмыкнула Вильгельмина. — А тебе сказали, что проще напоить бедолагу крепким вином, потому что Мудрая-де не одобряла баловства с магией и любовью?

Анна отняла руки от лица и замерев, посмотрела на наставницу.

— А кто тебе сказал, дура, что специально для тебя нужно любовные зелья изобретать? Что, других способов мало? — внезапный крик королевы заставил Анну отшатнуться.

— Я... Я...

— Не блей, как новорожденный ягненок, — с отвращением сказала Вильгельмина. — Десять лет я учила тебя уму-разуму, собственных сил не жалела, тебе отдавала! Я обучила тебя магии, нарекла новым именем! Неблагодарная!

Немного успокоившись, старуха присела напротив обескураженной ученицы и тихо шепнула:

— Однажды сама Мудрая полюбила смертного...

* * *

Однажды сама Мудрая полюбила смертного. Красив он был: высокий, статный, смоляные кудри волною вьются, глаза как небо, синие. Вот только был он горьким пьяницей, и веселье в кабаках с дружками было ему дороже всех девиц на свете. Даже светлой богини, спустившейся ради него на землю.

Провела она подле него год, другой, да все тщетно.

Горько было Мудрой смотреть, как топит в вине свою красоту ее возлюбленный. Навела она на него чары сонные, посадила в винную бочку да пустила плыть по морю-океану. Сама обернулась лебедью белой и поплыла следом.

Долго ли, коротко ли, вынесло бочку на остров пустынный, разбило о камни морские.

Очнулся юноша на берегу без памяти.

Смотрит — плывет к нему лебедь белая и говорит человеческим голосом, да не горьким пьяницей называет, а принцем потерянным, сыном короля заморского. Шепчет птица нежно, вкрадчиво, шея тонкая змеею вьется:

— Мой принц, пока вы были в море, вы спасли мою жизнь. И теперь я выполню любые ваши желания.

Думала Мудрая, что вдалеке от соблазнов мирских вспомнит ее любимый о ней... Но горько ошиблась она.

Сперва потребовал юноша выстроить замок на острове и всех его подданных к нему перенести.

Улыбнулась Мудрая — и не успела первая ночь смениться рассветом, как на острове, на высокой горе, появился замок, а под замком — веселый многолюдный город. Из морских ли глубин он появился, или из небесного града, то неведомо. Беспредельны силы богини-колдуньи.

Обрадовался юноша и на коленях благодарил лебедь — но радости его хватило ненадолго.

Подумал он — подданных своих защищать надо. И снова взмолился лебеди:

— Дай мне воинов могучих, непобедимых, чтобы спокойным было королевство мое.

Вздохнула Мудрая — и пошла с поклоном к Воину, брату своему.

И вышли из пучин морских три тысячи воинов в кованых серебром латах. И поклонилась серебряная стража Воина юноше. А он в ответ поклонился лебеди.

Долго ли, коротко ли, не успела весна смениться летом, как в третий раз пришел юноша к Мудрой.

— Несметных богатств желаю, — сказал он надменно. — Чтобы листья в садах были изумрудными, а плоды из чистого золота. И чтобы белки в лесах не орехи, а драгоценные камни грызли.

Нахмурилась Мудрая, но ничего не сказала.

Отправилась она к Матери своей и украла у нее Чашу, что дает изобилие. Набрала в чашу воды из океана да пролила над садами. Расцвели сады, как королевская сокровищница, и золотые плоды тихо звенели на ветру.

Может быть, думала Мудрая, он полюбит меня теперь? Но тщетно. Едва взглянул юноша на сады волшебные, едва кивнул лебеди.

— А теперь, — сказал он, — я хочу жениться. Есть где-то далеко, говорят, принцесса, прекраснее которой нет на свете...

Рассердилась Мудрая, но виду не подала. Спросила у юноши:

— И какова же твоя желанная?

— Говорят, что на челе у нее сияет солнечная корона, а волосы она закалывает лунным полумесяцем. Голос ее нежнее струн арфы, а шаги легче воздуха.

— И ты любишь ее? — спросила Мудрая.

— Люблю.

— Да видел ли ты когда-нибудь свою принцессу?

— А разве недостаточно того, что она прекраснее всех на свете?

Рассмеялась Мудрая и сказала:

— Знай же, тебе очень повезло. Принцесса эта — пред тобою.

И сбросила она облик лебедя, и приняла вид этой девицы — кем бы она ни была и существовала ли.

Глупец, конечно же, ничего не понял. Взял он Мудрую под руку и повел в город, который она ему даровала.

Когда богиня вдоволь с ним натешилась, то сказала:

— Милый мой, неплохо бы нам и о свадебке подумать.

Не раздумывая, юноша согласился.

И вот, когда тетива свадебного лука была перерезана, а посаженные мать и братья отдали руки невесты жениху, настал час последнего испытания.

— Силой добудь себе жену, — провозгласил жрец.

Села Мудрая на коня, а юноша помчался вдогонку. Летели они быстро, как ветер, но Мудрая и не думала сдержать своего скакуна. Вот и город остался позади, и сады с изумрудными листьями и золотыми плодами. И только скрылись они из виду, как пропали без следа.

Остался лишь юноша в богатом свадебном наряде на пустынном белом берегу, а рядом с ним — разбитая винная бочка. Только где-то над ним, высоко-высоко, летал лебедь, вытягивая длинную, гибкую шею, и шипел почти по-змеиному.

— Ты говоришь, что он любит эту принцессу, — усмехнулась Вильгельмина. — Но как можно любить то, чего не ведаешь? Хорошенько подумай, Антарес. Может быть, эта старая сказка тебе когда-нибудь пригодится.